Текст книги "Фатум (СИ)"
Автор книги: Miss_Windrunner
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 83 страниц)
Второй труп вызвал у мужчины гораздо больше печали и скорби. Хотя, возможно, чья угодно кончина огорчила бы его больше, чем смерть блондинистого сопляка. Если кого хранителю и было жалко, так это миссис Братт, которая приходилась бабушкой этому усопшему куску дерьма. Оставив позади гниющего парня, мужчина подошел к второму павшему: некогда гордый и статный жеребец, Нерон лежал горкой тухлого мяса посреди дороги, служа шведским столом для целого полчища мух. Смрад от него исходил еще более сильный, поэтому хранителю пришлось прижать к носу платок. Пожалуй, это был один из самых жутких моментов в жизни Кея; не столько из-за самого зрелища, сколько из-за обуревающих мужчину чувств: когда он только увидел серую тушу, ему стало нестерпимо дурно от того, что под этим гниющим телом могло оказаться другое. Поменьше, помоложе и…. Дьявол, может, конечно, это и делало Кристиана Арчера плохим человеком, но он испытал непередаваемое облегчение, когда понял, что кроме этих двоих на дороге больше никого не было; что ее, Николь, здесь не было, а следовательно, она, скорее всего, была жива. Черт, как же он ненавидел свою практичность за это «скорее всего»!
Видимых ранений на теле животного не было, но и на внезапный приход старости списать кончину скакуна не представлялось возможным. Конь не был расседлан, более того, на седле все еще моталась фляга, которую Кристиан, не без отвращения притянул к себе: если там вода, то она была ему нужна. Хоть его не совсем устраивал способ, которым он ее добыл, но выбирать не приходилось в любом случае.
Обведя глазами место преступления еще раз, мужчина вдруг наткнулся на нечто, что никак не вписывалось в пейзаж: покрытый пылью атласный пиджак лежал за спиной мертвого коня, придавленный сверху камнем. Нахмурившись, Кристиан подошел ближе и присел на корточки: здесь же, на каменистом своде темнели какие-то пятна: кровь, вероятно. Будь мужчина героем какого-нибудь детективного фильма, он бы по-любому с важным видом потрогал пятна пальцами, возможно, даже понюхал бы их или попробовал на вкус, точно это бы ему что-то дало. На деле, ему лишь оставалось тупо смотреть на находку, отгоняя дурные мысли: поддавшись панике, Кей никогда не найдет беглянку. А подобный расклад его не устраивал: ему нужно было сосредоточиться. Пиджак. Да, именно он и был главной зацепкой. Хранитель сжал челюсти, небрежно отбрасывая находку в сторону. На первый взгляд, под атласной тканью не было ничего, кроме точной такой же каменистой тропы, разве что, чуть разрыхленной, словно армия муравьев проводила там парад. Но затем взгляд Кристиана уловил что-то знакомое, и мужчина присмотрелся повнимательнее: это была надпись. Несмотря на пиджак, ветер исказил некоторые символы, запорошив контуры песочной крошкой, но все же послание оставалось читабельным. Мужчина аккуратно провел по символам, гадая, что же ниса хотела этим сказать: предупредить, напугать или что? Какой реакции она от него ждала? Совершенно точно, Николь знала, что Кей пойдет за ней – вот ведь самоуверенная, импульсивная девица! Но вот только, что ему делать теперь? Кристиан снова опустил взгляд на еле заметную надпись – «Гибрид» – и нахмурился: конечно, это весьма осложняло дело. Мужчина предполагал, что невидимка мог быть гибридом, но все же очень надеялся, что это было не так. Теперь же стало очевидно, что Дэвид Абрамс – куда более опасный соперник, чем Кей мог себе представить. Но если раньше хранителю не было необходимости лезть на рожон, чтобы помешать невидимке попасть на Эстас – достаточно было бы лишить его средств связи и транспорта, то теперь, когда в его руках был козырь в виде одной глупой златовласой землянки, у Кристиана не оставалось иного выбора: хотел он того или нет, но встреча с Дэвидом Абрамсом была неизбежна.
– По закону жанра, – Николь откинула голову на кожаное сидение автомобиля, намеренно оставляя на нем как можно больше кровавых разводов: маленькая, прощальная пакость, так сказать. Он разбил ей голову, а она испортит ему тачку. Хоть какой-то след в истории останется, – главный злодей всегда рассказывает о своих коварных планах жертве, прежде чем ее грохнуть, – девушка разумно решила умолчать о том, что именно из-за этой злодейской привычки главный герой успевает прийти и всех спасти. – Так что сейчас очень даже подходящий момент для того, чтобы поведать мне свою душещипательную историю, а также дальнейшие намерения.
Дэвид продолжал смотреть на дорогу, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие. Это была не холодная отстраненность Зомби, от которой хотелось съежиться, и не тихая задумчивость дяди, которая, наоборот, добавляла атмосфере некоторой одухотворенности, – это было сухое игнорирование. Николь не была уверена, что водитель ее слышал, что он вообще был живой: одна и та же поза, немигающий взгляд, каменное лицо. Даже руки, манипулирующие рулем, и те двигались машинально, будто принадлежали роботу. За всю дорогу Дэвид не сказал ей ни слова, не считая «пристегнись», что было, скорее, приказом, чем нормальным человеческим обращением. Сам он, кстати, не был пристегнут, что дарило девушке призрак надежды на то, что во время пути их остановит полиция, и она сможет хотя бы узнать, где они были. Однако сегодня явно был не ее день: они продолжали двигаться по горной трассе, на которой не были ни души; плюс, они в том-то и дело, что ехали, а Николь рассчитывала на то, что они пойдут пешком – так она могла бы и дальше оставлять Зомби подсказки. Правда, она вовсе не была уверена, что они понадобились бы: с какой стати Арчеру ее искать? Она бы на его месте не то, что не стала бы, она бы от радости джигу начала танцевать.
Поняв, что план с полицией не прокатит, девушка пыталась еще как-то запомнить маршрут, по которому они двигались: например, сколько раз они свернули направо, у какого фигурного дерева – налево, но, как назло, дорога вилась серпантином, и пейзажи, проносившиеся мимо были практически идентичными: бесспорно, прекрасными, но слишком уж одинаковыми. Плюс ко всему, Николь приложилась головой гораздо сильнее, чем думала, а потому ее периодически тошнило (как ни странно, Дэвид даже притормаживал и открывал окно; сам, без подсказок), и перед глазами постоянно плясали какие-то прозрачные козявки, искажая очертания предметов. Обессилевшая и слишком уставшая, чтобы бояться за собственную шкуру, девушка просто отдалась на волю судьбы и смотрела в окно, периодически донимая водителя глупыми разговорами. Ее рука судорожно сжимала пузырек с валиумом, который она в самый последний момент запихнула в кожанку перед уходом: нет, она не собиралась становиться нариком, она просто хотела перестраховаться – вдруг, ей удалось бы подмешать колес Полу и смыться? Единственная правильная вещь, которую она сделала, судя по всему. Теперь она сама могла наглотаться их: в худшем случае, она двинет кони от передоза; в лучшем – таблетки смогут размягчить ее мозг настолько, чтобы Дэвид не смог ей ничего внушить. Опять же, спасибо Полу за идею. Николь прикрыла глаза: упыря, конечно, ей тоже было немного жалко. В конце концов, он был лишь жадным недоумком, который связался не с теми людьми и не в то время: смерть за такое – слишком суровое наказание. Если бы каждый жадный или глупый человек на Земле получал от жизни красную карточку, то сейчас бы боролись не с экологическим кризисом, а с демографическим.
– Почему ты не убил меня? – девушка отвернулась от окна, и уперлась затуманенным взором на водителя. – Хотя нет, не так, ты же не убиваешь людей, верно? Ладно, перефразирую: почему я не умерла? Там, на дороге?
– У меня на тебя планы, – Дэвид совершенно неожиданно прервал молчание, соизволив включиться в разговор.
– А это уже что-то новенькое, – девушка вскинула брови и закопошилась на сидении, с которого уже давно бы сползла, если бы не ремень безопасности. – То есть теперь я марионетка в руках чудовищного кукловода с манией величия и хронической мизантропией?
– Теперь? – мужчина снова удивил собеседницу, растянув губы в некотором подобии ухмылки. – А ты оптимистка, Никки. Ты скачешь из рук в руки весь последний месяц, и до сих пор не поняла этого? Ну же, не разочаровывай меня.
– О чем ты говоришь?
– Ну сама подумай, – Дэвид расстегнул верхние пуговицы черной рубашки и выключил радио, которое, как только сейчас осознала девушка, все это время работало в фоновом режиме. – Твоему дяде вдруг приспичило приглашать сюда пришельцев – раз, два – ты знакомишься с каким-то стариком, который очень кстати оказывается знатоком во всех этих инопланетных делах; три – Мэриан попадает в больницу, и появляюсь я… Дальше продолжать?
Николь тупо смотрела на собеседника. Вот, кажется, язык у главного злодея развязался: ей бы радоваться, если бы не одно «но» – она вовсе не думала, как ей понравится то, что она услышит.
– Ты, наверное, хотела услышать план по захвату человечества, сестренка, – мужчина остановил машину. – Но все гораздо проще: мне не нужен мир, мне не нужна ты, мне не нужно ничего, что эта планета может мне предложить. За эти годы Земля не принесла мне ничего, кроме разочарований, – наклонившись, мужчина отстегнул ремень безопасности девушки. – Я не злодей, Никки. Все, чего я хочу, это убраться отсюда, найти отца, жить там, где я не был бы фриком или ошибкой природы. Ну как, достаточно душещипательно для тебя?
Николь не успела сказать и слова, как Дэвид вышел из мерседеса и, обойдя его спереди, открыл дверцу для девушки: только сейчас до Никки дошло, что они наконец-то приехали. За разговорами она упустила тот момент, когда они свернули с дороги – вероятно, для того мужчина и начал говорить, чтобы отвлечь ее внимание – и теперь ей оставалось только гадать, каким образом они снова очутились среди деревьев. Прямо перед ними стоял небольшой коттедж, с обширной верандой, на которой расположился небольшой кофейный столик, с двух сторон охраняемый креслами-качалками, и были подвешены цепочные качели. Дом затаился в низине, и был окружен деревьями со всех сторон, кроме западной: та выходила на самодельный причал, у которого качалась ветхая деревянная лодка. Николь, которая уже давно привыкла к смешению культур, все же впала в некоторое замешательство: не знай она, что они все еще у нее дома, она бы ни за что не поверила, что они в Испании – уж слишком все было по-западному.
– Дай угадаю, – мужчина помог подруге выйти из машины и захлопнул дверцу. – Ты ожидала увидеть темную пещеру, полную летучих мышей и прочих жутких тварей? Подвешенных за ноги людей, с которых заживо сняли кожу, или пентаграмму, окруженную зажженными свечами?
Николь растерянно кивнула, что-то утвердительно пробормотав, шагая за Дэвидом к дому; под ногами хрустел гравий и веточки, оброненные деревьями.
– Извини, что разочаровал.
Друзья детства преодолели лестницу, прошли веранду, деревянный пол которой гостеприимно поскрипывал под тяжестью шагов, и, пока Николь озиралась по сторонам, Дэвид открыл дверь. Наивная девушка полагала, что теперь-то уж ее точно ничем не удивить, однако, шок от увиденного снаружи и рядом не стоял с тем, который обрушился на нее, когда они оказались внутри. Еще подходя к коттеджу, Николь могла видеть его только с одной стороны, с парадной, а потому она была абсолютно уверена, что и со всех остальных сторон дом был точно таким же: деревянные, бревенчатые стены, маленькие узкие окна, расположенные чуть ли не под самой крышей, которые едва ли пропускали свет. Как же она ошибалась! Оказавшись внутри, Николь поняла, что весь остальной дом был полностью остеклен. Огромные окна – во всю стену, от пола до потолка – шли друг за другом, пропуская внутрь море света и создавая волшебную, загадочную атмосферу. Полы, потолок и единственная незастекленная стена были деревянными, светлыми.
Как только гости вошли, где-то наверху что-то тихо щелкнуло, и окна тут же скрылись за темно-зелеными занавесками, которые выехали из углов.
– Не пугайся, – Дэвид оглянулся на застывшую девушку. – Датчики движения, и никакой магии.
Николь с разинутым ртом шагала дальше и чуть не навернулась, не пройдя и метра: жилая зона от прихожей отделялась небольшой ступенькой. Запоздало девушка поняла, что коттедж представлял собой студию, где была лишь одна комната, условно разделенная на зоны. Легче всего узнавалась кухня. Не потому что Никки была такой голодной, что за версту чувствовала еду, а потому что она располагалась у парадной двери, то есть была на подиуме. В принципе, подобное распределение было логично, учитывая, что северная стена была единственной незастекленной: было бы обидно заставлять холодильниками и кухонными тумбами роскошный вид, который предоставляли исполинские окна. Плиты в доме не было, зато в ряд выстроилась куча другой техники – микроволновка, кофеварка и еще какие-то блестящие штучки, названия которых девушка так с ходу и не могла назвать.
Остальное пространство было организовано не так четко, и единственная зона, которая узнавалась так же легко, как и кухонная, была спальной. Она располагалась слева, у восточной стены, и представляла собой огромную двуспальную кровать, которая больше напоминала толстенный матрац, лежавший прямо на полу. В углу было еще какое-то помещение, отгороженное полупрозрачной узорчатой стеклянной перегородкой: ванная, скорее всего. Около кровати висела собранная занавеска: таким образом, видимо, спальню можно было зашторить точно так же, как и окна. А все остальное пространство – между кухней и спальней – трудно было хоть как-то классифицировать. Посередине стоял бежевый модульный диван, состоящий из шести частей: его можно было и удлинять и укорачивать, а можно было и просто разобрать его на пять огромных кресел без подлокотников и пуфик. Диван-конструктор стоял лицом к западной стене, которая выходила на причал. Перед ним стоял домашний кинотеатр, за ним – книжный шкаф-стенка, который тоже чем-то напоминал конструктор: будто кто-то надстраивал полки друг над другом в шахматном порядке, чередуя прозрачные блоки, со сплошными. Николь не знала, где они с Дэвидом находились, и кому принадлежал сей чудесный островок, но кое-что она могла сказать с полной уверенностью: в коттедже было электричество. Огромное количество техники, датчики движения – все это говорило в пользу данного предположения. Словно прочитав ее мысли, Дэвид заговорил:
– Этот дом принадлежит какой-то важной шишке, – он лениво прошел мимо гостьи и рухнул на диван. – Хочешь найти реального злодея, просто наведайся в здание администрации вашего города: вода, электричество, интернет – не дом, а мечта! И не скажешь совсем, что у нас тут экологическая катастрофа, да?
– А эта шишка в курсе, что мы здесь?
– Конечно. Он очень любезно согласился предоставить сие жилище мне. На какое-то время…
– Еще бы, – Николь поежилась, прекрасно понимая, что «просьбы» Дэвида редко отклоняются.
– Смотри, – то ли он действительно не услышал последнюю реплику, то ли намеренно пропустил ее мимо ушей. – Раз кухню ты уже нашла, идем дальше, это, – он кивнул на диван, – твое спальное место. Очень удобная штука и, подозреваю, очень дорогая, поэтому очень тебя прошу обработать все свои раны, прежде чем к нему прикасаться. Хотя, это касается всего, в этом доме: учитывая, что тебя здесь быть не должно, будет не очень хорошо, если где-то здесь обнаружится твоя кровь. Чтобы ты лучше поняла, я поясню, – Дэвид посмотрел на девушку своими черными глазами и усмехнулся, – мне будет гораздо проще избавиться и от дома, и от его владельца, чем придумывать какое-то объяснению твоему пребыванию здесь, это ясно? – Николь кивнула. Доверительная атмосфера, что зарождалась между ними, моментально рассеялась. И как Николь могла забыть, с кем разговаривает?! – Отлично. Ванная находится вон за той стеклянной ширмой, вот, в общем-то, и все. Телевизор, холодильник, – он осмотрелся, – короче, все, что найдешь, в твоем распоряжении. Кроме кровати и ноутбука, разумеется. И да, на всякий случай: не зли меня, Никки. Не надо вынуждать меня становиться более жестоким, чем необходимо. Мы ведь раньше прекрасно ладили, так? Предлагаю придерживаться подобной тактики и в будущем.
– В будущем? – девушка напряглась.
– Да, – Дэвид встал и пошел к двери. – Чуть позже мы все обсудим. А сейчас я предлагаю тебе заняться собой. Медикаменты, полотенца – все в ванной, а одежду я принесу. Поговорим, как цивилизованные люди, за ужином.
Все же, человеческая природа – странная штука: люди кичатся наличием мозгов, которые якобы возвышают их над животными, забывая о том, что именно из-за этих серых извилин и случаются все проблемы. Сам факт того, что человек позиционирует что-то, как проблему, уже проблема, абсолютно незнакомая животным. Голодный зверь не будет переживать из-за отсутствия еды: он либо попытается ее найти, либо умрет в поиске. Он не станет печалиться от осознания того, что его желудок пуст, и ликовать от того, что он полон: он либо будет жить, либо нет. Вот и все. А человек? А человек думает, и это диагноз. Вот и Николь, которая почти неделю не знала человеческих условий (а если учесть дни, проведенные в больнице, то получится и того больше), стояла под горячими струями в окружении дорогих ароматов и думала лишь о том, какой ценой это все ей далось. Вместо того, чтобы наслаждаться передышкой, подаренной ей судьбой, девушка накручивала себя все больше, предаваясь мысленным метаниям от одного абсолюта к другому: то она была жертвой, то она была виновницей происходящего. И кому она этим делала лучше? Никому. Кому она этим вредила? Всем, и себе, в первую очередь.
Закрыв воду, Николь еще какое-то время постояла в кабине, рисуя сердечки на запотевшем стекле. Еще один парадокс: в ней любви сейчас было меньше, чем чего-либо еще, а она все равно стояла и выводила эти крылатые символы. Бред. Девушка чувствовала себя совершенно разбитой и одинокой, но одинокой не в том одухотворенном и романтичном смысле, когда ты уединяешься ото всех, чтобы побыть наедине с собой и собственными тараканами; а в том, когда ты стоишь в темном лесу, кричишь изо всех сил, но тебя никто не слышит.
Николь уже собиралась покинуть кабину, когда ее взгляд опустился вниз и зацепился за тонкую алую струйку, тянувшуюся вместе с водой к стоку. Замерев на секунду, девушка в растерянности проследила кровавый след и чуть было не разрыдалась: пореза на руке и пробитой головы ее организму, видимо, показалось мало, и он решил избавляться от крови всеми возможными способами. Со всем этим безумием Никки совершенно забыла, что она как-никак женщина и что с последнего наступления армии красной розы прошел уже почти месяц. Вздохнув, девушка закрыла дверь и снова врубила душ. Снова поплакала. Снова окунулась в мир депрессивных рассуждений, и снова вынырнула обратно с чувством полной опустошенности.
Ступив на резиновый коврик, Николь поспешила обернуться в полотенце: хоть Дэвид и уверил ее, что снаружи стены дома были зеркальными, она все еще чувствовала себя неуютно, купаясь в стеклянной комнате. За вторым сеансом душа девушка так и не успела придумать, как же поделикатнее намекнуть мужчине о ее женской сущности, но оно, как оказалось, было и не нужно: на самом верху стопки приготовленных для нее вещей Николь с облегчением обнаружила знакомую зеленую упаковочку. Правда, после облегчения зародилось и подозрение: была ли то обычная предусмотрительность, или Дэвид с помощью каких-то своих суперсил знал, что они понадобятся?! О последнем ей даже думать не хотелось.
Как только вопросы гигиены успешно разрешились, девушка приступила к медосмотру. Хотя, медосмотр – сильно сказано: свою макушку она в принципе никак не могла проверить, по той простой причине, что лишней пары глаз на затылке у нее не было. Пока что. А с рукой все было нормально: краснота ушла, и начала образовываться корочка. Девушка, присев на раковину, с тоской провела по краю царапины: еще бы она не зажила, ведь о ней так хорошо позаботились. Так умело. Так осторожно. Вновь перед глазами Николь всплыл вчерашний вечер, уже раз пятый за последние несколько часов. Вновь в ее голове зазвучал голос Арчера, терпеливо объясняющей очередную мысль. Вновь на ее коже разгорелось тепло от прикосновения невидимых пальцев, так заботливо накладывающих повязку. Невольно, не отдавая себе отчета, девушка постоянно сравнивала двух своих тюремщиков, и, как ни странно, Зомби выигрывал по всем фронтам. З о м б и! Тот самый жуткий тип, которого она так боялась и возненавидела с первой встречи; который постоянно заставлял ее чувствовать себя полнейшей идиоткой(кем она, вероятно, и являлась); который мучил и пытал ее… А так же тот, кто несколько раз спасал ей жизнь; кто перевязывал ей раны; ни разу не поднял на нее руку, хотя, по-хорошему, Николь сама бы себя давно прибила за собственные косяки.
Девушке совершенно не нравилось направление, к которому сводились все ее мысли, а потому она поспешила продолжить осмотр. Помимо руки Арчер еще что-то творил с ее лодыжкой, но Николь, еще когда только собиралась в душ, не нашла на ноге никаких повреждений, а старое растяжение ее уже давно не беспокоило. Но все же, для очистки совести, девушка пропальпировала лодыжку и снова застыла в замешательстве: ее пальцы снова нащупали непонятный бугорок все там же, над пяткой. Как Николь не изворачивалась, чтобы рассмотреть крохотную шишку лучше, у нее ничего не получалось. Психанув, что называется, она изо всех сил сдавила опухоль пальцами и вскрикнула.
– Что за черт! – над бугорком открылся небольшой порез, откуда просочилась капля крови. Девушке было не больно, а скорее жутко: на ум приходили всякие фильмы про пришельцев, которые забирались людям под кожу и пожирали организм носителя изнутри. Брр, гадость! Передернувшись, Николь надавила сильнее и к своему ужасу увидела, как ранка расширилась и исторгла из себя злосчастный бугорок: им оказался темный, как показалось девушке, металлический шарик. Она подобрала находку и вымыла ее под струей воды: что это за хрень такая? Николь в жизни не видела ничего подобного, но одно могла сказать абсолютно точно: это было не насекомое, не заноза и оно явно попало к ней под кожу не самостоятельно. Путем нехитрых рассуждений Николь пришла к единственному разумному выводу: эта штучка имела какое-то отношение к дяде Филу и Зомби, потому что только они занимались ее болячками. Это открытие совсем недавно вызвало бы в ней бурю негодования, однако, теперь все изменилось: что если с помощью этого шарика она могла связаться с Зомби? Это было бы очень неплохо.
Недолго думая, девушка быстренько натянула джинсы, которые, кстати, принадлежали ей – видимо, у Дэвида был ее чемодан – и положила находку в карманчик для часов. Не глядя, Николь взяла первую попавшуюся футболку и, наконец-то приняв человеческий вид, отодвинула штору. Дэвид стоял к ней спиной, колдуя над каким-то блюдом. Мужчина в деловом костюме на кухне – весьма необычное, в хорошем смысле, и завораживающее зрелище. Вот только Николь видела все в немного ином свете: она смотрела не на мужественную спину в дорогой рубашке, а на маньяка-убийцу, орудующего ножом. Кто знает – может, Николь очень скоро займет место той самой зелени, которую шинковал Дэвид. Хуже этого, наверное, могло быть только одно: мужчина мог заставить готовить ее, что поставило бы под угрозу жизни их обоих.
– Проходи, – повар кивнул на стол, который Николь заметила не сразу. Она была готова поклясться, что раньше его там не было. Осторожно, словно под ногами был не полированный паркет, а битое стекло, девушка пересекла студию и уселась на барный стул: получилось не очень изящно, и ей оставалось только надеяться, что ее неуклюжие попытки оседлать стул остались незамеченными. Вообще-то Николь было бы удобнее стоять, но спорить с гипнотизером – все равно, что тушить пожар бензином: глупо и чревато гораздо большими разрушениями.
– Итак, – Дэвид повернулся к пленнице лицом, лениво облокотившись на рабочий стол и скрестив руки на груди. – С чего начнем?
Желудок Николь тут же внес предложение – с еды! – но остался в меньшинстве.
– С начала? – девушка смотрела куда-то в район его уха, избегая прямого зрительного контакта. Она приняла пару таблеток валиума в ванной, но не знала, достаточно ли этого для того, чтобы огородить свой мозг от посягательств: в конце концов, Пол был все еще пьян, когда пустил пулю себе в голову.
– Ты его уже знаешь, – Дэвид оттолкнулся от тумбы и сел напротив. – И, кстати, не обязательно изображать косоглазие: во-первых, не сработает, во-вторых, какой мне смысл внушать тебе что-то сейчас, если я не делал этого раньше? Сама подумай – в этом нет смысла.
– То есть ты думаешь, что сможешь уговорить меня помогать тебе, не прибегая к гипнозу? – хмыкнула та, продолжая рассматривать мочку его уха, выступающую из густой черной шевелюры.
– Ты уже мне помогаешь.
– Неужели? – конечно, сарказм в ее голосе совершенно не вязался с подавленным видом и бегающими глазками, но Николь не могла пересилить себя и посмотреть в глаза другу детства. Точнее телу, сидящему напротив и выглядевшему в точности как ее товарищ; кто был внутри – неизвестно.
– Твое присутствие – вот что мне нужно.
– Тебе вдруг стало одиноко?
– Перестань, Никки, тебе это не идет. Я понимаю, что у тебя стресс, но палку-то не перегибай. Терпение – далеко не самая сильная из моих сторон, и, как я уже сказал, мне нужно только твое тело, а будет оно при этом дышать или нет – мне без разницы.
– Извращенец?
– Николь, – мужчина устало вздохнул и потер переносицу. – Ты вообще с головой не дружишь?
– А чего ты ожидал от меня? Ты врал мне, похитил меня, убил на моих глазах человека…, – зайдясь в тираде, Николь сама не заметила, как уперла гневный взор в собеседника. – Ты что же, хотел светской беседы за чашечкой кофе?
– Я не люблю кофе, – как бы между прочим заметил Дэвид. – А если ты все еще злишься из-за того сопляка, то не стоит: это природа его убила, а не я. Ты же не станешь осуждать волка, задравшего паршивую овцу, правда?
– Ты заставил его…
– Я лишь озвучил то, что он и так знал. То, что крутилось у него в голове и что он никак не мог принять. Можно сказать, я оказал ему услугу, и заметь, не взял с него ни цента, как это делают столичные мозгоправы.
– Врачи не убивают пациентов.
– Разумеется, – хохотнул тот, откинувшись на спинку стула. – С кого им тогда деньги трясти? Конечно, они не убивают своих кормильцев: они внушают им, что все не так плохо; что они не такое уж и дерьмо, хотя на деле, обычно, так оно и есть. А ты, Никки, прежде чем осуждать меня, ответь на один вопрос: а тебе действительно его жалко? Ты оплакиваешь его? Считаешь, что это несправедливо? – не надо было быть телепатом, чтобы догадаться, о чем думала девушка. – То-то же. Тогда к чему все эти обвинения? Давай на чистоту: ты ведь рада, что свободна. Ты рада, что на месте Пола была не ты. А все переживания по этому поводу – не более чем защитная реакция: твое воспитание говорит тебе, что убийство – это плохо; твоя шкура говорит – что, в данном случае, убийство – это хорошо, а твоя совесть стала жертвой сего конфликта между теорией и практикой и порождает все эти лицемерные вещи, заставляя тебя называть меня убийцей, вместо того, чтобы благодарить за помощь. Вся фишка в том, Никки, что мир не черно-белый. И нет никакой борьбы между добром и злом, хорошим и плохим, есть лишь борьба между «да» и «нет». Все остальное относительно.
– Ну да, конечно, – Николь отвернулась, уткнувшись глазами в одно из окон. Слова Дэвида отравляли ее, но не потому, что он был не прав, а наоборот: он был абсолютно прав. Да, смерть Пола была ей неприятна. Да, она испытала настоящий шок и ужас, но… Так ли уж она опечалена смертью парня? Нет. – Разумеется, то, что ты запихнул Монро в психушку – это не плохо! И то, что ты чуть не убил собственную мать – это тоже нормально! О т н о с и т е л ь н о.
– С Мэриан все будет в порядке, – Дэвид встал и подошел к затихшей микроволновке. Щелчок – и кухня наполнилась приятным ароматом, а желудок девушки проявил свою истинную сущность: как крыса, он был готов переметнуться к любому, у кого была еда. Вот только его ждал облом: мужчина достал лишь одну тарелку, над которой вздымался пар, и тут же принялся за трапезу. – Она очнется, как только я уеду отсюда. А что касается Монро, то… Этот человек позволял проводить эксперименты на собственной семье, сливал мне, несовершеннолетнему пацану, секретную информацию и покрывал мои дела – скажешь, он не псих?
– А у него был выбор?
– Разумеется, – Дэвид чуть сморщился, когда запустил в рот слишком горячий кусочек. Николь никак не могла понять, что было в тарелке, но выглядело это вкусно. Она даже не знала, что в микроволновке можно было приготовить хоть что-то кроме полуфабрикатов. – Я говорил тебе, что был обаятельным ребенком: оказавшись в своем первом интернате, я сразу это понял. Люди – будь то воспитательницы, гости или другие дети – они всегда так или иначе делали то, что я хотел. Конечно, я не понимал сначала, в чем дело: только годам к двенадцати я понял, что к чему. Начал учиться управлять своим…обаянием, скажем так. Я это все к тому, что, когда я стал Адамом Монро, я уже умел обращаться со своими способностями, и уверяю тебя, Филиппу я свою волю не навязывал. Все, что он делал, он делал сам, по собственному желанию. Так что, по сути, он уже давно был чокнутым, а я лишь отправил его туда, где ему самое место.
– Он ведь любит тебя, – сокрушенно прошептала девушка, и тут же ахнула: она же только что, фактически, сказала, что Монро был жив! На мгновенье потеряв самоконтроль, Николь выдохнула и сжала кулаки, отчаянно надеясь, что собеседник не заметил, что она говорила в настоящем времени.
– Я знаю, – Дэвид продолжал активно работать столовыми приборами, звук которых продолжал пытать пустой желудок собеседницы. – Очень мило, что ты его защищаешь, вот только…, – он на секунду прервался и, чуть наклонив голову, прищурился. Николь снова изменила своей тактике и перевела глаза на мужчину в немом вопросе. – Вот только мне интересно, как ты запоешь теперь, – он ухмыльнулся, довольный выражением лица девушки. – Ведь это он мне тебя сдал. Тебя, Арчера, ваше теперь уже не тайное логово…
– Что?! Этого…
– Не может быть, угадал? Может, Никки, еще как может. Иначе как я, по-твоему, знал, где тебя искать? У кого спрашивать? – Дэвид взял кусочек хлеба и принялся гонять остатки еды по тарелке. – Ты права, старик меня любит, а потому идеализирует. Хочет мне помочь, при том, что помощь нужна отнюдь не мне. Представь, он думает, что у нас с тобой есть какая-то духовная связь, которая наставит меня на путь истинный, – он промокнул губы салфеткой, а затем, скомкав, бросил ее на опустевшую тарелку. – Старый дурак. Но спасибо ему за это огромное: если бы не он, я бы улетел, так и не подчистив концы.
