Текст книги ""Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

Соавторы: Виктор Моключенко,Селина Катрин,Константин Калбанов,Борис Сапожников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 197 (всего у книги 334 страниц)

– 04 -

Наутро Полина отпаивала их рассолом, а они подшучивали над серыми, помятыми, до дури счастливыми лицами друг друга. Напряженность прошла вместе с запахами летней ночи, хором лягушек и песнями соловья. Брама собрался быстро, сбросил истоптанные сапоги Гордеича, хрустнул вытянутой из шкафа хамелеоновой броней и направился сквозь седой от росы спорыш к глайдеру. На серебристом боку собрались бисеринки влаги, воздух едва слышно пел, и не был бы Брама Брамой, если б не провел рукой под висящим в полуметре над землей аппаратом. Ничего не произошло, рука свободно проходила сквозь воздух, ни был он ни сгущенным, ни сжатым, а мягко пах травой. Вдалеке закачались высокие стебли, это новые витки разума, Экс и Игрек, играли в догонялки. Ирис с Доктором ушли чуть свет, оставив их на попечение Полины. Брама так и не смог назвать баюна Иксом, но тому было начхать, он мирно дрых на его богатырской груди до самого утра. Самум вышел из глайдера, потянулся и кивнул подходящим Шухову и Призраку:

– Ну что, мужики, давайте прощаться, что ли?

– Вы разве не с нами? – Брама вопросительно глянул на серого с перепою Призрака.

– Нет, в Зоне тоже дел хватает, больше чем хотелось бы. Лабиринт разгребать и разгребать. Едва ли треть обследовали и обезопасили. Эхо «Проекта» просто так не проходит.

– А, я то думаю, чего Митоша не было. А ты?

– Ну что я? – пожал плечами черный сталкер – у меня дел не меньше. У Зоны этих вероятностей знаешь…

Обычно брюзжащий Гордеич подошел к Браме, неожиданно обнял и трижды поцеловал:

– Ты возвращайся, сынок, если что. В жизни оно всяко бывает. Прости, если что не так.

– Да ну вас всех! Устроили, понимаешь, поминки. Будет тебе кручинится, еще нас переживешь. Митричу поклон.

Призрак с Шуховым прощально кивнули и словно растворились. Были и не стало. Что с них взять, на то они и хранители Зоны, такие фокусы выкидывать. Гордеич снял засаленный картуз и махал вслед поднимающемуся глайдеру.

Только теперь Брама смог как следует рассмотреть обстановку внутри. Было просторно и светло. Силовые установки, преобразующие гравитационную энергию в кинетическую, находились под полом. Большая часть крыши и стен корпуса была полупрозрачна, несомненно, ириниевое напыление, но не закруглена как у самолета, а пряма. Инерции и ожидаемого ускорения не чувствовалось: тонко настроенные компенсаторы полностью гасили побочные эффекты. Глайдер поднимался стремительно и бесшумно, земля быстро уходила вниз, опутываясь саваном туч. Брама плюхнулся в кресло рядом с насвистывающим особистом и посмотрел на пульт. Весело перемигивались огоньки сенсорных панелей, руль удобный и продуманный был  схож с рулем истребителя, только не было пусковых кнопок ракет.

– Это безопасно, нет – опасливо покосился на снежную пелену туч путник – вдруг откажет?

– Не откажет – отмахнулся Самум – гравитонная технология проста и надежна как калашников. Настолько проста, что удивляешься, как мы раньше до этого не додумались.

– Если как калашников, тогда надежно, спору нет. Ученые они больно умные, чтобы думать простыми концепциями.

Особист выписал в воздухе мертвую петлю, а Брама, вжимаясь в кресло, с тревогой взглянул в пассажирский отсек, где на диване расположилась Полина с Вересом. Верес листал книжку с яркими рисунками, не обращая на полет вверх ногами никакого внимания. Спустя мгновение путник понял, что так же твердо стоит на земле, а верх там где и полагается, вверху.

– Е-мае, предупреждать надо! Что это было?

– Искусственная гравитация. Пол тут абсолютный, даже если лететь относительно тверди вверх тормашками.

– Фига се… ну чудеса… и что, кровь как надо циркулирует, без перегрузок?

– Взгляни сюда – постучал ногтем по голографическому дисплею Самум – мы  давно уже на запредельной скорости.

Брама взглянул и побледнел.

– А если врежемся? При такой скорости реву от нас больше, чем от эскадрильи истребителей!

– Никаких аварий. Инерциатор моментально обнуляет скорость, телеметрия многократно дублирована. Что до рева, то глайдер капсулируется в им же испускаемом гравитонном поле, потому никаких искажений в атмосфере. Нас как бы нет относительно внешнего пространства, понимаешь?

– Не понимаю – мотнул головой путник – но даже ради одного этого стоило ходить в Зону.

– Ты сначала выйти из нее, Брама – вмешалась Полина – а то боишься даже нос показать наружу. Жизнь изменилась, и слава Богу, в лучшую сторону. При нашем прямом участии. И никто из нас не стоял в стороне, горюя о прошлом, а делал что мог. То, что получается лучше всего. Вот этот глайдер всего лишь уменьшенный прототип планетарного катера «Альфы». Разработан в КБ имени Шумана.

– Там существует не только кошатник, но и КБ?

– Не ерничай, все ты понял. Да, он существует благодаря работам Шумана, благодаря всем нам. Благодаря тебе.

– Все, все – поднял он руки вверх – не могу я с тобой спорить. У тебя язык острее моего.

Глайдер пошел вертикально вниз, но абсолютный пол оставался полом, было такое ощущение, что они недвижимы, а скользит, несется с невообразимой скоростью само пространство. Блеснуло зеркало водохранилища, глайдер мягко завис над старыми бетонными плитами. Распахнув дверь Брама шагнул вниз, обвел глазами пейзаж и застыл.

– Пора простится с прошлым – тронула его за плечо Полина – иначе оно не отпустит тебя.

– Отпусти – вторил Самум – прошлое останется в прошлом.

Налетевший ветер бросил бетонную крошку заслезив глаза, а может это и были слезы. Путник опустился на подернутый ржавчиной бетон, невидящим взором блуждая по знакомой картине и неосознанным, заученным за долгие годы рефлексом сверил показания датчика – «норма». Слезы катились по лицу, а он не отрываясь смотрел на полосатую трубу АЭС, на развороченный, разодранный титанической силой энергоблок. На изувеченные, искалеченные судьбы.

– Это только муляж, память. Слепок человеческой памяти. Памятник глупости, памятник жертвам. Памятник павшим и не вернувшимся, там больше ничего нет. Внутри гравитационные преобразователи, все давно очищено, обеззаражено.

– Отпусти, путник. Перед тобою новые пути, новые обретения. Это не твоя могила, это начало нового витка.

Брама встал и, шатаясь, направился к разинутым воротам саркофага. Колючий ветер шевелил волосы, но в нем не было больше отравы. Он шел к саркофагу, словно чувствуя, как в холодных мертвых стенах бьется его сожженное, погребенное под радиоактивным пеплом сердце. Здесь все было как и раньше: ветер, метущий обрывки газет, мертвые немые провалы окон, груды искореженных бетонных плит с нелепо торчащей бахромой арматуры. Все до боли знакомо. Того и гляди, лупанут очередями приспешники постулата, появляясь словно из ниоткуда. Такое не забудешь, какими только тропами не водили их Припяти пути в поисках дороги к дому. Но было тихо, лишь ветер трепал пожелтевшие страницы памяти. Этими путями он мог ходить с завязанными глазами даже спустя годы. Вон плита с надписью «АЭС им В. И. Ленина» вкривь и вкось исщербленная очередями и два пятна, которых не затянуть даже времени. Брыла и Лебедь: все что осталось от побратимов после вспышки «нирваны». Вот горбатый, опрокинутый на бок бульдозер с оборванной лопатой, и худощавый, прозрачно бледный Стебель, срубленный снайперской пулей, изумленно всматривающийся застывшими глазами в небо. Постулатовцы дорого заплатили, отхлынув ржавой волной через ворота к охладителям. А это… этого он не помнил, хотя тот день намертво врезался в память, как и роковое шествие через «облачный мост».

По обе стороны ворот высился гигантский монумент. В темном граните навек застыли, повернув встревоженные лица и указывая в сторону саркофага пожарник, военный и врач, пытаясь защитить, заслонить собой стоящих позади ликвидаторов от неотвратимой, неминуемой беды. Звезда Полынь уже взошла, волоча святящийся хвост. Ее бледный отблеск плясал на лицах, а они смотрели на разрушенный энергоблок, пытаясь успеть отвратить незримую гибель. Подножье венчала дата аварии и тисненная золотом надпись. «Шагнувшим в бессмертие, от живых, вечным». Едва Брама стал на плиты, как из-под ног, уходя в небо, вырвалось полотно призрачного света. Перед взором проступили лица, имена, судьбы. Он сглотнул тяжелый ком и едва нашел силы посмотреть направо, на другую сторону дороги, где путник и лесник тянули друг другу руки, в последнем порыве взбугренных мышц пытаясь соединить пролегшую меж ними пропасть. В горящих решительностью лицах проступало отчаяние, руки не прикасались, не дотягивались на самую малость. Снизу, из едва различимого зрителем мрака, к ним тянулась третья, закованная в сталь экзоскелета, замыкая бездну и сияя соцветием восстановленного атома. Брама вглядывался в лица тянущихся Маркова и Кречета, навечно оставшихся молодыми Стебля, Брылу и Лебедя, со стыдом и горечью пытался вспомнить застывшие в черном граните лица лесников. В руку лег поданный Полиной букет, он сделал последний, нетвердый шаг, бережно уложив на подножье полыхнувшие огнем гвоздики.

– «Шагнувшим в бессмертие, от живых, вечным…» – кивнул Брама – лучшего не придумаешь, не скажешь.

– Им большего и не надо – обронил Самум – главное, чтобы помнили. Помнили: не боги остановили разнуздавшуюся стихию, а они, самые обычные  люди. Мало кто видит в их «соцветии» больше, нежели укрощенный мирный атом.

– Потому что мало кто знает – согласилась Полина, прижимаясь к путнику – авария на ЧАЭС это только поверхность. Людям не дано знать больше. Меньше знают, крепче спят.

– На что же нам, людям, тогда надеяться – развел руками путник – не ждать же новых монументов памяти как этот?

– Только на взросление, Брама – устало кивнула та, смахивая слезы – однажды они повзрослеют. А до этого нам нужно ждать, опекать, если нужно. Столетие за столетием, как мать опекает малое, неразумное дитя.

– Столетие за столетием? – прошептал пораженно путник, вытирая ей слезы широкой ладонью – это что же, мы вечны?

– Вполне возможно – кивнул особист, и  помолчав добавил – у вечности свои законы. Ты нам нужен. Всем нам. Им.

– Да – покивал Брама – главное для человека нужность, быть нужным. Если ты никому не нужен, то себе и подавно. Так что же теперь? Вечность? Бессмертие? Раз так, то у него и задачи быть под стать. Не вечно же мне козам хвосты крутить.

– Хвосты крутят свиньям, или быкам – улыбнулась сквозь слезы Полина – но тебе и козий подойдет.

Брама низко, до земли поклонился монументу, внезапно подхватил обоих на руки и закружил, задорно и глубоко смеясь.

– Ну и здоров же ты – распрямляя одежду, пробурчал одобрительно особист – и где только сила берется?

– От мамы с папой, у нас в роду все такие. Казацкому роду нема переводу. Вот и сестра такая.

– А я думал ты бандеровец, ну оттуда. С западной Украины. Вакарчук вот земляк, тот, что Океан Эльзы.

– Не трогай его – пнула особиста Полина – не провоцируй. Думаешь, не знаю что у тебя на уме? В вероятники сманить хочешь? Тоже мне, прогрессоры-благодетели. Дети великовозрастные! Прежде чем другим вероятностям счастье внедрять, для начала в своем порядок наведите. Можно подумать, у нас все идеально. Не дам: пусть сам выбирает, да и с родственниками пусть пообщается, а то забился в Зону и три года как мышь под веником сидел, пока мы мир улучшали. Согласно коммунистическим заветам и принципам эволюции общества.

Брама весело насвистывал, радуясь про себя, что постулатовцев здесь днем с огнем не сыщешь. Прикидывал возможные огневые точки, слабые места в обороне, а потом расслабился, делая вид, что такие прогулки под саркофагом для него плевое дело и немедля встрял в разговор.

– Какие такие прогрессоры?

– Не делай вид что ты тупее паровоза, плохо получается. Сам знаешь, что обозначает. После Агарти, не ломая голову мы одолжили это обозначение у Стругацких. Вот как с кенами: кто-то из лесников их назвал, так прилепилось, не оторвешь.

Самум отмахнулся от прыгающих Игрека и Икса, которым в их отсутствие велели приглядывать за Вересом младшим:

– Увидев живого кеноида воочию те дали авторское разрешение. Не ждали скорого свершения своих идей, еще при жизни. Вот как вышло: прыжком из пост перестроечной разваленной разворованной страны, да в космическое состояние.

– Слушай, партия, дай порулить, а? – потирая рукой пульт взмолился Брама – сто лет мечтал на такой штуке полетать.

– Ладно – милостиво согласился особист и взглянул на Полину – у нас в талоне много не пробитого места осталось?

Северова, чеша разомлевшего от удовольствия Икса за ушами, оценивающе посмотрела на путника, и кивнула:

– Небесного гаи еще нет, но загубленного прототипа я тебе не прощу. Пусть рулит, быстрее привыкнет к новому миру.

Брама просиял, плюхнулся в анатомическое кресло и деловито положил руки на руль:

– Ну, где тут зажигание, чего тыкать?

– Тыкать будешь на гражданке, а здесь достаточно слегка потянуть руль.

Путник немедля потянул на себя и глайдер стрелой взвился в воздух. Компенсаторы действовали исправно, будь иначе, им бы точно не собрать костей. Верес радостно захлопал, а особист стремительно выбил на пульте трель команд.

– Тпру!

– Что тпру, повозка, что ли? – выделывая в воздухе вираж, отмахивался путник от насевшего друга.

– Да рулишь словно телегой! Тише давай, иначе ей Богу звезданемся!

Брама пустил руль, мир перестал вертеться, солнце заглянуло в правый иллюминатор, а Верес вернулся к свои книжкам.

– Ты же говорил все дублировано и надежно? – разочаровано протянул путник.

– Для нас надежно, но не для летящих на встречу самолетов. При такой скорости у них ни единого шанса.

Брама, наконец, заметил на радаре приближающиеся метки, побледнел, и вздохнул вслед за особистом.

– Вот потому-то глайдеры существуют в нескольких экземплярах. Когда установим аналогичную телеметрию и айнеры на всех воздушных судах, тогда можешь резвиться, да и то, в определенных рамках. ОМОН, от лихачей в небе, тоже поставим.

– Айнер? Впервые слышу о такой штуковине. Полина, не просветишь отставшего от времени путника?

– Обнулятор скорости, антиинерциатор – бросила она из пассажирского отсека – уравновешивает перегрузки внутри.

– Вона как, хорошо придумали. Давай еще раз, Самум? Обещаю помалэньку и нызэнько.

– И чего я такой добрый? Хорошо – особист активизировал точку на голографической карте – курс Киев, НИИ им. Шумана.

– Есть капитан! – отсалютовал Брама – а чего этот ваш НИИ расположен в Киеве, а не Москве, к примеру?

– К пустой голове руку не прикладывают, балда, чай не в Америке. А НИИ удобнее располагать ближе к Зоне.

На этот раз Брама отнесся к пилотированию серьезно, сообразив, что глайдер прошьет любой аппарат на вылет, не спеша двигался по проложенным автопилотом воздушным коридорам, радуясь ощущению полета и свободы. Самум облегченно вздохнул, и, в знак признания ответственности великовозрастного дитяти, отошел в пассажирский отсек к Полине. Вересу наскучило общение с другими разумными видами в виде Икса и Игрека, он забрался особисту на руки, и принялся прыгать, отвлекая от разговора. Разговор у них, видимо, был серьезный. Путник краем глаза ловил выражения лица Полины, которая сохранив девичью фамилию Северова и после замужества, подтверждала ее всем своим видом. Доводы особиста она отметала с непреклонной суровостью, настаивая – Брама сам должен выбрать, на каком поприще работать и применять свои силы, а не склонятся в этом к решению старших товарищей.

Вообще, странная выходила штука. После эволюции в новое качество они перестали мотивировать весомость своих аргументов, ссылаясь на биологический возраст. Биологическое время, похоже, потеряло над ними власть. В этом Брама мог убедиться еще на хуторке, обнаружив странные симптомы. Начавшая пробиваться ранняя седина ушла, суставы и былые раны, ноющие на погоду, перестали тревожить. Несколько дырявых, почерневших зубов заросли сами собой, без всякой видимой причины. Чувствовал он себя превосходно, если бы не донимающая тоска, которой они были подвержены также как и все остальные люди. На сердце было свободно и легко, тяжесть прошлого отброшена в сторону, он смотрел в будущее со свойственным ему оптимизмом. Будущее было неизменно светлым, великим, исполненным радости новых открытий и свершений. В плохое верить не хотелось, его предостаточно и в прошлом, чтобы тащить в будущее. Освободившись от течения времени старость странным образом отошла в далекую перспективу, сменившись состоянием былой юности, о которой оставалось только вспоминать с ностальгической улыбкой. Ум снова был быстр и подвижен, память обострилась, воспроизводя любой запечатленный момент с поразительной точностью и глубиной. Казалось, все его естество наполнилась новой сутью, ему же оставалось разобраться с целями. Задач у двенадцати, хотя нет, Звездочета, Каймана и Шумана, давно не было на Земле, задач у девяти представителей нового витка было предостаточно. Произошедшие благодаря Зоне эволютивное ускорение во многом касалось технологий, новых материалов и знаний, изменив сознание общества лишь частично. Ее появление, разительно совпавшее с путчем девяносто первого года и исчезновением Севастополя, привело к мощному всплеску, консолидировав общество и породив яркое антизападное настроение. Что с измененной, обновленной политикой правительства дало первые, несмелые плоды.

Странным образом получалось так, что все доводы Самума, несомненно, умные и правильные разбивались о мудрость и проницательность Полины, обретенную многочисленными синхронизациями, впитавшими опыт множества вариантов. Глубина синхронизаций стала новой мерой, однако, не скатываясь в крайности. Скажем, Верес старший, все это Брама услышал за время неспешного полета к НИИ, синхронизировал всего несколько раз, при этом его уму и изворотливости в дипломатических моментах, умноженной на чисто врожденную въедливость и дотошность, мог позавидовать любой из них. Поэтому Самум с огромнейшим удовольствием взваливал на него все переговоры с мировым сообществом относительно Зоны и ее ресурсов. Формально Верес работал в НИИ имени Шумана, занимавшейся проблемами и изучением Зоны, однако на деле обязанностей у него, как у любого из девяти, было куда больше. Он не зря был назначен главой. Характер у него вредный, а подход чиновников на местах во многом еще бюрократический, вот и использовал свой талант по назначению.

– 05 -

– И когда здесь успели высоток  натыкать? – возмутился Брама, бросая глайдер в сторону – не пройти, не пролететь!

– Пока на хуторе в спячке лапу сосал! – фыркнул особист – не только Киев, все реконструируется. «Хрусталь» помнишь?

– Естественно – скосил глаза путник, любуясь блеснувшим изгибом Днепра – не такой уж и редкий арт, из него что ли все?

– Его теперь в строительстве применяют. В новых домах «папоротник», а старые обрабатывают «хрустальной» эмульсией, для которой-то всего и надо, арта со спичечную головку да воды побольше. Творит он что-то с молекулярной решеткой, в бетон и кирпич словно врастают алмазные корни, переплетаются и живут. Этакий симбионт. Разумный он или нет, это к ней, она больше расскажет. Зато старые панельки и кирпичные хрущевки стали монолитно-нерушимыми, зарастив щели и ляпы строителей, для которых, как известно, кривизна в метр не брак. Жилищное министерство в восторге, люди и подавно.

– Красотища! – протянул восхищенно Брама – город играет под солнцем как снежное покрывало, только глаз не режет.

– Главное, режет наблюдения спутников – подмигнул Самум – такого подарка военцы, разъяренные исчезновением ядерного щита, точно не ожидали. Правда, бесились, пока не получили разведданные что ни ядерного, ни прочего оружия массового поражения теперь нет ни у кого, и вряд ли будет. Зато у нас есть «сияние». Хоть что-то из «Проекта» на пользу.

– Ребята, закругляйтесь, наши корпуса пошли. Брама, если не трудно, паркуйся вон у того ангара, только мягко.

Тот состроил суровую мину, осторожно пройдя над шпилем НИИ миновал парковую полосу и мягко, едва ощутимо притронулся к бетонному кольцу расположенному возле гаражей. Полина сгребла Вереса в охапку и сопровождаемая своим зверинцем пошла через парк, время от времени останавливаясь у клумб с цветами. Самум взглянул на путника, который насторожено смотрел на НИИ и подбодрил:

– Да не горюй, еще полетаем. Глайдер закреплен за НИИ, обкатку делаем. А ты думал, он в личное пользование?

– Может и думал, а может и нет. Ты никогда не говоришь всего.

– За использование личного положения сейчас спрашивают очень строго. Не веришь? Придется.

Брама шагнул вниз, механически кивнув в ответ молодому пареньку в спецовке с нашивкой МАИ на фоне «соцветия», как называли символ мемориала. Паренек подлетел к особисту, трепетно поглаживая борт глайдера:

– Здравствуйте, Олег Валерьевич. Как аппарат, замечания есть?

– Да, пробовали на всех режимах: на сверхзвуке тяга барахлит, ямы все пересчитали. С телеметрией хуже всего: при входе в воздушные коридоры скорость не отсекается, приходится переходить на ручное управление. Требуется доводка.

– Учтем – бросил вихрастый Сергей, нырнув в нутро глайдера, открыв приборные панели и скрывшись в проводах.

Самум подхватил путника под руку и потащил через парк вслед за Полиной. Над полевыми цветами звенели шмели, от тенистых лип тянуло прохладой недавнего дождика, слышалось размеренное ку-ку и детский смех.

– Зачем ты так, Самум? Чудесный же аппарат, нам такое и не снилось. Парень расстроился, болеет душой за свое детище.

– Не Самум, а Олег Валерьевич, по крайней мере, на территории НИИ. Незачем людям знать наши позывные. А Сергей да,  расстроился. Но, узнав скольких погубит недоведенный до ума глайдер, расстроится еще больше.

– Слушай, я как-то не подумал. Я ведь липовый майор, Валерьевич. Кречет в Зоне звания присваивал для поддержания боевого духа и дисциплины, у меня всего образования школа, коридор, да учебка танковая.

– То, что ты не умеешь циркулем по карте мерить, я знаю, и что из того? Соображать хуже стал? Не думаю. Да, ты прав, глайдер я взял не просто так. Случись сбой, то при таких скоростях пилоту никакая автоматика уже не поможет, а мы и сами телепортируемся и аварию устраним. И техника будет цела и люди живы. Не хочется признавать, но Полинка права, тебе определенно пора переходить на мирные рельсы.

– Получается, я как бы комиссован, но ни прописки, ни работы, даже документов и тех нету. Заметут.

– А мы сейчас посмотрим – ухмыльнулся особист, обходя здание и поднимаясь по мраморным ступенькам к входу.

За высокими, окованными бронзой дубовыми дверями их ждала проходная и молодой охранник в заломленном на ухо берете. Увидав особиста встав отдал честь, стала видна нашивка службы ПРО и Браму сковало оцепенение. Спустя мгновение оно пропало, показалась лохматая голова кеноида и сконфуженно пробасила:

– Мои извинения, Анатолий Петрович, не признал вас сразу. Но, порядок прежде всего.

– Вы Брамской? Тот самый Брамской? Нам же о вас в училище легенды рассказывали! – подпрыгнул на месте охранник – Жетон ваш к сканеру приложите. Да, прямо на раму. Минуточку…

– Да? – обернулся Брама, засунув пальцы за пояс и хрустнув броней.

– Автограф можно? Олег Валерьевич, разрешите? – умоляюще смотрел охранник, протягивая легенде вахтенный журнал.

– Только не трезвоньте всем, нам работать надо, а не автографы раздавать.

Брама размашисто подписался напротив своей фамилии, и задумчиво окинул взглядом просторный холл:

– Вот смотрю я на это и жду, вот Шуман выскочит. Такой же свет, стены такие же, в тех же тонах. Старик был бы рад.

– Ты еще зал славы не видел, там не только Шуман, а все наши. Но это потом, а сейчас наверх.

В НИИ пахло наукой. Покрытое зеленью витое бронзовое литье обрамляло дубовые стены с портретами светил науки, льющийся из высоких стрельчатых окон свет был мягок, располагая к умиротворению и размышлениям. Несмотря на утро, а было что-то около одиннадцати часов, летнее солнышко уже стояло высоко в зените, пробиваясь сквозь тяжелые гардины потоками золотистого света. В больших дубовых кадках, в которых во всех уважающих себя заведениях почему-то принято разводить пальмы, развесил разлапистые ветви папоротник. Брама мог поручиться что это папоротник из далекой НИИ Экс-один, когда-то бережно взращиваемый самим товарищем Шуманом, а ныне произрастающий в институте. И что самое странное, папоротник этот цвел. Всем известно: папоротник не цветет и размножается спорами, а все легенды о его цветке не больше чем миф, народный фольклор, положивший место множеству страшных, чарующе завораживающих сказок и преданий. Но этот цвел. Самым непостижимым, загадочным, опровергающим научные каноны образом. Пчелам не было никакого дела до людских представлений, что может быть, а чего быть не должно, они вились над пахнущими лесной сенью золотисто-огненными цветками, кропотливо собирая папоротниковый мед.

В подобных заведениях всегда шумно. Без оного любая организация просто не может существовать: кто-то постоянно хлопает дверьми, спорит, выясняя отношения между собой или, более громогласно, по телефону, шатается из кабинета в кабинет отвлекая бумажной перепиской и согласованиями отделов. В МАИ же, Министерстве Аномальных Исследований, было дивно тихо. Даже от архаичного, бряцающего сдвигающейся в сторону решеткой лифта было слышно как гудят над папоротниками пчелы. Оказалось, в этом не было ничего ненормального, было аномальное. Стены предусмотрительно выкрашены поровой краской, которой сталкеры в Зоне ранее оборачивали нейтрализовывая артефакты. Порой шум вреден не менее нежели жесткое излучение. Но кроме шума поровая краска так же вбирала излишние эмоциональные эманации. Из-за этого в кое-каких отделах приходилось перекрашивать стены по нескольку раз, зато выражение грозовые тучи над головой тут имело вполне физическое выражение.

Самум уже закрывал дверку лифта, как к ним подкатился живенький сухонький старичок. Протиснувшись внутрь, он окинул Браму оценивающим взглядом и начал трепать руку особиста:

– Олег Валерьевич, Бога ради, где вы пропадаете? В питомнике полный хаос! Полина Викторовна уезжала вместе с вами!

– Эээ… Василь Палыч, она уже должна быть на месте, а что такого успелось стрястись за это время? Баюны снова чудят?

– Помилуйте, милейшие создания. У нас там настоящее ЧП! Коты! На территории НИИ коты!

– Какие коты? – Брама удивленно рассматривал седые всклоченные волосы старичка – обычные дворовые?

– А вы собственно – заинтересованно сверкнул глазами смотритель питомника – по вопросу их отлова? Я давал запрос.

– Василь Палыч, вы налетаете так неожиданно, что я просто теряюсь. Вынужден разочаровать, но Анатолий Петрович специалист, эээ… иного профиля. Он скорее по парнокопытным и иным крупным скотам.

– Погодите же, Олег Валерьевич – выходя боком из лифта и тайком показывая кулак, заинтересовано бросил Брама – может мой опыт по иным скотам поможет решить возникшую ситуацию. Так что там у вас в питомнике?

– Лезут, Анатолий Петрович, лезут самым наглым образом на территорию НИИ, несмотря на предписание!

– Какое предписание?

– Подписанное и развешанное. Запрещающее диким неразумным котам приближаться к питомнику баюнов.

– Погодите, территория НИИ охраняется, и проникнуть сюда, а тем более пронести кота посторонние просто не могут.

– Зачем посторонние? – сдвинул брови Василь Палыч – хватает и того, что они сами через заборы лезут.

– Ага – кивнул обалдевший Брама – кажется, я понял драматизм ситуации. Не обижайтесь, но, привыкнув к баюнам, вы упустили из виду тот факт, что кот дикий неразумный не способен подобно им к чтению предписаний.

Василь Палыч какой то миг изучал серьезное выражение Брамы, выискивая там тень насмешки, а потом кивнул:

– Мне кажется, вы правы. Вздор какой то! Конечно же не умеют, но что делать? Они лезут возмущая питомник.

– Со стороны баюнов был заявлен протест?

– Именно, Анатолий Петрович. Разве вам бы понравилось, если бы вас, рассматривая со всех сторон обсиживали макаки?

– Так велите охране применить пневматическое оружие с резиновыми пулями. Это будет куда весомей предписания.

– Помилуйте, как можно? Дикость какая! Да, я крайне возмущен, но такое! На территории НИИ расположен детский сад. Хорошенький же мы покажем им пример. Это решительно не годится.

Самум насмешливо взирал на злящегося Браму, мельком поглядывая на часы. Потом тот просиял.

– Тогда можно иначе. Как я понимаю, сами баюны не хотят, или не могут разрешить данный конфликт? Так пусть его решат иные разумные представители! Достаточно попросить помощи кеноидов. Думаю, кот дворовой обыкновенный кроме неумения читать, не особо разбирается в тонкостях межвидовых отношений, а рванет при их виде задравши хвост.

Василь Палыч какой то миг вникал в простоту решения, потом горячо потряс руку путника:

– Позвольте, это должно сработать. Точно должно! Будите у нас в питомнике, непременно заходите!

Он быстро засеменил по коридору, а особист уважительно хмыкнул:

 – Ловко. Задрал нас Палыч этими котами, спасу нет. Слегка поехал по фазе с предписанием. Теперь будет кенов доставать по поводу караула территории. Баба с возу, коням легче. Пошли, там Вересу куда хуже.

Дверь распахнулась, и пред ними предстал бывший разведчик ПРО. Казалось, из грозовой тучи над ним вот-вот полыхнут молнии. Он разговаривал по старомодному телефону и едва сдерживал себя:

– А мне плевать, понимаете? Этот вопрос находится не в моей юрисдикции. Не могу я выделить лишних сотрудников, просто не могу. Баюны, конечно плодятся как кошки, но обеспечить ими в промышленном масштабе пока не можем.

С этими словами он звякнул трубкой о аппарат и взъерошивая волосы выдохнул:

– Как Полина со всем этим управляется, ума не приложу. Нет, вот выньте и положите им для экспедиции баюнов, а?

– А что с ними такого?

– О, затворник наш появился! Очень рад. Чаю?

– Да нет, мы вчера посидели и так горит. Спасибо.

– Ага, ну смотрите, а Полинка где? Достало меня МЧС по самое не могу, пусть сама с ними мучится, с ООН и то легче.

– А что с ООН? Говорят ты важная шишка – Брама плюхнулся на диван, потянулся было за сигаретами, но осекся.

– Как всегда клянчат образцы и грозят санкциями, если не допустим к Зоне. Пусть грозят. Перетопчутся.

 Распахнулась дверь, вошла Полина с младшим Вересом на руках, чмокнула Браму в щеку и передала ребенка мужу.

– А это что еще такое? За какие заслуги? – с деланной ревностью нахмурился разведчик, подбрасывая сына на руках.

– Учись как надо вести переговоры! Полчаса человек в НИИ, только-только из глухой деревни, а уже снял с шеи Палыча.

– Вот это номер – просветлел Верес – он всю плешь мне проел. Верите, приставал до тех пор пока я, замещая Полину, не подписал это дурацкое предписание. Ребята из охраны за животы хватались, развешивая его снаружи.