Текст книги ""Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

Глава 25
Переяславль

Давненько он не заглядывал в Переяславль, хотя тот и находится по соседству. Опять же речным путем в Киев или в Чернигов его не миновать. Но Романов предпочитал здесь не останавливаться, выбирая стоянки гораздо выше по течению. Тут ведь дело такое, что, переступив за городскую черту, можно оказаться и в порубе[83]83
  Поруб – деревянный сруб, использовавшийся в качестве места заточения.


[Закрыть]. А там и в руках заплечных дел мастера. Уж больно у Михаила отношения с князем Ростиславом не складывались. Но теперь те времена в прошлом.

Федору, безопаснику, приставленному к младшему Всеволодовичу, пришлось изрядно потрудиться. Но за прошедшие четыре года все же удалось-таки склонить Ростислава в нужную сторону. Труднее всего пришлось с возвращением в фавор боярина Трепова. Уж больно князь противился этому. Пару раз бывало и такое, что отстранял от себя Федора за излишнюю назойливость.

После чего тот сменил тактику. Начал приводить в пример великих политиков прошлого, черпая примеры из многочисленных книг. Предоставляемых и Михаилом в том числе. На хорошее дело не жалко. А книги тут стоят изрядно. Он уже наладил печатный двор. Но там пока верстают только учебники, книги и сборники трактатов, необходимые для обучения в школе и основанном в позапрошлом году университете.

Так вот Федор напирал на то, что еще древние учили тому, что, какого бы великого ума ни был муж, самому ему везде не поспеть. А потому великая мудрость заключается не в том, чтобы разбираться во всем, а в умении подбирать себе помощников. У Цезаря было множество помощников. Ведь с кем-то он проводил советы, кто-то командовал легионами и выполнял его волю. Но помнят только о нем. Брут остался в памяти как его убийца. Антоний как неудавшийся наследник. А кто они без Цезаря? Вот и ему следует поступать так же.

Такой подход в итоге возымел действие. Мало, что Горыня вернулся в княжьи палаты, так еще и в Михаиле князюшка перестал видеть… Нет. Врагом он ему как был, так и остался. Но теперь у них эдакое перемирие. Ну, глупо же не воспользоваться выгодой от мирного соседства. Тех же мастеров в Пограничном готовят. Да оружие оттуда идет по приемлемым ценам. Как и товары, которые на пользу княжеству.

Но так-то Ростислав ничего не забыл. И Федор зудит ему на ухо, мол, правильно все. Так и надо. Пусть Романов считает, что всех перехитрил. Да только никто ему ничего не простил.

Михаила подобная постановка вопроса полностью устраивала. Потому что младший брат за старшего был готов в огонь и в воду. А еще хотя и гордец, но не глуп, и из него получится знатный полководец. Горячность молодости проходит, переходя в зрелую рассудительность. Есть те, у кого ветер гуляет до самой старости. Но этот не из той породы.

При взгляде с реки город практически не изменился. Все те же деревянные стены. Разве только за ними видны колокольни уже трех каменных храмов. Если первый строили десять лет, то другие два возвели куда быстрее. Дольше расписывали стены по сырой штукатурке. Все же цемент это великое дело.

Однако стоило пройти к центру города, как тут же становилось понятно, что время тут не замерло на месте. Город развивался. Детинец за прошедшие годы оделся в камень и встретил Романова высокими выбеленными стенами. В этом году по периметру города начнут возводить каменные башни, меж которыми впоследствии поднимут стены. Подсказка Михаила, преподнесенная Федором как его собственная.

Княжьи палаты также стали каменными, за высокой оградой. Но Михаил не стал даже приближаться к воротам, отвернув в сторону. Сомнительно, что князь его примет. Скорее уж станет мурыжить, указывая ему его место.

Направляясь к дому боярина Трепова, пришлось обойти сторонкой работников, мостивших улицу тротуарной плиткой. Ну и правильно. А то от этой древесины одни только миазмы. Дышать нечем. Да и с долговечностью у нее так себе. Хотя, конечно, в разы проще. В Переяславле производство цемента поставлено на широкую ногу. А потому активно переходят на камень.

– Ну, здрав будь, Михаил. Сколько мы не виделись? – с нескрываемой радостью встретил его Горыня.

– Лет пять, поди, – сделав вид, что что-то там подсчитывает, произнес Романов.

– М-да-а, летит время. Когда только познакомились, мне и сорока не было, а тут уж пятый десяток меняю. Присаживайся к столу.

Встречал боярин гостя в яблоневом саду. Как говорится, в неформальной обстановке. Что свидетельствовало о дружеском отношении. И Романов не мог этого не отметить. Как, впрочем, и того, что на столе стояло блюдо с горкой яблок. А значит, помнит Трепов и о его предпочтениях.

– Ты так говоришь, Горыня Гореславич, будто годы твои уж к закату пошли, – хмыкнул в ответ Михаил, устраиваясь на лавке.

– Ну так, к закату и идут. Уж больше половины жизни за плечами, – со значением произнес тот.

– Ой ли. Эвон полон сил, да здоровьем так и пышешь. Так что оставь ты речи о годах великих, – отмахнулся Романов.

– Зато ты повзрослел и заматерел. Зубы такие отрастил, что шутя за холку треплешь всякого, кто в твою сторону недобро косится.

– Ты это к чему, Горыня?

– Обиду на тебя имеют купцы. Наши Ростиславу плешь проели, не смотри, что молод, скоро лысеть начнет. Иные великого князя терзают. Не нравится им, что ты в Царьграде да иных городах империи торгуешь беспошлинно, а им, горемычным, приходится отсчитывать честно заработанное серебро.

– Эка. А о том, что два года тому они и вовсе чуть не в убыток отдавали свой товар венецианцам, поди вспоминать не желают.

– Так ить все встало на круги своя. Но кому-то от того стало лучше, – нарочито сокрушенным тоном произнес боярин.

– Стало быть, чьими стараниями им стало легче, они тоже поминать не желают, – хмыкнул Михаил.

После чего вгрызся в кислое яблоко, отчего сразу свело скулы и едва не вышибло слезу, куда там лимонам. Не скоро еще окультурятся яблочки до сладких сортов. И уж точно не на его веку. Но помнится, у Горыни были и с намеком на сладость.

– Слабы людишки, а купцы так и подавно. Вот и стонут. Да те стенания попадают в благодатную почву, – вздохнул боярин.

– Ты это о чем? – вздернул бровь воевода.

– Так о пушках твоих, о чем же еще-то. Стало быть, басилевсу Алексею ты секрет открыл, а великому князю нет. Да и иные князья желали бы его заполучить.

– Ах, это. Не вопрос. Я как раз по этому поводу в Киев и направляюсь. Да не с пустыми руками, а с дарами.

Михаил честь по чести передал Алексею чертежи пушки. Принял к себе на борт тридцать ромеев, отобранных Дукой, и обучил десять полноценных расчетов корабельного состава. Но он и не подумал передавать императору технологию производства. А без этого изготовить орудие было более чем проблематично.

Нужны были токарные, фрезерные и сверлильные станки, технология ковки, рассверловки и оправки стволов. Много чего такого, к чему человечество шло на протяжении нескольких веков, Михаил сумел выдать методом проб и ошибок в довольно сжатые сроки. А по историческим меркам так и вовсе мгновенно.

Он конечно же надеялся на то, что современный технологический уровень станет достаточно серьезным препятствием. Но даже представить себе не мог, что оно окажется непреодолимым. Открыть секрет, да еще и делиться технологиями. Вот уж дудки.

А между тем обученные артиллеристы в один голос утверждали, что переданные чертежи правильные. Они лично ощупали каждую деталь пушки. А то как же. Мало научиться стрелять, нужно еще и уметь обслуживать. Да и сам Иоанн Дука с Кириллом Комниным участвовали в полной разборке орудия. Так что с чертежами все честь по чести.

Пока до мастеров Алексея доходило то, что им с поставленной задачей не управиться, венецианцы решили-таки пойти навстречу настырному русичу. Теперь он торговал под их флагом. Правда, наотрез отказался платить в казну республики полагающиеся сборы. Время, когда он был согласен на это, ушло. Но если господа купцы против…

Они возражать не стали. Свои верфи они, быть может, защитить и смогут. Но Романов ведь на этом не остановился. Он напал на конвой, без особого труда потопив двадцать боевых галер и десять торговцев, попытавшихся оказать сопротивление. Оставшиеся десять увел в качестве призов.

Ввиду слишком большого экипажа галера имеет небольшую автономность. А потому этим кораблям необходимы промежуточные стоянки для отдыха гребцов и пополнения запасов. Михаил сжег два промежуточных порта со всеми находящимися там судами. Как результат, перерезал одну из артерий.

Венецианцы, конечно, могли попытаться его выследить и уничтожить. Но по здравом рассуждении все же поняли, что из этой затеи ничего путного не получится. В открытой схватке им с ним не сладить. Поэтому Большой совет решил последовать предложению Кавальканти и заключить с Романовым соглашение. С тем чтобы впоследствии взять его в оборот. Михаилу оставалось только пожелать им успехов. Уж кто-кто, а он доверять этим торгашам не собирался ни на каплю.

Так что на следующий год торговый караван из Пограничного направился в Царьград, будучи груженным по самую маковку. Основу товаров составил текстиль, который принес большие барыши.

Кроме имперских рынков Романов не стал забывать и об арабских. Даром, что ли, заключали договор. И хотя на данный момент в этом не было особой необходимости – маршрут увеличивался вдвое, да еще нужно было платить и пошлины, – он отправил караван и в халифат.

Нужно думать о дальней перспективе. А ткацкое производство сейчас на подъеме. Объемы увеличиваются с каждым годом. Уже строится новый трехэтажный корпус и готовятся кадры под расширяющееся производство. Торговые связи с половцами крепнут, и Михаил собирался продолжать эту политику.

В первую же зиму Михаил получил послание от Ирины, в котором она его едва ли не открыто обвиняла в нечестности. Пришлось ее в этом разубеждать. Как и в том, что передавать технологии он не станет ни при каких условиях. Они используются далеко не только для изготовления пушек, но и для другого производства.

Однако он готов поставлять Комнину готовые пушки. И стоить это будет не столь уж баснословно. А еще у него есть образцы, которые обойдутся императору вчетверо дешевле. Есть только оно но. При всех сохранившихся боевых характеристиках они больше по габаритам и в разы тяжелее стальных образцов. Впрочем, для флота это некритично.

Все верно. Прикинув так и эдак, Михаил решил, что изготавливать пушки из стали дороговато. Да и по срокам куда дольше. Совсем другое дело чугунное литье. Совместив знания Хуоджина и подход представителя двадцать первого века, на выходе они получили эффективную технологию литья. Сроки изготовления и трудозатраты сократились чуть ли не на порядок.

Переговоры с Алексеем, а вернее, с Ириной пошли в новом русле. В Царьград был доставлен опытный образец из чугуна. А в Пограничном между тем было развернуто производство орудий нового типа. Даже если Комнин решит, что чугун его не устраивает, Михаил найдет, куда их приткнуть. Да хоть на стены Пограничного и застав.

К лету стало окончательно ясно, что у ромеев не получается наладить собственное производство. И тут Романов наконец гордо поднял голову и расправил плечи. Если уж империя спасовала, то никто другой и подавно ничего не сумеет поделать. Пусть захватывают хоть десяток образцов. Главные секреты оставались за стенами Пограничного. А уж здесь-то он их хранить научился.

В сентябре девяносто первого года Комнин разорвал соглашение с Венецией и потребовал от купцов начать выплачивать пошлины и портовые сборы. В ответ венецианцы направили к Константинополю свой флот. Император ответил тем, что вполне обоснованно взял под стражу всех венецианцев, находящихся на территории империи. Конфисковал все средства, товары и корабли. Когда же приблизился вражеский флот, разгромил его, захватив множество пленных.

Вскоре потребность ромеев в артиллерии несколько уменьшилась. Производство же меж тем было поставлено на широкую ногу. В этой связи Михаил решил, что пришла пора найти иного покупателя. Например, великого князя киевского Всеволода и его сына Владимира, в которых Романов был заинтересован. Остальные пока обойдутся.

– Что-то ты как-то подозрительно расщедрился, – хмыкнув, заметил Горыня.

– Просто правильно ты говоришь, наш великий князь должен иметь силу, не уступающую ромеям. А то еще и превосходящую, – отпив сбитня, высокопарно произнес Михаил.

– Угу. Только поди, как и ту твою чугунную посуду, никто иной изготовить не сумеет. Ить так, Михаил Федорович?

– А ты предлагаешь мне вот так, за здорово живешь, раздать все свои секреты и остаться у разбитого корыта? Я ить о своей выгоде печься должен, – в тон ему ответил Романов.

Чугунная посуда, печные комплекты и ажурные решетки хлынули на рынок Руси в прошлом году. Не сказать, что они были по карману простому люду. Но правильно проведенная рекламная кампания привлекла состоятельного покупателя. Брали на престиже. Как следствие, все эти чугунки, казаны, кастрюли, сковороды, печные дверцы и иже с ними не абы какие, а с фигурным литьем. Пока спрос полностью покрывал предложение. Товар востребованный и подолгу не залеживался.

Михаилу уже не раз забрасывали удочки на предмет поделиться технологией. Вот только время еще не пришло. Появится нечто новое на замену, тогда можно будет и подумать. Пока же строжайший режим секретности и никак иначе. И без того уж князьям преподнес немало. Знает ведь, что купцы торгуют тем же цементом, а от того и в княжеские сундуки серебро перетекает.

Но оно ведь как. Чем больше есть, тем больше хочется. Однако пока слава о его успехах как в степи, так и на море действовала на горячие головы отрезвляюще. А потому князья исходить слюной исходили, но дальше пересудов дело не двигалось. А разговоры что? Пусть себе болтают. Главное, чтобы за оружие не хватались. И тут Михаил не столько переживал по своему поводу, сколько не желал лить кровь русичей.

Что же до особо горячих голов, так ведь их и подальше спровадить можно. Как того же Василько, князя Теребовльского, который с Теракканом в позапрошлом году ходил на помощь Византии в борьбе с печенегами. А в этом году опять же с половцами отправился воевать в Польшу. Всеволод это поощрял, справедливо полагая, что таким горячим головушкам лучше спустить пар на стороне, чем мутить воду на Руси.

– О своей выгоде забывать не дело, то твоя правда, – согласился Горыня. – Только ить и мы о своей помнить должны.

– Уж не на пушки ли намекаешь?

– Да я прямо говорю. Коль скоро уж решил продавать их на Руси. Так и мы для начала штуки четыре прикупили бы.

– Если не больше, то, думаю, это возможно. Но только на будущий год.

– Что так?

– А толку вам от них никакого не будет. Научить-то палить не трудно. А вот содержать в порядке уже совсем иное дело. Так что присылай ко мне будущих пушкарей на учебу числом двенадцать молодцев. Только гляди, шли новиков, а не зрелых мужей. Молодость, она любую науку лучше постигает. А уж к лету получишь и их, и пушки.

– Но в Киев ты уже с ними направляешься, – поддел Горыня.

– С ними. Но так там ведь великий князь, как его не уважить. Да только и ему придется отправлять ко мне пушкарей на учебу. А пока они не вернутся, будут дары пылиться в сарае.

– Понятно.

Доволен Горыня. Еще бы. Ростислав уж весь слюной на те пушки и пищали изошел. Причем хочется ему ими обладать не столько ради реальной боевой мощи, а больше как желанной игрушкой. Да такой, какой, почитай, ни у кого иного и нет. А кто ему ее добыл? Боярин Трепов, коего он несправедливо отринул и несколько лет держал от себя поодаль.

Душевно посидели с Горыней, хотя пир тот и не закатил, но пока разговаривали за кувшином сбитня и горкой яблок, поспел обед. Отведал Михаил хлеба-соли да простился с радушным хозяином. К князю ломиться все же не станет. Пригласит, конечно, направится, и дары на этот случай припасены. А нет, знать, не время еще. Больной пока еще только выздоравливает. Незачем мешать процессу.

Покинув дом боярина, двинулся по улице в сторону торжища, а там и на выход, к причалу. По сути, тут ему делать больше нечего. Утром отходят. А сейчас можно пока посидеть в своей каюте за табличками. Появилась кое-какая мысль. Надо бы зафиксировать, а там, глядишь, и обдумать со всех сторон.

– Здравия желаю, воевода, – чуть не хором приветствовали его двое молодцев слегка навеселе, когда он проходил между торговыми рядами.

Одеты по форме. Черные кожаные сапоги, зеленые порты, красные рубахи с воротником стоечкой и черными петлицами, в которых латунные эмблемы линейного полка, щит и меч. Портупея с изогнутым мечом и ножом.

Михаил не стал особо мудрствовать с формой, давно уж ввел единый образец. А вот знаки различий в виде петлиц – только в прошлом году. Тогда же учредил и награды с памятными знаками. Вот у этих молодцов справа на груди висят медали за степной и морской походы трех– и двухлетней давности. Помимо того на левой стороне по Георгиевскому кресту. Это ордена за особые боевые заслуги.

Мелочи? Ну не такие уж и мелочи. К орденам положена еще и солидная премия. Что же до медалей, то сразу видно, кто где бывал, а кто просто бахвалится. А вот от юбилейных медалей решил отказаться. Правда, пока это понятно только в Пограничном. Здесь же вполне сгодится в качестве украшения. Смотрится-то нарядно. Михаил лично вытачивал клише, так что получилось красиво.

Рядом стоят двое парней лет двадцати. Но эти уже не по форме. Да оно и понятно. Местные, переяславские. И тоже навеселе.

– Здравия, Михаил Федорович.

Поздоровались с достоинством, поди бояричи, не баран чихнул. Но при этом улавливается в них нечто эдакое. Словно мальчишки, учинившие какую шкоду и застигнутые на месте преступления. Сказывалась привычка. Помнил он эту четверку. Те еще пройдохи. Ох и покуролесили они в свою бытность учениками в школе. Был среди них еще и пятый, сын половецкого кошевого.

– Город-то не спалите? – ухмыльнувшись, поинтересовался Романов.

– Не-не-не, мы тихонько, Михаил Федорович, – поспешил заверить один из бояричей.

– Да разве ж мы без понимания, – подтвердил дружинник.

И все четверо дружно закивали, словно кони на водопое. Ну вот агнцы божьи, да и только.

– Ну-ну. Веселитесь, – подбодрил их Романов.

Вот и первые результаты программы, запущенной несколько лет назад. И сторонних учеников в школе Пограничного год от года все больше и больше. Некоторые продолжили обучение, перейдя в университет. Вообще образовательная программа съедает изрядную долю средств. Но оно того стоит. Вот эти бояричи уже дважды подумают, прежде чем точить зубы на Пограничное. А еще им несколько лет вкладывали в голову мысли о единой Руси под сильной единовластной рукой.

Конечно, пока это только первые ростки. И задавить их на корню достаточно просто. Но, по счастью, грядущие перемены в высказываниях молодых взрослые пока не видят. Им заметна лишь только ученость чад, что льстит их самолюбию. А что до робко высказываемого мнения – как родитель скажет, так оно и будет. Так что пусть их.

Глава 26
Арест

Что и говорить, город впечатлял. Киев выглядит насколько масштабно, настолько же и тепло. Эдакий музей под открытым небом, возвышающийся на высоком берегу, густо покрытом зеленью. Вот так взглянешь на него с реки, и кажется, что он парит над землей.

Возможно, причина в деревянных стенах, которые не довлеют своей монументальностью. Что наблюдается в Царьграде, несмотря на архаичность его фортификационных сооружений. Здесь же это скорее походит на иллюстрацию к сказке.

Михаил тут не впервые. Доводилось бывать и в самой столице, и проходить мимо по пути в Чернигов. Но каждый раз он с замиранием сердца рассматривает этот град на холмах. Соперник он там Царьграду или нет, но это второй по численности город в православном мире. А по количеству храмов на душу населения, может, и первый.

Картину немного смазывает участок стены детинца, града Владимира, занимающего обширную площадь. Там сейчас все забрано в строительные леса. Идет активное возведение каменных стен.

Появление цемента вызвало настоящий строительный бум. Поначалу бояре бросились возводить себе каменные палаты. Причем не с низкими каменными сводами, а с высокими деревянными перекрытиями и большими окнами. И в новом стиле, привнесенном Михаилом. Он скромно о том молчал и не выпячивался. Однако архитектура Пограничного откровенно прослеживалась в отделке усадеб. Как, впрочем, и новых храмов, растущих словно грибы после дождя.

Потом бояре, видать, сообразили, что не мешало бы обезопасить всю эту красоту. А потому достаточно легко откликнулись на необходимость спонсировать возведение стен. Уж год без устали трудятся мастера. И судя по темпам строительства, долгостроем этот объект не станет.

Вообще-то, глядя даже на деревянные стены, Михаил не понимал, как монголам удалось захватить и разрушить этот город. Ладно, Подол, что раскинулся на низком берегу. Но грады Владимира, Изяслава и Святополка, Ярослава? Они сами по себе были городами-крепостями, способными жить наособицу. Построены на высоких холмах с достаточно крутыми склонами, внушительными валами, широкими и глубокими рвами.

Признаться, он не помнил, как оно происходило. Если вообще они изучали в школе осаду Киева. Просто знал, что город был взят и сожжен дотла. А из многочисленного населения выжила едва ли десятая часть. Сегодня здесь проживает более пятидесяти тысяч человек. Сомнительно, чтобы к нашествию Батыя население кардинально уменьшилось. Это сколько же крови тут прольется!

Не прольется! Если у него все получится, то этого не случится. А уж он постарается. И речь вовсе не о пушках, доступности качественных доспехов и оружия. Все это не имеет значения без железной дисциплины и единоначалия. Вот на что он собирается давить. Остается только выяснить, правильную ли он сделал ставку.

Едва ладья пристала к причалу, как из-за близлежащих домов появились воины с короткими копьями. А из всех углов, как тараканы, полезли лучники, выцеливая вновь прибывших. Народ с матерком порскнул в сторону, чтобы не оказаться между молотом и наковальней. На ладьях, что по соседству, также появились дружинники.

– К бою! – раздался зычный голос полусотника, едва только появился первый киевский дружинник.

Бойцы тут же похватали щиты, зашуршали выхватываемые из ножен клинки. Благо все при параде, чтобы предстать перед киевлянами во всей красе. Расслабиться и после можно. Заскрипела тетива взводимых арбалетов. Артиллеристы и стрелки бросились к пушкам и пищалям, которые и без того практически изготовлены к бою, остается только закачать газ. Еще мгновение…

– Не стрелять! Мечи в ножны! – вздев руки вверх, выкрикнул Михаил и, медленно опуская руки. – Тихо, братцы. Спокойно.

Потеряют, конечно, многих, но вырваться из западни – возможность вполне реальная. Доспехи прочные, не всякой стреле по зубам. Опять же картечь. А вон и огнеметчики подожгли запальные факелы на соплах. Так что киевляне кровью умоются. А там, глядишь, еще и полыхнет так, что весь город на уши станет. Постройки вокруг все из дерева.

Вот только не готов Романов почем зря лить кровь. К тому же лично его жизни ничто не угрожает. Всеволод – умный правитель. Не станет он рубить курицу, несущую золотые яйца. Ему для начала все секреты выведать надо и выдоить такое-то талантище на новинки. К гадалке не ходить, посадит в золотую клетку, только твори.

– В сторону, – тронув плечи двух гвардейцев, заслонивших его собой, произнес Михаил. – Мне нужно повторять приказ дважды? – подпустил он в голос металла.

– Михаил Федорович… – начал было Никита, не пропустивший еще ни одного похода воеводы.

– В сторону, – припечатал Романов.

Тот скрежетнул зубами, но приказ все же выполнил.

Михаил спрыгнул на деревянный причал и направился к берегу. Сомкнутые щиты киевлян разошлись, и в просвет вышел воевода Брячислав. Кряжистый мужик, эдакий квадрат. Очень похож на пень, который рубить замучаешься, а корчевать пупок развяжется.

– Здрав будь, Брячислав.

– И тебе поздорову, Михаил.

– И как это понимать?

– Ты вроде муж неглупый.

– Понятно. Дружинников моих отпустишь? Иль силушкой меряться станем?

– Мне велено доставить тебя в княжьи палаты. Про дружину приказа не было.

– Вот и славно. Дорофей Тарасович, уводи ладью в Пограничный, – обернувшись и повысив голос, приказал Романов.

– Михаил Федорович… – начал было полусотник.

– Делай, как говорю.

– Слушаюсь.

– Ну что, Брячислав, пошли, что ли, – убедившись, что ладья отчалила, произнес Романов.

– Оружие-то отдай. Так оно и мне спокойней, и тебе соблазна не будет.

Михаил лишь пожал плечами, снял портупею и отдал оружие подошедшему дружиннику. Потом расстегнул ремешки доспеха, передав ему же. Повел плечами, почувствовавшими облегчение. Оно, конечно, привык уже к воинской справе. Но носить ее все время никакой мочи недостанет.

Вязать его не стали. Шестеро воев взяли их с воеводой в кольцо и повели в детинец. И на том спасибо. Пока шли, Михаил смотрел по сторонам, то и дело встречаясь взглядом с киевлянами. Одни смотрели с любопытством. Другие со злостью. Ясно же, коли взяли под стражу, значит, тать. А с чего бы таких любить-то.

Михаил не обращал на эти взгляды внимания. А вот к девицам молодицам присматривался. Нет, причина вовсе не в том, что в нем взыграла кровь молодецкая. Очень уж его интересовали их украшения. Наблюдал уж такое в Переяславле. А теперь вот и в Киеве приметил. Вот же купцы шельмы!

Романов чеканить монеты не успевает. Мало ему молодежи, повадившейся в копилку складывать. Но те рано или поздно хотя бы в оборот все одно возвращаются. Торговцы же, паразиты, из его копеек, оказывается, делают серьги да ожерелья. Причем еще и к пятикопеечной монетке подвешивают по четыре полукопеечных. В ожерелье и вовсе входит весь номинал меди, чередуемый между собой в различных вариациях и в несколько рядов.

Что и говорить, монеты у него получались на загляденье. Ничего подобного он тут не встречал. Подобрал в одну из зим себе паренька да стал обучать граверному делу. У самого-то способности сугубо благодаря связи его разума с единым информационным полем Земли. А вот у ученика и впрямь талант. Штампы медалей и орденов, кстати, это уже его работа. Романов только эскизы рисовал, а уж клише вытачивал новоявленный мастер-самородок.

Как ни странно, но к Всеволоду его не повели. Недосуг великому князю. Да оно и понятно. Не станет же он подгадывать свои дела под прибытие воеводы Пограничного. У него забот и без того невпроворот.

Между его дочерью Евпраксией, ставшей женой императора Священной Римской империи, и императором Генрихом IV случился разрыв. Этим поспешил воспользоваться папа римский, приняв беглянку у себя. Всеволод принял сторону дочери и, как результат, главы католической церкви. Что, конечно же, не могло понравиться Византии.

Словом, тот еще политический клубок противоречий. К тому же Михаилу было известно, что в настоящий момент в Киев прибыл посол Генриха с тем, чтобы разрешить противоречия и заручиться его поддержкой. Вот уж чего не ожидал Романов, так это сколь-нибудь серьезного влияния Руси на политику в Европе. И тем не менее с мнением великого князя считались.

Темница своим обликом подкачала, потому что оказалась не сырым и темным подземельем, а обычной комнатой в бревенчатом срубе. Сухо и по времени года тепло. Но отопление не предусмотрено, поэтому в зиму тут не особо комфортно. Может, потому и бытует второе название поруба – холодная. Под потолком зарешеченное оконце высотой всего-то в одно бревно. Так что даже не будь решетки, выбраться оттуда раздавшемуся вширь Михаилу не светило.

В помещении относительно чисто. Вот только внешнее приличие портило зловоние миазм. В ближнем от входа углу стоит деревянное ведро. Которое вроде как и пустое, но разит от него так, что спасу нет. В дальнем куча свежего сухого сена, поворошив которое он выгнал из его недр двух мышей, порскнувших в щели у самого земляного пола.

Потянул носом воздух. Сено как сено. И пахнет где-то даже приятно. Только перебить вонь у него не получится. Если только… Романов взял небольшую охапку и сунул в ведро не до самого дна, а так, чтобы перекрыть зев. Вонять стало значительно меньше. Удовлетворенно кивнул и завалился на подстилку.

Это хорошо, что князю сейчас не до него. Он вообще-то не мазохист. Хотя и понимал, куда идет и чем рискует. Этот арест он не просто предвидел, но знал о нем. Мало того чтобы обставить все как надо, устроил так, чтобы воевода заранее получил информацию о его прибытии. А то начали бы его вязать не с ходу, а чуть погодя, когда народ расползется по городу, тогда бы пограничников выцарапать не получилось бы. А там, глядишь, еще и пристукнули бы кого. А оно лишнее от слова «совсем».

Самому Михаилу, конечно, тоже может достаться. Но ему ведь по силам отключить болевые рецепторы. Пусть он и будет при этом слабо владеть своим телом, это не важно. Главное, и он знал это совершенно точно, что его не станут ослеплять и калечить руки. Был среди советчиков великого князя тот, кто постарался, чтобы тот не забывал о ценности такого кадра, как воевода Романов.

О чем речь? Только о том, что этот арест, по сути, был подстроен самим Михаилом. А что такого? Хватает ведь у него недоброжелателей, у кого зависть и руки загребущие живут, не согласуясь со здравым смыслом. Они ведь видят только то, что этот гад, воевода Пограничного, богатеет и жирует. Значит, нужно град подмять под себя. В смысле под великого князя, конечно. Но он ведь сам там сидеть не станет. Вот и получится ручки погреть.

Признаться, Михаил сомневался, что кто-то из окружения князя сумеет дать в должной мере ума уже налаженному производству. И уж тем более способствовать его развитию. Дело ведь это такое, что у кормушки умные не нужны, потребны преданные. А дурость, она хуже воровства. Может, и не сразу, но Пограничное все же придет в упадок.

Для чего ему это нужно? Всего лишь тест. Великий князь провалил его с треском, пойдя на поводу у бояр. Михаил не дал ни единого повода усомниться в своей преданности киевскому столу. Поступления в казну росли год от года, потому что он честно отсчитывал ровно пятую часть своих доходов.

Граница на участке, где стоит Пограничный и даже за его пределами, прикрыта. Оттуда не случаются и незначительные набеги. Если только какие разбойничьи ватаги. Путь по Славутичу до самого Олешья, включая пороги, безопасен. Даже дорогу стали строить, чтобы облегчить волок.

Всеволод не выдержал, усомнившись в Михаиле и упрятав в поруб. А там, глядишь, еще и до заплечных дел мастера дойдет. Впрочем, это где-то даже и ожидаемо. Куда интересней, как поведет себя Мономах. Ведь именно на него Романов сделал основную ставку, расчистив путь на киевский стол.