Текст книги ""Фантастика 2025-194". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Андрей Первухин

Соавторы: Робин Штенье,Михаил Баковец,Алекс Холоран,Игорь Феникс,Талани Кросс,Анастасия Королева,Дарья Верескова,Денис Тимофеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 236 (всего у книги 347 страниц)

Глава 33 (ПОСЛЕ) Мертвая крыска

Бабс подошел к двери, поставил на тумбочку фонарь со свечой и пачку сухих хлопьев. Приник к дверному косяку и замер, прислушиваясь. В комнате было тихо.

«Странно».

Приложил ладонь к двери, затем согнул пальцы так, чтобы упереться в нее ногтями, и, надавив, провел рукой. От скрипучего скрежета едва не свело зубы.

Реакции от пленницы не последовало. Обычно он слышал, как она там возилась, как забивалась в угол, куталась в плед, сопела. А сейчас – ни шороха, ни звука. Он повторил процедуру еще два раза.

Тишина.

Он повернул засов и медленно потянул дверь на себя.

«Что же ты притихла, лабораторная крыска?»

Девчонка лежала на полу. Бабс вынул фонарик из-за пояса и направил на нее. Лучик скользнул по полу и поймал силуэт пленницы.

– Эй, – позвал он.

Девчонка не шелохнулась.

– Хватит валяться! Поднимай жопу.

Ноль реакции. Бабс начал закипать.

– Ты че, оглохла? Вставай, говорю!

Но ответа не было, она лежала на полу, едва прикрытая пледом.

– Вот сука, – выругался Бабс и шагнул в комнату. – Неужели еще одна…

Свет от фонарика пробежал по телу. Дышит, нет? Бабс не понял. Валяется на полу, как кукла: белая в лучах фонаря на фоне темных стен, грудь не вздымается, дыхания не слышно.

«Все карты попутала».

Бабс опустился на колено рядом с ней, потянулся свободной рукой к ее шее, чтобы проверить пульс. В этот момент она открыла глаза. На мгновение он растерялся, и этого мгновения ей хватило.

Когда ее рука оказалась у его шеи, он подумал было, что девка решила отвесить пощечину, но через миг шею пронзила острая боль. Бабс захрипел, выронил фонарик, зажал рану, а другой рукой попытался схватить девку за волосы.

Та кошкой вывернулась из-под руки и с диким воплем набросилась на него. Бабс попытался упереться в пол, но натиск был слишком внезапным: локоть согнулся, ладонь скользнула. Девка с легкостью повалила его на спину и, взревев, замахнулась.

В тусклом свете фонарика был виден лишь ее силуэт и пылающие ненавистью глаза.

«Все женщины – ведьмы…»

Это стало последним четким образом. Бабс потерял сознание еще до того как ее рука опустилась.

Глава 34 (ПОСЛЕ) Ребекка

Первым, кого признала Ребекка, был Губернатор. Пес прыгал, пытался лизнуть в лицо и лаял так оглушительно, что переполошил весь лагерь. Ребекка же трепала собачьи уши и ласково приговаривала:

– Ну тише, тише. Прекрати, малыш, ты можешь привлечь, кого не нужно.

Ребекка казалась единственной, кто понимал, что происходит. Алекс застыл, не находя слов. Кулькен если и понял, не знал, как реагировать. Фил выглядел самым потерянным. Со стороны лагеря доносились растерянные тихие голоса.

Кое-как успокоив Губернатора, Ребекка посмотрела в глаза Филу и произнесла:

– Знакомься, это тот самый Алекс. Мой бывший муж. – Голос был спокойным и мягким.

***

Они остались вдвоем, если можно вообще остаться вдвоем в лесу возле палаточного лагеря. Фил увел Кулькена к остальным, позволив бывшим супругам поговорить.

Разговор не клеился. Ребекка держалась холодно, смотрела куда-то в сторону, поверх плеча Алекса.

– Вы поедете к институту?

– Он рассказал? – с легким удивлением спросила она.

– Да, рассказал. Где Лана? Я хотел бы увидеть ее.

– Ты думаешь, я тебе позволю?

– Ребекка… Она моя дочь.

– Уже нет.

– Ты не можешь так поступить со мной.

– Могу, Алекс. Могу… – Взгляд стал злее.

– Ребекка. – Он попытался взять ее за руку.

Она отшатнулась.

Надежды, которыми Алекс тешил себя, отправляясь на их поиски, растворились в нахлынувшей злости.

– Ты не можешь лишить меня дочери!

– Ты давно потерял право быть ей отцом.

– Не тебе решать! Я переверну здесь все и найду ее!

Лицо Ребекки осталось спокойным. Голос стал вкрадчивым:

– И что дальше, Алекс? Заберешь ее у меня? – Она вздохнула. – Когда же ты поймешь, что любовь не берут силой? Она никогда не простит тебе того, что ты лишил ее матери.

Алекс вспыхнул.

– А то, что ты лишила ее отца, она тебе простила?

– А я ее не лишала. Ты все сделал сам. Этого, похоже, тебе тоже не понять…

– Ребекка! Я чудом нашел вас, и теперь ты хочешь, чтобы я просто ушел? Просто оставил вас... да и с кем? С Филом? С ним ты хочешь быть? Он будет защищать мою дочь от всей этой нечисти? Он будет о вас заботиться? – Алекс почувствовал, что краснеет от злости.

– О, у него прекрасно это выходит! А ты даже не можешь держать себя в руках, Алекс, как и всегда.

Какое-то время они молчали. Алекс пытался сдержаться, Ребекка – ждала.

– Уходи, – вновь заговорила она, – и я сохраню для твоей дочери хорошие воспоминания о тебе. Не порть все, когда оно только наладилось.

– Наладилось? – возмущенно переспросил он.

Руки непроизвольно сжались в кулаки, но Алекс понимал: так он ни о чем не договорится. Выдохнул. Тихо, почти спокойно сказал:

– Я еще не готов развестись.

Она покачала головой и усмехнулась.

– Мы давно развелись. Или ты забыл?

– Помню. Но это не значит, что я с этим согласен. Я знаю, что облажался, но каждый заслуживает второго шанса.

– О, Алекс… иногда для второго шанса слишком поздно. – Она вздохнула. – Лучшее, что ты можешь для нас сделать, это позволить нам жить своей жизнью. Все кончилось. Отпусти нас.

Надежда, как воздушный шарик, стремящийся в небо, все это время держала его на ногах. Теперь он чувствовал, как ниточка рвется. Еще мгновение, и шарик упорхнет, гонимый ветром. А ему останется только упасть. Назад, в темноту. На дно, с которого было так тяжело подняться.

– Ребекка, послушай меня… – Слова зависли в воздухе. Не растворились, не рассыпались на осколки, а зависли. Встали между ними, как будто пространство было способно их удержать. – Ребекка… – вновь попытался Алекс и снова осекся.

– Все решено, Алекс. У нас другая жизнь, и… – Но ее слова тоже увязли в воздушной трясине. И в это мгновение Алекс почувствовал, что что-то изменилось. Казалось, что они оба растратили весь запал. Вся его злость, вся ее холодность. Все ушло. Остались только деревья вокруг и облако слов – высказанных и похороненных глубоко внутри.

Какое-то время оба молчали, но Алекс понимал, что это затишье ненадолго, если он упустит момент, второго шанса не будет.

– Ребекка… – В произнесенном имени всегда кроется какая-то магия. Он всегда догадывался, но почти никогда не пользовался ею до этого момента.

Зря. Может быть, это помогло бы ему сохранить то, что имел.

Алекс сделал шаг вперед. Осторожно, медленно, мягко. Ребекка напряглась, но не отстранилась. Он потянулся к ее руке. Пальцы коснулись ладони, нежно, как иногда бывало в самом начале их отношений.

«Фарфоровая ваза, которую можно разбить, если обращаться неосторожно».

И он разбил. Но теперь она опять целая, стоит перед ним. Есть трещины, щербины, кое-где отбиты декоративные элементы, но она склеилась.

Алекс мягко сжал ее ладонь, но Ребекка выдернула руку и выставила перед собой.

«Сейчас прогонит…»

И он не ошибся. Ребекка заговорила тихо, почти мягко.

– Ты должен уйти сейчас, пока она не вернулась с прогулки к озеру. Если она увидит тебя, ей будет больно потом. Не заставляй ее пережить это и сохрани о себе хорошую память. Уйди сейчас без скандала, и я всегда буду говорить о тебе хорошо.

Алекс не ответил.

– Сделай это ради нее. Поступи правильно, а не так, как тебе хочется. Ей будет сложно понять, если ты появишься и уйдешь. И еще сложнее будет понять, если ты устроишь сцену.

Алекс кивнул. Говорить не хотелось.

Пытаться вернуть их – идея, изначально обреченная на провал. Все было кончено давным-давно. Сломано, порвано, растоптано. А сам он был отравлен, что тогда, что сейчас. Гнев – хроническая болезнь, усугубляемая алкоголем. Ее можно купировать, но излечиться – почти никогда.

– Я уйду… – Голос не дрогнул. – Но ты можешь передать ей вот это… – Он полез во внутренний карман куртки и достал измятую фотографию. На ней за праздничным столом сидела счастливая семья, которая продержалась недолго. – Я хочу, чтобы она помнила нас такими.

Ребекка протянула руку, но Алекс еще несколько секунд мешкал, глядя на улыбающуюся Лану. Ребекка ждала. Когда он разжал пальцы, отдавая фото, внутри порвались какие-то нити.

– Я помню тот день… – Ребекка смотрела на фото. – Ты правильно поступаешь, Алекс. Так будет лучше для всех.

Алекс не был согласен, но чувствовал, что больше ничего сделать не может.

«Если собираешься уходить навсегда – уходи быстро», – сказал он себе.

– Я передам ее. – Ребекка убрала фотографию в карман. – Я позову твоего друга. Подожди здесь, не хочу, чтобы Лана случайно тебя увидела.

Глаза 35 (ДО) Проект «Вихрь»

Алисия сидела и перелистывала распечатки, глядя на них уже совсем по-другому: они больше не были набором анонимных данных. А теперь все преобразилось.

Она взъерошила волосы и откинулась на спинку стула. Сегодня внутри черепа опять что-то копошилось, зудело. Она начала массировать лоб. Конечно же, это не помогало.

Когда несколько дней назад пазл из цифр и букв сложился – головная боль оставила ее. Алисия тогда наивно решила, что теперь так и будет. Она разгадала загадку, значит, голова больше не будет болеть, пропадут навязчивые мысли, исчезнут фантомные шорохи, которые пугают ее по ночам, не будет больше зуда и странных снов.

Но она ошиблась.

«Ничего, скоро все это закончится…»

И не только это. Закончатся и такие придурки, как ее начальник, который мог вломиться без стука и смешать ее с дерьмом, не имея на это никакого права. Если б он сейчас показался на пороге, несмотря на зуд в голове, она встретила бы его с улыбкой.

«Твоя жизнь в моих руках. И жизни остальных. Только вы пока об этом не знаете».

Было так приятно думать об этом. Она расплылась в улыбке, уперлась затылком в спинку стула и прикрыла глаза. От мыслей о мести копошение в мозгу стало чуть глуше. Алисия усмехнулась.

Смесь из желчи и ненависти – отличное обезболивающее!

Контроль над собой и над жизнью почти восстановлен.

В этой долбанной засекреченной конторе только и оставалось, что ходить по струнке, исполнять приказы и зарываться в бумажки. А ведь она могла сделать куда больше, чем ей доверяли. Но с самодовольным придурком-начальником ей ничего не светило. Она спокойно могла занять его место, и отдел только выиграл бы от этого. Возможно, он сам это понимал, поэтому окружил себя лизоблюдами вроде Итана.

«А Мейнор уже мертв… – холодно подумала Алисия. – Лучше бы на его месте был Итан. Хотя, он и так скоро там будет. – Она подалась вперед, нашла файлы Мейнора и уже в который раз пробежала по тексту глазами. – Проект «Вихрь», четвертая группа, номер восемнадцать, применен код «2еК4Ма».

Код «2еК4Ма» – первый код, давший хоть какие-то плоды.

Грандиозного прорыва не случилось, но все-таки прогресс был! У одних испытуемых были отмечены улучшения физических и умственных показателей при разных видах нагрузки. Но у многих все так же наблюдалось лишь ухудшенное самочувствие. Двое погибли сразу. Формально – один. Если не считать тех, кто перенапрягся на тестах и…

О них думать не хотелось. Алисия бросила распечатку на стол.

Жена того мужика сильно помогла в этих исследованиях. Как и он сам. Это же надо, перезапустить бабе мозги! Да еще в одиночку!

«Кто-то, видимо, брал работу на дом, – с ухмылкой подумала Алисия. – Интересно, где он сейчас? Нашли они его или пока нет? В любом случае, спасибо ему за труды. И за приятный бонус – идеальную подопытную».

В коридоре послышались голоса. Алисия машинально обернулась на звук.

«Обедать идут».

Пора было уже и ей направиться к Итану. Он будет ждать ее в кабинете, в предвкушении маленьких плотских радостей. Вот только получит не то, чего ожидал.

«Говорить ли ему про Мейнора? Или не стоит?» – Алисия нахмурилась. Ее радовала мысль, что Итан наконец-то узнает, что Мейнор мертв. Ему будет больно. Хотя ему будет больно и без того. Уж она-то постарается.

Алисия бросила последний короткий взгляд на раскиданные папки.

«Пускай валяются. Теперь это не имеет значения».

Она поднялась, направилась к двери и уже коснулась ручки, но замерла.

«Сумка!»

Вернулась к столу, подхватила с тумбочки сумку, сунула руку внутрь и нащупала рукоятку.

«На месте, – улыбнулась и похлопала себя по карману. – Шприц тоже. Теперь я готова. Теперь можно идти».

***

Алисия шла по коридору против течения. Все, кто встречался ей на пути, торопились в столовую и понятия не имели, что этот обед может стать последним безмятежным обедом в их жизни.

Она улыбалась. Как же приятно! Идти вот так, против всех. Против потока. Ей многое сегодня нравилось. Возможно, потому что этот день мог стать последним.

«Как и любой другой день. Каждый может стать последним».

Стоило начать думать о воплощении своих замыслов, как в голове прояснилось, она перестала болеть. Странное дело. Но все это только лишний раз подтверждало, что назад пути уже нет.

Кто бы мог подумать, что несколько месяцев назад она планировала самоубийство. Скучное, обычное, глупое. Какой же она была дурой! Она ведь воплотила бы задуманное, не приснись ей тогда та странная девочка. А потом эти громкие навязчивые мысли… Они измучили, но преобразили ее. Изменили сознание.

В какой-то степени, конечно, ее план и остался планом самоубийства, но он засиял новыми красками, ведь теперь она пойдет ко дну не одна. А может, и не пойдет. Кто знает, что будет дальше?

Может, она изменит мир, преобразит его. Никто не знает, чем все обернется.

«Ты знаешь, Алисия. Ты все на самом деле знаешь».

Глава 36 (ПОСЛЕ) Детская площадка

Макс сидел на одной из многочисленных лавочек у детской площадки. Детей в лагере хватало: парочка совсем мелких, с десяток постарше и трое подростков, которые в новом мире стали совсем невыносимы.

Макс не стремился к тому, чтобы обзавестись семьей, детьми. Он никогда не знал, что это такое – «настоящая семья». Он никогда не верил улыбающимся людям с плакатов, из рекламы или кино, изображающим счастливые семьи. Отовсюду сквозило фальшью. Поэтому, когда Кишан утвердил положение о том, что дети в лагере – общие, Макс не стал голосовать против.

Дети теперь не жили в семье. Они жили так, как до этого все дети в этом месте – под присмотром взрослых, в соответствии с разработанным распорядком дня, соблюдая установленные правила. В конце концов, это же бывший детский лагерь.

Родители, конечно, продолжали общаться с ними, но не имели особого статуса. Детей воспитывала община. Кишан даже организовал что-то вроде школы. Предметы теперь были иными, но и от привычных до конца не отказались. Мелких учили чтению и счету – это пригодится всегда. Нужно ведь уметь считать патроны и читать надписи на банках с консервами.

Макс поддержал инициативу, потому что верил Кишану. Верил, что тот знает, как будет лучше. Но Орифа… Орифа, конечно же, была против.

«Мы не выбираем, в какой семье родиться, но потом можем выбрать, в какой семье жить. А иногда семья сама выбирает нас».

Тогда он не понял ее. Да и думать не хотел на эту тему. Лишь в одном Макс не сомневался: если бы он мог выбрать себе мать, то выбрал бы Орифу.

Естественно, она говорила совсем о другом, не о выборе матери или отца, но дальше этих размышлений Макс никогда не хотел заходить.

Сейчас, когда Макс сидел на лавочке и глядел на малышню, мысли сами собой текли дальше. Мальчик по прозвищу Хорек играл отдельно от остальных, вертел в руках грязную плюшевую игрушку, в честь которой и получил свое прозвище.

«А ведь у мелкого есть имя, которого никто не знает», – подумал Макс.

Когда его собственная мать ушла, Макс так же замкнулся. Тоже ни с кем не разговаривал несколько месяцев. А взрослые быстро сдались. Они вообще быстро сдаются, когда ребенок ведет себя не так, как они ожидали. Вместо плюшевой игрушки у Макса было дерево во дворе. Макс взбирался на него и представлял, что дерево – живое, что оно волшебное и может тебя слышать. С дерева было видно дорогу и соседние дома. Оттуда Макс наблюдал за другими людьми.

Почти всегда разочаровывался.

Разговорить Макса смогла только школьная учительница по рисованию, которая не приставала с расспросами, как другие, просто садилась с ним рядом и рисовала что-то на соседнем листке. Часто ее рисунок дополнял его каракули. Так они и общались, пока в один из дней Макс сам не заговорил. Даже не заметил, как попросил еще несколько карандашей другого цвета. Она лучезарно улыбнулась ему, и только тогда он понял, что произошло. Она нашла к нему ключик и аккуратно отперла двери. К Хорьку же ключик никто подбирать не собирался. От него требовали диалога, к которому тот был не готов.

Мальчика привела в общину тетка. Что случилось с родителями – оставалось загадкой. Мальчика приняли, да и тетку тоже. Вот только она была укушена, а с укушенными в общине разговор короткий. Процедура «прерывания перехода» проводится в тот же день. Для всеобщего блага.

«Каждому нужна семья, – опять возник в памяти голос Орифы, когда она спорила с Кишаном, – даже сейчас… возможно, особенно сейчас».

Орифа не хотела слушать аргументов в пользу того, что община и есть семья.

«Община общиной, друзья друзьями, семья семьей. Ты можешь подменять одно другим, но это как зашивать джинсы растворяющимися хирургическими нитками – нитки исчезнут, брешь останется».

Макс потер лицо и опять уставился на мальчика. Орифа хотела забрать пацана, но Кишан не позволил. А ведь с Орифой ему наверняка было бы лучше. Пацану нужна мать.

Макс вздохнул. Все решения, что он принимал в последнее время, начали казаться ошибочными. Все сыпалось, как карточный домик. Он лавировал, подстраивался, пытался все сделать лучше, но все рушилось снова и снова, будто фундамент для постройки изначально положили неправильно.

Из мыслей его вырвала Марин. Окликнула и махнула рукой, подзывая. Максу не хотелось никуда идти, хотелось просто сидеть и смотреть на детей: как они смеются, возятся в песке, бегают друг за другом, висят на турниках. Но Марин он отказать не мог.

***

Она попросила донести коробки, но как только они вошли на склад, прильнула к нему, обхватив со спины.

– Марин, – на выдохе прошептал Макс. Она не ответила, лишь сильнее к нему прижалась. Он положил свою руку на ее ладонь и попытался вывернуться из объятий.

Марин держала крепко.

– Ты же понимаешь, если нас заметят вот так, Дейл все узнает?

– Да наплевать…

– Марин, не надо… Так нельзя.

– Пф… а целовать меня тогда в машине было можно?

Макс не нашелся, что сказать, лишь крепче сжал ее ладонь, опять попытался развернуться. В этот раз она поддалась: выпустила его из объятий и сделала полшага назад.

Почему-то порыв Марин совсем не порадовал его, даже не польстил самолюбию. Она стояла рядом, но была бесконечно далека от него.

Он любил ее с детства. Да и как было не любить? Марин была отважной девочкой, на которую хотелось равняться. Смелой, честной, самой доброй в их шайке. Но она давно выросла, и Максу казалось, что лучшая ее часть осталась в прошлом.

Иногда, когда Марин улыбалась, он видел ее прежнюю, но таких моментов становилось все меньше.

«Не заглядывайся на прошлое – это опасно, – говорил он себе. – Если будешь вечно оборачиваться, рано или поздно споткнешься».

Давно нужно было признать, что той девочки больше нет. Есть только призрак, отдаленно похожий. И сейчас этот призрак в очередной раз всколыхнул еще не отмершие до конца чувства.

– Почему? – шепотом спросила она и, задрав голову, посмотрела ему прямо в глаза. – Это из-за того, что я постоянно спорю с Орифой?

– Нет, конечно, Марин. Это тут ни при чем.

– Тогда почему? Ты же любишь меня, я знаю.

Ему нечего было ответить.

– Зачем ты так? – с обидой в голосе спросила она. – Я же сама пришла к тебе.

Марин приблизилась, потянула к нему руки, но он отступил и поднял вверх свои. Самому показалось, что это не самый подходящий жест, он словно сдавался, но на самом деле хотел сказать: «Стой, не подходи».

Марин замерла, начала сверлить его взглядом, пыталась заглянуть куда-то глубоко, в самую душу, но Макс чувствовал – попытки тщетны.

Они стояли так близко, но при этом были как будто в разных вселенных. В детстве они смеялись над одним и тем же, вместе дурачились и шутили. Он понимал ее, видел ее красоту, не столько внешнюю – хоть она и была красавицей – сколько внутреннюю.

Но потом они изменились. Каждый из них. Тот день на мосту стал переломным. Они, словно лучи, прошедшие сквозь воду, – преломились, изменили направление. И им с Марин стало не по пути. Наверное, в тот день не только Кишан, все они стали калеками.

– Почему? – опять спросила она.

И что он должен был ей ответить? Что должен был сказать? «Потому что это неправильно?» Да… Это неправильно, но «неправильно» редко кого останавливает. «Потому что от любви остались лишь угольки?» Она сказала бы, что разожжет их вновь.

Самым честным было бы сказать, что это ничего не изменит. Это не излечит то, что болит, не заполнит то, что пустует. Это будет бессмысленно и в итоге принесет им всем только боль.

– Дейл мой друг, – заговорил наконец Макс. – А ты его девушка. Вы моя семья. Еще с детства.

– У нас с Дейлом не клеится… ты же знаешь, – почти с упреком сказала она. – Он…

– Марин, – Макс перебил ее, – тебе лучше поговорить об этом с ним. Не со мной. Я не решу ваших проблем. Тем более, таким образом.

– Я и не за этим к тебе пришла! Не будь ребенком!

Макс положил руки ей на плечи, она скривилась, увидев в этом жесте все то, что он в него вложил: все наставительное и покровительственное, а может, даже – скрытую попытку отстраниться. Он знал: если не отстранится, если даст слабину – все пропало. Его сердце уже давно ржавыми гвоздями приколочено к ее образу, и вот только недавно он начал один за другим их вытаскивать. Он пока еще был в ее власти, но очень надеялся, что она этого не почувствует. Ни один аргумент не сработает, если она усилит напор. Она чертовски красива и значит для него слишком много.

– Иди к Дейлу, – как можно тверже сказал Макс, – и поговори с ним. Ты пришла ко мне не потому, что я тебе нужен. Мы оба это знаем.

– Да нет же, ты неправ… – Она коснулась его щеки, провела пальцами по шее.

– Не надо, Марин… Я никогда не поступлю так ни с ним, ни с тобой.

– Но я же не против. А он… он заслужил это!

Макс выдохнул… слова не действовали. Отталкивать ее не хотелось, хотелось прижать к себе и спросить, что с ней случилось. Почему она стала такой колючей и жесткой? Но он не мог: сработал внутренний стопор, блокировка. Тогда в машине он поддался ее красоте. Повторять ошибку Макс не собирался.

– Подумай о том, кем ты станешь, кем стану я... – Он прервался, так нелепо все прозвучало. Он был уверен, что это не подействует. Но почему-то сработало. Марин убрала его руки со своих плеч и отстранилась.

– Когда ты стал таким... скучным?

Он ничего не ответил: это могло перерасти в ссору, а для ссоры, как и для танго, нужны двое.

Марин опять смотрела ему в глаза, будто пыталась найти в них, за что зацепиться. Но не нашла и разочарованно протянула:

– Таким ты мне не нравишься…

– Зато мне не будет стыдно смотреть в глаза своему отражению...

Она хмыкнула, развернулась и выпалила с вызовом и свысока:

– Ты такой же, каким и был! Все тот же бродячий пес, которого нельзя одомашнить.

***

Макс опустился на стул, стоящий между полок с продуктами, уперся локтями в колени и стал разглядывать свои руки. Смотрел на них, но видел лишь пустоту. Нужно было идти к Орифе, много чего решить, но сил подняться не было.

Он был доволен, что не поддался Марин. Его отец как-то сказал ему, что мужчина становится мужчиной не в тот момент, когда впервые спит с женщиной, а когда находит в себе силы ей отказать. И вот сейчас Макс справился с задачей. Он отказал красивой женщине, потому что знал – это станет очередной ошибкой в той череде промахов, которые он допустил в последнее время.

Макс гордился собой, несмотря на ехидный внутренний голосок, который нашептывал, что он идиот. Да еще все портила едва ощутимая резь в груди. Впрочем, Макс был готов, ведь давно понял: поступать правильно – приятно, хоть и больно. К тому же, если этого не делать, дальше будет еще больнее.