Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 95 страниц)

Этот кульминационный процесс был, однако, не просто драматургическим воплощением устремлений сталинской души. Он был связан с политическим расчетом. Подключение правой оппозиции к вымышленному заговору и признания обвиняемых в том, что они создавали террористические группы в различных наркоматах, обосновывали подъем новой волны арестов, и по числу жертв 1938 г. сравнялся с 1937-м, а быть может, и превзошел его.

И подобно предыдущим процессам, у этого процесса был и внешнеполитический аспект. Хотя громче всего на нем звучала антифашистская тема, тем не менее в обвинениях в шпионаже и утверждении, будто «блок» намеревался уступить территории в будущем расчлененного СССР Великобритании, прозвучала и антибританская тональность. По своему содержанию процесс не был последовательно антинацистским. Он открылся признанием Бессонова в том, что, действуя в интересах заговорщиков, по инструкциям и приказам Крестин-ского, он пытался сорвать нормализацию советско-германских отношений после прихода к власти в 1933 г. нацистов. Таким образом, антисталинская коммунистическая оппозиция изображалась силой, мешавшей плодотворным советско-нацистским отношениям. Некоторые обвиняемые на процессе (прежде всего Бухарин и Тухачевский) были хорошо известны как решительные коммунисты-антифашисты, и точно так же, как и на прошлых процессах, на этом в числе обвиняемых были евреи.

Более того, по замыслу Сталина, этот процесс, как и предыдущие, должен был в будущем послужить оправданием замышлявшегося им соглашения с Гитлером. Такие видные коммунисты-антифашисты, как Троцкий и Бухарин, представлялись не только людьми, идущими на сделки с нацистами, но и профашистами. Такое очернение подсудимых как людей фашистского менталитета, склонных к сотрудничеству с нацистами, подготавливало сотрудничество с нацистами самого Сталина, ибо подрывало мнение, будто коммунисты поддерживают антифашизм, и заранее опровергало мысль, что другие старые большевики, в отличие от Сталина будучи верными антифашистским принципам, не пошли бы на заключение советско-нацистского пакта.

Суммируя, можно сказать, что в ходе процесса выявилась тенденция если не придать заблаговременно политическую респектабельность намерению Сталина пойти на сделку с Гйтлером, то по меньшей мере смягчить отрицательную оценку такого шага. Рассматривая процесс под таким углом зрения, можно прийти к выводу, что смысл его (как и предыдущих процессов) сводился к следующему: если даже антисталински настроенные коммунисты готовы, преследуя антисоветские цели, заключить сделку с нацистами, то что может быть дурного в подобных сделках, коль скоро они станут служить советским интересам, позволят расширить территорию СССР, удержат его в стороне от войны, в которой столкнутся между собой Запад и Германия?

Дошли ли такие тонкие намеки до официальных кругов Германии, это другой вопрос. При всем том, что посол Шуленбург и его сотрудники были в общем сторонниками сближения России и Германии, тем не менее процессы вызвали у немецкого посла столь сильное негодование, что он запретил работникам посольства посещать суд.

Шуленбурга потрясло, что его американский коллега, посол Дэвис, присутствовавший на процессах, посчитал позицию прокурора заслуживающей доверия³⁵. В послании, направленном британским послом Чилстоном в Лондон по окончании процесса, говорилось об «отвратительной пародии на правосудие, которую советские власти удостоили названия “процесс»” Отвечая на заданный в палате общин вопрос, британский премьер-министр заявил, что процесс с его беспочвенными обвинениями в адрес Великобритании «нанес чрезвычайный ущерб англо-советским отношениям». Французская некоммунистическая печать осудила всю эту инсценировку.

Однако в Италии процесс встретил понимание. Еще в то время, когда он шел, фашистская газета «Пополо д’Италиа» в номере от 5 марта 1938 г. вопрошала: «Не может ли статься, что перед лицом краха ленинской системы Сталин тайно стал фашистом?». «В любом случае, – продолжала она, – Сталин оказывает фашизму большую услугу, подчистую выкашивая своих врагов, полностью обескровливая их». Автором этой статьи был бывший социалист, который, играя на итальянском национализме, основал фашистское движение. Его мнение имело немалый вес: звали его – Муссолини.

Террор против иностранцев

Время от времени Сталин поучал советских людей, предупреждая их о смертельной опасности капиталистического окружения. Показательные процессы как бы проиллюстрировали это утверждение. Они нарисовали картину активности зарубежных врагов, исходящих ненавистью к России, замышляющих свержение советского строя и расчленение СССР, вербующих себе на службу шпионов и вредителей как внутри страны, так и из числа граждан, совершающих зарубежные поездки. В разряд подозреваемых попадали проживающие в России иностранцы, вернувшиеся на Родину русские, советские граждане, поддерживающие связи с иностранцами.

В конце 30-х годов возродилась еще одна присущая культуре древней Московии черта: ксенофобия. Возвратившись в Москву, чтобы после трехлетнего перерыва возобновить работу в американском посольстве, Чарльз Болэн, отметил, что рядовые люди «с улицы», которые в 1934 г. вели себя открыто и по-дружески, теперь избегали каких-либо контактов с иностранцами. Когда, например, его жена стала в очередь в московском магазине, советские женщины буквально «испарились», как только по ее пальто заподозрили в ней иностранку³⁶.

Множество невинных пострадало из-за своего иностранного происхождения, пребывания в прошлом за рубежом или из-за связей с заграницей. Были арестованы некоторые из тех, кто приехал в Россию из Восточной Польши и Прибалтики в качестве туристов или нелегально перешел границу в поисках лучшей жизни при строе, который они считали социализмом. Их вынудили сознаться в связях с иностранными разведслужбами и сослали в лагеря³⁷

Эмигрировавшая в Англию еще до 1917 г. российская еврейка в 1933 г., будучи уже вдовой, вернулась с четырьмя детьми, рассчитывая жить со своими родственниками. Вскоре она исчезла. Ее старшая восемнадцатилетняя дочь, Флора Лейпман, была в 1937 г. арестована, подверглась многомесячным допросам по подозрению в шпионаже в пользу Великобритании, сослана в сибирский лагерь в 1939 г., освобождена в 1941 -м, после чего осталась жить в ссылке³⁸. В 1938 г. маленькую больную дочь в то время единственного британского корреспондента в Москве устроили жить для укрепления здоровья в крестьянской семье в Подмосковье. Через несколько дней половина членов этой семьи и несколько проживавших в деревне их родственников были арестованы.

Массовым арестам по обвинению в шпионаже в пользу японской и маньчжурской разведок подверглись русские эмигранты, которые работали на Китайско-Восточной железной дороге в Маньчжурии вплоть до ее продажи в 1935 г., а затем движимые патриотическими чувствами вернулись в Россию. Террор поглотил даже Устрялова, родоначальника эмигрантского национал-большевизма, который, возвратившись на Родину, написал статью, прославлявшую сталинскую Конституцию³⁹.

В течение одного дня в Астрахани была проведена облава на всех граждан иранского происхождения. Тех из них, кто жил здесь до революции, отправили в лагеря, а бежавших в Россию в 1929 г., после восстания против шаха, насильно выдворили в Иран, где многим из них угрожала смертная казнь⁴⁰ В 1937 г. было арестовано более трехсот членов армянской общины в Харькове. Здесь же бросили за решетку как агентов соответствующих иностранных правительств латышей, немцев, поляков, финнов, эстонцев, китайцев, представителей других этнических групп⁴¹. Такая же участь постигла лиц иностранного происхождения и в других районах страны.

Направленный против иностранцев террор обернулся смертью для многих советских граждан как на высоких, так и на нижних ступенях социальной лестницы, в официальные обязанности которых входили контакты с иностранцами. Хотя Сталин и пощадил Литвинова и нескольких его подчиненных – они пока еще были нужны Сталину для проведения курса на создание в Европе антифашистской коалиции, – однако нарком иностранных дел оказался беспомощным, когда возникла необходимость предотвратить преследование фактически целой плеяды высокообразованных, талантливых и опытных должностных лиц в его наркомате и на внешнеполитической службе в целом.

В декабре 1937 г. было объявлено о казни Льва Карахана и Бориса Штейгера. Последний отвечал за поддержание неофициальных контактов с членами московского дипломатического корпуса. Их обвинили в шпионаже в пользу иностранных держав. Тщательное изучение урона, причиненного террором советской дипломатии, выявило, что в 1937-1938 гг. жертвами стало по меньшей мере 62% высокопоставленных служащих Наркоминдела, работавших там с 20-х годов. Еще 14% за эти два года умерло или дезертировало. В числе жертв, кроме заместителей наркома Крестинского и Сокольникова, оказались советские послы в Финляндии, Венгрии, Латвии, Польше, Норвегии, Еермании, Турции, Румынии, Испании, Афганистане, Монголии и Дании. Список следует дополнить именами многих начальников управлений, а также менее значительных сотрудников советских миссий за рубежом. НКВД устанавливало все больший контроль над Наркоминделом, особенно после назначения в 1939 г. заместителем наркома иностранных дел энкавэдэшника ВТ. Деканозова. Если до начала кампании террора русские составляли 43% ветеранов советской внешнеполитической службы, то в числе дипломатов нового поколения, выдвинутых в годы террора, их было уже 80%⁴².

Два высокопоставленных дипломата – поверенный в делах в Афинах Александр Бармин и революционер, герой Еражданской войны, посол в Болгарии Ф.Ф. Раскольников – бежали, когда их вызвали, как они знали, на верную смерть в Москву. Поселившись в Париже, Раскольников написал Сталину открытое гневное письмо, в котором заявил, что Сталин уничтожил старых большевиков, пошел на массовое уничтожение партийных и государственных работников, выросших в годы Гражданской войны и пятилеток, вырезал комсомол, инсценировал процессы, которые по абсурдности выдвигавшихся обвинений превзошли средневековые суды над ведьмами, оклеветал и расстрелял старых соратников Ленина и разрушает Красную Армию на пороге войны. В сентябре 1939 г., вскоре после того как его письмо появилось в иностранной печати, Раскольников скончался при таинственных обстоятельствах. При Хрущеве честь Раскольникова была посмертно восстановлена, а письмо получило высокую оценку⁴⁵. При Горбачеве оно было предано гласности.

Во время Большого террора ни одна категория не подверглась столь массовой расправе, как иностранные коммунисты, искавшие убежища в России или просто приехавшие туда для работы или учебы. Эпизод, происшедший на Лубянке в 1936 г., раскрывает тяжелое положение, в котором они оказались, и показывает, как некоторые из них оценивали происходящее. Молодая итальянка, лежавшая на полу переполненной женской камеры, сказала: «У вас произошел фашистский переворот». На возражения русских женщин она ответила: «А что же это может быть, если арестовывают коммунистов?». Сокамерницы-русские ответили: «Что вы говорите? Ведь коммунистическая партия пока еще у власти». «Зачем вы меня пытаетесь обмануть? – возразила она. – Я знаю, что такое фашистский переворот»⁴⁴. Позже ее расстреляли.

Жертвами пали иностранные коммунисты многих национальностей. Показателен в этом отношении Коммунистический университет нацменьшинств им. Мархлевского (Москва). В нем было 20 отделений, обучалось около 700 студентов. Существовали польское, немецкое, венгерское, болгарское, югославское и еврейское отделения. В 1932 г. на еврейском отделении учился Леопольд Треппер, коммунист из Палестины. Его преподавателем был профессор Димен-штейн, который в 20-е годы занимал пост заместителя наркомнаца Сталина, знал хорошо Ленина и любил цитировать его высказывание, что антисемитизм – это контрреволюция⁴⁵. Однажды ночью в конце 30-х годов НКВД арестовал всех преподавателей университета – за исключением одного, который в то время был в отъезде. Их жен отправили в лагеря, детей поместили в детские дома НКВД, а университет закрыли⁴⁶. Можно не сомневаться, что арестовывали и многих студентов.

Многие иностранные коммунисты таинственно исчезали из гостиницы «Люкс», а также из других мест жительства в Москве (например, из жилищного кооператива «Велт Октобер», в котором в 1937—1938 гг. арестовывали по ночам по принципу профессии или национальности, например «всех» венгров, или «всех» эстонцев, или «всех» поляков). Жены арестованных лишались квартир и работы. Жен, которые были членами партии, исключали из ее рядов и запрещали въезд в Москву. Немало было арестовано и брошено в лагеря за принадлежность к «семье врага народа». Многих иностранцев, ожидавших своей участи, переселяли в ветхое строение позади «Люкса», предназначенное для семей арестованных коммунистов⁴⁷

Большую общину в Москве составляли немцы, слывшие наиболее стойкими антифашистами-иностранцами. В большинстве своем они стали жертвами террора. В августе 1936 г. одной из первых была арестована Карола Неер, исполнявшая в «Трехгрошовой опере» Брехта и Вайля роль Полли. Будучи приговоренной к десятилетнему заключению, она отвергла попытки НКВД завербовать ее и впоследствии была расстреляна⁴⁸. По подсчетам немецкого представителя в Исполкоме Коминтерна, к апрелю 1938 г. за решеткой оказалось 842 немецких антифашиста⁴⁹. Среди немцев жертвами террора стали Гуго Эберлайн, делегат учредительного конгресса Коминтерна; Вернер Хирш, близкий соратник Эрнста Тельмана; Лео Флиг, секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Германии; член Политбюро КПГ Герман Ремелле; члены Центрального Комитета КПГ Гайнц Нойман и Герман Шуберт; главный редактор газеты «Роте фане» Генрих Зусскинд; известный немецкий антифашист писатель Георг Борн; немецкий еврей композитор Ганс В. Давид; актер Александр Гранах; почти все сотрудники немецкой коммунистической газеты «Дойче централ-цайтунг». В 1938 г. исчез знаменитый швейцарский революционер Фриц Платтен, который спас Ленина от убийц⁵⁰.

Трагедия постигла немецкую школу, которую в Москве открыли в 1934 г. для детей венских рабочих, оказавших сопротивление австрийским правительственным войскам, обстрелявшим их дома. В 1938 г. школу закрыли. Многие связанные с ней семьи были арестованы и депортированы в Австрию, где их ждала ужасная судьба. После того как однажды ночью был арестован молодой немец – преподаватель географии по имени Курт, его жену Изольду вынудили вернуться в Германию, где, как она знала, ей грозил концлагерь⁵¹.

Не менее трагичной была судьба беженцев из других соседних с Россией стран. По данным тогдашнего генерального секретаря ЦК Компартии Финляндии, который в 30-е годы вплоть до переезда в 1938 г. в Стокгольм жил в Москве, в советские концентрационные лагеря было сослано до 20 тыс. финнов. Беда обрушилась на столь же большое число коммунистов из пограничных Советскому Союзу иностранных государств. По его оценке, еще больше было арестовано латышей и литовцев. Поляки – жертвы сталинского террора – исчислялись многими тысячами⁵².

Не меньший по силе удар, чем обрушившийся на рядовых иностранных коммунистов, их сторонников и членов семей, испытали на себе почти все иностранные коммунисты, работавшие в московском отделении Коминтерна, а также проживавшие в Москве замкнутой группой лидеры зарубежных партий. Террор против иностранных коммунистов в сталинской России в 1937-1938 гг. принял такой размах, что шансы выжить были значительно выше у коммунистов, арестованных в любой некоммунистической стране (за исключением Германии), чем в Советском Союзе. Так, Матьяш Ракоши выжил в венгерской тюрьме при хортистском режиме и после Второй мировой войны стал сталинским марионеточным руководителем Венгрии. Сохранила жизнь в королевской Румынии «Красная Анна» Паукер, с тем чтобы позже вновь всплыть на поверхность. Да и у финских коммунистов низшего ранга было больше возможностей выжить в годы «белого террора» в Финляндии, как характеризовали тот период советские издания, чем у их руководителей в Москве⁵⁵.

Еще одной жертвой, по которой прозвонил кремлевский колокол, стал самый прославленный из живших в то время коммунистов Бела Кун, возглавивший в 1919 г. недолговечную венгерскую коммунистическую революцию. В 1936 г. он попросил аудиенцию у Сталина для обсуждения своей дальнейшей деятельности. Во время беседы Сталин предложил Куну продолжить работу в Коминтерне, на что он ответил отказом, поскольку не мог сотрудничать с Мануильским. (Мануильский в качестве члена Секретариата и Президиума Исполкома Коминтерна осуществлял связь Сталина с этой организацией.) Мануильский, сказал Кун, это лицемер, который сегодня говорит одно, а завтра другое. Когда Сталин спросил, какую работу он хотел бы получить, Кун ответил, что хотел бы возглавить Политическое управление Красной Армии, где мог бы помочь подготовить ее к войне против фашистов,

так как «Гитлер рано или поздно нападет на нас». Присутствовавший на беседе Молотов возражал против того, чтобы Политуправление Красной Армиии возглавил человек со столь «взрывчатым именем». После первого московского показательного процесса Куну позвонил по телефону возглавлявший в то время НКВД Ежов и вызвал его к себе. Ежов предложил Куну написать брошюру «против врагов народа». Кун отказался сделать это и просил назначить его секретарем какого-нибудь областного или районного парткома⁵⁴. В конце июня 1937 г. произошло падение Куна.

Дело происходило на заседании Президиума Исполкома Коминтерна, которое проводилось под председательством Димитрова. В роли прокурора выступил Мануильский. Куна обвинили в том, что в брошюре, написанной им для коммунистов, работающих в Венгрии, он высказал мнение, что советская коммунистическая партия слабо представлена в Коминтерне. На заявление Ма-нульского, что эта критика направлена против Сталина (Сталин был членом Президиума Исполкома Коминтерна, но в его заседаниях не участвовал), Кун запальчиво сказал, что он критикует самого Мануильского, который «вообще никакой не большевик». Вслед за этим Мануильский обвинил Куна в связях с румынской тайной полицией и в том, что в 1919 г. он, создав видимость, что возглавил венгерскую революцию, на самом деле предал ее. Сотрудники НКВД ждали Куна в приемной и, когда он вышел после заседания, арестовали его. Смерть настигла Куна в 1939 г. В течение нескольких дней после его ареста за решетку были брошены почти все проживавшие в Москве члены Центрального Комитета Компартии Венгрии. Лишь немногим из них удалось выжить в лагерях или ссылке, где оказались те, кого не приговорили к смертной казни. Были арестованы и отправлены в лагеря сотни других венгров⁵⁵.

Вскоре после этого на таком же заседании Президиума Исполкома Коминтерна прозвонил колокол по польской компартии. При всей своей малочисленности – в 1934 г. польская компартия насчитывала от 9 до 10 тыс. членов, одну четверть или одну пятую которых составляли евреи⁵⁶, – польский отряд играл в коммунистическом движении важную роль. Некоторые его лидеры были прославленными старыми революционерами еще с ленинских времен, а многие поляки поселились в России и поднялись на высокие ступени советского аппарата. Полякам принадлежало заметное место в Коминтерне и его филиалах.

Два польских коммунистических лидера – Ленский и Бронковский – входили в Президиум Исполкома Коминтерна. Однако на его заседании, осудившем польское руководство, они не присутствовали, поскольку уже находились под арестом. Обвинителем вновь выступил Мануильский. Он поведал фантастическую историю. По его словам, в 1920 г. во время советско-польской войны капитулировал польский полк, насчитывавший 700 человек, которые затем поселились в России. Многие бывшие военнослужащие этого полка достигли здесь высоких постов в военной и политической областях и превратились, как сообщил Мануильский, в армию хорошо подготовленных польских шпионов, семнадцать лет работавших против советского государства. Последствием такого заявления стал арест всего высшего руководства польской партии⁵⁷.

Шел погром обосновавшихся в России польских коммунистов. Тем, кому выпала судьба занять важные посты в послевоенную пору, в том числе Беруту и Гомулке, очень повезло: в то время они томились в польских тюрьмах. Арестованный в 40-е годы сотрудник НКВД рассказывал своему товарищу по лагерю, который позже очутился на Западе, что ранее в Москве расстреляли 10 тыс. поляков. Гораздо большее число эмигрантов из Польши и обрусевших поляков (возможно, 50 тыс. человек) было арестовано и брошено в лагеря⁵⁸.

»

Летом 1938 г. Компартия Польши была распущена – несомненно, по указанию Сталина. Были распущены компартии Западной Украины и Западной Белоруссии. (Это были автономные организации в составе Компартии Польши, они представляли восточные польские провинции в границах до 1939 г.) Население этих районов включало значительное число этнических украинцев и белорусов. Никакого официального сообщения о роспуске трех названных партий не было сделано. Но со второй половины 1938 г. в коминтерновских изданиях Компартия Польши не упоминалась⁵⁹.

Хотя остальные компартии и не были формально распущены⁶⁰, некоторые из них были раздавлены путем уничтожения их лидеров и активистов, которые либо находились в России, либо оказались затянуты в страну под любым предлогом. Террор был особенно опасен для коммунистов соседних стран. Был распущен Центральный Комитет Компартии Латвии, а многие из его лидеров арестованы. Компартия Латвии подверглась массовой чистке, масштабы которой оказались столь велики, что работавший в послесталинскую эпоху советский историк писал о «фактическом роспуске»⁶¹ партии. Аналогичным образом было ликвидировано руководство литовской и эстонской компартий. Их подрубили под корень основательно; когда в 1940 г. в оккупированных Советским Союзом прибалтийских государствах формировались коммунистические правительства, то в них пришлось включить бывших социал-демократов, буржуазных профессоров и других деятелей: прибалтийские коммунисты довоенного призыва нашли свою смерть в России⁶². Еще одной жертвой жестоких репрессий стала Коммунистическая партия Бессарабии – пограничной территории, принадлежавшей до Второй мировой войны Румынии.

Наряду с польскими и немецкими коммунистами, особенно тяжелые удары антикоминтерновского террора испытали коммунистические партии Финляндии, Румынии, Болгарии, Греции и Югославии. Тито (в коммунистическом движении его знали под именем Вальтер) приехал в Москву в 1935 г. Ему повезло – советская сторона не одобрила его избрания в члены Исполкома Коминтерна. Тито уехал из России в 1936 г. Когда же он в 1938 г. вернулся в Москву, то к этому времени югославское руководство настолько «выкосили», что Тито назначили «временным» генеральным секретарем того нового Центрального Комитета Компартии Югославии, который еще предстояло создать, а из бесед с Димитровым он узнал о возможности роспуска КПЮ⁶⁵.

Лидеров болгарской компартии уберегло то обстоятельство, что Димитров находился в Москве в качестве официального главы Коминтерна. Тем не менее среди многочисленных жертв-болгар оказались даже товарищи Димитрова по Лейпцигскому процессу – Благой Попов и Басил Танев. Червенкову, мужу сестры Димитрова, удалось избежать неминуемого ареста, лишь укрывшись в квартире Димитрова и благодаря заступничеству последнего. Итальянская компартия, немало руководителей которой исчезло (Тольятти эта участь не постигла), смогла избежать неимоверного числа жертв благодаря тому, что большинство ее лидеров и активистов поселились не в России, а во Франции. И только лидерам легальных компартий из демократических стран – и то не всем – удалось пережить террор. Они были в известной мере защищены, будучи гражданами этих стран и обладая правом свободного выезда из России⁶⁴.

Террор против иностранцев развернулся не только на советской территории, но и за ее пределами – в Испании. Дело в том, что за 2 тыс. советских летчиков, офицеров-танкистов, штабных командиров, инженеров и техников, которые принимали участие в боевых действиях в Испании, внимательно наблюдало множество сотрудников НКВД. Под руководством офицера НКВД

Александра Орлова, впоследствии ставшего невозвращенцем, они расправлялись с теми, кто сражался на стороне республиканцев, если они относились критически к Сталину или просто независимо мыслили. Операции по «чистке» заканчивались после принуждения к признанию немедленно приводимыми в исполнение расстрелами. От террора пострадали некоторые бойцы Интернациональной бригады (несоветские иностранные коммунисты и другие добровольцы), которой командовал советский военный по имени Штерн, известный в Испании как генерал Эмиль Клебер. В соответствии с политическими целями Сталина, испанских коммунистов настраивали против анархистов, синдикалистов и социалистов, располагавших большим влиянием в Каталонии. Подобные действия наносили такой ущерб военным усилиям, что бывший начальник советской военной разведки генерал Ян Берзин, командированный в Испанию для сплочения испанцев на войну не на жизнь, а на смерть, вынужден был пожаловаться Ворошилову.

Поддерживавший связи с советскими военными лидерами, Берзин вскоре после их уничтожения в июне 1937 г. был отозван в Москву и исчез, равно как и Артур Сташевский, советский коммунист, уроженец Польши, занимавший пост советского торгового представителя в Барселоне. Он, как и Берзин, критически относился к действиям НКВД в Республиканской Испании⁶⁵.

Почему же нацеленная на иностранцев кампания террора нанесла особенно сильные удары по компартиям соседних стран и Германии? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к единственному за весь 1938 г. публичному высказыванию Сталина по внешнеполитическим вопросам. Это ответ на письмо Ивана Филипповича Иванова, скромного штатного комсомольского пропагандиста в деревне в центральной России. Два комсомольских чиновника обвинили его в троцкистской ереси: на пропагандистском семинаре Иванов, сославшись на ранние сталинские труды, заявил, что победу социализма в Советском Союзе пока нельзя считать окончательной. Шефы Иванова, в том числе первый секретарь Курского обкома комсомола, приказали ему закрыть том работ Сталина, из которого он зачитывал соответствующую цитату, и заявили: «Тов. Сталин говорил это в 1926 г., а мы уже имеем 1938 г., и нам теперь думать об интервенции и реставрации никак не следует; мы теперь имеем окончательную победу социализма и имеем полную гарантию от интервенции и реставрации капитализма».

Иванов просил Сталина стать арбитром в споре. Сталин в своем ответном письме решительно занял сторону Иванова. Он сослался на полностью сохраняющий силу аргумент, приведенный им в «Вопросах ленинизма» (1926), суть которого в том, что непременным условием окончательной победы социализма в СССР и полной гарантии от попыток интервенции и капиталистической реставрации является победа революции «хотя бы в нескольких странах». И далее: эта «проблема пока не разрешена, и ее придется еще разрешить». Она может быть разрешена лишь на путях «соединения серьезных усилий международного пролетариата с еще более серьезными усилиями всего нашего советского народа»⁶⁶.

Нарочито туманная фразеология Сталина могла быть понята лишь теми, чьи мысли звучали в унисон с присущим ему мышлением, в котором отождествлялись большевизм и русский национализм. (Подобный образ мышления отнюдь не был понятен дипломатическому корпусу в Москве.) Сталин вновь подтвердил правомерность своего прежнего утверждения, что обеспечить безопасность русской революции можно, лишь распространив ее на «несколько стран». Как уже отмечалось, он имел в виду соседние страны. Его русский национал-боль-

»

шевизм ставил знак равенства между распространением коммунистической революции и ростом могущества Советской России на международной арене.

Сталин мог представить себе два варианта для реализации таких планов. Первый он обрисовал в тогда все еще засекреченной речи, которую произнес в январе 1925 г. Согласно этому сценарию, Советский Союз сохраняет нейтралитет в схватке, обескровливающей, как это было во время Первой мировой войны, обе коалиции противоборствующих европейских держав. А затем, выбрав удобный для достижения своих целей момент, Советский Союз вмешается в конфликт.

Второй вариант, в известной мере совпадавший с первым, предусматривал соглашение с гитлеровским режимом, которое развязало бы Сталину руки для экспансии в Восточной Европе, а Гитлеру – возможность вести войну на Западе. Такая экспансия означала бы возвращение СССР территорий, которые прежде входили в Российскую империю и были потеряны в ходе революции, т. е. Восточной Польши, прибалтийских государств, Финляндии и Бессарабии. Сталин, должно быть, отдавал предпочтение второму варианту. Если этот вариант будет иметь место в ближайшем будущем, он сулит перспективу легкого, возможно, бескровного продвижения на Запад как раз в ситуации, когда вооруженные силы Сталина – пусть даже большая чистка к тому времени прекратится – будут все еще далеки от преодоления последствий опустошения, причиненных этой чисткой, и не смогут добиться успеха в крупномасштабной войне. Позже, однако, за время длительной войны на Западе в советские вооруженные силы придет хорошо обученный новый офицерский корпус, и сталинский режим будет полностью готов вторгнуться в остальную часть Польши, на Балканы, а возможно, и в глубь Европы.

Именно в таком контексте становится понятным политический смысл решений Сталина, относящихся к Коминтерну, и особенно к коммунистическим партиям и их руководству в соседних странах. Новый раздел Польши – на этот раз между сталинской Россией и гитлеровской Германией – не мог бы быть приемлем для польской компартии, мышление руководства, которое было сформировано еще в эпоху Ленина. Отсюда и решительные меры по роспуску этой партии при одновременной ликвидации компартий Западной Украины и Западной Белоруссии.

Что касается компартий в государствах Прибалтики, то их руководство, состоящее из коммунистов старой закалки, обладавших независимым мышлением и способностью к самостоятельным суждениям, было неподходящим орудием для того Сталина, который замышлял включить эти страны в расширяющуюся Советскую Россию. В качестве руководителей партий на расположенных в пределах досягаемости России территориях гораздо предпочтительней было видеть покорных функционеров без заметных коммунистических заслуг.