Текст книги "Вселенная файа. Трилогия"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 100 страниц)

   – После войны уже ничего не будет. Но ты действительно веришь ему? Ведь ты же материалист!

   – Я не хуже тебя знаю, что принцип неопределенности делает будущее непредсказуемым. Но ведь теории не могут объяснить всё! Вспомни хотя бы о притяжении смерти, – этого не предсказывала ни одна теория!

   – Это... но я не знаю! Ни одна религия тоже не...

   Анмай поднял руку, призывая к молчанию.

   – Мы опять слишком отвлеклись. Ты знаешь, каким был ритуал, который заставил Огро Варатаса увидеть будущее? Нет? В новых копиях явно пропущены важные детали... Здесь, в этой шахте, был главный реактор Цитадели Хаоса. Всё, что от него осталось, лежит вон там, внизу. Но еще ниже находится первичный источник. Если верить "Темной Сущности", этот реактор мог совмещать или перемещать огромные объемы пространства. Но фактически, он был устройством... наведения, что ли. А первичный источник создавал... нестабильность. Брешь в ткани Реальности. Она, отчасти, существует ещё и сейчас. Если войти в неё, можно увидеть другие Реальности – те, что были, будут или могут быть. Это несложно. Главное – выйти из деформационного поля. Это удавалось одному человеку из сотни. Но они уже ничего не могли рассказать. Варатасу повезло больше, чем всем остальным – он лишился речи, но смог записать свои откровения. Вернее, нацарапать, потому что его пальцы уже не могли держать перо. Говорят, те, кто его видел, сходили с ума. Знаешь, чтобы не тянуть... я тоже был там, – Анмай показал вниз, в мертвое, безжизненное свечение.

   – Ты? Но зачем?

   – Я хотел увидеть будущее, – тихо сказал Вэру.

   – Будущее? Но никто не смог бы заставить тебя... – Окрус замолчал, взглянув в бездонные глаза файа.

   Анмай с любопытством смотрел на него. Его зрачки расширились в полумраке, и теперь серые диковатые глаза файа казались совсем обычными. Лишь на самом их дне притаилось воспоминание о пережитом когда-то. Они на секунду прикрылись, потом вновь блеснули из-под ресниц...

   – Любопытство – это страшная вещь, в самом деле, страшная! Наши ученые клянутся ради познания истины не жалеть ничего, – ни тела, ни души. И я тоже клялся! Сколько я себя помню, стремление узнать, понять как можно больше, было у меня основным. Я не знаю, почему это так – при той скотской жизни, которая была в приюте, это действительно странно. Я хотел узнать, как устроен наш мир, влез в физику так глубоко, как только позволили мои способности. Но она не могла ответить на мои вопросы, – ещё нет. Ждать решения всех проблем было... глупо. Мне было восемнадцать лет. Я был очень нетерпелив... и ещё никого не любил. Когда я прочел "Откровения" Огро, я понял, что должен... я долго колебался, но любопытство оказалось сильнее, и я решился. В "Откровениях" было описание ритуала... неточное. Но я нашел старинные "Тайные видения" Иррикса, полную версию – там были указаны точки... входа. Оставалось лишь попасть к ядру, а для меня это было нетрудно. К нему ведет много заброшенных туннелей, а в тот, который был мне нужен, уже много лет никто не заходил. Я пробрался туда, закрыл дверь, разделся... там было холодно. И страшно, – я знал, что почти все из входивших в ядро, исчезали... но всё же я решился. Иррикс указал восемнадцать признаков, нужных для благоприятного исхода – ум, ясное сознание, бесстрашие, умение хорошо плавать, сила, банальная ловкость, наконец... короче, у меня были все. И я был уверен...

   До сих пор я не знаю, как у меня хватило глупости войти туда, – на самом деле шансов не было почти никаких, – но я просто решил, что раз мне повезло с минами, то повезет и здесь. Вообще-то, меня просто трясло от ужаса, – но тогда моя жизнь не была нужна никому, кроме меня, и, может быть, только поэтому... Я смотрел словно со стороны... и дико, до безумия, ненавидел собственную трусость. В конце концов, я понял, что если отступлюсь, то буду презирать себя до конца дней. Всё остальное уже не имело значения. И я вошел.

   Это всё, собственно. Перед тем, как пойти, я оставил записку в своей комнате, – просто чтобы отец не гадал, что же со мной сталось, если... Меня нашли часов через пятнадцать, – с разбитым в кровь лицом, в синяках, полуживого от холода. Странно, что я вообще не замерз...

   Анмай говорил тихо, словно во сне.

   – Очнулся я уже в больнице, – по-прежнему, в чем мать родила, но в нормальной постели и с трубками, которые входили мне чуть ли не во все отверстия на теле. Все мускулы у меня были как ватные, голова дико кружилась, я с трудом соображал, кто я и где. Надо мной стояли физики, которым было интересно, почему я ещё жив. Позже один из них сказал, что в деформационном поле невозможно выжить, и меня выкинуло случайной флуктуацией, – вступив в ядро, я должен был пропасть. Я бы и пропал – от стыда, если бы мог! А вот врачам было очень интересно, зачем я это сделал. Сказать им правду я не мог. Тогда они посадили меня под замок и пригласили психиатров – ох, как я злился! Сказал им, что пока жив, не дам к себе прикоснуться никому. Но они тоже читали "Откровения" Варатаса. Они знали также мои увлечения и быстро добрались до истины. Вся эта история с самого её начала и до самого её конца была результатом моей глупости. Но ко мне стали относиться иначе. С уважением?.. Не знаю. Всё же это был уникальный случай. Никто прежде не выходил из ядра таким, каким вошел. И очень немногие смогли вообще из него выйти...

   – И ты так ничего и не видел?

   Анмай усмехнулся.

   – Видел, разумеется. Я много что там видел...

   – Но что? Что ты видел?

   – Когда я вошел в ядро... ну, как это объяснить? Я двигался вверх, двигался вниз, рос, уменьшался – всё это было второстепенно, потому что главное – это, прежде всего, свободное падение из пространства в пространство, из момента в новый, более расширенный момент, скольжение в будущее, восторг и страх – растворение в тишине, в безграничности, растворение в самом отсутствии времени, стремительное и невесомое погружение в бездонную глубину Реальности – от сновидения к сновидению. Я, увы, сам не понимал очень многого, но главное... главное я всё-таки запомнил.

   Я видел гибель нашего мира – он взорвется, разлетевшись на множество частей. Я видел тьму, полную звезд, гигантские корабли, летящие от звезды к звезде... я видел их так точно, что, пожалуй, смог бы построить, – если бы умел! И я видел себя на таком корабле! И я видел Вселенную, да. Миры – мертвые, лишенные жизни, – ты не сможешь представить, сколько их! Или полные такой жизни, что лучше они были бы мертвыми... Жизнь очень редко приводит к возникновению разума. Чаще всего она идет дальше... Я видел, чем становится жизнь, существующая двенадцать миллиардов лет. Я видел планеты, где чудовищная жизнь таится под ледяной броней толщиной в сотни миль, в не знающем света океане, видел гигантские планеты, состоящие, в основном, из воды, – в них сплошь кипит жизнь, питаясь внутренним теплом такого мира. Я не могу описать, на что похож такой океан – особенно, если он втрое старше, чем наши моря! Живые существа во Вселенной столь многообразны... некоторые из них намного превосходят нас своим разумом, – но вовсе не обладают сознанием... в нашем смысле. А те, кого мы считаем разумными существами... но тут я не понимал почти ничего. Я видел населенные планеты... неописуемо прекрасные – и одновременно полные невыразимого зла.

   Ты думаешь, что есть только обитаемые миры и мертвые миры? Но есть еще и третьи, не-планеты. Иногда они обитаемы, но не похожи ни на что, – несомненно, это искусственные конструкции, но таких размеров... по сравнению с ними планеты кажутся крошками, они вращаются внутри них, во имя вечной славы их создателей. Не-планеты трудно описать... их форма не похожа на всё, что мне известно... но я видел их изнутри. И они похожи... на те конструкции, что стоят у берега Пустынного Моря!

   Анмай яростно встряхнул волосами.

   – Их создал вовсе не Межрасовый Альянс, они неизмеримо старше. Там есть сооружения, внешне мертвые, но способные чувствовать и восстанавливать себя. Их поставили здесь как воспоминание... или как предупреждение? Во Вселенной нет жалости, – и в её обитателях тоже! Я видел войны, чудовищные взрывы... и шел все дальше, навстречу своему страху, – всё дальше во тьму... без конца. Почти всё, что я видел там, было мне непонятно, но я уверен, – я не видел конца, не видел своей смерти! Я заглядывал очень далеко и не видел... Это должно было меня обрадовать, но я ощутил только страх... идти всё дальше во тьму... без конца... чтобы достичь... чего?

   Анмай вновь яростно встряхнул волосами, отбрасывая их назад, с глаз и лба.

   – А сейчас я снова начал видеть это – и то, чего не видел раньше! Я пробую всё это записать и привести в порядок, но времени нет! Это очень интересно... и страшно. Мне кажется, что когда-нибудь весь мир, все звезды, всё, изменится необратимо, чтобы стать... чужим и непознаваемым. И я боюсь этого.

   Он замолчал. В подземелье повисла тишина.

   – Ты рассказывал кому-нибудь... это?

   – Нет. Кроме Хьютай – никому. Я даже не знаю, что из увиденного мной было... настоящим, а что мне просто привиделось, что я придумал. Иногда так плохо иметь богатое воображение! Ну, им тоже хотелось знать, что я увидел, но я не мог им сказать. Просто... не мог. Это было... словно отдать смысл себя, свою мечту, свою тайную суть... не могу объяснить лучше. Они настаивали, даже вновь посадили меня под замок. Я сказал, что убегу и убью любого, кто встанет у меня на пути. Они знали, что это правда. Я знал, что не скажу им больше, чем хотел. Да и что они могли со мной сделать? После этого? Но потом – когда меня отпустили, – я смог объяснить многие из межзвездных посланий, которые иначе остались бы непонятными. Вот с тех пор ко мне и стали относиться иначе, – словно я один знаю, что надо делать. А ещё потом на основе этих сообщений удалось создать гамма-лазер. Тогда Армфер Тару и решил сделать меня Единым Правителем, – он думал, что у него есть ещё лет десять жизни... Теперь эти лазеры спасли нас всех. Забавно вышло, правда? Ладно, всё. Время выходит. А у меня есть и своя работа, помимо порученной. Я стараюсь узнать, что может сделать Эвергет – без приставки "про". Это очень сложно, теория ещё очень неполна, а вычисления очень трудоемки, даже несмотря на компьютеры.

   – Но зачем это нужно? Какое это имеет отношение...

   – Когда война закончится, начнется разработка Эвергета. Все файа должны знать, за что они сражаются!

   Философ опустил голову.

   – Армфер Тару не ошибся в выборе. Но ты совершенно не жалеешь – ни себя, ни других!

   – А зачем? Если бы я жалел себя, то давно был бы мертв – ещё там, в пустыне. Жалеть других... иногда слишком трудно, да и что это меняет? Знаешь, что я больше всего ненавижу? Для Вселенной нет ни добра, ни зла, ни жизни, ни смерти, – ей это всё безразлично. Может быть, это звучит странно, но я хочу это изменить.

   – Нельзя изменить Вселенную. Это невозможно.

   – А ты знаешь, что лептокварки, – те, что создают законы природы, – они повсюду? Все их разновидности ждут воплощения в виртуальном море, появляясь на миг и исчезая – напоминая нам о том, что все законы мироздания – лишь случайность, что всё может быть совсем другим! И, узнав достаточно много, мы сами сможем... Я думаю, с помощью Эвергета мы сможем изменить мир. И тогда цепь судьбы будет разорвана.

   – Прекрати! Мне и так каждую ночь снится хаос, тьма, а ты...

   – Мне тоже снится, но я же не боюсь!

   От улыбки Вэру Философ сжался.

   – Анмай, ты сходишь с ума.

   Молодой файа зло посмотрел на него.

   – Может быть, и схожу. Тебе, со стороны, виднее. Но какое, черт возьми, это имеет значение? Наследник Бардеры, Томахаан Эйлинай, был безумен, как мартовский заяц. Он плясал босиком на бочке и распевал неприличные песни к большому удовольствию почтенной публики. Правда, он был очень красив и лет ему было ещё меньше, чем мне сейчас. Он правил Фамайа пятьдесят лет и умер своей смертью. Его правление вспоминают до сих пор – как самое доброе и счастливое, как наш золотой век. Меня так вспоминать не будут. Если будут вообще. Если будет, кому. Хочешь знать, чем я на самом деле вдохновляюсь? Это древнее изречение моего народа, – обращение подданных к своему государю: "Государь наш, не делай ничего, что кажется тебе правильным, заслуживающим похвалы, или справедливым. Не делай ничего, что ты считаешь недобрым. Делай только то, что ты можешь сделать – и никак иначе!".

   Примечания:

   «Темная Сущность»

   «Темная Сущность» – название единственной в своем роде книги. Она не была написана, а была найдена в Цитадели Хаоса, на одном из самых нижних ярусов во время Второй Великой Войны, в 121 году. Имя нашедшего её не сохранилось, этот файа исчез бесследно во время изучения подвалов Цитадели.

   «Темная Сущность» – это том в черном переплете, отпечатанный на листах стойкого сплава. В нем восемьсот девяносто страниц. На переплете этой книги нет названия, только одиннадцатилучевая золотая звезда – число её лучей соответствует числу измерений космоса, включая и недоступные восприятию.

   Она написана на языке Империи Маолайн, который во многом похож на язык Фамайа. Только поэтому её удалось прочитать. Позднее с неё было снято множество копий, но эта книга никогда не издавалась открыто. Причиной послужила содержащаяся в ней информация.

   «Сущность» состоит из двух разделов. Первый представляет собой тексты, записанные сразу после Освобождения Уарка оставшимися на нем, и обьясняет его историю. Вторая часть – вдвое больше первой. Это записанные по памяти отрывки другой, ещё более древней книги, восходящей, как полагают, к предшествующей Империи Маолайн великой цивилизации файа.

   В первой части содержатся настолько шокирующие откровения относительно происхождения людей и файа и их места в мире, что лишь очень немногие обращали внимание на вторую часть, крайне туманную и непонятную.

   В ней говорится о Вселенной, – о том, какова она, чем была и чем должна стать. Но понять её очень сложно. В самом деле, как можно понять то, что разум во Вселенной зародился впервые семь миллиардов лет назад? Там говорится и о том, почему он не заполнил весь космос.

   В развитии всех цивилизаций существует барьер, названный барьером Йалис. До него недоступно ничего, после него – всё. Но переходящий его погибает. Выжить за ним смогли обитатели очень немногих миров. Большинство рас повернуло от него вспять, – они не исчезли, но и не достигли вершины. А потом тоже погибли, – ведь остановка развития суть смерть.

   Но самое странное, что есть в «Темной Сущности», – это доказательство искусственного происхождения Вселенной, точнее известной нам её части. Там говорится, что в непостижимый миг Творящего Взрыва было создано множество бесконечно различных Вселенных, но все они – лишь неизмеримо ничтожная часть Бесконечности.

   К сожалению, самая интересная часть книги, объясняющая, что лежит за пределами мироздания, была забыта и утрачена навсегда.

   ГЛАВА 17.

   ХЬЮТАЙ И НАЙТЕ

   Настанет год, России черный год,

   Когда царей корона упадет.

   Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

   И пищей сильных будет смерть и кровь.

   Когда детей, когда невинных жен

   Низвергнутый не защитит закон.

   И станет глад сей бедный край терзать,

   И зарево окрасит волны рек:

   В тот день явится мощный человек,

   И ты его узнаешь – и поймешь,

   Зачем в руке его булатный нож.

   И горе для тебя! Твой плач, твой стон

   Ему тогда покажется смешон.

   И будет все ужасно, мрачно в нем,

   Как черный плащ с клонящимся пером.

   Михаил Лермонтов, «Предсказание», 1830.

   В последние секунды перед пуском про-Эвергета Анмай ощутил нарастающее волнение. Всё уже было готово, – за двадцать минут ускоритель разогнал пучки протонов, и они неслись в накопительных кольцах, ожидая лишь сигнала. Как только он поступит, зона радиусом в десять миль на восточной окраине Товии станет смертельной для любой жизни. Все биохимические реакции там угаснут, как свеча на ветру. А затем зона смерти начнет двигаться, опишет полный круг вокруг Цитадели и остатков Товии, и, по расширяющейся спирали...

   Это требовало виртуозного владения управляющими полями, – малейшая ошибка означала смерть двухсот тысяч людей и файа. Удача же – смерть миллионов. Но Вэру не колебался бы и мгновения... не будь там Хьютай.

   Он не хотел ее отпускать, – боясь, что она не вернется. А ей не хотелось сидеть здесь и наблюдать, как гибнут их собратья. Она хотела помочь им, – и он не посмел ей отказать. Не мог же он удерживать её силой?

   Сама мысль об этом была для него мучительна. А Хьютай отказалась вернуться – из глупого упрямства, такого же, как у него! Чем он вдохновлялся, когда стремился попасть сюда, как не им? А она решила стать вровень с любимым, и тут уже ничего не поделаешь...

   Анмай оглянулся. Олта Лайту и все остальные, собравшиеся в Центральной, нетерпеливо смотрели на него. На главном экране мерцал бункер Цитадели с безмолвно застывшими файа, – Найте, операторы, командиры, – и Хьютай с неподвижным, напряженным лицом и тревожно расширенными глазами. Анмай погасил изображение, – смотреть на это было выше его сил.

   – Магниты нагреваются, – сказала Олта.

   "В самом деле, чего я жду? Разве про-Эвергет будет работать лучше от ожидания?" – он перевел взгляд. На мониторе компьютера застыла точная карта Товии и окрестностей. Зеленым фоном выделялась Цитадель и кварталы столицы, ещё принадлежащие Фамайа. Их черной петлей стягивала линия фронта. За ней, справа, застыл большой красный круг, расчерченный координатной сеткой, – ожидаемая зона поражения.

   Вэру проверил данные приборов, – всё было нормально. Он осторожно положил руки на пульт, трогая кнопки, и в последний миг взглянул на экран, показывающий про-Эвергет. Огромный зал был пуст, все ведущие в него ворота наглухо заперты. Белый колосс застыл в мертвенном спокойствии. Анмай дал команду "пуск".

   Поля наводящих магнитов сдвинулись, пучки протонов, мчавшихся всего на дюйм медленнее света, ударились лоб в лоб. Скрестившиеся пучки частиц разлетелись в многоступенчатых реакциях. Включились вакуумные инжекторы, к ним устремились гиперядра. Когда с одним из них сталкивалось сразу два протона, плотность энергии переходила критический предел, выбивая из виртуального моря лептокварки. Они появлялись как бы с замедлением, не в точке столкновения частиц, а уже возле Товии, какое-то время двигаясь вне обычного пространства, – но не все. Изменения силы электромагнитного взаимодействия, считавшиеся невозможными, начались и на Хаосе.

   Красное пятно зоны поражения дрогнуло и начало расплываться – 20, 30, 100 миль: под действием изменяющих сил точность фокусировки слабела. Анмай потянулся к кнопке "сброс пучка", но было уже поздно. Каждая система обладает инерцией, и прежде, чем пучок погаснет, в Товии не останется ничего живого. Оставалось лишь направить лептокварки в другое место, активировать вторую программу удара... уже смертельную для обеих сторон.

   В голове Вэру осталась всего одна мысль: "Хьютай!" С внезапной отчаянной решимостью он сделал единственное, что мог, – включил эту программу. Он знал, что это уничтожит мятежников... но не только их.

   Потому, что все убийственные изменения будут происходить вокруг плато Хаос – и внутри него.

* * *

   Ему показалось, что приборы погасли, странный мертвенный свет заполнил помещение. Вдруг на него обрушилась тьма, снившаяся ему в первый час Эвергета, но неизмеримо сильнее. Он ослеп, все его чувства тонули в хаосе, вызывая невыносимый ужас. В то же время он вдруг увидел то, что видел в юности, в ядре Цитадели, но нестерпимо ярко и точно, и его пронзила дикая боль, и страх смерти, подобный её притяжению, – всё вместе. От неописуемо мучительного ощущения внутреннего взрыва Вэру хотелось кричать, но он уже не ощущал своих губ. В миг, когда смерть двигалась вокруг плато, пожиная и пожиная жизни, для него прошла целая вечность. Но когда хаос угас и мир вновь стал доступным для восприятия, он уже был где-то в темноте.

* * *

   В бункере Цитадели все вздрогнули, когда погас главный экран. Последние секунды ожидания были невыносимы, но они прошли, и ничего не случилось. Хаос молчал. Наконец Найте не выдержал и вызвал плато сам.

   Когда экран засветился, им предстало страшное зрелище. Центральная была цела, огни её приборов ровно сияли, – но все в ней оказались мертвы. Они лежали, откинувшись в креслах, на полу, устремив на них остекленевшие глаза. На всех лицах застыло выражение ужаса. Найте увидел Олту Лайту, – она лежала, неестественно выгнувшись в кресле, словно брошенная в спешке кукла. Обруч-рация свалился с растрепавшихся волос. Её огромные глаза были неподвижны и пусты. Он не сразу заметил Вэру – тот сидел, уткнувшись лицом в руки и, казалось, спал. Увидев его, Хьютай пронзительно закричала:

   – Анмай!

   Вэру вдруг вздрогнул и медленно поднял голову. Его лицо было измученным и серым, но глаза блестели по-прежнему. Он попытался заговорить, но лишь беззвучно шевелил губами. Хьютай тоже ничего не говорила. Заметив, как они смотрят друг на друга, Найте отвернулся. Ему стало неловко.

* * *

   Анмай выпрямился, с трудом преодолевая головокружение и боль во всем теле. Оглядевшись, он вздрогнул. "Мне всегда так... везет, – подумал он. – Все погибли, а я остался жив. Почему? Наверное, потому же, что и тогда, в ядре реактора Цитадели, но разве это объяснение? – он сжал отяжелевшую голову. – Отсюда до зоны поражения меньше пяти миль, а я жив. Значит, все внутри этого круга должны уцелеть. Что будет со мной и остальными? Ведь сны и так преследуют нас каждую ночь, а теперь? Что станет с нами?"

   Ответа на этот вопрос он не знал. Ему оставалось лишь надеяться, что все сегодняшние смерти не окажутся, в конечном итоге, напрасными.

   Из дневника Найте Лая.

   "27-й день осады, 288-й день Эвергета.

   Календарной даты не пишу, – Фамайа больше нет, её столица пала. Нас осталось 67 тысяч, запертых в Цитадели. Когда враг ворвался внутрь Товийской АЭС, персонал взорвал реакторы и отошел сюда. Теперь АЭС превратилась в страшные затопленные пещеры, освещенные радиацией. Все, кто еще сохранил мужество, собрались здесь, но нам пришлось взорвать последний туннель, ведущий в город. У нас не было выхода. Очень многие остались на захваченной мятежниками территории и, видимо, были ими убиты. Лучевая болезнь, однако, отступила – здесь чисто, а на поверхность уже никто не поднимается. Наверху не только радиация – температура уже -200 и быстро холодает.

   Мятежники взяли весь город с основными запасами продовольствия. В Товии продолжаются пожары, хотя, что там ещё может гореть – непонятно. Снаружи кромешная тьма, но наши прожектора и ракеты превращают её в день.

   Нас непрерывно обстреливают и штурмуют. Пока внешний обвод держится, но форты уже сильно повреждены. Разбит дом Вэру, хотя это наименьшая из наших потерь. О Хаосе пишу с трудом, – это была наша последняя надежда. А теперь... Там погибло больше тридцати тысяч файа и людей, а ещё больше помешалось. Остальные болеют или испуганы до смерти. Снарядами разбиты антенны, – связи почти нет, однако я узнал, что Анмай сделал ради нас. Но... если бы не Хьютай – он не сделал бы такого! Ей мы все обязаны жизнью. А она по-прежнему не хочет возвращаться! Может, её испугало, что ради неё невозмутимый Анмай пожертвовал всем – собой, своим делом, товарищами? Не знаю. Она ходит такая печальная, что я не решаюсь заговорить с ней. Вэру не легче. Ведь он сознательно подставил под удар Хаос!

   Впрочем, он объявил, что катастрофу вызвали вредители, которые тоже погибли; и правильно, по-моему. Изменники, уже мертвые, не так пугают файа и людей, как возможность новой трагической ошибки. Уже то, что он один выжил, помогает ему. Теперь он единственный лидер на плато, – от Совета осталась едва треть, Управляющая, Олта Лайту, погибла, с ней – все ведущие ученые. Мятежники вокруг плато уничтожены полностью. Это хорошо, потому что бойцов-истребителей на Хаосе уже не осталось. Здесь мы ещё долго продержимся, но что толку – надежды у нас уже нет".

   "45-й день осады, 316-й день Эвергета.

   Ну, вот и всё. В качестве крепости Цитадель протянула всего пятнадцать дней. У нас вышли все снаряды, наши орудия молчат. Все форты захвачены, в наших руках осталась сама Цитадель и подземелья, но и в них уже проникает враг. Идет подземная война – без особых успехов у обеих сторон. Враг то и дело через взорванные входы вторгается внутрь, но его встречают истребители и ополченцы. В этой коридорной войне потери одинаково велики и у нас, и у них. Каждый день гибнет 500-600 бойцов. Сейчас у нас осталось 1600 файа из товийского истребительного отряда и 25 тысяч ополченцев, 15 тактических ракет (с обычными боевыми частями), 15 ЗРК. У нас есть еда и боеприпасы, мы можем держатся ещё месяцы, только это бессмысленно. Больше половины из наших шестидесяти тысяч – это дети и я не могу приносить их в жертву бессмысленной обороне. Цитадель придется оставить, – разумеется, не Уэрке и его мстителям. Мы выйдем через северный туннель к второму форту, а потом попытаемся добраться до Хаоса. Я понимаю, это почти безнадежная затея – в кромешной тьме, при температуре -350 пройти тысячу миль, но... у нас нет выбора. Если мы останемся здесь, нас перебьют, самое большее, за несколько недель. А так – кто-нибудь спасется...

   Я буду писать, как командир. Итак: завтра мы все выйдем, точнее выедем к второму форту. Не знаю, сколько уйдет времени, чтобы вывезти шестьдесят тысяч файа и людей, даже используя все вагоны, которые мы сумели найти. Наверно, несколько часов. Затем нам предстоит нелегкий тридцатимильный переход к востоку, к железной дороге. Там мы двинемся на север – по крайней мере, заблудиться мы не сможем. Конечно, пройти тысячу миль по радиоактивной пустыне пешком нельзя – из Хаоса обещают прислать поезда. Что выйдет из этой затеи – неясно. Мятежники повсюду, железная дорога разрушена во многих местах, – нам придется восстанавливать её и отбиваться. Хаос попытается помочь нам, чем сможет, но сил у них теперь очень немного. Вся авиация парализована, а наземная техника сможет помочь лишь когда мы подойдем достаточно близко, в лучшем случае, в Остсо.

   Что нас ждет там, если мы дойдем до плато? Правда, население Хаоса уже не вдвое больше расчетного, но пищи всё равно не хватает... Впрочем, это неважно. Вэру сумел спасти от разборки про-Эвергет, – он говорит, что если правильно настроить его управление, оно будет компенсировать вызвавшие катастрофу аберрации. Для этого нужно только составить нужную программу, чем они сейчас и занимаются. Ему больше всех досталось от про-Эвергета – и он же убедил всех продолжить работы. Как? Я не знаю. Война превратила его в настоящего вождя – из тех, за кем идут, не оглядываясь на павших...

   Мне пора спать. Прежде, чем мы покинем Цитадель, Хьютай включит взрывной привод термоядерного устройства. Его мощность – 80 мегатонн. Крепость, вместе с засевшими вокруг мятежниками, испарится. Свои записи я возьму с собой. А всё, что мы создали, будет ждать нас на глубине мили, на сороковом подземном ярусе. И мы обязательно вернемся!"

* * *

   Они остались вдвоем в бункере Цитадели. Все операторы уже покинули свои посты и теперь ожидали их у последнего поезда. Хьютай с отстраненным видом сидела у пульта управления бомбой, Найте – возле неё. На главном экране видеосвязи, среди новых операторов Центральной, сидел безмолвный Анмай Вэру. На боковом экране появилось усталое лицо Ирауса Лапро, командира четырнадцатого истребительного отряда и фактического заместителя Найте.

   – Наши бойцы покинули позиции, сейчас они все здесь – я проверил. – Он показал на состав, стоявший у полутемного перрона. В вагонах были видны неслышно переговаривающиеся файа. – Кроме вас здесь уже никого не осталось. Мятежники могут догадаться, что крепость пуста. Мы ждем вас.

   – Ну всё, нам пора, – Хьютай повернулась к пульту.

   – Надеюсь, ты не намерена идти пешком по радиоактивному пеплу? – Вэру говорил тихо и печально. – Здесь ещё остался один суборбитальный корабль. В нем – три места. Если ты им воспользуешься, – я увижу тебя всего через полчаса! А если ты будешь пробираться сюда несколько суток... всё это время я не смогу спать и вообще чем-то заниматься, – он улыбнулся, слабо и растерянно.

   Хьютай задумалась.

   – Я не могу бросить наших и не могу мучить тебя, – ты мне дороже жизни... я согласна.

   Анмай даже не обрадовался.

   – Тогда отправляйтесь немедля! Иначе будет уже поздно!

   – Я отправляюсь... Да, но с одним условием – Найте полетит со мной!

   – А я что – против этого?

   – Но я... – Найте растерялся, – не могу бросить своих! Кто будет командовать?

   – Ираус! – Хьютай ткнула в офицера на экране.

   – Но я не могу!

   – Или мы летим вместе, или не летит никто!

   – Найте, соглашайся – это приказ! – Анмай вдруг улыбнулся, как улыбался раньше.

   Найте вздохнул.

   – Я не могу оспорить приказ Единого Правителя, – сказал он командиру, – отправляйтесь немедля!

   Ираус кивнул, отдал честь и отошел. Донеслись крики, поезд с лязгом тронулся, и минуту спустя на экране осталась лишь пустая платформа.

   – Начинаем! – Хьютай встала и растерла руки. Затем она склонилась над компьютером, набирая команды.

   "Закрыть все ворота и щиты". На всех восьмидесяти ярусах, кроме первого глубинного, где система была повреждена, пришли в движение стальные двери, одна за другой с лязгом перекрывая коридоры. На каждом ярусе опустились толстенные стальные крышки с гидравлическим приводом, запирая шахты. Вентиляторы повсюду автоматически остановились, и их шахты закрылись тоже.

   "Заблокировать все замки и сбросить коды". Мигание индикаторов подтвердило выполнение приказа.

   "Остановить реакторы". Глубоко в недрах Цитадели гафниевые стержни скользнули вниз в своих трубах, гася сияние атомного распада. Турбины стали замедлять вращение, их гул слабел, и вместе с ним слабели и гасли все лампы на всех ярусах Цитадели. Когда свет померк, турбины ещё немного поурчали и затихли. В темноте остались тлеть лишь пыльные линзы атомных ламп. Всюду воцарилась мертвая тишина, лишь в реакторном зале тихо шипела вода, продолжавшая, уже лишь под действием температурного градиента, охлаждать реакторы. В бункере погас верхний свет, приборы и экраны. Светились лишь тусклые аккумуляторные лампы. Хьютай поразилась повисшей здесь тишине. Связь отключилась, теперь они были наглухо отрезаны от мира, погребены под толщей камня и стали. Теплый, чуть затхлый воздух был совершенно неподвижен.