Текст книги ""Фантастика 2025-194". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Андрей Первухин

Соавторы: Робин Штенье,Михаил Баковец,Алекс Холоран,Игорь Феникс,Талани Кросс,Анастасия Королева,Дарья Верескова,Денис Тимофеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 215 (всего у книги 347 страниц)

21 (ПОСЛЕ) Возвращение

Смеркалось. Зря Лиа так долго не покидала амбар. Теперь ей пришлось влезать в дом через другое окно, то, из которого она выскочила, было слишком высоко над землей. Двери они с Нортом забаррикадировали сразу, как поняли что к чему. Тогда ночью она выскочила из дома за пару секунд, адреналин сделал свое дело. Влезать назад было сложнее. Не удивительно, ведь уходить всегда проще, чем возвращаться.

В ее голове уже был составлен список всего необходимого. Она набьет рюкзак Норта до отказа и отправится в путь. Лиа не представляла, каким будет этот путь, не знала куда идти, но рассчитывала, что ноги выведут туда, куда нужно. Она не была везучей, но всегда, когда ей действительно требовалось чуть-чуть удачи или щепотка счастливого случая, жизнь ей это подкидывала.

– Ты справишься, Лиа, справишься, – шептала она себе.

В доме было тихо, если не брать в расчет тиканье старинных механических часов. От страха сердце ее бешено колотилось, а в висках пульсировала кровь. Эта пульсация оглушала ее, ей постоянно мерещились какие-то шорохи. Она собиралась с силами. Там, дальше, в просторной темной гостиной в петле висит тело человека, которого она любила. Самым жутким было то, что сейчас ей казалось, будто их любовь была миражом, сном или просто отчетливой галлюцинацией. Дом, наполненный только звуком тикающих часов, казался ей кукольным. Норт должен был стоять сейчас с ней рядом, но он сделал свой выбор не в ее пользу. Лиа крепко сжала в руке топор, прежде чем поставить его рукояткой к стене. Сделав несколько шагов вперед, одну руку она положила на холодную металлическую ручку, а второй прикрыла и без того зажмуренные глаза. Нервно сглотнув, навалилась на ручку всем телом и распахнула дверь.

Лестница, ведущая на второй этаж, в темноте казалась бы горным склоном, если бы не белоснежные классические перила с геометрическим узором. В метре от лестницы на этих красивых элегантных перилах, отгораживающих внутренний балкон второго этажа, тугим узлом была завязана веревка. На полу валялась табуретка. Норт всегда был актером. Все, что он делал, было театральным. Даже уйти из жизни он решил среди декораций. Это его позерство всегда злило ее.

«Ты даже бросить меня нормально не смог! Почему нужно было именно так это сделать? Чтобы я нашла тебя посреди дома и сошла с ума?»

Эгоистичная злость на его поступок, на его трусливый побег, опять всколыхнулась в сердце Лиа. Он ушел, оставив ее одну, и забрал с собой укрывавший их дом. После того, что произошло, она уже не могла здесь оставаться.

Все еще зажмурившись, держал левую руку перед собой, Лиа стояла и боялась дышать. Но это не могло продолжаться бесконечно, поэтому, переборов себя, она медленно стала приоткрывать глаза. Рука перед лицом позволяла не видеть того, что было там впереди, хотя Лиа и так знала, и это знание нельзя было изменить. Ее дыхание участилось, а пульс еще больше ускорился. Она пыталась выровнять и то, и другое, но пока попытки были тщетны. Ночью в амбаре ей приснился на редкость реалистичный сон. В нем она увидела Норта, бледного, с неестественно поникшей головой. Он напоминал ей марионеточную куклу, оставленную кукловодом, когда представление уже закончилось. Лини смотрела на него, щурясь, как будто его вид мог опалить ей глаза. Во сне она сделала шаг вперед, и с губ сорвался стон, похожий на то, как скулит собака, оставленная дома одна. Еще несколько шагов. «Господи, Норт, зачем ты это сделал?» – но к кому было это обращено, у кого она искала ответа?

Подойдя почти вплотную, она украдкой посмотрела на него. Из-за своей реалистичности, сон казался ей явью. Злость, которую она испытала, вдруг уступила место жалости при виде висящего в петле тела. Хотя и сама жалость не была однородным чувством. Норт выглядел пустотелым, как манекен, как кукла, брошенная владельцем за ненадобностью. Он струсил. Просто струсил перед лицом страшной реальности, а Лиа нет, поэтому жалость ее была смешана с порцией разочарования и каплей презрения.

Лиа медленно обходила тело Норта, не касаясь его, как будто боялась заразиться смертью. Ее частое горячее дыхание казалось очень шумным, от чего ей становилось страшно, будто он мог очнуться от этого шума. И тут она услышала шорох, слабый, но вполне различимый в тишине пустого дома. Он шевельнулся. Лини в ужасе отпрянула. Норт тянул к ней свои руки и пытался что-то сказать, но из-за веревки, стягивавшей его шею, из горла вырывались только хрипы похожие на шипение. Но она и без того знала что он ей говорит. Он звал ее с собой. «Пойдем… Пойдем вместе…» Когда он схватил рукав ее кофты и попытался притянуть к себе, Лиа проснулась.

Теперь же, стараясь прогнать все страхи, Лиа резко опустила руку. Она увидела в темноте неподвижный силуэт и уже было вздохнула с облегчением, как поняла, что-то было не так. Чуть-чуть поморгала и не поверила увиденному. Потерев глаза, поморгала снова. Когда глаза увлажнились, Лиа уставилась в темноту.

Тела не было. Она почувствовала, как по коже бегут мурашки. Это было еще хуже, чем во сне. Если он обратился, то бродит где-то в доме и может напасть на нее в любой момент. Она сама загнала себя в ловушку. Не дав нарастающей панике захватить себя, не двигаясь с места, Лиа стала вслушиваться в тишину. Сердце слишком гулко билось в груди, в ушах пульсировало, но она не поддалась панике и не пошевелилась. Не хватало только кинуться куда-нибудь вперед и наткнуться на него. Едва придя в себя, медленно и тихо Лиа стала красться к кабинету, в котором лежал рюкзак, наспех собранный на черный день. Конечно, она предпочла бы обшарить дом и набить рюкзак полезными вещами, но теперь придется довольствоваться тем, что есть.

Обходя место, где раньше висело тело Норта, Лиа на цыпочках проскользнула к двери, судорожно вцепилась в ручку и юркнула в приоткрытую дверь. Комната была пуста, как и ожидалось.

«Зомби не умеют открывать двери, – подбодрила себя Лиа и тут же усомнилась. – Ведь так?»

«Из петель они тоже выбираться не должны, но он-то как-то выбрался», – поддержал диалог внутренний голос, и Лиа, хоть и предпочла его не услышать, дернула шпингалет в сторону петли и прижалась к двери спиной.

В этой комнате было значительно светлее, чем в гостиной, благодаря большому окну с тонкими шторками. Лунный свет и плотно закрытая дверь действовали успокаивающе, Лиа ощущала, как напряжение отваливается от нее кусками, словно присохшая грязь. Она глубоко вдохнула и выдохнула.

«Грустные вести: все мы вместе, но каждый из нас один…»[7]7
  отрывок из песни «Небо на руках» группы Другой Ветер.


[Закрыть] – строчки из песни легли ей на сердце, и Лини не без труда проглотила подступающий к горлу комок. Но плакать было нельзя. Стоит пустить одну слезинку, и не заметишь, как уже все тело сотрясают рыдания.

«Веди себя тише, если хочешь выжить, будь ниже травы и мельче мыши», – жуткая считалочка для игры в прятки как нельзя кстати подходила к тому, что должна была сейчас делать Лиа. Чтобы выжить, нужно быть внимательной и осторожной. Но была ли она такой? Мог ли Норт уже услышать ее, когда она проникла в дом?

«Вряд ли, – сказал внутренний голос, – раз до сих пор ты не слышишь его шагов. Но будь на чеку, если он поймет, что за дверью живой человек, то начнет ломиться сюда».

«Дом большой, а я маленькая, – подумала Лини и как полевка проскользнула к кожаному дивану, – посплю и утром уйду через окно. Мне уже не в первой».

Она посмотрела на стоящий у стены рюкзак с висящим на нем брелоком-зайчишкой, которого она подарила Норту, и сердце опять защемило. Не дав воли эмоциям, Лиа зажмурилась и укрылась пледом с головой.

«Если он будет ходить по дому, я не хочу этого слышать».

22 (ПОСЛЕ) Квест

Красная лампочка горела. Она смахивала на сигнал светофора, возможно, поэтому подсознание велело ему не двигаться с места, в то время как сознание вопило: «Выходи! Не стой как истукан!»

Все, что нужно было сделать, так это переместить одну ногу вперед, дальше бы тело пошло по инерции. Но первый шаг к неизвестности… Нет ничего сложнее, чем это. Так просто заставить себя шагнуть, пока находишься в зоне комфорта и так сложно пошевелиться, когда перед тобой дверь, в которую не хочется входить. Первые шаги к преодолению себя требуют больших усилий, чем последующие.

«Нужно просто толкнуть тележку вперед, чтобы она перевалила через холм, – всегда говорил доктор Браламонтс, – и тогда она будет катиться и катиться, рассекая воздух без возможности развернуться назад».

Кулькен стоял минут семь или восемь, прижимая к груди небольшую подушку с дивана, прежде чем что-то произошло. Тележка поднялась на холм. Нога двинулась вперед, и остановиться теперь было невозможно. Словно в тумане, Кулькен ощутил, как в руке провернулась холодная металлическая дверная ручка. Ему казалось, что тело просто устало от нерешительности и взяло бразды правления. Миновав дверной проем, он оказался в небольшом коридорчике, ведущем к лифтам и пожарной лестнице. Не пройдя еще и половины расстояния, Кулькен понял, что рука уже тянется к дверной ручке, которая с этой стороны открывалась беспрепятственно. Ехать на лифте было неблагоразумно, генератор хоть и включен, но в таких обстоятельствах лучше не рисковать. Открыв дверь, Кулькен помедлил. Если генератор заглючит, дверь к пожарной лестнице может остаться заблокированной, и он уже не сможет попасть в свою крепость. С грустью посмотрев на подушку, Кулькен вздохнул.

– Тебе, придется остаться и подстраховать меня. Понимаешь?

«Конечно же нет, тупой ты осел, – ответило ему Я, – это всего лишь синтепоновая подушка!»

Подложив ее в проем двери, Кулькен отправился в свое путешествие по ступенькам, навстречу к тому, что он больше всего на свете ненавидел: к веселью, поздравлениям и похлопываниям по плечу от людей, которых боялся.

Одолев один пролет, Кулькен решил, что его, скорее всего, ждут именно на этом этаже. В прошлом году сотрудники компании устроили ему вечеринку-сюрприз, от которой у него потом еще четыре дня дергался глаз. И за год до этого на этом же этаже организовали совещание, а потом, откуда ни возьмись, повыскакивали клоуны.

«Клоуны! – в сердцах возмущался Кулькен. – Более страшных и отталкивающих персонажей сложно придумать!»

Конечно, на традицию это не тянуло, но он был уверен, что ждут его именно здесь. Коснувшись очередной дверной ручки, Кулькен замер. Сотрудники уже, конечно же, в курсе, что он вышел из убежища, но нужно дать им возможность собраться всем вместе. Он взглянул в камеру, висевшую высоко в углу, а затем быстро отвел глаза. Ему было не по себе думать, что они его видят, а он их нет. Постояв так еще минуту-другую, наконец распахнул дверь. То, что представилось взору, ошеломило его.

Об увлечениях Кулькена знали все, ему дарили самурайские мечи, подобия лазерных мечей, комиксы редких изданий, костюмы супергероев и много другое. Тут уж он пожаловаться не мог, но эти их шумные вечеринки-сюрпризы просто сводили с ума. Теперь все было иначе. Он решил, что в этот раз если и сойдет с ума, то от радости! Все еще не в состоянии переступить порог, Кулькен разглядывал стены, как ребенок, пусть даже на них и были закреплены глупые воздушные шарики, а в конце коридора на противоположной от него стене и висел плакат: «Дорогой босс! Не прячьтесь, идите к веселью по указателям!». Его, скорее всего, придумал ненавистный Кларест, любитель плакатов и баннеров. Но впечатление плакат не портил, даже наоборот, добавлял изюминки.

Кулькен ликовал. Они проявили фантазию, да еще как! То, что он видел перед собой сейчас, было куда лучше любого обычного квеста с записками и тайниками.

На полу перед ним в маленькой кровавой лужице лежало оторванное человеческое ухо. Правая стена была вся заляпана отпечатками чьей-то ладони. И уж ладонь эта точно была не в чернилах от принтера. Половина коридора была отмечена кровавыми ладошками, словно кто-то шел, опираясь на стену, а потом решил присесть. Там, где он сидел, осталась еще одна кровавая лужица, только куда большая по размеру, чем лужица с ухом. Но то, что было дальше, привело Кулькена в полнейший восторг. Красные полосы на полу выглядели так естественно и натурально, словно присевшего отдохнуть кто-то куда-то тащил. Или, может быть, он полз сам, не в силах больше идти вперед.

«Мне туда», – весело подумал Кулькен.

– Вот они, подсказочки! Яснее ясного, – несмотря на то, что его бормотание было едва слышным, Кулькен был готов кричать во все горло.

«Хоть раз, хоть один единственный раз они угадали! У меня будет не глупая детская вечеринка с клоунами, жонглерами или цирковыми собаками, а настоящая! Настоящая потрясающая зомби-вечеринка!»

Впервые в жизни он пожалел, что на голове у него нет колпака, а во рту нет звонкой дуделки. Переступив через резиновое ухо в лужице искусственной крови, Кулькен небольшими, но быстрыми шагами направился к концу коридора, чтобы в предвкушении веселья повернуть за кровавым следом. Сердце его выдавало барабанную дробь, а в висках начинало звенеть от усиливающихся пульсаций. Кулькен следовал дальше, с упоением разглядывая отпечатки кровавых ладошек и кровавые следы на полу, и, лишь шаг не дойдя до поворота, замер. Он услышал знакомое ему по множеству фильмов «шипение». Конечно, на шипение это было слабо похоже, но и словами это нельзя было назвать. Именно так и разговаривают между собой мертвецы, когда не знают, чем утолить свой голод.

– Все-таки они меня любят, – не без удовольствия прошептал Кулькен и шагнул за угол.

23 (ПОСЛЕ) Теория «хорошести»

Они сидели у костра где-то в поле, засеянном пшеницей или чем-то еще. Кристина в этом не разбиралась, поэтому окрестила местность «хлебной лужайкой».

Им повезло, здесь было несколько построек, одна из которых напоминала зернохранилище, другая была заперта, и открыть ее без лишнего шума не представлялось возможным. Зато с третьей Алекс легко сбил замок и, оглядев помещение, сказал, что заночевать здесь будет в самый раз. Возле нее они и осели. Губернатор дремал, Кристина грела ладошки у костра, а Алекс сидел по-турецки и ждал, пока в походной кастрюльке закипит вода.

– У меня есть теория, – нарушил он вечернюю тишину.

– Еще одна. Не та, что про смерть?

– Нет. Да и то, что я говорил тебе о смерти, не было теорией. То было моей жизненной позицией относительно смерти, не путай. Теория смерти у меня другая.

В глазах Кристины читалось «ну, началось», но она не стала лишать Алекса радости разглагольствования, поэтому мягко улыбнулась и сделала заинтересованный вид.

– Моя бабушка говорила: «Хочешь узнать как человек жил, посмотри на то, как он умер».

– И это работает?

– Не знаю, – Алекс пожал плечами, – но она в это верила.

– И как она умерла? – не ожидая от себя такой бестактности, выпалила Кристина.

– Внезапно, – хмыкнул он.

– А жила как? Так же внезапно?

– Да, – копаясь в воспоминаниях, протяжно подтвердил Алекс, – так и жила, преподнося сюрприз за сюрпризом. Помню даже, как-то разругавшись с дедом, уехала на неделю к сестре никому ничего не сказав, – грустная улыбка отпечаталась на губах, – а когда вернулась, заявила, что отныне будет водить внука, то есть меня, по музеям каждый третий выходной месяца, потому что мы слишком «одеревенщились», а ей не хватает разговоров о высоком.

Кристина прыснула, подавив хохот.

– Бабуля была огонек? Да?

Фриер кивнул.

– Получается, – продолжила Кристина, подставляя ладошки огню, – ее теория работает, хотя бы на ней самой.

– Выходит, что так.

– Поэтому мысли о самоубийстве так пугают?

– Эй, что значит, пугают? Опять все к трусости свела? – ее слова, будто оскорбили его. – Ты что, вообще меня не слушала? – он помотал головой. – Верблюда польку плясать научить проще.

– Нет, нет, я поняла. Я просто… Я не то хотела сказать.

– Ой, да рассказывай. Ничего ты не поняла! У тебя там точно аквариум без рыбки, – Алекс постучал пальцем по голове.

Она бросила на него возмущенный взгляд и скривила губы.

– Боюсь, – игнорируя возмущение Кристины, усмехнулся Алекс и опять помотал головой. – Алекс Фриер ничего не боится!

– Ага, кроме как говорить о себе в первом лице.

– Ох, и язва же ты.

Он достал пакетики с растворимым супом и стал открывать их один за другим, высыпая в котелок с кипящей водой.

– А вообще, я хотел рассказать про другую теорию, – он заговорщически посмотрел на Кристину, прищурив один глаз, – слушаешь меня?

– Будто у меня есть выбор…

– Вот и хорошо, тогда слушай! У меня есть своя теория «хорошести»…

Так как продолжения не последовало, Кристина посмотрела на него взглядом, каким обычно одаривают людей, глядя поверх очков, пусть даже очков на ней не было.

Алекс, проигнорировав это, стал помешивать содержимое котелка длинной деревянной ложкой.

– Моя теория сводится к тому, что нет абсолютно плохих людей, – он посмотрел на нее так, словно изрек самую очевидную, но гениальную истину.

– И все? Это вся теория? Слабовато как-то, стареете, видать.

– Ну, ты не забывайся, девочка, я, между прочим, не так стар, как ты думаешь.

– И сколько вам?

– Так я тебе и сказал. Когда ты узнаешь, насколько я молод, перестанешь меня слушаться.

– Как будто я когда-то вас слушалась, – она демонстративно закатила глаза.

– Тоже верно, но я все равно не скажу.

Она так и видела, как после этой фразы он показывает ей язык, но этого, конечно, не произошло. Весь игривый и даже веселый тон беседы наталкивал ее на такие мысли. В последние несколько дней она кое-что поняла о нем. Большая часть его злости и грубости – показная, хоть расслабляться с ним и нельзя. Она помнила, как он вышиб зуб Артуру Гуру, преподавателю географии. Скандал, конечно, замяли, но ей казалось, только лишь потому, что Гур жутко боялся Алекса и не хотел становиться причиной его увольнения. Город-то маленький, а жить – хочется. Алекс стал видеться ей большим медведем, у которого в лапе заноза, и поэтому он бродит и крушит все, пугая остальных жителей леса. У нее был дядюшка, чем-то похожий на Алекса. Его почти никогда не приглашали на семейные торжества.

Они еще помолчали, наслаждаясь треском костра.

– Так вот, моя теория, – заговорил Алекс. – Ты знаешь какого-нибудь мерзкого всеми нелюбимого типа?

– О да, знаю я одного такого, – она многозначительно на него посмотрела и засмеялась.

– Ха-ха, очень смешно! Что-то ты в последнее время совсем потеряла страх! Надо будет бросить тебя на обочине в следующий раз.

– Простите, я больше не буду, – нарочито театрально сказала она и не смогла сдержать очередной смешок.

– На чем я остановился? Ах, да… Вот этот тип всех раздражает, но потом появляется следующий тип, который совсем не лучше предыдущего. И никто не знает, что с ним делать. И тот первый уже не кажется таким уж плохим. Так вот, моя теория заключается в том, что следующий тип, возможно, тоже не такой плохой, просто предыдущего по прошествии времени ты узнаешь лучше. Видишь и положительные и отрицательные его стороны, а про новенького почти ничего не знаешь. Замечаешь лишь что-то плохое, бросающееся в глаза. А он, как и тот, к кому ты уже привык, может оказаться славным парнем. Поэтому, вывод, – он поднял палец вверх, – не надо судить людей по первому впечатлению, особенно, если оно отрицательное! – он расплылся в улыбке и ждал ее реакции.

– Ну, – протянула она, – нобелевку вам за это точно не дадут.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Вам сказать, что я действительно думаю или так, чтоб вас не обидеть?

– О, а тебя что, заботят мои чувства? Я польщен.

– Я думаю, вы придумали это, чтобы оправдать себя. Появись в нашей школе второй Алекс Фриер, мы, конечно, стали бы лучше относиться к вам, и жаловались бы в основном на нового Алекса, ведь «чужая змея кусает больнее»[8]8
  Поговорка этого мира: «Чужая змея кусает больнее, если к укусам своей ты уже привык».


[Закрыть]. Вот только никто страшнее вас к нам в школу так и не пришел!

– Нет, ну ты точно хочешь, что бы я при первой возможности выбросил тебя из машины! – она чувствовала иронию в его словах, но понимала, что лед этот тонкий. Гнев, который завладевал им, приходил внезапно и никто никогда не знал, где эта последняя капля. Но Кристина ничего не могла с собой поделать. Держать язык за зубами было очень тяжело по двум простым причинам: первая – у нее плохой характер, вторая – она женщина.

Повисло неловкое молчание, которое очень хотелось разбавить хоть чем-нибудь. Но ничего не шло на ум ни ей, ни ему. Когда наступает конец света, тишина становится и другом и врагом. В данном случае она тяготила. Тишина почти всегда погружает человека внутрь себя. Хорошему человеку нечего бояться тишины, ничего страшного там внутри он не увидит. Но они оба к таким людям не относились. В голову Алекса, как тараканы, частенько проползали нежелательные мысли, возможно, поэтому он вываливал на нее свои теории и загружал странными вопросами.

Лишь бы не молчать. Лишь бы не смотреть в лицо своей внутренней темноте.

Она чувствовала то же самое, поэтому постаралась скорее нарушить тишину, вцепившись, как в спасательный круг, в первую же пришедшую в голову мысль.

– Алекс, знаете… На самом деле, в этой теории что-то есть.

– Знаешь, когда человек говорит «на самом деле», «если честно» или «по правде говоря», скорее всего он врет.

– Может это и так, но не в этом случае. Мне она действительно нравится. Ведь если верить ей, то и я не так плоха, как кажусь. Я тоже произвожу не лучшее впечатление, но по Вашей теории выходит, что положительные мои качества просто спрятаны где-то внутри… – Кристина грустно улыбнулась и посмотрела на него. Он ничего ей не сказал, но она понимала, рыбак рыбака видит издалека.

– Знаешь, у меня есть еще одна теория. Но ты пока к ней не готова.

– О чем же?

– О любви.

– Пф, как будто я ничего не знаю о любви.

– Конечно, не знаешь! Откуда тебе знать-то? Ты думаешь только про «сюси-пуси», цветочки-конфетки, но нет, это совсем не то. Любовь это когда ты изо дня в день отдаешь лучшее человеку, который этого даже не замечает!

– Это вы о своей жене?

– Бывшей жене…

– Она ничего не замечала?

Он помолчал, но все-таки ответил, тихо и почти виновато.

– Я не замечал.

Опять повисло молчание. Кристина поняла, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы расспрашивать его о жене, хоть и очень хотелось. Она сама понимала, когда-нибудь, Алекс, скорее всего, расскажет все сам. Но не сейчас. Он не был еще готов поделиться, а она еще не была готова услышать.

– Куда мы едем, Алекс? – вдруг спросила Кристина.

Он не стал отвечать сразу. В его взгляде она прочитала все сомнения и тревоги, что всплыли на поверхность, под давлением ее вопроса.

– Да никуда. Мы выжидаем и выживаем.

– И чего мы ждем?

– Пока кто-нибудь не разгребет этот чертов бедлам.

Она приподняла бровь.

– А думаете, кто-нибудь разгребет?

– Кто знает. Может быть, ведутся какие-то работы. Большие умные дяди ищут вакцину или строят убежища. А мы пока ездим, смотрим, слушаем, держим руку на пульсе, а нос по ветру.

– Дадите мне глотнуть? – спросила она, указывая на фляжку.

– Ага, сейчас же! Я малолеток не спаиваю, – голос его сразу стал громче и грубее.

– Я не малолетка! Да и кто сейчас соблюдает законы? Разве кто-то следит за их исполнением?

– Это не повод их нарушать.

– Пьяным ездить тоже нельзя. И людей бить нельзя. А вы делали и то и другое, когда вам хотелось. Да и вы что, правда думаете, что я никогда не пробовала алкоголь?

– Я бывший школьный учитель. Я хорошо знаю на что вы, детишки, способны.

– Пф, я не ребенок.

Алекс расхохотался.

– Ага, а я никогда никому не хамил, и вообще, наследный принц двухсот республик.

– Ой, да бросьте, дайте глотнуть. В новом мире больше нет законов. Посмотрите кругом, – она развела руки в стороны. – Все изменилось.

– Люди не изменились. Как были дерьмом, так и остались.

– Ну, тем более, дайте одному такому глоток вашей смертоносной жижи. Может, я помру и перестану вам докучать.

Он посмотрел на нее изучающе. Кристина поняла, что нужно еще чуть-чуть надавить и все получится.

– Тем более я замерзла. Если я заболею, вам придется со мной нянчиться, вам оно надо?

– Один глоток, – серьезно сказал он. – И то, только потому, что я самый добрый и великодушный человек на планете.

Фляжка скользнула ей в руку и поднялась вверх.

– За самого доброго и великодушного, – ей обожгло горло, и она почувствовала, как по пищеводу спускается огненная змейка. Кристина зашлась в кашле, перед глазами поплыло, но в теле образовались приятная легкость и теплота.

«Жуткое пойло, но согревает получше теплого пледа, – подумала Кристина и глотнула еще, – а может, и получше объятий».

– Какая же несусветная дрянь! Что это? – скривилась она и протягивая фляжку назад.

– Мой любимый волшебный напиток, но тебе о нем лучше не знать, – он выхватил у нее из рук фляжку и спрятал во внутренний карман куртки.

– Алекс, а что бы ты выбрал: глоток этой жижи или обнимашки от фотомодели?

Он улыбнулся.

– Сама-то как думаешь?

Кристина хохотнула, а вслед за этим в голову ей пришла мысль, которую озвучивать она ни за что бы не стала.

«Ты пьешь не потому, что тебя не любят. Тебя не любят, потому что ты пьешь».

Но она не учла того, что иногда это замкнутый круг, который очень сложно прорвать.