Текст книги "Вселенная файа. Трилогия"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 100 страниц)

   Больше всего к нему привязался Вайми, – тот самый пятнадцатилетка, что рассуждал об истории. Анмай сам был историей, и юноша постоянно расспрашивал его, стараясь выяснить, что было там на самом деле, – похоже, учителям он не верил и на грош. Он имел честь быть младшим братом Аютии, и она не могла вот так легко прогнать его, как остальных. Вайми ещё плохо говорил по-файски и бешено злился на себя, когда ему не удавалось передать свою мысль, но он очень старался, и был готов не только спрашивать, но и рассказывать. И показывать тоже. Благодаря ему Анмай узнал о жизни золотых айа очень много.

   Сбежав от Аютии, они вдвоем скрывались в зарослях. Анмай поражался, как на их относительно небольшой площади помещается такое количество не просто укромных уголков, а целых затерянных миров. Иногда к ним присоединялась Иннка, – подруга Вайми, гибкая, с длинными волосами девчонка, похожая на дикую кошку. Она была очень красива, и её отношения с братом Аютии были не только дружескими. Впрочем, как показалось Вэру, они были настолько удивлены открывшимся им безмерным миром любви, что вступали в него очень осторожно.

   Иногда Вайми водил его в колоссальные лабиринты многоэтажных подземелий, очень похожих на те, страшные, на берегу Пустынного Моря, – великолепный полигон для самоутверждения и испытания сил. Они пронизывали плоты-острова насквозь. Анмай и Вайми подолгу бродили по сумрачным гранитным комнатам перевернутых городов их изнанки, с удивлением глядя на зори, блуждавшие в темно-синем небе под ними. Здесь было пусто, прохладно и очень тихо. Вайми любил бывать здесь, – чтобы помечтать в одиночестве. Гуляя из комнаты в комнату, он рассказывал истории, пришедшие ему в голову именно в этом вот месте. Они были наивными, но звучали очень реалистично, к тому же, их было много: несмотря на весьма юный возраст, Вайми создал уже целую мифологию.

   А иногда они забредали в места, очень странные, – как объяснил Вайми, подобия тех миров, куда айа попадут, когда вырастут. Об этом он мечтал больше всего на свете, как и его товарищи, но Вэру не слишком там нравилось: там встречались совершенно непонятные, – и страшные, – вещи. Иногда даже свет в них становился столь неестественным, что Анмай просто не мог там смотреть. Но хуже всего была темнота, – целые миры, погруженные во мрак, который был хуже полного мрака. В нем всё менялось, предметы не были видны, но их сущность ощущалась, даже на расстоянии, – Анмай не мог объяснить этого, у него просто не было нужных понятий и слов. Он чувствовал сущности Вайми и его товарищей, но не мог понять их.

   Больше всего его пугало то, что эти вывернутые наизнанку миры, чуть-чуть иные каждый раз, были странно ему знакомы, – и, в то же время, бесконечно чужды. Он понимал, что на самом деле вступает в измененную физику, нет, больше, – в измененную реальность, но боялся в это поверить, – это ломало все его представления.

   Вайми, как бы между прочим, объяснил ему, что это реальности Мроо, – без самих Мроо, разумеется. Любой из юных айа мог войти в них, один или вместе с друзьями, для знакомства и испытания своих сил. Отыскать обратный путь можно было лишь преодолев свою боль и страх, – и другие, намного худшие вещи, – причем, уклониться от этого уже никак не получалось. Любая попытка избежать борьбы или уступить своей слабости неизбежно вела к ещё худшим мучениям, – в ловушки, из которых уже нельзя было выбраться самостоятельно. Автоматический "выброс" был предусмотрен, но лишь на грани распада личности, когда способность к рассудочной деятельности терялась уже на достаточно большой срок. Мысли из серии "мама, роди меня обратно" за достаточное основание не считались, – все эти мучения служили отличным средством психологической закалки. Но юные айа шли на них добровольно, и даже с энтузиазмом, – как подозревал Анмай, кое-кому из них они явно НРАВИЛИСЬ, причем, симайа шли им навстречу, – просто чтобы показать, что в итоге из таких желаний получается, что даже прекрасная, казалось бы, идея с эмпатией, – равноценными ощущениями у палача и у жертвы, – приводит вовсе не к искоренению зла, а всего лишь к всеобщему развитию мазохизма. И это была лишь одна из длинной серии демонстраций, что даже честные попытки помочь при нехватке знаний ведут, обычно, к обратным результатам, – например к тому, что те, кому помогали, совсем на шею сядут. Сами айа до такого дойти не могли, и их учили этому на наглядных примерах. Благо, опыт в этой области у симайа был богатый, они могли предметно показать, что хорошо, а что – лучше даже не пробовать. Так что опыт у юных айа был богатый, сложный и разнообразный...

   Вообще-то, такие "вложенные" миры, – уже с совершенно нормальной или даже улучшенной реальностью, – строили для тех, кто в симайа не попал, и уже исчерпал объем памяти живого тела, или для тех, кому просто не хватало в Р`Лайх места. Тех, кто очень плохо вел себя, помещали в особые, «воспитательные» миры, тоже чтобы показать, что в итоге получается из их поступков. А особого злодея могли «оцифровать», положить матрицу на полочку... и забыть. В принципе, какой-нибудь симайа мог заняться перевоспитанием и «забытого», но тут уже могли быть очень разные варианты, вплоть до бескорыстной любви к искусству этого самого дела...

   Большую часть всего этого Вайми рассказал сам, – несмотря на юный возраст, он совсем не был глуп, разве что слишком прям в словах, и без малейшего почтения к старшим. Лишь к сестре он относился с пугливым уважением, – в детстве он имел привычку мучить животных, и она раз и навсегда избавила его от неё очень простым способом: проделала с ним в точности то, что он – с одной из несчастных зверушек.

   Вайми смущенно смеялся, рассказывая об этом. Наверное, самым привлекательным в юных айа была их стойкость, – любые пережитые страдания не лишали их веселья и любопытства, а ещё, они не были злопамятны, – подростки айа искренне дружили с теми, с кем вчера сражались насмерть. И сражались с ними снова, потому что в их мире смерть была просто самым большим из приключений, – среди двенадцати-семнадцатилеток шепотом передавались истории о фантастических снах, даже целых призрачных жизнях тех, кто ненадолго оказался на ТОЙ СТОРОНЕ.

   Анмай не мог узнать, правдивы ли они, – фантазия у юных айа была превосходной, и врать они умели с чувством и увлеченно, – но он помнил, что лежит под их мирами. В Р`Лайх не было смерти, и гибель тела не значила, что сознание погружается во мрак: оно могло мыслить, и странствовать, и чувствовать. Но всё же, гораздо больше юных айа в этом привлекал риск: им было просто мало мира, в котором они уже живут.

   У каждого из них был ещё и свой внутренний мир, и свою независимость они очень ценили. Заставить их поделиться ей, – особенно тех, кто постарше, – было невозможно. Золотые айа, – как и файа, – были большими индивидуалистами, чем люди. Друг к другу их тянули больше желание общаться и любопытство, а не стадный инстинкт. Это значило также, что в Йэннимуре никогда не будет диктатуры: даже в диких детских стаях желание господствовать обычно приводило к тому, что новоявленного диктатора долго и увлеченно били. Бывало и иначе, – когда юные айа решали понять, каково это, – подчиняться кому-то, даже против своей воли. Но, когда их любопытство было утолено, никакая сила не могла удержать их в подчинении. Они готовы были экспериментировать буквально со всем, но самым важным в их жизни было обучение. Они продолжали его и став взрослыми, и пожилыми тоже. Учили их симайа. Занятия велись каждый день, по два или три часа. Получение базовых знаний было обязательно, но, если юные айа хотели узнать что-то сверх «школьного курса», – они получали всё, о чем только догадывались спросить.

   Симайа не только объясняли, но и показывали, и в воздухе извивались и плыли объемные изображения. Юные айа сбивались вокруг учителя в тесный кружок, слушая с предельным вниманием. На занятиях могли присутствовать не все: хотя свободу юных айа никто не ограничивал, за всеми их поступками следили. Если они совершали что-то действительно неприличное и подлое, их лишали права учиться, иногда на несколько дней. Это было жестокое наказание. Наверстать упущенное удавалось с трудом, к тому же, получить такой отказ для юных айа было очень обидно. Анмай видел, как дети айа после этого рыдали навзрыд, и айа постарше тоже. Повторения не требовалось: урок усваивали с первого раза. Но юные айа всегда ухитрялись натворить что-нибудь другое, иногда худшее...

   Никто не говорил о неизбежных педагогических неудачах: даже если какой-то из юных айа был окончательно отвергнут и изгнан одним симайа, всегда, – хотя и не сразу, – находился другой, готовый учить его, но уже более сурово и серьёзно. И часто именно из таких вот «потерянных душ» вырастали величайшие из творцов Йэннимура...

   Вэру никто не запрещал бывать на занятиях, но они велись, естественно, на языке айа, и он ничего не понимал. А симайа, обучавшие молодежь, или просто навещавшие её, избегали говорить с ним, и он мог лишь на них смотреть...

   Симайа отличали строгие, словно просветленные лица, – если они хотели быть узнанными, разумеется. Порой он вдруг замечал двух совершенно одинаковых айа в разных концах селения, порой в небе порхали шары дымчато-золотого пламени с множеством внимательных глаз, а порой он ощущал, что окружен существами, недоступными глазу, но весьма матриальными. Однажды он даже увидел, как действует Дар Возрождения.

   Вайми, лучший его друг, погиб. Он ухитрился упасть с дерева, – с высоты метров двадцати, – прямо на камни. Смерть была мгновенной. Пока юношу искали, его тело уже успело окоченеть и застыть. Он, вне всяких сомнений, был мертв. Сомневаться в этом не приходилось, – лишь лицо осталось относительно целым.

   Анмай не заметил, когда появился симайа, – сфера насыщенно-желтого, теплого пламени диаметром в полметра, но смутного, как бы с примесью дыма. Из неё внимательно смотрели восемь громадных синих глаз. Шар подплыл к погибшему, и завис возле него.

   Не было никаких обрядов, пения гимнов, устрашающих возгласов типа: "Мертвец пойдет! Мертвец заговорит! Мертвец увидит сны!" – происходящее было значимо само по себе. Шар сжался, засиял ярче, – и распластанное тело окутало облако пепельно-белого света. Сквозь него плохо было видно, но Вэру показалось, что страшные раны зарастают с неправдоподобной быстротой. Он был разочарован простотой столь удивительной вещи, как воскрешение из мертвых. Лишь странный призрачный вихрь, пронизывающий его тело, подтверждал, что симайа изменял здесь саму реальность, обращая время вспять. Конечно, Анмай знал, что на самом деле всё совершалось там, в чреве гигантских машин-солнц, возле сияющих Ворот Соизмеримости, а здесь происходила лишь в некотором роде трансляция. Но это не уменьшало невероятности увиденного им.

   Наконец, свет погас, вихрь рассеялся. На земле лежал совершенно целый, но столь же мертвый айа. Симайа плавно перетек, приняв вид рослого парня в короткой белой тунике, сел возле тела и коснулся его груди, потом лба. Вайми вздрогнул и стал жадно хватать воздух, тут же открыл глаза и приподнялся, ошалело разглядывая собравшихся. Симайа встал, протянул ему руку, и одним рывком поднял юношу с земли. Они стояли рядом и улыбались, – симайа с гордостью, Вайми, – довольно растерянно. Его друзья приветствовали обеих радостными криками.

   Потом Анмай дней десять расспрашивал юношу. Вайми старался, но не мог передать свои ощущения, и злился из-за этого, – на себя, но внятности это не добавляло. Он был где-то ещё, – тогда, между, – но вот где, он был не в силах объяснить. Он мог сказать только, что умирать очень страшно: последнее, что он запомнил, – бесконечная, ослепительная боль. Но после воскрешения он не изменился, лишь заметно посерьезнел. Его сверстники тоже стали относиться к нему с несколько большим уважением.

   Так Анмай убедился, что воскрешение из мертвых возможно, – и, значит, возможно всё. Он видел технологию, способную воплотить практически любые мечты, и задавал себе свой любимый вопрос, – что станет следующей ступенькой на этой бесконечной лестнице?

   ............................................................................................

   Прикосновение Аютии отвлекло его от возвышенных мыслей. Анмай вернулся к реальности, осторожно заглядывая вниз. Хотя разница орбитальных скоростей соседних блоков была небольшой, на глаз она казалась головокружительной. Было жутковато видеть, как на той стороне беззвучно проносятся деревья, холмы и скалистые кряжи. Иногда мелькали фигурки таких же, как они с Аютией, наблюдателей. Всех их привело сюда исключительно бескорыстное любопытство.

   Аютия насмешливо смотрела на него, уже привыкнув к его внезапной задумчивости.

   – Ты так и будешь здесь стоять? Нам нечего здесь делать. Дома лучше.

   Она улыбнулась.

   – Или ты хочешь... – но что она хотела ему предложить, Анмай так никогда и не узнал.

   В этот миг между ними спустился симайа.

   ........................................................................................

   Вэру сразу узнал его, – своего двойника, встретившего его в пустыне.

   – Я должен забрать тебя, – обычным ровным голосом сказал тот. – Ты вредно влияешь на наших юношей.

   – Разве они сами это сказали? – удивился Анмай.

   Секунду они смотрели в глаза друг другу. Симайа первым отвел взгляд.

   – Нет. Так решили мы. Кое-кто из них начинает считать, что улучшить мир очень легко, – надо только истребить в нем всё плохое.

   – А разве нет?

   – Анмай, это сводится к привычке разрушать всё, что не нравится. У нас несколько иные обычаи, а если юные айа поверили в какую-то чушь, то справиться с этим очень трудно.

   – Но я не учил их этому!

   – Ты рассказывал им о том, что сделал во имя будущего. И им понравилось это.

   – И это плохо?

   – Желание убивать? Да. Если ты ещё не понял, – мы очень любим своих детей. Любая угроза им, – даже призрачная – нам не нравится. Ты должен покинуть это место.

   – А если я не захочу?

   – Ты всё равно его покинешь, – симайа пожал плечами, словно удивляясь его наивности.

   В следующий миг его фигура расплылась знакомым туманно-золотистым шаром, и Вэру подхватило силовое поле. Стремительно возносимый вверх, он увидел удивленно смотревшую им вслед Аютию, и понял с внезапной бесповоротной уверенностью, – что бы ни ждало его в будущем, её он больше никогда не увидит. Совсем недавно она сказала ему, что у них будет ребенок.

   А ему даже не дали с ней попрощаться.

   ......................................................................................

   На сей раз они поднимались отвесно вверх, прямо к неторопливо плывущим мирам. Очертания земли внизу быстро размылись смутной синей вуалью, затем за симайа потянулся светящийся след, – в вакууме он перешел на ионную тягу, сжигая часть своего тела. В пустоте Вэру стало страшновато. От смерти его отделяла лишь одна мысль симайа.

   – Не бойся, – сказал тот. – Здесь жизнь священна. Никто не причинит тебе вреда.

   – Тогда что со мной будет?

   Симайа промолчал, и Анмай решил спросить о чем-нибудь более веселом.

   – Почему вы тратите столько сил на живых и наивных айа? Разве вы не можете размножаться иначе?

   – Заводить детей с айа мы не можем вообще. Никак. Размножаться сами, – можем, но лишь почкованием или делением личности, – а, знаешь, не очень-то приятно делить себя на части. Нет, мы можем поместить в тело симайа уже готовую матрицу сознания, но её надо программировать зарание. Для этого одного симайа мало, нужна семья, – а она у нас тройная. Плюс, запас магнитных монополей для нового тела, то есть, ещё и Эвергет, на котором их производят... И получившаяся особь не будет иметь никаких «живых» черт, – нет опыта жизни в живом теле. Короче, ТАК у нас детей не делают...

   – А зачем тогда вообще нужен этот способ?

   – На случай, если все "детские миры" и большинство симайа будут уничтожены, чтобы быстро восстановить популяцию. Пока необходимости не было... К тому же, живые айа – наш исток, и отрываться от него, по меньшей мере, неразумно. Ведь мы, – не единственные жители Р`Лайх. Память о нашем детстве, – последнее, что отличает нас, взрослых, от древних обитателей этого места, которые вообще никогда не были живыми, последний берег, за который мы цепляемся, чтобы понимать и помнить наше прошлое. Хотел бы ты забыть о своем детстве? Пусть их любострастие наивно... но оно не вечно. Однажды нам всем придется нырнуть в квантовый мир... навсегда, и наша судьба перестанет быть нашей собственной. Мы все знаем это. Они, там, внизу – тоже. Теперь ты понимаешь?

   Анмай вздохнул и осмотрелся. Они поднялись уже очень высоко, но не было заметно, что они летят к какой-то ближайшей планете. Похоже, симайа хотел вообще выйти из плоскости планет, чтобы достичь цели кратчайшим путем, – она явно была довольно далеко. Не надеясь на ответ, Вэру всё же спросил:

   – Куда мы летим?

   – В другое место.

   Анмай помолчал.

   – Вы знаете, что ожидает Эрайа?

   – Разумеется.

   – Тогда почему же вы ничего не делаете?

   – Мы уже сделали всё, что в наших силах. Эрайа здесь. Я имею в виду, настоящая. Та, что ты видел, – всего лишь копия.

   На секунду Анмай растерялся.

   – Как можно скопировать целую планету?

   – Это не объяснишь сразу. Надеюсь, ты знаешь, что восемь десятых материи нашей Вселенной, – темные, невидимые. Это темная энергия и нейтралино, тяжелые невзаимодействующие элементарные частицы. Но ещё одна десятая часть массы Вселенной, заметная также лишь по своей гравитации, не рассеяна, – она образует компактные сгустки, по массе равные нашим звездам и планетам, но редко совпадающие с ними в пространстве, – космос слишком велик для этого. Их открыли уже в эпоху межзвездных полетов, и с большим трудом, правду говоря, случайно. Объяснение им дала физика: каждая частица, – спиновая релятивистская струна, но у каждой струны два конца. Из этого следует, что наше пространство вмещает две Вселенных, связанных лишь гравитацией. Иначе взаимодействовать их частицы не могут, хотя все они, – разные концы одних суперструн. Мы можем ощутить притяжение теневой планеты, но вот увидеть или потрогать её мы не можем, – мы просто пройдем сквозь неё.

   Теневая Вселенная похожа на нашу, но не тождественна ей, – элементарные частицы совпадают одна в одну, но то, что из них строится, – уже нет. И в неё нельзя войти просто вот так: нельзя изменить начальную структуру материи. Лишь гравитация соединяет две стороны одного мироздания.

   Но, приложив колоссальную энергию, можно, при определенных условиях, рассечь спиновые струны. Тогда частица, – или любая группа частиц, – воспроизведет своих теневых двойников, просто для восстановления симметрии. Тут есть машина... её можно назвать Зеркалом Сути. Включенная, она повторяет любой попавший в её поле предмет, но не в виде отражения, а в натуре. Единственная проблема, – он возникает на ТОЙ СТОРОНЕ, но с теневого отражения можно сделать ещё одно, здешнее, – а исходный предмет остается неизменным. В итоге, там, где была одна Эрайа, стало три. Настоящая... ладно, она осталась на месте, но никто не смог бы сказать, какая из трех настоящая. Знаешь, самая ценная из возможностей Зеркала, – снимать копии в любом месте нашей Вселенной, и создавать их, – тоже везде. Копию Эрайа мы поместили в Пояс Миров Р`Лайх, – это несложно, если владеешь механикой гравитационных полей. Теневую планету мы обратили в базу для наших кораблей... там. А потом Эрайа открыли ничего не подозревающие файа Сети. Теперь тебе понятно?

   – Да. Сколько это поглотило энергии?

   – Около одной стандартной солнечной массы, если считать энергию на вес. Это очень много, но Ворота Соизмеримости дают столько за год. Надо лишь уметь накопить её, и это всё равно проще, чем проводить планету сюда через Туннель Дополнительности... Эрайа – наша родина, и мы должны были спасти её, не считаясь с затратами, но дело даже не в этом. Сюда, в Р`Лайх, нельзя войти просто захотев. Нужно доказать свое право жить здесь. Мы доказали.

   – Интересно было бы посмотреть, кому... И я тоже хочу увидеть теневую Вселенную, но мне не хочется... делиться, – Анмай смотрел на выпуклый бок проплывающей мимо планеты, почти полностью покрытой водой. Она заполняла полнеба, смещаясь на глазах. Симайа продолжал набирать скорость.

   – Есть и другие способы войти в теневые миры... – сказал он, – разные... а этот известен уже очень давно: его открыли Тэйариин, создавшие Р`Лайх.

   – И что вы узнали про теневой мир?

   – Мы нашли там мироздание, которое не сможем изменить.

   ......................................................................................

   Полет оказался долгим. За отсутствием иных занятий, Анмай разглядывал невероятный мир Р`Лайх. В вакууме все очертания были абсолютно четкими, но Пояс Миров выглядел уже всё же не так впечатляюще, как снизу, с другой стороны: планеты терялись на фоне беспредельной плоскости плотов, такой же синей и перисто-белой. Она казалась монолитной: сплошное широкое кольцо в миллиард миль диаметром, вогнутое изящным полуэллипсом, – миллионы миров и сплошной свод плотов-островов над ними. Планеты окружали Вэру с трех сторон, они отбрасывали множество призрачных теней, и были столь многочисленны, что края их поля таяли вдали искристой пеленой. Теперь они поднялись достаточно высоко над ними, чтобы увидеть сердце Р`Лайх целиком.

   Полярные области Р`Лайх, разделенные Поясом Миров, были темные, жутко-черные, – он не мог что-то разглядеть на них, даже там, где во тьму входили сияющие выбросы Ворот: их излучение и неустойчивость полярных орбит не дали симайа построить сплошную обитаемую сферу. На сами Ворота Соизмеримости смотреть вообще не стоило, – даже сквозь силовое поле их свет слепил и обжигал. Вэру оставалось лишь радоваться, что его смуглая кожа не могла обгореть.

   Так прошло, пожалуй, несколько часов. Анмай изнывал от скуки и недобрых предчувствий. Ему было жарко, он хотел пить, – но воды не было, а полет явно обещал быть очень долгим...

   – Мне плохо, – наконец, пожаловался он. – А, как я слышал, в этом месте никто не должен страдать. Ну, разве что по своей воле.

   – Ты виновен в гибели двух миллиардов людей, – ответил симайа. – Неужели твоя совесть не требует хотя бы небольших мучений?

   Анмай уселся поудобнее, поджав босые ноги.

   – Я не знаю, что с моей любимой. Это уже достаточно мучительно.

   – Кое-кто из нас считает, что тебя вообще нужно было убить. За Нэйса, хотя бы. Вручить Йалис фанатику геноцида, – тяжелейшее из преступлений.

   – Почему же вы сами тогда не остановили файа Сети, – или это вам не под силу?

   Симайа помолчал.

   – Знаешь, мы могли бы, – наконец сказал он. – У нас есть нейронанеты и другие неодолимые средства убеждения, но их нельзя применять понемногу: нам пришлось бы охватить Сеть сразу, целиком. Ты сам понимаешь, сколько на всё это у нас бы ушло сил, – а их нам вечно не хватает. Мроо ведут войну на истребление всей жизни вообще, – а мы в ответе за всю эту Вселенную. И нам – да, нам приходиться смотреть, не приведет ли спасение одного к гибели сотен и тысяч. Сеть – как раз такой случай и, поверь мне, далеко не худший. Ты сам жил в Файау: она отличалась от Сети лишь тем, что развивалась быстрее. Зла в ней было не меньше, и проявлялось оно не менее открыто, – до устроенной «Укавэйрой» Великой Очистки. А кроме файа есть ещё Мроо: они хотят уничтожить наш мир и построить из него свой. С ними мы договориться не можем, единственный выход, – остановить их силой. Но разрушения в войне Йалис столь глубоки, что восстановить их нельзя, даже с помощью наших информационных полей. Ведь они сами созданы с помощью Йалис, и уязвимы для него. Сражаясь с Мроо, кто-то из нас с неизбежностью погибает, – бесповоротно и навсегда, а к этому здесь не привыкли. Файа могли бы сражаться вместо нас, – хотя это очень стыдно.

   – А как же те, кого они бы убивали в Играх?

   – Мы хотели обратить меньшее зло против большего и пожертвовать частью жизней, чтобы спасти многие. Файа были слишком слабы, чтобы стать нашими союзниками, – но, заселив миллионы планет, они стали бы гораздо сильнее. И мы бы дали им выбор, – измениться и победить вместе с нами... или пасть от руки Мроо.

   – Они затопили бы всё мироздание, – и вы сами бы утонули в этом зловонном потопе.

   – Учитывая всю мощь Мроо – никогда. Файа не смогли бы даже выжить в войне с ними без нашей помощи, – а тот, кто помогает выжить, знаешь, может ставить условия... Тогда мы смогли бы изменить их общество. Да, это очень сложно и заняло бы тысячи лет, но потом у нас появились бы посредники между нами и младшими расами, – а чтобы сделать это мироздание лучше, нам нужны помощники. Но Мроо уничтожили расу файа почти целиком, – саму основу её развития. А ведь во всей Вселенной нет второй такой расы, – единственной, близкой нам по крови. И идея выкинуть всю расу файа из этой Реальности на таком фоне смотрится очень некрасиво. Кое-кто из нас считает, что тебя следует хорошенько помучить, – просто чтобы спасти от угрызений совести...

   – И ты тащишь меня в... преисподнюю?

   Симайа тихо засмеялся.

   – Тебя поместят в один из наших искусственных миров. В нем, правда, условно, воссоздан Уарк конца твоего правления. Ну, а остальное зависит от тебя. Если ты будешь править разумно, всё будет хорошо. Если начнется война, думаю, ты потерпишь в ней поражение.

   – А если там я умру?

   – Ты вернешься в те же условия. Всё начнется сначала, и будет повторятся вечно, – если ты не сможешь создать общество... ну, в общем похожее на наше. Тогда ты станешь одним из нас, – я имею в виду, одним из симайа. В любом случае, это займет много времени, но потом ты станешь совсем другим, – лучшим. Пойми, мы не считаем, что одну боль можно искупить другой. Мы исправляем ошибки, а не караем за них. Всё, что тебе нужно, – это возможность найти верный путь. И в конечном счете, тот, кто пал ниже всех, поднимется выше всех остальных.

   У Вэру вдруг перехватило дыхание. Симайа дали ему несравненно больше, чем он смел бы просить. Теперь он начал понимать, в чем сила Золотого Народа: они умели прощать. «Укавэйра» прощать не могла. Но без неё он не сможет найти путь в Бесконечность, – казалось бы, небольшая потеря, но Анмай просто не понимал, зачем ему жить для чего-то, кроме этой страшноватой мечты.

   – Значит, – сказал он, – вы решили лишить меня цели, навсегда оставив здесь.

   – Не навсегда. В очень далеком будущем, возможно, сбудется и это. Но это не будет связано с безумной "Укавэйрой".

   – Безумной?

   – А разве стремление уйти в Бесконечность, – не безумие? Сами Мэйат, конечно, не считали её безумной. Они просто знали, что она хочет немыслимого, того, о чем не должно мечтать ни одно разумное существо... не должно мечтать, пока в невообразимо далеком будущем не придет срок... Но они почитали её. Она не была их правителем, но была их провидцем, безумная достаточно, чтобы быть... святой. Видишь ли, она отказалась от мечты, ставшей смыслом её жизни, и осталась после их Исхода, чтобы уничтожить порожденное ими зло. Они запомнили это, Анмай. И оставили ей средство, способное осуществить её мечту... оставили, скорее, как памятник.

   – Средство? – Анмай был настолько изумлен, что не мог вымолвить больше одного слова за раз.

   – Нэйристу, её зародыш, нечто в этом роде. Они разместили его на вечной орбите возле квазара А-340, и надежно защитили, – даже у нас, всесильного Золотого Народа, нет туда доступа. И они отправили послание о даре. "Укавэйра" могла услышать и понять его в любой части Вселенной. Они не знали и не могли представить, что она не погибнет, но и не останется жить, станет бессильной тенью. Файа нашли её, увы, слишком поздно. Сигнал уже давно оборвался. Даже мы узнали об этом лишь случайно... изучая записи одной из мертвых не-планет Мэйат.

   – Жаль, что я никогда больше не встречусь с ней...

   – Возможно. А может, и нет. Знаешь, из всех доказательств твоей вины у нас есть лишь твоя память, – о реальной обстановке на Уарке у нас нет ни малейшего представления. Без него никакой настоящий суд невозможен, а до прошлого мы вряд ли доберемся. Отчасти поэтому с тобой обращались так мягко. И потом, ты сам пришел к нам...

   – Значит, вы... просмотрели всю мою память?

   – Да. Но не сразу – осторожно, постепенно... незаметно. Это заняло всё время, что ты провел с Аютией. Всё это время мы тебя изучали. Теперь настало время решать.

   – Тогда вы должны знать о Эрайа и о Стене Света.

   – Мы знаем. Уже в самом начале мы знали. Её нельзя спасти. Она была нужна файа, их цивилизация не могла выжить без этого предохранительного клапана, через который уходили излишки их зла.

   – Опять старая задача, – стоит ли убивать одного ради спасения множества? И ответ, как всегда, неизменен – да. Даже вы не смогли придумать здесь ничего нового.

   – Да. Даже мы.

   Анмай растерялся. Откровенность симайа начала пугать его. Но, раз тот разговорился, надо было спрашивать и дальше.

   – Неужели вы не в силах спасти Эрайа сейчас, когда Сети не стало?

   – Нет. Зеркало Сути может создать лишь ещё одну копию, – а оригинал погибнет всё равно. Вывести его можно лишь через Туннель Дополнительности, – а Туннель может создать лишь Нэйриста. Нэйрист у нас нет, – и в обозримом будущем не будет.

   – А у кого они есть?

   – У Мэйат, у Тэйариин, у Файау... много у кого. Но никто из них не станет помогать нам. Ты вряд ли представляешь, насколько важны эти вещи. Никто не станет использовать их для такой мелочи, как спасение полудикой планеты, – тем более, сейчас, когда идет война.

   – А "Укавэйра"? Если она сможет стать Нэйристой...

   – Всё не так просто, брат мой. Во-первых, вероятность успеха составляет лишь двадцать процентов, – остальное гибель. А, знаешь, очень плохо стать убийцей восьми триллионов душ, даже невольным. Во-вторых, никто из нас не знает, не обратится ли она тогда против нас. Тогда Р`Лайх придет конец, – и пример Сети оптимизма отнюдь не внушает. Даже сами Мэйат не могут предсказать её поступков, и это достаточный повод, чтобы сказать "нет".

   Анмай помолчал. Он понимал, что злиться бесполезно, – симайа были в своем праве. Но его любопытство, проснувшись, уже не хотело отступать.

   – Ещё одно. Я так и не узнал, откуда в этой Вселенной взялись люди, и... какова их роль в ваших планах.