Текст книги ""Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

– Полно вам – покраснел Брама – так что там ООН? Угрожали?

– Пыжились, пока у них над головами СуКИ не прошли.

– Тише, тут же дети.

– Что? Ты не понял – засмеялся Верес – СуКИ, это истребители шестого поколения. Су Конверсионно-Инерционный, с обратным крылом на гравитяге. Приписаны для охраны дипломатического самолета. Господа из Женевы, увидев такое чудо беспрепятственно и незримо прошедшее через противоракетную оборону Европы, сразу скисли. Особенно, когда они ушли обратно в непрогляд закапсулировавшись в поле. Так что, броня крепка и танки наши быстры. Сразу сменили тон и решили сообща на юсовцев надавить, дабы представить Мак-Грегору дипломатическое убежище.

– Погоди, это не капитан ли авианосца? Фамилия у него больно знакомая.

– Точно – разливая минералку по стаканам, уточнил Верес – тут целая история. После Агарти из него сделали военного преступника, обвинив в предательстве национальных интересов и сотрудничестве с врагами. На самом же деле за исчезновение хрен знает скольких тон ириния из трюмов «Рузвельта». Кто-то из матросиков упомянул этот эпизод, ну и…

– Ну да, такой куш упустить и что?

– Мы отвлекли временно лесников и те решат эту задачу в два счета. Им выдернуть из-за рубежа нужного человека куда проще, чем гнать по следам выворотника. Сделают в лучшем виде. Сам-то куда думаешь податься?

– Я бы рассмотрелся, сколько всего, глаза разбегаются. Будто не десять, а сто лет прошло, и в будущее попал, верите?

– Верим – кивнул разведчик, что-то черкая на бумаге – вот тебе пропуск. Пока в статусе стажера, побродишь, вникнешь, а потом уже в совет войдешь. Только броню скинь, незачем мальчишкам голову пудрить, сам знаешь, романтика, мечтатели.

– Мне в труселях что ли рассекать? Так я так в таком виде на сотрудниц смущение нагоню.

– Был балбесом, балбесом и остался. Выдадим комбез по фигуре. Не такой бронированый, ведь институт у нас мирный, не считая мелких уступок Мин обороне вроде СуКов. Пусть резвятся, пока могут.

– Ладно, счастливо оставаться – похлопал Браму по спине особист – на первое время ты пристроен, а мне пора. После Звездочета у меня столько дел осталось, не поспеваешь меж ведомствами разрываться: и ПРО и МАИ и вероятники.

Верес потрепал его руку, Полинка чмокнула в щеку и убедившись что лишних глаз нет, особист растворился в воздухе.

*     *     *

Брама рассматривал отражение в стекле. Отражение имело растерянный, но в целом довольный вид. Комбинезон ладно сидел, подчеркивая широкие в сажень плечи и серые, металлического отлива глаза. Лицо сурово-решительное, как рисуют мужественных героев в правильных книжках для хороших детей. Плохие никаких не читают, и зря. Броня путников осталась висеть в шкафу маленького номера. Специалистов собранных со всей страны курирующее институт новообразованное министерство аномальных исследований расселяло по маленьким комфортабельным номерам. Назвать блистающий чистотой и ухоженностью корпус общежитием и шарагой язык не поворачивался. Семейным выдавали номера побольше, открыв на территории НИИ детский садик, а более старших детей распределили по местным школам, позаботившись о транспорте. По сути это были полноценные квартиры, только за них платило государство, а не проживающие. Он обернулся на скрип двери, Полина подхватила его под руку и потащила возле разнообразия клумб.

– Все, определила дите в садик, теперь можно заняться работой. Пошли, посмотришь на наш кошкин дом, он же резиденция и питомник баюнов имени товарища Шумана.

– Сколько лет знал Евгения Петровича, а особой тяги к честолюбию в нем не заметил. Тут куда не ткни – им. тов. Шумана.

– Да это не он. Сами баюны так решили. Я особо не возражала, зная их умственный уровень. Разум у них полудетский, требующий опеки, до зрелого уровня кенов им ой как далеко. Несмотря на всю трепологию они сами пока не могут. Потому, несмотря на статус разумного вида, мы, их невольные творцы, несем за них ответственность. Учимся сосуществовать.

– А кены – провожая взглядом юных сотрудниц, мысленно облизнулся Брама – тоже опека, типа братья наши младшие?

– Нет, они сами по себе. Просто им с нами интересно. Часть Рода расположилась на Агарти вместе с колонией, часть тут.

Они повернули от главного здания направо, и пошли вдоль акациевой аллеи. Несмотря на средину лета, они еще цвели.

Принцип прогрессорства

– 01 -

Брама привычно потолкся в милой советскому человеку толкучке фойе, с сомнением посмотрел на богатую роспись икон и множество незнакомо-бородатых лиц взирающих с палитурок по-отечески снисходительно и немножко насмешливо. Может так казалось, может и нет, черт его знает: воспитание он получил советски-атеистическое и о религии имел стойкое зачаточное представление, ненароком зароненное Схимой. Недавняя знакомая дернула его под руку и с восторженным писком потащила в толпу. Брама снизал плечами, и как ледокол начал пробиваться через людское море, туда, где кажется что-то давали. Как оказалось, давали  вовсе не пирожки и даже не пиво, а некие забавные книжицы в плохой мягкой обложке одинаково-вычурного стиля слизанного с византийской живописи. Оказалось, вовсе не давали, и вовсе не за зря, а продавали за эти самые, гривны. Он еще не привык, что есть деньги кроме рубля. Повизгивающая толпа интеллигентных с виду людей едва не придавила Наталью, он пожал плечами, и вокруг них стремительно рассосалось, а продавец тут же выложил все книжки стосом.

– И что? Это все вместе? Да с меня и одной хватит, я кроме колобка и букваря мало что читал.

Продавец на миг задумался и услужливо улыбнулся:

 – Ах, какой духовный юмор! Да, это духовная азбука нашей наставницы, читать надо не спеша и с трепетом.

– Трепетом? Ну да, был у меня такой знакомый, он сейчас за небом работает – вздохнул путник.

– КОНОвец? – сразу напрягся продавец, а толпа враз затихла, словно по команде вытаращив на путника глаза.

– Ну да, перешел в иную вероятность. Ладно, берем не глядя, Наташенька, да не скулите мне на ухо, я же оглохну.

Взяв книжки под мышку, по-барски расплатился, оставив сдачу вроде как на чай. Иного объяснения, почему ее не вернули, он не нашел. Да бог с ним, иная вероятность, иные правила. Плотно пахло ладаном, ароматическими маслами и прочими дурманящими благовониями. В самом углу у раскладного столика скромненько толкся потертый интеллигент с внешностью профессора выкинутого здешней суровой жизнью на общепринятый спекулятивный промысел, и уныло жег индийские палочки, отравляя воздух более бойким конкурентам. Продавцы не лукавя продавали книги о божественном по ценам откровенно безбожным, нахваливали товар с восторженным видом, какой бывает либо у умалишенных, либо у  идиотов. Он привычно выделил в толпе нескольких военных, в довольно ветхой одежде еще советского производства, которая в отличии от китайского ширпотреба держалась уже двадцать лет и не разлазилась после нескольких стирок. Наташенька снова взвизгнула, Брама поморщился от акустического удара, и повернул голову на лязг. По залу приближалось нечто лязгающе-бряцаяющее, несущее на груди широкий ассортимент всевозможной бижутерии. Прикинув, что все дамы любят красивые цацки, он немедля направился к продавцу. Вперившись в это чудо, ростом в метр с кепкой, блистающее как победитель множества кинологических состязаний, Брама с миг изучал ассортимент цепочек и веревок, а потом выбрав фиговину позаковыристей, дернул:

– Это.

– Что это? А, это для растворения мозговых перегородок. Иерусалимский крест, весьма способствует.

– Ага, глядя на вас сразу понимаешь, все уже растворилось. Заверните.

– Как – опешил метр с кепкой – это же мое, я не продаю!

– Погодите, а зачем же висит на груди этот, извиняюсь, иконостас как не на продажу?

– Это для трансформации энергий, этот вот от перестроечных болей помогает, а этот…

– Извините – отошел в сторонку Брама – я не знал что вы больны. Сочувствую, скорейшего вам выздоровления.

Происходящее нравилось все меньше, попахивало бутафорией и нездоровым психозом, хотелось развернуться и уйти, плюнув и сделав многозначительный жест у виска, но ему было жаль Наташеньку, бледное, заморенное жизнью и  социумом существо. Вздохнув дымящийся фимиам, путник повел ее к раскладке с блестящими безделушками, надеясь, хоть эти предназначены на продажу. Выслушав от сноровливо пересчитывающего купюры продавца ряд ничего не значащих для него фраз о назначениях всех этих крестиков, панагий, знаков и прочих атрибутов махрового оккультизма крепко приправленного эзотерикой, он выбрал несколько весомых золотых прикрас и навесил на шею просиявшей и растерянной спутнице. Какое-то время она пыталась снять, отнекиваясь, что это слишком дорогой подарок, но Брама так зыркнул на нее, что она враз присмирела и умолкла. Сообразив, что он перегнул палку, путник, извиняясь, улыбнулся и потащил на улицу:

– Пойдемте ка, Наташенька на свежий воздух. От всего этого благоухания у меня разболелась голова.

– У вас идет чистка от негативных вибраций. Переплюсовка полей.

– Может – согласился путник, схватив за шкирку молодое длинноволосое существо мужской наружности, налетевшее на его спутницу и не извинившееся, и как следует трепанул  – поаккуратнее, а то зашибу негативными полями.

– 02 -

 На лекциях Брама откровенно зевал. Вначале, когда на сцену степенно вышла полная женщина в окружении свиты, он склонился к Наташеньке и прошептал:

– А чего эти с ней на сцену лезут, под конвоем, что ли ведут?

– Это ее помощники. Вот видите, воду в стакан наливают, микрофончик поправляют.

 – А она что, такая немощная, сама себе налить уже не может? Нет, у меня глаз наметанный, точно конвой.

Наташенька бросила на него негодующий взгляд, однако руки не выдернула, и Браме не осталось ничего иного, как удобнее расположится в кресле, протянуть ноги и внимать предложенной мудрости, обильные потоки которой лились со сцены. Надо признать, некоторые факты были довольно интересны, хотя и не новы, но преподносились с позиции в которой смешалась и эзотерика и какое-то контактерство, а особо опасные углы камуфлировались под православие. В остальном же слушателям предлагалось откинуть весь свой опыт, то есть не думать вовсе, и верить каждому слову открывшись сердцами, проще говоря, принимать как истину в последней инстанции.

Браму это откровенно смешило: вот так вот взять и поверить на слово громкому званию эксперт оператора энергоинформационного канала за просто так, без всяких научно обоснованных доказательств и подтверждений? Для весомости своих слов оный оператор, обещающий вести, нести и учить каждого доверившегося, аргументировал слова выдержками неких светил, которых в мире академической науки почему-то никто не знал. Наука вещь точная и требовала доказательств теорий, которые подтверждались либо исследовательским путем, либо расчетным анализом. А тут выходило довольно интересно: слушателям предлагалось верить в нечто эфемерное, верить бездоказуемо, опираясь только на правдивость слов, без всякой проверки и доказательств со стороны ведущего. Ему стало скучно. Доктора бы сюда, проблема сознаний  его конек. В том, что тут шла обработка человеческого материала грубым напильником он уже не сомневался. Интересно было одно, с какими целями все это делалось? Он засек на первых рядах лица с таким же высокомерно-умилительным выражением, не иначе группа поддержки, и тут его в бок толкнула Наташенька:

– А вы чего не пишете? Надо писать каждое слово, больше вы такого нигде не найдете и не услышите!

– Бросьте, у меня диктофон пишет – он кивнул на браслет голема.

– Что вы – округлила Наташенька глаза – это запрещено! Она предупреждает, что сожжет всю технику!

– А как же бочковая продажа записей в фойе? Техника при такой записи не горит? Берете скажем, колбу дисков по гривне пятьдесят за один, а потом продаете одну растиражированную лекцию по сто гривен за штуку. Золотое дно. Не бойтесь, моя техника и не на такие нагрузки рассчитана. Но вы пишите-пишите, ловите каждую крупицу.

Наташенька тут же продолжила строчить мелким стенографическим почерком, а Брама позевывая и скользя глазами по залу, заметил таких же скучающих мужчин, которых привели просвещать в истине их половины. Они чистосердечно делали вид, что внимают плотному потоку псевдо христианского культа, который выходил на словах  куда умнее-выше-чище-лучше чем остальные земноводные и земнородные. Больше всего досталось попам и прочим лицам духовенства, которое цинично высмеивалось как отсталое, тормознутое и зашторенное. При этом пользоваться плодами церкви и православия вовсе не возбранялось, а приветствовалось, поскольку его столпы именовались таким же словом – подвижники, имея с нынешними «эксклюзивную прямую связь в тонком мире», где все мы с вами будем.

Ему было непонятно какие же, собственно, выдающиеся подвиги совершили эти, современные, чтобы вот так вот сразу, по определению ставить себя выше не только христианского мира, но и всей цивилизации, выйдя на какой-то непонятный надрелигиозный уровень? Бред сивой кобылы: бессовестно пользоваться плодами религиозной и философской мысли поколений, при этом называя его несовершенным. Браму взяла здоровая злость и чисто советское – за державу обидно. Обитателем этой вероятности повезло в полном отсутствии аномальной Чернобыльской Зоны, с лихвой компенсировавшись обостренными социальными проблемами, вместо решения которых людей направляли в прекрасное далеко, показывая путь, но не давая к этому ровно никаких методов или возможностей. Говоря проще, забивали и без того полную проблем голову маняще недостижимыми ступенями эзотерики, ничем не подтвержденными в реальной жизни. Бандиты в Зоне были и то честнее, давая подталкиваемому дулами автоматов пойманному сталкеру хотя бы пригорщу камней, для обозначения границ аномалий и ловушек. Он развеселился, увидев в происходящем общие аналогии. Вещающий со сцены оператор был типичным доминусом, подавляющий своим полем всякую способность к разумному мышлению, постепенно беря мозговые ячейки сидящих в зале под контроль. Точно: все сидят как болванчики и глазки такие-стеклянные-престеклянные, а руки инстинктивно ищут автомат. Но ни один порядочный доминус не ходит без свиты – свита доминуса сидела в первых рядах, держа зал в «поле любви», вот блин затейники! Когда вернется домой, непременно расскажет Григорию, пусть посмеется такой шутке. Брама переключился на тонкое зрение и веселость смело как рукой: в зале проводились манипуляции не только на психологическом, но и на энергетическом уровне. Большая часть зала сидела в состоянии среднем меж эйфорией и прострацией: структуры были раскачаны от неумелого обращения с молитвенными резонаторами и сейчас отдавали, истощаясь, всю собранную долгими трудами «совершенствования» энергию здешнему доминусу, на которой тот обрабатывал зал. М-да. Вот ведь как забавно выходит, а Самум сказал будет просто: слетаешь в забавный мир,  посмотришь как развивается общество без Зоны. Да тут и без Зоны, в ставшим родным Киеве и по всему пост-советскому пространству проводится тотальная психологическая обработка, закамуфлированная под «духовное просвещение»! Семецкого бы сюда, вот он бы устроил им пляски с бубнами, завернув хвостик бантиком, а рученьки за спину. Ну, Самум, ну стервец, прав был не выдавая при смещении оружие. Хотя погоди, тут же должно быть его отражение, местный Брама. Он встал и на вопросительный взгляд Наташеньки, бросив новомодное слово «чистка» удалился в туалетные комнаты.

Скучающие продавцы проводили его равнодушными взглядами, зайдя в туалет осмотрел его на наличие посторонних, запер кабинку изнутри и трансгессировал уйдя в непрогляд. Митош, упырья морда, охотно обучил начинающего оператора этому нехитрому, но очень полезному приему. Для синхронизации одинаковых сознаний пребывающих в плоскости одного отражения, необходим прямой физический контакт, а Брама не хотел пугать свое альтер эго внезапным появлением из воздуха. Да и кто знает, где оно обретается. Но, зная себя как облупленного обретается там где нужно. Мгновение и облупленный кафель и воняющий хлоркой туалет остался где-то далеко, а сам он оказался у цели. И точно, зная себя, он не ошибся. Альтер эго было облачено в китель с погонами генерала Службы Безопасности Украины, делая разнос по телефону. Видимо идея бытия Брамского во всех вероятностях именно такая: беззаветная служба отчизне. Даже если эта отчизна продажна и далеко не идеальна. Так или иначе, но во всех вариантах он принадлежал к тем или иным армейским частям или же силовым ведомствам. Но так крупно повезло впервые: оказаться там где надо и тем кем нужно. Может просто судьба? Вспышка, головокружение и вот они два в одном. Воспоминания местного Анатолия Петровича потоком хлынули в сознание: промелькнул длительный запой после развала когда-то мощной державы, пустая квартира в которой его никто не ждал, мучительный поиск смысла жизни и тяжелое продвижение по карьерной лестнице в реалиях независимости всех и от вся. Особенно от совести.

– Петрович, ты чего замолчал?

– Да что-то мне нехорошо стало, ладно, пройдет. Это бывает, нервы шалят.

– Ты береги себя, в твои то годы. Ну и дальше что? Что мне со списком делать?

– Подтереться этим списком. Ничего он не стоит, бумага, очередные политические игры. Ты вот что скажи. У тебя есть на налоговиков выход?

– Есть, говори что надо, сделаем. Для тебя что угодно.

– Что угодно не надо: нужно оперативно нарыть информацию на одну общественную организацию. Особенно счета. Организация что-то вроде очередной байки о благотворительности и духовном просвещении сектантского толка, но чем все это может заниматься на самом деле, знаешь лучше меня. Работа не по профилю, но очень надо.

Брама быстро продиктовал еще несколько фраз, бросил трубку и вызвал референта:

– Василий, зайдите ко мне на минутку.

Стукнула высокая лакированная дверь, вытянутый в струну референт щелкнул каблуками и застыл.

Брама посидел, минуту соображая, а потом кивнул:

– Перед новым генералом выслуживаться будешь, я последний день в этом кресле. Завтра в отставку. Готовь оперативную группу на выезд. Хоть перед уходом сделаю для страны стоящее дело.

Референт вышел, а Брама обвел кабинет глазами, презрительно скользнул глазами по желто-блакитному знамени продажной независимости, набундюченному президентскому портрету и испарился в воздухе.

– 03 -

Место приземления он выбрал крайне неудачно, едва не матеариализировавшись на голове у крякающего от артрита старика. Посмотрев на него, сочувственно покивал: вам бы лечится, дедушка, а не шататься по сомнительного рода заведениям. Медленно прошел через фанерную стенку и воплотившись в прежней одежде глянул на голем: смещение заняло всего ничего. Затем сполоснул лицо под жесткой струей воды у ржавой раковины, попробовал посушить руки под неработающей сушилкой и вышел наружу. Тусклое табло древних, советских времен электронных часов над входом в зал отсвечивали несколько минут до окончания занятия, заходить он не стал, решив дождаться Наталью снаружи. В зале зашумело, захлопало стульями и рвануло из дверей плохо организованной толпой. Видимо духовные принципы запрещали пропускать женщин вперед, все толклись и напирали друг на друга. Наталья выбралась из толкотни, разыскивая его встревоженными глазами.

Ему вдруг захотелось, чтобы она его нашла. Странная, что ни говори штука жизнь. Дома, в родной вероятности, на него никто так никто не смотрел. Он был убежденным холостяком и планировал оставаться таковым и дальше, а вот поди ты, отозвалось что-то. А может это чувства местного Брамы, такого же законченного холостяка и без пяти минут пенсионера? Хотя Браме ни за что не дашь больше сорока, он мог при крайней необходимости играючи скрутить в бараний рог десяток молодцев, и добрых, и не очень добрых. Умышленно Самум назначил местом смещения той утренней порой глухой ободранный парк или нет, но теперь Брама был за это признателен. Ну а дальше как всегда: рысцой к ближайшему метро, оперативно осмотреться, сориентироваться в социально-экономическом обустройстве общества и действовать согласно составленному плану. Срез общества предстал пред ним в виде кучки развязных молодых людей, приставших к Наталье близ парка у задрыпанной трамвайной остановки, живой и наглядной иллюстрацией типичной СНГшной реальности с его упадком всяческих нравов. Брама не стал вникать в тонкости беседы, а провел показательную морализацию, аккуратно сложивши ее  неожиданных участников в ту самую остановку.

Наталья нашла его глазами, и взволновано выпалила:

– Куда вы исчезли, я начала волноваться.

– Да что со мной может случиться? Все нормально, чистка больно обильная была.

О том что чистка касалась местных силовых ведомств он умолчал, хотел было спросить где тут можно перекусить, но память услужливо выдала список ближайших заведений и подхватив спутницу под руку он поспешил наружу. Под ногами перекатывались огненно-рыжие каштаны, пахло горечью, запахом опавшей листвы, хрустально прозрачный воздух отдавал глубокой синью, а в выси распускался пушистый след от отмотавшей не один гарантийный срок старой совдеповской тушки. Здешнему миру еще долго не видать чистой гравитационной энергии и глайдеров, если вместо науки тонким миром занимаются всевозможные курсы повышения духовной квалификации, пользы от которых социуму, несмотря на громкие лозунги и призывы, никакого.

– Наташенька, а как все это реализуется, в миру? Ну, все эти правильные слова о добром мудром вечном?

– Приходят новые люди, весть о духовном возрождении ширится дальше и дальше, в работу включены все крупные города Украины, России, зарубеж подключается, США, Канада.

– Я все это слышал на лекции, а своими словами, не повторяя заученный конспект, рассказать можете?

– Ну, встречи бывают разные. Рассказывают, как надо молиться, отрабатывать негатив родовых линий.

– Родовых линий? – спросил Брама, присматриваясь к вывеске ресторана – извините, но это универсальный диагноз, как в плохом анекдоте про врача: заходит пациент, а рецептик уже выписан, один для всех. Так и тут: в кого ни ткни, у всех родовая линия не отработана. Очень удобно, зато объяснять ничего не надо.

– Зря вы так, очень многим это помогает, да и диагнозы целителей куда точнее, нежели официальная медицина.

– Ну а если человек, допустим, не дай Бог попадает в аварию, в ЧП, к нему сразу целители выезжают?

– Нет, принято обзванивать всех и мы сообща молимся. Оказываем молитвенную поддержку.

– Ага, значит пока реаниматологи падают с ног, пытаясь на старой износившейся аппаратуре выжать и сделать что можно, в условиях не ими установленных платных услуг и препаратов спасать жизни, вы просто молитесь, а вся слава при благополучном исходе достается целителям? Что же, очень удобно и опять же – ничего не надо объяснять: выжил человек, слава целителям, не выжил – виноваты коновалы врачи, такова воля Господня.

– Откуда у вас такие мысли, Анатолий?

– От знания жизни – толкнул двери Брама, пропуская спутницу вперед.

 В оформленном под восточный декор ресторане пахло разными вкусностями, путник занял свободный столик у окна и взяв меню начал выбирать. Увидев замявшуюся при виде цен спутницу, он накрыл ее руку своей:

– Не беспокойтесь, я угощаю. Не обижайте меня отказом.

Наташа смущенно кивнула, а путник, ожидавший увидеть в восточном ресторане восточную же обслугу, немного растерялся при виде симпатичной кареглазой киевлянки, а потом не спеша сделал заказ за обоих и, переплетя пальцы на руках посмотрел в окно, где шурша шинами шелестели потоком сплошь заграничные машины.

– Я вас чем то обидела? У вас такой расстроенный вид.

– Да нет, просто думаю над всем этим. Когда люди теряют опору, они пытаются найти ее хоть где: но власть продажна, несмотря на речи о скором процветании, которым уже давно никто не верит, процветают только бесчисленные политики. Медицина, образование, наука – в полнейшем упадке, все продается сообразно принципам сиюминутной наживы и речи о том, чтобы ее двигать в условиях капиталистического строя, при котором существуют две крайности – бедные и богатые, речи быть не может. Вот люди и кидаются от горя, от неуверенности во все эти эзотерики, мистики, надеясь хоть там найти ответы и временное утешение. Но сколько не молись, холодильник от этого не наполнится сам собой, сколько не ходи на курсы, но на богатых машинах от зала отъезжают только ведущие этих школ.

– Вы хотите сказать, все это ради денег?

– Полно вам, милая Наташенька, вы взрослый, разумный человек, вот и давайте смотреть на вещи трезво. Когда вы оплачивали свой квиточек в этом зале, руки у вас тряслись. Не от жадности, от понимания, что одолженные на это деньги надо будет возвращать. Вашей скромной зарплаты только-только хватает покрыть оплату квартиры и бутерброд в тощей сумочке. Но это правда: вам тоненький бутербродик, а им дорогие машины, почитание и поклонение паствы.

На глазах Наталии выступили слезы, и Брама снова накрыл ее руку своей, пытаясь успокоить:

– Не обижайтесь Бога ради, но такой уж я человек, не умею говорить полуправду и от этого страдаю. Я не думал причинять вам боль, хотел показать разницу между вами и ими. Слова у них все правильные, умные, но дела и методы говорят обратное: выстраивание финансовой пирамиды с признаками тоталитарной секты. Может, в самом начале, все начиналось хорошо и идейно. Все великие идеи начинаются хорошо, а потом их губит власть и то, что она приносит.

Принесли заказ, и путник был благодарен, что ему не придется рассматривать лицо спутницы, на котором слезы смешались с сомнением от крушения идеалов. Идеалы всегда терпят крушение, если становятся мертвыми идолами.

Надо признать, наваристый борщ был отменным и Брама отдал ему должное, краем глаза посматривая на мнущуюся спутницу. Она ела очень аккуратно, не спеша, но синие круги под глазами выдавали, что ее повседневный рацион был куда беднее естественными белками, нежели заказанные блюда. Местные продукты изобиловали множеством дешевых заменителей и ароматизаторов, свидетельствующими, что естественные натуральные, усредненному бедному сословию, с лукавой демократичностью называемые средним, были попросту недоступны. Он сбавил обороты, чтобы его спутница не чувствовала себя неловко. Привычка брала свое, в Зоне есть приходилось быстро, порой одной рукой, не снимая второй с автомата. Автомат бы, самый простенький завалящий АК-74у, не говоря уже о излюбленной «грозе», которая в местной вероятности не дотягивала по множеству параметров. Но автоматом тут дело не решишь – людей обрабатывали грамотно и умеючи, что наводило на сомнительные мысли, что к этому могли быть причастны канувшие в лету спецслужбы СССР, с пробным камнем белого братства. Но сейчас время несомненно другое, но тогда, после тотального религиозного вакуума народ кидался на что попало, фильмы о восточных единоборствах и таинственных шаолиньских монастырях изрядно долили масла в огонь, и нате распишитесь – белое братство. Но в  разваливающейся государственной машине что-то не срослось, начало сбоить и в итоге все всплыло наружу. Сейчас народ умнее, дважды на одну и туже блесну ловить трудновато, люди потянулись в храмы, и пришлось перестраиваться на ходу, мимикрируя под привычное православие. Снизошедшая к местным гуру «иерархия света» вначале носила явные следы восточного мистицизма, вдруг резко изменив курс на христианские ценности, до сомнительного узнавания будучи схожа в своем «не пощупаешь и не прикоснешься» к зову Постулата. Вот взять аксиому, что внешние чудеса, дескать, будут отняты у мира. Очень удобный момент снимающий ряд вопросов: почему у новоявленных целителей их «духовная» энергия малость недотягивает до физического уровня сразу, оставаясь на уровне эфирного оперирования среднего, но честного перед собою и людьми сенса. Доверяющий слову истины, вернее искусно вложенным в сознание психоблокам, человек проходит ряд сеансов, порой не один, разумеется, вовсе не бесплатных, добросовестно отмаливая родовую линию и расширяя сознание до той поры, пока у него откажет всякая способность соображать самостоятельно, без подсказки наставников. А между тем чудеса на святынях периодически да случаются, случаются здесь и сразу, видимо не зная – совершатся не имеют права, ибо отняты у мира решением гуру. Да ладно христианство, православие: те же филиппинские хилеры режут народ без ножа, и ничего, все у них срастается – одна беда, чудеса эти не патентированы, не имеющие надрелигиозного уровня и вредящее имиджу духовных степеней.

Пока он предавался данным размышлениям, Наталья отодвинула тарелки в сторону, Брама вложил деньги в папку со счетом и вышел наружу. Цвет ее лица после обильной, питательной пищи стал здоровее, глаза заблестели и он решил, что что-нибудь для нее да постарается сделать, а по ходу для многих ищущих ответы в верном направлении, не совсем у тех людей. Он все более убеждался, что тот разговор на веранде у пивной бочки о морально-этическом соответствии операторов был вовсе не зря. Записаться, что ли на курсы к местным целителям? Но, взглянув на очередь бледных до синюшности детей, которых мамочки привели в последней надежде на исцеление, устыдился, посматривая на браслет голема и прикидывая, как скоро среагирует вызванная Василием оперативная группа. Наталия поддерживала под руку, говоря, слава богу, о вполне земных вещах, опасаясь что он не оставит от ее веры камня на камне, а он раздумывал что же делать в итоге со всеми этими людьми? Многие ли смогут выделить из смешанной в кучу теории правильные зерна и развернуть ее в моральные принципы, в которых оператор жил сообразно своим же проповедям, не скатываясь до кастового разделения на духовно просвещенную элиту и прочее быдло, которое только и годилось для развода денег?

Прогулявшись по скверику, они сели на скамейку. Брама сев с подветренной стороны и выбивая сигарету, глянул на часы:

– Вот скажите мне, милая Наташенька, зачем все это? Вы приглашали меня на нечто душеполезное, а здешняя публика не очень-то и культурна, не то чтобы духовна. Вот не сходится что-то.

– Все мы люди и все мы несовершенны, надо уметь прощать и любить сердцем.

– Простите, но обступившие вас в парке молодые люди мало интересовались милосердием и прощением, куда больший интерес уделяя вашей сумочке. Я не мог пройти мимо, когда плачет обиженная одинокая женщина.

Наташа изумленно распахнула свои глазищи на путника, пытаясь сдержать слезы:

 – Откуда вы знаете? Считка информации?