Текст книги ""Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

– Так точно, – вполголоса выпалил Бромхэд.

– Вот и отлично, – кивнул Дарнфорд. – Поторопитесь.

Бромхэд вышел из бальной залы и быстрыми шагами сбежал по лестнице на первый этаж, громко стуча каблуками по каменным ступенькам. Попавшимся навстречу двум офицерам конных стрелков он быстро отсалютовал и бросился к выходу из губернаторского дворца.

Первым из солдат, кого он увидел, был сержант Торлоу. Тот держался за фонарный столб, что-то тому втолковывая. По обыкновению, Питер ближе к полуночи был уже пьян, что называется, в стельку. Поднимать солдат из казармы Бромхэд счел лишним. До нее далековато бежать, да и есть шанс просто-напросто не успеть. Ведь дуэль – дело весьма скоротечное.

О чудесной пушке Пита Торлоу Бромхэд был наслышан, хотя и не видел ее действия своими глазами. В общем-то, одного вида звероватого Торлоу должно хватить, чтобы остановить любую драку.

Бромхэд подбежал к сержанту и, не чинясь, отвесил тому пару сильных ударов по лицу. Занятия боксом не прошли даром. Торлоу дернул головой. Отлип от столба. Уставился на лейтенанта налитыми кровью глазами. Тот уже принял защитную стойку, честя себя мысленно на чем свет стоит. Теперь идея бить Торлоу уже не казалась ему такой уж хорошей. Однако в глазах Питера быстро показались проблески разума. Он увидел офицерский мундир и даже попытался встать навытяжку. Правда, при этом держался левой рукой за столб.

– Отлично, сержант, – кивнул Бромхэд. – Вы идете со мной. Только для начала надо будет прихватить вашу пушку.

– Есть, сэр, – браво выпалил Торлоу, обдав лейтенанта волной не самых приятных «ароматов». Тот даже был вынужден сделать полшага назад.

– Стоять всем! – прозвучал громкий голос, смутно знакомый мне, но из-за боли я никак не мог понять – откуда. – Всякий, кто сейчас сделает хотя бы шаг в сторону лейтенанта Евсеичева, тут же получит из пушки сержанта Торлоу!

Я без сил опустился на колени, навалившись всем весом на саблю. Да так, что она прогнулась, но выдержала меня.

– Я только заберу моего друга! – ответил стоявший за моей спиной Лоуренс.

– Пускай для начала ваш арабский друг уберет оружие!

– Али, – обратился Лоуренс к стоящему надо мной вождю харишей, – спрячь саблю. И помоги мне унести нашего друга Руди.

Шериф Али с яростью кинул свою кривую саблю в ножны. Он бросил на меня злобный взгляд, но ничего говорить не стал.

Вместе с подошедшим Лоуренсом он подхватил под мышки стонущего от боли Эберхардта. На его черный бурнус, с которым он и тут не расставался, и форму Лоуренса обильно полилась кровь из ран на лице немца. Вместе они потащили Эберхардта к открытому кэбу.

Через пару минут после этого меня подхватили сильные руки сержанта Торлоу. От него несло перегаром и каким-то местным дешевым пойлом. Сержант без особых церемоний взвалил меня на плечо, будто мешок с зерном.

– Вы меня уж простите, мистер, – сказал он, – но иначе вас нести несподручно будет.

В левую руку он взял мою саблю и потащил таким вот не самым комфортным образом к ждущему меня кэбу.

Хотя, надо сказать, в тот момент мне было на все наплевать. Я буквально растворялся в боли, раздирающей лицо, и усталости, сковывающей все тело. Еще до того, как меня опустили в кэб, я потерял сознание.

Что-то часто это со мной стало происходить в последние дни.

Рудольф Эберхардт стоял перед зеркалом. Что он мог видеть в нем – непонятно. Все лицо его покрывали бинты. Руди не раз пытался сорвать их, чтобы увидеть свое лицо. Однако стоило доктору, следившему за ним, пригрозить, что после следующей попытки лейтенанта попросту привяжут к койке, пока раны не заживут, и Руди стал как-то спокойнее. Однако тут же попросил, чтобы майор Лоуренс принес ему зеркало. Ни одну из медсестер ему на это уговорить не удалось. То ли природный магнетизм плохо работал из-за повязок, то ли строгий запрет врача перебарывал его.

– Ну хоть бы и осколок, Лоуренс, – просил друга хриплым голосом Руди. – Я должен поглядеть на себя сейчас.

– На что глядеть, Руди? – удивлялся тот. – Ты же в бинтах весь.

– Да вот боюсь, – признался тогда немец, – без бинтов буду выглядеть так, что глядеть не захочется вовсе.

Лоуренс внял мольбам человека, которого называл своим другом, и принес тому небольшое зеркальце. Оно легко поместилось в карман мундира.

– Оставить не смогу, – сразу же предупредил майор. – Мне с врачом тут проблемы не нужны.

– Вот интересное дело, – не обратив никакого внимания на его слова, произнес Руди, – дамам вполне можно хвастаться шрамами на теле. – Он распахнул больничный халат, демонстрируя Лоуренсу внушительную коллекцию, украшающую его торс. – Они даже будут трогательно просить прикоснуться к ним. Говорить, что шрамы украшают мужчину. Но стоит только появиться парочке на твоем лице – и ты становишься для них форменным парией.

– Ну не для всех, – протянул Лоуренс. Однако Руди явно не слушал его. Он говорил сам с собой.

– Почему все-таки шрамы на лице, выходит, вовсе мужчину не украшают, – задумчиво произнес он, вглядываясь до рези в глазах в небольшое зеркальце. Как будто старался рассмотреть свое новое лицо под повязками. – Я всегда считал, что лицо надо беречь как зеницу ока. Хоть я и не артист, а солдат, но не желаю довольствоваться продажными женщинами. Я хочу, чтобы меня любили!

Он обернулся к Лоуренсу. Лицо его под бинтами было перекошено от дикой злобы.

– Нагляделся? – решил слегка охладить его пыл майор. – Тогда возвращай зеркало. А то, не ровен час явится доктор – и мне тут не бывать больше.

– Невелика потеря, – отмахнулся Руди, бросая ему зеркальце. – Из-за тебя я стал таким, как сейчас.

Лоуренс никогда не считал себя особенно сентиментальным. Однако в тот момент сердце его буквально екнуло от неблагодарности Эберхардта. Лоуренс его своим другом никогда не считал. Даже шериф Али был для него скорее верным псом – и последнего эта роль вполне устраивала. И все же что-то шевельнулось в душе майора Лоуренса. Видимо, многовато выпили они вместе с Руди недорогого вина.

– Ну раз так, – протянул Лоуренс, – тогда пойду я. Выздоравливай.

В тот день, когда с лица Руди снимали повязки Лоуренс и близко к больнице не подошел. Как и пообещал себе тогда – парой недель раньше.

Нас с Эберхардтом держали не просто в разных палатах. Даже в разных крыльях большого офицерского госпиталя. Более того, за мной постоянно присматривал теперь Пит Торлоу. Гиганту наказал следить за мной денно и нощно лейтенант Бромхэд. Но я подозревал, что тут не обошлось без полковника Дарнфорда. Про него говорили, что у него хоть и одна рука, но ей он достанет дальше, чем многие двумя.

Торлоу легко прижился в госпитале. Перешел с араки на медицинский спирт. Его им снабжали санитары из отделения для буйнопомешанных. Тех оказалось из-за жары и дрянной выпивки достаточно много, попадались и офицеры. Торлоу помогал санитарам справиться с буйнопомешанными, взамен его как раз и снабжали медицинским спиртом. Правда, в весьма малых дозах. Ведь справиться с помешавшимся Торлоу вряд ли смог бы хоть кто-нибудь во всем госпитале. Разве что все санитары разом.

Навещать меня никто особенно не навещал. Собственно, в основном Торлоу был моим компаньоном долгими днями. Гигант сидел рядом с моей постелью, когда его не забирали, чтобы скрутить очередного буйствующего солдата или офицера. Я просил его рассказывать мне истории из жизни моряков. Самому мне говорить было еще больно – вражеский клинок глубоко разрезал лицевые мышцы. Поэтому рассказы и множество забавных историй спасали меня от госпитальной скуки.

Надо сказать, Торлоу знал уйму историй и баек. Он рассказывал их, не повторяясь ни разу, все те дни, что я провел в госпитале. Хотя уверен, половину – если не больше – он выдумывал тут же, как говорится, на ходу. А значит, не такой уж он и тупой верзила, как думает о нем большинство. Питер на самом деле обладает быстрым и пытливым умом, да и в воображении ему не откажешь.

В первые дни моего пребывания в госпитале ко мне заглядывали лейтенант Чард и лейтенант Бромхэд. Но с ними мы перекинулись лишь парой слов. Я узнал от Чарда, что в ближайшее время армия лорда Челмсворда перейдет Буйволиную реку. В Роркс-Дрифт прикрывать переправу останется лишь рота лейтенанта Бромхэда. И это немало пугало Чарда.

– Знаете ли, Евсеичев, – сказал он, – нас ведь будет не более полутора сотен там, в Роркс-Дрифт. Ну, возможно, еще полковник Дарнфорд со своей командой, но вряд ли он усидит на месте долго. Против нас же может обернуться колоссальная мощь проклятых дикарей.

– Вы не верите в победу? – говорить мне было еще больно, а потому я ограничивался короткими фразами.

– Верю, конечно, – фыркнул явно уязвленный моими словами Чард. – Вот только пока армия лорда Челмсворда будет громить зулусов в одном месте, у них вполне достанет сил и хитрости ударить в другом. Например, чтобы отрезать Челмсворду путь обратно в Наталь.

Тут мне и сказать было нечего. Аргумент железный – с ним не поспоришь. Армия зулусов намного превосходила британскую. Даже с учетом тех полков, что не отправятся на войну немедленно.

Когда же войска Челмсворда покидали Питермарицбург, а если быть точным, за день до этого, ко мне в палату заявился сам полковник Дарнфорд. Однорукий офицер обвел взглядом окружающее меня госпитальное благолепие и только головой покачал.

– Вот что значит мирное время, – сказал он. – Коек хватает на всех. Ни стонов раненых, ни криков, ни сушащихся бинтов. Скоро все здесь переменится, мистер Евсеичев. Через пару недель будет просто не узнать этот госпиталь. И это офицерский. А уж про то, что будет твориться в солдатском, я и говорить не стану.

Дарнфорд, одетый в парадный мундир, не стал присаживаться рядом с моей койкой. Хотя Торлоу, находившийся тут же, при его появлении моментально подскочил и вытянулся по стойке «смирно». На счастье Питера, в то утро он еще не успел «причаститься» медицинским спиртом и стоял ровно, а не пошатываясь, по своему обыкновению, как дерево под порывами урагана.

– Завтра наша армия выступает через Роркс-Дрифт и дальше в Зулуленд, – сказал полковник, – и вы отправляетесь с нами. Надеюсь, вам уже надоел скучный госпитальный быт? На ноги встаете?

– Так точно, – браво ответил я и даже сумел встать на ноги. Слабость в теле еще чувствовалась, и врачи запрещали мне длительные прогулки. Но я как раз был уверен, что вне стен госпиталя я скорее приду в себя. – Готов к службе полностью.

– Вот и отлично, – кивнул Дарнфорд. – Нечего вам тут разлеживаться. Сегодня же отправляйтесь на квартиру и собирайтесь. Завтра в полдень – парад войск. Сержант, – короткий кивок Торлоу, – вас это тоже касается, конечно же.

– Есть, сэр, – выпалил заскучавший уже Торлоу.

– Врачей я беру на себя, – усмехнулся Дарнфорд, предупреждая мой вопрос. – Уж с ними-то я поднаторел в общении. Будьте уверены.

И в самом деле, меня отпустили из госпиталя без лишней волокиты. Доктор только не меньше часа рассказывал, что мне еще нужен больничный уход, но раз доблестная армия покидает Питермарицбург, то не стоит задерживать меня.

В тот же день с лица моего окончательно сняли все повязки. Я, наконец, смог увидеть свое лицо.

– Шрам не трогать! – тут же осадил меня врач. А ведь действительно мои пальцы сразу же потянулись его пощупать. – Воспаление пройдет в течение двух– трех дней. Если же ситуация, не дай бог, ухудшится, немедленно возвращайтесь в Питермарицбург. Не доверяйтесь никаким фельдшерам. И особенно мистеру шведскому пастору, запамятовал его фамилию. Он почитает себя знатоком местной медицины и уже успел угробить нескольких солдат в Роркс-Дрифт. За это его надо под суд отдать. Так ведь нет же – духовное лицо!

Доктор быстро опомнился и прервал сам себя.

– Рана ваша, мистер, заживает хорошо, – сказал он. – Проблем с ней даже в местном климате возникнуть не должно. У вас вообще отменное здоровье.

– Благодарю вас, доктор, – машинально произнес я. Свежий шрам на лице отчаянно чесался. Как будто внутри, под розовеющей кожей, бегали сотни маленьких муравьев, щекочась своими тонкими лапками.

В общем-то, лицо мое пострадало не так и сильно, если разобраться. Длинный рубец пересекал щеку и уходил под основательно отросшие волосы. Самым неприятным было то, что вражеская сабля срубила мне половину уха. Спасти ее не удалось. Именно поэтому я пользовался вольностью, предоставленной черному мундиру, и отказывался коротко стричь волосы. Скоро они накроют уши – и этого не будет видно совсем. Я, по крайней мере, очень надеялся на это.

– Если лицо будет сильно чесаться, – закончил доктор, – обратитесь к моему коллеге в Роркс-Дрифт. У него должен быть хороший запас мази. Но старайтесь не особенно злоупотреблять ею.

Я наконец отвернулся от зеркала и поглядел на стоящего в двух шагах доктора.

– Спасибо вам, – сказал я снова и протянул ему руку.

– Пожалуйста, – без ложной скромности ответил тот, пожимая ее, и добавил неизменное: – Постарайтесь не попадать ко мне снова.

– Всеми силами, – заверил я его.

Рудольфа Эберхардта с того злосчастного дня никто уже не называл Красавчиком Руди. Да и Светлым тоже. Разве что с издевкой. Но издеваться над ним тоже не спешили. Эберхардт стал особенно вспыльчив и легко бросался выловами направо и налево. А в фехтовальном мастерстве он мало кому уступал.

Однако в тот день, когда сестра милосердия медленными движениями снимала повязки с столица, Рудольф Эберхардт был удивительно спокоен. Он долго глядел в большое зеркало на свое лицо. И что самое неприятное, узнавал себя в этом изменившемся человеке. Именно таким и ощущал себя Руди с тех пор, как пришел в себя на больничной койке. Именно это видел он каким-то другим зрением сквозь бинты, когда гляделся в маленькое зеркальце, принесенное Лоуренсом.

Нос – сломан и теперь торчит почти посередине его безобразная горбинка. Один шрам пересекает почти все лицо. Непонятно каким чудом уцелел правый глаз. Двух или трех зубов Руди недосчитался уже давно. Второй шрам уродует только правую щеку. Но он куда глубже первого. Весь какой-то бугристый и неприятный даже на вид.

– Могло быть и хуже, – слегка сконфуженно произносит за спиной доктор, Наверное, только для того, чтобы нарушить неловкое молчание. – Глаза-то на месте.

– Могло быть и хуже, – меланхолически повторяет вслед за ним Руди. Будто не человек сейчас сидит перед зеркалом, а диковинный попугай, только и умеющий, что бездумно вторить. – Глаза целы – уже хорошо.

В паре шагов за его спиной переминаются дюжие санитары. Их вызвали сюда из отделения для буйнопомешанных – на всякий случай. Они перебрасывались короткими взглядами. Оба слишком хорошо были наслышаны о бешеном нраве Рудольфа – и им не хватало здоровяка Торлоу. Но тот третьего дня покинул госпиталь вместе со своим русским подопечным.

– Жаль, что я не успеваю к войне с зулусами, – протянул Эберхардт, поднимаясь. – Кто-то должен ответить мне за мое новое лицо.

– Простите врагам своим, – с интонациями лютеранского пастора произнес доктор.

– И не подумаю, – усмехнулся Рудольф Эберхардт.

Тогда еще никто не знал, насколько знаменитой станет эта его улыбка во всем мире.

Парад – это всегда красиво!

Надо сказать, что я по долгу службы ни разу не участвовал в настоящем военном параде. Как-то не принято в империи, чтобы жандармы на серых лошадях, в синих мундирах и сверкающих касках гарцевали при полном параде на улицах Питера и Москвы. Говорят, что-то такое было при деде нынешнего государя, который лично возглавлял парадирующих жандармов. Но как-то эта традиция не прижилась.

И вот теперь я готовился пройтись по главной улице Питермарицбурга в колонне Инженерного корпуса Ее Британского королевского величества. Торлоу помог мне нарядиться в иссиня-черный мундир, затянуть его многочисленные скрипящие ремни. Я возблагодарил бога за то, что с утра солнце пряталось за плотными тучами. Того и гляди – дождь польет. Сержант принес мне начищенные до зеркального блеска форменные ботинки. Вряд ли он сам сделал это – не опустится до такого Торлоу. Скорее всего, заставил кого-то из солдат. Но меня это мало волновало. Питер подал мне саблю и револьвер. Я закрепил их на поясе. Теперь пришла очередь белого шлема. Я взял его под мышку – надену на голову уже в строю. Пока не хочется таскать лишние тяжести на голове.

Утро было хоть и не солнечным, но чудовищно душным. Наверное, к вечеру разразится-таки гроза. Не хотелось, чтобы она накрыла нас на первом же марше. До Роркс-Дрифт шагать и шагать. А по размокшей саванне да под проливным дождем – это то еще удовольствие. Конечно, я никогда не шагал вот так по размокшей грязи под проливным дождем, но и проверять свои догадки у меня особого желания не было.

– Первый день марша под дождем – к беде большой, – сказал под руку Торлоу. – Говорят, небо плачет по тем, кто уходит.

– Это африканское небо, – отшутился я, – и плачет оно по зулусам.

Но слова его почему-то запали мне в душу.

Мы подошли к строящимся коробкам пехоты. Рядом гарцевали, горяча коней, кавалеристы. По обыкновению, они поглядывали на всех сверху вниз. Что и немудрено, с лошадиной-то спины. Отдельной группкой стояли военные инженеры. Среди них я узнал и лейтенанта Чарда. Тот махнул мне рукой, призывая занять место в строю рядом с ним.

– Надевайте шлем, мистер Евсеичев, – сказал он мне. – Сейчас нас будет перед парадом инспектировать сам лорд Челмсворд.

Я поспешил последовать его совету. Шлем был заметно легче парадной жандармской каски, но таким же неудобным. А может, я просто еще не привык таскать его на голове. По крайней мере, никто вокруг не жаловался.

Торлоу давно покинул меня, встав в ряды роты Б. Но и с моего места его было неплохо видно, благодаря богатырскому росту сержанта. Вместо знаменитой пушки он нес на плече короткую винтовку с примкнутым штыком. На параде все должно быть но уставу.

– Я вчера с вашим новым приятелем-сержантом был на нашей электростанции снова, – усмехнулся Чард, проследив за моим взглядом. – Зарядили его чудо-пушку под самую завязку. Чувствую, она нам на войне с зулусами сослужит добрую службу.

– Мне не довелось видеть ее в действии, – пожал плечами я. С британским мундиром я вполне освоился, а вот шлем мне доставлял немало неприятных ощущений. От этого настроение было, мягко говоря, не самым лучшим. А тут еще эта удушающая, липкая жара и ощущение надвигающейся грозы.

– Поверьте, она стоит батареи легких орудий, – заявил Чард, – если не больше.

– Думаю, майор Пикеринг с вами бы не согласился, – вяло пошутил я.

– Ну, он помешан на пушках, – отмахнулся Чард. – Кстати, вы же в госпитале лежали и не слышали свежего военного анекдота. Наши немецкие союзники по Коалиции прислали лорду Родсу свою делегацию. Они просят разрешения доставить сюда своего гусеничного монстра – какую-то там их новейшую разработку. Или что-то в этом духе. Колосс или как-то так. Его уже за глаза прозвали «Железный капут». Роде ведь согласился с радостью. Он ведь готов обрушить на зулусов какое угодно оружие, даже столь абсурдное. Вот теперь по Кейптауну расхаживают прусские офицеры во главе с неким майором фон Швальцкопфом или как-то так. На них уже и карикатуры в газетах рисуют – так достали всех за пару дней союзнички со своими пиками на шлемах и моноклями.

От необходимости как-то реагировать меня спасло появление лорда Челмсворда. Он медленно ехал вдоль наших парадных колонн, придирчиво оглядывая солдат, сержантов и офицеров.

Мы с Чардом вытянулись по стойке «смирно», когда он проезжал мимо нас. Челмсворд лишь скользнул по нам взглядом. Инженеры шагали в конце колонны, так что уставшие от восторгов обыватели Питермарицбурга вряд ли уделят нам больше внимания.

В общем, так оно и вышло. Под гром барабанов шагала пехота. Под залихватское пение полковых труб гарцевали Ньюкасльские конные стрелки. Им кричали вслед. Аплодировали. А вот на нас уже люди подустали кричать и хлопать в ладоши. Оживились только когда вслед за нами покатили пушки и диковинно выглядящие батареи ракет. Да последними прошагал сводный оркестр, слегка растормошивший обитателей парой лихих песенок.

После того как армия покинула город и отошла от него на некоторое расстояние, пришел приказ останавливаться. Теперь начиналась обыкновенная военная рутина. Ее уже не положено видеть мирным людям – временами это слишком уж неприглядное зрелище Особенно когда начинается-таки дождь. Да не просто дождь, а ливень стеной. С ослепительными молниями и оглушительным громом. Как и положено при настоящем светопреставлении.

Солдаты быстро ставили палатки и сооружали временные навесы, чтобы спасаться от ливня. По они помогали плохо. Несмотря на какие-то там патентованные пропитки ткани, палатки мгновенно протекали. Вода скапливалась на их крышах – и пара обрушилась прямо на головы прячущихся внутри солдат. Самые умные укрывались под большими обозными фурами, что ждали нас в сборном пункте. Однако фуры эти то и дело передвигали с места на место, оставляя прикорнувших под ними солдат под проливным дождем. После того как двух солдат задавило насмерть – сержантам строю было приказано не давать больше никому забраться под фуры. А тех, кто уже сидит под ними, беспощадно выгонять.

Мы с группой Чарда заняли отдельную палатку. Хоть она и протекала, но не так уж сильно. А пара солдат, вооружившись длинными палками, не давала воде скапливаться на крыше. И общем, устроились, можно сказать, с максимальным комфортом, который можно было позволить себе в этих условиях.

И так как приказов никаких не поступало – и вряд ли они поступят до утра, – мы поужинали подмокшей слегка и холодной снедью и улеглись спать. Солдаты с шестами дежурили почти всю ночь, пока не прекратился ливень.

Хаос в военном лагере, который тут называли не иначе как железным порядком, продолжался и на следующий день. Солнце высушило саванну, но под слоем подсохшей земли часто скрывались небольшие грязевые озера, куда солдаты проваливались по колено, а колеса повозок и фур уходили по ступицы. Однако худо-бедно, но армия продвигалась к Буйволиной реке. К переправе у Роркс-Дрифт.

Медленно раскручивавшийся маховик военной машины все-таки завертелся на полную мощность. Теперь этот отлаженный прямо на ходу механизм было не остановить. Армия быстро и в полном порядке переправлялась через Буйволиную реку. На тот берег отправили конную разведку. Длинные колонны пехоты весь день переходили реку вброд. От недавнего ливня та хоть и поднялась, но не особенно сильно.

Войска на берегу провожал пастор из Роркс-Дрифт. Он держал в руках увесистую Библию и что-то кричал проходящим солдатам. Но его не было слышно.

– Вот же оглашенный, – покачал головой Чард. – А ведь нам с ним теперь жить бок о бок один бог знает сколько времени.

Я только плечами пожал. Если все наши проблемы будут заключаться в одном только соседстве с оглашенным проповедником, я буду этому безмерно рад.

– У нас тут есть гости и похуже этого пастора, – заметил я.

Чард согласно кивнул.

Как и все остающиеся в Роркс-Дрифт офицеры, мы провожали колонны, идущие на тот берег. Утомительно, конечно, но это один из важных военных ритуалов. Я не очень-то понимал его суть, однако противиться не стал. Хотя никто никого палками на это самое провожание не гнал. А вообще, было что-то тоскливое в этих ярких, но уже успевших покрыться первой пылью и грязью колоннах. Они уходили к врагу – в самую пасть Сатаны. Эти слова я услышал от охрипшего уже малость пастора Быть может, тут он оказался просто убийственно прав.

– Недолго им шагать, – сказал стоявший тут же полковник Дарнфорд. – До Изандлхваны. А там вышлют разведку и будут искать армию Кечвайо.

Полковник пока оставался в Роркс-Дрифт, что его сильно тяготило. Из левого рукава его мундира теперь выглядывал хищно поблескивающий сталью протез. Вроде того, что у Древотта. Полковник подготовил себя к войне, а его оставляли в тылу. Была в этом какая-то несправедливость. И он ее весьма остро переживал.

Когда пехотные колонны миновали брод на Буйволиной, к нам подошел майор Пикеринг. Его отрядили для того, чтобы передать нам орудия больших калибров.

– Они хорошо укрепят вам тут оборону, – сказал майор, махнув рукой за спину. Солдаты расчетов и волы тащили к невысоким стенкам Роркс-Дрифт пушки. – Полевые орудия мы все-таки берем с собой. А вот тe, что калибром побольше, оставим вам на попечение. И паровые – тоже все тут оставить придется. Лорд Челмсворд считает, что они слишком сильно тормозят продвижение армии.

Похоже, тот факт, что придется оставить его любимые паровые пушки, приводил майора в настоящее уныние.

– Мы тут позаботимся о них, – успокоил его полковник Дарнфорд. – Лейтенант Евсеичев, примите у майора орудия. Проследите за их расстановкой. После доложите лично мне.

– Есть, сэр, – браво козырнул я и направился вслед за Пикерингом к его ненаглядным пушкам.

– У нас здесь пара тяжелых армстронгов, – говорил на ходу тот. – Но я не уверен, что их вообще стоит применять против зулусов. Слишком уж дороги их снаряды, чтобы тратить их на черных дикарей. А вот паровые хорошо бы опробовать в настоящем деле. Это новая модель. Уже не секретная, но так как войн в Европе не было, ее негде было испытать в боевых условиях. Палите из них почаще.

Признаться честно, я впервые видел паровые пушки так близко. Первые из них британцы поставляли туркам во время войны с моей родиной. Однако левантийцы не умели ими правильно пользоваться. Более того, после падения Плевны довольно много их попало в руки наших солдат. Сверх этого я ничего об этих новых орудиях не знал. И потому теперь с удивлением глядел на чудо британской военно-инженерной мысли.

Недлинные стволы делали паровые пушки на вид какими-то тупорылыми, похожими на здоровенных стальных свиней. Установлены они были на крепких станинах, из-за которых перевозить их становилось, наверное, очень тяжко. Потому и тянули лямку перед ними сразу шесть надрывающих жилы волов. На той же станине позади ствола крепился к казеннику паровой котел. Я видел похожие на рисунках, изображающих внутренности парохода. Емкость для воды – сейчас, скорее всего, пустая. Зачем нужен липший груз, когда у нас целая река под боком будет. И небольшой тендер – или как он тут называется? – куда засыпают уголь. Прицел как на самых обыкновенных пушках. Запальную камору заменяет рычаг. Легко догадаться, что он открывает доступ перегретому пару в казенную часть орудия.

– Их у меня всего пара штук есть, – продолжал майор Пикеринг. – И ни одного толкового офицера, чтобы командовать. Сержанты ведь у нас самым азам артиллерийского дела обучены. Как-то не принято, чтобы они в случае гибели заменяли офицеров. Ну и недостаток такой, как у нас здесь в Африке, тоже ни одним уставом не предусмотрен опять же.

Он горестно вздохнул, будто прощаясь с любимыми орудиями.

– Я бы и сам остался тут, с вами. Но лорд Челмсворд прямо приказал мне двигаться дальше. Он считает, что зулусы ни за что не станут нападать на Роркс-Дрифт. А потому артиллерийский офицер нужен ему там, – Пикеринг махнул рукой в сторону противоположного берега, где еще пылили пехотные колонны, – в Зулуленде.

Сейчас через брод на плотах переправляли полевые орудия. Дело это не требовало личного надзора Пике– ринга. А вот грамотно расставить пушки здесь, в Роркс – Дрифт, мог, наверное, один только он.

– Что вы творите?!

Лютеранский пастор, заведовавший Роркс-Дрифт до прихода британцев, выбрал нас с Пикерингом целью своей новой атаки. С полковником Дарнфордом он, наверное, просто боялся связываться. Чард просто убивал своей вежливой мрачностью. А Бромхэд попросту не слезал с коня – и подступиться к нему не представлялось возможным.

– Прекратите немедленно! Сим орудиям, смерть сеющим, нет места в доме Господа нашего!

– Но тут и так стоят уже наши пушки, – пожал плечами Пикеринг, допуская главную ошибку. Он вступил-таки с пастором в диалог. А делать этого не следовало категорически. Теперь лютеранин не отвяжется от нас, будет постоянно мешаться со своими проповедями.

– Но нельзя множить число их до бесконечности! – возвысил он свой хрипловатый голос. – Уберите их немедленно из моего дома!

– Когда сюда придут зулусы, – зловещим тоном ответил ему Пикеринг, – вы еще возблагодарите своего лютеранского Господа за эти орудия.

– Не богохульствуй! – возопил пастор как оглашенный. У меня от его крика даже в ушах зазвенело. – Никогда я не стану благодарить Господа нашего за орудия смерти. Особенно столь кошмарные. Что же до зулусов, то они племя мирных варваров. Вы сами идете с мечом в их землю. Но они – благородны, и никогда не переступят наших границ.

– Как-то вы слишком уж идеализируете зулусов, – пожал плечами Пикеринг. – Не забывайте, они с радостью продают нам своих соплеменников за ружья и алкоголь.

– Это вы довели их до этого!..

Но договорить он не успел. Здоровенные волы, тащившие паровое орудие, остановились. Мимо нас пробежали с десяток солдат-артиллеристов. Теперь пришел их черед тащить пушку.

– Вон туда ее! – скомандовал Пикеринг, указывая на место для орудия. Он обернулся ко мне, теперь он показывал на холмы, господствующие над речной долиной. – Зулусы явно не дураки. Они вполне могут поставить там своих стрелков. Вам ведь, скорее всего, придется иметь дело с Дабуламанзи – здешним черным принцем. А он вел активную торговлю с нами. Значит, в его армии вполне может быть довольно много воинов с ружьями. Холмы тут подходят близко к ферме. С них можно обстреливать ее хоть из фитильных мушкетов. Одной паровой пушки вполне хватит, чтобы отбить у зулусов желание лезть на склоны этого холма.

Майор расставлял орудия, каждый раз поясняя мне выбор позиции. Если честно, я не очень хорошо понимал его, однако старался запомнить как можно точнее его наставления. Ведь мне их еще передавать полковнику Дарнфорду на докладе.

Лютеранский пастор вился вокруг нас, будто слепень. Такой надоедливый и никак не желающий отставать. Не будь это священник, я давно бы уже дал волю кулакам. Хотя, честно сказать, никогда не был особым любителем подраться. Просто своим вечным надрывом лютеранин кого угодно мог до греха довести. Не знаю уж, каким чудом сдержался. Наверное, помогло присутствие старшего офицера. Майор Пикеринг был полностью поглощен любимым делом – расстановкой пушек и расчетом секторов накрытия. На пастора он, казалось, не обращал никакого внимания. И только когда неожиданно для нас обоих – и меня, и лютеранина – вставлял какую-то реплику, мы понимали – майор внимательно следит за всем, что происходит вокруг него.

– Патер, – произнес как-то Пикеринг, – в вашей церкви сейчас разворачивают лазарет. Это ведь вполне богоугодное дело. Не могли бы вы помочь там доктору Рейнольдсу?