Текст книги "Фатум (СИ)"

Автор книги: Miss_Windrunner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 83 страниц)

– Мы не в камере, – оборвала Дафна поток оптимизма.

Николь замолчала, растерянно пялясь во мрак.

– А где?

– В колодце смертников.

И снова Николь впала в ступор. Поняв же, что Никс сказала все, что хотела, Никки решила прояснить внезапно усложнившуюся ситуацию.

– Но, секундочку, разве «Колодец смертников» – это не та пропасть, над которой перекинут мост, и в которую вы сбрасываете приговоренных к смерти зеков?

– Так было не всегда, – вклинился в беседу еще один голос: тихий, скрипучий, омерзительный. Николь вздрогнула от неожиданности и отпрянула от экрана, по ту сторону которого постепенно вырисовывался силуэт Графа. – Колодец смертников в том виде, в каком ты его знаешь, существует чуть больше ста пятидесяти лет. До этого же мы казнили своих братьев иначе, и, должен признать, мне этот обычай нравился гораздо больше.

То, с каким наслаждением хранитель говорил, действительно пугало: казалось, он смаковал каждое слово, точно вкушал внеземное лакомство маленькими пленительными кусочками.

– Слово «Нокс», как ты, возможно, знаешь, переводится «ночь». И этому названию тоже немногим больше полутора века. Видишь ли, сто пятьдесят шесть лет назад на Эстасе случился природный катаклизм, после чего температура на нашей планете начала стремительно расти. Эстас и раньше был жарким местечком, но после того, что произошло, он стал напоминать, скорее, ад. К счастью для нас, провидцы предсказали подобное развитие событий, а потому мы были готовы: мы смогли обезопасить свои строения от лучей Гелиодора, хоть нам и пришлось существенно изменить стиль жизни, – в пещере стало чуть светлее: видимо, свет все же где-то включался. – Именно после этих изменений «Яма» стала «Ноксом». Прежде, когда солнце не было таким губительным, тюрьма не была крытой: заключенные, выглядывая из своих камер, смотрели не вниз, как сейчас, страшась погибели, а вверх – на небо, корчась в муках надежды от осознания того, что свобода была поразительно близко, и так же поразительно недосягаема. Они чувствовали себя бешенным зверьем, угодившим в ловушку, из которой им уже не выбраться. Потому-то это тюрьма и называлась «Ямой».

Николь, нехотя, заслушалась: чего у Крыши не отнять, так это дара рассказчика. Памятуя о том, как мастерски провел ее Тропворт, девушка пришла к выводу, что все телепаты от природы были виртуозами по части рассказывания сказок – будь то правда или вымысел, без разницы.

– Казни же проходили здесь, на этом самом месте, и это было целое искусство, – мечтательно продолжал Морт, его красные глаза загорелись вожделением. – Процедура эта была крайне редкая, и подвергались ей наиболее достойные. Избранных, – не без издевки обозвал несчастных хранитель, – запирали вот в таких вот камерах, – он кивнул на новое обиталище Николь. – И держали впроголодь месяцами, периодически снижая уровень кислорода. Это делалось для того, чтобы развязать особо упрямым преступникам языки, и это работало: в среднем, после трех приступов внезапного удушения и следовавшего за ним затишья, которое было в сотни раз страшнее самого наказания, даже самые закоренелые мерзавцы разбалтывали все свои сокровенные тайны, – альбинос улыбнулся, сверкнув в полумраке оскалом. – После этого их сытно кормили, и оставляли в камере «до пересмотра дела» еще на пару дней, которых было предостаточно для того, чтобы увериться в радужности своих перспектив и увидеть свое будущее в более ярком свете…

Морт замолчал, задумчиво глядя в пустоту.

– Ну и что было дальше? – не выдержала Николь.

– А дальше они пускали воду из трубы над твоей головой, Незабудка, – девушка тут же задрала голову и, под аккомпанемент вновь участившихся всхлипов Дафны, обнаружила тот самый кран, о котором говорил альбинос. – Представь себе их ужас, ужас людей, уверовавших в возможность спасения, и в миг осознавших, что все это было одной большой ложью, самообманом… Мой наставник показывал мне записи некоторых, особо значимых для истории казней, и, признаться, лучшего зрелища мне наблюдать не доводилось…

Больной ублюдок – пронеслось у Никки в голове.

– Видеть, как величайшие умы нашего общества на глазах деградировали до обыкновенных дикарей, в панике пытавшихся заткнуть эту трубу, пробить защитный экран… Смысл этого ритуала, да, да, именно ритуала, заключался как раз в выявлении пороков нашего общества; в выявлении истинной сущности попавшего в камеру человека. Обыкновенная вода вымывала из грязи низменных мотивов настоящего хранителя точно так же, как вымывала золото из горной породы. Стоит ли говорить, что за все время, пока проводились подобные казни, в эти камеры попадала исключительно грязь?

– Я предупреждаю Вас, магистр, – наконец подала голос Дафна, видимо, не особо впечатлившаяся рассказом, – если Вы немедленно не выпустите нас отсюда, у Вас будут проблемы. Я, как представитель сената…

– Вы очень своевременно подали голос, сенатор, – отметил Морт, улыбаясь собственным мыслям. – Точно так же и Ваши предшественники полтора века назад осмелели настолько, что уверовали в наличие у самих себя законного права вмешиваться в дела ордена. Так же, как и Вы сейчас, они бесцеремонно вторглись в наш мир со своими разглагольствованиями о правах человека, о гуманизме и прочих человеческих ценностях. Вы начали насаждать свои законы и уставы, замахнулись на то, на что по рождению не имели права даже смотреть! И результатом подобной сердобольной политики стало появление таких, как наш общий знакомый – Кристиан Арчер: самовлюбленных, мнящих себя богами недомерков. Вы это начали, сенатор, как ни крути. Чем больше власти мы давали вам, тем наглее вы становились: ваша жажда власти и ваше фатальное неумение вести дела и держать под контролем государство стало тем, что пошатнуло наше общество. За своими законами, придуманными вами же, вы лишь прятали до безобразия примитивное стремление – стремление выжить любой ценой. И именно из-за него, сенатор, Вы и оказались здесь.

– Не хочется прерывать, но все же придется, – воспользовавшись заминкой, Николь выступила вперед, привлекая внимание Крыши к себе. – Просто, беря во внимание все вышесказанное – я имею в виду изначальное предназначение этих камер – я бы хотела внести некоторую ясность, Геннадий Аркад….то есть, я хотела сказать, магистр. Дело в том, что нас с сенатором топить не обязательно, ведь и без того очевидно, что мы – не золото, то есть, не хранители, так что предлагаю обойтись малой кровью и не тратить драгоценную воду только ради того….

– Ты в этой истории жертва, Незабудка, – словно не слыша девушку, перебил альбинос. – Ты, пожалуй, единственная, кого не должно было здесь быть изначально, однако, время вспять не повернуть.

– Оно и не нужно, если Вы нас отпустите, – гнула свое Никки.

– Я не могу этого сделать, – без тени раскаяния сообщил Морт. – Видишь ли, ты – не заключенный, приговоренный к казни, ты – лишь ее часть. Вы обе.

– Боюсь я не совсем поним…

– Странная вещь – судьба, – рассуждал альбинос, прохаживаясь вдоль камер, шелестя полами своей длинной белой мантии. – Страшная вещь, хотя и наполовину не такая страшная, как ее толкование. На Земле у меня было предостаточно времени для того, чтобы все обдумать и взвесить. В какой-то момент, снова и снова прокручивая в голове пророчество Клементиуса, сделанное им много лет назад, я понял, что все, во что я верил, во что все мы так свято верили, было ложью. Ложью, которую мы сами в себе взрастили. Ведь если подумать, Клементиус лишь сказал о том, что сын Эйдана Малика станет последним главой ордена, что после него ордена не станет, как и нашего общества, но разве он говорил что-то о гибели? О смерти, в буквальном смысле? Нет. Все, чего мы так боялись, было додумано нами самими. Пророчество, само по себе, безобидно, но безобидно до тех пор, пока его никто не истолковал. Разрушение – не всегда плохо. Разрушение может быть началом чего-то нового, не так ли? Но мы были слишком ограничены, чтобы вовремя понять это. Мы из кожи вон лезли ради спасения, в то время как решение проблемы лежало у нас под носом. Само провидение дало нам подсказку! – Граф снова обратил свое внимание на Дафну. – Вы, сенатор, как никто другой, должны понять, о чем я говорю, ведь Вам довелось побывать на Земле и ощутить на себе цепкие когти смерти. Тогда Вы чудом спаслись. Ваш организм оказался слишком слабым, недостаточно развитым для того, чтобы выжить на другой планете. В то время, как организм хранителя смог преодолеть это. И речь сейчас не об Арчере, ведь он оказался полукровкой, а о Риверсе, обо мне и мисс Палмер – все мы успешно адаптировались к новой среде. Вы же понимаете, что это означает, не так ли, сенатор? Это означает то, что мы достигли более высокой ступени развития, той, что сделала нас будущим нашей цивилизации; той, что делала нас достойными идти дальше и вершить историю. Но, как это часто и бывает, мы оказались в меньшинстве. Большинство же, такие, как Вы, сенатор, скорее предпочло бы унести за собой абсолютно всех, лишь бы не умирать в одиночку. В своем эгоистичном стремлении выжить вы были готовы на все, даже уничтожить планету!

– Это Вы уничтожили Эстас, Морт! – взревела Дафна, удивив своими вокальными данными Николь: девушка и не думала, что Никс была способна издавать подобные звуки. – Вы направили установку в центр Танвита! Вы уничтожили все, что у нас было!

– Я лишь расчистил место для строительства, – все так же невозмутимо сказал Морт, дав Дафне власть накричаться. – Моей целью было не уничтожение, а очищение, потому как идти дальше и воздвигать новый мир имели право только лучшие представители нашей расы.

– Это Вы-то? – не смогла смолчать Николь.

– И я в том числе, – Граф словно и не слышал сарказма.

– А не сложно ль в одиночку будет будущее создавать?

– Я и не собирался делать это в одиночку, напротив, я искал и до сих пор ищу помощников.

– Оригинальный у Вас способ, ничего не скажешь.

– Не стоит судить художника, не увидев всей картины. Тем более, что ты сама стала ее частью.

– И как это понимать?

– Гниль следует сразу отделять от здоровых клеток, не правда ли? В противном случае, она станет распространяться все дальше и дальше, до тех пор, пока не погубит абсолютно все. С новым миром – все то же самое: воздвигая новое общество, я должен быть уверен, что в моей семье нет урода. Хранители – будущее нашей цивилизации. Настоящие хранители. Золото, Незабудка, а не обыкновенная грязь. Эпокрон же значительно усложнил мне задачу, ведь теперь девяносто процентов оставшихся в живых хранителей – бывшие преступники, а из оставшихся десяти процентов – только единицы не заразились теми пагубными идеями о мире и принятии землян, как своих братьев, которые принес с собой Арчер. И я не ошибусь, если предположу, что подобный альтруизм в этом мальчишке пробудился не без твоей помощи, Николь Кларк, – Граф вперил в девушку свои чудовищные красные глаза, изучая и оценивая. – Изначально я планировал просто уничтожить то, что осталось от Эстаса, со всей той грязью, что обитала на нем, однако, я все же не могу игнорировать тот факт, что один из сыновей Эйдана Малика – Избранный. И как бы сильно я ни ненавидел обоих его отпрысков, я все же понимаю, что, возможно, один из них, а, может, даже оба, все-таки достойны вершить историю вместе со мной. И это испытание, эта казнь, частью которой вы обе являетесь, предназначена именно для этих двоих.

На пару мгновений в пещере воцарилась гробовая тишина. Даже Дафна, и та, перестала хлюпать носом.

– Слишком сложно, – Николь первой обрела дар речи. – Кому-то из нас, определенно, нужно лечиться.

– Напротив, Николь Кларк, все – проще некуда. Сенатор Никс – первая, детская, идеализированная любовь Кристиана Арчера, из-за которой он практически с самого начала своего пути встал на неверную тропу. Ты – первая, детская и, возможно, единственная любовь Дэвида Малика, позднее, по иронии судьбы, ставшая слабостью и его брата: вы обе символизируете то, с чем истинному хранителю следует бороться с первого мгновения жизни до последнего – привязанность, уязвимость, слабость, – с презрением выплюнул альбинос, скривив губы. – Мои люди контролируют все четыре пульта управления тюрьмой: именно они организовали массовый побег земных крыс, вынудив Арчера стянуть все имеющиеся силы на его подавление. Иными словами, все выжившие хранители Эстаса сейчас здесь, в Ноксе. Как только я покину вас, дамы, ваши камеры начнут постепенно заполняться водой. Как только я покину третий уровень, мои люди отключат силовое поле, защищающее металл от сокрушительных лучей Гелиодора, и тюрьма, в буквальном смысле, превратится в адский котел, в котором сварятся абсолютно все, кто находится внутри. У Арчера, Малика и, кстати говоря, Тропворта будет выбор: они смогут либо покинуть тонущий корабль и присоединиться ко мне, иными словами, пройти испытание и избежать казни. Либо они попытаются спасти вас и, соответственно, не сдадут последний в своей жизни экзамен, – оскалившись, Морт достал из складок своей мантии небольшой предмет, похожий на обыкновенную земную рацию, и положил ее на землю у своих ног. – Я оставлю вам это. Как только я покину уровень, передатчик заработает, и вы сможете позвать на помощь, а заодно и объяснить своим потенциальным спасителям правила игры. Никаких особых команд для включения не нужно: все, что вы скажете, будет передаваться по громкой связи на всех уровнях. Вас услышат абсолютно все, кто находится в Ноксе. И да, для поддержания соревновательного духа не забудьте предупредить, что количество мест на моем спасательном корабле ограничено, и что со мной отправятся только те, кто доберутся первыми. Выживает сильнейший, как говорится.

Альбинос улыбнулся шире, отчего кожа на его изможденном старом лице натянулась, обрисовывая продолговатый, угловатый череп. Николь не могла с точностью сказать, сколько хранителю было лет: его кожа была дряблой и «мятой», точно истончившаяся бумага, а тело – скелет-скелетом. Увидь Никки Морта спящим, она бы, скорее всего, подумала, что он мертв, однако, его кроваво-красные, безумно горящие глаза были живее всех живых. И даже если и казалось, что любое, даже самое слабое дуновение ветра могло сбить хранителя с ног, стоило встретить взгляд этих чудовищных глаз, чтобы понять, что перед тобой было человеческое обличье смерти.

Словно привидение, Граф растворился во мраке, оставив девушек наедине друг с другом в кромешной темноте: мистический, непонятно откуда взявшийся свет он забрал с собой.

– Псих, – поставила диагноз Николь, однако, даже сей едкий комментарий она произнесла с благоговением: и в образе Крыши он ее пугал, в своем же истинном обличье он и вовсе был чудовищен.

– Та штука еще не заработала?

– Хрен знает. Мне кажется, нет. Да и Морт так быстро с третьего уровня выбраться не смог бы, – пожала плечами Никки. Затем, нахмурившись, уточнила: – А что? Ты что уже приготовилась на помощь звать?

– А у тебя есть другие идеи? План?

– Да, – солгала Николь, у которой внезапно зачесались руки. – И первым пунктом в нем значится «не делать того, чего от нас ждет Граф».

– И что ты предлагаешь?! – голос Дафны недвусмысленно дрожал.

– Во-первых, не истерить, – рявкнула Николь, у которой тоже потихоньку сдавали нервы, вот только она сама не до конца понимала, от чего именно: от перспективы утонуть или от Дафны Никс. – И, вообще, эти штуки даже не начали…

Лучше бы она этого не говорила, потому как стоило ей открыть рот, как сверху ударила мощная ледяная струя. Девушки вскрикнули, кто – от неожиданности, кто – от боли, и рухнули на пол. Николь, верная своему «везению» оказалась прямо под краном, а потому ее просто сбило с ног. Падение выбило из нее весь воздух, и она инстинктивно сделала вдох, после которого ее организм, судя по ощущениям, состоял из воды уже на все девяносто пять процентов. Дезориентированная, она вслепую барахталась на полу, пытаясь вылезти из-под струи, когда пещеру заполнил полный ужаса и паники голос Дафны:

– НА ПОМОЩЬ!

Это-таки чудотворно подействовало на Николь: рывком поднявшись на ноги, девушка, кашляя, попыталась перекричать соседку.

– ЗАТКНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ!

– Я здесь не умру! – продолжала верещать та, захлебываясь то ли слезами, то ли водой.

– Если ты не закроешь рот, я сама тебя убью! – пообещала Николь охрипшей Дафне. – Чего ты хочешь этим добиться, а? Еще не поняла? Если кому-то из них, – Никки машинально кивнула на потолок, хоть ее никто и не видел, – хватит ума спуститься сюда, нам всем все равно крышка! Кто из нас двоих старше и умнее, а?

– Я здесь не умру! – продолжала истерить та. – Я не умру вот так!

– Думаешь, сгореть заживо лучше?

– Кастер придет за мной! Он придет, придет за мной…

– Кастер? Кастер Тропворт?! Знаешь его? – Николь начала переминаться с ноги на ногу, так как вода, достигшая уровня ее щиколотки, была ледяной.

– Это мой муж!

– Ты замужем за этим мудаком?! – ужаснулась Никки, про себя отметив, что этот Тропворт, вероятно, доберется до спасательного корабля Морта быстрее него самого.

– Да как ты смеешь?! – тут же взвилась сенатор. – Ты ничего о нем не знаешь! Ничего, слышишь?!

– Кроме того, что это из-за него я здесь! – парировала Николь, радуясь, что Никс хотя бы перестала звать на помощь. Кажется, Эпокрон ударил по психике сенатора гораздо сильнее, чем за все это время доставалось Никки: от прежней Дафны Никс, которая когда-то гостила в доме Прайсов, не осталось и следа.

– Что? Что.. что ты сейчас сказала?

– Ты слышала, – отдышавшись, ответила Николь и привалилась к стене: обе пленницы утомились. Шок от внезапного душа прошел, и мысли девушек прояснялись. – Нет, я тоже хороша, конечно: повелась на его россказни по поводу того, что он типа с Кеем заодно, и что он – свой. Пошла за ним, как овца за пастухом, а он меня привел прямиком к Крыше. Ну, то есть к Морту.

Николь невесело рассмеялась, покачав головой. Все-таки она реально сглупила.

– Этого не может быть, – еле слышно ответила Дафна, и Никки так и видела, как та в отрицании трясла головой. А, может, и не в отрицании, а просто от холода, потому как горячую воду им, видимо, решили не добавлять. – Он…он не мог. Он ведь…

– Мудак, – подсказала Николь.

– Он обещал мне, что больше никогда не встанет на сторону Морта, – сокрушенно продолжала Дафна, видимо, разговаривая сама с собой. – Только не после того, что случилось с Крисом.

– А они – приятели, что ли?

– Кас был его наставником.

Николь присвистнула и невесело рассмеялась. Обе пленницы замолчали, предоставив потоку воды бороться с удушающей тишиной. Постепенно уровень воды поднимался, но до Никки все еще не дошла реальность происходящего: она с пассивным любопытством вглядывалась под ноги, по отсветам воды пытаясь понять, как быстро наполнялась камера. В какой-то момент она даже перестала чувствовать холод: видимо ее организм адаптировался к новому температурному режиму и приготовился к «зимней спячке».

– Мы не должны их звать, – нарушила молчание Дафна. Удивительно, но теперь ее голос звучал ровно, без истерики.

– Не должны, – согласилась Николь.

– Но мы должны предупредить их.

– Должны, – снова согласилась Николь.

– Как понять, что мы «в эфире»?

– Ты у меня спрашиваешь? Я едва с наручами разобралась, а ты…

И тут Никки почувствовала себя полной идиоткой. Дав себе ментального подзатыльника, девушка оттолкнулась от стены и, выйдя на середину камеры, активировала щит. Сработало: светящийся желтым неоновым светом, из ее левого наруча появился экран.

– Что это?! – спросила из-за стены Дафна, видимо, увидев свет. – Откуда?!

– Это – наш билет наружу, – с необоснованным оптимизмом заявила Николь, дрожа от холода, и активировала меч на правой руке. – Дай угадаю: с оружием в эти камеры никого не пускали, правда?

– Н-нет, н-наверное, – судя по голосу, сенатора тоже колотило от холода.

– Вот и славненько! Тогда ты объясняешь правила в громкоговорилку, а я – ломаю стенку, – с наигранным энтузиазмом Николь сделала молниеносный выпад и взвыла, как только меч соприкоснулся с силовым полем. Он не просто не проломил его, не просто не оставил на нем и царапинки или какого-нибудь другого следа, он… сломался. Причем сломался не просто меч, а сам наруч: Николь почувствовала, как ее руку обожгло, а затем в воздухе завоняло гарью. Барьер посредством какого-то заряда, похожего на электрический, просто-напросто сжег ее оружие!

– Что случилось?!! Николь?! Николь, ты меня слышишь?!

– План А не удался, – стараясь не терять присутствие духа, сообщила недохранительница, стягивая бесполезный наруч. Ее руку нестерпимо жгло. – Переходим к плану Б.

– Что еще за план Б?!

– Ну, – протянула Николь, наощупь обследуя потолок камеры, – он состоит в том, чтобы придумать план С.

– Ты издеваешься? Как ты можешь шутить в такое время?!

– Видимо, это моя реакция на стресс, – нащупав трубу, Николь проследила ее вплоть до угла камеры, но так и не нашла ни одного вентиля. – В любом случае, как человек, принимавший на Эстасе солнечные ванны, заявляю, что мы с тобой, вообще-то, в выигрыше: тем, кто наверху, придется очень и очень херово, когда Нокс начнет гореть.

– Думаешь, они успеют выбраться?

– А смысл? По-твоему, снаружи будет лучше? – Николь замерла, осознав очевидное. И тут же это самое очевидное озвучила: – А ты знаешь, кажется, мы все реально умрем!

Дафна издала нечто среднее между всхлипом и смешком, но ничего не ответила.

Воды было уже по пояс, но поиски Николь ни к чему не привели. Изнутри в камере не было ничего, кроме персонального водопада, который было не заткнуть, как бы девушка ни старалась. Второй наруч тоже вскоре вышел из строя после еще одной отчаянной попытки Никки проломить стену, на этот раз обыкновенную, каменную. Прохаживаясь вдоль камеры, девушка уже не знала, что предпринять; она чувствовала, что вот-вот потеряет самообладание. А вот Дафна Никс, напротив, видимо, успешно смирилась со своей участью и преспокойно, хорошо поставленным голосом политика и идеальной для до полусмерти замерзшего человека дикцией объявляла тревогу с помощью оставленного Графом устройства. С каждым разом у нее выходило все лучше, и Николь даже начинало казаться, что где-то в другой комнате у нее работал телевизор, по которому крутили один и тот же рекламный ролик.

–…количество мест на спасательном судне ограничено, поэтому поторопитесь, – закончила очередной дубль сенатор и прочистила горло. А потом рассмеялась, осознав всю абсурдность ситуации.

– Николь, ты хоть понимаешь, чем мы с тобой занимаемся?

– Предлагаешь поплакать и покаяться перед смертью? – Николь прильнула лбом к энергетическому экрану и прикрыла глаза: по сравнению с остальными поверхностями в камере, барьер был чуть ли не горячим. – Как думаешь, если там, наверху, уже все сгорело, может, и водичка нагреется?

– Вряд ли, – не стала подыгрывать Дафна. – Ее же не сверху качают, а снизу: если за столько лет она не прогрелась между пластами раскаленной земли, то небольшой костерок мало что изменит…

– Мои ты топчешь грезы**, – процитировала Николь когда-то давно услышанное ей стихотворение. – Слушай, а отчего питаются эти экраны?

– А?

– Я тут подумала: если наверху все сгорит дотла, то, может быть, экраны отключатся сами собой?

– Они не на электричестве работают, – задумчиво протянула Дафна. – Я не техник, но одно знаю наверняка: технический отдел ордена годами разрабатывал технологию этих полей с тем, чтобы даже в случае отключения электричества они продолжали функционировать. Это было очень актуально, учитывая, что у нас из-за климата были постоянные перебои с электроэнергией.

– То есть, они работают на каких-нибудь кристаллах, как в «Звездных Войнах»?

– Я думала, ты про «Силу» скажешь…

Николь прыснула, не в силах скрыть изумления.

– Не знала, что ты любительница земных фильмов…

– Я нет, муж – да. Он, вообще, любит земную фантастику: черпает много идей оттуда.

– Судя по его поступкам, не те фильмы он смотрит, – хмыкнула Николь, прижав ладонь к силовому полю. Вода, тем временем, поднялась до уровня груди.

– Он бы пришел за мной, – совсем тихо сказала Дафна, чтобы это не попало в эфир, но Никки ее все же расслышала. – Пришел, если бы я позвала.

На это Николь ничего не ответила, потому как ее личный опыт общения с Кастером Тропвортом шел вразрез со словами сенатора.

– В этом их главное различие, – продолжала Никс.

– Чье?

– Каса и Криса. Кастер всегда был, в первую очередь, воином, и лишь потом – человеком. Звучит странно, но так оно и есть на самом деле. Ему удалось сделать то, в чем Крис с детства был безнадежен: он научился беспрекословно подчиняться приказам. Он был верным подданным ордена, а после Эпокрона его орденом стала я. Если бы я позвала, он бы пришел, я знаю.

Николь, не до конца уловившая логику суждений сенатора, продолжала хранить молчание.

– Крис – совершенно другой. Всегда им был, – судя по голосу, Дафна улыбалась. – Возможно, это оттого, что он лишь наполовину принадлежит нашему миру. Сколько его помню, он всегда был упрямым: он никогда не подчинялся приказам, с которыми был не согласен, и этим нажил себе кучу врагов в ордене, и кучу поклонников – за его пределами. Он – отвратительный хранитель, но при этом он один из лучших людей, которых я когда-либо знала…

В голосе сенатора чувствовалась неподдельная теплота и нежность, и Николь поймала себя на мысли, что ее это почему-то задевало.

– Но все же ты выбрала Тропворта, – констатировала девушка, завуалировав вопрос.

– Да, – либо уловила намек Дафна, либо же просто воспользовалась случаем выговориться перед смертью. – У меня было на то много причин. Тогда они мне казались весьма здравыми и весомыми, но позднее… Если честно, я до сих пор не понимаю, как я могла всерьез руководствоваться подобными аргументами.

– Например?

– Возраст, – хмыкнула Дафна. – Крис младше меня на три года, но они мне казались десятилетиями. Думала, что если останусь с ним, то буду чувствовать себя этакой мамочкой до конца жизни. Глупо, правда?

И снова Николь не нашлась с ответом, потому как она просто не могла представить, как, вообще, возможно видеть ребенка в Зомби. Это же Зомби! Властный, бесцеремонный, самовлюбленный и упрямый до невозможности! Правда, также очень надежный. Сильный. Преданный.

Николь почувствовала, как к горлу подступил ком, и решительно отогнала от себя недавно вернувшиеся воспоминания.

– Но решающим для меня стало другое, – продолжала исповедь Дафна. – Крис всегда был рядом. Где бы я ни была, что бы я ни делала, я знала, что стоило мне позвать его, он бы тут же бросил все и примчался ко мне. В детстве это было мило, но потом я так к этому привыкла, что воспринимала подобную преданность, как должное. В какой-то момент мне это даже показалось скучным…

Стерва – подумала Николь.

– …А Кас был таким отстраненным, невозмутимым и холодным, как камни в этой пещере. Это было, своего рода, вызовом, перед которым я не могла устоять… Черт, теперь, когда я сказала это вслух, я чувствую себя еще большей дурой! – рассмеялась Дафна и поспешила сменить тему: – Много воды у тебя?

– В самый раз, чтобы начать отращивать жабры, – отшутилась Николь, задрав голову, чтобы вода не залилась ей в рот. – А у тебя?

– По плечи.

– Что?!! Ты шутишь?!

– Нет.

– Зашибись, – процедила девушка, чувствуя, как ненависть к сенатору начала возвращаться с завидной скоростью. Мало того, что она много лет имела при себе Зомби и как последняя стерва динамила его, так теперь она еще и переживет ее на парочку минут. И где справедливость в этом мире?! – Кажется... – зацепившись за выступ в потолке, Николь вытянула себя вверх настолько, насколько было возможно, -…кажется нам пора прощаться.

– Что ты имеешь в виду? – из голоса сенатора исчезли последний нотки тепла. – Николь?

–Что-то мне как-то страшно, – задыхаясь то ли от паники, то ли от сковывающей тело воды, призналась девушка. – Вот сейчас мне реально страшно!

– Николь!

Вода неумолимо поднималась выше, заставляя Николь выгибать шею под невообразимым углом, чтобы дотянуться губами до воздушного кармана и продлить свою жизнь еще на несколько минут. В лучшем случае. Неустанно работая ногами, девушка продолжала выталкивать себя вверх, прижиматься к потолку, чувствуя, как способность мыслить трезво покидала ее. Она не слышала ничего, кроме бульканья воды, не ощущала ничего, кроме ледяных волн, омывавших ее лицо и толкающих девушку вниз. Дышать становилось все труднее, а удержать в легких воздух – и вовсе невозможно, потому как из-за паники ее дыхание стало лихорадочным, агонистическим.

Николь потеряла счет времени: все ее существование свелось к одной цели – оставаться над водой. Оставаться над водой как можно дольше. Продержаться еще немного. Совсем чуть-чуть. И плевать, что это ничего не изменит. Ей просто хотелось жить. Хотелось сделать еще один вдох. Увидеть еще один рассвет. Съесть еще один апельсин. Еще раз понежиться в постельке. Еще раз…

Сделав последний вдох, девушка ушла под воду. Ее загнанный, полный ужаса взгляд метался по камере, но толку не было: кругом была одна темнота. По памяти девушка подплыла к экрану и начала неистово лупить по нему руками в последней, отчаянной попытке вырваться.

Вот и все, это конец.

Ее легкие начали гореть, горло сдавливать, сознание туманиться: кислород заканчивался, сил не было, был только страх. Всепоглощающий, парализующий, он разрывал девушку на части: два противоречивых рефлекса – сделать вдох, чтобы жить, и сжимать губы, чтобы не захлебнуться – боролись между собой, сводя Николь с ума. Силы покидали ее тело: она больше не лупила, что есть мочи, по экрану, а просто прижималась к нему руками, словно желая просочиться сквозь него наружу.

Теперь точно все. Только пустота и покой, даже страх ушел. Безразличие и апатия окутывали девушку незримой пеленой безучастности к происходящему. Если подумать, какой смысл бороться? Цепляться за жизнь, когда шансы изначально были не равны? И, вообще, почему ей должно было быть страшно? По-настоящему страшно должно быть тем, кто останется жить. Это у них проблем будет только прибавляться; это их будет подстерегать опасность, и это их болевой порог раз за разом будет испытывать жизнь. А у нее все скоро будет хорошо. Ей лишь оставалось подождать еще немного… К черту новый рассвет – за ним все равно придет долгая ночь. Хватит с нее этой вечной “зебры”. Хватит. Из-под полуопущенных век Николь вдруг увидела свет и улыбнулась: быстро, однако, за ней пришли. Она думала, будет гораздо больнее. И дольше. Но все прошло очень даже быстро, дело оставалось за малым…