Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 95 страниц)

«Без царя земля вдова», «без царя народ сирота». В этих пословицах нашел свое отражение миф о царе-батюшке. По-разному эту же самую мысль передают многие другие старые русские пословицы и поговорки («Бог знает да царь», «Все во власти Божьей да государевой», «Богом да царем Россия сильна»)⁵. Совершенно очевидно, что политическая лояльность русского крестьянина связывалась не с абстрактным учреждением (государством), а с конкретной личностью правителя. Самодержавие вкупе с русским православием представлялось крестьянину составной частью того естественного порядка вещей, который (на более высоком, государственном уровне) соответствовал привычному патриархальному авторитаризму семейной жизни в деревне. (Подобные чувства в народе стали ослабевать только в самом конце царского правления.)

Крестьянин постоянно испытывал многочисленные глубокие обиды и временами был готов во всеуслышание о них заявить или даже отреагировать насилием. Но обычно он направлял свое негодование на ближайших виновников несчастья, в первую очередь на помещиков, и снимал всякую вину с самого царя. Разве не окружали царя министры и советники, которые обманывали его и держали в неведении относительно людских страданий? Так рассуждал крестьянин и вкладывал особый смысл в следующие слова: «Царь далеко, а Бог высоко». Стойкая вера в царское великодушие поддерживала в народе традиционное стремление рассказать ему всю правду, обратиться лично к нему с петициями о восстановлении справедливости. Именно в соответствии с данной традицией священник Георгий Гапон возглавил 9 января 1905 г. демонстрацию рабочих, которых повел к Зимнему дворцу с иконами, чтобы просить у Николая II реформ и заступничества. Царь не принял своих верноподданных, войска открыли огонь по шествию, и 9 января вошло в историю России как Кровавое воскресенье. Эта бойня привела к революционному взрыву 1905 г. и значительно подорвала веру в передававшуюся из поколения в поколение русскую сказку

0 царе-батюшке. Глубокий смысл данного события для воспитанного на традициях русского ума выразил Гапон трагическими словами: «Нет больше царя»⁶.

Мощные народные бунты, которые время от времени сотрясали Россию на протяжении всей ее истории, свидетельствуют, что даже в самые мятежные периоды крестьянин обычно сохранял лояльность по отношению к царю или, во всяком случае, к идее царского правления. Известны восстания под руководством Ивана Болотникова и других крестьянских вождей в Смутное время (1605-

1 б 13), бунт Степана Разина (1667-1671). Через столетие, во время царствования Екатерины II, вспыхнуло восстание под предводительством Емельяна Пугачева. Чернявский говорит о «царецентризме» этих повстанческих движений, подчеркивая тем самым тот факт, что они были направлены против помещиков и государственных чиновников, но под царским знаменем⁷ Ни один предводитель бунтовщиков не заявлял, что движение враждебно царю. Напротив, они, как правило, утверждали, что на их стороне царь или какой-либо другой член царской семьи, или же стремились убедить, будто сами являются царями.

Так, Разин уверял, что вместе с мятежниками вверх по Волге движется старший сын царя и наследник престола царевич Алексей, а Пугачев выдавал себя за царя Петра III, убитого мужа Екатерины II. Именно из уважения к этой сложившейся традиции республиканцы-декабристы⁸ призвали войска к выступлению от имени предполагаемого «истинного царя» великого князя Константина. История сохранила для нас и другие поучительные примеры. Когда в 70-е годы прошлого столетия представители радикальной интеллигенции «пошли в народ» и стали проповедовать крестьянам социализм в антимонархическом духе, последние заявили о многих из них в полицию. Таким образом, отсутствие в социалистической пропаганде молодых образованных радикалов идеи монарха помогает объяснить негативное отношение крестьянства к народникам. Положение изменилось лишь на рубеже нового столетия. К тому времени русские крестьяне, а также рабочие – выходцы из крестьян – стали более восприимчивыми к революционной пропаганде немонархического характера.

Примечательно, что и в рассуждениях интеллигенции на первых порах присутствовали определенные монархические тенденции, несмотря на то что для нее было характерно довольно прохладное отношение к царизму. Эта тонкая прослойка критически мыслящих русских первоначально состояла из получивших образование отпрысков земельной аристократии. Однако уже к середине XIX в. в нее стало вливаться все большее число разночинцев из числа тех немногих, которым посчастливилось получить высшее образование. Их волновал прежде всего «социальный вопрос», который до указа об освобождении 1861 г. в основном сводился к проблеме отмены крепостного права; но и здесь некоторые представители интеллигенции возлагали свои надежды на монархию как организатора этой важной реформы. Почему бы прогрессивному царю не отменить крепостное право, действуя сверху вопреки сопротивлению крепостников, которых Александр Герцен – выдающийся представитель интеллигенции 40-х и 50-х годов XIX столетия – назвал «плантаторами»? Таким образом, аболиционистски настроенная интеллигенция вместе с либеральными представителями русского общества из среды государственных служащих отдавала предпочтение не конституционной программе, осуществление которой, по их мнению, лишь усилило бы политическое влияние землевладельцев, а идее прогрессивного самодержавия. Виссарион Белинский, прогрессивный литературный критик и мыслитель 40-х годов, колебался между надеждой на всеобщее восстание крепостных крестьян и упованием на диктатуру царя, действующего во благо народа и против знати⁹. Писатель и критик Николай Чернышевский, в 50-е годы принявший на себя духовное руководство интеллигенцией, в 1848 г. записал в дневнике, что России нужно самодержавие, чтобы защищать интересы низших классов и подготавливать будущее равенство. Затем он добавил: «Так действовал, например, Петр Великий, по моему мнению. Но эта власть должна понимать, что она временная, что она средство, а не цель»¹ °.

Проживавший в эмиграции в Западной Европе Герцен мыслил в том же направлении. Революция 1848 г. во Франции рассеяла его иллюзии и побудила пересмотреть прежнее увлечение Западом. Исходя из старого славянофильского представления о русских как об «общинном народе», он выдвинул идею о том, что русский крестьянин – это инстинктивный социалист, что мир (традиционная деревенская община в России) – это ядро будущего русского социалистического общества. Если, дескать, во Франции человеком будущего являлся работник, то в России человек будущего – мужик. И быть может, рассуждал он, именно экономически отсталой, еще не вступившей на капиталистический путь развития, но сохранившей старинные деревенские общины России предопределено самой судьбой повести весь славянский мир к социализму¹¹. Здесь как бы еще в зародыше предстает социалистическая идеология революционного движения народников, возникшая в среде радикальной интеллигенции в конце 50-х и в 60-е годы.

Примечательным является то, что в первые годы царствования Александра II у Герцена так называемый «русский социализм» уживался с теорией прогрессивного самодержавия. Он призывал Александра II стать «коронованным революционером» и «земским царем», продолжить преобразования Петра Великого и порвать с петербургским периодом столь же решительно, как Петр I порвал с московским периодом. Наставник народников и теоретик анархизма Михаил Бакунин какое-то время заигрывал с идеей революционного монархизма. В 1862 г. он писал: «Александр II мог бы так легко сделаться народным кумиром, первым русским земским царем». И далее: «Опираясь на этот народ, он мог бы стать спасителем и главой всего славянского мира... Он, и 'только он один, мог совершить в России величайшую и благодетельнейшую революцию, не пролив капли крови»¹². Четырьмя годами ранее к Александру II со страниц издававшегося Герценом в Лондоне сборника «Голоса из России» обратился в том же духе молодой русский социалист Николай Серно-Соловьевич, который предложил царю использовать собственную абсолютную власть для претворения в жизнь социалистической программы передачи под эгидой российского государства помещичьих земель деревенским общинам. «На русском престоле, – заявил этот революционер, – царь не может не быть, сознательно или несознательно, социалистом»¹³.

Представление о «якобинце Романове», осуществляющем из Санкт-Петербурга социалистические преобразования в России, было абсолютно утопическим, и радикалам со всей очевидностью пришлось бы испытать разочарование даже в том случае, если положения земельной реформы 1861 г. не оказались бы такими неудовлетворительными и не повлекли бы за собой серьезные крестьянские волнения. Последнее обстоятельство, однако, дало толчок росту революционного народничества бО-х годов, объявившего войну казенной России и видевшего в Александре II, которого сам Герцен раньше назвал «царем-освободите-лем», главного врага русского народа. Чернышевский и другие революционные народники, отказавшись от всяких надежд на народного царя и прогрессивную автократию, стали утверждать, что российский монарх – это только верхушка аристократической иерархии и чем скорее она «погибнет», тем лучше. Серно-Соловьевич, например, стал одним из создателей революционного тайного общества «Земля и воля», предтечи организации «Народная воля», члены которой в конце концов убили Александра II. Перелом в умонастроениях нашел наиболее четкое отражение в прокламации студента Каракозова, в которой он разъяснял причины покушения (правда, неудачного) на царя в 1866 г. Русская история, говорилось в ней, показывает, что лицом, действительно виновным во всех страданиях народа, является не кто иной, как сам царь. Каракозов, в частности, писал: «Цари завели себе чиновников... и постоянное войско. Назвали их (чиновников) дворянами... и начали им раздавать земли... Сообразите это, братцы... и вы увидите, что царь есть самый главный из помещиков, никогда он не потянет на мужицкую руку, потому – он самый сильный недруг простого народа*¹⁴.

Поскольку выстрел Каракозова символизировал собой тот факт, что радикальная интеллигенция рассталась с представлением о прогрессивном самодержавии; по-видимому, данный рубеж можно было бы считать вполне подходящим для того, чтобы на нем закончить историю русского революционного монархизма. Однако теперь мы подошли к одной из тех метаморфоз в истории политической мысли, которая ясно иллюстрирует ее внутреннюю сложность. Отказавшись от концепции прогрессивного самодержавия, народники 60-х и 70-х годов тем не менее вновь возродили ее в новом обличье, радикально изменив форму, но сохранив существенную часть прежнего содержания. Из устаревших представлений о диктатуре царя, действующего в интересах народа и против аристократии и преобразующего Россию сверху на социалистических принципах, некоторые народники выбросили фигуру царя, заменив ее организацией революционеров. В результате место идеи о прогрессивном самодержавии заняла идея о том, что за революционным захватом власти снизу последует диктатура революционной партии, которая использует политическую власть для осуществления сверху социалистического преобразования российского общества. Сторонники теории революционной диктатуры приобрели известность как «русские якобинцы».

Эта идея была сформулирована еще в 1862 г. в прокламации народников «Молодая Россия». Ее автор, П. Г. Заичневский, являлся руководителем подпольной группы революционного общества «Земля и воля» в Московском университете. Более обстоятельно данную концепцию разработали такие видные деятели народнического движения 70-х годов, как Петр Ткачев и Петр Лавров.

По мысли Ткачева, правящая элита из революционеров-интеллектуалов, захвативших политическую власть после «революционно-разрушительной» деятельности снизу, использует эту власть для «революционно-устроительной» работы сверху. Воздействуя на массы главным образом методом убеждения, а не принуждения, используя средства пропаганды, эти люди постепенно преобразуют страну на социалистических принципах, превращая крестьянскую общину в подлинную коммуну, экспроприируя частную собственность на средства производства, утверждая равенство и развивая народное самоуправление до такого уровня, на котором революционная диктатура окажется ненужной.

Руководители «Народной воли» предполагали также образовать «временное революционное правительство», которому предстояло сверху довести социально-экономическую революцию до конца. Ее результаты подлежали утверждению национальным парламентом народных представителей. Так выглядело русское якобинство на фоне народнического движения. Одним из его истоков (конечно же, неосознанно) являлась старая идея о прогрессивном царском самодержавии. Учение русских якобинцев оставило глубокий след в истории, прежде всего благодаря тому влиянию, которое оно оказало на политическое мышление Ленина.

Среди народников 70-х годов возник раскол по вопросу революционной тактики. Одни выступали сторонниками постепенного привлечения на свою сторону крестьян через просвещение и призывали «идти в народ», другие же ратовали за пропаганду «делом», имея в виду террористические акции. Последние считали русского крестьянина потенциальным бунтовщиком против всякой власти и доказывали, что акция, подобная покушению на царя, способна как искра разжечь в сельской местности большой пожар, который был бы значительнее и успешнее пугачевщины. Однако убийство в 1881 г. Александра II одним из членов организации «Народная воля» не вызвало у крестьян подобной реакции, а стало причиной еще более жестких репрессий в период правления его преемника Александра III. После этого многие радикалы из лагеря народников отказались от тактики террора и утратили веру в крестьянство как революционную силу. Между тем на арену выходила другая потенциальная революционная сила в лице небольшого по численности, но постоянно растущего русского промышленного пролетариата, который к концу столетия насчитывал свыше трех миллионов человек¹⁵. Неудивительно, что в сложившихся условиях определенная часть интеллигенции оказалась восприимчивой к идеологии пролетарской социалистической революции, которую пропагандировали Карл Маркс и Фридрих Энгельс. К этому времени в ряде европейских стран уже существовали социал-демократические партии, исповедовавшие марксизм и действовавшие от имени промышленного пролетариата, своей главной опоры. В 1883 г. ставший марксистом народник Плеханов основал в Женеве, где он в то время проживал, группу «Освобождение труда» и тем самым положил начало русскому марксизму как организованному движению. .•«.•••. «о»-м

Первоначальным импульсом движения, наставником и организатором которого стал Плеханов, были поиски новых путей в русской революционной политике. В основу легли направленные против народничества труды Плеханова «Социализм и политическая борьба» и «Наши разногласия». В них он обрушился на «русских якобинцев». По его словам, концепция захвата власти тайной заговорщицкой организацией представляла собою «фантастический элемент» программы «Народной воли». Вызывала возражение уже сама идея «временного революционного правительства», выполняющего роль опекуна в отношении народа, который строит социалистическое общество. Диктатура революционной партии была ненужной и нежелательной; рабочие-де не захотят одну форму надзора заменить другой, и им не понадобятся наставники, когда они в будущем окончат революционную школу политического самовоспитания. Вместе с тем преждевременный захват власти какой-либо организацией вроде «Народной воли» (даже если предположить, что это осуществимо) неизбежно закончился бы крахом из-за отсутствия достаточной поддержки народа. А если такое правительство сохранило бы власть и попыталось бы ввести социализм сверху с помощью декретов, то результатом был бы «патриархальный и авторитарный коммунизм» или «перувианский (т. е. иерархический и авторитарный) коммунизм». Поэтому революционному движению следовало отказаться от идей захвата власти в результате заговора, а также от изобретения «социальных экспериментов и вивисекций» над русским народом с помощью диктатуры какой-либо революционной партии¹⁶. Что касается русских марксистов, то им следовало бы объединиться с другими оппозиционными слоями общества, включая либералов, в политической борьбе и свергнуть царский абсолютизм, а затем учредить в стране свободные политические институты. Подобная демократическая революция, по мнению Плеханова, ускорила бы темпы экономического развития России и позволила бы растущему индустриальному пролетариату создать собственную независимую политическую партию, похожую на социал-демократические партии Западной Европы. Входе будущей социалистической революции рабочие взяли бы власть уже как класс.

Как оказалось впоследствии, в своих ранних работах Плеханов заложил теоретические основы не всего русского марксистского движения, а лишь его меньшевистского крыла. Противостоящее ему большевистское крыло, которое возглавил Ленин, находилось под влиянием тех самых идей, которые критиковал Плеханов. Однако это выяснилось значительно позднее.

Когда работа «Социализм и политическая борьба» увидела свет в Женеве в 1883 г., Ленин был беззаботным тринадцатилетним юношей, Владимиром Ульяновым, который рос в волжском городе Симбирске (ныне Ульяновск). Его отец, инспектор и директор народных училищ Симбирской губернии и в известной мере сам принадлежавший к аристократии, умер в 188б г. В следующем году старший брат Владимира Александр, студент Петербургского университета, присоединился к новообразовавшейся группе народовольцев, замысливших отметить шестую годовщину убийства царя Александра II покушением на Александра III. Заговор закончился неудачей. Юношу, который, несмотря на мольбы матери, из принципиальных соображений отказался просить царя о помиловании, казнили. Это событие во многом предопределило дальнейший революционный путь Владимира. Брат-мученик стал его героем, а уничтожение царизма – неизменной целью¹⁷.

Вскоре после поступления осенью 1887 г. на юридический факультет Казанского университета Владимира исключили за участие в студенческой сходке. Затем полиция выслала его в имение дедушки, расположенное в Казанской губернии. В конце 1888 г. Владимир получил разрешение на проживание в Казани, куда к нему перебрались мать, сестры и младший брат. Через год семья переехала еще дальше вниз по Волге в Самару. В 1891 г. он сдал экстерном экзамены за юридический факультет Петербургского университета и затем недолго работал в Самаре помощником присяжного поверенного. В течение всего этого времени, однако, его целиком занимала и являлась предметом его читательского интереса вовсе не юриспруденция, а революция. Среди книг, в которые он погрузился с головой, были труды народников бО-х и 70-х годов. К любимым произведениям Александра, а теперь и Владимира принадлежал социальный роман «Что делать?», который Чернышевский написал в 1862 г. в заточении в Петропавловской крепости в Петербурге.

В галерее портретов радикально настроенных мужчин и женщин, описанных в романе, особо выделяется легендарная личность Рахметова. По воле автора, он происходил из помещичьей семьи древнейшей аристократической фамилии. Вскоре после приезда в 16-летнем возрасте в Петербург для учебы в университете Рахметов, встретившись с молодым человеком радикальных взглядов, в корне меняется и всю дальнейшую жизнь посвящает делу революции. Он необычайно много читает. Путешествуя по Западной Европе, настаивает на передаче большей части унаследованного состояния выдающемуся, но бедному мыслителю и создателю новой философии («какому-то немцу»). Занимаясь гимнастикой, соблюдая специальную диету (ветчина и черный хлеб) и даже работая бурлаком на Волге во время скитаний по России, он развивает в себе огромную физическую силу. Живет аскетически, не употребляет вина и отвергает любовь молодой женщины, на которой, возможно, охотно женился бы. Однажды он испытывает свою способность переносить боль, проведя ночь на ложе из острых гвоздей. О Рахметове и людях, подобных ему, Чернышевский писал: «Мало их, но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они в ней – теин в чаю, букет в благородном вине, от них ее сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли».

Роман служил источником вдохновения нескольким поколениям русских радикалов. То, что роман вдохновил и Владимира Ульянова, подтверждается, помимо прочего, еще и тем фактом, что написанное им в 1902 г. революционное произведение – пожалуй, одно из наиболее исторически значимых – он озаглавил «Что делать?». Беседуя с друзьями в январе 1904 г. в одном из женевских кафе, Ленин подтвердил, что поступил так, памятуя о романе Чернышевского. Он с возмущением реагировал на пренебрежительный отзыв о художественных достоинствах романа и признал, что произведение оказало на него огромное влияние, особенно при повторном прочтении после казни брата. Ленин, в частности, сказал: «Он (роман) увлек моего брата, он увлек и меня. Он меня всего глубоко перепахал. Это вещь, которая дает заряд на всю жизнь». Затем Ленин добавил: «Величайшая заслуга Чернышевского в том, что он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер, каковы должны быть его правила, как к своей цели он должен идти, какими способами и средствами добиваться ее осуществления»^|8.

Марксистское самообразование Ульянова началось осенью 1888 г. в Казани, где он изучал «Капитал» Маркса и установил связь с марксистским кружком. Интенсивное самообразование продолжалось и после переезда семьи в следующем году в Самару. Здесь он также участвовал в работе марксистских кружков.

Но ими его интересы не ограничивались. Он встречался и подолгу беседовал с политическими ссыльными в Самаре, бывшими членами «Народной волИ'>. В разговорах с оставшимися в живых представителями героического периода народничества Ульянов проявлял особый интерес к прежним «русским якобинцам», в том числе к Заичневскому и его программе революционной диктатуры изпрокламации «Молодая Россия». «В разговорах со мной, – писала много позднее одна из бывших ссыльных, – Владимир Ильич часто останавливался на вопросе о захвате власти – одном из пунктов нашей якобинской программы... Я теперь еще больше, чем раньше, прихожу к заключению, что у него уже тогда являлась мысль о диктатуре пролетариата»¹⁹.

Многое говорит в пользу такой точки зрения. Хотя Ленин вначале и принял идею Плеханова о двух фазах революции в России, его мысль, однако, постоянно двигалась в направлении безотлагательного создания диктатуры революционной партии в целях преобразования российского общества на социалистических принципах, – той самой диктатуры, которую он учредил в 1917 г. Так, в 1905 г. Ленин выступил против меньшевистской тактики поддержки либералов в буржуазно-демократической революции, направленной на свержение царизма и придерживался плана слияния обеих фаз революции под «демократической диктатурой пролетариата и крестьянства»²⁰.

Более того, вернувшись в апреле 1917 г. в Россию, Ленин отстаивал стратегию дальнейшего продвижения от демократической революции, воплотившейся во Временном правительстве, к социалистической революции путем захвата власти и установления «диктатуры пролетариата». Пытаясь теоретически обосновать данную позицию, Ленин вновь обратился к марксистской литературе и, скрываясь в подполье в 1917 г., написал «Государство и революцию», свой главный труд в области политической теории.

Основная задача «Государства и революции», как выразился Ленин, состояла в том, чтобы возродить «революционную душу» марксизма, которую изъяли руководители тогдашней социал-демократии, подобные Карлу Каутскому в Германии. В этой же книге доказывается, что душой классического марксизма, у истоков которого стояли Маркс и Энгельс, было учение о том, что революционная диктатура пролетариата является необходимым политическим инструментом, обеспечивающим переход к социализму и (в будущем) к коммунизму. Чтобы считаться истинным марксистом, писал Ленин, еще недостаточно признать теорию классовой борьбы. Следовало также признать и доктрину о диктатуре пролетариата – цели и конечного пункта этой борьбы. На практике, однако, диктатура пролетариата означала бы диктатуру революционной партии, действующей в интересах пролетариата. «Воспитывая рабочую партию, – писал Ленин, – марксизм воспитывает авангард пролетариата, способный взять власть и вести весь народ к социализму, направлять и организовывать новый строй, быть учителем, руководителем, вождем всех трудящихся и эксплуатируемых в деле устройства своей общественной жизни без буржуазии и против буржуазии»²¹. Следовательно, партия, захватив власть и управляя какдиктатор в интересах построения социалистического общества в России, ни в коем случае не погрешила бы против марксизма. Таков был практический вывод, который проступал сквозь строки ленинского, на первый взгляд чисто теоретического сочинения, содержащего марксистскую концепцию государства.

Революционная душа, которую Ленин вновь вдохнул в марксизм, была душой сугубо русской. Безусловно, учение о диктатуре пролетариата имеет важное значение в классическом марксизме. Правда, впоследствии марксисты социал-демократического толка, включая самого Энгельса (в конце своей жизни), предпочитали несколько преуменьшить значение этого учения. Но это учение не занимало того центрального места, которое отводил ему в марксизме Ленин. И диктатура пролетариата, которую имели в виду Маркс и Энгельс, не была диктатурой революционной партии, действующей в интересах пролетариата. Они вовсе не считали, что взявшим власть трудящимся для строительства новой жизни на социалистических принципах потребуется партия в качестве «учителя, руководителя, вождя». Возвышение диктатуры пролетариата до «сути» марксизма (как позднее сделал Ленин²²) и концепция диктатуры как государства, в котором правящая партия опекает трудящихся, – все это свидетельствовало о глубокой духовной связи Ленина с революционными традициями русских народников. Ленинизм – это отчасти воссозданное внутри марксизма русское якобинство. Должно быть, это понимал Ленин. Не совсем ясно, однако, осознавал ли он, что косвенным образом его точка зрения отражала также и влияние русской самодержавной традиции, которая, казалось, исчерпала себя в 1917 г.

„■у. Примечания

¹ Пророческие слова, приписываемые Емельяну Пугачеву, казненному предводителю крестьянского восстания, которое п 1773-1775 гг. охватило Поволжье и было подавлено властями. {ПушкинА.С. Поли. собр. соч. М., 1950. Т. 9-4. 1. С. 78).

²Щя11асеОопаШМаскеп21е.Ки55'12.]~, 1912. Р. 374, 392-393-

⁵НалъдеБ.Э. Петербургская миссия Бисмарка, 1859-1862. Прага, 1925. С. 39.

⁴Там же. С. 259-

⁵ДалъВ. Пословицы и поговорки русского народа. Т. 1-2. Т. 1.М., 1984. С. 189-191-

⁶ СверчковД.Ф. Три метеора. Л., 1926. С. 52. Гапон возглавлял петербургское общество рабочей взаимопомощи, созданное при содействии правительства для того, чтобы направить недовольство рабочих в более безопасное русло.

⁷СЬетгаозкуМ. Тваг апб Реор1е: БтисИев т Ки.чыап Ки1ег МугЬ.т Кеу Науеп, 196]. Р. 70.

⁸ Так называли группу офицеров знатного происхождения, которые под нлиянием конституционных идей Запада (в ряде случаев усвоенных во время службы за границей) безуспешно пытались после кончины Александра I организовать 14 декабря 1825 г. выступление войсковых частей в Петербурге. Некоторые из них были казнены, другие отправлены в Сибирь на каторжные работы. В последующие годы их выступление стало считаться началом русского революционного движения XIX в.

⁹УепШп ргапсо. КооШоГКеуо1шюп. А ШЖогуоГ(Ье РориЦ.41 апс)5ос1аЦ5( МоуешепН т №п1ееп1Ь СепШгу Ки515а. Г4.У., 1960. Р. 49.

¹⁰Чернышевский Н.Г Полн.собр. соч. М., 1939– С. 1.С. 121 -122. Биография Чернышевского, его взгляды, ранние надежды на прогрессивного царя, последующий отааз от этих надежд в: Наге ШсЬагЫ. Рюпеег5 оГ Кшетап 5ос1а| ТТюи^М. Ь, 1951. С1з. VI.

¹¹ Относительно подобных суждений см. статью «Русский народ и социализм» в: ГерценА.И. Избр. философские проиэв. М„ 1946. Т. 2. С. 128-159– О самом Герцене и его взглядах см– МаИа МаНт. А1ехапс1ег Неггеп апб Иге В1ПЬ оГ Ки551ап 5ос1аН5ш. СашЬг., 1961. В начале 40-х годов Герцен являлся одним из главных участников дискуссий, которые велись в кругах московской интеллигенции между «западниками» (к ним принадлежал Герцен) и «славянофилами», видевшими в европеизации России трагическое разрушение древней русской культуры, основанной на русском православном христианстве и деревенской общине. Об этом см.-. Наге К. Рюпеегз... С1г I—IV.

¹² Цит. по-. Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. М, 1920. Т. IV. С. 146-147

^1:1 «Голоса из России». М., 1974. Вып. 2. Кн. 5. С. 32.

¹⁴ Покушение Каракозова. Стенографический отчет М., 1928. Т. I. С. 293.

¹⁵Кеер]ДН. ТЪе Ш5е оГ 5оаа1 Оетосгасу т Кизз1а. Ь. 1963. Р. 6. В 1897 г. население России насчитывало 129 миллионов человек. Крестьянство составляло 4/5 общего числа.

¹⁶Плеханов Г.В. Социализм и политическая борьба. Наши разногласия. М,, 1939– С. 59,60,65,88-89.

¹⁷ Это вовсе не означает, что побудительные мотивы его дальнейшей жизни можно свести к столь простой формуле. Относительно реакции В. Ульянова на казнь Александра см.: Ш>1/е ВеПгатО. ТЬгее ’ЖТю тас)е а Кеуокнюп. Во.моп, 1948. Р. 65-66. Об отношениях между братьями в детские годы, столкновениях их характеров см.: Уа1еп1тоо №1го/йг (Уокк)‘ НУ). ТЬе ЕайуУеагв оГ Бетл (Апп АгЬог, 1969). Р. 118-122. О преклонении Владимира перед казненным героем-братом см.: ркЬег 1оик. ТЬе 1ЛГе оГБешп. N."16,1964. Р. 17. Фишер убедительно показывает, что потрясение и возмущение Владимира, вызванное случившимся с Александром, усилило сожаление, что он не был близок со своим героем-братом. Более поздние исследования, проливающие свет на ранние годы жизни Ленина, см.: ТЬеепКо1/Н.УР. Бепт,– Сепеыв апс) ОеуеЬртеш оГ а Кеуо1иПопагу. РЫ1ас1е1рЫа, 1973-

¹⁸Валентинов И. Встречи с Лениным. Нью-Йорк, 1953. С. 103, 108. Автор ценнейших воспоминаний в 1904 г. постоянно сопровождал Ленина в Женеве. Позднее он разошелся с Лениным н примкнул к меньшевикам. После революции Валентинов вернулся в Россию и в начале 20-х годов работал в одной из советских газет, затем выехал за границу, где и прожил оставшуюся часть своей долгой жизни. Относительно других деталей биографии Валентинова см. комментарий Михаила Карповича и предисловие Леонарда Шапиро к английскому переводу его книги «Епсоитегв уИЬ Белт» (1_, 1968) и комментарий Бертрама Д, Вульфа к книге Валентинова «ТЬе Еаг|у Уеагв оГБешп».