Текст книги "Фатум (СИ)"

Автор книги: Miss_Windrunner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 83 страниц)

– Нет, так дело не пойдет! – девушка отобрала фотографию и запихала ее в карман. Она не желала, чтобы Миша помнил ее такой. У него и так в жизни одна полоса была чернее другой, а тут еще она со своей постной миной. – Давай еще раз, вместе, иди сюда, – Никки притянула мальчишку к себе. – Как это называется? Селфи? Вот давай замутим селфи на полароиде: спорнем, никто такого еще не делал?

Попытка разрядить обстановку вышла убогой, однако, мальчик сделал вид, что замысел удался. Вторая фотография вышла значительно лучше, и, пусть грусть из их глаз никуда не делась, зато на лицах сияла радостная улыбка.

– Так-то лучше, – Никки отдала карточку мальчику, который уже приготовил маркер для того, чтобы подписать ее. – А теперь иди к себе. Тебе нужно поспать, – и это была не просто шаблонная фраза старшей по группе: ни сегодня, завтра Николь уедет, и на ее место назначат кого-то другого, кто может оказаться и не таким понимающим и участливым. Даже Селена, прекрасно зная о проблеме Миши, и та не всегда закрывала глаза на его ночные хождения: режим был превыше всего. Так что Никки не хотела, чтобы мальчику влетало за его привычки, которые она сама если не поощряла, то и не пресекала.

– Когда ты уезжаешь?

– Я не знаю, – Николь снова поразилась проницательности юноши. Определенно, он замечал гораздо больше, чем многие взрослые, да и понимал тоже. – Мне сказали собирать вещи, а что будет дальше – неизвестно.

Миша кивнул, но ничего не ответил. Что бы ни творилось в его белобрысой головке, он предпочел оставить это при себе. Николь уже подумала, что он просто молча уйдет, как он обычно и поступал, но мальчик удивил ее: отложив фотоаппарат и карточку, он вдруг подался вперед и обнял девушку. Крепко-крепко, точно маленький ребенок, вцепившийся в единственный известный ему островок безопасности – в мать.

– Я буду скучать, – прошептал он тихо-тихо куда-то ей в плечо.

– Я тоже, – Николь, опомнившись от шока, ответила на объятие. – Очень.

Селена по-прежнему сидела на кровати Николь, когда та вернулась. Накручивая черную прядь на палец, она молча наблюдала за тем, как ее соседка, мрачнее тучи, на автопилоте топталась в комнате, собирая вещи. Она не потрудилась встать даже тогда, когда Николь было нужно выдернуть из-под нее полотенце.

Наконец, когда сумка была собрана, Николь уселась на соседскую кровать и, глядя куда-то в одну точку, принялась теребить свою кулон, гоняя камень взад-вперед по цепочке.

– Как все прошло? – Селена перевернулась на живот и подгребла к соседней койке. Перед Николь, сидевшей в позе лотоса валялся планшет, который брюнетка тут же перетащила к себе. – Оп-па! Знакомая вещичка: дай угадаю, меняешь внешность?

Никки оторвалась от стены и нахмурилась: – А ты откуда знаешь?

– Шутишь? А откуда, по-твоему, у меня такая идеальная прическа? Цвет волос? Я с этой хренотенью раз шесть уже работала.

– Серьезно? – Николь взглянула на соседку по комнате другими глазами. А действительно, как ей раньше не приходило в голову, что она никогда прежде не видела никого с таким иссиня-черным цветом волос? Натуральным, имеется в виду. А у Селены была прическа, которой позавидовали бы модели из реклам шампуней: идеально прямые, ламинированные, послушные волосы.

– Ну да, – брюнетка усмехнулась и включила гаджет. – Я, если честно, уже сама не помню свой натуральный цвет волос, – она в задумчивости поддела черную прядь и окинула ее придирчивым взглядом. – Но, абсолютно точно, я была светленькой. Или нет…

– А почему ты раньше не говорила?

– Так ты же не спрашивала, – Селена подняла на собеседницу глаза и усмехнулась. – Тем более, тут каждый второй этой прогой пользовался. Мы же хамелеоны, Незабудка: никто не знает, кто мы; никто не видит нас до тех пор, пока мы сами не покажемся, – она вернулась к гаджету. – Итак, мисс, что изволите с собой сделать?

– Не знаю, – Николь с грустью поглаживала свой русый хвост: ее волосы были такими длинными и мягкими, что она была готова разреветься от отчаянья. – Крыша сказал, что, в первую очередь, нужно заняться волосами.

– Само собой. Сейчас с такой гривой мало кто ходит. Подобная волосня сразу бросается в глаза.

– Это да, но… Я не хочу их портить, понимаешь? Тем более, я вообще не представляю себя с темными волосами! У меня слишком бледная кожа, да и вообще мне черный не идет…

– Погоди, – Селена приняла сидячее положение и склонилась над планшетом. – А кто говорит о черном? Что за стереотипы: если надо меняться, так что, сразу каре с челкой черного цвета? Или красно-рыжего? Фигня это все. Тебе надо с толпой слиться, а не готкой становиться, понимаешь? Иначе смысла в метаморфозе не будет: была царевной, стала вампиром – и та, и другая мозолит глаза.

– Это ты мне говоришь? – Никки выразительно осмотрела прическу собеседницы, мол, ты же тоже была блондинкой, но все же перешла на темную сторону волос.

– Я – другое дело, мне черный идет, – самодовольно ответила та. – Тебя я бы осветлила, – прищурившись, брюнетка вгляделась сначала в Николь, а потом начала что-то колдовать в планшете. – Ты сейчас какая-то непонятная, ни светлая, ни темная, но тебе идет, так что никаких кардинальных перемен не будет однозначно: будет выглядеть неестественно. Мы тебя медовой немного сделаем. Чуть светлее, чуть теплее, – прикусив кончик языка, комментировала Селена, не обращая на Николь никакого внимания. Было непонятно, с кем она, вообще, разговаривает: с Никки или сама с собой. – Челку тоже не делай, ты ее носить не умеешь: будешь вечно дергаться, такие вещи очень заметны опытному глазу. Просто снимем длину…Жаль, конечно, с такой гривой расставаться, но что поделать, – на этот раз брюнетка соизволила обратить внимание на Николь. – Совсем под мальчика или подлинней?

– Я тебе дам «под мальчика»! – взвилась та и буквально выдернула гаджет из цепких наманикюренных пальчиков (лак был лилового цвета под стать пижамке). – И вообще…

Николь замолчала, увидев плоды трудов соседки: как ни странно, но выглядело неплохо. Никки не совсем понимала, как работала данная прога, однако интерфейс очень смахивал на редактор персонажей в игре «Симс» с той лишь разницей, что качество было раз в сто лучше, и вместо болванок-людей использовались настоящие фотографии. Этакая смесь программы для создания фоторобота с компьютерной игрой. Девушка смотрела на себя и, что самое главное, ей нравилось то, что она видела: светлые волосы с золотым отливом, действительно медовые, придавали ее лицу более здоровый и свежий вид. Селена успела отрезать их до плеч, и теперь они были уложены так, будто Николь только что встала с постели, но, одновременно, и ухоженно: намеренная неряшливость, так сказать. Да, Николь даже взбодрилась.

– Слушай, а, вообще-то, неплохо получилось.

– Неплохо? Да с тобой работал профессионал! – Селена выпрямилась и задрала нос, вызвав смех у соседки. – Там, кстати, можно и цвет глаз менять. Правда, я не знаю, каким образом они это осуществляют.

– Не-е-е-е-т, спасибо, – Никки покачала головой: у нее и так начало ухудшаться зрение, а потому глаза свои она берегла, как никогда. Еще раз взглянув на полученное фото, Николь нажала кнопку «отправить». Все, теперь дороги назад не было. Девушка намерено отрезала пути к отступлению, потому что понимала, что чем больше времени на раздумья у нее было, тем больше было шансов на то, что она передумает. Видимо, слова Вороновой задели и осели в ее сознании гораздо глубже, чем Никки предполагала.

– Страшно? – теперь Селена говорила совершенно серьезно, что было для нее нетипично. Как и то, что она реально ждала ответа на свой вопрос: обычно, брюнетка предпочитала быть единственным действующим персонажем, объектом всеобщего внимания. Когда она говорила, ее должны были слушать все; когда она молчала, слушать было нельзя никого.

– Очень, – Никки отложила планшет и вновь начала теребить завязки спортивных брюк. – Я бы рассказала, но…

– Не, не надо, я не хочу знать. Мне не нужны неприятности.

Николь понимающе кивнула. Она знала, что от Селены не стоило ждать нежностей: она никогда и никому не говорила ничего теплого или ласкового, ничего личного, если на кону не стояла чья-то жизнь. Она изо всех сил поддерживала образ железной леди-стервы, с языка которой одна за другой слетали язвительные комментарии в адрес как врагов, так и друзей, которых было значительно меньше, чем первых. Никки за два года привыкла к такой линии поведения, а потому не обижалась. Более того, она понимала, почему Селена вела себя подобным образом: привязанности – это слабость, а от слабостей нужно избавляться.

– Слушай, – Николь улеглась на кровать и устремила задумчивый взгляд в потолок, – а откуда Крыша берет документы?

– А? В смысле?

– Ну, вот твое имя, например: откуда оно? Он сам его придумал, или же забрал уже реально существующую личность?

– Без понятия, – после некоторого молчания откликнулась брюнетка и, прищурившись, уставилась на собеседницу. – А почему ты спрашиваешь? Тебе что-то известно?

– Да нет, – чуть слукавила Николь, повинуясь какому-то инстинктивному порыву. – Просто… Если нам дают имена реальных людей, то им-то что делать? Куда деваться?

– Ну вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос: если бы мы крали чужие жизни, к нам бы уже кто-то пришел и попытался бы забрать личность обратно, так? А раз никого нет, то, как говорится, на нет и суда нет.

– Логично, – кивнула Никки, чувствуя, как спадает напряжение. – Тогда другой вопрос: с какого возраста люди попадают сюда?

На этот раз пауза длилась значительно дольше. Николь уже собиралась повернуть голову, чтобы видеть лицо Селены, но та ее опередила: секунда – и вместо белого потолка перед глазами Никки возникло недоуменная моська брюнетки, обрамленная взлохмаченными волосами.

– Незабудка, откуда вдруг такая жажда познаний??

– Да я так, просто из любопытства, – девушка чуть отстранилась и приподнялась на локтях, избегая пронзительного взгляда собеседницы.

– Из любопытства народ пальцы в розетку засовывает, а ты, детка, устроила интервью. Колись, что тебе рассказал Крыша??

– Ничего, он ничего не…

– Ну, ладно, как хочешь, – нарочито безразлично бросила та, прерывая неубедительную попытку Никки уйти от ответа. – Мне вообще-то плевать. Спокойной ночи, – Селена тут же переползла на кровать Николь и улеглась, подставив под недоумевающе-огорченный взгляд собеседницы свою узкую, костлявую спину. Не то чтобы Никки так уж хотелось продолжить разговор, просто… Эта ночь могла стать последней для нее на этой базе. Через несколько часов она отправится в кокон к стилистам, чтобы те из нее сделали бабочку, и кто знал – может, она сразу же отправится на задание. Возможно, это был последний шанс попрощаться с Селеной, но, судя по тяжелому дыханию брюнетки, возможность была упущена. Выждав еще какое-ток время на случай, если соседка сменит гнев на милость, Николь все-таки сдалась и тоже улеглась на бок. Если бы не приторный запах, исходящий от постельного белья, Никки бы даже н не вспомнила о том, что они с Селеной непроизвольно махнулись кроватями: их спальные места были абсолютно одинаковыми. Такие же скрипучие, прогнутые, неудобные. Но, как ни странно, сейчас Николь, как никогда, была бы рада еще хоть десять лет спать на этих лежаках; теперь, когда ей предстояло покинуть это место, оно казалось ей как никогда притягательным, родным. Тяжело вздохнув и подмяв под себя подушку, девушка вскоре провалилась в сон.

Ощущение было непривычным. Рука Николь уже третий раз тянулась к волосам, чтобы подтянуть хвост, и уже в третий раз безвольно падала обратно: вместо длинной непослушной гривы голова девушки была увенчана аккуратным каре карамельного цвета. Никки даже не знала, что было более непривычно: то, что теперь ее волосы были идеально прямыми и ламинированными, или то, что теперь их концы щекотали ей плечи, оставляя спину обнаженной. Она так привыкла к своему русому «плащу», так привыкла прятаться за занавеской своих волос от окружающего мира, что первым ее порывом было забиться в темный угол и не вылезать оттуда до тех пор, пока волосы не отрастут заново. А когда она услышала первый «взззик» ножниц и почувствовала как ее русая прядь потеряла свою тяжесть, ей и вовсе захотелось расплакаться. Вот так вот: на протяжении последних двух лет из нее делали идеального шпиона, учили драться, выживать, притворяться, а в итоге получили обыкновенную девушку, ревущую в парикмахерском кресле. Результат, конечно, был невероятный: Николь выглядела точь-в-точь как ее фотография, отредактированная Селеной, но все же даже ее новая эффектная оболочка не придавала Никки достаточно уверенности. Да, бижутерию можно покрыть позолотой, вот только суть вещи от этого не менялась.

Николь оказалась права: ей выдали новую комнату. Отдельную, просторную, в служебном крыле. Вещи, которые она так старательно собирала накануне, у нее забрали и выдали новые: больше не было никаких скучных, однотонных мешковатых одеяний, призванных замаскировать гендерную принадлежность воспитанников; теперь у Никки был целый чемодан типичной девчачьей одежды, начиная со всевозможных туфель и платьев, заканчивая кружевным бельем. Ко всему прочему ей выдали внушительных объемов косметичку, набитую всякой и всячиной, и журнал с советами по косметологии. Николь, которая даже во время бытия Вероникой никогда не пользовалась тональником, консилером и прочей косметической ерундой, куда больше обрадовалась, если бы ей выдали оружие и разнообразные шпионские примочки. Крыша заверил, что все это будет, но позже; ближе к отбытию с базы.

И вот сейчас девушка шагала по узкому коридору, катя за собой чемодан, оглядываясь по сторонам и ища нужный номер комнаты. Служебное крыло немного отличалось от того, где она жила раньше. Блоки, где жили воспитанники были куда просторнее, в то время как в служебном было очень узко, а потому там было возможно только однополосное движение. Пока Никки везло, и она никого не встретила, но стоило ей об этом подумать, как из-за ближайшего поворота раздались шаги. Выругавшись про себя, девушка остановилась и прислонилась к стенке, увлекая за собой чемодан, уступая дорогу.

– Вот так встреча, – знакомый голос звучал все так же пренебрежительно и высокомерно. Николь оторвала глаза от чемодана и выпрямилась, встречая будущую напарницу не менее враждебным взглядом.

– Вероника, – Никки едва заметно кивнула в знак приветствия, силясь сохранить вежливый тон. Пусть «пиратка» действовала ей на нервы, но им, как-никак, предстояло вместе работать, а, следовательно, кому-то нужно было засунуть свою гордость куда подальше.

– Значит, ты все-таки согласилась, – «копия» прислонилась к стенке и скрестила руки на груди. – Я была о тебе лучшего мнения.

– Даже так?

– Представь себе, – она обвела собеседницу изучающим взглядом, задержавшись на ее прическе. – Ты хоть и психопатка, но психопатка порядочная. Точнее, была. Когда писала дневник.

– Это комплимент?

– Это наблюдение. Ты мне одно скажи: в тебе совсем не осталось совести? Жалости? Сострадания? Ты ведь, как никто другой, должна понимать, каково это – когда твою личность забирают у тебя; когда твоя жизнь уходит к кому-то другому. Как ты можешь поступать так с невинным человеком?

– Знакомая пластинка, – Николь выпустила ручку чемодана и отлепилась от стены: судя по всему, «пиратка» не собиралась идти дальше. – Чего ты добиваешься? Хочешь выслужиться, да? Завоевать минуту славы и выполнить задание в одиночку, я права? А тут совсем некстати нарисовалась я, и теперь ты боишься, что все твои планы полетят в тартарары. Вот только зря стараешься: меня этими сказочками не возьмешь.

– Окей, как скажешь. Тогда последний вопрос: ты свой новый паспорт видела уже?

– Это не твое дело.

Вероника лишь усмехнулась, кивая непонятно чему.

– Это ты зря. Поверь, в него стоит взглянуть, – и не дождавшись ответа, девушка грубо протиснулась мимо, задев и опрокинув чемодан. Николь проводила ее гневным взглядом, подняла чемодан и двинулась дальше.

Оказавшись в новой комнате, Никки тут же разложила и осмотрела свой новый скарб: как же все было по-девчачьи! Одних только пузырьков с туалетной водой ей выдали четыре, хотя сама девушка разницы ароматов даже не почувствовала: все цветочные и приторно-сладкие. Несмотря на то, что теперь ее гардероб ломился от одежды, Николь не стала переодеваться: на ней по-прежнему был спортивный костюм, который теперь казался и вовсе самой удобной одеждой на Земле. Более того, неудачная фотография, сделанная Мишей прошлой ночью, все еще была в кармане, и если раньше девушка намеревалась ее выбросить, то теперь она лишь бережно вложила ее в дневник Вороновой и спрятала на дно чемодана.

Отложив все платья и туфли на шпильках в сторону, Николь отобрала парочку более или менее приличных джинсов, футболок и только потом обнаружила, что теплой одежды ей не выдали в принципе. Конечно, она знала, что на Эстасе круглый год лето, и что люди, живущие на станциях, воссоздали себе такие же условия, но, черт возьми, такое понятие, как подстраховка, еще никто не отменял!

Николь открыла блокнот, где уже набрасывала список вопросов для следующей встречи с Крышей, и сделала заметку про теплую одежду. Ее взгляд вдруг зацепился за предыдущий пункт, который теперь и так горел у нее в голове после встречи с Вороновой, – «имя». Все-таки Николь заинтересовалась этим вопросом. Нет, она не верила ни единому слову «пиратки», однако, для успокоения совести ей было необходимо исключить малейшую возможность подвоха.

Когда Никки только отправила фото своего нового образа стилистам и ей не прислали никакого протеста и коррективов, она успокоилась: если бы ее действительно подделывали под внешность реальной француженки, то они бы просто не стали давать Николь возможность придумать себе стиль самостоятельно. Однако когда Никки сидела в парикмахерском кресле и оплакивала свои волосы, к ней в голову закралась одна ядовитая и ужасно приставучая мысль: ведь образ-то придумала Селена. Селена, о которой Николь, по сути, почти ничего не знала; которая была старшей в группе и пользовалась немыслимыми привилегиями; которая говорила гораздо меньше, чем знала. Чисто теоретически она могла работать на Стужева. Теоретически.

Напевая себе под нос что-то про паранойю, девушка придвинула к себе папку, в которой, как ей сказали, находились все необходимые ей на космической базе документы. Точнее, не ей, а Адель Дюваль – так теперь ее звали. Правда, энтузиазм Никки таял с каждой отложенной в сторону папки: она нашла разговорник, брошюрку для туристов, визу и еще тучу какой-то макулатуры. Там было все, кроме того, что искала девушка – паспорта. И вновь Николь невольно начала прокручивать в голове все, что сказала Воронова. Цепочку ее размышлений прервал стук в дверь.

– Да?

В проеме появился какой-то мужчина (охранник, судя по форме): Никки внимательно всмотрелась в его каменное лицо, в поисках она сама не знала чего, но не смогла узнать его. Странно, но Николь только сейчас поняла, насколько безликим был персонал «Зари». Девушка постоянно сталкивалась с кем-то из тех же охранников, но, тем не менее, не могла их запомнить. То ли это у них была такая внешность, то ли у нее самой были проблемы с головой. Да уж, Селена была абсолютно права: несмотря на разные истории, разный возраст и характер, была одна вещь, которая объединяла всех – все на «Заре» были хамелеонами.

– Стужев ждет Вас в конференц-зале, – бросил охранник и растворился.

– Отлично, – ответила Николь в ответ, скорее, своим мыслям. Сейчас она все выяснит. Спросит Крышу прямо в лоб: если они хотят, чтобы она им помогла, им придется заслужить ее доверие. Тем более, Никки была больше, чем уверена, что Воронова тоже входила в список приглашенных, а значит, если невиновность кирпичфейса будет доказана, то Николь сразу же, при всех, разоблачит «пиратку». В конце концов, незаменимых не бывает; может, у Крыши не было второго двойника Николь, зато на его стороне был оригинал.

– Незабудка, – Стужев стоял во главе овального стола, – мы не угадали с размером?

– Сэр?

– Почему ты до сих пор не переоделась?

Николь опустила голову и, осмотрев свой прикид, пожала плечами.

– Я же еще не на задании, сэр.

– Да, но входить в образ нужно уже сейчас, – мужчина указал рукой, с зажатым в ней планшетом, на Воронову, которая сидела справа от него, скрестив ноги. Ей завили волосы и переодели: Николь с уколом ревности увидела, как на худощавом запястье «пиратки» поблескивал браслет, который сплел для нее, Николь, Миша. Кажется, теперь Никки поняла, куда делись ее вещи, отобранные у нее персоналом базы.

– Я поняла, сэр, – девушка кивнула и повернулась к «копии». – В таком случае, урок первый: я никогда не сижу нога на ногу. А, следовательно, и Вероника тоже.

– Привычки со временем меняются, – пропела в ответ «пиратка», но все же позу переменила.

– Вы закончили? – осведомился Крыша, переводя недовольный взгляд с одной подопечной на другую. – Теперь мы можем продолжить? Незабудка, присаживайся. Хотя, отныне, я думаю, следует обращаться к тебе по-другому? Адель?

– Кстати об этом, – Николь села справа от кирпичфейса, мельком глянув на бумаги, разложенные перед ней – договор о неразглашении. – Видите ли, сэр, мне не очень нравится это имя. Я не то, что бы придираюсь, просто… Ведь с этим новым именем мне теперь жить всю оставшуюся жизнь, так? Ну, я имею в виду, если все пойдет по плану, и я переживу эту миссию. Так вот, мне не очень бы хотелось начинать новую жизнь под именем, созвучным со словом «ад», – от Никки не укрылась перемена во взгляде «копии»: теперь Воронова смотрела на нее не с брезгливостью, а чуть ли ни с интересом. – Я покопалась в документах, что мне передали, и не нашла паспорт. Поэтому я и подумала, что если он еще не готов, то, может, Вы позволите мне придумать имя самой? Если не целиком, то хотя бы…

– Незабудка, – Крыша тоже переменился. Он и до этого был серьезен, но теперь к этому добавилось что-то еще; что-то, что заставляло Никки ерзать на стуле. – Я услышал тебя, и мне очень жаль, что мы не подумали об этом раньше, но твой паспорт уже готов. Тебе его не отдали, потому что вашей регистрацией на корабле будем заниматься мы: там слишком много возни, а вам и без того много предстоит сделать.

– Жаль, – протянула Николь, мысленно забивая гол в пользу Вороновой. И не зря, потому что внезапно «копия» тоже вступила в игру.

– Геннадий Аркадьевич, – Вероника села прямо и, невероятно, захлопала глазами в стиле типичной блондинки. – А я тоже хотела бы посмотреть на свой новый паспорт. Раз уж нам нельзя забрать его с собой, то посмотреть хотя бы можно?

– Ника…

– Ничего не хочу слышать! – Николь изо всех сил старалась удержать деловую мину на лице, пока «пиратка» эксплуатировала образ амебы-блондинки. – Мне кажется, Геннадий Аркадьевич, – и снова девушка выдала попытку взлететь, хлопая ресницами, – что Вы нас обманываете: наши паспорта еще не готовы, и Вы просто тянете время. Дайте ей поменять имя, с Вашими возможностями это раз плюнуть!

– Немедленно прекратите этот цирк! – рявкнул Стужев, которому, в отличие от Николь, было совсем не смешно.

– Цирк?? Я просто вживаюсь в образ!!!

– Очень похоже, – вставила Николь, хоть все присутствующие знали, что это ложь.

– Хватит, я сказал! – Крыша всадил кулак в стеклянную столешницу так, что та чуть было не треснула. Графин с водой, что стоял на подносе жалобно звякнул, подпрыгнув на месте.

– Сэр, – уже нормально продолжила Воронова, – Вы же сами просили нас работать вместе, вот мы и тренируемся. Проводим калибровку, так сказать.

– Объединяться Вы будете против врага, – прорычал тот, но уже спокойнее. – Вам ясно?!

Девушки кивнули, переглянувшись. Николь была готова поклясться, что во взгляде «пиратки» проскользнуло что-то недоброе. Да и вообще, после того, как Воронова обрушила на нее все свои подозрения, Никки во всем искала двойной смысл. Если раньше она чувствовала себя школьницей в присутствии Стужева, то теперь конференц-зал был для нее не кабинетом директора, а покерным столом, где каждый был сам за себя. Взгляд Вороновой отчетливо говорил о том, что они с Николь уже объединились против врага – против Крыши, но вот только Никки еще сторону не выбрала. Конечно, нежелание кирпичфейса показывать паспорта не играло ему на пользу, но и не служило доказательством правоты «копии». Словно почувствовав смятение среди своих союзников – Николь и тараканов у нее в голове – Воронова продолжила: – И, тем не менее, сэр, наши паспорта точно готовы?

– Черт бы вас всех побрал, – Стужев придвинул к себе микрофон, что стоял напротив него, и прорычал: – Принесите паспорта.

Один из «ди-джеев», которые все это время неизменно сидели в будке за тонированным стеклом, встал и куда-то вышел.

– Ну, пока вам, Ваши Величества, несут паспорта, давайте уже займемся делом. Внимательно ознакомьтесь с бумагами, которые видите перед собой. Начните с договора о неразглашении: после того, как подпишете, изучите следующий, тот, где описывается ваша миссия. Особое внимание уделите вашим полномочиям, обязанностям, а так же списку запретов. Мы обсудим все, что вам покажется непонятным, а затем подпишем. Ясно?

Николь промычала что-то невразумительное, и принялась глазеть на бумаги. Вот только, в том-то и была проблема, что кроме как глазеть, девушка ничего не могла: все ее мысли были только о паспорте и о том, какого черта вообще происходило. Она уже минуть пять топталась на третьей строчке сверху, не понимая из прочитанного абсолютно ничего, лишь имитируя бурную мыслительную активность. Воронова же, вновь нога на ногу, лениво просматривала одну страницу за другой, время от времени бросая взгляд на Николь. Наконец в их сонное царство вторгся один из хамелеонов с бумажным конвертом в руке. Девушки тут же оживились и буквально приклеились взглядами к свертку.

Стужев, поблагодарив коллегу, одним движением разодрал бумагу и выудил две тоненькие маленькие книжечки – паспорта. Точно фокусник, который перед трюком демонстрирует зрителям карту, он показал документы сначала одной девушке, затем другой; и, так же как уличный фигляр демонстрирует зевакам только одну сторону колоды, так и Крыша даже не потрудился раскрыть документы, ограничиваясь показом обложек с соответствующими гербами.

– Вы позволите? – из уст Вороновой это прозвучало скорее требованием, чем вопросом. Не дожидаясь разрешения, она привстала и выдернула документы из руки Стужева до того, как тот успел сориентироваться. Еще через секунду французский паспорт уже скользил по полированной столешнице прямо в руки Никки. Та поймала, хоть и неловко: будь это бокал пива в баре, то он по-любому бы опрокинулся или, и того хуже, вовсе упал бы с барной стойки. Не дожидаясь особого приглашения, Николь тут же открыла документ…

– Так это правда! – Никки трясущимися руками развернула паспорт, открытый на второй странице, к Стужеву и вскочила на ноги. Конечно, Крыша знал, что на документе было фото настоящей Адель, но Николь все равно тыкала паспортом чуть ли ему не в нос. – Все, что она сказала – правда!

– И как это понимать?! – Стужев отобрал паспорт у Вороновой, которая даже не пыталась изобразить удивление: свой паспорт она даже не открыла.

– Мы занимаем места других людей! Вы…вы…вы похищаете невинных граждан, чтобы кто-то другой смог присвоить их личность, вы…вы…просто…

– Твоя работа? – процедил Крыша, обращаясь к «пиратке». Та же оставалась абсолютно невозмутимой: с преувеличенным интересом девушка рассматривала собственный маникюр. – Я тебя спрашиваю, Воронова!

– Она должна знать, с кем связалась, – Вероника мило улыбнулась, ни капельки не впечатлившись разъяренным видом кирпичфейса. – Я предупреждала Вас, Геннадий Аркадьевич, что не стану вам помогать пудрить мозги всяким дурочкам, вроде этой. Хочет участвовать в операции – ради Бога, вот только она имеет право знать, какой ценой дается подобное участие.

– Пошла вон отсюда! В свой номер, живо!

– Есть, сэр! – «копия» шутливо отдала честь и гордо удалилась, подмигнув Николь напоследок. Та же, раздираемая злостью, просто стояла с паспортом в вытянутой руке и тяжело дышала, не в силах вымолвить ни слова больше.

– Сядь, – кирпичфейс забрал паспорт и указал девушке на стул. – Это приказ.

– Что вы сделали с этой француженкой? – Николь и не думала садиться. – Где сейчас находится Адель Дюваль?

– Она стоит передо мной, – а вот Крыша сел на свой крутящийся кожаный стул и сцепил руки в замок. – А та, кто весьма любезно предоставил свое имя тебе во временное пользование, сейчас в коме, в которую она впала пару месяцев назад без чьей-либо помощи. Мадемуазель Дюваль – студентка заочного отделения, а потому о ее нынешнем состоянии университету не известно. По этой же причине, она все еще числится в списках обменной программы, по которой мы отправим тебя.

– Вы же не думаете, что я на это куплюсь, да? Вы давно практикуете подобное, так что не надо мне говорить, что все те, чьи жизни вы украли, очень кстати находились в коме.

– Разве я говорил что-то подобное? – Стужев ухмыльнулся. – Но тебе и твоей совести, Незабудка, ужасно повезло: Адель Дюваль действительно в коме, и нам никого не пришлось похищать, убивать, или что мы там, по-твоему, делаем в таких случаях.

– Как Вы можете оставаться таким спокойным? – Николь покачала головой, не зная, смеяться ей или плакать. Ей очень хотелось врезать Крыше по его невозмутимой роже, но она понимала, что это было бы самым глупым, что она могла предпринять в данной ситуации.

– А чего мне бояться, мисс Кларк? – кирпичфейс сложил пальцы домиком. – Тебя? Или угрызений совести?

– Было бы неплохо, – Николь стиснула зубы: ей было неприятно слышать собственное имя в устах самого главного из местных хамелеонов.

– Учись контролировать свой гнев, Незабудка: побеждает не тот, кто зол и наносит первый удар, а тот, кто наносит последний. За всеми своими идеалистическими и морализаторскими замашками ты не замечаешь сути: мы жертвуем единицами ради спасения миллионов. И если какая-то французская вертихвосточка, к примеру, должна пропасть без вести ради спасения всей Франции или Европы, моя совесть это как-нибудь переживет. А в тот день, когда я отступлю перед лицом малолетней неврастенички с манией величия, я сам себе выпущу кишки. Это ясно? Так что если ты закончила, сядь, и давай обсудим твою миссию.

– Вы серьезно? – Николь не верила своим ушам. Она бросила взгляд на ди-джеев, которые уже держали руки на оружии, что крепилось у них на поясе. – Думаете, я стану работать с вами?!