Текст книги "Вселенная файа. Трилогия"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 99 (всего у книги 100 страниц)

   Один за другим смолкли таинственные зовущие голоса, оставив его в полной тишине. Потом он пробил навылет зарю, – она оказалась просто слоем разреженного, светящегося тумана. У него вдруг появилось странное ощущение, – он чувствовал, что его скорость безмерно возросла. Мир позади превратился в полосу бледного свечения, разделяющую море мутно тлеющей пустоты. А впереди, из красноватой мглы, выступили очертания грандиозных конструкций. Анмай отстраненно подумал, что наконец пересек всю безмерную Звезду, и теперь приближается к её тайному сердцу – к месту, где находились Ворота Бесконечности.

   Всего мигом позже он увидел их, – там, куда сходились все острые вершины словно отраженных внутрь её шпилей. Правда, с тем же успехом это огромное сооружение, зависшее между колоссальных игл, могло быть просто главным реактором Звезды, но Анмай не верил, что после всего, им перенесенного, его может постигнуть неудача. Впрочем, было бы забавно стать управляющей сутью очередного Сверх-Эвергета... в лучшем случае.

   Ему казалось, что цель совсем близко, но полет оказался неожиданно долгим. Когда геометрическая громадина приблизилась, Анмай понял, что она не имеет отношения к любому типу Эвергета, хотя она была и Воротами Бесконечности, и источником энергии Звезды, – источником, не нуждающимся в массе. Но это было не более невероятно, чем само рождение Звезды Бесконечности, не построенной, а возникшей, – потому, что законы этой Вселенной были запрограммированы на её возникновение. Это было поразительно, и стоило ли обращать внимание на различные ошибки в реализации великого замысла?

   Вспомнив о мириадах потерянных обреченных душ, Анмай решил, что стоит. Затем он вспомнил, что там, Снаружи, – Создатель Мирозданий. На мгновение его охватил давно забытый суеверный страх. Что он ему скажет?

   Потом он успокоился. Он будет единственным, кто сможет рассказать Создателю о судьбе его небывало грандиозного замысла. Вряд ли ему стоит чего-то опасаться... по крайней мере, поначалу. Впрочем, его уже столько раз судили, что последний суд его уже не страшил. А лишившись тела, способного страдать, он уже ничего не боялся... даже зная, что это очень глупо.

   Неведомое доселе чувство собственной ничтожности перед грандиозностью задачи захлестнуло его. Сможет ли он объяснить, – нет, оправдать всё существование мирозданий? Правда, само устройство Ворот гарантировало, что любой, вступивший в Бесконечность, будет знать достаточно, пусть и не всё, – иначе он просто не сможет достичь выхода.

   Все ощущения сомнения и страха внезапно испарились, когда он достиг Ворот, – колоссальной конструкции, не похожей ни на что из того, что встречалось ему прежде... Точнее, его сознание представляло её такой, – он не видел деталей, а создавал их, как это бывает во сне, и то, что изменял он, изменяло его. Впрочем, будь это иначе, он не смог бы понять, что окружает его.

   Он входил в Ворота. Анмай миновал огромный туннель со стенами из небывало сложных машин... второй, третий, четвертый... и достиг конца, – собственно Ворот, суть которых уже сливалась с его изменявшимся сознанием. Казалось, здесь он вновь обрел тело, – он представлял и видел его, но не чувствовал. Он шел по коридору с металлическим полом и стенами, отклоненными наружу. Потолок был слоем сине-золотого, пятнистого, светящегося тумана. А впереди – чернота. Не просто чернота, а чернота напряженная, упругая, ждущая, – вечное, абсолютное Ничто.

   Дойдя до этой, готовой при малейшем прикосновении втянуть его абсолютной тьмы, Анмай остановился. Он знал, что оттуда возврата не будет, хотя отсюда, – по крайней мере, теоретически, – возврат был возможен. Он мог вернуться, – пусть тенью, – к Хьютай и Айэту, в созданный ими райский сад. Но хотел ли он этого? Нет. Всю свою жизнь он шел к этим Воротам, – и вот теперь он видит их, точнее, ту малость из их облика, которую он может воспринять. Осталось сделать лишь один, последний шаг...

   Тут у него появилось иное, очень неприятное чувство, – подозрение, что настоящий мир огромен, непознаваем и страшен, а он живет в хрупком пузыре своих иллюзий, – пузыре, который сейчас должен разбиться, принеся кошмарное пробуждение смерти. Это чувство долго преследовало его в детстве, потом в юности, после подвалов Цитадели, и вот оно вернулось, – вернулось с небывалой силой.

   – Ну что, пойдем? – беззвучно спросил он.

   На миг его сознание раздвоилось. Он увидел рядом высокого смуглого юношу, на его глазах погибшего в Море Боли, – свою истинную недосягаемую суть, свою мечту о самом себе. Казалось, она покинула его, но теперь он знал, что они уже никогда не расстанутся, – две части одной души, наконец, ставшие целым.

   – Ну что, пойдем? – вновь спросил юноша.

   Анмай улыбнулся и кивнул. Он шагнул вперед, и осторожно протянул руку к стене тьмы. Она тут же втянула его, но он не умер. С ним произошло нечто более странное.

   Он проснулся.

Глава 18.

(последняя)

Один в Бесконечности

   Не смертно то, что в Вечности пребудет:

   Со смертью Времени и Смерть сама умрет.

   Абдул-аль-Хазред, «Некрономикон».

   Он проснулся. Очень странное ощущение. Он проснулся, и теперь изо всех сил старался вспомнить странный и неправдоподобный сон, – всю свою жизнь. Он очень старался, зная, что если не сможет, – то потеряет себя, и останется безмысленным навеки. Он очень испугался, но, когда страх ушел, пришло любопытство.

   Где я?

   Спустя мгновение он знал. В Бесконечности, в Не-Реальности, в не загороженной ничем свободной бездне. Ещё никогда он не испытывал такой полной, абсолютной свободы. И он был свободен также внутри себя, – он мог направлять свой внутренний взор на любую часть своей сути.

   С точки зрения его родного мироздания он не существовал, – у него не было массы, энергии, никаких физически измеримых параметров. Ничего. А Сверх-Вселенная точно так же не существовала для него, – он не мог не только вернуться в неё, но даже и почувствовать, – их взаимное небытие было абсолютным. Он помнил, что она вокруг, совсем рядом, потому что он ещё не двигался, – но не больше.

   На секунду он ощутил страх, потом успокоился. Он знал, знал совершенно точно, что впереди у него, – вечность, ничем не ограниченное время, такое же бесконечное, как окружающая его бездна. Он ощутил полное, беспредельное счастье, – он стал по-настоящему бессмертным.

   А всё же, я обставил всех, – подумал он. – Философа, Уэрку, Ами... даже Айэта. Даже... даже Хьютай. Они все мертвы, – они не существуют, они не существовали никогда, они все, – все до единого существа в мирозданиях, – ошибались. Я один пошел верным путем. Я один!

   Тут же он устыдился своих мыслей, – ведь рядом Создатель Мирозданий... Почему же он молчит?

   Анмай обратил свои чувства вовне, – и через миг знал ответ. Да, Создатель был здесь, он создал этот мир, и он ждал – ждал очень долго – но никто не пришел. А потом...

   Он попробовал было его отыскать, но тут же понял, что это бесполезно, – как можно найти что-то в Бесконечности? В Бесконечности, где лишь память может указать, где был его мир? Но сдвинься он хоть на один шаг, – и он потеряет последнюю связь с ним.

   Тяжелое разочарование мгновенно затопило его. Он понял, что никогда не узнает, кем был его Создатель. По крайней мере, он не родился в Бесконечности: как и Анмай, он вышел из сотворенного мира. Но вот каким был тот, другой мир?

   И самый главный вопрос, – с чего всё началось? – отныне навеки останется тайной. А он сам обречен на вечное одиночество. Но на вечное ли? Не сможет ли и он... творить миры?

   Анмай исследовал себя, и получил утешение – да, может. Более того, это не потребует усилий, – ведь он создавал нечто не существующее для себя, мечту, тень. Он мог создать любое количество миров, поскольку ничем не отличался от Создателя, – их сущности были схожи, как схожи два электрона, их определяла сама физика этого странного места. А вот их сознания... сознания были различны.

   Теперь его затопила бурная радость, – он мог создавать несчетные Вселенные, он мог искупить всё, подарив бытие несчетно большему количеству разумов, чем все, погубленные им. Потом он успокоился. Творение и мечты о творении слишком различались, – как мысль о смерти и она сама.

   Жаль, что Философ и остальные не узнают, что они неправы, – с грустью подумал Анмай. - Очень многие считали, что Создатель, если он и существует, равнодушен к ним. Могли ли они представить, что дело много хуже, – Создатели и Вселенные существуют в реальности, но не существуют друг для друга? Что мы творим, – но что мы лишены даже возможности увидеть, что же у нас получилось? Что мы одиноки, как никто другой? Да, я могу в один миг пересечь всю Сверх-Вселенную, – но лишь потому, что я для неё не существую, что я для неё, – тень, призрак, ничто. И она для меня – тоже!

   Анмай ощутил взрыв ярости на бессмысленность Бесконечности: Создатели и Вселенные, – две стороны не одной Реальности, а одного Небытия. Создатель порождает несчетные Вселенные, и из каждой могут выйти несчетные Создатели – но это ровным счетом ничего не меняет здесь, в Истинном Мире. Зачем всё это, если они не могут даже увидеть друг друга, даже почувствовать свои творения?..

   А ведь здесь никого нет. Значит, Создатель был вообще один-единственный, и Вэру просто сказочно повезло, – он стал вторым... когда первый давно разочаровался в своем опыте, и не хочет повторять его...

   Невесть отчего он был убежден, что так оно и есть. Но где же Создатель? Даже самые отчаянные призывы, бросаемые Вэру в пустоту, не приносили ответа. Может, Создателя уже просто нет? А вот это исключено.

   Анмай знал, что даже при всем желании не сможет умереть, – он мог впадать в грусть, в тоску, но не больше. Он по-прежнему мог испытывать эмоции, – это было приятно, но ничем не могло ему помочь. Да, ещё он мог погружаться в подобие сна, – не теряя, однако, ясности сознания, – и огромные куски времени проваливались бы в небытие, пролетая мгновенно. Это тоже было приятно. Но что ещё он мог изменять в окружающем его мире?

   Он просто не знал. Об этом надо было подумать. Если бы Создатель оказался здесь, он мог бы ему всё объяснить... но его нет.

   Анмай попробовал сам ощутить сущность Бесконечности. Здесь, определенно, было пространство и время, – он понял их сущность, и сущность пространства и времени своего мироздания, но не мог соотнести их, а без этого его знания теряли всякую ценность. Он попробовал понять свою физическую сущность, – и не смог. Он чувствовал малейшие части своего тела-разума, но вот его физические составляющие – нет. Их просто не было. Это привело его в бешенство, но он ничего не мог сделать.

   Нужно стать богом, чтобы понять, что никаких богов нет, – мрачно подумал он. – Есть существа более или менее могущественные и долговечные, но всегда одинаково несчастные. Кто бы мог подумать, что у Бога нет души?

   Ощущение, что все возможные знания уже есть в его памяти, но он просто не может их вспомнить, вызывало новый взрыв бешенства, – ещё более яростный от полной безысходности.

   Успокойся, – наконец сказал он себе. Или, быть может, одна сторона его сознания другой? Но сойти с ума ему теперь было не легче, чем умереть, – не легче, чем для электрона – распасться на части. – Успокойся. Если бы здесь был ещё кто-то, мы бы смогли сравнить свои наблюдения, и затем соотнести обе стороны, – Реальность и Бесконечность.

   Впрочем, о Реальности он, пожалуй, знал уже достаточно. А вот о Не-Реальности, о Бесконечности...

   Анмай сосредоточился на окружающем, разобравшись, наконец, толком в своих ощущениях. Лишь сейчас он понял, что просто боялся в них углубляться, – Бесконечность была слишком чуждой. Темнота, но темнота не абсолютная, пронизанная слабыми радужными разводами, тенями, – они вспыхивали, медленно плыли и угасали. Это походило на те тени, что плавали в закрытых глазах, но не слишком, – Анмай чувствовал всю глубину окружавшей его бесконечности. Насчет остальных своих чувств он не был уверен, – словно он, свернувшись нагишом под теплым одеялом, совсем как в детстве, в слабом свете прижатого к груди фонарика осторожно выглядывает в бесконечный мрак, – этот вспомнившийся образ показался ему неожиданно точным. Прислушавшись, он смог уловить нечто вроде звуков, – стоны, вздохи, пощелкивание, – они доносились из бесконечности, их порождала сама пустота. Анмай понял, что это – Возможности, виртуальные квантовые флуктуации вакуума, и попытался рассмотреть их получше.

   Стоило ему сосредоточить внимание на этих слабых, едва заметных тенях, они устремились ему навстречу, одновременно разгораясь, – пока он вдруг не оказался в ослепительно яростной, невообразимо сложной, бешено кипящей массе. Анмай несколько отстранился, и неистовый свет померк, а кипение стало замедленным, словно бы сонным. Он понял, что видит исходную структуру пространства, – структуру, в которой само оно кипит, сворачивается черными дырами, торами, нитями, и в этом аду, – бесконечное множество виртуальных частиц, чудовищная, беспредельная энергия, целая бесконечность её, лишенная лишь возможности воплотиться иначе, как с его помощью, и в нереальном, обреченном на неизбежное исчезновение призраке-мире...

   Его восхитила эта способность лениво рассматривать явления, которые в его Вселенной считались квантами времени. Вдобавок, несколько раз повторив приближение – уже не так быстро – он смог, наконец, соотнести свои размеры с размерами флуктуаций, чей масштаб он знал.

   К его удивлению, изменившись, он не стал больше прежнего роста, – он был бесформенным облаком, диаметром всего в метр, или в два. Невесть отчего, это его успокоило. Вновь сосредоточившись на кипящем хаосе, он смог отчасти понять свою суть, – нечто вроде сети, тени, не существующей в каждом отдельном месте, но мыслящей в целом. Но и этого ему показалось мало. Он вновь сосредоточился на сияющем хаосе, пытаясь разглядеть то, что лежало глубже, под ним. Ему показалось, что он видит, – и он почувствовал, как шерсть поднимается вдоль хребта, – воображаемая, чисто рефлекторная реакция.

   .......................................................................................

   Мир совсем не такой, каким он представляется его обитателям. Давно велись поиски последней, неделимой, наимельчайшей сущности. Но лишь Анмай Вэру смог заглянуть вглубь, – и не увидел конца. Это воистину была Бесконечность – лестница структур уходила до бесконечности вверх и до бесконечности вниз, словно он смотрел в бесконечный зеркальный коридор самоподобного, становящегося всё более чуждым, – бесконечно чуждым, – хаоса. Его сущность начала отражаться в нем, умножатся, и её части стали вгрызаться в него, пожирая его, – его мысли, – заживо. Это оказалось не больно, но столь мерзко, что Вэру вывернулся бы наизнанку, обладай он телом. А так всё было гораздо мучительней. Даже вырвавшись из вязкой зеркальной пелены, он ещё немалое время вздрагивал. Что ж, умереть он действительно не мог, но мог попасть в такие ситуации, когда ему пришлось бы об этом пожалеть...

   И он понял, что есть бездны, которые навсегда останутся закрытыми, – даже от него.

   ......................................................................................

   Вернувшись к нормальному восприятию, Анмай несколько секунд размышлял. Его одолевало любопытство, нестерпимо хотелось ринуться вперед, узнать, так ли велика эта Бесконечность. Его удерживала лишь бессознательная тоска по дому. Теперь он знал, что время здесь идет быстрее, чем в Реальности, где его ход замедлялся разбеганием или чудовищной гравитацией. Там прошло всего несколько секунд. Ничего, что представилось ему, ещё не произошло. Айэт и Хьютай ещё смотрят ему вслед там, в своем последнем доме, в своем мире-сне...

   Но и они для него, – всего лишь воспоминание, похожее на сон, – он уже не был уверен в их реальности. Ему казалось, что он сам придумал их всего несколько секунд назад, – слишком уж неестественным казался отсюда их мир...

   И при всем желании Анмай не мог к ним вернуться. Друг для друга они уже не существовали, они умерли, и тоска не могла одолеть любопытства.

   Легко, не задумываясь над тем, как это у него получается, он двинулся вперед. Он почувствовал движение, и ощущение скорости было восхитительным. Движение ощущалось, но не требовало никаких усилий. Он помчался, всё быстрее и быстрее.

   ......................................................................................

   Ощущение полной свободы, возможности двигаться куда угодно, и делать что угодно было удивительным. Теперь у него не было ни массы, ни инерции, – ничего, что мешало бы движению. К своему удивлению, он точно чувствовал свою скорость и даже – никаких ориентиров здесь не было, но он чувствовал, – не силу, не течение, – просто направление, присущее самой структуре пустоты. Не кристаллическая решетка, пронизывающая её, а как бы протянутая сквозь бездну нить... точнее, бессчетное множество нитей, натянутых в одном направлении, – справа налево.

   Он чувствовал это, но уже отчаялся понять, – почему. Анмай усмехнулся, – до каких пор он будет задавать себе этот, самый бесполезный во всей Бесконечности вопрос, – для чего всё? Пожалуй, лучше подумать о более приятных вещах, – например, о предельной скорости, которую он может развить.

   Такого понятия, как световой барьер в Бесконечности просто не существовало, – здесь никогда не было ни единого кванта света, вообще ничего, что подчинялось бы физическим законам. Осознав это, Анмай рванулся вперед со скоростью не-перехода, – безмерно огромной, но, всё же, не бесконечной.

   Он мчался так секунду, вторую, третью... потом остановился в испуге. Его скорость, – скорость вакуумных возмущений, – была настоящим пределом скорости, непреодолимым барьером, заменившим в Бесконечности световой барьер. Она была невообразимо больше, – разница, как прикинул Вэру, выражалась цифрой с восемью десятками нулей. С такой скоростью он мог в единый миг пересечь всю Сверх-Вселенную, всю её безмерную огромность, – а сейчас он пересек невообразимо большее расстояние. И – ничего не изменилось, словно он вообще не двигался с места...

   Тут он услышал диковинный новый звук, раздавшийся внезапно. Вначале он походил на стон, – таинственный, бесформенный, неопределенный. Стон постепенно превратился в визг, а потом, дрожа и затихая, сопровождаемый чуть слышным эхом, исчез, оставив бессмертного Анмая в болезненном оцепенении. Откуда пришел этот стон?

   Прислушиваясь, он больше не слышал ничего. Быть может, это был голос обитателя бездны, неизвестного и Создателю? А может быть, голос самого Создателя, в жизни которого случилось нечто необычное? Или доселе безголосное существо познало боль столь мучительную, что у него прорезался голос?

   Анмай испугался, – бессмысленный, рефлекторный испуг существа, чья сущность не подвержена смерти. В самом деле, откуда он взял, что в Бесконечности, – в Бесконечности, в которой возможно всё, – он совершенно один?

   Затем страх сменился любопытством, – любое общество для него было лучше одиночества, а он уже совсем неплохо ориентировался здесь. Достаточно одного выделенного направления, – а вывести остальные совсем нетрудно... Он мгновенно и точно определил точку, из которой пришел звук... но не мог определить расстояния.

   Анмай помчался в нужном направлении, потом вышел на максимальную скорость. Через мгновение он остановился. Ничего. Может, он проскочил мимо, а может...

   Он застыл в растерянности. Очень многое изменилось, но по сравнению с окружающим миром он – такая же крошка, как и раньше. И, как и раньше, он ничего не мог изменить в окружающем мире... точнее говоря, ещё не знал, как это сделать. Но он, по крайней мере, мог двигаться...

   Анмай замер, охваченный щекочущим предвкушением опасности, – оно возникло сразу после пришедшей ему на ум идеи. Он сориентировался точно в направлении пронизывающего пустоту... напряжения? наклона? – не то, чтобы это имело какое-то значение, просто так было проще.

   Он медлил, всё ещё не решаясь сдвинуться с места, – словно здесь у него был дом, в который он боялся не вернуться. Но, пусть окружающий мир был бесконечно странным, он в наибольшей степени подходил к его внутреннему миру, – Анмай понял это лишь сейчас. Ну и что с того? Всю жизнь он мечтал попасть сюда, – чтобы понять, что столь же далек от своей цели, как и раньше. Он знал, что она в принципе недостижима, но всё же...

   Он отбросил эти мысли и рванулся. Было трудно привыкнуть к тому, что здесь нет ускорения, и ему нужно лишь представить свою скорость. Ещё одно усилие, – и он мчался с предельной даже для этого нереального мира быстротой. Его сознание странно изменилось, как бы погрузившись в сон, но не до конца. Анмай отстраненно подумал, что он, его сознание теперь – скорее процесс, чем тело. Было трудно поверить, что энергии, кроме потенциальной, в Бесконечности нет... Впрочем, вообще трудно понять, как он мог существовать в Не-Реальности. Но он существовал – в одном этом Анмай был совершенно уверен.

   Теперь он казался себе крохотным солнцем, мчащимся в темноте, – оно оставляло струйчатый, искристый светящийся след, рассыпавшийся сразу за ним...

   Прошла минута, другая... Было страшно представить, какое расстояние он оставил за собой по масштабам того, реального мира, – но здесь, в Бесконечности, масштабов просто не существовало. Однако даже для этого нереального мира его скорость была чудовищно велика, – он понял это, когда мир вокруг начал изменяться.

   Анмай понимал, что Бесконечность бесконечно разнообразна, но вот столкнуться с этим самому... Увидеть, как пустота изгибается, движется переливчатыми струйчатыми течениями, которые на нормальной скорости он никогда не смог бы заметить, – течениями, отзывавшимися в его сознании вспышками странных мыслей...

   Лишь сейчас Путешествие Вверх началось по-настоящему. Теперь Анмай мог, – и готов был, – лететь не останавливаясь целую вечность, чтобы достигнуть... чего? Он и сам не знал. Может, для него главным была не цель, а само путешествие? Само стремление достичь окончательного, последнего предела? Может быть. Но его неотступно преследовала мысль о Лестнице Рэтиа, – в ней, помимо прочего, было учение о том, что мир бесконечен, причем во всех направлениях, – в пространстве, во времени, в глубине своих основ... и в обратную сторону, – тоже. Всё сущее составляло Бесконечную Лестницу разных, но самоподобных структур. Там говорилось и о том, что на ней есть барьер понимания, – микро и мегаструктуры по мере удаления от привычных масштабов становились всё более чуждыми, пока не ускользали из возможностей разумного осознания, а потом и восприятия.

   Сейчас Анмай понял, что это – правда. Никто не сможет понять всю Бесконечность. Тем более, никто не сможет создать её. А если бы было иначе? Такой ограниченный мир был бы невыносим... не говоря уж о том, что его неизбежно уничтожила бы неумолимая энтропия. Лишь Бесконечность может существовать бесконечно...

   Анмай отбросил эти философские размышления, ибо пустота вокруг него расцвела. Виртуальные квантовые флуктуации, – единственная доступная ему теперь реальность, – здесь стали сильнее, пространство словно рвала невообразимо яростная буря энергии, обреченной вечно оставаться взаперти. Впрочем, он чувствовал, что уже может дать ей свободу, – но чем бы всё кончилось? Даже его силы хватит лишь на то, чтобы пробить мгновенно затянувшуюся дыру между миром Возможностей и миром Реальности, дать бытие ещё одной Сверх-Вселенной. Но здесь, в Бесконечности, не изменится ровным счетом ничего, и виртуальный океан будет всё так же бешено кипеть, не замечая исчезновения ничтожной, ушедшей в Реальность частицы...

   Анмай не отказался бы от такой возможности, но просто мчаться вперед, – по крайней мере, пока, – для него было гораздо интереснее. К тому же, он продолжал познавать себя. Способность выводить из самых основ мира последствия их изменений необычайно его поразила, – в самом деле, можно ли, имея набор атомов, предсказать все формы и тела, в которые все эти атомы могут сложиться? Ведь это не набор деталей для конструктора, тут всё невообразимо сложней... Но он это мог.

   ......................................................................................

   Он уже начал привыкать к безостановочному стремительному движению. К нему начал подбираться призрак самой грозной из всех опасностей в этом мире – скуки. Делать на лету было абсолютно нечего. Единственным спасением стала его память. Анмай просмотрел всю свою жизнь, – с начала, день за днем. Теперь она казалась ему неестественно короткой, – как оказалось, он помнил далеко не всё. Целые дни, а то и месяцы бесследно исчезли из его памяти, и он никакими силами не мог их восстановить. Едва сотую часть своей жизни он мог вспомнить достаточно подробно, чтобы вновь пережить её, – день за днем, странной двойной жизнью: один Анмай жил, не подозревая о будущем, а второй, дошедший до конца, напряженно всматривался в проносившуюся мимо пустоту. Он обнаружил, что может очень точно помнить и отсчитывать время от своего появления здесь, – его прошло не так и много, но здесь оно тянулось мучительно медленно, хотя на самом деле время здесь шло быстрее, чем где-либо в реальном мире.

   Так продолжалось Путешествие Вверх.

   ......................................................................................

   Порой его преследовала потребность во сне, – не физическая, а чисто психологическое желание хоть ненадолго забыться, оставить эту чуждую действительность за порогом восприятия. Но заснуть – по-настоящему, хоть на миг прервать поток своего сознания и видеть сны он просто не мог. Это начинало его мучить, ибо порой возвращались и иные, столь же неосуществимые желания. Больше же всего его терзало не одиночество, а страх, – страх перед тем, что однажды вокруг него не окажется мира, который он мог бы воспринимать, и он останется наедине с собой, – это был бы безысходный и невыразимый кошмар. Хуже всего было то, что он знал о реальности подобного, ибо постепенно приближался к последнему пределу, где даже мир Не-Реальности растворялся и исчезал.

   ......................................................................................

   Переход Не-Реальности в Ничто был более чем постепенным, – никакой резкой границы, никакой стены, барьера, – ничего. Наконец, вокруг него не осталось ничего, доступного восприятию, он потерял даже свою путеводную нить, и остался лишь один способ не сбиться с пути, – просто двигаться вперед, ни на мгновение не останавливаясь и не меняя курса. Остановись Анмай хоть на миг, – и он непоправимо потерял бы и своё направление, и себя.

   Прежде, чем вступить в эти области, он долго думал, – не навечно ли он это делает? Но остановиться, повернуть назад он не мог, – это значило отказаться от себя. Возможно, это было глупой мальчишеской гордостью, возможно, ещё более глупым страхом перед скукой, возможно, просто надеждой. Но он не пожалел об этом, – ни на миг. Не пожалел даже, когда все его ощущения угасли, оставив его в темноте, все, кроме одного, – ощущения скорости. Оно одно было безошибочным.

   Анмай не знал, что лишиться всех чувств будет настолько мучительно. Он страдал так сильно и так долго, как никогда не страдал в Реальности. К счастью, ему не нужно было заботиться о сохранении рассудка, – иначе он бы, пожалуй, не справился. А так ему оставалось лишь сражаться со своими мыслями, всё настойчивей требующими от него того, чего он не мог им дать.

   Он пытался искать спасения в воспоминаниях, но они ещё больше усиливали его боль, его тоску, столь сильную, что она терзала его сильнее любой боли. Лучше всего тут было вовсе не думать, но даже этого он был теперь лишен. Невообразимо одинокий, безнадежно затерянный, страдающий, он всё же продолжал неизменно мчаться вперед, уже бросив подсчитывать пройденное им расстояние, – здесь это не имело никакого смысла.

   Так прошло время. Прошло очень много времени. Однажды Анмай вдруг понял, что Хьютай мертва – окончательно, безнадежно мертва. Время её жизни, и время жизни Айэта подошло к концу. Нет, он не почувствовал это, – просто он помнил, и знал. Всё это время здесь – знал.

   Потом, когда время ожидания её смерти стало казаться ему ничтожным, он понял, что его мир, его мироздание тоже исчезло, словно не существовало никогда. От всего невообразимого его многообразия остался только он. Но перенести это было уже гораздо легче.

   ......................................................................................

   Постепенно вся прежняя жизнь, сами его первые приключения в Бесконечности стали казаться ему нереальными. Даже последнее его ощущение, – ощущение скорости, – постепенно смазывалось, и вскоре Вэру начало казаться, что он всегда, вечно висел в этой безмолвной пустоте, придумывая себе чужую, невероятную жизнь, какое-то Путешествие Вверх...

   Тот, прежний Анмай, живший в Реальности, казался ему теперь абсолютно чужим, словно прочитанная от скуки история о совершенно непонятном и неприятном существе. Она стала всего лишь одной из множества мыслей, обитающих в его сознании, – он чувствовал, что оно постепенно растет, и что его рост никогда не остановится. Порой его одолевало желание превратить Путешествие Вверх в Путешествие Вниз, в глубь структур пустоты, столь удачно его выручавших.

   Это было гораздо труднее и опаснее, но это оставалось единственным, что он мог изменить в избранном им пути. Останавливало его лишь воспоминание о том, что он всегда хотел достичь верхнего конца Бесконечной Лестницы, а не спускаться по ней. Он и сам не знал, что надеется там найти. В самом деле, не Создателя же, который ответит на все его вопросы?

   Анмай уже давно разучился верить в это. Он чувствовал, что навечно, – на всю невообразимую бездну протянувшихся в будущее лет, – он будет один. Совершенно один. Ничего страшнее для себя он не мог представить, но изменить своё прошлое он не мог. А если бы и мог, – не захотел бы. Всё чаще ему вспоминался тот отрывок из "Темной сущности", который он так любил цитировать Хьютай: «И поскольку никакая кара не сможет отразить всю безмерность его преступления, он будет падать в бездну – вечно».

   Теперь он понял, что это относилось к нему, и что это – правда. Но он также знал, что у всего должен быть конец. Даже у Бесконечности. Пусть это была скорее надежда, чем знание, – она всё же поддерживала его. Надежда, – последнеее, что оставалось ему, ибо даже собственные воспоминания ему надоели. Он мог просто пропускать огромные куски времени, – но только не во время движения. Ему оставалось лишь жалеть об этом, и радоваться тому, что даже столь неприятные ощущения, как скука и тоска, слабеют со временем. Раньше он не мог поверить, что привыкнуть можно ко всему, даже к адским мукам, а теперь понял, что и это – правда. Любые ощущения притупляются в пустоте, оставляя лишь безразличие...