Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 95 страниц)

К этому времени Зиновьев и Каменев объединились с Троцким, создав оппозиционный блок. Еще на XIV съезде год назад Зиновьев выступил против теории построения «социализма в одной стране», утверждая, что она отдает душком «национальной ограниченности»²⁴. На этот раз он изложил свою позицию более подробно. Нельзя обвинять оппозицию в том, что она хочет отказаться от нэпа и вернуться к «военному коммунизму». Только через нэп партия может привести страну к социализму. Однако неправильно утверждать, как это сделал Бухарин, выдвинувший концепцию «врастания кулака в социализм», что страна сможет перейти к социализму через нэп плавно, т. е. практически без классовой борьбы. Более того, этот процесс нельзя рассматривать сугубо во внутриполитическом плане: «Теория международной пролетарской революции, заложенная Марксом и Энгельсом и развитая Лениным, остается нашим знаменем. Окончательная победа социализма в одной стране невозможна. Теория окончательной победы социализма в одной стране неправильна. Социализм, в СССР мы строим и построим с помощью мирового пролетариата в союзе с основной массой нашего крестьянства. “Окончательную победу мы одержим, ибо революция в других странах неизбежна”»²⁵.

Так лидеры оппозиции реагировали на самое мощное полемическое наступление в политической карьере Сталина. Рассмотрев историю возникновения оппозиционного блока и охарактеризовав его как «сложение сил оскопленных» (чем он вызвал оживление большой части аудитории), Сталин сформулировал суть вопроса следующим образом: «Возможна ли победа социализма в нашей стране, учитывая то обстоятельство, что наша страна является единственной пока что страной диктатуры пролетариата, что пролетарская революция в других странах еще не победила, что темп мировой революции замедлился?». Начав с непривычного экскурса в историю марксистской мысли, Сталин назвал ошибочным утверждение Энгельса, содержащееся в первом варианте «Манифеста Коммунистической партии» (1847), о том, что коммунистическая революция не может произойти в одной стране. Хотя Сталин и указал, что ошибка Энгельса была обнаружена Лениным, величие которого состояло в том, «что он не был никогда рабом буквы в марксизме», следует отметить (и это подчеркивал Каменев), что Ленин никогда не оспаривал слова Энгельса на этот счет. Далее, вновь подкрепляя свою мысль соответствующими цитатами, Сталин утверждал, что Ленин и ленинизм дают положительный ответ на вопрос о возможности победы социализма в одной стране. С другой стороны, троцкизм – социал-демократический уклон в партии – «отрицает возможность победы социализма в нашей стране на основе внутренних сил нашей революции».

Сталин вновь и вновь безжалостно обрушивался на оппозицию, обвиняя ее в «неверии» во внутренние силы революции. Исходя из этого, он подчеркивал, что она подрывает волю пролетариата к строительству социализма и таким образом «культивирует капитулянтство». Напомнив о словах Троцкого «великолепная историческая музыка растущего социализма», Сталин сказал, что это «музыкальная отписка», которая уводит в сторону от главной темы: «Мы можем, – говорит Троцкий, – идти к социализму. Но можем ли прийти к социализму, – вот в чем вопрос. Идти, зная, что не придешь к социализму, – разве это не глупость?». Сталин еще и еще раз подчеркивал психологический аспект – необходимость ясного понимания цели и уверенность в возможности ее достижения: «Мы не можем строить без перспектив, без уверенности, что, начав строить социалистическое хозяйство, можем его построить... Далее. Без ясных перспектив нашего строительства, без уверенности построить социализм рабочие массы не могут сознательно участвовать в этом строительстве, они не мо-

тут сознательно руководить крестьянством. Без уверенности построить социализм не может быть воли к строительству социализма. Кому охота строить, зная, что не построишь?». Придавая этому психологическому аргументу несколько парадоксальную антитроцкистскую направленность, Сталин заявил, что любое ослабление воли российского пролетариата строить социализм вредно для мировой революции, поскольку оно приведет к усилению капиталистических тенденций в советской экономике и, следовательно, подорвет надежды иностранных рабочих на победу социализма в России, что в свою очередь задержит революции в других странах. Ведь как писал Ленин уже после 1917 г.: «Сейчас главное свое воздействие на международную революцию мы оказываем своей хозяйственной политикой. Все на Советскую Республику смотрят... Решим мы эту задачу, – и тогда мы выиграли в международном масштабе наверняка и окончательно. Поэтому вопросы хозяйственного строительства приобретают для нас значение совершенно исключительное. На этом фронте мы должны одержать победу медленным, постепенным, – быстрым нельзя, – но неуклонным повышением и движением вперед»²⁶.

Аргументация, используемая Сталиным, не отличалась четкостью, формулировки были подчас грубоваты, а некоторые из его выводов можно было признать обоснованными лишь с большой натяжкой. Его рассуждения не могли сравниться с построениями Троцкого по логике экономической аргументации, и, по любой объективной оценке, он проиграл «войну цитат» из Ленина. Однако, судя по всему, он все-таки одержал на XV конференции политическую победу. Залогом этой победы стала его глубокая уверенность во «внутренних силах нашей революции». Половина из 194 делегатов, имеющих право решающего голоса, и больше одной трети 640 делегатов с правом совещательного голоса, участвовавших в конференции, не имели дореволюционного партийного стажа. Многие представители нового поколения членов партии (это были в основном мужчины; среди 834 делегатов было только 30 женщин), а также большая часть бывших подпольщиков положительно восприняли логику рас-суждений Сталина, а вернее, его убежденность в том, чего им так хотелось, ибо то, что он сказал о «пролетариате», который нуждался в ясном понимании цели и вере в возможность ее достижения, особенно относилось к лидерам, о чем ему должно было быть хорошо известно. Несомненно, что сталинские аргументы укрепляли их убежденность в необходимости «перспектив», их волю к революционным достижениям на огромной социально-экономической арене России независимо от того, что происходило за границей.

Сталин стремился идеологически обосновать эту позицию ссылками на главные авторитеты – Ленина и ленинизм. Вместе с тем он добивался того, чтобы узаконить практику идеологических новаций, например путем очевидной ревизии формулы Энгельса, выдвинутой в 1847 г., о спонтанной коммунистической революции во всех крупных странах. Таким образом, Сталин взял на себя ранее принадлежавшую Ленину роль человека, который определяет идеологическую ориентацию большевизма. Кстати, он ненавязчиво предложил своим слушателям сравнить себя с Лениным, когда отметил, обосновывая свою позицию, что Ленин в работе «Государство и революция» подверг ревизии мнение Маркса о том, что рабочие Америки и Англии могли добиться своих революционных целей мирными средствами. Выступая после обсуждения своего доклада, он выдвинул убедительные аргументы в пользу творческого подхода в области идеологии. В ответ Зиновьеву, критиковавшему его попытки подвергнуть ревизии положения Энгельса, он перечислил те меры, которые, по мнению Энгельса, должны быть приняты революционным правительством сразу после взятия власти. Сталин сказал, что девять десятых этих мер уже осуществлены в Советской России, а затем вызвал смех собравшихся следующим острым замечанием: «Очень может быть, что мы допустили некоторую “национальную ограниченность”, осуществив эти пункты». Если бы Энгельс был жив, утверждал далее Сталин, он не стал бы цепляться за старую формулу, а сказал бы-. «К черту все старые формулы, да здравствует победоносная революция в СССР!». Что бы ни сказал Энгельс, Сталин хотел сказать именно это. По существу, он провозгласил национальную независимость российского коммунизма, его способность довести послереволюционные социальные преобразования до конца, независимо от запаздывающей мировой коммунистической революции.

Восприимчивость участников конференции к аргументам Сталина с самого начала поставила оппозицию в положение, заведомо безнадежное в политическом плане, какие бы убедительные аргументы ни выдвигались в его защиту. Хотя многие из обвинений Сталина в адрес лидеров оппозиции и были необоснованными, он мог вести эффективную борьбу против нее потому, что в конечном счете она не была готова отказаться от постулата, в соответствии с которым будущее советской революции обусловлено, как сказал Троцкий, «в международном масштабе». Этот постулат казался по сути своей убедительным и являлся по существу ленинским; однако ни то ни другое не могло спасти его сторонников от поражения в тот момент, когда партия готовилась двинуться вперед и когда в ней начинали играть все большую роль силы, готовые и даже исполненные желания принять новую, послеленинскую ориентацию, за которую выступали Сталин, Бухарин, Рыков и другие деятели, называвшие ее ленинизмом. Сталин понимал это и всеми силами развивал успех. Выступая по итогам прений, он вновь сформулировал вопрос, который считал решающим: «...партия рассматривает нашу революцию как революцию социалистическую, как революцию, представляющую некую самостоятельную силу, способную идти на борьбу против капиталистического мира, тогда как оппозиция рассматривает нашу революцию как бесплатное приложение к будущей, еще не победившей пролетарской революции на Западе, как придаточное предложение к будущей революции на Западе, как нечто, не имеющее никакой самостоятельной силы». И далее: «В то время как Ленин расценивает пролетарскую диктатуру как инициативнейшую силу, которая, организовав социалистическое хозяйство, должна пойти потом на прямую поддержку пролетариата, на борьбу с капиталистическим миром, оппозиция, наоборот, рассматривает пролетарскую диктатуру в нашей стране как пассивную силу, живущую под страхом немедленной потери власти “перед лицом консервативной Европы"»²⁷. Символика в этом выступлении созвучна той, которую Сталин использовал в основном докладе, когда начал наступление на силы оппозиции. Тогда он назвал лидеров оппозиции «сложением сил оскопленных», пояснив, что «оскопленный» значит «лишенный власти». А сейчас он давал понять, что эти политические евнухи придерживались такого взгляда на революцию, который лишал ее саму внутренней, независимой силы и обрекал ее на пассивную роль в международных отношениях. Это была прямая апелляция к нарождающемуся советскому правящему классу, гордящемуся своей политической мужественностью, к его вере в силу и мировое значение русской революции.

Несомненно, Сталин сознательно использовал это средство в борьбе за преемственность. В то же время он являлся одним из тех, для кого миром российской революции всегда была великая революционная арена, и он выражал взгляды, которые сам разделял. Он чувствовал в себе силы стать рупором российского великодержавного коммунизма, который сосредоточил бы свое внимание и силы на задачах внутреннего развития страны, не отказываясь от цели международной коммунистической революции в более отдаленном будущем. Именно такой была политическая сущность учения о социализме в одной стране в формулировках Сталина.

Восприимчивость к таким взглядам и такой политике в большевистских кругах рассматриваемого периода стала уже вполне очевидной. Один из молодых представителей партийной элиты того времени вспоминает в своих мемуарах, написанных в эмиграции много лет спустя: «Нашим общим настроением был здоровый оптимизм. Мы были уверены в себе и в будущем. Мы верили, что если не будет войны, которая помешает восстановлению российской индустрии, то наша социалистическая страна уже через несколько лет сможет дать миру пример общества, основанного на принципах свободы и равенства. Да и могло ли быть по-другому? Старая капиталистическая Европа переживала кризис за кризисом, а мы вскоре должны были показать всему человечеству зрелище постоянного роста производства и жизни рабоче-крестьянских масс в условиях счастья и изобилия в плановом хозяйстве. Почти все мы разделяли это убеждение»²⁸.

Кроме того, Сталину удалось найти убедительные политические аргументы для обоснования своей позиции. Он умело пропагандировал, как бы между строк догматического ленинизма, свой русский «творческий марксизм». И он всячески побуждал своих главных оппонентов на высказывания, которые, как ему было заведомо известно, вызовут негативную реакцию у многих членов партии. В качестве обоснования русоцентристской ориентации он выдвинул идею о том, что наилучшим вкладом Советской России в будущую мировую революцию будет создание социалистического общества, поскольку успехи социалистического строительства революционизируют иностранных рабочих.

■г л Л1‘«г |»'Ч< г*.:г.

Термидор в России?

I– > N

В заключительной части своей автобиографии, написанной в 1929 г., Троцкий пытается ответить на вопрос, который, как он сам пишет, ему задавали многие: «Как вы могли потерять власть?». В качестве ответа он излагает теорию термидора, которую он обдумывал с 1923 г. По его мнению, историю СССР в 20-е годы можно сравнить с консервативным переворотом в революционной Франции после свержения Робеспьера 9 термидора. Разница заключается лишь в том, что термидор во Франции произошел одномоментно, в то время как термидор в России представлял собой медленный процесс политического вероотступничества. Октябрь уходил все дальше и дальше в прошлое, перспективы международной революции становились все более и более иллюзорными, а между тем бюрократическая большевистская правящая верхушка все сильнее и сильнее проникалась «новой психологией», характеризующейся потерей нравственности, самодовольством, стремлением к легкой жизни и даже неприкрытым мещанством. По словам Троцкого, именно эти психологические факторы вызвали травлю теории «перманентной революции», а революционеры-аскеты, одним из которых он себя считал, оказались в атмосфере растущего отчуждения.

Что же касается Сталина, то он является всего лишь характерной фигурой, инструментом термидорианского процесса: «Важен не Сталин, а те силы, выразителем которых он является, даже не понимая этого». В этой связи Троцкий вспоминает одну из бесед со Склянским, своим заместителем в наркомате обороны, в 1925 г. «Кто такой Сталин?» – спросил тогда Склянский. Минуту подумав, Троцкий ответил: «Сталин – это выдающаяся посредственность в партии». В своей автобиографии он пишет: «Во время этой беседы я впервые совершенно ясно понял проблему термидора». Суть термидора, поясняет он, – это стремление самодовольной посредственности пробиться наверх во всех сферах советской жизни. Следовательно, Сталин именно потому, что он является посредственностью, был идеальным лидером эпохи термидора. Его политические успехи были следствием тех самых недостатков, которые, казалось, навсегда обрекали его на роль второй или третьей скрипки-, узкий политический кругозор, упрямый эмпиризм, отсутствие творческого воображения, незнание иностранных языков и образа жизни в других странах, а также примитивные теоретические воззрения, о которых свидетельствует работа «Об основах ленинизма» – труд чисто компиляторский, да еще и полный ученических ошибок²⁹.

Далее Троцкий описывает другую беседу того же периода, во время которой он сказал своему другу Ивану Смирнову, что Сталину, суждено стать диктатором Советского Союза. Когда Смирнов возразил: «Но он же посредственность, бесцветное ничтожество», Троцкий ответил: «Посредственность, да; ничтожество – нет». «Диалектика истории уже зацепила его и поднимет его. Он нужен им всем – уставшим радикалам, чиновникам, нэпманам, кулакам, выскочкам, пройдохам, всем тем червям, которые выползли из вспаханной почвы, унавоженной революцией. Он знает, что им нужно, он говорит на их языке, и он знает, как руководить ими. У него заслуженная репутация старого революционера, которая делает его бесценным для них... Конечно, великие события в Европе, Азии и в нашей стране могут сыграть свою роль и нарушить все расчеты. Но если все автоматически пойдет так, как идет сейчас, Сталин также автоматически станет диктатором»³⁰. Троцкий дает понять, что, даже будучи диктатором, Сталин останется инструментом и представителем той самой термидорианской бюрократии, которая даст ему возможность возвыситься; и именно этой бюрократии, а не самому Сталину и будет принадлежать власть.

Хотя теория советского термидора, выдвинутая Троцким, и содержала зерно истины, она не была свободна от серьезных недостатков. Как показали последующие события, ошибочным в этой теории было представление о правящей большевистской прослойке как о самодовольно-консервативной, если не контрреволюционной силе. Действительно, как отмечалось выше, численность старых большевиков и их влияние в 20-е годы уменьшались, на передний край выдвинулось новое поколение членов партии, и дух большевизма претерпел значительные изменения. Однако правящую бюрократию, в которой многие старые большевики еще занимали руководящие должности, нельзя было назвать «термидорианской». Ее готовность принять лозунг о строительстве «социализма в одной стране» не свидетельствовала о ее безразличии к социализму как всеобщей цели. Бесспорно, в большевистском движении к этому времени начался процесс дерадикализации, который со временем становится характерен для большинства радикальных движений³ ’. Но этому процессу предстояло долгое развитие, прежде чем революционный дух большевизма станет всего лишь воспоминанием, каким он является сегодня. Именно поэтому, например, Сталин в 1926 г. посчитал целесообразным, обращаясь к партийной аудитории, вести речь о том, что успехи в строительстве социалистического общества в СССР дадут толчок мировой революции.

Итак, представление Троцкого о бюрократии как о термидорианской группе было неточным; столь же ошибочной была его оценка Сталина как инструмента и олицетворения бюрократии, как человека, обязанного своими политическими успехами собственной посредственности. В процессе возвышения Сталина в 20-е годы не было ничего «автоматического». Нужно быть политически и тактически одаренным человеком, чтобы так, как он, найти верное течение в бурных водах большевистской политики. Троцкий неверно причислял Сталина к числу тупых, лишенных воображения эмпириков, не обладающих широтой кругозора. Хотя Сталин и не проявил особой оригинальности в области теории, его систематизация взглядов Ленина стала определенным достижением. Более того, решение избрать концепцию построения социализма в одной стране – как это сделал Сталин, превративший эту концепцию в свою идеологическую платформу, – было достойно человека, обладающего политической прозорливостью и воображением. Кроме того, он продемонстрировал значительные интеллектуальные способности и ораторское мастерство в полемических кампаниях против таких опытных спорщиков, как Троцкий, Зиновьев и Каменев. Хотя теория построения социализма в одной стране и была первоначально выдвинута Бухариным, именно Сталин стал ее великим популяризатором, именно он смог идентифицировать эту теорию с собой, а себя с этой теорией, утверждая при этом, что первоначально она принадлежит Ленину. Более того, он развил эту теорию на собственный, а не на бухаринский манер. И он победил в борьбе за главенствующую роль в партии не потому, что был посредственностью, а благодаря способности расчетливо вести политическую борьбу, а также потому, что стал для большевиков тем лидером, которого очень многие из них были готовы поддержать.

Напрашивается мысль о том, что теория термидора и связанная с ней концепция Сталина, предложенные Троцким, содержат элементы подсознательной рационализации. В тот период, когда Троцкий сформулировал свою теорию, он уже начал проигрывать Сталину в борьбе за лидирующую роль в партии. Гордому революционеру Троцкому было, конечно, чрезвычайно неприятно проигрывать тому, кого он считал человеком третьего сорта; вместе с тем горечь поражения ощущается куда менее остро, если приходится сдавать позиции новому социальному слою в лице характерного его представителя – Сталина. По мнению Троцкого, только поворот колеса социальной истории мог быть повинен в его поражении. Он не смог понять, что Сталин просто переиграл его в политической борьбе.

Вместе с тем успех Сталина и неудача Троцкого имеют и социологическое объяснение, ключом к которому является теория термидора. Ленин, как мы видели, был для большевиков харизматическим, т. е. мессианским, лидером на различных ключевых этапах истории партии, и особенно в 1917 г. Однако, как это ни парадоксально, движение не нуждалось в лидере мессианского толка в качестве преемника Ленина. В середине 20-х годов большевистское политическое сообщество вполне обходилось без лидера-спасителя, ибо оно в принципе не чувствовало себя в опасности. Придя к власти в крупнейшей стране мира, оно представляло собой правящую группировку, заинтересованную в стабильности и успешном развитии нового советского строя. Господствовали настроения осторожного оптимизма относительно перспектив внутренней политики, сочетающиеся с опасениями международных осложнений, которые могли бы поставить под угрозу советский строй или помешать развитию страны.

Именно такая ситуация во многом благоприятствовала победе Сталина и поражению Троцкого в борьбе за лидерство. Ибо только Сталин, который создавал впечатление простого, приземленного человека и предлагал оптимистическую платформу социалистического строительства в одной стране, и мог стать для большевиков нехаризматическим лидером, пусть даже и ссылавшимся постоянно на священный авторитет Ленина. Троцкий же, пусть и непреднамеренно, создавал впечатление, что может стать лидером-спасителем партии. Причиной была его уверенность в том, что революция в опасности, так как строительство социализма в России невозможно без поддержки революций на Западе. А если революция в опасности, то она нуждается в спасении и, следовательно, в лидере подлинно ленинского революционного масштаба. Именно такой вывод исподволь внушает читателю Троцкий, например, в работе «Новый курс». Таким образом, Троцкий оказался в незавидном положении – он апеллировал к чувству политической опасности, которое ощущало лишь незначительное меньшинство в партии, и в то же время являл собой тип руководителя, которого подавляющее большинство не считало необходимым или желательным в существующих обстоятельствах.

Что же касается Сталина, то он ловко ставил Троцкого во все более и более невыгодную позицию, обвиняя его в излишней тревоге за судьбу революции. При этом Сталин-политак продемонстрировал одну из своих сильных черт в политике – умение использовать больные места противника. Склонность Троцкого к мессианству он обнаружил еще несколько лет назад. Так, в частном письме к Ленину, написанном в 1921 г., в котором Сталин противопоставлял план экономического возрождения России, предложенный Троцким, плану ГО-ЭЛРО, разработанному Лениным, он презрительно отозвался о Троцком следующим образом: «Средневековый кустарь, возомнивший себя ибсеновским героем, призванным “спасти” Россию сагой старинной»⁵². А теперь, когда лишь немногие люди, пользующиеся политическим влиянием в России, считали, что страна или система нуждаются в спасении, Сталин постоянно напоминал им о том, что именно к этому призывает Троцкий.

Примечания

¹МарксК, Энгельс Ф. Соч.Т. 19– С. 19-20,26. <:.>■■

^I Ленин В.И. Поли. собр. соч.Т. 34. С 198. ммч»г

³ Там же. Т. 45. С. 405. <1 ;;■*

⁴ Там же. Т. 37. С. 153.

⁵Мс№а1 РоЬеП Н. 5[аИп’5 ’Х'огкз: Ап Аппоса(ес1 ВШНо^гарЬу. ЗсапГогс!, 1961. Р. 110-111. Этот отрывок содержался в оригинальном тексте работы «Об основах ленинизма», опубликованном в «Правде», но не был включен в собрание сочинений Сталина.

⁶ЛенинВ.И. Поли.собр. Соч.Т.44. С. 222-223, 225-

⁷ Там же. Т. 45. С. 370-372, 376.

⁸ Об экономических взглядах Бухарина см.-.ЕгИсБА1ехапс1ег ТЬе 5оу1е[ ЫйиыпаИгайоп ЦеЬа[е 1924-1928, СатЬпй^е, Мазз, 1967. СЬ. 1 и далее; СоЬеп 5(ерЬепР. ВикЬапп апй Пае Во15(1еУ1к Кеуо|игюп. Г4.У, 1973.

⁹ Здесь кратко изложены положения работы Бухарина «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз», написанной в 1925 г. См.: Путь к социализму в России. Иэбр. Проиэв. Н И. Бухарина. Нью-Йорк. Огтнсгоп Воокя, 1967. С. 271, 277, 279, 288, 290, 315-316. Слово «обогащаться» применительно к крестьянству было использовано Бухариным в одном из выступлений в июне 1925 г. Этот эпизод описан в кн.. ЕгИсЬА. ТБе Зоачес [пйизспаИгаиоп ЦеЬа[е.. Р. 16.

¹⁰ «Ленин как марксист» // Бухарин Н. Путь к социализму... С. 238

^IIЯешпск ЩЩат. 1 Цгеатс Кеуо1ийоп. СЫсадо, 1952. Р. 119, 165, 254. Енукидэе был секретарем ЦИК.

^п РгеоЬгагЬепзку Е. ТПе Цеш Есопогтсь. ОхГогс!, 1965. Р 124. Очерк, озаглавленный «Основной закон социалистического накопления», был впервые опубликован в виде статьи в «Вестнике Комакадемии⁷ и перепечатан и 1926 г. как глава и упомянутой книге Преображенского. Анализ экономических взглядов Преображенского содержится в следующих работах: ЕгНсЬА. ТЪе 5оу|е[ 1пйи5СпаН2а[юп Е>еЬа[е, С1т \-,8ри1Ьег'И>со1аз. 5оу1е( 5(га[ецу Гог Есопопцс СгошЪ, В1оотт§[оп, 1пс1., 1964. СЪ. 2.

^ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 163.

¹⁴РгеоЬгагЬетк)!Е. ТЪе Иеш Есопоппсв... Р. 230-231, 235, 253, 303-304.

¹⁵ Отказ Сталина от авторства этой идеи см. в его выступлении 7 декабря 1926 г. «Еще раз о социал-демократическом уклоне в нашей партии» (Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 29 и далее). Первое упоминание Сталиным «социализма в одной стране» можно найти в его статье «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов», написанной в декабре 1924 г. и впервые опубликованной в предисловии к книге «На путях к Октябрю».

¹⁶Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 304.

¹⁷ Эта формулировка дезавуируется там же (С. 61 -62).

¹⁸ Там же. С. 262-263.

²²ТроцкийЛ. К социализму или к капитализму? (Анализ советского хозяйства и тенденции его развитая). М, Л, 1925. С. 1,53-54, 59-61.

²⁵ XV конференция Всесоюзной Коммунистической партии (б). 26 октября – 3 ноября 1926 г.: Стенографический отчет. М., Л., 1927 С. 514-517, 524-526, 530-531.

²⁴ Четырнадцатый съезд Всесоюзной Коммунистической партии(б), 18-31 декабря 1925 г.: Стенографический отчет. М., Л., Государственное издательство, 1926. С. 430.

²⁵ XV конференция... С. 564-566.

²⁶ Там же. С. 428-433,456.

²⁷ Там же. С. 751.

²⁸ВагттеМехапс1ег. Опе '’ХЛю ЗипчУей: ТЪе Ше 5)огу оГ а Ки881ап ишЗег С1те 5оу1е[8. N.'3'., 1945. Р. 161.

²⁹ТгоШгуЬ. Му Иге. НУ., 1930. Р 481, 502-506, 512-513-

³⁰ТюС5к)'Е 5(аНп. Р. 393-394. По словам Троцкого, этот разговор состоялся в 1924 г.

³¹ О концепции дерадикализации см.: Таскег С. КоЬеН. ТЪе Магаап Кеуо|щюпагу 1йеа. N.'3'., 1969. СЪ. 6.

³²Сталин И.В. Соч. Т. 5. С. 50.

* у

ц– 'г –

; ,'к О⁷'

О. 1-

лл;

.оъ'У'чгж ах.

.‘Гыг-

{( с!^;. ЖйЛ.

П<' ГГЛ к», ^

"А

...с Л'

.^ЧЛ

■-'ГА– >ЛГ~^Г'-^ГУЛ "фГЛ

'• ч лпкг

см) и ^1 •

УХ Л⁷

Г ■ г!-)'.) I Ь _■ ,1' ^г 1

Зарождение сталинизма

и<

.(

ц.« (.».пг.

Сталин и Бухарин

Если вспомнить о той политике сверхиндустриализации, которая была принята Сталиным в конце 20-х годов, то может показаться, что еще до этого у Сталина появились серьезные внутренние возражения относительно программы постепенного социалистического строительства, предложенной Бухариным. Вместе с тем даже при наличии этих возражений у Сталина были веские причины никого о них не ставить в известность. Во-первых, ему была крайне необходима политическая поддержка бухаринской группы в борьбе против троцкистской и объединенной оппозиции. Кроме того, программа Бухарина служила экономическим обоснованием теории построения социализма в одной стране. И наконец, было бы трудно предъявить Троцкому стандартное обвинение в «недооценке крестьянина», не поддерживая одновременно оптимистический тезис о том, что крестьянская масса, включая кулаков, может «врасти в социализм». Поэтому в течение данного периода Сталин в основном повторял – с незначительными купюрами – бухаринские идеи об экономических аспектах строительства социализма в одной стране.

Так, например, в своем докладе XIV съезду он призвал к проведению политики завоевания крестьянина-середняка и выразил сожаление в связи с тенденцией определенных кругов поддаваться панике перед лицом «кулацкой угрозы». При наличии двух уклонов, сторонники одного из которых считали, что кулацкая угроза не существует, в то время как сторонники другого преувеличивали эту угрозу, партии следовало сосредоточить огонь на втором уклоне, ибо переоценка кулацкой угрозы на практике означает классовую борьбу в деревне, возрождение «раскулачивания» периода «военного коммунизма». Критикуя эту часть доклада Сталина, Каменев сказал, что раньше он считал, что Сталин не симпатизирует позиции Бухарина, но «теперь я вижу, товарищи, что т. Сталин целиком попал в плен этой неправильной политической линии, творцом и подлинным представителем которой является т. Бухарин»¹.

В последующие месяцы, когда борьба против объединенной оппозиции приближалась к апогею, Сталин сделал ряд заявлений, чтобы подкрепить именно такое впечатление. В своей работе «К вопросам ленинизма» (январь 1926 г.) он обрисовал бухаринскую картину частного крестьянского хозяйства, постепенно вовлекаемого в русло социалистического развития через кооперативы для целей сбыта, снабжения, получения кредитов и, со временем, производства; он утверждал, что крестьянские массы пойдут по этому пути добровольно, руководствуясь материальными стимулами. Затем он строго отчитал оппозицию за то, что она «не верит в этот новый путь развития крестьянства», поддается панике перед лицом кулачества и забывает тот факт, что «середняк является у нас центральной фигурой земледелия». Подвергнув критике взгляд оппозиции на нэп как на реставрацию капитализма и в основном «отступление», он утверждал, что нэп только начался как отступление и что его следует рассматривать как сложный, двойственный процесс развития капитализма, с одной стороны, и социализма – с другой, «процесс преодоления элементов капиталистических элементами социалистическими». В качестве одного из аргументов, подтверждающих правильность этого утверждения, Сталин указал, что в кооперативах уже состоит более 10 млн членов. Другими словами, отступление закончилось, и в условиях нэпа уже осуществляется продвижение к социализму: «На самом деле мы наступаем уже несколько лет, и наступаем с успехом, развивая нашу индустрию, развивая советскую торговлю, тесня частный капитал»².