Текст книги "Фатум (СИ)"

Автор книги: Miss_Windrunner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 83 страниц)

– Запуталась в леерах, – соврала Никки, надевая браслеты поверх поврежденных запястий. Ей надоело париться в бесконечных жакетах в сорокоградусную жару. Браслеты плюс тональник – и милое дело. – Там, на яхте.

– Правда? – с сомнением осведомилась Эмбер. – Но это было почти неделю назад, а синяки свежие.

– О-о-о, поверь, сестра, ты еще свежих не видела. Ладно, мне пора, – она чмокнула кузину в щеку. – Я быстро. Но если вдруг вы решите поехать без меня, то…

– Иди давай! – Эмбер запустила подушку Николь в спину и пригрозила кулачком. Конечно, она знала, что Никки терпеть не могла все эти походы по магазинам, организационные хлопоты, но, как-никак, она – сестра невесты, так что у нее не было выбора. Хотя сегодня Николь могла бы и не ходить с ней: Дафна, как ни странно, живо заинтересовалась свадебной темой и изъявила желание присоединиться к Эмбер. Ну еще бы, сегодня нужно выбрать свадебные украшения! Землянка ты, или нет – бриллианты не щадили сердца девушек, с какой бы планеты те ни были.

– Николь? – Эбигейл Прайс, казалось, только и ждала повода выйти из-за стола. Не могла она выносить компании этих американцев, как ни старалась. Каждая улыбка, каждое слово, обращенное к ним, стоило ей титанических усилий. А стоило ей взглянуть на него… Эбигейл Прайс всегда была далека от таких вещей, как магия, сверхъестественные силы и прочее – она считала это все выдумкой, средством выманивания денег у легковерных простачков. Но когда она впервые увидела Кристиана Арчера, ей пришлось резко пересмотреть свои взгляды на устройство вселенной. Ну не могли два разных человека быть так похожи. Да если бы не его возраст и цвет волос, она слегла бы с инфарктом, как только увидела его. Один вид гостя внушал Эбигейл Прайс ужас, служа напоминанием о прошлых грехах; о том, что она уже столько лет пыталась забыть. Вот потому и сейчас, приметив племянницу, старающуюся незаметно выскользнуть из дома, женщина ухватилась за эту возможность и встала из-за стола. – Николь, ты уходишь?

Извинившись, она пожелала приятного аппетита гостям и поспешила к девушке.

– Куда ты? Ведь Эмбер и мисс Никс еще не готовы и…, – Эбигейл запнулась, допустив ужасную ошибку: она обернулась. Он следил за ней. Арчер смотрел на нее своими огромными синими глазами. Его глазами.

Николь же, которая волновалась только лишь о том, чтобы тетя не обратила внимания на ее запястья, не заметила состояния своей родственницы.

– Я ненадолго. Мне нужно… Сегодня у няни день рождения, – Николь не стала ничего выдумывать: надоело. В конце концов, она уже взрослая девушка, и сама способна решать, с кем ей можно видеться, а с кем нет.

– Что? – с трудом оторвавшись от Кристиана, Эбигейл наконец переварила то, что только что сказала ее племянница. – Ты снова собралась в это место?!

– Да, тетя, и прежде чем Вы начнете меня отговаривать, говорю сразу: с Вашим согласием или нет, но я не изменю своего решения. Так что, если Вам есть, что передать, то можете отдать мне: думаю, Мэриан будет рада.

– Нет, – женщина спиной ощущала его буравящий взгляд. – Конечно, ее нужно поздравить, но… Это место не совсем безопасно. Буквально на днях прошел слух, что кто-то вломился туда и разнес всю картотеку…

– Оно к лучшему: им давно следовало бы там убрать, – Николь не могла знать этого наверняка, но дядя Фил, как она теперь про себя называла Филиппа, был убежден в этом.

– Но ты же вернешься к обеду?

– Да, конечно, – Николь улыбнулась и подставила щеку для поцелуя. – До скорого!

Эбигейл, тяжело вздохнув, проводила спину племянницы тоскливым взглядом и обреченно вернулась в столовую.

– Все в порядке, миссис Прайс? – Дафна сияла улыбкой. Одетая в легкую полупрозрачную блузку без рукавов сливочного цвета (позаимствованную у Эмбер) и ярко синие штаны (которые она привезла с собой и, как ни странно, составившие прекрасный дуэт с земной блузкой), девушка источала позитив, неустанно комментируя все, что положат ей в тарелку. Она, как опытный политик, не могла не заметить, что хозяйка дома чувствовала себя не очень комфортно, а потому всеми силами старалась разрядить обстановку.

– Да, мисс Никс, – миссис Прайс снова не смогла удержаться и перевела глаза на Арчера: несмотря на то, что женщина жутко его боялась, игнорировать его присутствие было выше ее сил. Однако в этот раз ее взгляд не встретил ответного: мужчина, нахмурившись, продолжал буравить взглядом парадные двери. – Как Вам пудинг?

– Пудинг?

– Да, – Эбигейл указала на нужное блюдо, отводя взгляд от мужчины. – Не слишком сладкий?

– А, пудинг, – Дафна кивнула, пытаясь запомнить новое слово. – Нет, пудинг, как все и все остальное, удался на славу!

Эбигейл улыбнулась: ей нравился язык Дафны – видимо, она учила его по книгам. Вежливый, тонкий, правильный… Женщина уже собиралась сделать американке комплимент, но тут Арчер вскочил (стул с грохотом отъехал назад) и, не сказав никому ни слова, стремительно покинул столовую под удивленно-настороженные взгляды всех присутствующих.

– Пожалуйста, не обращайте внимания, – Дафна поспешила нарушить неловкую тишину, с энтузиазмом заработав столовыми приборами. Дин тут же последовал ее примеру.– Он все еще нездоров.

Пожалуй, впервые за эти дни, его состояние действительно было не в порядке. Еще бы, за последние сорок восемь часов он не спал. Вообще. После того, как он вернулся из психушки, он облазил весь дом в поисках планшета. Нашел он его только под утро в одном из потайных коридоров. Воспользовавшись случаем, он решил закончить карту первого этажа и исследовал остальные коридоры. Таким образом он нашел еще два выхода: в малой и большой гостиных. И к несчастью для него, в малой гостиной и камин был малым, по сравнению с остальными: Кристиан не пригнулся, и в результате чуть не расшиб себе голову об острые наконечники каминной решетки. Все-таки исследовать тайные ходы ночью – не самая лучшая из его идей. Далее, он все же решил, что пора начать играть свою роль телохранителя. Явным сигналом к этому были постоянные намеки хозяйки дома: она то и дело спрашивала Ди о его состоянии и способности работать. Да и вообще, у мужчины складывалось впечатление, что Эбигейл Прайс по какой-то причине пыталась спровадить его из дома: не то, чтобы его это задевало – он тоже к ней особой любви не питал, просто подобная неприкрытая неприязнь казалась ему странной. Ведь он, несмотря на свое отношение к землянам, все же не позволял себе открыто проявлять к ним неуважение. Почти ко всем. Да и то, эта глупая девчонка – Николь Кларк – сама напрашивалась на грубость, так что это было не в счет.

Как бы то ни было, чтобы не вызывать подозрений, Кристиан был вынужден как следует вжиться в свой образ: поэтому весь следующий день он провел, хвостом следуя за Дафной. К счастью, она проводила большую часть дня в офисе Прайса – хоть денек он мог отдохнуть от угрюмых лиц хозяйки дома и ее племянницы. О, а эта чокнутая – вообще отдельная история. Кристиан никак не мог понять, как ему вести себя с ней. Его самолюбие не давало ему покоя, и каждый раз, когда он сталкивался с Николь, ему так и хотелось наорать на нее. Один ее вид раздражал его. Но с другой стороны, сам факт того, что одно ее присутствие могло вывести его из равновесия, бил по его эго еще больше. Какое ему вообще дело до этой девчонки? Какое ему дело до ее запястий? И почему, черт возьми, он все еще продолжал думать о них?

Но Эбигейл Прайс напрягала его больше. Конечно, она не представляла угрозы ни для него, ни для Ди, но что-то в ее поведении было не так. Может, эта сумасшедшая девчонка была права, и он ведет себя так, что окружающие его боятся или же ненавидят? Или вообще и то, и другое. В любом случае, Кристиан начал приглядываться к этой женщине: кто знает, вдруг она решит что-то выкинуть. Как, например, понимать ее недавний интерес к его семье? Буквально за прошлым ужином она устроила ему форменный допрос, расспрашивая обо всем: о родителях, детстве и так далее. В такие моменты он радовался, что Ди – политик. Политики, как никто, умеют уходить от щекотливых тем. В принципе, Кристиан мог бы рассказать все, как есть, но Ди предупредила его, что все в доме, кроме Ричарда и его чокнутой племянницы, думали, что принимают в гостях американцев, а не инопланетян. Потому-то он и не мог сказать, что не имеет ни малейшего понятия о том, кем были его родители; что даже его собственное имя – вовсе не его, а ему его дали в ордене Хранителей при зачислении на службу.

Найдя планшет, Кристиан собирался связаться с орденом и представить отчет, но потом он решил, что, собственно говоря, отчитываться-то и не в чем: он не мог рассказать ничего сверх того, что худшие опасения совета подтвердились, и что на Земле действительно был взрослый хранитель – невидимка, который непонятным образом умудрился скрыться от взора провидцев. Нет, сначала он должен был побольше разузнать о нем, в идеале – найти и поймать, и только потом отчитываться перед советом. Именно поэтому, всю прошлую ночь он провел в клинике. Он, как последний идиот, проходил от палаты к палате, от одной койки к другой, пытаясь почувствовать то же, что и в картотеке. Всю ночь он провел в этом дурдоме, но так ничего и не добился: невидимки там не было. А это могло означать только одно: что-то привело его в тот день в клинику так же, как и Кристиана. Но то была явно не болезнь. Может, он тоже кого-то искал? Может, он знал, что Кристиан там будет? Черт возьми, может это вообще была женщина?! Кей ничего не знал! Ни-че-го. И это его ужасно злило. Он всегда выкладывался на сто процентов, он не допускал ошибок!

Сегодня Кей собирался снова наведаться в клинику и проверить журнал посещений: если повезет, невидимка был зарегистрирован в качестве посетителя. Но Николь нарушила все его планы. Конечно, ему было все равно, где она и что делает, но опыт показывал, что каждый раз, когда они где-нибудь пересекались, происходило что-то нехорошее. От греха подальше, он лучше наведается туда чуть позже, когда девушки поедут за украшениями.

Николь, сломя голову, бежала по больничному коридору, на ходу читая таблички: Холт, Джейкобс, Форбс, МакГлей… Где же она? Где же Мэриан? Где Абрамс? Надписи на табличках постепенно начинали расплываться, свидетельствуя о том, что глаза девушки были готовы избавиться от лишней (а, может, и не лишней) влаги. По-хорошему, она все еще не могла поверить в реальность происходящего. Мысленно Николь все еще стояла на ресепшене в клинике и записывалась на посещение. И не было никакого санитара, который подошел к ней и с сочувственным видом потрепал ее по плечу. И он ничего не говорил. Ничего не произошло…

Как это возможно? Мэриан, такая добродушная и счастливая, спокойная… Да она, при всех тех трудностях, что выпадали на ее долю, никогда не жаловалась на сердце. Какой еще к черту приступ? Нет, Николь не могла в это поверить. Она должна была увидеть ее собственными глазами. Только когда она увидит, только тогда поверит. Сумка девушки, перекинутая через плечо, вихлялась из стороны в сторону: скорее всего, тортик, который Ребекка с утра так заботливо упаковывала, превратился в лепешку или груду шоколадного бисквита, но девушке было плевать. Если то, что сказал санитар – правда, вручать торт было некому.

Но вот, в самом конце коридора, Николь нашла то, что искала. То, что так боялась найти. На бледно-зеленой двери красовалась карточка: «Абрамс». Дрожащей рукой девушка повернула ручку и толкнула дверь. То, что она увидела, заставило ее всхлипнуть. Зажав рот рукой, на негнущихся ногах она медленно двинулась к кровати. Палата встретила девушку мерным жужжанием и пиканьем многочисленных приборов, а так же едким больничным запахом. Окна в палате были наглухо зашторены, и если бы не свет от панелей с многочисленными кнопочками, Николь даже и не поняла бы, что палата обитаема. Тусклая лампа рябила, освещая и без того мрачную палату холодным светом. Но ни скудность обстановки, ни отвратительный спертый воздух заставили девушку запаниковать: дело было в пациентке. На кровати лежала маленькая, сморщенная старушка: бледная и жалкая. Седые волосы, обычно собранные в толстую косу, разметались по подушке, под глазами лежали тени. Нет, это была не Мэриан. Это была какая-то тень, жалкая пародия на ее няню; скелет, обтянутый тонкой восковой кожей, мертвым грузом, лежащий на продавленной койке.

Сглатывая слезы, как во сне, девушка подошла ближе и очень бережно погладила морщинистую щеку. Даже кожа женщины казалась иной, холодной и безжизненной. Не в силах смотреть на мумию, которая не имела практически ничего общего с прежней Мэриан Абрамс, Николь перевела взгляд на приборы, на которых тянулась кривая пульса, светились какие-то цифры… С другой стороны кровати стояла капельница с препаратом, название которого девушка даже выговорить бы не смогла. Но как она ни старалась отвлечься, палата не могла ей предоставить достаточно объектов для детального осмотра. Так что как бы страшно ей не было, Николь все же пришлось вновь обратиться к пациентке.

– Привет, няня, – прошептала девушка, вытирая слезы и изо всех сил стараясь сохранить твердость в голосе: не хватало, чтобы Мэриан еще и выслушивала чей-то плач. Женщина в коме, а она, Николь, будет плакать? Вот уж нет! – А я тебе тортик принесла, – и снова девушке пришлось взять паузу, чтобы сглотнуть ком, подступивший к горлу. Ее голос был неестественно веселым и наигранно-беззаботным. – Шоколадный, как ты любишь. Между прочим, ты даже представить себе не можешь, чего мне стоило принести его тебе целым и невредимым! Всю дорогу на него покушалась, – Николь попыталась выдавить из себя смех, но получилось что-то нервное и хриплое: отчаянная попытка ее организма замаскировать рыдания. – Так что вставай, няня, иначе тебе ничего не достанется, слышишь? И вообще, Ребекка сказала мне не возвращаться, пока ты не попробуешь его. Знаешь, сколько она его пекла? С какой любовью? Ты не можешь это проигнорировать. Плюс, мы с Эмбер собирались заехать к тебе и показать украшения, которые купим. Ты же говорила, что умеешь заряжать камни энергией, помнишь? – Николь начала говорить все, что приходило ей в голову. Тараторила, как ненормальная. Вспоминала то, что было как вчера, так и десять лет назад. Все, что слышала, и что думала. Что угодно, лишь бы не оставаться один на один со своими мыслями. Что угодно, чтобы не поверить в то, что сказали ей до этого врачи: что, мол, надежды у женщины никакой не было. – Вооооот, и когда мы тебе их принесем, ты же их сможешь зарядить, правда? Скажу по секрету, Эмбер приготовила подарок и для тебя тоже. Только ты не говори, что я ее выдала – это сюрприз. А еще мы хотим уговорить дядю поговорить с доктором Эндрюсом, чтобы он позволил тебе прийти на свадьбу. Но это тоже сюрприз, так что ты не выд-д-давай меня, лад-д-но?

И все. Заряд ее твердости кончился. Зажав рот обеими руками, чтобы заглушить стоны, девушка осела на пол и разревелась. Плотина, что сдерживала ее отчаянье, держалась лишь на надежде, что врачи лишь сгущали краски, но теперь, когда Николь воочию увидела Мэриан, надежда испарилась. Отрицание и чувство несправедливости заполнило девушку до краев: этого не может быть! почему она? почему сейчас? как она могла так поступить? Николь знала, что думала как последняя эгоистка, но ничего не могла с собой поделать. Девушка понимала, что содрогается от рыданий не столько из-за жалости к няне, сколько из-за жалости к себе: ведь это ее бросили, ведь это она осталась одна. Николь просто лежала на грязном, больничном полу, сжавшись в клубок, и ревела навзрыд: горько, надрывно и отчаянно. Ее не волновало, услышит ли ее кто или нет. Не волновало, что о ней подумают. Даже тот факт, что она распласталась на холодном грязном полу, не мог пробиться сквозь пелену отчуждения и полнейшего неприятия действительности. Страх, одиночество, уязвимость – вот что царило в ее сердце. Николь и подумать не могла, насколько важную часть ее жизни составляла эта маленькая сухенькая старушонка. Для девушки Мэриан представлялась кем-то вечным. Тем, кто существовал до нее, и будет существовать и после. Неиссякаемый источник любви, мудрости, заботы… Откуда взялась эта старая женщина, лежавшая на кровати? Почему же раньше Николь не замечала ни ее морщин, ни ее хрупкости? Почему сейчас она видит лишь тень, лишь старость? Почему эти знакомые до боли черты теперь казались ей чужими? Неужели то, что говорят в таких случаях – правда: что кома – лишь продление срока службы тела с отсутствующей душой?

Где-то в недрах сумки зазвонил телефон. Какая-то часть ее сознания, подсказывала Николь, что это была Эмбер. Видимо, они уже собирались уезжать. Ответить? Сказать ей? Нет. Пусть хотя бы кто-то в этот день будет счастлив. Медленно встав – сначала на четвереньки, потом на колени – Николь закрыла глаза, сделала пару глубоких вдохов и сосчитала до трех. Когда она открыла глаза, в них уже почти не было слез. Дав себе мысленного пинка за то, что распустила нюни, девушка, как могла, привела себя в порядок (к счастью, у нее всегда с собой была пачка дезинфицирующих салфеток) и, достав из сумки расческу, начала заплетать волосы Мэриан в косу. Совсем как когда-то сама Мэриан заплетала косы Николь. Закончив с прической, девушка умыла женщину влажным полотенцем, укрыла ее одеялом и расшторила окно: Мэриан терпеть не могла темноту. Девушка все еще чувствовала себя больной и разбитой, ее руки дрожали и плохо слушались, но, несмотря на это, Николь не давала себе спуску.

После того, как все возможные (на данной стадии) улучшения были завершены: в палате проветрено, пыль протерта, Мэриан умыта и причесана – Никки собиралась позвонить домой и предупредить, что задержится, но телефон разрядился. Такое с девушкой часто бывало: нелегко зарядить телефон, когда электричество дают строго по часам. Вообще, работа помогала: ей было некогда жалеть себя. По сути, ничего не случилось, она просто сгущала краски. Мэриан просто взяла отпуск. Вот и все. И пока она будет отсутствовать, Николь проследит за тем, чтобы к ее возвращению все было готово.

Девушка сходила к врачу и оформила все расходы на лечение на свое имя: тете это вряд ли понравится, но дядя ее точно поймет. Затем она поговорила с медсестрами, убедившись, что за ее няней будут хорошо ухаживать. Следующим пунктом в программе была поездка в клинику: Николь хотела принести Мэриан ее личные вещи. Главное, чтобы в клинике еще не избавились от них.

Пожитков у Мэриан было немного: во-первых, коллекция морских камней, которую женщина собирала, украдкой покидая территорию клиники, на берегу. Все знали, что она этим грешила, но закрывали на это глаза: она была из тех, кто добровольно находился в лечебнице (после курса “лечения”), так что даже если бы она и сбежала, ничего страшного в этом не было бы. Во-вторых, коллекция плетеных браслетов, материалы для которых она тоже добывала тайком, и, самое главное, ее альбом. Это был своего рода графический дневник женщины. Там она рисовала все, что с ней было, все, что она чувствовала и так далее. Эта вещица больше всего пробуждала в девушке любопытство, но Мэриан позволяла ей смотреть лишь некоторые картинки. Забавно, но теперь, когда Николь держала эту книжечку в руках, соблазна не было. Будто весь шарм и загадочность этой чудесной тетрадки заключались в ее владелице, и без нее этот альбом был не более чем любительским комиксом, да еще и без текста.

Дядя Фил помог ей все упаковать. Он, собственно говоря, и охранял вещи от санитаров. Николь хотела взять его с собой в больницу, но доктор Эндрюс запретил, да и Никки понимала, что это не очень разумно. Тем более что вел Филипп себя очень странно, гораздо более странно, чем обычно. Он постоянно хотел что-то сказать, но как только начинал говорить, напрочь забывал, о чем речь. И при этом у него был такой несчастный вид, что у Николь сжималось сердце.

Упаковав все самое необходимое, девушка уже шла к выходу, когда ее кто-то окликнул. Оклик она услышала не сразу, потому что все ее мысли были обращены к няне, и к тому, сколько еще дел нужно было переделать, чтобы сделать ее пребывание в больнице более комфортным. Только когда ее позвали второй раз, Николь обернулась и увидела высокого черноволосого мужчину, с интересом разглядывающего ее. На вид незнакомцу было около тридцати лет, и, несмотря на смуглую кожу, он выглядел болезненно бледным. Он был весьма привлекателен, однако, в то же время было в нем что-то пугающее, что так и подмывало сорваться с места и бежать куда подальше. Возможно, у девушки просто разыгрались нервы на почве последних событий, а, может, в мужчине действительно присутствовала какая-то чертовщинка. Или, как вариант, решающее место сыграло то, где они находились – в дурке – а подобные заведения не очень располагали к дружескому общению. Но все же, несмотря на внутренне смятение, у Николь было такое чувство, что она уже где-то видела этого человека. Рассмотрев его одежду, а одет он был во все черное – черные штаны со стрелками, черная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами и засученными до локтей рукавами – не самый подходящий прикид для такой жары, девушка наконец-то вспомнила его. Она видела его здесь же, несколько дней назад. Дракула. Кажется, так она его запомнила.

– Николь, верно? – он в ожидании смотрел на девушку, его губы были слегка изогнуты в намеке на улыбку. – Николь Кларк?

– Да, – осторожно ответила девушка. Она не особо интересовалась вампирами, но все же была уверена, что лучше с ними не пересекаться. Особенно, если под рукой не было чеснока, осинового кола или святой воды. – Мы знакомы?

– Были, – кивнул Дракула, улыбнувшись в полную силу. Да, улыбка определенно шла мужчине, хоть Никки и показалось, что глаза она не затронула. Но, по крайней мере, клыков у незнакомца не было, а это не могло не радовать. – Когда-то очень давно ты дала мне это, – не переставая улыбаться, мужчина протянул к ней ладонь, на которой что-то лежало. Присмотревшись, Никки поняла, что это: фигурка Симбы* из киндер-сюрприза. Потрепанная, с облупившийся краской, у Николь была когда-то точно такая же. Правда до того, как она подарила ее… И тут девушку осенило. Не веря собственным глазам, она оторвала глаза от игрушки и посмотрела на мужчину совершенно по-другому: да, однако он очень вырос. Конечно, если присмотреться, можно было угадать ямочку на подбородке, скрытую небольшой черной щетиной, шрам на левой щеке, и глаза…Те же выразительные, мальчишеские карие глаза.

– Дэвид? – все еще не веря, спросила Николь. – Дэвид Абрамс?!

Она поставила коробку и бросилась на шею знакомому незнакомцу, который гостеприимно принял ее в свои объятия. Сколько прошло лет? Тринадцать или больше? На глазах девушки непроизвольно выступили слезы. Подумать только, за последнюю неделю она плакала больше, чем за последние десять лет! Дэвид… Он здесь. Он-таки нашел их. Он…В голове девушки зароились вопросы. Так обычно и бывает, когда очень давно не видишься с человеком, а потом, при встрече, теряешь дар речи; стоишь, как рыба и молчишь, не зная с чего начать. Вскоре, однако, эта проблема уступила свое место другой, более серьезной: Мэриан, его мать, была в коме. Черт с ними, с расспросами, но как она ему об этом скажет?!

– Ты чего? – почувствовав, что девушка застыла в его объятиях, Дэвид разжал руки и взглянул ей в лицо. – Что-то случилось?

Как ему сказать? Как сказать человеку, которого разлучили с матерью чертову тучу лет назал, что та, которую он наконец-то нашел, в коме? Что она попала в больницу за несколько часов до их встречи? Как, черт возьми?!

– Дэвид, твоя мама…, – начала Николь, не имея ни малейшего понятия, как закончить. – Она…

– Она…что? – мужчина отступил на пару шагов, чтобы лучше видеть ее лицо. Он уже не улыбался, а его смуглое лицо стало непроницаемым. – Только не говори, что она…

– Нет! Нет, нет, нет, что ты, она жива, – поспешила заверить его Николь. – Но она в коме, – на одном дыхании выдала она и отвела взгляд в ожидании реакции. Которой не последовало. Ни сразу, ни через минуту. В недоумении, Николь осмелилась поднять глаза на мужчину, на случай, если у того вдруг случился шок или что-то вроде того. Дэвид смотрел в одну точку, чуть правее ее плеча. Не моргая. Затем, кивнув собственным мыслям, снова обратился к девушке. – Ну а ты сама как?

Никки с отвисшей челюстью во все глаза уставилась на него. Ей послышалось, или он действительно спросил, как она? Она только что сказала, что его мать в коме, а он интересуется ее жизнью? Дэвид же провел перед ее глазами рукой и поднял бровь в немом вопросе.

– Никки, ты в порядке? – он перевел взгляд на коробку. – Ты что, тоже решила поселиться здесь?

Но шутка не прокатила: Николь, лишившаяся дара речи, просто помотала головой.

– Это вещи твоей матери. Я собиралась отвезти их к ней в больницу.

– Вот как, – он кивнул, убирая руки с плеч девушки: Николь только тогда поняла, что все это время они стояли чуть ли не в обнимку напротив того чудовищного фонтана. – А это все ее вещи? Что-то маловато.

– Я взяла только самое необходимое, – осторожно ответила Николь, отступая от друга. И снова к ней вернулось недоверие и подозрительность: может, этот Дракула и выглядел, как ее друг, но кто его знает, что скрывалось за этим знакомым, но таким непроницаемым лицом?

– Это правильно, они ведь все равно ей больше не понадобятся, так? Может, тебя подвезти? – мужчина засунул руки в карманы брюк и в ожидании посмотрел на девушку. Он был абсолютно спокоен, будто это не его мать прошлой ночью записалась в коматозники. Николь оставалось только гадать, почему в его голосе не было ничего кроме сухой деловитости и цинизма.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – Дэвид безошибочно угадал сомнения Николь: не нужно было быть экстрасенсом – у девушки все на лбу было написано. Не дожидаясь, пока подруга перезапустит систему, он сократил расстояние между ними, нагнулся и поднял коробку. – Если хочешь, я все объясню по дороге. Поехали, я отвезу тебя.

Вот уж чего меньше всего хотела Николь, так это оказаться с этим человеком один на один в замкнутом пространстве. Но делать нечего: самые сокровенные вещи ее няни были в его руках, да и от помощи было глупо отказываться. Плюс, возможно, у мужчины были причины так себя вести. Ведь это же Дэвид. Он не причинит ей вреда. Наверное.

– Не смотри на меня так, – не оборачиваясь, крикнул мужчина плетущейся за ним девушке. – У меня спина горит от твоего взгляда. Говори. Я не для того так долго вас разыскивал, чтобы слушать тишину.

– А для чего? – Никки, засеменив, догнала носильщика и зашагала с ним вровень. Точнее попыталась: на один его шаг, приходилось минимум два ее. Плюс, Николь была в балетках, подошва которых была тоньше, чем тесто в пицце: девушка ощущала буквально каждый камушек неровной дороги. Дэвид же вышагивал в черных лакированных туфлях, которые, хоть и покрылись пылью, но зато имели нормальную, функциональную подошву. – Зачем ты здесь, если не из-за своей матери?

– Почему? Я здесь именно из-за Мэриан, – выйдя из клиники, мужчина направился к черному мерседесу. – Я уже давно хотел посмотреть в глаза женщине, променявшей собственного сына на иллюзии.

Открыв багажник, он бесцеремонно бросил в него коробку: его движения были такими резкими и быстрыми, что Николь успела только открыть рот, чтобы попросить мужчину быть поосторожней, но тот уже захлопнул багажник. Как истинный джентльмен, Дэвид тут же подошел к передней дверце и галантно открыл ее перед девушкой: вот это контраст. Она-то уже начала побаиваться, что и ее швырнут в машину примерно так же, как и коробку. Возможно, даже в багажник. – Прошу вас, миледи!

Девушка послушно села, с опаской наблюдая за мужчиной.

– Что ты хочешь этим сказать, Дэвид? Я имею в виду твою маму и иллюзии…

– Лишь то, что сказал, Никки, – мужчина опустился на водительское место и вставил ключ зажигания. – Но ты, видимо, расписала воссоединение с сыном по-другому, верно?

– Что-то вроде того.

– Прости, что разочаровал. Просто, видишь ли, тяжело быть любящим сыном, когда твоя собственная мать вбила себе в голову, что у нее есть еще один сын, – Дэвид, не сводя глаз с бокового зеркала, пристегнул ремень, знаком показывая девушке сделать то же самое. – Сын, которого в глаза никто не видел. И которого она всегда любила больше, чем меня. Тяжело, Никки, видеть, как твою мать забирают в психушку. И уж тем более нелегко, когда к тебе приходит соц. работник и говорит, что твоя мама предпочла лечь в клинику, лишь бы не отрекаться от своей веры. Предпочла реальному сыну воображаемого.

Он говорил это ровным, спокойным голосом, будто часами заучивал текст. Отчитывал его до тех пор, пока тот «не высох» и не стал таким же холодным, как глаза его автора. Мужчина вырулил из-за закутка, где когда-то располагалась парковка (теперь в ней не было надобности, ибо мало кто мог позволить себе пользоваться автомобилем), и выехал на трассу.

– А я ее ждал. Все это время в интернате я ждал ее. Меня дважды забирали в семью, дважды я сбегал. Я верил, что она вернется за мной. Верил, что она ответит на все мои вопросы. Верил, что я ей нужен.

– Но ты нужен…, – робко начала девушка, жалея, что вообще завела этот разговор. Она даже не могла понять, что ее пугало больше: то, что говорил Дэвид, или то, как он это говорил. Уж лучше бы он кричал, в самом деле. Его сухой, ледяной голос никак не вязался с тем, что, должно быть, мужчина переживал на самом деле. Ужасающий контраст.

– Не надо, Никки. Не стоит ее защищать. Я понимаю, тебе сложно в это поверить, ведь ты с ней провела гораздо больше времени, чем я. И при тебе она, сдается мне, редко говорила про Дэниела, так?

– Это не имеет значения, Дэвид…

– Еще как имеет, – мужчина все еще был спокоен, как удав. Он выжимал почти двести километров в час, но казался все таким же расслабленным и умиротворенным. Он пугал Николь. – Интересно, почему? Может, потому что и тебя она всегда любила больше? Любая женщина мечтает о дочке, это естественно, – поймав выражение лица девушки в зеркале, Дэвид вновь улыбнулся. – Но ты не подумай, я не злюсь на тебя, сестренка. Ты хотя бы реальна. Ее привязанность к тебе я могу понять, могу простить. Но Дэниел – это выше моих сил.

На это Николь было нечего возразить. В конце концов, в какой-то степени он был прав. Но, что самое главное, он был за рулем, так что даже если бы он порол горячку, она бы все равно ничего не сказала: не стоит кусать руку, ведущую машину со скоростью двести километров в час, как говорится.