Текст книги ""Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

– Воевать для солдата всегда удовольствие, – ответил сержант. И тут же напустился на нерадивого бойца: – Глядеть перед собой! Нe болтать!

– Есть, сэр! – выпалил устрашенный сержантским гневом рядовой и послушно уставился на спины убегающих зулусов.

Майор Дарнфорд с удовольствием наблюдал за удирающими с поля боя зулусами. Не было для него большей радости сейчас, чем это зрелище. Первый боевой опыт майора оказался весьма удачен. А ведь мало кто верил, что он сумеет справиться с настоящей опасностью. Потому-то лорд Челмсворд и оставил его в тылу. Но теперь он всем им утер нос!

– Майор, сэр, – рискнул обратиться к нему капитан Хаммерсмит. Он с небольшим отрядом ньюкасльцев остался при Пуллейне. В основном для связи. – Вы слышите стрельбу? Полковник Дарнфорд принял бой – и, похоже, у него положение куда серьезней. Судя по темпу стрельбы.

Некстати вспомнились слова того полуобморочного милиционера. Быть может, сейчас Дарнфорд дерется с главными силами зулусов. Как бы то ни было, а вояка он отменный – и попусту его люди не палили бы так густо.

– Первой роте выдвинуться на звук стрельбы, – все-таки приказал Пуллейн.

Он обратил зулусов в бегство – здесь ему уже ничто не угрожает. Теперь можно и Дарнфорду помочь. Что опять же будет учтено при раздаче наград. Майор Пуллейн грезил орденом Бани и полковничьими погонами.

Он проследил в бинокль за тем, как солдаты роты А четко снялись с позиций и быстрым шагом направились на звук выстрелов. Подумал, что, быть может, стоит отправить и еще одну роту. Так он сведет потери к минимуму. Но зато здесь у него останется совсем мало солдат.

Проклятье! Майор Пуллейн пребывал в раздумьях. Взвешивал со всей нерасторопностью хорошего администратора все за и против. И пришел к выводу, что надо отправить еще одну роту. Это сведет к минимуму потери, а заодно покажет личную храбрость самого Пуллейна, не побоявшегося остаться с минимумом солдат перед неизвестной угрозой.

– Отправьте к Дарнфорду вторую роту, – приказал Пуллейн. – Судя по тому, что стрельба не прекращается, у него там дела совсем плохи.

Нчингвайо Кхоза вскинул над головой свой илква – копье с бунчуком из гривы льва. Воины вокруг него выстроились в боевые порядки. не было того хаоса бегущей в атаку толпы. Теперь вокруг него стояли амабуто. Первыми были воины самого Кечвайо. Те, кто не потерял боевых порядков – и не бросился на врага сломя голову, без приказа. Правильно сказал мудрый вождь – им и идти в бой первыми. Они не дрогнут под пулями красных курток. Не обратятся в бегство, как молодые и резвые воины, что сейчас возвращались к Кхозе. Они медленно брели через холмы, опустив головы, будто побитые собаки. А кем они были, как не глупыми щепками! Их побили – будет теперь наука. На одно только надеялся Кхоза, что они оставили вдовам детей после праздника свадеб, перед тем как уйти на войну. На большее такие не годны!

Воины! – крикнул Кхоза. – Голова буйвола! Вперед!

Амабуто словно по мановению руки – его, Кхозы, руки – ринулись в бой. Через холмы на тонкую линию красных мундиров.

У Пуллейна аж в глазах зарябило, когда из-за холмов, где скрылись, как ему казалось, всего мину– ту назад последние чернокожие воины, вышла целая орда зулусов. Копья с бунчуками. Большие шиты, украшенные разнообразными узорами. Они бежали к ставшей совсем уж тонкой красной линии. И майору стало ясно – эту волну не сдержать. Как не удержать могучего прилива.

– Капитан, – стараясь сохранять хладнокровие, подобающее настоящему офицеру и джентльмену, обернулся Пуллейн к Хаммерсмиту, – отправьте людей и немедленно верните обе роты. Пускай они строятся в боевой порядок – и принимают удар зулусов.

Так эти две роты хотя бы прикроют фланг Пуллейна и не дадут зулусам вбить клин между ним и Дарнфордом. Майору уже доложили, что спешенные всадники полковника заняли позиции в выгребной траншее.

– Расчехлить пулеметы, – велел Пуллейн старшему артиллерийскому офицеру. – Посмотрим, на что годны эти ваши новомодные игрушки.

Тот только зубами скрипнул. Сейчас на то, чтобы привести пулеметы в боевую готовность, уйдет слишком много времени. А уж им-то британцы как раз не располагают совсем. Он проклял про себя глупость командования. Однако ничего не стал говорить Пуллейну. Это означало бы потерять еще сколько-то столь драгоценного сейчас времени. Болтать некогда – надо действовать!

Наверное, лучше всего картину боя видели стервятники. Эти вечные спутники войн уже несколько часов кружили над лагерем Пуллейна, ожидая, когда же начнется их пиршество. Они видели, как красно– мундирные британцы выстроились в тонкую линию. Тоньше, наверное, чем знаменитая линия Балаклавы.

На левом фланге построения англичан укрылись в траншее солдаты в иссиня-черных мундирах Ньюкасльских конных стрелков. Красная линия готова была взорваться белыми клубами порохового дыма. Ведь сейчас на нее накатывало настоящее черное море. Не то, что ворочает волнами у далеких крымских берегов, где Альма, и Балаклава, и Севастополь. Нет. Это было совсем другое море. Море тел, черных, как ночь. Море копий, украшенных бунчуками из волос. Море ярко раскрашенных щитов. Море, вопящее «uSuthu!». И от этого боевого клича у многих британцев в тонкой красной линии сжималось сердце.

– Штыки из ножен! – закричал сержанты. Сотни солдат заученным движением сняли с поясов смертоносные полоски стали. – Штыки к стволу! – Сотни рук быстро прикладывают деревянные ручки к разогретым солнцем и несколькими недавними залпами стволам винтовок. – Штыки примкнуть! – Сотни лязгающих звуков сливаются в один, когда штыки занимают свое место. – Приклады к плечу! – Деревянные ложа уверенно прижимаются к красной ткани. – Прицел на пятьсот! – Самая большая эффективная дальность винтовок Пибоди. – Огонь!

И тонкая красная линия взрывается пламенем и пороховым дымом. Тысячи зулусов валятся на землю. В боевой клич врываются вопли боли и отчаяния. Но они не способны заглушить страшного «uSuthu!».

– Заряжай! – Привычными движениями тысячи рук щелкают затворами – вверх летят гильзы. А руки уже достают из подсумков новые патроны, чтобы быстро загнать их на место. Снова щелкают затворы. Солдаты замирают, ожидая следующей команды.

– Огонь!

Зулусы еще не миновали самых дальних колышков. Они валятся прямо на них. Сотни. Тысячи мертвых тел. Некоторые амабуто останавливаются. Залегают в высокой траве. Их воины не хотят умирать, так и не добравшись до врага. Не пустив ему кровь своим илква.

Но есть и те, кому словно плевать на смерть. Они идут через град британских пуль, не обращая на них внимания. И смерть словно боится их! С такого большого расстояния еще не видно, как они дергаются от попаданий пуль в их тела, продолжая размеренно шагать. Как будто пять-шесть ранений для них ничего не значат. А уж остановить не могут и подавно.

В пылу боя эти амабуто заметили не сразу. Сначала они не сильно выделялись на фоне остальной массы зулусов. Однако когда черное море, раз за разом окрашиваясь багровой пеной, миновало отметку в три сотни шагов, не обратить внимания на странных воинов уже было просто невозможно. Потому что они единственные, кто сохранил полный порядок во всей армии чернокожих. Ни один воин из этих амабуто не залег под вражеским огнем. А вскоре стало видно, что пули их не берут. В самом прямом смысле.

– Что это за дьяволы? – прошептал рядовой, лихорадочно перезаряжая винтовку. Пальцы начинали неметь от подкрадывающейся усталости. Сердце все сильнее сжималось от страха. – Сержант, – обратился он за поддержкой к единственному человеку, который был для него настоящей глыбой – альфой и омегой жизни, краеугольным камнем мироздания любого британского пехотинца, – этих дьяволов не берут пули!

– Не всех, сынок, – никто не должен видеть, что и сержанту тоже страшно от этого зрелища. В утешении солдат он ищет для себя уверенности – и находит ее. – Выстрели в них еще пару раз – и они свалятся.

Сам сержант успевает и командовать, и стрелять вместе со всеми. Как и положено самому крепкому человеку во всей британской армии. Ее основе. Вынь из армии сержанта – армия развалится, будто дом без фундамента.

Майор Лоуренс идет. Конь под ним давно пал. Второго он пустил по ложному следу – и эта нехитрая уловка сработала. Вот уже несколько часов кряду он не видел проклятых зулусов даже вооруженным глазом. Конечно, это было до того, как он бросил бинокль. Тот повис у него на шее неподъемным грузом, как будто с каждым шагом прибавлял по несколько футов веса. Лоуренс расстался и с револьвером – выкинул его вместе с кобурой и поясом. Выбросил он и шлем, намотав на голову тряпку, чтобы не потерять сознание на солнце. Оно пусть и зимнее, но все-таки африканское – жарит дай бог!

Потом Лоуренс расстался с мундиром. Тот пропитался лотом и стал слишком тяжел, чтобы идти в нем. Теперь на майоре остались лишь форменные брюки, бутсы и нательная рубашка. Он бы с удовольствием к разулся бы, но понимал, что далеко босиком не пройдет – не было у него такой привычки. А потому приходилось таскать на ногах настоящие колодки.

Впрочем, и их Лоуренс скинул, когда сил идти уже не осталось. Надо было ползти, цепляясь за еще не до конца высохшую после недавних проливных дождей землю. Теперь нужда в бутсах отпала совершенно.

В кровь обдираясь о колючий кустарник, разбив себе руки, майор Лоуренс полз через саванну. Он не знал даже, в верном ли направлении ползет. Ведь вполне мог сбиться с пути – и теперь уже никогда не доставит сообщения командованию. Он знал лишь одно – надо ползти. Надо. Остановка означает смерть!

Таким его и нашли всадники Ньюкасльских конных стрелков, что патрулировали окрестности лагеря лорда Челмсворда.

Заслышав дробный перестук копыт, Лоуренс хотел закричать. Подать знак. Но пересохшее горло не слушалось его. Он попытался подняться на ноги, но слишком обессилел для этого. Тогда он просто перевалился на спину, ощущая себя гигантским земляным червем – и вытянул вверх руку в надежде, что его заметят.

На счастье майора, трава над ним была невысока – его поднятую руку разглядели всадники из патруля. Они направили к нему своих коней. Спешились рядом с распростертым на земле человеком. Лоуренс хотел представиться им, но из горла вылетали лишь нечленораздельные хрипы и какой-то кашель.

– Бедолага, – покачал головой сердобольный стрелок, потянувшись за флягой.

– Погоди, – осадил его сержант – командир патруля. – На нем форменные брюки. Это – дезертир.

Майор понял, что из-за жуткого внешнего вида, его приняли за неудачливого беглеца из рядов британской армии.

– Раз дезертир, то надо его пристрелить, – пожал плечами тот же ньюкаслец, что хотел дать Лоуренсу напиться. Теперь он порывался сбросить с плеча винтовку.

Неужели ему суждено погибнуть вот так. Без толку. Посреди ничего, называемого Южной Африкой. Неужели все, что он сделал ради Британии, не может сейчас послужить ему щитом от пули ньюкасльского конного стрелка. Неужели все смерти оказались напрасны. Лоуренс откинулся на спину. Рука его безвольно упала вдоль тела. Он глянул в серое небо Южной Африки. Неужели это последнее, что ему суждено увидеть.

Артиллеристы, наконец, расчехлили и выставили на позиции пулеметы. Теперь к залповому огню шеренг британской пехоты добавился и их частый стук. Как будто кто-то непрерывно сыпал гвозди на дно ведра. И зулусы посыпались под длинными очередями, как горох. Пули рвали их тела. Ведь чернокожие воины успели уже подойти достаточно близко. На убийственную для пулеметов дистанцию.

Даже три амабуто, шагающих в центре, начали нести потери. Вот только от одного вида их многим становилось совсем уж страшно. Зулусы ползли на врага с тупым упорством автоматонов, даже если пули перебивали им обе ноги. Они словно не чувствовали боли.

– Не может же быть в армии Кечвайо автоматонов! – воскликнул наблюдавший за полем боя уже без бинокля майор Пуллейн. – Неоткуда им тут взяться!

Но глаза не обманывали его. Лишь пародии на людей – заводные куклы-автоматоны – были способными на такое. И никто больше. Но, проклятье, откуда они у этих чернокожих дьяволов?! Ведь не мог же никто их продать Кечвайо. Эту мысль майор отбросил как совершенно абсурдную.

– Сосредоточить пулеметный огонь на этих трех полках, – велел майор.

Но было слишком поздно. Подбадриваемые своими командирами, видящие передовые амабуто самого Кечвайо, зулусы снова ринулись в безумную атаку на тонкую красную линию. На пулеметы. Грудью встречая выстрелы.

Солдаты палили так часто, как только могли. Уже забыты команды. Теперь каждый стреляет сам по себе. Никаких залпов не надо. Замолчали сорвавшие глотки сержанты. Сами сосредоточились на беспрерывной стрельбе.

При таком темпе подсумки опорожнялись в одно мгновение. И тут же в тыл бежали солдаты, чтобы встать в очередь на получение очередной порции свинцовой смерти. А людей на раздаче не хватало катастрофически.

Седой сержант в форме интендантской службы, казалось, разрывался на части, мечтая отрастить себе еще несколько пар рук, как у осьминога, чтобы хватило всем. Он совал пачки патронов в протянутые ладони не глядя. Тут же выхватывал из ящика следующую порцию и совал в чьи-то руки. Уже не озабочиваясь тем, отстоял ли ушлый солдат очередь или же попросту не отходил от него. Очередь за патронами давно регулировала сама себя. Солдаты выталкивали тех, кто получил патроны. Не давали им снова подойти к седому сержанту и его патронному ящику.

В это время рядовой в таком же темном мундире тыловика пробегал мимо. Ему дали приказ ослабить растяжки на палатках, как это было положено по уставу. Однако его ухватили солдаты из очереди.

– Становись на раздачу! – крикнули ему, добавляя для понимания кулаком по шее. – Не видишь, сержант разрывается!

– Но палатки… – хотел было возразить рядовой, но его уже толкнули к патронному ящику.

– К черту палатки! – крикнули ему. – Один хрен в лагере никого нет! Не споткнемся! Раздавай! Не видишь, патронов не хватает!

Никто в очереди за патронами не знал, что именно это, возможно, привело к гибели всей армии при Изандлхване.

Наверное, если бы не жуткие амабуто, присланные Кечвайо, зулусам не удалось бы в тот день одолеть британцев. Слишком уж плотным был огонь тонкой красной линии. Понимая, что их жизни сейчас зависят только от сноровки, солдаты с небывалой ловкостью управлялись со своими винтовками. Па учебных стрельбах лучшие из них редко делали больше двух-трех выстрелов в минуту, а тут. сами того не замечая, они стремительно опустошали подсумки. Не успевая получить очередную порцию патронов, солдаты уже скребли ногтями по жесткой коже, вытаскивая последние. И тут же требовательно тянули руки за следующей.

Сейчас все скорее зависело от расторопности интендантов, выдающих пачки с патронами, и тех, кого за ними отправляли, нежели от меткости или отваги солдат в шеренгах. Сумеют британцы обеспечить достаточную плотность огня, заставят зулусов захлебнуться в собственной крови, значит, победа будет за ними.

Вот только у чернокожих был почти непробиваемый козырь. Проклятые амабуто, чьи воины не обращали внимания на самые тяжелые ранения. На них уже сосредоточили огонь едва ли не всех пулеметов, а они шли через него, будто навстречу сильному ветру. Гнулись под его смертоносными порывами, но продолжали шагать как ни в чем не бывало. И их пример заражал остальных зулусов. Быть может, те, кто послабее сердцем, и могли бы сбежать, не выдержав чудовищно плотного огня британцев. Они бы повлекли за собой остальных, превращая атаку на тонкую красную линию в позорное бегство. Но стоило только таким вот глянуть на неуязвимых воинов Кечвайо, как стыд за слабые мысли охватывал их. Они громче и громче кричали «uSuthu!», подстегивая этим криком и себя, и товарищей рядом.

Дистанция до врага медленно, но верно сокращалась. Сотни, тысячи черных трупов устилали землю. Но ничто уже не могло остановить жуткого наступления армии зулусов. Раз этого не сделал град пуль из ружей и пулеметов, не смогут и штыки. Это понимали почти все на холме Изандлхвана. Но еще лучше они знали, что зулусы пленных не берут. Тем же, кому не повезло умереть в бою, вспарывают животы, оставляя медленно умирать на солнце.

– Что будет, когда они доберутся до нас, сержант? – спросил рядовой, ожидая новой порции патронов.

– Ружья у нас коротковаты против их копий, конечно, – ответил сержант, – но это ничего. Ты, главное, бей штыком и прикладом, как учили. Штык и приклад, понял, солдат? – Сержант даже не глянул на рядового, когда тот вместо ответа только головой кивнул. Взгляд бывалого вояки был прикован к приближающейся черной волне.

И где только носят этого придурка с патронами?!

Выстрела так и не последовало. Сержант остановил ретивого солдата, порывавшегося расстрелять Лоуренса за дезертирство.

– Приглядись получше, – сказал он. – Штаны-то офицерские точно, хоть и потрепаны сильно. Бери его себе на седло. Отвезем в лагерь, пускай там разбираются.

Майор просто не знал, кому ему надо молиться за острый глаз сержанта конных стрелков.

– Слаб он совсем, – заметил рядовой, снова закидывая винтовку за спину. – Не усидит в седле.

– А ты его перед собой посади, – объяснил сержант, – и придерживай, чтобы не свалился.

Рядовой пробурчал нечто недовольное, однако подчинился. Не прошло и пяти минут, как Лоуренс болтался впереди него в седле. Конный стрелок крепко держал его за пояс, не давая упасть. И правда, если бы не он, майор давно бы вывалился из седла. Силы совсем оставили его. Тем более что со всей этой кутерьмой ему забыли дать воды.

По дороге Лоуренс понял, что действительно сильно сбился с пути. Потому что лагерь, куда его привезли, стоял совсем не на холме Изандлхвана. Он располагался близ живописного полопала. Майор, хорошо знавший карту местности, понял, что привезли его к водопаду Мангени. Ему очень повезло, что на него наткнулись патрульные.

Вдвойне ему повезло, когда офицер, проходивший мимо вернувшихся патрульных, узнал майора.

– Стоять! – закричал он, подбегая к всадникам. – Стоять!

Те послушно остановили коней. Рядовой с легким сердцем спустил Лоуренса с седла.

– Вы хоть понимаете, кого привезли?! – воскликнул майор Пикеринг. – Дайте же ему воды немедленно! Не видите, что ли, изверги, майор умирает от жажды!

– Я же говорил, что штаны офицерские, – с заслуженной гордостью заявил сержант.

Спрыгнувший на землю рядом с едва стоящим на ногах Лоуренсом рядовой снял-таки с плеча фляжку – и приложил ее к сухим губам майора. Тот хотел было жадно присосаться к горлышку, но опытный солдат не дал ему сделать этого. Каждый раз, когда майор с трудом делал пару коротких глотков, он отнимал фляжку от его губ.

– Медленно пить надо, – приговаривал рядовой, обняв Лоуренса за плечи, будто барышню. – Мелкими глотками. Не то худо будет.

Наконец, Лоуренс напился достаточно, чтобы заговорить. Он обернулся к все еще стоявшему тут же Пикерингу. Первым, что произнес майор, было:

– Мне надо поговорить с лордом Челмсвордом.

Генерал в это время как раз отдавал должное обеду. Он сидел за столом, накрытым для него на открытом воздухе, под большим навесом, и медленно ел, то и дело поглядывая на палатки лагеря на Изандлхване. Лоуренса он едва узнал, настолько изменился майор за эти пару дней. Страшно исхудал. Был грязен, будто прополз пол-Африки. Едва держался на ногах. А уж на еду смотрел так, словно не ел по крайней мере месяц.

– О боже, майор, что с вами приключилось? – спросил Челмсворд, жестом приглашая его к столу. Расторопный негр-слуга уже принес майору прибор.

Тот без сил опустился на раскладной стул рядом с генералом, но есть ничего не стал.

– Мой отряд наткнулся на огромную армию зулусов, – произнес хриплым голосом Лоуренс. – Их тысячи, милорд. Кечвайо собрал огромную армию. Скорее всего, он движется сейчас сюда.

– Что за ерунду вы городите, майор, – покачал головой Челмсворд. – Кечвайо напуган и никогда не решится на открытое столкновение. Я даже армию разделил, чтобы легче было поймать этого черта.

– Разделили армию, сэр? – непонимающе произнес Лоуренс. На ум ему сейчас пришло выражение: «Из огня да в полымя».

– Именно так. Я оставил первый батальон у Изандлхваны, а со вторым батальоном и пушками направился сюда – ловить Кечвайо. Разведчики капитана Хаммерсмита здесь столкнулись с отрядом зулусов.

С отрядом. – Лоуренс понял, что сейчас он рассмеется. Истерически расхохочется. Станет нести всякий бред, а то и кинется на Челмсворда с кулаками. В результате же окажется в местном филиале Бедлама. Тут с этим быстро. От жары слишком многие сходили с ума. Поэтому майор каким-то чудом нашел в себе силы успокоиться. Он взял со стола бокал с еще прохладной водой и осушил его парой глотков. Слуга тут же наполнил его снова. О хрустальные стенки зазвенели кубики льда.

Наверное, именно это окончательно отправило майора Лоуренса в глубины отчаяния. Он уронил голову на стол и разрыдался, будто ребенок. Когда его попытался успокоить, майор сполз под стол и свернулся в позе зародыша. Непонятно было: хохочет он или рыдает. Безумие накрыло его черной волной.

Генерал Челмсворд швырнул на стол салфетку. Обед был безнадежно испорчен этим чертовым Лоуренсом. Про него поговаривали, что он – сумасшедший, но генерал не верил этим словам. Теперь же он понял всю глубину своего заблуждения.

Отойдя от стола, он снова поглядел в сторону Изандлхваны. Там ему почудились какие-то белые облака. Лорд Челмсворд раскрыл подзорную трубу. Долго вглядывался в очертания далекого лагеря, пока глаза не заболели. Однако никаких признаков сражения в той стороне не заметил. Палатки стояли монолитно твердо. А уж такой педант, как майор Пуллейн, ни за что не пошел бы против устава, не ослабив натяжные веревки. Знвачит, за Изандлхвану он может быть спокоен. Слова же безумного майора Лоуренса можно просто забыть. Тому слишком сильно напекло голову во время разведки.

Вот только не ясно, что же случилось с его отрядом? И как он оказался так далеко от Изандлхваны, куда должен был вернуться еще вчера? По ответов на эти вопросы сейчас не найти. По крайней мере, пока Лоуренс пребывает в столь плачевном состоянии.

Майора как раз сумели поднять с земли двое офицеров и повели к палаткам. Возвращаться к столу лорд Челмсворд не стал. Обед безнадежно испорчен. Генерал отправился к своему шатру. Расторопный слуга принялся убирать со стола.

Завтра же утром надо возвращаться к Изандлхване, – решил для себя Челмсворд. Тут врага ему не найти. Кечвайо, получив по зубам от Хаммерсмита, предпочел скрыться. А значит, и дальше торчать у водопада смысла нет.

Да. Завтра же – обратно!

Полковник Дарнфорд в ярости отшвырнул револьвер. В барабане его не осталось патронов. Как и в подсумке, и в карманах полковника. Его люди то и дело делили между собой остатки боеприпасов. Плотность огня падала.

Будь на фланге армии зулусов хотя бы один амабуто из присланных Кечвайо – от отряда Дарнфорда не осталось бы и памяти. Однако все они были сосредоточены в центре – в голове – зулусской армии. Дарнфорду, можно сказать, повезло. Его люди дрались с одним из рогов армии Кхозы и Нтили. В нем было намного меньше людей и многие из них – совсем юны. Они не прошли еще горнила стычек с врагами и сильнее остальных боялись грома британских ружей. Будь у Дарнфорда хотя бы один пулемет, он легко остановил бы наступление врага. По у него не осталось даже патронов в револьвере.

А это означало одно – скоро начнется кровавая рукопашная схватка. В ней его людям не выстоять против зулусов. Это Дарнфорд понимал отчетливо.

– Надеюсь, Пуллейн понял, как обстоят дела, – сквозь зубы прорычал Дарнфорд. – Понял, насколько все серьезно.

К нему обернулся один из офицеров конных стрелков. Дарнфорд усмехнулся ему.

– У вас тоже вышли все патроны?

Молодой человек кивнул. Стрельба в рядах ньюкасльцев почти прекратилась. Тогда Дарнфорд вскинул искусственную руку, привлекая к себе общее внимание.

– Отходим! – скомандовал он. – На коней – и в лагерь! Мы сделали все, что могли, видит бог! Пусть другие попробуют сделать больше!

Дарнфорд последним вскочил в седло своего скакуна. Он обнажил саблю, видя приближающиеся толпы зулусов. Понимал, что и верхом ему и его людям не уйти. Их в любом случае ждет смерть. Но так могут спастись те, у кого лошади получше.

Зулусы нагнали их на полпути к палаткам на холме Изандлхвана. Бегство врага отращивает крылья на ногах преследователей, – так говорят в военных краалях зулу. Так и вышло на этот раз. Молодые и горячие воины быстро догнали кавалеристов. В тех полетели легкие копья, сбивая всадников на землю. Их обгоняли, выскакивая из-за невысоких холмов, а то и прямо из травы. В тот день копья зулусов славно попировали!

Энтони Дарнфорд отчаянно рубился саблей, отбиваясь от наседающих со всех сторон зулусов. Вокруг его падали конные стрелки. Сам он спасался лишь благодаря отменному умению обращаться с холодным оружием и своей искусственной руке. На ее металле осталась не одна зарубка от лезвия илква. Под ним убили лошадь, но зулусы стояли столь тесно, что несчастное животное не могло упасть несколько секунд. Но и на земле Дарнфорда не так легко было взять. Он без устали отмахивался от врагов саблей. Рукой с длинными, острыми шипами пробивал щиты из буйволиной кожи, проламывал черепа, оставлял на телах врагов глубокие раны.

Мгновения часто решают судьбу воинов. Одно мгновение стало роковым для Энтони Дарнфорда. Ловкий зулусский воин успел поднырнуть под клинок сабли. Шипы на левой руке полковника разорвали ему плечо, но он лишь скривился от боли, но не остановил удара Широкое и длинное лезвие его илква глубоко вошло в тело полковника, разорвав мундир и плоть. На бунчук пролилось много крови. Зулус прожил немногим дольше Дарнфорда. Удар сабли полковника оборвал его жизнь. Но жизни Энтони Дарнфорда он вернуть уже не мог.

Полковник упал на колено. В него тут же вонзились еще несколько илква. Его повалили на землю, окровавленного и уже бьющегося в агонии. Но не стали топтать и рвать на части. С достойными врагами воины зулу всегда поступали достойно.

Энтони Дарнфорд остался лежать среди тел убитых товарищей и врагов. А зулусы устремились во фланг небольшой армии майора Пуллейна.

Майор Генри Пуллейн грязно выругался. Дома его, даже в нынешнем возрасте, за такое совсем не похвалили бы. Мать напомнила бы о том, что в детстве за куда менее черные слова его заставляли по полчаса драить с мылом рот. А отец наградил бы таким взглядом, что все внутри Генри покрылось бы коркой льда. Но теперь было не до того. Совсем не до того. Отец и мать остались дома – в далекой Британии, – а на него, Генри Пуллейна, сейчас наседали уже с фронта и фланга тысячи зулусов. И далеко не все они честно умирали от пуль.

Гремели залпы. Заливались лаем, будто цепные псы, пулеметы. Но ничто, кажется, не могло остановить наступление зулусов. Черной волной накатывали они на позиции британцев. И не желали больше отступать. В некоторых местах дело уже дошло до рукопашной.

Зулусов отбросили, но это стоило маленькой армии Пуллейна слитком дорого.

Он принял, как ему тогда казалось, единственно верное решение. Отступить в глубь лагеря. Сократить фронт. А потом, если дела пойдут совсем плохо, сформировать батальонное каре. И там уж – будь что будет! Драться до последнего.

Горны заиграли отступление. Ротные коробки в полном порядке, словно на параде, начали отступать спиной вперед. Через каждые десять шагов останавливались и давали сокрушительный залп по зулусам. Черные тела после залпов валились целыми рядами. Только те, что шли в центре вражеского войска, упорно отказывались умирать.

Их тела пятнали, будто моровые язвы, следы множества ранений. Многие даже оружия не могли держать в простреленных несколько раз руках. Иные просто ползли по земле, волоча за собой перебитые пулями ноги. Но умирать – не умирали. Даже страшный пулеметный огонь не смог остановить их.

Расчеты перетаскивали свои орудия на новые позиции. Давали одну-две длинные очереди вместе с залпом шеренг пехоты. Когда же те снова отступали, они подхватывали виккерсы и следовали за ними. И так раз за разом.

– Красные куртки дрогнули! – прокричал Нчингвайо Кхоза. – Собирайтесь с силами – все вперед! Изиндуна![139]139
  Изиндуна – предводители полков в зулусском войске и приближенные короля, составлявшие свиту Нчингвайо Кхоза.


[Закрыть] Все к своим амабуто! Пусть сердца наших воинов не дрогнут в этот час! Час победы!

И немолодые воины в леопардовых и львиных плащах, с высокими плюмажами из перьев многих птиц, бегом бросились вперед.

Одним из них был Мкосана Мвундлана Бивела, он ворвался в ряды уже готового дрогнуть амабуто Кандемпемву. Зулу этого амабуто понесли тяжелые потери. Трижды красные куртки отбрасывали их от своих позиций. На земле, пропитанной кровью, оставались лежать черные тела. Бивела бесстрашно выбежал вперед, протолкавшись через воинов, и завел песнь. Гимн богам войны и крови. Слова его подхватили другие. Молитва злобным богам зулу воспламенила сердца воинов. Забыв о страхе, в четвертый раз ринулись они на отступающих красных курток.

И никто не заметил, что самого гордого Мкосана Мвундлана Бивелу сразила вражеская пуля. Он упал на землю. Покатился по камням его красивый головной убор из перьев многих птиц. Сотни ног бегущих в атаку воинов зулу растоптали его великолепный леопардовый плащ.

Воины амабуто Кандемпемву обрушились на отступающих красных курток. И в этот раз тем не удалось их отбросить. Завязалась короткая, но жестокая рукопашная схватка. В ней красные куртки сильно уступали зулусам. Даже самым молодым.

А вскоре подошли и страшные воины из личных амабуто Кечвайо. Эти нежелающие умирать зулусы довершили разгром головы красных курток.

– Сэр! – в голосе молодого лейтенанта сквозила паника. – Вам надо немедленно покинуть лагерь! Линия прорвана! Зулусы разделили нас!

– Я вижу это не хуже вашего, лейтенант, – ответил Пуллейн на удивление спокойным голосом.

– Тогда уходите, сэр! Спасайтесь!

– Я не стану удирать от чернокожих, – сказал на это майор, так недолго побывший полковником. – Тем более что мы уже окружены. Дарнфорда смяли, и его отряд, скорее всего, уничтожен. Зулусы прорвались даже в лагерь и хозяйничают там. Теперь мы можем лишь продать свои жизни подороже.

Он вынул из ножен саблю. В левой его руке уже был зажат револьвер.

Наверное, пусти Пуллейн сейчас своего скакуна галопом, еще мог бы спастись. Но он слишком хорошо понимал – спасение означает вечный позор. Даже если его оставят в армии, и он не понесет никакого наказания, на его репутации останется пятно чудовищного поражения. И не от войск цивилизованных стран. Даже не от русских. Нет. Он навечно будет заклеймен как человек, проигравший битву толпе черных дикарей.