Текст книги ""Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

Соавторы: Виктор Моключенко,Селина Катрин,Константин Калбанов,Борис Сапожников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 218 (всего у книги 334 страниц)

– 03 -

Стасу, вторым из огненных исполинов был он, вдруг подумалось, а была ли в действительности человеческая история, или же ее, прикрываясь божественным статусом, писали вышние, которых впервые переиграли на их же поле упреждая на несколько ходов вперед, переписывая казалось бы незыблемое произошедшее? Взять хотя бы Христа. До сих о нем спорят, за него убивают, отдают же свою куда реже, а вот он сидит рядом, на расстоянии вытянутой руки. Совсем реальный, совсем простой, человеческий. Хотя в залитой светом рубке «Анастасии», в накинутой на плечи багрянице и струйками спекшейся крови он выглядел странно, но все же был обычным человеком из плоти и крови, удивленно присматриваясь к работающим у терминалов людям. Кто-кто, а он точно знал, что те были отнюдь не грозными ангелами, а людьми. В суматохе Гефсимании Стас не успел как след рассмотреть мессию. Но ничего необычного в нем не было: смуглое восточное лицо, глаза, внимательные и удивленные. В целом, каноничная внешность Спасителя, симметричные черты, не имеющие еще оттенков византийской иконописи. Они будут привнесены позже, на этот раз куда точнее и полнее, люди успеют запечатлеть живым. Почувствовав на себе взгляд он обернулся, но Стас не отвел и не опустил взгляда, всматриваясь в едва отливающие сталью глаза. Спаситель как-то неловко, растеряно улыбнулся, Понтий же, сидевший рядом со Стасом вдруг спросил:

– Боги ли вы?

– Разве у человека непременно должен быть господин милующий и карающий, однажды должно стать равным, не возвышаясь над слабым и не склоняясь перед сильным.

– Знать бы, утверждение это или вопрос – покивал головой прокуратор – Смотря на это, вы боги, но глядя в глаза – люди. Я довольно прожил на свете, чтобы понять – боги глухи к мольбам смертных, сходят, когда нужно им. Им нет дела до судеб людских.

 Спаситель едва заметно вздрогнул, но ответил:

– Я пришел чтобы изменить, показать, что нужно верить в себя, а не придуманных богов. Пройдут сотни лет и эти, казалось бы простые слова будут извращены, соделывая меня далеким заоблачным божеством, милосердным, но чуждым милосердия. Но глядя на них имею радость ожидая рассвет. Пройдет время, иегемон, каких-то две тысячи лет, и сыны человеческие станут выше небес, дотянуться до самих далеких звезд, но в отличие от нас останутся куда больше людьми.

– Не хочешь ли ты сказать, что они наши далекие потомки? – распахнул в изумлении глаза прокуратор – Но как же боги?

– Боги – страх сумерек, они же – полдень, под которым исчезает обличаясь всякая ложь. Но между сумерками и новым днем темень разума, где безраздельно правят божества.

– Они есть вымысел разума, или и вправду за твердью небесной живут сходящие исполины?

– К сожалению, живут. Далеко не боги, не всегда исполины, но являющие себя таковыми, держа нас в путах страха и невежества сильнее железного ошейника. Я пришел сказать правду, оказалось, рано ее открывать, истина страшит неготовых, вам сейчас куда нужнее обычное милосердие и прощение если не других, то хоть себя.

– Дивны речи твои, Господи. Не мудрено что за них тебя ныне желали распять. Бесстыдство и корысть точит детей Израиля подобно ржавчине, право, мне не понятен твой выбор.

– Не здоровые нуждаются во враче, но больные.

– Мало мудрости принять смерть там, где надобно жить, некоторые раны прижигают каленым железом дабы не сгнила вся плоть. Но если сие уже свершилось, зачем же мы?

– Кто сказал тебе, иегемон, что единожды свершившееся является таковым навсегда? – повернулся к прокуратору Брама – Будущее куется не где-то и когда-то, оно вершится сейчас.

Прокуратор хотел ответить в духе римских мыслителей, но Путника позвали к большому окну сквозь которые были видны клубящиеся внизу облака.

– Мы засекли гонца, ты не поверишь...

– Поверю – скрестил руки на груди Брама – обычно случается именно то, чего совершенно не ждешь. Это тарсянин.

– Откуда ты знаешь?

– Синхр я, или погулять вышел? Пусть хоть что-то идет как положено. Господи, можно тебя на два слова?

 Мессия с готовностью шагнул к окну, прокуратор не желая терять лицо последовал за ним, опасливо посматривая вниз.

– Ты знаешь его, Господи? – шепнул прокуратор.

– Пока нет, наверное, скоро познакомимся.

Земля с бешенной скоростью понеслась им на встречу, иегемон прикрыл глаза прощаясь с жизнью, но чувство достоинства заставило смотреть смерти в глаза. Смутная точка внизу превратилась в несущегося во весь опор всадника. На боках скакуна выступило мыло, но всадник безжалостно его понукал, словно за ним гналась сама смерть. Впрочем, это было недалеко от истины. На пустынную дорогу упала полоса слепящего света, скакун захрапел и встал на дыбы сбрасывая всадника наземь.

– Савл, Савл, почто ты гонишь меня?

– Кто ты, Господи? – прикрывая глаза от слепящего света пролепетал дрожащий гонец.

– Я Христос, которого вы хотели распять.

– Что делать мне?

– Что делать, что делать – встрял другой голос – сюда иди. Простри руку свою... Пригнись! Екелемене, кто поставил на дороге посадочную опору?

Последнее видимо предназначалось не ему, но Савл вцепился в чью-то широкую ладонь и шаря перед собой рукой шагнул сквозь клубы пахнувшего пара. Земля словно закружилась, и ослепший гонец начал различать смутные очертания некой палаты, спустя миг зрение вернулось так же внезапно, как и исчезло. На Савла смотрели внимательные, отчего то грустные глаза мессии, которого он когда-то мельком видел.

– Прости меня, Господи, откуда я мог знать?

– Мне не за что прощать тебя. Ты был слеп как многие, ныне же прозрел к жизни иной. Всякому рожденному нарекают имя, отныне будут звать тебя Павлом.

– Что делать мне?

– Что хочешь ты сам, а не страх твой?

– Прозреть хочу, Господи! – с жаром воскликнул обращенный Павел – Ныне указал слепоту мою. Желаю узреть Истину, дабы не блуждать боле во тьме!

– Все римляне сдвинуты на Истине? – наклонившись к прокуратору прошептал Брама.

– Большинство – снизал плечами Понтий – каждый ищет свое. Иудеи ждут мессию, римляне ищут истину, не замечая, что она может быть рядом.

– Да ты философ – уважительно протянул Путник – это хорошо. Думающие люди нужны. Фанатиков завались, а деятельных мыслителей по пальцам.

– И что теперь? Гонца мы настигли, и кажется обратили на свою сторону. Знатная колесница, на такой бы в Рим, да к цезарю. Я бы припомнил все требования сенаторов.

– В Рим? А ты голова! Действительно, подбитый в римском праве гражданин может быть избран на должность цезаря. Устои создают люди – цезарями не только рождаются, ими также становятся. Считай кандидатура утверждена, но помни: служить народу и заставлять служить тебе – вещи разные.

– Как клянутся у вас?

– Служу советскому союзу.

– Это как?

– Об этом позже. Сдается. Господь решил исполнить часть предначертанного.

– Брама, не кажется ли тебе что мы несколько опережаем ход событий – прервал Стас.

– Друг мой, мы от них порядочно отстаем! События развиваются уже не завися от нас. Эта встреча произошла бы через несколько лет сама собой, и у Павла естественным путем развился бы комплекс вины за избиение христиан. Он не мог себе этого простить до конца жизни и позже тоже не мог. Теперь этого не случится. Что касаемо истории, то в обоих вариантах он был порученцем Гамалиила, посему нет странного в том, что гонцом в Рим был послан именно он. Совпадение? Закономерность! Да и Иуда передумал вешаться, хотя и предал, но после трижды восславил небо за спасение раввуни. Петр отдельный вопрос, с какого ты думаешь ему вручили ключи от рая?

– Без понятия.

– Он видел преисподнюю еще при жизни, куда и направляемся. С чего бы крейсеру носить имя «Анастасии», воскресения?

– Слушай, было ли вообще в нашей истории хоть что-то, что не направлялось и не корректировалось извне? Куда не плюнь, кругом нижние, вышние, теперь вот синхры, и все кроят на свой лад. Разумеется, во имя высшей цели и идеалов, только разве станет лучше жить от этих божественных игр простому человеку?

– Ах вот ты, о чем – кивнул Путник – вопрос этот, действительно, очень важный, нужный, обыкновенно замалчиваемый. Знаешь сколько раз им задавался-мучился? Много. Пока не понял: задаваться высокими материями одно, а делать их общедоступными, воплощая в жизнь, другое. Настолько другое, что не пробовавшему это делать мыслителю, уловить сию разницу очень сложно.

Присутствующие затаив дыхание внимали рассуждениям Путника, схожими на разговор с самим собой, а он, словно не замечая, наморщив могучее чело смотрел в окружившую крейсер безвидную хмарь.

– Задавался, терзался и мучился пока не понял: мне куда легче жертвовать собой, нежели отдавать на заклание других. Пусть даже это предрешенный исторически-свершившийся непреложный факт. Вот скажи, Господи – тебе проще уйти на жертвенное распятие, принеся себя во искупление человеков, нежели остаться и жить как мы, лишенные до поры непонятой божественности человеческого достоинства?

Мессия неопределенно пожал плечами, было трудно понять, согласен он или нет. Павел пораженно смотрел на грозного Путника, на терзаемого сомнениями Стаса, на склоненную, с благородной проседью голову римского прокуратора и казалось еще немного, и он поймет. Поймет, что скрывалось в молчании, облекаясь в нелегкие думы о смысле бытия, неожиданно оказавшееся на грани прозрения, ощущения вот-вот поймешь, догадаешься, поймаешь ускользающий краешек простой истины.

Между тем хмарь становилась гуще, свиваясь в багровые жгуты, казалось близилась пустынная буря, готовая поглотить лице солнца и погрузить землю во мрак и смятение. Из нее били колючие колкие молнии, ударяя так близко от колесницы, что сердце стыло от страха. Гости мимо воли сгрудились вместе, забыв, что один из них римский прокуратор, а второй приговоренный неведомым предрешением заключенный. Путник не выказывал страха, смотря в лик бездны и обронив непонятное «горловина». Прокуратору было непонятно, но горловина мало отличалась от мрачного Тартара, заморозившего дыханием биение сердец. Зачем они здесь? Зачем смертным вступать в чертоги смерти, в которые подобно искорке стремилась «Анастасия»?

– Ради бессмертия, свершить что должно – шепнул мессия – что было смерть, станет жизнь.

С этими словами он вспыхнул подобно солнечному блику, ослепив на миг глаза, а когда смогли видеть, его уже не было.

 – Вот так вот – грустно кивнул Путник – свершилось. Свершилось вопреки всему. Но кто сказал, что он будет один? Капитан, включить генераторы на полную, хотя нет, лучше уходите. Сейчас тут такая свистопляска начнется, никакое поле не выдержит. Гостей высадить близ города.

– Я с тобой – спешно облачаясь в бронь промолвил Стас.

– Это вряд ли – отрезал Путник – «Анастасия» сама отсюда не выйдет, а ты как никак синхр. Пусть молодой и наивный, но какой есть, в Зоне и пострашнее бывало. Не веришь? Ну и зря.

Тот нехотя кивнул, смиряясь с необходимостью отвечать за других. Неожиданно подал голос Понтий:

– Я пойду.

– В своем ли ты уме, прокуратор? Тебе ли тягаться с бездной – схватил его за рукав Павел.

– Если сие правда, и это должно свершать людям, то я человек. Остальное обрящу в пути.

– Се человек – уважительно посмотрел Путник – броню прокуратору Понтию.

Стас пораженно кивая помог ему облачится в бронь, подгоняя под высокую сухощавую фигуру, надвинул шлем и в следующий миг они оба исчезли. Некоторое время всматривался в темень, силясь рассмотреть в бездне проблески света, и только когда «Анастасию» стали сотрясать глухие удары, словно очнулся и самими губами скомандовал – «ввысь».

*     *     *

Иерусалим стоял где и был, хотя пришедшая тьма, казалось, потрясла основание небес и земли. Город порядком тряхнуло, на солнечный лик упала темень вызывая ужас, завеса в храме разорвалась надвое. Люди были испуганы, слухи ширились как пожар, говорили огненная колесница забрала мессию на небо, а за намерение распять на землю обрушилась кара. В Сионской горнице собрались испуганные, не пришедшие в себя от зрения огненных исполинов ученики. Дверь распахнулась, скидывая покрытый серой дорожной пылью капюшон вошел Петр, вскидывая в предостережении руки пропуская гостя.

– Петр, что случилось, где учитель?

– Зрел я колесницу огненную, вознесшуюся в небеса, и мужей подобных молнии во славе Божией, говорящих с Господом.

– И слышали мы глаголы неизреченные…

– Кто спутник твой? – подозрительно посмотрел Иуда из Кириафа, выражая общий, написанный на лицах вопрос.

– Се Павел, призванный Господом ныне, как ранее мы, бывший со мною на колеснице и слышавший глаголы небесные. Муж достойный уважения, исполненный острого ума и мудрости.

– Я был в месте где заканчивается зримое, слышав мужей света, один из которых Иисус Назарянин и склонил главу к мудрости. Не меня бойтесь, но тех, кто руками Рима хотел пролить кровь святую. Они не остановятся, сея раздор и разрушения, толкая народ на мечи, посему прошу помощи в примирении смут, ибо и вы потерпели от них.

– Просишь ли быть предателем? – вспыхнул Иуда памятуя недавнюю слабость.

– Цари наши предали народ еще ранее, продавая благосклонность за золото, я же прошу о мире. Не от крови, но от греха.

– Что значит сие? – подала голос Мария.

– Рим не поднимет руку на Сына твоего и церковь его, доколе не потеряете достоинство. Но это покажет лишь время.

 С этими словами он набросил капюшон и как тень выскользнул за дверь.

когда исчезают тени

– Пришел-таки – оглянулся мессия.

– Пришлось – переводя дух уклончиво ответил Путник – кто-то же должен идти выше смерти прикрывая спину.

– Давно догадался?

– Какая разница как тебя зовут – Христос или Лист. Кроме человека подобное совершить некому. Кто ты сейчас?

– Удивительно человеческие вопросы для синхра – я один во все времена, нераздельно и неслиянно. Успел перехватить в последний момент, иначе бы Он выбрал смерть. Он был одинок. Обязанностей и ответственности выше крыши, и даже поговорить не с кем. Как Бог чудотворил, как человек ошибался. Вера без дел мертва – народ в него отчасти верил, но мало что делал. Без поддержки, с внушенным в детства предначертанием смерть единственно возможный исход.

– Надо было поднимать и направить в нужное русло местных партизан. А он, то есть ты, слишком отвлекся на проповеди. Кстати, это нормально, давать Богу советы, а то наболтаю сейчас на пожизненные муки.

– Только так и нормально. Бог он тоже человек, только частенько об этом забывает.

– Мы явились вовремя. Ты был не понят и непринят своими, своим же богоизбранным народом и готовился принять смерть во искупление, а вот разве иначе никак? Написал пророк и все – в морг значит в морг?

– Спроси у них сам. Люди распяли и люди же должны отстоять смысл моего существования. Сразу отвечу почему евреи, хотя говорил: не здоровые нуждаются во враче, но больные. У них с совестью всегда туго было. Гордится такой богоизбранностью все равно что демонстрировать проказы. Скажешь, лучше было к славянам, но зачем лить совесть сверх меры?

– Потому в конце и была избрана Русь? Храни веру православную и все такое?

– Не совсем. Пришел, когда религиозность была на излете и не имела в умах такой дурманящей силы. Если вознесся в теле, то этим снял запрет на пересечение реальностей с плотью. Обычными человеческими силами с разгулявшимися выворотниками было не совладать, вернулся, когда иначе уже никак. Вечность имеет свои законы, один из которых – самостоятельное развитие.

– Откуда все-таки мы взялись, не от плесени же?

– Не от плесени. При освоении данного сегмента пространства далекие потомки големов решили делать поставленные задачи быстрее и лучше, не отвлекаясь на возможные ошибки юного космического человечества. Дальнейшее знаешь – падшие духи, не имеющие без человека сил. Вместо того чтобы поставить на место, не придумали лучшего как им поклонятся. В принципе это и сейчас есть, без технических гаджетов человек почти придаток.

– Чего же тогда не остановили нас, не прилетели?

– Кто тебе сказал? Писания? Ты знаешь сколько раз они редактировались в угоду наших квазиживых друзей? Прилетали. Наши, а теперь уже и ваши огненные колесницы есть во всех легендах. Пока с одного края вселенной добрались, вы разобрались.

– То, что видел Стас…

– Самый близкий вашему восприятию вариант. Прямые визиты почти невозможны в силу разности огненных потенциалов.

– Значит Михаил не врал, явившись воочию вы могли спалить Землю…  почему же он не смог исправить ситуацию?

– Из-за вашей непредсказуемости не поспевал на все стороны. Так увлекся борьбой с вирусом, что отвлекся от основной задачи – ретроспективной эволюции. Связь с Истоком была непостоянной, часто не знал, что же с вами делать. Понять человека может только человек. Теперь поймет. Мне пришлось подобно вам распылится во времени и пространстве, собирая воедино и помогая вернутся. Помочь, но не делать за вас! Вот почему Бог отдельно, а Иерархия отдельно. Но вы наломали с ней столько дров, что в конечном итоге пришел уже лицом к лицу, без посредников, показывая – вне человека Бога не существует.

– Что будет с умершими после выведения с зацикленного времени? Ведь после смерти эволюции личности почти что нет.

– Вы кажется облюбовали Ирий, райские обители славян? Вот там им самое место, даже грешникам. Ну а как иначе?

– Всеобщая амнистия? А как же падший? Его тоже понять и простить?

– Пусть исправляет ситуацию с живыми, но полномочия урежу на корень. Более поздние версии его вируса – в ноль.

– Долго планируешь пробыть на Земле?

– Да как сказать – подобрав хитон сел на камень мессия – как получится, тут тоже от вас зависит. Насколько буду нужен. И нет.

– Что нет? – проглядывая как сквозь пространство формируется прокол на далекий Ирий округлил глаза Путник.

– О божественной династии можешь забыть, фараоны уже были, а толку? Пусть лучше Пилат с Клавдией. Кстати, где он?

– Да вон – махнул рукой Путник – разносит свои римские «божества» в пух. Сам увидел какие рога торчат из-под масок.

– После этого только и остается заделаться атеистом и начать верить в человечество и людей.

– И основать в Риме коммунистическую империю. Или республику на худой конец.

– Все бы тебе железной рукой да в счастье. Впрочем, посмотрим, сами решайте, как лучше.

– Верь, Господи, на этот раз у нас все получиться! – воскликнул Брама.

– Конечно, получится, иначе стал бы я приходить вторично?

Виктор Моключенко
Ретроспект: Быть человеком

Пролог

Несвершённому Грядущему...

Рыхлый, ноздреватый снег прятался под кустами, стыдливо обнажая прошлогоднюю листву. Весенний лес может казаться скучным только людям, у которых ни нюха, ни ума, ни особого понимания. Разве могут разглядеть они в черных, словно обожженных стволах, начало новой жизни и вечного движения? Нет, не могут. Почти не могут.

Игрек скосил глаза на лесника и махнул пушистым хвостом. Ирис больше кен нежели человек, ему можно верить, он поймет зачем и куда ушли лобастые кены. Смешные людишки слишком много смотрят вверх, на красивые, но далекие и чужие звезды, не понимая простого – вселенная всегда и везде, а не где-то и когда-то. Как можно исчезнуть из мира если он везде один? Реальности не где-то, они всегда тут. Прямо под незрячими глазами и глухим носом.

Лесник почти не оставлял следов ни на вязкой болотистой земле, ни в клубке реальности. Кены не станут звать зря. Если позвали, значит что-то случилось, и где-то что-то очень не так.

– Что случилось, Игорешь? – лесник присел на корточки, и помня, что кены не терпят дыма, выдохнул дым в сторону.

– Случается, что и всегда, беда. Если люди употребляют голову что бы есть или кричать, вместо думать.

– Этим нас не удивишь, атавизм личности. Даже у нас такие есть, редкость, словно гады в террариуме.

– Исток вверху, внизу тень. Черное и белое наоборот. Вывернуто.

Лесник напрягся, не донеся сигарету ко рту.

– Не хочу, очень не хочу, но это так. Ты не думал куда делись изгнанные владыки, выворотники?

Глава 1

Ретроспекция, НИИ им. Шумана

Весна пора обновления и жизни, восьмого марта и мыслей что подарить. Дарить что-то банальное пахнуще-мажущее или сверкающее не хочется. Хочется чего-то необычного, другого. Сорока прострекотала над ухом и перескакивая по ветке березы почти что добралась до балкона. Браму не пугалась ни одна скотина, он сам без особого желания мог напугать кого угодно. Но особо назойливых отгонял, иначе ходить бы ему в окружении зверинца словно Ною.

– И что ты принесла на хвосте, сорока-белобока?

Сорока скосила любопытствующий глаз взблескивающую на сером бетоне на бусинку «хрусталя».

– Поклон от Ириса Витальевича – неожиданно ответила она, встряхивая перья.

Брама от удивления выронил сигарету, и она, кувыркаясь огненными зигзагами, устремилась вниз. Благо жил не высоко, и успел убедится, что она не свалилась кому-либо на голову, а упала в набежавшую от подтаявшего сугроба лужу.

– Е-мае. Белобока, предупреждать надо. От того что ты обрела дар речи, я его едва не потерял.

Белобока не ответила, а продолжала чистить перья, словно и не говорила. Скрипнула дверь и вздыбив шерсть на балкон выполз баюн. Глазищи сверкали диким огнем, он облизнулся здоровенным языком и сорока отодвинулась подальше.

– Молчит? Сейчас мы ее…

– Перетопчешься, Эксик. Это связной с агентурными донесениями. Наташи дома нет?

– Нет – облизнулся баюн – но сдается агент не больно спешит с донесением. Разговорить?

– Увидев тебя ночью в подворотне можно умолкнуть навеки от разрыва сердца. Весной прибило, опять гулял?

– Не гулял, а совершал профилактическое патрулирование. Устав позволяет.

– То-то пьяные враз трезвеют, а бабки крестятся вслед. От почтения что ли? Не бойся, Белобока, прыгай.

Сорока робко засеменила по ветке, спрыгнула на руку, не отводя взгляда от облизывающегося баюна. Брама осторожно погладил крошечную головку посланницы, она тотчас же вспорхнула и пронзительно стрекоча улетела в лес.

НИИ «им. тов. Шумана» возмужал, раскинулся на зеленой груди леса во все стороны, стороннему глазу ни за что не рассмотреть его средь ветвей, если бы не пробивающиеся вверх иглы-спицы орбитальных лифтов. Колыбель стала слишком тесной для возросшего, преодолевшего раздробленность вариантов человечества. Вдоволь настрадавшись и дозрев до прозрения оно переросло пелену иллюзий и шагнуло в россыпь звезд. Туда, откуда однажды сошло во множестве миров и времен. Грядущее истекает из прошлого, произрастая в настоящем. Со времени ретроспекции витка прошло десять лет, рядом с вечностью мелочь, а для кого-то целая жизнь. Глубокая, исполненная до краев страданием, из которого ковалось прозрение и понимание что есть человек, и зачем он нужен.

Предаваясь этим мыслям Брама вздохнув почесал голову, но вожделенная сигарета была утрачена. Учитывая какие ограничения устроила Наташа, целый конец света. Вздохнув закрыл дверь и шагнул в квартиру. Типичную совдеповскую, со стенкой на всю высоту, набором застывших на хвосте фарфоровых рыбок, пыльным рядом томиков Драйзера и Чехова, которых никто не читал, но которые должны быть, голографическим панно новокрымской, Агартийской степи, в которой при желании можно прогуляться. Типичная советская квартира, в которой не хватало сквозняков, шума и тараканов. Тараканы не очень любили «хрустальную» эмульсию и сбегали целыми полчищами, обещав вернутся, не зная, что уходят навсегда. Так уходит прошлое, оставляя зрелость и уроки истории. Кстати, о истории. СССР неожиданно исчез, шокировав общественность, только и идеологические противники радовались не долго, поскольку и США, и прочие архаические конгломераты также канули в лету. Остались Континентальные Советы Объединенного Человечества. Вскоре исчезло обозначение «объединенного», зачем подчеркивать очевидное, затем «континентального, осталось обозначение Совет Человечества. Приставки всемирный не требовалось, Совет охватывал не только Землю, но и новые колонии.

Скрипнула дверь, Эксик отворил лапой шкаф, в котором была видна старая потертая броня и посмотрел на Браму.

– Нет, дружище. «Как горячи мы были и сколько натворили». Исключительно для торжеств: день победы, синхронизация Агарти и ретроспекция. Чтобы защищать родину не обязательно стрелять, нужно делать все для победы, или хотя бы для торжества справедливости в одном отдельно взятом случае, на своем месте.

– Ирис не станет звать зря.

– Иногда помощь оказывается тем, что человек должен сам найти пути и возможности. Ты главное Наташе не говори, она у нас знаешь, добрая, но строгая – вякнешь, мало не покажется. Кстати, тебе на работу не пора, нет?

– Тяжела жизнь советского баюна – надулся Эксик – что поделать, служба.

– А чего это советского – натягивая уник поинтересовался путник – двадцать первый век, на дворе союз человечества…

– В СССР родился, в СССР и помру – огрызнулся кот – изменилось лишь название, но в сердце моем он будет всегда.

– Екелемене… даже коты у нас советские, Госдепу в бреду не снилось.

Взглянув на часы пулей вылетел из квартиры не закрыв двери, от кого закрывать, и припустил по ступенькам. Лифты не любил, толи память о подземельях Лабиринта и Эксов, толи стыдно мужику, когда можно размахом пролететь два три пролета, попутно уклоняясь от старушек. Кстати, сейчас они пристроены, передают богатый жизненный опыт молодежи, работая по мере желания. Много нужно старому человеку? Правильно, внимание. Если чувствуешь, что не нужен, ум поневоле слабеет и впадает в маразм. Востребованность, лучшее лекарство от слабоумия.

Сквозь мохнатые лапы сосняка проблескивало веселое весеннее солнышко. Еще вчера было затянуто свинцовой хмарью, а сегодня словно кто бережно стер с небосвода пыльную зимнюю тоску, оно улыбнулось, растопив сугробы, заставив звенеть капелями и журчать ручьями. Синхры давно не вмешивались в естественный ход вещей, все совершалось своим путем. Просто людям надоела долгая затяжная зима, хотелось весны и обновления. Для того чтобы совершать чудеса достаточно быть человеком. Все свершалось своим путем, по-людски, через пень колоду, на этот раз в канве эволюционных морально-этических принципов, пришедших на смену недозрелому коммунизму и низвергнутому капиталу. Сложно? Просто только кошки родятся, да и то, неразумные. С человеком куда труднее, он претендует на статус существа разумного, делая при этом вещи, противоречащие здравому уму и логике. Но у каждого индекса свои заморочки. Всеобщей Ретроспекции еще не произошло, слишком рано, а если честно – то не заслужили сразу и на халяву. Последний шанс, но немые небеса не давали даже его, потому приходилось своими силами.

Пока Брама шел, предаваясь сим мыслям, готовясь подоходчивее донести молодому поколению прогрессоров идею о том, что просто так бывают только побои, остальное надо заслужить, приложив максимум усилий, как стряхнувши серый снег на дорогу из кустов выполз здоровенный кен, зевнул и словно невзначай окинул его скучающим взглядом.

– Аргус? Откуда? – путник даже остановился, боясь, чтобы наваждение не исчезло.

– Приятно снова тебя увидеть. Есть время обсудить пару мыслей?

– Говоришь, будто вы и не уходили совсем. Я вам поражаюсь.

– Зачем поражаться – пристроился сбоку кен, вывалив из пасти набок огненно-красный язык – у нас своя работа, важная, не замеченная, некому измерить и оценить. Нам нужен консультант человечности.

– Вот так сходу? Дай хоть Наташе скажу.

– Уже сказал. Обрадовалась, удивилась, тоже хотела пойти, но там нужен опыт. Боевой опыт. Потому ты, потому Ирис.

– Неужели снова стрельба, сколько можно? – задумчиво обронил путник – Только-только устаканилось…

– Полуденное солнце дает самую густую тень, которую видишь, не спрашивая почему так.

– Как-то просто получается. Пришел, попросил, а как же остальные?

– Громко лишь во время второго пришествия в СНГ-шные варианты. Пришли и облагодетельствовали, а люди оценили?

– Зачем спрашиваешь?

– Чтобы ответил сам себе. Мы слышали через Игрека на хуторке Гордеича – «люди мало что ценят и понимают. Особенно то, что дается просто так, без усилий». Прав и ты и Самум, правы оба, потому что оба – делаете, значит имеете право слова.

– Кроме ближайшего СНГ-шного варианта реальностей уже не существует.

– Предположение не констатация, только допущение. Не совсем верное.

– А ну, песий сын, говори начистоту! Не люблю я разговоры, ты мне конкретно.

– Разговоров было много, дел мало. Остался еще один, теневой мир, но об этом расскажут другие.

На заседании совета собрались не все. Судя по нахмуренным лицам, отсутствию шуток и подначек, дело было предельно важным. Какое-то время Брама въезжал в выданную вводную, потряс головой и вздохнул:

– И как мы проглядели, ведь под самым носом же было…

– Вы глядели на полуденное солнце, а тень под ногами столь мала, что почти незаметна.

– Вы же нашли, Аргус.

– Потому что искали, ждали, готовились. Выворотники просто так не уходят. Даже нуллифицированные.

– Но как так, целая вероятность под носом.

– Не такая уж стандартная – отвернувшись к окну резюмировал Самум – с первого виду типичный СНГ-шный отстойник, подготовка к утилизации западом и общечеловеческим ценностям, даже Зоны там не было.

– Так что особого? Повесим флот на орбите и пошло-поехало.

– В том-то и дело, что нестандарт. Синхру туда не просочится.

Брамской потер подбородок и растерянно взглянул на присутствовавшего Ильина.

– Выворотники применили тот же ход, который разыграли мы с фантомной «Системой Иерархии». Синхру туда не пробиться, может только более высоких уровней, как в Истоке. Но Лист молчит.

– Он не молчит, он делает – вышагнул из пустоты представитель Истока.

Выглядел таким же наивно-восторженным юнцом, каким его запомнили. Как известно, плотного тела у них нет, но умея принимать любую форму, они все-же предпочитали быть узнаваемыми. Поздоровавшись сел в кресло у кольцевидного стола.

– Это не недосмотр. Сложнее. Вы сами сталкивались с тем, что люди часто не заслуживают светлого будущего, не умеют ценить, слишком мало приложили слез и усилий. Слез – рыдать о упущенных возможностях, и усилий – их совершать. Желательно на чужих ошибках. Индекс теневого варианта так насосался энтропией, что стал вторым кандидатом на прорыв после вашего. Учтя ошибки поражения выворотники не стали городить огород с Зоной привлекая внимание, а тихой сапой разворачивали последующие этапы юсовских планов по расчленению и дальнейшей переработки союза. И им это удалось – целое поколение готовое к слиянию.

– Не понял – почесал голову Брама – к какому слиянию, с чем?

– К обратной синхронизации, поглощению сущностью. То, что не случилось у вас. Апокалипсис, только реальный, а не иллюзорно-религиозный. Сами убедились: Христос говорил одно, а люди вывернули в не пойми что. У вас выворотники еще не могли поглощать ДНК и самовоспроизводится, еще действовали маркеры распознавания – а там уже поздно.