Текст книги "Сталин. История и личность"

Автор книги: Роберт Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 95 страниц)

я

еще двух членов Политбюро (Троцкого и, может быть, Каменева, Бухарина или самого себя). Но из этого ничего не вышло, кроме того, что Сталин (который знал о совещании) стал приглашать Зиновьева, Троцкого и Бухарина на заседания Оргбюро. Без прочного положения в Секретариате участие в его совещаниях мало что значило².

Аналогичные, но столь же безуспешные попытки предпринимались и в 1925 г. В январе Каменев предложил назначить Сталина на только что оставленный Троцким пост председателя Реввоенсовета Республики, что было бы связано с его уходом из Секретариата. Но Сталина это не устраивало. Говорили, что в конце этого же года, накануне XIV съезда, на квартире старого большевика ГИ. Петровского собрались видные партийные руководители, чтобы обсудить план замены Сталина на посту генерального секретаря Дзержинским. Как рассказывали, против выступил Орджоникидзе на том основании, что в партии подобный шаг истолковали бы как уступку Троцкому, и поэтому от этой идеи отказались³. Столкнуть сталинскую политическую машину и ее босса с занятых позиций оказалось в партийном государстве не так-то просто.

Примечательной деталью этой сталинской машины являлась созданная структура власти. Каждый секретарь ЦК пользовался услугами нескольких ассистентов. Будучи генеральным секретарем, Сталин в 20-е годы образовал корпус личных помощников, отобранных в силу таланта, смекалки и преданности. Они держали Сталина в курсе всех событий в любой сфере, включая и международные дела, и помогали ему вырабатывать политическую линию. Они же являлись связующим звеном между ним и бюрократическим аппаратом⁴. Ленин, предпочитавший по возможности лично при минимуме посредников общаться с функционерами партии и правительства, подобной канцелярии не создавал. Личных помощников Сталина, среди которых в 20-е годы особо выделялись Товстуха и Мехлис, наделили титулом «ассистент секретаря ЦК». Товстуху одновременно назначили заместителем заведующего (а впоследствии сделали заведующим) секретного отдела ЦК. Одновременно он в 1924-1926 гг. являлся заместителем директора Института В.И. Ленина и в этой должности участвовал в подготовке 2-го издания трудов Ленина.

Механизм сталинской политики собственного продвижения к власти базировался на стратегии использования Секретариата для образования в провинции надежной партийной клиентуры и последующего превращения местной силы в силу центра. Через учраспред и разъездных инструкторов ЦК выявлялись способные люди, подававшие надежды быть полезными Сталину. Следующий шаг состоял в том, чтобы помочь таким людям сделать политическую карьеру, прежде всего в губернских партийных организациях. Губернские, городские и уездные партийные комитеты избирались на местных партийных конференциях, а партийные секретари всех трех уровней (освобожденные работники, или попросту аппаратчики) – на заседаниях этих комитетов, Процедура выборов продолжала соблюдаться. Однако на результаты выборов все в большей степени влияли рекомендации ЦК, которые приобретали силу директив. Бывший секретарь ЦК Преображенский жаловался XII съезду, что около 30 процентов всех секретарей губернских комитетов партии были «рекомендованы» Центральным комитетом⁵. В конце 1923 г. он в числе 46 левых большевиков подписал секретный меморандум, предназначенный для Политбюро, в котором шла речь о «постоянно усиливающемся и теперь едва скрываемом расколе партии между секретарской иерархией и «простым людом», между профессиональными партийными работниками, назначенными сверху, и остальной массой партийцев, не участвующей в общественной жизни»⁶.

Растущее влияние генерального секретаря в провинции сразу же сказалось на политике партийного центра. Местные секретари и другие должностные лица, выдвинувшиеся на свои посты благодаря рекомендациям Центрального Комитета, приезжали в Москву в качестве делегатов ежегодных партийных съездов и как таковые участвовали в выработке резолюций и формировании нового ЦК, который переизбирался на каждом съезде. В этих условиях Сталин, преследуя собственные цели, счел выгодным поддержать идею Ленина о демократизации партийной жизни путем расширения ЦК и усилении его роли в сравнении с Политбюро. Правда, план Сталина существенно отличался от ленинского. Если, по мысли Ленина, новыми членами ЦК должны были стать главным образом рабочие, то Сталин намеревался увеличить ЦК за счет благожелательно настроенных аппаратчиков и тем самым усилить в нем собственное влияние. Несмотря на первоначальное значительное сопротивление Зиновьева, желавшего из тех же побуждений воспрепятствовать расширению ЦК, этот орган увеличили с 27 членов и 19 кандидатов (в 1922 г.) до 63 членов и 43 кандидатов в 1925 г., и многие новички оказались союзниками Сталина⁷ Постоянно набирающие силу сторонники Сталина в ЦК со временем стали влиять на состав Политбюро, которое переизбиралось после каждого съезда на первом пленуме вновь избранного Центрального Комитета. Например, к концу 1925 г. наряду со Сталиным, Троцким, Зиновьевым, Бухариным, Рыковым и Томским полноправными членами Политбюро стали Молотов, Ворошилов и Калинин.

1

Фракционная борьба

Мы уже отмечали, что X съезд принял разработанную Лениным резолюцию о единстве партии, запрещавшую фракционную деятельность в партии. Отражая факт соперничества «платформ» по вопросу о профсоюзах, которое раскололо партию в предсъездовский период, резолюция определила признаки фракционности как «возникновение групп с особыми платформами и стремлениями до известной степени замкнуться и создать свою групповую дисциплину»⁸. Седьмой пункт резолюции, в то время не публиковавшийся вместе с остальным текстом документа, уполномочивал ЦК карать нарушения запрета, в том числе и членов Центрального Комитета, применяя различные санкции вплоть до исключения из партии. Однако для понижения в должности или исключения члена ЦК требовалось две трети голосов всех членов ЦК и ЦКК вместе взятых.

Подобно решению X съезда о замене «военного коммунизма» новой экономической политикой, запрет на фракционную деятельность был одобрен под давлением чрезвычайно тяжелых условий, в которых оказался новый строй. Кронштадт явился наиболее драматическим итогом охвативших страну волнений. Кроме того, по мнению большевиков, с окончанием Гражданской войны угроза интервенции еще не миновала. Несмотря на безусловную победу «платформы десяти», любая дальнейшая открытая демонстрация раскола в партии в момент, когда внутри страны сложилась критическая ситуация, которую враждебные революции внешние силы могли использовать в своих целях, представлялась Ленину нежелательной. Нэп, как он заметил позднее, был временным отступлением, и в соответствии с теорией, согласно которой наивысшая дисциплина необходима именно отступающей армии, резолюция Ленина о единстве призывала большевиков теснее сомкнуть ряды.

Изучая политику, особенно политику в России, очень важно отличать официально принятые решения от реального положения дел. Официально запрещенная в 1921 г., фракционность в действительности продолжала в партии существовать в виде сложившейся в прошлом привычки, вошедшей в динамику политической жизни более позднего времени. Как проявлялось и то и другое, можно проиллюстрировать событиями, происшедшими на X съезде партии. Вскоре после открытия съезда пятнадцать человек, подписавших и поддержавших «платформу десяти», по окончании вечернего заседания 9 марта 1921 г. были приглашены в Кремль на неофициальную встречу с Лениным. В начале беседы он заявил, что, хотя утверждение съездом «платформы десяти» уже не вызывает сомнений, существует тем не менее опасность, что Центральный Комитет переизберут в почти прежнем составе, включая многих сторонников Троцкого, и ЦК вновь станут раздирать внутренние конфликты. Чтобы предотвратить такую ситуацию, следовало, по мнению Ленина, сделать так, чтобы в новом ЦК большинство в две трети принадлежало твердым адептам «платформы десяти». Оставшаяся треть мест будет предоставлена видным представителям платформы Троцкого, «рабочей оппозиции» и «демократических централистов». Ибо эти группы включали многих ценных работников, популярных в стране людей, которые, будучи связаны партийной дисциплиной, помогали бы ЦК проводить нужную политическую линию.

Присутствовавший на встрече Микоян писал в мемуарах, что план Ленина одобрили и одновременно обсудили отдельные кандидатуры. Затем встал вопрос о том, каким образом побудить большинство делегатов съезда проголосовать за нужных и отвергнуть нежелательных кандидатов. Ленин предложил секретно провести закрытое собрание всех делегатов съезда, выбранных местными партийными конференциями в качестве сторонников «платформы десяти». Им следовало вручить извещения о собрании, которые служили бы и приглашением, и пропуском. Было бы неверно, заметил далее Ленин, использовать для этой цели государственную типографию, поэтому он привел с собой старого большевика с большим опытом подпольной работы, у которого имелся гектограф и который брался отпечатать в ту же ночь требуемое количество извещений. Когда Сталин выразил опасение, что троцкисты и другие оппозиционеры могут использовать факт такого собрания для обвинения группы Ленина во фракционности, Ленин, добродушно улыбаясь, сказал: «Что я слышу от старого заядлого фракционера?! Даже он сомневается в необходимости созыва совещания делегатов, стоящих на «платформе десяти»! Вы должны знать, что Троцкий давно собирает сторонников своей платформы, да и сейчас, пока мыс вами разговариваем здесь, наверное, собрал свою фракцию. То же самое делают и Шляпников и Сапронов. Зачем закрывать глаза на хотя и неприятный, но явный факт существования фракций в партии? Именно созыв такого совещания сторонников «платформы десяти» обеспечит условия, которые исключили бы всякую фракционность в нашей партии в дальнейшем»⁹.

Предложение Ленина приняли, и он затем вступил в интенсивные переговоры с различными более мелкими группами делегатов, в том числе и с представителями оппозиции, чтобы таким путем обеспечить одобрение нужного его группировке состава будущего Центрального Комитета.

На первый взгляд Ленин просто боролся с фракционностью при помощи фракционности. Однако данный эпизод имел «подтекст», благодаря которому начинаешь четко понимать, что фракционный метод слишком прочно вошел в большевистскую политическую культуру, чтобы его можно было искоренить посредством резолюции о единстве партии. И хотя фракции редко бывали тесно сплоченными и, не в пример 1921 г., избегали обнародовать свои платформы, запрет их не ликвидировал. Он лишь сделал фракционную политику в партии, как правило, более скрытой и соответственно более опасной. Одержавшая верх фракция могла от «имени партии» обвинить потерпевшую поражение группировку во фракционной деятельности и затем требовать применения к ней санкций, предусмотренных пунктом седьмым резолюции, который опубликовали в 1924 г. При достаточной поддержке в ЦК и ЦКК победители могли понизить в должности и даже исключить из партии побежденных. Так и поступила фракция Сталина в конце 20-х годов с разбитыми соперниками.

Ко времени смерти Ленина в партии существовали и были представлены в Политбюро четыре различные фракционные группировки. Одну из них возглавлял Сталин. Троцкий являлся руководителем фракции левых, в которую входили такие видные революционеры, как Радек, Пятаков, Серебряков, Крес-тинский, Иоффе, Сосновский, Раковский и другие, подписавшие «платформу 46-ти». Зиновьев и Каменев были равноправными лидерами фракции, опиравшейся на ленинградскую партийную организацию, которой руководил Зиновьев. И наконец, существовала фракция во главе с тройкой умеренных членов Политбюро. Это были: очень популярный Бухарин, выдающийся партийный интеллигент и редактор газеты «Правда»; Рыков, преемник Ленина на посту председателя совнаркома; Томский, руководитель советских профсоюзов. У группы Бухарина были сторонники среди молодой партийной интеллигенции, в государственном аппарате и в профсоюзах. Она располагала прочной базой в московской городской партийной организации, с которой Бухарин длительное время поддерживал тесную связь и которая оказывала решающее влияние на редакции целого ряда партийных изданий. Возглавлявший в 1918 г. движение левых коммунистов Бухарин стал убежденным адвокатом нэпа и главным проводником этой умеренной, ориентированной на крестьянина хозяйственной политики. Фактически он и его единомышленники первыми обосновали доктрину о социализме в одной, отдельно взятой стране (особенно ее экономический аспект), которую отстаивал Сталин в середине 20-х годов в ходе внутрипартийной полемики¹⁰.

Маневры, с помощью которых Сталин привел свою фракцию к окончательной победе над остальными тремя группировками, свидетельствуют о его исключительной ловкости как политического стратега. Эти действия в западной литературе неоднократно приводили в качестве классического примера искусства коалиционной стратегии, на котором следует учиться¹¹! Как мы уже видели, в период последней болезни Ленина Сталин, объединившись с Зиновьевым и Каменевым, образовал неофициальную руководящую тройку Политбюро и в то же время начал тайное политическое соперничество со своими товарищами по триумвирату. Одновременно он старался наладить контакт с группой Бухарина, одобрял ее ориентацию в хозяйственной политике, которая пользовалась большой популярностью в партии. Вместе с этими союзниками он двинулся против своего наиболее грозного конкурента на роль преемника Ленина – Троцкого. При этом он ловко использовал давнюю взаимную неприязнь Троцкого и Зиновьева, а также ту глубокую тревогу, которую вызывал в буха-ринцах Троцкий из-за разногласий в политике. Особенно это касалось стремления троцкистов ускорить индустриализацию за счет выкачивания средств из крестьянства, и их ставки на революцию за рубежом как непременное условие успешного построения социализма у себя дома. Согласованная открытая атака на «троцкизм» в 1924 г. и в начале 1925 г. ознаменовала начало конца Троцкого и его политического дела. Следует добавить, что успеху Сталина в этой схватке во многом способствовала политическая недальновидность Троцкого в решающий период 1923-1925 гг. Так, например, он бездумно отверг попытки Зиновьева сблизиться с ним после XII съезда; не осознал он и значения коалиционной стратегии, чтобы одолеть Сталина.

Триумвират распался осенью 1925 г., когда страх перед Сталиным и его возрастающей политической силой прочно овладел умами Зиновьева и Каменева. В сентябре оба вместе с Крупской и Сокольниковым выдвинули оппозиционную «платформу четырех», и XIV съезд партии, собравшийся в декабре того же года, предал конфликт гласности. Троцкий остался в стороне от этих антисталинских акций. В сенсационной речи на съезде Каменев не только выразил протест против использования Сталиным Секретариата в качестве политического инструмента, но и полностью отрицал его право на роль высшего руководителя партии. «Мы против того, чтобы создавать теорию “вождя”, мы против того, чтобы делать “вождя”, – заявил он и, заканчивая свое выступление, подчеркнул: – Я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба»¹². Подобный прямой и открытый удар по сталинскому честолюбию был мужественным, но бесполезным. Зиновьев и Каменев потерпели на съезде от объединенных сил Сталина и Бухарина сокрушительное поражение. Влияние оппозиционеров упало, а позиции Сталина во вновь избранном ЦК и Политбюро укрепились; в результате оплот Зиновьева – Ленинград не устоял перед натиском сталинской фракции. Каменев пережил унижение, будучи избранным всего лишь кандидатом в члены Политбюро.

В 1926 г. Троцкий, Зиновьев и Каменев с опозданием образовали так называемую «объединенную оппозицию». Подобная арьергардная акция двух надломленных фракций уже не могла уберечь их от окончательного разгрома, происшедшего в конце 1927 г., когда Троцкого, Зиновьева, Каменева вместе со многими их сторонниками исключили из партии. Едва этот этап борьбы завершился, как Сталин, обезопасивший один фланг, повернул против политических противников на другом. В условиях, когда левые антисталинские силы пребывали в опале и замешательстве, правым после серии ожесточенных политических сражений пришлось сдаться. В конце 1929 г. потерпели сокрушительное политическое поражение бухаринцы, лишившиеся партийных постов и организационных баз, и теперь фракция Сталина безраздельно господствовала в советском партийном государстве.

Чтобы объяснить подобный исход борьбы, следует иметь в виду тот факт, что важными причинами успеха Сталина явились использование Секретариата в качестве организационного орудия и ловкое маневрирование в ходе фракционного соперничества. Однако сосредоточивать внимание только на этих факторах недостаточно. Изображать победу Сталина во внутрипартийных сражениях как логический итог закулисной борьбы за власть – значит упустить из виду некоторые более глубокие и сложные моменты политического процесса, проходившего в Советской России в первые годы после смерти Ленина. Видеть в Сталине лишь манипулятора политической машины, сверхаппаратчика, превосходно владевшего искусством маневрирования (каким он в действительности и являлся), – это значит некоторым образом неверно оценить главного актера и характер той драмы, в которой он сыграл ведущую роль.

При подобном подходе остается в стороне вопрос о степени подвижности, присущей исторической ситуации того времени. В период нэпа советское общество еще не представляло собой той жестко контролируемой системы, которой оно стало в 30-е годы в результате «революции сверху», начатой Сталиным в конце 1929 г., когда он наконец приобрел необходимую для этого силу. Политическую систему, при которой не существует других партий, кроме одной, с полным правом можно назвать диктатурой большевистской партии. Ленин и его сторонники иногда это признавали, хотя они всякий раз утверждали, что диктатура по-новому демократична, поскольку является правительством «для» трудящихся и вовлекает миллионы простых людей в общественную деятельность через комсомол, советы, профсоюзы, кооперативы и другие добровольные объединения. И остававшееся по сути своей авторитарным, советское партийное государство периода нэпа сильно отличалось от той страшной бюрократической громады, которая всякий раз возникает в нашем воображении, когда речь заходит о «тоталитарной системе»¹³.

Структура партийного государства пока еще оставалась довольно рыхлой как в организационном плане, так и с точки зрения функционирования. Сами партийные фракции не были крепко сбитыми, дисциплинированными фалангами. И хотя среди занимавших важное политическое положение или надеявшихся на продвижение лиц уже сформировались отношения типа «патро —плебей», плебеи далеко не всегда проявляли почтительность к своим патронам, даже если это был Сталин или кто-то из его приближенных. Почти во всех отраслях экономики процветало частное предпринимательство. Интеллектуальная жизнь еще не регламентировалась столь жестко¹⁴. Секретная служба продолжала многих страшить, хотя пока что не действовала наподобие машины террора, в которую она потом превратилась, и еще не стала политическим инструментом одного человека. Ни население в целом, ни десятки тысяч представителей политически влиятельного класса нельзя было назвать (пользуясь терминологией теории тоталитаризма) «распыленной массой».

В этих условиях ни Сталин, ни любой другой человек не мог подняться на высшую руководящую ступень в государстве лишь с помощью умелого манипулирования силовыми рычагами организации, сочетая свои действия с искусной фракционной стратегией. Кандидату в руководители следовало разработать убедительную с политической точки зрения программу и, отдав ее на суд высших партийных кругов, суметь отстоять. В некоторых случаях даже силовые акции требовали не силовой, а иной аргументации. Так, например, защищая на XII съезде вопреки завуалированному сопротивлению Зиновьева предложение о расширении ЦК, Сталин сослался на необходимость укрепить старые, порядком поизносившиеся партийные кадры «новой сменой» способных работников, имеющих голову на плечах. Этот аргумент, конечно же, нашел живой отклик у большого числа молодых делегатов, считавших, что они отвечают подобным критериям¹⁵. Поскольку же большевики в силу давней традиции представляли собой партию дискуссионную, охотно обсуждавшую политические вопросы с использованием идеологической терминологии, претенденту на лидерство нужно было уметь убеждать как в теоретическом, так и в прагматическом плане. Как бы хорошо он ни владел приемами руководства, он должен был утвердить себя как политический и идеологический руководитель ленинского типа и состязаться в борьбе не только за власть, но и за преемственность.

Вакантный пост < > ю '*•••

Мы должны отличать преемственность от близкого по значению процесса продвижения индивидуума к власти. Преемственность означает правомерность власти. Она также связана с передачей новому лидеру какой-то доли того авторитета, которым обладал предшественник, и всеобщим признанием в нем правомерного политического главы. В зависимости от особенностей полита-ческого строя победа в конкурентной борьбе за власть, будучи в обычных условиях необходимой, не всегда является достаточной. В давно сложившемся государстве с учрежденной должностью верховного правителя вступление на этот пост предписанным или дозволенным законом путем, как правило, решает или, во всяком случае, почти решает вопрос о преемственности. Но преемственность представляет собой более сложный процесс в новом государстве, где высший авторитет связан с личными качествами руководителя-основателя и где еще не введена официальная должность верховного правителя.

Положение, в котором оказались большевики в послеленинский период, показывает, насколько трудноразрешимой может стать проблема преемственности после смерти основателя нового революционного строя. По теории Макса Вебера, имевшего в виду главным образом историю религий, внутренне присущая первому лидеру харизма «формализуется», т. е. закрепляется за определенной должностью и передается по наследству в порядке преемственности в соответствии с установленными правилами и независимо от индивидуальных качеств очередного претендента на данный пост¹⁶. Однако в рассматриваемом нами случае этого не произошло. Правда, как мы уже видели, со смертью Ленина ЦК объявил партию его коллективным воплощением и продолжением, тем самым символически наделяя целиком всю партию харизматическими свойствами. Но индивидуальная харизма Ленина не была закреплена за должностью высшего партийного руководителя (мы уже отмечали, что Ленин таковой не занимал) и не переносилась автоматически на его преемников. Никто из партийных руководителей не унаследовал ленинского огромного авторитета. И его «формализация» приняла форму культа личности Ленина, что не облегчило, а скорее осложнило процесс передачи верховной власти. Так, Ленина, даже после смерти, неизменно изображали главой большевистского движения. Вопрос о том, каким образом он мог посмертно выполнять функции верховного вождя, разрешили (или по крайней мере обошли) с помощью идеи, согласно которой, отсутствуя физически, Ленин по-прежнему направлял и вдохновлял движение своим учением, получившим название «ленинизм». Тот факт, что его забальзамированное тело находилось в Мавзолее на Красной площади, усиливало это представление. «До сих пор мы могли действовать прямо и буквально “по Ленину”, – заявил, например, Зиновьев в политическом докладе XIII съезду партии. – В последнее время, и в частности на данном съезде, нам приходится действовать уже по ленинизму. У нас нет прямых, точных указаний, прямых директив, и мы должны только на основе всей той школы, которую наша партия прошла у Владимира Ильича, на основании нашего коллективного понимания ленинизма разрешать вопросы, стоящие перед нами»¹⁷.

Таким образом, на первых порах после кончины Ленина у большевиков наблюдалось несовпадение власти и авторитета. Став могущественным в партии, Сталин тем не менее пока еще не получил широкого признания и не рассматривался повсеместно в качестве преемника Ленина, способного претендовать на роль верховного лидера партии. В большевистском движении продолжал существовать авторитет Ленина, выражавшийся, помимо прочего, в представлении, что движение руководствуется «ленинизмом». Олигархическая система правления в верхах партии официально называлась «коллективным руководством», и многие отвергали саму мысль о том, что преемником Ленина может быть отдельная личность.

Однако это не позволяло ни отложить, ни разрешить проблему ленинской преемственности. Каким бы трудным ни было решение, вопрос о преемнике Ленина требовалось рассмотреть и окончательно уладить. Ведь помимо того факта, что в партии были люди с честолюбивыми помыслами и что одним из них был Сталин, уже приобретавший большое личное влияние, существовала необходимость заполнить вакантную роль вождя. В силу давних традиций и вновь возникших проблем партии требовался новый политический руководитель, способный объединить ее и дать твердые указания на предстоящий период. Мысль о том, что это можно сделать, опираясь только на сочинения Ленина, не казалась реальной. Ибо никакое учение не в состоянии обеспечить руководство действиями в новых исторических условиях, если его не применять творчески. Следовательно, партия не могла действовать «по Ленину», не располагая истолкователем ленинизма. А чтобы действовать как единое целое, особенно в период серьезного раскола по основным вопросам внутренней и внешней политики, партии был нужен особый лидер, обладавший хотя и несопоставимым с ленинским, но все же достаточно большим и общепризнанным авторитетом. Коллективное руководство представляло собой большевистскую традицию и сводилось к тому, что политические вопросы, как правило, обсуждались в высших партийных органах и решались большинством голосов. Но эти органы вовсе не функционировали как коллективы без всякого руководства, и предположить, что они могли бы действовать подобным образом (т. е. без руководителей) на постоянной основе, означало бы игнорировать силу привычки и прецедента в политической жизни. Более того, такой подход противоречил бы той самой «школе», которую партия прошла у Ленина.

Ведь он обеспечил сильное личное руководство большевиками, не будучи диктатором, правившим деспотическими методами. Большевистское движение возникло в результате объединения его сторонников среди русских марксистов и развивалось в течение двадцати лет под его руководством и под влиянием его идей. Хотя и не закрепленная официально, его роль верховного лидера вошла в неписаную конституцию большевизма, заняла свое место в привычном тобш орегапсН'

Ленин являлся организатором, главным стратегом и тактиком движения, автором особого варианта марксистской идеологии, авторитетным толкователем партийной доктрины. Ленин был главнокомандующим партии в революции и в политической борьбе, продолжавшейся после захвата власти большевиками. Он был наиболее влиятельной личностью, определявшей политику правящей партии и нового, III Интернационала, созданного под ее эгидой. Уникальный авторитет Ленина позволял ему сохранять единство крайне несговорчивых членов правящей группы, чьи междоусобицы постоянно грозили расколоть партию на воюющие между собой фракции. Кроме того, будучи главой советского правительства, Ленин обладал исполнительной властью и вырабатывал внешнюю политику большевистского государства. И наконец, как оратор и литератор, он являлся главным представителем и особым символом нового строя в его отношениях с собственным народом и внешним миром. Таким образом, многогранная роль верховного руководителя обрела свою форму в суровых испытаниях, через которые прошла партия под руководством Ленина. Оказавшись после его смерти вакантной, эта роль ждала нового пастыря.

Сам Ленин, предвидя такую ситуацию, в последние месяцы своей полуактив-ной жизни в 1922-1923 гг. бился над проблемой преемственности. В беседе с Бухариным он назвал ее «лидерологией»¹⁸. Данная проблема занимала Ленина главным образом с точки зрения обеспечения стабильности большевистского правления, важнейшим условием которой, по его мнению, являлась солидар-

* Образ действия (лат'). .ДЧ-' ЧСЩОЩ'-ность руководителей. Беспокойство Ленина относительно возможных последствий разлада в руководстве нашло выражение в резолюции о единстве партии. Год спустя (в 1922 г.) он вновь с большой откровенностью выразил эту обеспокоенность в неопубликованном (в то время) письме Молотову, который тогда являлся секретарем ЦК. В письме говорилось об авторитете «тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией», – слоя, определявшего политику партии, и предупреждал об опасности даже незначительной внутренней борьбы в этом слое, способной настолько ослабить его авторитет, что он потерял бы возможность влиять на решения¹⁹. Когда Ленин в декабре 1922 г. писал свое «завещание», его тревога по этому поводу сквозила в каждой строке документа. Она просматривалась и в его предложении относительно увеличения ЦК до 50-100 членов, имеющего целью сдержать внутренние конфликты и не допустить «раскола», который мог бы поставить под угрозу стабильность партии и советской системы. Она же отразилась в комментарии Ленина относительно неприязненных отношений между Сталиным и Троцким, которые являлись главным источником опасности раскола в Центральном комитете, и в его оценках качеств различных возможных претендентов на высший пост.

Ленин, вне всякого сомнения, понимал, что до тех пор лишь его огромный личный авторитет сплачивал склонное к фракционности партийное руководство и что, следовательно, с его уходом со сцены исчезнет действенный фактор единства партии. И все же, как видно из «завещания», Ленину не удалось найти решения вопроса о руководстве. Никто из шести человек, чьи личные качества он разбирал (речь идет о Сталине, Троцком, Зиновьеве, Каменеве, Бухарине и Пятакове), не был им назван как предпочтительный кандидат в преемники. Ни один из его известных революционных соратников не показался безусловно способным сплотить партию большевиков.

И через два года после смерти Ленина, в течение которых Сталин далеко продвинулся по пути к власти, проблема преемственности все еще оставалась нерешенной. Политический отчет ЦК XIV съезду представил Сталин, выступив, таким образом, в роли, которая по традиции принадлежала Ленину и которую на двух предшествовавших съездах исполнял Зиновьев. Но Сталин пока не являлся общепризнанным новым верховным лидером партии с авторитетом, хотя бы приблизительно сравнимым с ленинским. В этом отношении XIV съезд зафиксировал факт приобретения им господствующих позиций в партийных делах, но не больше. А то обстоятельство, что Сталин являлся генеральным секретарем, еще не создавало ему среди большевиков репутации нового вождя. Секретариат, первоначально имевший чисто административные и технические функции, постепенно превратился в реальную политическую силу. Но то был подспудный процесс, который сталинская фракция вынужденно приуменьшала или отрицала, отвечая на обвинения оппозиции в том, что Секретариат играет недозволенную политическую роль. Ворошилов, например, комментируя требование оппозиции сделать Секретариат техническим, подчиненным Политбюро органом, заявил, что Секретариат является именно таковым и «никакой политикой... не занимается»²⁰.