Текст книги "Фатум (СИ)"
Автор книги: Miss_Windrunner
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 83 страниц)
Николь, сквозь красную пелену, застилавшую глаза видела, как удалялась спина мутанта. Он, действительно, уходил; он собирался бросить ее здесь, умирать в полном одиночестве, медленно и мучительно. Ублюдок. Вот только она не позволит ему оставить последнее слово за собой. Она его выслушала, теперь настала ее очередь говорить.
Из последних сил, использовав последний прилив энергии, подаренный адреналином, Николь удалось перевернуться на бок, точнее, ее корпусу – ноги девушки остались неподвижными – и дотянуться-таки до кулона.
– Ты…прав, – захлебываясь собственной кровью, пробулькала девушка. Она скорее услышала, чем увидела, что Малик остановился: шаги оборвались. – Ты прав, люди не стоят наших жертв, – мужчина обернулся, подстегнув Николь, которая уже балансировала на грани беспамятства, говорить дальше. – Н-никто не…с-стоит, – она подняла кроваво-красные глаза на своего палача. – Ты не стоишь, – прохрипела она и буквально швырнула камень к ногам Малика. Она не была уверена, что ей, вообще, удалось его швырнуть: она лишь знала, что ее пальцы разжались, и кулон куда-то исчез. Однако через секунду она услышала звон цепочки, встретившейся с металлическим полом, и успокоилась. На этом все. Конец. Все, что могла, она сделала.
Девушка уронила голову на пол, ее рука безвольно упала следом. Сквозь красную дымку она видела, как тяжелые сапоги Малика приблизились к камню; как мужчина присел и собственной рукой, не прибегая к помощи способностей, поднял его. Николь не могла разобрать выражение лица хранителя – перед глазами начали плавать какие-то черные пятна. Из последних сил борясь с подступающей дремотой, девушка продолжала наблюдать за Маликом, который вновь обратил свои глаза-дыры на нее. И, впервые за все время, Николь увидела, что в них вдруг промелькнуло что-то человеческое; хотя, возможно, это лишь воображение сыграло с ней злую шутку. Возможно, она уже давным-давно умерла, и то, что она видела, было нереально. И Малик вовсе не бросился обратно, и не упал перед ней на колени в лужу ее же крови; и в его глазах вовсе не было ужаса от осознания собственной ошибки; и это не его голос звучал в ее голове, отчаянным шепотом повторяя одно и то же слово, точно какое-то заклинание. Одно слово, но, на этот раз, шесть букв. Одно-единственное слово: «Николь».
====== Глава 49 Красавица и Чудовище ======
Она умерла. Это – единственное объяснение.
Николь, разлепив веки, вновь уперлась глазами тончайшую светлую ткань балдахина: натянутая под потолком, она спускалась вниз, к самому подножью кровати, отчего создавалось впечатление, будто Николь лежала на облаке, окруженном мягкой белой дымкой. Раму, на которой крепилась ткань, поддерживали две изогнутые опоры, выраставшие из подножья и изголовья колыбели: они были деревянными, с искусно выполненной резьбой. Высокое изголовье кровати было обтянуто мягкой тканью и заканчивалось декоративным завитком, изображавшим хитросплетение зарослей розовых кустов – тонкие стебельки, переплетенные в замысловатом узоре и украшенные небольшими цветками. Мебель, выполненная из дерева, была тонирована под бронзу; ткань же была белоснежно-белой, мягкой и почти невесомой. Кровать, действительно, напоминала самое настоящее облако, обрамленное золотой каймой.
Разумеется, Николь не сразу оценила всю эту красоту. Когда она пришла в себя в первый раз, она едва ли могла разглядеть хоть что-то: ее глаза все еще были подернуты какой-то мутной пленкой и отказывались работать. Второй раз стало легче, конечно, но не намного: девушка поняла, что была не в состоянии даже слегка повернуть голову, пошевелить хотя бы мизинчиком; все, что ей оставалось – тупо пялиться в балдахин, путь и небывалой красоты. Остальные вспышки сознания слились в один мутный комок воспоминаний, которые практически полностью зеркалили друг друга: та же ткань, та же комната; разница была лишь в том, что с каждым разом Николь обретала все больший контроль над своим телом. Сейчас, например, она могла спокойно вертеть головой, не опасаясь тянущей боли в шее; могла поднять руки и ноги. Правда, вставать она не пыталась. Что-то внутри подсказывало ей, что к этому она еще не была готова.
Обездвиженная, Николь могла посвятить всю себя беспокойным думам, которые никогда не заставляли себя ждать: стоило девушке прийти в себя, как сомнения, одно за другим, стучались в ее голову и, не дожидаясь приглашения, врывались внутрь, неся с собой хаос и смятение. Девушка смутно помнила то, что произошло между ней и Маликом; помнила, как потерпела сокрушительное фиаско из-за собственной мягкотелости и глупости; помнила, что умирала. Неудивительно, что первой ее мыслью было то, что она попала-таки в рай: спокойствие, нега, безмятежность. Но, благодаря все тем же сомнениям, Никки почти сразу отмела эту версию: во-первых, девушка была уверена, что в рай ей дорога заказана, ибо даже то малое время, что она себя помнила –последние три года – она косячила так, что ей впору было бы иметь именной котелок в самом пекле преисподней; во-вторых, если все же произошло чудо, и она попала в рай, то почему же ничего не происходило? Почему она не пошла дальше? Почему она застряла, буквально застряла, на каком-то островке, окруженная только тишиной и неизвестностью? Где были ангелы с лирами, сладкоголосое пение и остальные счастливчики, которые коротали бесконечность на соседних облаках? Нет, где бы Николь ни находилась, это точно был не рай. Нет, это, определенно, был ад; ад в раю, где девушка осталась один-на-один со своими воспоминаниями, сомнениями и сожалениями.
Вздохнув, Николь прикрыла глаза и отдалась на власть своим ощущениям: отключив голову, она просто наслаждалась мягкостью и шелковистостью ткани, которая ласкала ее кожу; наслаждалась приятным запахом, что витал в воздухе: Никки не могла понять, какой именно это был аромат, но ей определенно нравилось его вдыхать. Лежа вот так, с закрытыми глазами, девушка вполне могла себя представить на Земле, в своей кровати, в своем доме. Именно там, а не в комнате на «Заре», что было странно, ведь Николь не могла помнить свой настоящий дом: сначала она жила в больнице, потом в студенческом общежитии, потом в психбольнице и, наконец, на военной базе, которая, по сути, была миксом из всех предыдущих ее обиталищ. «Облако» же было иным, уютным и домашним, и путь Никки и не помнила свое бытие Николь Кларк, она была уверена, что лежа у себя дома, она чувствовала себя точно так же, как она чувствовала себя сейчас. Еще один парадокс: после всех ее злоключений, которые и привели ее на Эстас, она наконец-то нашла место, которое более всего напоминало ей о доме. Одна, на вражеской планете, Николь так и не обрела свои воспоминания, зато нашла место, где была бы не прочь остаться. Знать бы только, где, собственно говоря, она находилась…
Ее ноги опустились на прохладный пол: непередаваемые ощущения. Николь не могла вспомнить, когда в последний раз она вообще вставала и, тем более, когда она ступала по твердому, не железному полу. Невероятно.
Теперь девушка абсолютно точно знала, что по-прежнему находилась на Эстасе: трудно было и дальше пребывать в блаженном незнании и слепой вере в окончание своего земного пути, когда к тебе начал наведываться робот, трижды в день сканировавший твое тело на наличие повреждений. Это был не просто медицинский дроид – небольшой, на колесиках, с ограниченным диапазоном функций – это был человекоподобный механизм, который каждый раз здоровался, желал приятного дня и мог поддерживать разговор на любом из известных Николь языке. Этот же робот приносил девушке еду, помогал с гигиеническими процедурами, но наотрез отказывался отвечать на вопросы относительно того, где Никки находилась и почему; что произошло с того момента, как ее практически убили; и сколько, собственно говоря, с тех пор прошло времени.
– Эдди, – Николь повернула голову к своей личной «робо-няньке», – почему тебя зовут «Эдди»?
Ее давно интересовал этот вопрос: это имя было, во-первых, чересчур человеческим; во-вторых, земным и человеческим. Возможно, Никки спросила бы об этом раньше, но ее мучили некоторые мысли: если этот робот был настолько человечным, вдруг он мог обладать и каким-то эмоциональным диапазоном. Глупо, конечно – бояться обидеть робота, но, с другой стороны, он был ее единственной компанией, и она не могла его потерять.
Поначалу он ее пугал: глядя на него, Николь сразу вспоминала фильмы про Терминатора: Эдди выглядел как металлический скелет, вот только в человеческую кожу его не стали заворачивать; но сейчас, когда девушка поняла, что этот конкретный терминатор убивать ее не собирался, она уже перестала шарахаться от его зеленых светящихся глаз; перестала его бояться.
– Создатель назвал меня так, – ровным, металлическим голосом, чеканя каждый слог, ответил тот, сгибая и разгибая руку подопечной, проверяя ту на функциональность.
– И кто же он? Твой создатель, – Николь тупо наблюдала за тем, как металлические пальцы ощупывали и сканировали ее собственные – процедура, которую Эдди проводил каждый день.
– Я не уполномочен…
–… разглашать эти данные, – закончила девушка, зная эту «пластинку» наизусть. Эти слова она слышала каждый день по несколько раз.
– Но сегодня у Вас будет возможность задать ему все интересующие Вас вопросы лично, – добавил тот что-то новенькое.
– Что?? – встрепенулась пациентка, вырвав руку из металлической хватки. – Как это?
– Создатель хочет видеть Вас сегодня за ужином, – робот опустился на пол, принимаясь проверять подвижность ног девушки. – Я сопровожу Вас к нему. Ваша одежда уже готова.
– Одежда? – у Николь голова шла кругом от всех этих нововведений: ее жизнь из полнейшего штиля вошла в штормовую зону. То она целыми днями продавливала матрац, а теперь вот собиралась на ужин с…да черт его знает, с кем!
– Одежда, – повторил Эдди. Закончив осмотр, он двинулся к шкафу и вытащил оттуда вешалку, на котором висела, на первый взгляд, гора ткани: сапфировой, очень дорогой на вид. Вот только ее было столько, что хватило бы на несколько палаток.
– Что это такое?!
– Ваше платье, мисс Николь, – невозмутимо подсказал робот, положив «палатку» на кровать рядом с девушкой. – Не стоит волноваться, я помогу Вам надеть его. Но сейчас Вам нужно принять ванную.
Николь лишь заторможено кивнула: у нее не было ни сил, ни желания спорить – с Эдди, при всем его человекоподобии, это было бесполезно: у него была программа, которую он выполнит в любом случае, вне зависимости от покорности или непокорности девушки.
Встав под теплые струи воды, Николь прикрыла глаза. Все-таки с ней происходило что-то странное; точнее, с ее жизнью. Взять хотя бы этот душ: он был земным. На Эстасе экономили воду, по крайней мере, там, где жила Никки в качестве «серой». Там не было ни подушек, ни деревянной мебели, ни бесполезных уютных мелочей, вроде зеркал в красивых рамах, картин, занавесок, комнатных растений. На Эстасе определяющим фактором была функциональность, а не уют; на Эстасе все было твердым и холодным, металл и камень, а не дерево и ткань. Так какого черта происходило сейчас? Как Никки оказалась на оазисе Земли среди пустыни Эстаса? Ее комната была выполнена в лучших традициях 18 века: резные деревянные поверхности, стены, обшитые панелями, изобилие тканей – покрывал, занавесок, скатертей… Николь жила в апартаментах, которые больше соответствовали какой-нибудь важной персоне при дворе Франции. Ванная комната, конечно, была выполнена в ином стиле: прежним осталась только лишь цветовая гамма – бело-золотая, в то время как убранство было более современным. Но все же обстановка было земная, не инопланетная. Единственным, что не давало забыть девушке о том, что она была не дома, был Эдди. Ну и вид из окна: пустыня. Красная, безжизненная пустошь. На мили вокруг не было ничего, кроме песка, камней и подернутого туманом, мутного неба. Окно (и дверь, железная, раздвижная с сенсорным замком) тоже выбивалось из общей картины «а-ля 18 век»: по сути, это была огромная квадратная брешь в стене, от пола до потолка, защищенная силовым полем, которое было куда прочнее стекла и не пропускало жар снаружи; оно было чем-то вроде фильтра: оно пропускало только небольшой ветерок. Хоть и задернутое занавесками, оно пугало девушку: где бы ее ни держали, это место было расположено очень высоко; падать было этажей сто, не меньше. Потому Николь старалась не приближаться к «окну»: несмотря на слова Эдди о том, что выпасть оттуда при включенном силовом поле было невозможно, она все же боялась сорваться вниз. С другой стороны, были моменты, когда девушка себя пересиливала и, слегка отодвинув занавеску, устремляла взгляд вниз: ей было необходимо проделывать это, чтобы удостовериться в том, что она еще не сошла с ума, и что она не попала в извращенную версию сказки про Красавицу и Чудовище. Только увидев выжженную землю, а не каменную площадь с фонтанами и каретами, девушка успокаивалась. Кстати, Николь собиралась глянуть в окошко еще раз, после того, как увидела платье, которое для не приготовили: оно принадлежало к той же эпохе, что и интерьер ее комнаты.
Закончив с купанием, Николь высушила волосы, которые каким-то невероятным образом обрели свой прежний, натуральный цвет (и, что еще невероятнее, они снова доставали девушке до пояса), и позволила роботу облачить ее в платье. Оно оказалось жутко тяжелым; в нем было невероятно жарко и очень трудно дышать, хотя смотрелось оно великолепно. Корсет делал талию девушки невероятно узкой и приподнимал грудь; юбки, сапфировым каскадом струящиеся вниз, вытягивали фигуру Николь, делая ее похожей на нарядную куколку; принцессу.
Нет, ей определенно следует еще разок выглянуть в окно.
Следующим пунктом программы был спуск в столовую: Никки впервые за все время собиралась покинуть комнату. В какой-то момент ей даже захотелось развернуться и броситься обратно на кровать; спрятаться под одеяло и сделать вид, что дома никого не было. Не самый храбрый порыв, но зато вполне естественный: Николь была почти на сто процентов уверена, что таинственным Создателем Эдди был Малик; против фактов не попрешь. Если на Эстасе в чьем-то распоряжении и была подобная роскошь, то только у него. Плюс, только этот монстр был с ней рядом, когда она готовилась испустить дух; только он мог успеть ее спасти.
Остальная часть логова сочетала в себе черты, как земного интерьера, так и инопланетного: Николь в своем платье на корсаже выглядела одновременно и неуместно, и логично в такой обстановке. Неуместно, потому что интерьер был полон прямых, строгих и простых линий, чистых однородных цветов, точно картины современных художников, в то время как Никки будто бы сошла с картины в стиле рококо. А логично, потому что само сочетание земного и инопланетного было настолько несочетаемо, что появление Николь вполне списывалось во всю концепцию. Девушка, ступая по мягкому ковру, с нескрываемым любопытством озиралась по сторонам: земной ковер на металлическом полу; мягкая земная мебель невообразимой инопланетной формы – голова шла кругом.
Наконец Эдди остановился перед очередной дверью и повернулся к спутнице.
– Создатель ждет Вас, – в любой другой ситуации эта фраза звучала бы просто жутко.
– А ты не пойдешь? – и снова девушке вдруг захотелось дать стрекача, что, в ее одеянии, было не так уж просто.
– Я не употребляю человеческую пищу, мисс Николь, – озвучил очевидное робот без тени сарказма и удалился. Пока Никки пришла в себя, Эдди уже скрылся. А ведь он не открыл ей дверь! Может, это был знак? Может, само провидение давало ей шанс отступить, пока стало не совсем поздно? Может…
Не может. Мозг Николь не успел выдать очередную гипотезу, поскольку створки двери разъехались сами. Разъехались и открыли взору девушки длинный прямоугольный стол, окруженный тринадцатью стульями с высокими спинками: шесть стульев с одной стороны, шесть – с другой, и один во главе; последний был повернут спинкой ко входу так, чтобы Николь не могла раньше времени увидеть Создателя. Вот только ей этого и не требовалось: она знала, кто скрывался за спинкой стула; она чувствовала его – Малик.
Пересилив себя, девушка переступила порог, и стоило ей это сделать, как двери сомкнулись, отрезая путь к отступлению. Отрезали они и источник света: в коридоре, который вел в столовую, было очень много окон; в столовой их не было вообще. Единственным источником света было голографическое пламя, плясавшее на одной из стен, вся же остальная комната тонула во мраке. Стол частично выступал из него, приобретая в тени интересные очертания и отражая тусклые пламенные языки.
Николь медленно двинулась к столу, вновь сожалея о том, что даже не попыталась остановить Эдди: на стеклянной столешнице не было ни намека на столовые приборы, так что, похоже, Никки тоже не случится употреблять человеческую пищу за этим ужином. Ужин без ужина – еще одно несочетаемое сочетание; не место – а сплошной оксюморон какой-то.
– Ну и что все это значит? – наконец, не выдержала девушка. Она волновалась, однако, ее голос звучал, скорее, требовательно, а не испуганно. Николь встала у противоположного конца стола, вперив прожигающий взгляд в спинку стула. – Чего ты хочешь?
Малик, он же Арчер, он же Создатель, ничего не ответил; вместо этого он медленно развернул стул, но это мало что поменяло: хранитель вновь был в черном балахоне с капюшоном; он сидел на черном стуле в темной комнате – Николь еле могла различить его силуэт.
– Красивое платье, – оценил он. Видимо, его глаза видели в темноте гораздо лучше, чем глаза Николь. Либо это была лишь элементарная вежливость с налетом иронии: платье-то выбирал он сам. – Я его не выбирал, – продолжил он, вызвав у Николь изумленный вздох: она только вошла, а он уже посмел влезть к ней в голову. – Я лишь воссоздал платье, которое когда-то было твоим. Так же как я воссоздал комнату, которая когда-то была твоей; там, на Земле.
– Зачем? – Николь была и шокирована, и зла: ее бесил один только факт того, что этот мутант читал ее мысли, как свои собственные, но, вместе с тем, ее немало удивили его слова. И любопытство, в конечном итоге, пересилило злость. – Зачем тебе это?
– Возвращаю долг.
– Долг? – с каждым его словом Николь понимала все меньше.
– Долг, – подтвердил тот. – Точно такое же платье ты должна была надеть на праздник в честь свадьбы твоей сестры, но я порвал его – это раз; твой дом был уничтожен из-за событий, к которым я имел самое непосредственное отношение – это два, – Никки кожей ощущала его буравящий взгляд, хоть его лицо все еще оставалось в тени капюшона. – Я сломал тебе позвоночник – это три.
– Вот как? – Никки усмехнулась. – Интересно, а как ты собираешься возвращать Воронову?
– Я не собираюсь, – все тем же отстраненным голосом ответит мутант. – Я должен тебе еще лишь одну вещь, последнюю: нормальную жизнь. Предлагаю обсудить это, – он жестом указал на стулья, мол, присаживайся.
Такого девушка точно не ожидала. Николь предполагала всякое: пытки, очередную драку, шантаж, вымогательство – да что угодно, только не это.
– Ничего из этого не будет, – Малик вновь прокомментировал размышления девушки. – Если ты сама этого не попросишь, разумеется.
– Вон из моей головы!!! – прорычала та, сжав кулаки.
– Ты думаешь слишком громко.
– Иди к дьяволу!
– Я и есть дьявол, – ухмыльнулся тот. – Итак, я предлагаю тебе следующее: я возвращаю тебя домой, предварительно стерев тебе память. Полностью. Я не стану переписывать твое прошлое, как это сделал мой брат – твой мозг этого не выдержит; полная амнезия – единственный выход. Перспектива не самая лучшая, конечно, но я могу заверить тебя, что ты никогда не останешься одна: я сделаю тебе настоящую семью. Мы можем даже сами придумать тебе новую легенду. Ты не вспомнишь ничего из того, что было с тобой раньше; твое прошлое никогда не омрачит твое будущее. Даю слово. Ты не будешь ни в чем нуждаться и проживешь долгую и счастливую жизнь. Что скажешь?
– Соблазнительно, – хмыкнула та, прогоняя из головы картинку идеальной семьи в стиле куклы Барби. Кажется, кто-то переиграл в игру «The Sims». – Вот только есть одно «но»: сколько времени пройдет до того момента, когда вы вновь атакуете Землю? Сомневаюсь, что и после вашего вторжения я смогу продолжить свою долгую и счастливую жизнь.
– Земля меня не интересует. А если ты беспокоишься о людях с космических станций, то они тоже не представляют опасности: кислород у них кончится задолго до того, как они изобретут препарат, который позволит им выжить на вашей планете. А даже если им и удастся приспособиться, они не станут атаковать: их очень мало, и среди них нет хранителей – у них нет против вас ни единого шанса.
– Хранители – не единственное оружие, – Николь решила пойти ва-банк: все равно этот монстр мог читать ее мысли, так какой смысл что-то утаивать? – У вас есть вирус, способный уничтожить все население нашей планеты менее, чем за месяц…
– Вирус уничтожен, – прервал ее тот.
– И я типа должна в это поверить?
– Разве я когда-нибудь лгал тебе?
– Откуда мне знать?
– Справедливо, – согласился тот и встал. Медленно, абсолютно бесшумно он двинулся вдоль стола под настороженным взглядом девушки.
– К чему весь этот маскарад? – она кивнула на его мантию. – Я уже видела твое лицо, так что эта ряса ни к чему.
– Это не мое лицо.
– Я видела оба твоих лица, – Николь продолжала следить за мужчиной до тех пор, пока он полностью не растворился во мраке комнаты. – Даже три, если считать подгоревшую версию!
– Предлагаю сыграть в игру, – тот проигнорировал последние реплики девушки, вновь материализовавшись из темноты. В руках он держал поднос, на котором стоял какой-то кувшин и два стакана. Странно, и какая необходимость была нести это самому? – Правила очень просты: мы по очереди будем задавать друг другу вопросы, делая по глотку после каждого ответа. Игра будет продолжаться до тех пор, пока наши стаканы не опустеют.
– Что за тупость? – Николь подумала, что ослышалась.
– Согласен, не самое интеллектуальное времяпрепровождение, – девушка заметила, как во мраке капюшона блеснули зубы: Малик улыбался. – В свою защиту скажу лишь то, что не я ее придумал, зато я немного ее усовершенствовал, – Хранитель поставил поднос на стол и указал на кувшин. – Это – концентрированный раствор сыворотки правды. Одна капля такой сыворотки способна выжечь мозг взрослого человека, перед этим заставив его высказать все, что у него на душе, – Николь нахмурилась. – Раствор в этом кувшине не такой, скажем так, крепкий: он применяется здесь в особых случаях, для допроса. Точнее, он применялся раньше, до того, как я научился управлять телепатическими способностями тела Дэвида. Так вот этот раствор не способен убить, однако чем больше его выпьешь, тем быстрее развязывается твой язык. Вещество, содержащееся в этой сыворотке, действует таким образом, что человек, принявший его, не может солгать, потому что это причинит ему физическую боль. Точнее, он может попытаться солгать, но собеседник это поймет. И чем больше в твоей крови этого вещества, тем больнее тебе будет даваться ложь, – с этими словами Малик разлил содержимое кувшина по стаканам и сел напротив Николь. – Так вот я предлагаю уравнять условия: выпив это, я буду вынужден говорить правду, и мои телепатические способности не смогут побороть эффект сего пойла. Ты сможешь быть уверена, что я говорю правду.
Николь таращилась на мужчину безумными глазами: что на этот раз затеял этот монстр? То, что он предлагал, было слишком выгодно для нее и совсем не выгодно для него, так какого черта он делал? Будь здесь Оливер, он наверняка бы завел свою шарманку о том, что Арчер еще мог спастись, и что Николь могла до него достучаться, вот только Никки была не настолько наивной, чтобы в это поверить. Нет, этот гад что-то задумал, и все его речи про уравнение шансов – треп: их шансы априори не были равны, потому что Малик изначально мог копаться в ее голове. Без помощи сыворотки.
– Нет, – наконец изрекла Николь. – Я не буду в этом участвовать.
Хранитель, даже если и был удивлен, вида не подал, промолчал. Хотя, скорее всего, он ожидал подобного ответа, ведь он и не думал вылезать у девушки из головы: он знал, о чем она думала, еще до того, как она озвучивала свои мысли.
– Что ты сделал с Оливером и Каролиной? – вдруг спросила девушка.
– Ничего, – он коварно ухмыльнулся: они оба знали, что сейчас Никки ломала голову над тем, врал он или говорил правду. – Оливер – мой друг и, хоть я и не в восторге от его навязчивых идей, я понимаю, что он старается помочь мне, так как я могу наказывать его за это?
– Ты чуть не убил его в Ноксе, когда он заступился за меня, – девушка припомнила разговор, который нечаянно подслушала в Гладиусе.
– Ошибаешься, – мужчина отодвинул поднос с кувшином, чтобы он не загораживал лицо собеседницы. – Я не могу «чуть не убить»: я либо убиваю, либо нет. И если Оливер жив, это значит, что я не собирался его убивать, – Малик сделал едва заметное движение рукой: огонь тут же исчез, и вместо него включился верхний свет. Николь с непривычки начала щуриться, а потому не заметила, как собеседник снял капюшон. Когда же ее глаза немного адаптировались к освещению, она с изумлением поняла, что напротив нее сидел Арчер. Именно Арчер, с его синими глазами и пшеничной шевелюрой, такой же, как и у клона в аквариуме. Неужели он все-таки поменял тело? Нет, этого не могло быть: он все еще был телепатом, а значит, он был в теле Малика. Он просто внушил Николь видеть Арчера.
– Очко за сообразительность, – кивнул мужчина. На этот раз Никки не стала ничего говорить: что толку? От ее увещеваний он не перестанет копаться в ее мыслях.
– И еще одно очко, – снова одобрил хранитель. – Но вернемся к тому, с чего начали: ты согласна вернуться домой и начать все с чистого листа?
– А что если я скажу «нет»?
– Ничего, – пожал плечами тот. – Вернешься обратно к работе «серой», я полагаю. Или забьешься под крыло к Уолли, я думаю, он не будет против: он успел к тебе привязаться, – Арчер вдруг начал водить по прозрачной столешнице руками, и только тогда Николь поняла, что перед ним, как и перед ней открылась сенсорная панель-меню: кажется, человеческая пища все-таки будет. – В любом случае, ты должна понимать, что если ты надеешься сохранить память, то на Землю ты больше не вернешься никогда. Что ты будешь делать здесь, меня мало волнует.
– Тогда почему просто не убить меня?
– Тогда все лишается смысла, – закончив с заказом, мужчина вновь вперил ледяной взгляд в собеседницу. – Ты этого не помнишь, малышка, но в свое время я не раз подставлялся под удар ради тебя. Набил немало шишек, даже сгорел, – он сардонически усмехнулся. – Если я тебя убью, все это окажется напрасным. Все мои жертвы, все мои потери – абсолютно все, что я вытворял в прошлом. Так что, с моей стороны, будет ужасно тупо грохнуть тебя после всего этого. Тупо и обидно.
– Нда, – хмыкнула Никки. – Не такого я ожидала, – озвучила она свои мысли до того, как хранитель сам прочтет их.
– А чего же? – мужчина слегка наклонил голову, с интересом разглядывая собеседницу: все-таки он правильно сделал, что не дал ей умереть. Боец из нее был никудышный, но он уже давно ни с кем вот так не общался. Его собеседниками были лишь Оливер, Эдди и еще парочка приближенных, да и то разговоры с ними не могли похвастаться разнообразием тем: политика, оборона, спасение его души – задолбало.
– Ну не знаю, – Никки обернулась, когда в столовой запорхали кухонные дроиды, выгружая тарелки с едой на стол. Девушка не увидела ни одного знакомого блюда, но была настолько голодна, что была готова схряпать даже салфетки, которые были частью сервировки. Земной сервировки. – После рассказов Оливера я уже почти почувствовала себя героиней романтического фильма, где добро побеждает зло, а любовь преодолевает любые трудности, – мужчина скривился, и Николь его не осуждала: она сама приправляла каждое свое слово щедрой щепоткой сарказма. – А на деле оказалось, что это не чудовище – заколдованный принц, а принц – самое настоящее чудовище, которого, в принципе, заколдовывать не надо, ибо он сам виртуозно справляется с ролью вселенского зла, – высказавшись, девушка придвинула к себе ближайшую тарелку, в которой, видимо, был какой-то суп, и принялась орудовать ложкой.
– В общем и целом, картинка правильная, – Малик-Арчер не торопился приступать к трапезе, предпочитая наблюдать за собеседницей, что конкретно напрягало последнюю – он это чувствовал. – Вот только, я смотрю, слова Уолли въелись в твое сознание гораздо глубже, чем ты можешь себе представить, – Никки подняла на него глаза и вскинула брови в немом вопросе. – Я, имею в виду, ту часть про «заколдовывать». Если я правильно понимаю происходящее, Уолли считает, что я, его друг, оказался в плену сознания Дэвида, и что все те вещи, которые я вытворяю сейчас, я делаю, будучи под пагубным влиянием своего братца. Изъясняясь твоими словами, малышка, Уолли считает, что я заколдован. Вот только соль вся в том, что это не так, – едва различимые нотки веселья испарялись из его голоса по мере того, как он говорил. – Дэвид Абрамс мертв, и уже давно. Его тело находится в моем единоличном распоряжении, а потому все, что я делаю, делаю именно я, Кристиан Арчер. На моих плечах не сидят ни ангелочки, ни бесы; и нет в моей голове никаких голосов: мне не нужна чужая указка, чтобы понять, чего я хочу и чего я не хочу. Я изменился не потому, что поменял тело; я начал использовать другие методы не потому, что сошел с ума, – он продолжал сверлить девушку тяжелым взглядом, отчего та, несмотря на волчий голод, перестала есть. – Я просто разок сгорел заживо. Сгорел из-за того, что был благородным идиотом, слабаком, ставившим чужие интересы выше собственных. Я был «хорошим», в вашем понимании этого слова, и в результате просрал все, что имел, и что мог получить в будущем. И то, кем я являюсь на данный момент, это мой выбор, – наконец, хранитель расслабился и притянул к себе свою тарелку. – Но этого мой друг, к сожалению, не может понять. А, может, и к счастью, ведь как только он дойдет до этого, наша дружба может оборваться.
Николь подождала еще с минуту, прежде чем продолжить трапезу, на случай, если Мистер Вселенское Зло захочет сказать что-то еще, но тот был полностью сосредоточен на поедании чего-то, что выглядело, как нечто среднее между запеченной рыбой и запеченной ящерицей: Никки, правда, никогда не видела запеченных ящериц, но ассоциации были именно такими.
