Текст книги ""Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

– Ну, пока вы меня не прикончили, – сказал я. – Всё же, хотелось бы узнать, кто вы такие? Граф Ди рассказывал, что вы пришли из Тибета, а тигр по имени Рао сказал, что вас быть не должно.

– Вы с тиграми беседуете, Суворов? – удивился Криг. – У графа Ди, что ли? Вы там с ним опиумом не баловались? Хотя не важно, это ваше с ним дело. А что касается нас, то это долгая история. – Он откинулся на спинку своего кресла, сделал несколько глотков вина из бокала. Я терпеливо ждал, зная, что таким образом он придаёт большее значение своим словам. – В далёком будущем идёт война. Между нашей и вашей странами. Вернее, между Великим Третьим Рейхом и Союзом Советских Социалистических республик, так будет называться ваша родина, Суворов. – Это было больше похоже на бред, союз республик вместо Российской империи, глупости какие! Никогда демократические идеи не приживутся на русской почве, ибо они противны самой сути нашей души. Однако рассказ майора, не смотря на всю его явную абсурдность, был весьма занятен, и я продолжил слушать его со всем вниманием. – В первые же месяцы войны наши войска стояли под стенами Москвы, она снова станет столицей вашей родины, а Санкт-Петербург, к слову, вовсе потеряет своё имя. Однако вам удалось отбросить нас и война из Blitzkrieg превратилась в затяжную. И теперь уже ваши солдаты топчут сапогами немецкую землю. Вернее будут топтать. Чтобы не допустить этого институт «Наследие предков» отправил нас в прошлое. Его специалисты обнаружили некий древний манускрипт в горном монастыре Тибета. После длительного изучения, они нашли способ проникнуть сквозь время. Пройти могут только четыре человека за тысячу лет, однако и тут им удалось обмануть создателей манускрипта. Пятым с нами отправился фон Ляйхе, назвать которого человеком никак нельзя. Так мы и пришли в ваше время, и начали менять историю.

Майор – или тоже какой-нибудь фюрер – Криг перевёл дыхание, налил себе вина и сделал пару глотков.

– Без ложной скромности скажу вам, Суворов, – хвастливо произнёс Криг, – что меня направили сюда не зря. За несколько лет я сумел изрядно изменить историю, создал из жалких националистов немецких княжеств десять полноценных дивизий СС…

– Кого? – переспросил я.

– Schutzstaffeln, – не слишком понятно ответил Криг, – ну да, мне сейчас недосуг рассказывать вам историю нашей национал-социалистской партии. Хватит вам и того объяснения, что все те, кто воюет сейчас внизу – солдаты и офицеры Waffen SS. Сейчас они мстят за налёты британской авиации на Берлин. Но если мой план сработает, то никаких налётов не будет.

– А что же будет? – удивился я.

– Великий Рейх, – гордо произнёс майор, – от моря до моря. Сейчас я сумел столкнуть лбами величайшие державы Европы. Британские войска почти уничтожены в Испании. Бомбардировка Лондона подтолкнёт Бонапарта к высадке десанта на Альбионе. Это положит начало настоящей Мировой войне. За сто лет до её начала! – произнёс он с улыбкой ещё одну непонятную мне фразу. – В неё втянутся и остальные державы, а победительницей, благодаря мне и моим Waffen SS станет Германия. Не Пруссия или Рейнская конфедерация. А именно Великая Германия. Großreich!

– И вы, майор, Großkaiser, – усмехнулся я, отлично понимая, что эта провокационная реплика, вполне может послужить предлогом для нападения гаупт-как-там-его Вольфа.

– Я всего лишь штурмбанфюрер СС, – покачал головой Криг, – майор, как вы заметили, Суворов. Моё дело воевать. А править будут другие. Более достойные и искушённые в этом деле люди. Таких хватает и в Пруссии, и в Рейнских княжествах. Моё дело привести их к власти. Но, главное, уничтожить Россию. Под корень вырезать ваш поганый народ, превратить всех славян в неграмотных рабов!

– Вот как ты заговорил, – наклонил голову я. – В рабов, значит. Мы брали Берлин в семьсот шестидесятом, возьмём и в будущем. Как бы ни старались, что бы ни делали! Никому не обратить русский народ в бессловесных рабов. Никому и никогда!

– Будущее рассудит нас, Суворов, – отмахнулся Криг. – Вы сами превратили свой народ в рабов, но они восстанут, скинут с престола царя и вышвырнут вас, Bojars und Edelmannleute, из страны.

– А вот этого не будет никогда! – рассмеялся я – Потому что никогда такого быть не может. Мы русские, а не французы, у нас никогда и никто против царя не восставал. Так что врёте вы, Herr Major, нагло в лицо. Вы банальный лжец, Криг! Или просто сумасшедший!

Гауптман Вольф кинулся на меня после этих слов. Я ждал этого, понимая, что таких оскорблений мне уже никто не простит. Последние три минуты нашего разговора я медленно смещался в сторону своего палаш, мирно покоящегося на полу в нескольких шагах от меня. И вот теперь я подцепил оружие мыском сапога под гарду, подбросил вверх, поймал левой рукой, сжав от боли зубы, и выхватил из ножен правой. Вольф был уже в аршине от меня. Он вскинул руки, видимо, желая порвать голыми руками. Однако только сейчас я заметил, что на руках его пробиваются звериные когти. Не просто длинные, грязные до черноты ногти, а именно когти, да и сами руки его стали меняться, превращаясь в лапы, обрастая шерстью.

Майор Криг не солгал нам тогда, на постоялом дворе на немецкой границе, гауптман Вольф был быстр. Чертовски быстр. Но всё же я успел поймать его на клинок палаша. Он глубоко вошёл в живот немца, распоров плащ пальто и мундир. Зелёное кепи слетела с головы Вольфа. Он отступил на полшага назад, даже не подумав зажимать рану на животе, хотя из неё обильно лилась на палубу кровь. Казалось, это ничуть не заботит гауптмана.

– Убить гауптмана Вольфа, – усмехнулся майор Криг, – практически невозможно. Он ведь, можно сказать, лидер и духовный вдохновитель бригады Werwolf.

Кровь из раны на животе гауптмана Вольфа уже не текла. Тело же его продолжало меняться. Лицо вытягивалось, также обрастая шерстью, превращаясь в волчью морду. Так вот он каков – волк в человечьем облике. И тут я понял, что мне не жить. Ведь не было у меня ни серебряных пуль, ни осиновых кольев, ни всего того, с чем ходят на оборотня. Гауптман же, по-волчьи усмехнувшись, снова прыгнул на меня.

Спас меня жуткий взрыв, потрясший, казалось, весь дирижабль, в чреве которого мы находились. Следом за первым взрывом прогремел второй, третий, четвёртый. А затем новый звук. Как будто некий великан рвёт на груди рубаху великаньего размера. Звук, соответственно, был оглушительный.

– Что такое?! – вскричал Криг.

– Ракеты, Herr Major, – ответил кто-то из экипажа, сгрудившегося на мостике. – С земли по нам стреляют ракетами.

– Они начинены шрапнелью, – поддержал его другой. – Взрываются – и рвут баллоны наших дирижаблей изнутри!

– Это конец, Herr Major, – усмехнулся я, морщась от боли в левой руке. – Как видите, британцы нашли средство и против ваших дирижаблей.

– Да пороховыми ракетами ни во что попасть нельзя! – разъярялся Криг.

– По вашим летучим монстрам просто невозможно промахнуться.

И тут Вольф снова бросился на меня. Но новый взрыв сотряс дирижабль. Палуба под ногами немца-оборотня покосилась, он взмахнул руками и полетел на меня. Я также не сумел удержать равновесия, и врезался спиной в переборку. От боли хотелось выть. Воздух выбило из груди. Гауптман, почти потерявший человеческий облик, ударился о переборку рядом со мной.

Я оттолкнулся спиной от неё, разрывая расстояние между нами, и наотмашь рубанул Вольфа по рукам. Палаш переломил кости его лап, оставив глубокие зарубки, истекающие кровью. Это ничуть не смутило гауптмана. Он бросился на меня, вскидывая изломанные руки-лапы. Я снова ткнул его палашом в живот. Клинок на сей раз погрузился в тело оборотня на половину длины. На спине его вспух небольшой бугорок, разорвав плащ-пальто, конец клинка вышел из его тела. Я провернул клинок в ране и надавил на него, навалившись всем весом. Оборотень взвыл, попытался ударить меня лапами. Но, почти перерубленные, они плохо слушались его, и только хлестнули меня по спине, подобно двух жутким цепам. Тогда гауптман попытался укусить меня – длинные клыки лязгнули в вершке от моего плеча.

Пока мы таким образом боролись, я левой рукой, превозмогая боль, откидывал клапан кобуры и вытаскивал драгунский пистолет. Когда гауптман вновь решил разорвать дистанцию, в чём ему изрядно помог новый взрыв, сотрясший дирижабль, я прижал пистолет к его вытянутой морде и нажал на курок. Пуля разнесла ему голову. Вольф покачнулся и рухнул навзничь.

Я выронил пистолет из онемевших пальцев левой руки. Тугая повязка, наложенная унтером Лялиным, пропиталась кровью, искалеченная рука повисла плетью и больше не слушалась меня. Отчаянно хотелось сползти спиной по переборке, сесть на палубу и заснуть. Может быть, даже и навсегда. Но у меня ещё оставались дела. Да и офицеры экипажа дирижабля сейчас придут по мою душу. Хотя что-то их нет. Превозмогая боль, я оторвался от переборки, сделал несколько шагов по отчаянно пляшущей палубе. И только тут заметил, что на месте мостика, откуда офицеры управляли дирижаблем, полыхает пламя и свистит в здоровенной пробоине ветер. В борту дирижабля зияла дыра с изломанными краями, похожими на зубы некоего зверя.

Майор Криг замер в своём кресле, казалось, он боялся шевельнуться лишний раз, чтобы не выпасть из дирижабля, хотя пролом зиял в десятке саженей от него. Я сделал первый шаг в его сторону. Палуба сильно накренилась, идти по ней было очень тяжело. Огонь полыхал рядом с нами, освещая мостик. В неверном свете его казалось, что я шагаю через преисподнюю. Краем глаза я заметил объятый пламенем дирижабль с надписью на борту «Totenkopf»: он падал, опережая наш, пикируя прямо на лондонские крыши.

– Ну что, Herr Major, – мрачно усмехнулся я, шагая к Кригу по перекошенной палубе, – ваш план провалился. Все соратники мертвы. Солдаты вашего Waffen SS долго не продержатся в столице враждебного государства. Да и вам жить осталось недолго. – Я поднял палаш.

– Вот тут ты ошибаешься, Суворов, – ответил мне Криг. – Это ты сдохнешь сегодня!

Он откинул крышку в подлокотнике своего кресла и выхватил оттуда странного вида пистолет. Я таких никогда не видел, короткоствольный, вроде кавалерийского, какого-то совершенно крошечного калибра – в кроликов из такого только стрелять – полностью сработанный из стали. Майор вскинул его и нажал на спусковой крючок. Пуля просвистела мимо моей головы.

– Вы где стрелять учились, Herr Major? – спросил я. – С пяти саженей в человека не попасть.

И тут Криг ещё больше удивил меня. Он нажал на крючок снова. Прогремел второй выстрел. Это что такое?! Ствол у пистолета один, да и звучит совершенно не так, как многозарядная пневматика Жирандони, как же он тогда стреляет несколько раз? Майор выстрелил в меня ещё несколько раз. Но ни разу не попал. Хотя с каждым выстрелом его странного пистолета я подходил к нему всё ближе. И вот, когда до него осталось меньше аршина, я поднял руку с палашом для последнего удара. Майор Криг всё ещё продолжал жать на крючок пистолета, хотя тот отзывался лишь сухими щелчками. Одним ударом я снёс ему голову с плеч.

Столкнув ногой тело майора с кресла, я плюхнулся на его место. Оказалось, кресло майора установлено на вращающейся платформе, я толкнул его ногами, разворачиваясь лицом к разбитому наблюдательному окну. На меня медленно и плавно надвигались крыши домов. В нескольких десятках саженей горели остатки дирижабля «Totenkopf». Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

(выдержка из статьи «Сухорукий генерал» из серии книг «Полководцы Империи»)

Генерал-майор Сергей Васильевич Суворов, более известный в войсках, как Сухорукий генерал, начинал свою карьеру простым прапорщиком в Полоцком пехотном полку. После первого же боя он получил звание поручика, однако после битвы при Трафальгаре, оказавшись на испанской земле, получил звание полковника. (см. также статью «От горожан до солдат. История ополченческого полка города Уэльва») Дальнейший славный путь будущего генерала от инфантерии проходил по большей части за границей Российской империи. Будучи адъютантом генерал-лейтенанта Барклая де Толли, принимал участие в битве при Труа и обороне этого города. После этого воевал с британцами в Испании во главе гренадерской роты. И тут отличился в сражениях при Бургосе и обороне Бычьего следа. (см. также «История изобретения лейтенанта Генри Шрапнеля») По окончании Полуостровной войны был назначен командующим охраной российского посольства в Лондоне. В этой должности также отличился, когда во время налёта немецких дирижаблей вывел гренадерский взвод роты охраны на улицы горящего Лондона и тем спас множество жизней простых британцев. За что был удостоен звания кавалера ордена Подвязки.

Дальнейший путь этого офицера был не менее славен. Он командовал гренадерской ротой в составе сводной грюндерской дивизии генерала Воронцова, сражавшейся за Семёновские флеши. Неоднократно, не смотря на то, что после Лондонского пожара, у него отсохла левая рука, вёл своих солдат в штыковую атаку, лично участвовал в рукопашной схватке. Участвовал в Лейпцигской Битве народов, уже как командир 3-го батальона Полоцкого полка. Его батальон штурмовал холм Монмартр.

По окончании Отечественной войны и заграничных походов подполковник Суворов долгое время командовал 2-м батальоном своего полка, находясь в резерве. В линейные части вернулся в Крымскую кампанию. Отличился в Балаклавском сражении, выведя из боя не только свой батальон, но весь Полоцкий полк, понесший колоссальные потери, особенно в офицерском составе. В результате до конца кампании, находясь в звании подполковника, командовал всем полком. Однако, получив полковника, остался начальником штаба полка. Формальным поводом для этого послужило его ранение.

Вышел в отставку Сергей Васильевич в чине генерал-майора, начальником штаба 12-й дивизии генерала Паскевича после Русско-персидской войны, вскоре после этого он умер. Как написал о нём премьер-министр Великобритании герцог Веллингтон: «Этот человек жил одной войной, и умер, лишившись её».

На похороны генерал-майора прибыли из-за границы весьма уважаемые люди. В том числе и вышеупомянутый герцог Веллингтон.

Эпилог.

– Значит, это и есть Гленмор? – спросил я у капитана Мак-Бри.

– Именно, – кивнул шотландец.

Гленмор менее всего напоминал горскую деревню из произведений Стивенсона. В общем-то, это был самый обычный небольшой городок. Никаких землянок и гордых highlanders в килтах и тартанах, лишь для виду перехваченных нитками между ног. Мимо нас, раскланиваясь с доблестным капитаном британской армии, шагали господа и дамы. Мы кивали им в ответ, с некоторыми Мак-Бри знакомил меня. Конечно же, никого я не запомнил, но это не важно.

После «жёсткой посадки» дирижабля «Leibstandarte SS Adolf Hitler» на Лондон, я провалялся в переполненном госпитале несколько недель. Как узнал позже, мне очень повезло попасть госпиталь, к чему приложил руку генерал Уэлсли. Многие, менее удачливые, остались лежать на улицах в так называемых госпиталях под открытым небом, где к ним иногда приходили фельдшера, да регулярно выносили трупы.

Орден Подвязки, которым меня наградил его британское величество Георг Третий, получал за меня граф Черкасов и в формулировке наградного патента меня до сих пор веселят зачёркнутые слова posthumous patent.

– Сто лет проживёте, – сказал мне Уэлсли, вручая мне орден вместе с патентом. – Верная примета.

Когда он ушёл, ко мне в комнату ввалился Мак-Бри. Он также был ранен в бою и теперь из-под мундира его виднелись белоснежные повязки.

– Пришли напомнить мне о слове, сударь? – усмехнулся я.

– Нет, конечно! – вскричал капитан. – Как вы могли подумать об этом! Я пришёл поздравить вас!

Он крепко пожал мне руку.

– Когда отправляемся в твой родной Гленмор? – спросил я у него.

– Как только ты скажешь, – пожал плечами я. – Я в отпуске, так что теперь всё зависит только от твоего здоровья.

– Тогда, сударь, – сказал я, – мне осталось только уведомить об отлучке графа Черкасова. И можно ехать.

В Гленморе Мак-Бри принадлежал основательный дом в три этажа. Как объяснил мне по дороге капитан, изначально дом был одноэтажным, но со временем его достраивали.

– Так что фундамент и первый этаж его, – закончил Мак-Бри, – помнят ещё Вильяма Уоллеса и Роберта Брюса.

Встречали нас два молодых человека. Один гренадерского роста с короткими каштановыми волосами. Он широко улыбался Мак-Бри и, казалось, готов был прямо сейчас заключить его в объятия, мешало только моё присутствие. Второй ниже ростом, на фоне приятеля кажущийся даже несколько щуплым, светлые волосы его были подстрижены ещё короче.

– Привет, молодые люди! – весело сказал им Мак-Бри. – Это, Роберт, тот самый капитан Суворов, о котором я писал тебе.

Светловолосый молодой человек подошёл ко мне и долго глядел в глаза.

– Значит, это вы убили моего отца, – сказал он. – Давно хотел посмотреть на вас.

– Была война, – ответил я, – которую сейчас называют большой ошибкой. Так что в этом повинны скорее немцы.

Он кивнул, и капитан представил мне своего сына, Карла Мак-Бри. Он держался куда веселее своего кузена, хотя было видно, что на его отношение ко мне легла тень, вызванная смертью родственника.

Войдя в дом, я обнаружил, что он также ничем не отличается от домов в любой другой стране. Хотя бы и России.

Мы расселись на одной стороне длинного стола. Служанки принесли еду, и мы с капитаном отдали должное ей и местному пиву. Ну, а после обеда, в большой зал вошли волынщик и несколько музыкантов. И начались танцы. Казалось, шотландцы зависают в воздухе, лихо отбивая при этом каблуками. Пришли и молодые девушки, и меня затащили в какой-то простой танец, которому обучали на ходу. Я путался и весьма криво махал ногами, вызывая взрывы смеха у собравшихся представителей клана Мак-Бри. Но смех этот был не обидным.

А когда сын капитана, Карл Мак-Бри, встал вместе с сыном Хэмфри, Робертом Мак-Бри, на танец, восходящий к временам воспетого Шекспиром Макбета, где надо было отплясывать на сложенных крестом палаше и ножнах, я шагнул к Роберту и сказал:

– Роберт, – я протянул ему палаш, – это меч твоего отца. Я приехал сюда, чтобы вернуть его в ваш клан. Только не советую впредь снимать его со стены.

– Почему? – спросил у меня молодой человек на вполне сносном французском.

– В Испании один паладин рассказал мне легенду о мечах, что напились крови людской и теперь превращают людей в безумцев. Не знаю, правда ли это, но иногда мне кажется, что я не могу совладать с ним.

– А может и так, – заметил капитан Мак-Бри. – Он ведь был выкован, чтобы убивать красномундирников, потому и попал в руки к Суворову. Меч ведь не разбирает, что мы сами стали теперь красномундирниками, верно?

– Но ведь негоже вешать славный меч на стену, – сказал самый пожилой представитель клана.

– Войны пока нет, – беспечно отмахнулся Карл Мак-Бри, – а когда придёт что-нибудь придумаем. Верно, отец?

– Это решать теперь Роберту, – ответил капитан. – На будущую войну он возьмёт этот палаш или оставит его висеть на ковре. Тем более что воевать нам теперь плечом к плечу с вами, против Бонапарта, а ни один лягушатник не одолеет шотландца в рукопашной.

После налёта на Лондон немецких дирижаблей наш государь разорвал дипломатические отношения с Францией. Хотя было понятно, что это лишь формальный повод, наглость Бонапарта, требующего всё новых войск для поддержки его Великой армии, готовящейся к десанту на Альбион, перешла всякие границы. Особенно же возмутило государя, как поведал мне Ахромеев со слов графа Черкасова, что немцы, вновь сменившие сторону, снова ставшие союзниками Бонапарта. Воевать плечом к плечу с тем, кто бомбил Лондон и убивал без счёту мирных жителей, в русской армии никто не хотел. Так что дело явно шло к войне с Францией.

– Но сколько бы мы не воевали вместе, – мрачно произнёс Роберт Мак-Бри, – Британии и России не по пути.

– Отчего же? – поинтересовался я.

– Двум великим империям скоро станет тесно, – ответил молодой, но весьма рассудительный шотландец, – и придёт время для новой войны.

И я отлично понимал, что в его словах велика доли истины.

Борис Сапожников
Наука побеждать

Глава 1, В которой герой принимает свой первый бой

Первый бой. Я часто представлял его себе. Не в деталях, нет, без крови, порохового дыма и криков. Я воображал как отличусь, захватив вражеское знамя или со своими людьми отразив атаку кавалерии. Особенно хорошо представлял награждение меня любимого за отвагу в сражении георгиевским оружием, а то и орденом. Четвёртой степени, конечно, зачем же зарываться? Кто же даст прапорщику, чей отец, к тому же, проворовался и пустил себе пулю в лоб, больше?

Как же далеки мои ожидания оказались от грубой реальности. Началось с того, что роту, в которой я служил под началом капитана Губанова, отрядили охранять тылы, так что, по идее, нам и вовсе не пришлось бы принимать участья в сражении. Второй прапорщик нашей роты Петька Большаков, как и я, рвался в бой, то и дело, хватаясь за рукоять шпаги, остальные же офицеры, люди более опытные, были скорее рады такому назначению.

– Кровь пролить за Отчизну ещё успеешь, Серёжа, – хлопнул меня по плечу поручик Федорцов. – А пока есть возможность поглядеть на сражение с весьма удобной позиции. – Он взмахнул рукой, словно обнимая поле боя, где заняли позиции наша и британская армии.

Тысячи человек замерли на поле боя, ожидая команды генералов, чтобы начать калечить и убивать друг друга. Обрусевший шотландец Барклай де Толли во главе Северной армии готовился принять на себя удар Британского экспедиционного корпуса, командовал которым Джон Хоуп, британский генерал, отличившийся в Египте. Теперь же генеральный штаб отправил его покорять других «варваров». Нас, русских. Вот только не справиться золотому льву с двуглавым орлом.

– Смотри, смотри, Серёжа, – рассмеялся поручик Федорцов. – Я в свой первый бой почти ничего не разглядел…

– Да, да, да, – оборвал его подпоручик Антоненко, закадычный приятель Федорцова. – Все мы не раз и не два слышали о том, как ты, Фёдор, героически оборонял в батарею при Эйзенхюттенштадте, весь в дыму и вражьей крови.

– Прекратить разговоры, господа офицеры! – прикрикнул на нас капитан Губанов. – Довольно прохлаждаться. Занять посты по боевому регламенту.

– Первый взвод, стройся! – зычным голосом скомандовал Федорцов.

– Второй взвод, стройся! – вторил ему Антоненко.

– В три шеренги! – уточнил приказ капитан Губанов. – Первый взвод на полсотни шагов впереди и слева от второго.

– В три шеренги!

– Первый взвод вперёд и влево! На полсотни шагов!

– Слушай команды! – закричали унтера, торопя солдат. – Вперёд! Шагай, молодцы!

Я присоединился к своим людям, заняв место в строю. Сильный ветер трепал полы мундира, грозил сорвать с головы кивер, так что я поспешил застегнуть подбородный ремень, ведь без головного убора в строю стоять нельзя.

– Теперь и на сражение не поглядишь, – посетовал Федорцов. Я служил в его взводе. – Только послушать и получится.

Мы простояли около получаса, когда раздались звуки начинающего боя. Первыми, как сообщил мне поручик, «заговорили» 16-фунтовые «единороги» и 12-фунтовые орудия, посылавшие ядра на расстояние в тысячу с лишним шагов. Англичане ответили тем же, правда, огонь они вели куда менее интенсивный, ведь пушек у хоупова экспедиционного корпуса было гораздо меньше. Не успели затихнуть отзвуки первых залпов, как ударили барабаны.

– Двинулись британцы, – откомментировал поручик Федорцов. – Можно по брегету время засекать, через восемь минут дадут залп по нашим.

– Эх, были бы мы там. – Я до хруста сжал пальцы на рукояти шпаги.

– Не бойся, Серёжа, – уже серьёзно произнёс поручик Федорцов, – войн на наш век хватит. С лихвой.

Личного хронометра у меня, конечно, не было, однако прошло меньше десяти минут – и британцы дали залп. Рявкнули «Браун Бессы» калибра семь с половиной линии, моего воображения тогда ещё не хватало, чтобы представить, как свинцовые шарики косят солдат, и может оно и к лучшему. Им тут же ответили наши семилинейные мушкеты. А следом грянуло родное «Ура!», ему ответило «Британия!».

– В штыки сошлись! – сказал Федорцов. – Пошла потеха!

В тот день я впервые услышал кошмарный вой, который висит над полем боя от самого начала до конца. В нём сливаются залпы мушкетов и пушек, крики идущих в атаку солдат, стоны раненных. Иные «любители музыки» зовут его симфонией битвы или как-то в этом духе, правда, такие, как правило, избегают самих битв.

– Вашбродь, дозвольте обратиться, – полуобернулся ко мне старший унтер-офицер.

– Что у тебя, Ермолаев? – спросил я у него.

– Скачет к нам кто-то, – не очень-то по уставу доложил старший унтер.

– С чего ты это взял? – удивился я.

– А вы руку к земле приложите, вашбродь, – ответил Ермолаев, – сразу кожей почуете.

– Вот она, крестьянская смекалка, – усмехнулся на это Федорцов и тут же скомандовал: – Взвод, к бою! Мушкеты зарядить!

– Заряжай мушкеты! – закричали унтера.

Шесть десятков человек принялись сноровисто приводить оружие в боевую готовность.

– Примкнуть штыки! – скомандовал Федорцов, когда мушкеты были заряжены. – Первая шеренга, на колено!

– Штыки примкнуть! – подхватили унтера. – Первая шеренга, на колено!

– Господин поручик, – по совету старших офицеров я при солдатах никогда не допускал фамильярности, – быть может, стоит послать человека к капитану Губанову.

– У него солдаты не хуже, Серёжа, – покачал головой Федорцов. – Капитан, держу пари, уже знает о кавалеристах, скачущих к нам. Раз не было приказа строиться в каре, значит, так надо.

Позицию наша рота занимала почти идеальную. Мы могли отбить атаку превосходящих сил кавалерии противника. Левый фланг защищал густой лес, через который лошадей не провести. На правом же протекала мелкая речушка с топкими берегами, поросшими камышом. Так что атаковать нас вражеские конники могли только в лоб.

Поручик вынул из своей странной двойной кобуры длинноствольный пистолет и протянул его мне.

– Бери, Серёжа, – сказал он. – Своим ты ещё не обзавёлся, а в бою каждый выстрел будет на счету.

Я взял пистолет. Отличный дуэльный «Гастинн-Ренетт», изделие французских мастеров.

– Держи, – вслед за пистолетом Федорцов протянул мне пригоршню бумажных патронов.

Сам он вооружился братом-близнецом «Гастинн-Ренетта» и ловко заряжал его. Я быстро рассовал патроны по карманам и последовал примеру поручика. Мы успели зарядить пистолеты, как раз когда в поле зрения появились синие мундиры и красные кивера британских гусар. Федорцов встал в дуэльную стойку, боком к врагу, сложив руки на груди, пристроив «Гастинн-Ренетт» на сгибе локтя.

– Господин поручик, – чтобы хоть немного скрыть предбоевой мандраж, заговорил я с Федорцовым, – а отчего вы отдали один пистолет мне?

– Я, Серёжа, не герой бульварных романчиков, – с усмешкой ответил он, – чтобы палить из пистолетов с обеих рук.

Тут я вспомнил иллюстрацию одного из таких романчиков, назывался он, кажется, «Лучший стрелок» или как-то так. На желтоватом листке скверной бумаги был изображён некий офицер гвардии, действительно, стреляющий с обеих рук и поражающий из двух пистолетов тучи врагов.

Это воспоминание вызвало у меня кривую усмешку. Вот бы сюда такого чудо-стрелка, чтобы поразил весь эскадрон британских гусар, несущихся на нас.

Гусары в считанные минуты преодолели разделяющее нас расстояние. Поперёк седла у них лежали короткие кавалерийские мушкетоны. Приблизившись на сотню шагов, гусары по команде офицера изготовились к стрельбе.

– Товьсь! – тут же прокричал Федорцов, и солдаты вскинули мушкеты к плечу.

Гусары замедлили бег своих лошадей, чтобы дать прицельный залп по нам. Этого-то и ждал Федорцов.

– Пли! – скомандовал он, вскидывая руку с пистолетом.

Я с некоторым опозданием сделал то же самое, глазами ища себе жертву среди этих блистательных всадников.

Залп мушкетёров оглушил меня, от пороховой вони едва не стошнило, и заслезились глаза. Я даже про пистолет забыл, да и как стрелять, когда перед глазами только тени и пятна.

– Сомкнуть ряды! Первая и вторая шеренги, к рукопашному бою товьсь! – как ни в чём не бывало, продолжал командовать Федорцов. – Третья шеренга, зарядить мушкеты!

Я, наконец, проморгался и увидел гусар, успевших сменить короткоствольные ружья на кривые сабли. Видимо, стреляли они одновременно с нашими солдатами, понеся основательные потери. В нашем взводе особенно много было раненых, потому что гусары дали залп картечью.

Я совсем позабыл о пистолете, который продолжал сжимать в руке. А ведь цель-то как выискивал! Самому смешно стало. Я вскинул руку с «Гастинн-Ренеттом» и нажал на спусковой крючок. Не смотря на топот копыт и скрежет шомполов, выстрел грянул громом средь ясного неба. Сильная отдача с непривычки едва не переломала кости запястья. Мчавшийся в первом ряду синемундирный гусар, уже занесший саблю для рубящего удара, дёрнулся в седле и кувыркнулся через заднюю луку. Грозная сабля вывернулась из руки и сгинула под копытами коней.

– Молодец, Серёжа! – повалил Федорцов, отшвырнувший свой «Гастинн-Ренетт», красивый пистолет валялся у его ног, в руках поручик держал шпагу.

Девать оружие было некуда. Забирать его у меня Федорцов не собирался, но и столь варварски обходиться с «Гастинн-Ренеттом» ужасно не хотелось. Не хотелось, но пришлось. Перезаряжать оружие было некогда.

Я вынул из ножен шпагу, готовясь к атаке вражеской кавалерии.

Гусары налетели на наш строй. Сабли в первые мгновения собрали обильный урожай срубленных голов и отсечённых рук, однако солдаты стойко вынесли натиск, не дрогнули, ударили в штыки. Завязался кровавый рукопашный бой. Стоя в третьей шеренге, я не принимал участия в схватке, однако мог отлично всё видеть. Как лихой гусар тыкает концом сабли в лицо стоящего перед ним на колене солдата, тот кривится от боли, однако находит в себе силы со всего маху вонзить длинный штык в брюхо вражьему коню. Животное кричит – не ржёт, как положено лошади, а именно кричит – взбрыкивает и падает, брызжа с морды кровавой пеной. Гусар выдёргивает ноги из стремян, ловко спрыгивает с седла. Гренадерского роста детина принимает удар гусарской сабли на мушкет, но неудачно. Кривой клинок скользит по стволу, отсекает пальцы. Солдат роняет мушкет, замирает, тупо уставясь на враз укороченную ладонь. Смотрит, пока гусар вторым ударом не раскраивает ему череп.

Один всадник ловко объезжает по топкому берегу наше построение и устремляется к третьей шеренге. Нет. Прямо ко мне. Он вскидывает над головой саблю, но тут на его пути встаёт поручик Федорцов. Я не успел разглядеть удара, так быстро он полоснул гусара по животу. По синему мундиру расползлось тёмное пятно. Гусар рухнул ничком на лошадиную шею. Разгорячённый конь помчался галопом мимо меня куда-то в сторону нашего лагеря.