Текст книги "Вселенная файа. Трилогия"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 100 страниц)

Посему, все жители Файау – те, кто ещё обладал телом, – проявляли редкое единодушие в своем отвращении к машинам-предкам. Они не то, чтобы ненавидели их, но избегали общаться. Зная, что неизбежно должны стать машинами, файа всячески избегали их. По крайней мере, это Вэру понимал. Даже в космосе файа летали лишь на звездолетах, хотя мгновенная связь позволяла, – по крайней мере, в теории, – передавать матрицы личности туда, где есть квантовые приемники и восстанавливающие тело эмбрионаторы. Однако, то ли из-за опасности искажений, то ли по более серьезным причинам, этот способ был запрещен ещё более семисот лет назад. Анмай так и не смог толком выяснить, что послужило причиной запрета. Не общедоступность же полетов-передач, в самом деле?

Культура файа тоже сильно изменилась. Объем её так вырос, что было уже почти невозможно создать что-то новое. К интеллектронным системам это не относилось, но живые файа не могли понять созданные ими новые виды искусства. Они все превратились в ценителей прекрасного, но творчество, как таковое, среди них совершенно угасло. Зачем трудиться, если, даже не особо напрягаясь, можно отыскать всё, что ты хочешь создать? Да и сама структура культуры изменилась радикально. Живопись, скульптура, архитектура просто вымерли. Книг никто не писал и не читал. Музыку машины наловчились сочинять лучше файа ещё при первой жизни Вэру. Остались только фильмы и компьютерные игры, – причем, различались они только тем, что в ход фильмов нельзя было вмешиваться.

Анмай попытался прикинуть количество таких доступных для каждого продуктов, – вышло больше пятисот миллионов. С помощью устройств для передачи ощущений в любом из них можно было какое-то время вполне полноценно жить. Чувственная любовь почти вывелась, – заниматься ей было так же глупо, как открывать кустарное производство звездолетов. Анмай и Хьютай по мере сил избегали игрофильмов Файау, – обнаружив, что большинство из них сваяно по бессмертной формуле сделайте нам красиво. К виртуальному сексу Хьютай отнеслась с нескрываемым презрением, а сам Анмай просто не знал, что ему делать, – смеяться или злится. Впрочем, куда больше его поразило, что он без особого труда влился в общество, обогнавшее его на три с половиной тысячи лет. В этом было нечто нереальное.

Он быстро понял, что истинная Файау – не здесь. На этой райской планете был детский сад, заповедник для бездельников, музей старины – и не больше. Но включится в истинную жизнь своей расы Анмай просто не мог. Он злился, но отказаться от тела... Ведь он прожил едва седьмую часть возможного срока! А может, его удерживало воспоминание о том, что первой машины воскресили Хьютай. Отчего-то машины не стали оживлять их вместе. Ей пришлось много хуже, чем ему, – лишь надежда на его возвращение позволила ей прожить эти двенадцать дней в чужом и непонятном мире. Хотя сейчас она сама говорила об этом со смехом, Анмай каждый раз сжимал зубы. Но всё, что он мог сделать, – попытаться понять этот странный, но, несомненно, лучший мир.

* * *

Особенно ошеломляющим было изучение интеллектроники – того, чем стала в Файау нейрокибернетика. Больше всего Вэру поразило, что сознание не являлось уже неделимым. Гиперкомпьютеры могли не только переносить его из тела в тело, но и проводить над ним любые операции, вплоть до создания неотличимой от настоящей, но совершенно новой личности. Узнав, что его сознание и память могли изменить в любую сторону, или вообще воскресить в виртуальном, но неотличимом от настоящего мире, Анмай испугался. Он понял повсеместное отвращение жителей Файау к компьютерам. Но без них не получалось обойтись. Других способов продления жизни не было. Хотя измененные тела не старели, им не хватало памяти... и они были уязвимы.

Посему, массивный браслет-весм на левой руке Вэру непрерывно фиксировал всю деятельность его сознания. Информация поступала в один из тысяч специальных центров, где записывалась на дублированные матрицы. Разрыв этой связи означал мгновенный взрыв браслета. Иначе наступала смерть, и глаза в восстановленном теле открывал такой же, но не тот же самый файа.

Впрочем, Анмай понимал, что его мозг никогда не сможет осознать все тонкости интеллектроники. Она стала основой цивилизации Файау. Даже с рождением живых детей конкурировал интеллектронный синтез, включавший создание и разума, и тела. Исходное население Файау было очень маленьким, а потребность в специалистах огромной. Синтез решил эту проблему, но теперь искусственные файа тут были уже в меньшинстве. Естественные обходились дешевле, – впрочем, все знали, что всего через несколько сотен лет все живые файа исчезнут. На смену их слабой плоти придет холодная сталь. Как файа ни пытались затормозить этот процесс, он всё равно шел. Сохранение нужных им условий уже давно превратилось в тормоз. Из двенадцати занятых Файау не-планет Мэйат живые файа населяли всего пять. Остальные превратились в единые существа, может быть, более разумные, чем вся прочая Файау. Из шестнадцати тысяч её кораблей лишь четверть несла живые экипажи. Впрочем, лишь семь тысяч её звездолетов были полноценными кораблями. Остальные были построены как автоматические танкеры и крейсеры. Файа посетили полтора миллиона звезд в одиннадцати тысячах галактик, не исчерпав даже ничтожной доли многообразия Вселенной. И это было лишь начало бесконечного пути.

* * *

В тишине дороги, нарушавшейся лишь негромкими разговорами, прошло несколько часов. Солнце начало склоняться к западу. Вокруг всё чаще мелькали здания, потом вдали показалась вонзавшаяся в зенит ослепительно-белая линия, – одна из сорока Небесных Башен, стоявших по экватору планеты. Она приближалась и росла, становясь всё массивнее. Наконец, Анмай увидел плавно расширявшееся основание колоссального сооружения. К нему вело шестнадцать пар монорельсовых путей. По ним непрерывно неслись прозрачные пассажирские и белые грузовые вагоны. Их вагон, скользнув по плавно изгибавшейся вверх направляющей, помчался вдоль отвесной грани Башни – и Анмай увидел окружавший её невероятный город. Узкие пирамиды, конусы, башни его разноцветных зданий пронзали облака, словно горы. Между ними и на их уступах зеленели парки, разделенные сложной сетью каналов, – а в воздухе парило невероятное количество разнообразнейших машин. У Вэру просто голова пошла кругом от этого зрелища.

По мере разрежения атмосферы скорость росла. Город всё быстрее уходил вниз, но не становился меньше, – из-за горизонта поднимались всё новые здания. Из-за них выплыл берег моря и расположенный на нем космодром. Стоявшие, вернее, парившие над ним корабли не уступали размерами городским зданиям.

Когда показались, наконец, зеленые равнины и горы, Анмай видел уже всё побережье материка, вдоль которого простерся этот невероятный город. Он с грустью смотрел, как плавно уходит вниз и голубеет земля, а вверху открывается усыпанная звездами ширь космоса.

Ему не было суждено вернуться в этот мир.

* * *

В окно вплыл зеркальный бок орбитального города, потом ещё одного и ещё, и вдруг открылось решетчатое поле колоссального космодрома, – во многих его ячейках замерли похожие на узкие уступчатые пирамиды корабли. Внизу в поле зрения вмещалась уже вся планета. Её окружало невероятно сложное кольцо сверкающих ажурных конструкций, соединенное с поверхностью похожими на иглы башнями.

Ныне Файау была не планетой, а целым семейством планет. Лишь одна из них являлась естественной. Остальные, колоссальные искусственные сооружения, размером и массой не уступали ей. Они вращались вокруг общего центра масс по единой орбите, как бы вложенные в вершины многоугольника. Относительно друг друга они были неподвижны и соединены кольцом транспортных путей, заменивших космические корабли. Анмай едва мог поверить, что путешествовал между мирами в почти обычном поезде. Только рельсы тут были из нейтрида, в миллиард раз более прочного, чем обычная сталь.

Он замер в благоговейном трепете, глядя на Верфи Файау. Там строились её звездолеты, – и там же был их главный порт. Колоссальный шестиугольник Верфей составляли тысячи меньших. Они казались полупрозрачными сотами, в ячейках которых сиял алмазный свет. В соединявших соты трубчатых фермах проходили транспортные пути.

Каждый тридцатимильный шестигранник был гигантской толстостенной шахтой, перекрытой с обеих сторон силовыми полями. В них идеальным ртутным зеркалом сияли пирамидальные корпуса звездолетов, чинившихся, разгружавшихся и загружавшихся. В сборочных шахтах плыли колоссальные машины и сегменты ярусов, вставая на свои места с идеальной точностью. В шахтах форматоров сиял ослепительный свет, – там шло выращивание нейтридных корпусов. Именно тут, а не на зеленых лугах была истинная Файау. У Вэру перехватило дыхание, когда он смотрел на тысячи миль всемогущих машин и сияния металла. Теперь он понял, чем должна быть цивилизация.

Даже сами Верфи казались хрупкими по сравнению с другими частями ожерелья. Файау сияла в нем, словно голубой бриллиант. Все прочие блестели сталью. Пять цилиндров были городами-планетами, пустыми внутри. Обвивавшие их по спиралям огненно-белые крылья радиаторов сияли ярче солнца, отводя избыточное тепло миллиардов машин. Ещё одна планета, издали похожая на Файау, только раз в десять меньше её, была многогранником, покрытым причудливым сине-золотым узором, – сотни тысяч цехов, соединенных огромными шахтами, величайший завод её Союза. Радиаторы окружали его сегментированным кольцом. Две последних планеты были плоскими гигантскими десятигранниками, самыми большими из всех. Они вращались друг против друга, на равном расстоянии от Файау. Анмай знал их назначение, но они были темными, погруженными в сон. Две установки Сверх-Эвергет, две крепости, ожидали появления врага.

Всё вместе было поразительно красиво. На Файау царил вечный день, – так ярко сияли её искусственные миры. Это величайшее достижение разума стало счастливейшим местом во Вселенной. Но воспоминания о том, что ему пришлось совершить, чтобы всё это появилось на свет, наполнили сердце Вэру тяжелой печалью.

Вагон вздрогнул, перейдя на пути Верфей, – они оплетали их, подобно паутине, ведя прямо к нужному Вэру кораблю. Тот был уже полностью заправлен и проверен, лишь ожидая, когда на его борту соберется экипаж. Корабль при рождении нарекли Великой Файау, но Анмай про себя окрестил его Астрофайрой, – так должен был называться тот, первый корабль его несбывшейся мечты.

Всего год назад вернувшаяся из дальней экспедиции, Астрофайра была огромна, – уступчатая пирамида двухсот вэйдов или двадцати миль высоты и вдвое уже в основании. Стены первых семи её уступов отклонялись наружу под углом в тридцать градусов. Стены верхнего, восьмого уступа отклонялись под тем же углом внутрь. Плоскую, срезанную вершину пирамиды покрывал сложный узор из светящихся линий. Зеркальная броня ослепительно сияла на солнце. Она была не толще поперечника атомного ядра, но состояла из вогнанных друг в друга нейтронов и по сравнению с ней сталь была не тверже газа. Анмай знал, что, вряд ли найдется сила, способная её пробить. А если прочности брони окажется недостаточно, – её прикроют могучие силовые поля.

Издали корабль казался небольшим, но, когда огромная масса несокрушимого, вечного металла закрыла небо, Анмай невольно сжался. Путь изгибался, он вел к четвертому уступу пирамиды, к ангарам.

Они промчались над сияющей плоскостью пятого уступа, к открытым воротам шлюзов. Пронзив в ослепительном ореоле света силовое поле, вагон нырнул внутрь корабля и со слабым шипением замер, закончив своё головокружительное путешествие. Его дверь поднялась, и пассажиры вышли в неоглядно огромное, – длиной в две мили, – помещение второго главного ангара.

В зале с гладкими серыми стенами было множество файа. То и дело из ворот появлялись вагоны, из них выходили новые группы веселой молодежи. Многие тут же поднимались в воздух, устремляясь к крошечным снизу отверстиям летных туннелей. Анмай усмехнулся, поправив на бедрах силовой пояс. В закрытых помещениях он ещё не решался летать.

Постоянно оглядываясь, он пробирался к внутренней стене ангара, чувствуя под ногами приятную упругость покрывающего пол пластика. Ангар буквально кишел файа. Все куда-то спешили с веселым или озабоченным видом и Вэру пришлось поднапрячь силы, чтобы его не оттерли от подруги. Он невольно любовался ей. Хьютай надела короткое, – чуть ниже зада, – платье очень темного, почти потустороннего синего цвета, оттенявшего её смуглую кожу. Оно состояло, собственно, из кофточки с короткими рукавами и свободной юбки, а между ними виднелось два дюйма стройного, словно из стали отлитого стана, или – с другой стороны, – изгиб впалого живота и пупок.

Анмай, как привязанный, следовал за любимой. Её удивительные стройные ноги были обнажены почти на всю длину. Обувью Хьютай служили сандалии-подошвы с пушистыми черными шнурами, пропущенными между пальцев. Подошвы были короткие, так что пальцы её ног касались пола. На Хьютай оглядывались, и Анмай гордился тем, что она выбрала его. Ему это очень нравилось, но мысль о том, что он, – её парень, казалась ему сейчас не более восхитительной, чем мысль о предстоящем путешествии.

Все файа здесь были по-разному одеты, да и сами не слишком похожи друг на друга. Вэру сильно мешало то, что файа означало то же, что и люди, то есть общее название вида. А рас в Файау было уже много – три основных и множество меньших, их породили тысячелетия звездной экспансии.

В его родной Фамайа люди и файа не смешивались лишь из-за генетической несовместимости, – физиологическая у них была. А в Файау, с появлением интеллектроники, когда тела стало можно менять, как раньше машины, эта проблема исчезла. За три с половиной тысячи лет чистых людей в ней не осталось, хотя и были расы с большой долей человеческой крови.

Кроме похожих на Вэру уроженцев Первичного Мира попадались обитатели Церры, – более ловкие, тонкие и стройные, с золотистой кожей. Уроженцы Шу-Шарры, напротив, были темнее и массивнее, а в их облике проступало нечто кошачье, – эти различия создали не разные условия обитания, а разные идеалы красоты, принятые в отдаленных частях безмерно огромного Союза. Правда, Анмай не мог отличить рожденных естественным путем от файа, созданных синтезом, но это не очень его волновало. Инстинктивная неприязнь к искусственным давно прошла, едва он понял, что они ничем не отличаются от остальных, хотя никогда не переживали многих воспоминаний, заложенных в их памяти. Более того, создания машин почему-то порой были добрее и справедливее рожденных, – и вот это оказалось обидно до боли...

Зато различить тут парней и девушек он мог даже издали, – туники многих девушек светились, напоминая облака белого огня. Сквозь них дразняще просвечивали прекрасные гибкие тела. Других девушек очень мило украшали крохотные, но яркие цветные огни на запястьях и пальцах босых ног. Облака разноцветных искр света в густых волосах придавали им особенно очаровательный вид. Но смотрел Вэру не только на них.

На многоярусных платформах, крепившихся у стен ангара, стояли десантные корабли, – одни массивные и плоские, другие маленькие, угловатые, с крыльями. Пол занимали похожие на бронированные многоэтажки корпуса тяжелых грузовых лихтеров. В стенах светились огромные проемы, ведущие во внутренние помещения звездолета. Там шла заправка, ремонт и строительство новых малых кораблей.

Анмай повернулся направо. Среди белого и мягко-серого цветов резко выделялась зеркально-черная громада Товии, – новейшего и самого маленького из звездолетов Файау. Эта грандиозная восьмиугольная конструкция поперечником в два вэйда, казалось, занимает ползала. Она напоминала Вэру давно обратившуюся в ничто Цитадель Товии, но была вооружена универсальными энергетическими орудиями, и, благодаря гравистатам, могла парить в воздухе, вместе с облаками. В ней стоял и Эвергет, – тоже новейшая, уменьшенная модель.

Ангар Астрофайры был очень обширен, и у пары ушло пятнадцать минут на то, чтобы пересечь его. Его потолок, находившийся на высоте полумили, был в точности похож на пасмурное небо. Миновав огромные ворота, Анмай уперся в летный туннель. Лифтов и лестниц здесь не было. Хьютай усмехнулась и, окутавшись ореолом взвихренного воздуха, исчезла в трубе. Вэру оставалось лишь последовать за ней.

В просторных трубах, отделанных серым, бледно светящимся пластиком, царило шумное оживление. Молодежь носилась в разные стороны, то и дело сталкиваясь. Столкнувшиеся отскакивали друг от друга, как мячики, налетая на стены и на соседей с веселым смехом. У Вэру кружилась голова от мелькания разноцветно одетых тел, стен, люков, поворотов, выходов...

Вылетев в центральную шахту корабля, Анмай помчался вверх. Добравшись до жилых помещений второго отсека, он свернул в горизонтальный туннель и, с трудом ориентируясь по настенным указателям, выбрался в коридор, впрочем, не совсем обычный. Голый, сиренево блестящий металл наклоненных наружу ребристых стен исчезал наверху в толще светового поля, словно растворяясь в его бездонном сумеречном сиянии, – это создавало ощущение беспредельного пространства. В стены углублялись проемы жилых комнат. Найдя свою, Анмай положил ладонь на светящийся квадрат сбоку от двери. Та со слабым свистом скользнула вбок. Они вошли.

Хьютай осмотрелась. Помещение в точности повторяло их дом, включая окна, – в них нельзя было лишь вылезти. Она с усмешкой коснулась весма. Окна погасли, наполнившись звездной чернотой, потолки взвились вверх, растворившись в сумеречном свете. Комната сразу приняла космический вид.

Прибыв на место, они ощутили растерянность, – их присутствие не требовалось нигде. Интеллектронные компьютеры корабля не нуждались ни в каких указаниях экипажа. Это было уже тысячелетиями привычным для жителей Файау. Что бы не происходило, но пока звездолет не достигал цели, – время пассажиров принадлежало лишь им самим, ибо управление кораблем было неизмеримо выше их возможностей.

Хьютай до предела усилила циркуляцию воздуха. В каюту ворвался прохладный ветер, пахнущий свежестью и ночью. Здесь было тихо, и лишь неведомо откуда, на пределе слышимости, доносилось слабое гудение, – пульс механизмов, занимавших девять десятых объема корабля.

– Раз нам нечем тут заняться, может, займемся друг другом? – Вэру искоса посмотрел на подругу.

Хьютай фыркнула.

– Решил заняться любовью от скуки? Свободная и беспечная жизнь испортила тебя, Анмай! Я пойду лучше осмотрю корабль, – а ты отдохни и подумай над тем, что я тебе сказала. Ладно?

Вэру кивнул. Хьютай исчезла за дверью. Он сел на постель, потом растянулся на её белой пушистой поверхности, погрузившись в невеселые раздумья. Разница между его родным временем, и этим фантастическим будущим, была очень велика. Лишь напрягая все силы, он смог включиться в эту жизнь на равных. А сейчас он участвует в межзвездной экспедиции, – опасном, несмотря на все предосторожности, предприятии. За два тысячелетия межзвездных полетов около половины всех кораблей Файау, – огромных светоносных крепостей, – погибло, или просто исчезло без следа. Потери в экипажах были обычны. Бывало и так, что возвращался пустой звездолет, без экипажа.

В межзвездном полете, где обычны не-пространственные прыжки, нарушающие вроде бы незыблемые законы природы, очень многие файа выходили за пределы психической выносливости. Поэтому слова Хьютай о том, что за эти два месяца его воля ослабла, очень его встревожили.

Анмай вскочил. Превратив часть стены в зеркало, он с минуту изучал свое лицо, ища следы замеченной подругой слабости. Однако широколобое, широкоглазое лицо бывшего Единого Правителя было просто недовольным и хмурым. Он усмехнулся, погасил свет и, скинув одежду, вновь растянулся на постели, глядя в потолок, в бездну синевато тлевшего, едва заметно мерцающего поля. Несмотря на все предстоящие опасности – а, скорее, именно благодаря им, – ему было сейчас очень хорошо, как в те минуты, когда их с Хьютай желание исчезало, уступая место томной, ленивой усталости...

Он лежал неподвижно, закинув руки за голову, широко открыв глаза. Когда прошло уже часа три, весм издал слабый, торжественный – весь экипаж собрался на борту, пора было отправляться. Анмай натянул традиционную одежду звездолетчиков Файау, – серый свободный комбинезон с накладными карманами, – с усмешкой взглянул на свои босые ноги, и вышел из комнаты.

Дошагав до конца коридора, он включил силовой пояс, и прыгнул в транспортную трубу. На сей раз, он поднимался до тех пор, пока не спрыгнул на кольцевой балкон на самом верху центрального ствола. Миновав раздвижные ворота, он вошел в один из радиальных туннелей-пандусов, где слабый зеленоватый свет мембранных полей едва отблескивал на темном металле, и поднялся в главную рубку корабля.

Колоссальное пирамидальное помещение освещали лишь огромные шестиугольные экраны, утопленные в углубления сетчатой конструкции из стальных гигантских балок. Низкие пульты расходились концентрическими квадратами. У них сидела масса файа, тихо переговариваясь и отдавая негромкие приказы. Но их тут собралось много, и в зале висел глухой гвалт.

Анмай молча сел на свое место, но не прикасался к приборам. Он знал, что всё это колоссальное сооружение – лишь огромная игрушка для экипажа. На деле файа могли лишь высказывать пожелания, с которыми управляющие кораблем компьютеры могли и не согласиться. Впрочем, возможная разница мнений лежала скорее в плоскости конфликта отцов и детей, чем в какой-то иной.

Анмай усмехнулся, вспомнив, что никакого искусственного интеллекта на борту Астрофайры нет, – напротив, ей управлял разум тысяч лучших сыновей и дочерей Файау, слитый воедино...

Его размышления прервал мягкий голос невидимого комцентра корабля.

– Внимание. Через пятнадцать секунд будут запущены разгонные двигатели. Всем занять свои места. Внимание! Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль!

Анмай ощутил, как под ногами содрогнулась палуба. Затем его вдавило в кресло.

Старт такого корабля, как Астрофайра, представлял собой опасную операцию. Как и все корабли-миры Файау, она была настоящим колоссом, весом в восемь триллионов тонн. В отличие от легких космолетов, она не имела ионных маневровых двигателей. Основным требованием к двигателям звездолетов была экономичность, и борт корабля не мог покинуть ни один атом, не превращенный предварительно в излучение. Но для того, чтобы разгонять такую массу, даже с ускорением в 1 G, нужна была колоссальная энергия.

Поглощая каждую секунду, четверть миллиона тонн вещества, магнитно-монопольные аннигиляторы превращали его в гамма-излучение мощностью всего лишь в шестнадцать раз меньшей стандартной солнечной светимости. Если бы это излучение лишь прикоснулось к Файау, – её поверхность мгновенно превратилась бы в плазму.

Пилоты начали расходиться. Лишь самые упорные наблюдали, как медленно уходят назад Верфи. Анмай не принадлежал к их числу. Он знал, что любоваться видами Вселенной можно и из окна своего дома.

* * *

Астрофайра разгонялась непрерывно тридцать пять дней, пока не достигла десятой части скорости света. С такой скоростью ей предстояло лететь ещё полгода, пока она не отдалится от Файау на триста миллиардов миль. Лишь на таком расстоянии она могла войти в не-пространство, не причинив вреда своей родине. Всё это время Анмай учился и знакомился с огромным кораблем, что, впрочем, было одно и то же.

За пятнадцать минут он мог пролететь из конца в конец весь звездолет, – но в нем был почти миллиард помещений. Нечего было, и думать обойти их все или познакомиться со всеми восьмьюдесятью миллионами членов экипажа Астрофайры, – большинство их никогда даже не видело друг друга.

Во время полета на корабле шла та же мирная жизнь, что и на самой Файау. Файа занялись тем же, чем занимались, собственно, всегда, – ходили в гости, общались и работали с бортовыми библиотеками корабля, узнавая что-то новое, – когда им этого хотелось.

Несмотря на молодость, все они имели куда более обширные знания, чем Вэру, хотя и весьма беспорядочные. Считавшаяся желательной учеба занимала лишь малую часть их времени. Остальную они заполняли физическими упражнениями (каковые сводились, по преимуществу, к плаванию), по большей части, бездельничали или пребывали в мечтах. Многие их занятия были Вэру совершенно непонятны, например чиннамак.

Чиннамак были зеркальными кубиками размером с ноготь. Под определенным углом на них становились видны яркие, поразительно красивые многоцветные узоры или различные сценки, тоже очень красиво нарисованные. Они никогда не повторялись. Файа собирали из чиннамак мозаики, иногда достигавшие устрашающих размеров. Это не могло быть искусством, так как чиннамак занимались едва ли не все поголовно. Насколько Вэру смог понять, это было подготовкой к жизни в виртуальном мире – после физической смерти. Файа готовились к ней едва ли не с рождения. Полноценная личность содержала в себе колоссальный объем информации и, несмотря на громадную мощность гиперкомпьютеров, объем виртуальной вселенной Файау был далеко не беспределен. Сознание каждого файа занимало в ней довольно ограниченный объем. Располагая чиннамак в определенном порядке, файа, по-видимому, приобретали какие-то навыки, помогавшие расширить его – за чужой счет. Но вот как – Анмай не представлял. Он не знал правил, по которым строились мозаики, – по-видимому, каждый составлял их для себя сам, – и при одном взгляде на них у него начинала кружиться голова. Если он пытался пересилить себя, к головокружению присоединялась ещё и боль. Его сознание было просто не в силах ухватить такое количество образов, и он не представлял, как можно заниматься этим по много часов подряд. Именно здесь вся пропасть разделивших их времен проявлялась внезапно с ужасающей очевидностью: то, что для него казалось бессмысленным, непонятным и даже мучительным, для жителей Файау было привычным с детства и даже увлекательным. Утратив всякую надежду разобраться в чиннамак, Анмай часами просиживал перед цветной трехмерной моделью звездолета, всматриваясь в неё, пока его голова вновь не начинала кружиться от немыслимо сложного сплетения линий.

Первые звездолеты Файау были лишь улучшенными копиями Фамайа. Позднее появилось много разновидностей автономных кораблей-миров. Самым удачным оказался корабль типа Укавэйра. Именно он стал основным в Союзе Файау. Астрофайра была ничем не примечательным кораблем, типичным в этой серии. Её объем составлял 2250 кубических километров, из которых лишь десятая часть приходились на обитаемые помещения. На двух с половиной тысячах своих жилых палуб она несла восемьдесят миллионов файа. Это был действительно кочующий мир, ничуть не уступающий целой планете.

Не только внешне, но и функционально звездолеты типа Укавэйра делились на восемь основных отсеков. Четыре нижних, составлявших семь восьмых всего объема корабля, были недоступны для файа, наглухо отделенные броневыми перекрытиями. Восьмой, самый большой отсек, занимали двигательные установки, – разгонные на днище и маневровые на боковых плоскостях. Их конструкция была необычайно сложной. Сами двигатели состояли из магнитных решеток, запертые в которых монополи поглощали струи плазмы, превращая её в гамма-излучение. Оно, с помощью сверхплотных нейтридных зеркал, дополненных силовыми полями, фокусировалось в узкий луч, подобный лучу лазера, – малейшее отклонение от оси вело к громадным потерям тяги. Но самой сложной была система охлаждения, – хитроумная сеть плазмопроводов, способная работать при миллионах градусов и сбрасывать объем тепла, способный вмиг испарить весь корабль.

Там же располагались устройства, с помощью которых корабль заправлялся. Астрофайра могла и непосредственно поглощать плазму звезд, зависнув в их хромосфере, и разрушать астероиды, превращая их в пар, и всасывая его через магнитные ловушки.

Седьмой отсек целиком занимал Эвергет и его вспомогательные устройства. Он же служил хранилищем энергии, – она запасалась, в сущности, простым нагревом анизотропно-сверхжидкостного ядра. Энергия, эквивалентная миллиардам тонн массы, всегда готова была вырваться в момент необходимости. Одновременно это была и фабрика частиц, производившая почти любые их виды, – вплоть до магнитных монополей, необходимых всюду – эти катализаторы превращения массы в энергию могли использоваться в устройствах любого размера. Они имели и много других, столь же уникальных свойств.

Здесь было сердце всего корабля. Эвергет мог не только пробить световой барьер и выбросить звездолет в не-пространство. Одновременно это было и главное оружие корабля, мгновенно поражающее цели за триллионы миль, – если её координаты известны. И ему ничего не могло противостоять – кроме другого Эвергета. Он мог даже взорвать звезду, – совсем немного подняв в ней уровень сильного взаимодействия и, превратив водород в термоядерную взрывчатку, хотя это заняло бы месяцы. Файа давно поняли, что управление такой мощью действительно нельзя доверять слабым рукам живых существ. К счастью, даже самый маленький Эвергет без необходимого обвеса был размером метров в сто. Для защиты на каждый приходилось ставить полноценный ИИ и защитные эффекторы, так что удержать их от действий в СВОИХ интересах не мог никто, – машины могли благосклонно внимать, или – НЕ внимать просьбам живущих. С этого и началась матричная система, – сначала бессмертие для единиц, потом для тысяч, потом, в принципе, – для всех. Вопрос был лишь во времени и в сохранении стабильности общества. Всего лет через двести технология стала общедоступной. Но до сих пор Эвергеты ставили лишь на корабли размером не меньше Товии, – собственно, так Файау и перешла в интеллектронную фазу. Верхнего предела не было, но установки диаметром более ста миль не могли прыгать в не-пространстве, – прыжок всей массы уже нельзя было синхронизировать.

Эвергет также превращал материю в поля, не воспроизводимые в нормальных физических условиях. Например, он одновременно был сидератором, – машиной, создающей искусственное поле тяжести. Вэру лишь оставалось удивляться, к каким сложностям приводит исполнение прихотей живых файа. Впрочем, сидераторы могли применяться не только для этого...

Однако, сидератор не только потреблял массу энергии, но и выделял её, нагревая корабль. Поэтому, в свободном полете, если он был не слишком длинным, его отключали, и тогда на борту царила блаженная невесомость, правда, не полная. Огромная масса звездолета создавала очень слабую, но всё же заметную силу тяжести, направленную к корме, – месту основной концентрации масс.