Текст книги "Фатум (СИ)"
Автор книги: Miss_Windrunner
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 83 страниц)
Силы девчонки были на исходе. Малик видел, с каким трудом она отражала его удары, видел зарождающуюся в ее глазах панику: наконец-то до этой землянки дошло, кому она бросила вызов. Конечно, он должен был отдать ей должное: она удивила его. Снова. И за это он был ей благодарен: его в последнее время было очень трудно удивить. Хотя, с другой стороны, иначе не могло и быть: ниса всегда удивляла его, он просто забыл об этой ее способности – это было в прошлой жизни; в той, к которой ему больше не было возврата.
Малик хотел закончить поединок: девушка была на последнем издыхании. Но каждый раз, после очередного выпада, он продолжал бой – ему нравился их дуэт. Как только все кончится, как только он выиграет, он отошлет ее обратно на Землю: это будет его первое и единственное желание – он сотрет ей память и раз и навсегда вычеркнет все, что так или иначе связано с Эстасом из ее жизни. Так будет правильно и, что самое главное, безопасно: он уже дважды чуть не убил ее, и он не может гарантировать, что не попытается сделать это снова. Ясность покидала его рассудок: он не был хозяином собственного разума. Больше нет. А потому, пока он все еще был собой (более или менее) он должен избавиться от девчонки. И он должен сделать это так, чтобы никто: ни этот некий Стужев, ни кто бы еще не смог до нее добраться… Еще один удар – и он выведет ее из строя. Еще один и все. И еще один…
Малик не мог остановиться. Прекратить бой – означало попрощаться, а он не хотел этого. Рациональная часть его сознания, та самая, что сохранилась от прежнего Кристиана Арчера, нашептывала ему, приказывала прекратить. Вот только то была совсем крошечная часть. Новый же Арчер (или все-таки Малик?) призывал мужчину продолжать: наступать на девчонку до тех пор, пока она сама не попросит пощады; пока она не склонится перед ним, не признает его превосходства. Она была упряма, но он был еще упрямей; она была сильной, но он – еще сильнее: он научит ее подчиняться. Он объездит ее, словно дикую лошадь, и научит есть с его ладони. Она будет его. Она будет принадлежать ему. Полностью. Он сделает ее своей во всех возможных смыслах: он и так потерял слишком много времени. Благородство – удел слабых; сильные же берут то, что им нужно, не церемонясь, не колеблясь, не…Удар прилетел абсолютно неожиданно. Всего мгновенье назад он оттеснял девушку к краю арены, но теперь он с изумлением смотрел на собственные окровавленные пальцы, не веря в происходящее: она задела его. Нет, не так: она проткнула ему руку; она выбила из его пальцев клинок!
Николь не смогла сдержать торжествующей ухмылки: она не была уверена, что ее план сработает, однако, сегодня ей везло. Малик был так поглощен преждевременным празднованием собственной победы, что вел бой на автопилоте – глупейшая ошибка. Движения хранителя, его выпады – все стало таким предсказуемым, что девушке не составило труда просчитать его следующий ход и ударить первой. Она ударила. И попала в цель: шпага Малика отлетела к противоположному концу коридора.
– Неплохо, – оценил хранитель, приходя в себя от изумления. Он перевел взгляд своих чудовищных глаз на соперницу, которая, красная и запыхавшаяся, сияла радостной улыбкой. – Вот только я все еще стою, малышка.
Смысл его слов дошел до нее не сразу: видимо, не он один любил делить шкуру неубитого медведя. Никки все еще улыбалась по мере того, как Малик стремительно приближался к ней: пантера снова вышла на арену. У мужчины не было оружия, но что-то в его взгляде подсказало Николь, что оно ему было без надобности: кажется, Малик собирался продемонстрировать ей значение выражения «убить голыми руками».
Николь вновь начала пятиться назад, выставив вперед шпагу: Малик должен был остановиться, если только он не хотел превратиться в шашлык. Но, судя по тому, как он наступал, он хотел: мужчина и не думал тормозить. Он уверенно сокращал расстояние между собой и соперницей и, когда между его грудью и «иглой» оставались считанные сантиметры, он просто протянул руку, схватил клинок (из его кулака тут же начала сочиться кровь) и резким движением отвел его в сторону. Николь не успела понять, что произошло: она вдруг оказалась зажата между стеной и горячим телом Малика: его глаза-дыры оказались пугающе близко к ее собственным; они жгли ее, видели ее насквозь. Рывок – и шпага Николь со звоном полетела на пол, а рука хранителя – мокрая и влажная от крови – сомкнулась на ее шее: кажется, у этого инопланетянина был пунктик на шеи.
– Это было впечатляюще, малышка, – Малик наклонился к ней так, что его дыхание охлаждало ее пылавшие щеки. – Вот только ты совершила непоправимую ошибку еще до того, как мы начали, – теперь он говорил куда-то ей в волосы. Николь показалось, или он действительно с шумом вдыхал ее аромат?? – Ты пришла сюда, готовая как победить, так и проиграть, но... Ты не готова убивать. А это, девочка моя, лишает смысла абсолютно все, что ты делала до этого. У каждого действия должна быть цель, иначе все теряет смысл.
– Моей целью не было убивать тебя, – просипела Николь, продолжая пребывать в плену огненной хватки. – Только победить.
– И что, ты чувствуешь себя победительницей? – горячее дыхание хранителя щекотало девушке ухо. – Как только я уберу руку, ты рухнешь на пол. Ты попытаешься встать, но я не позволю тебе сделать этого: ты проиграла, Николь Этель Кларк.
– Я все еще стою, – напомнила девушка, взглянув в бездонные черные глаза. – И ты не провидец, чтобы предугадать будущее, Малик. Я удивлю тебя.
– Я в этом не сомневаюсь, – прошептал он девушке в губы. Их лица разделяли какие-то пара миллиметров, их дыхание – горячее и неровное – смешивалось: Николь вдруг почувствовала, как ее тело сотрясло от мурашек. Вот только они не имели никакого отношения к поединку; абсолютно никакого. Малик тихо рассмеялся. – Я выиграл, Николь Этель Кларк, и теперь ты – моя личная золотая…
Николь со всей силы ударила мужчину в живот: скорее всего, дело было в эффекте неожиданности, а не в мощности удара – девушка была крайне слаба. Как бы то ни было, Малик с полурыком-полустоном отступил, разжав хватку: Никки сползла вниз по невидимой стенке и тут же рванула на середину комнаты. Она была в бешенстве: да, Малик не стал использовать свои способности хранителя; вместо этого он решил включить режим альфа-самца! И, к своему стыду, Николь должна была признать, что план мутанта почти сработал: на какой-то миг девушке реально захотелось поцеловать его. Ей! Той, которая никогда и никого не целовала (по крайней мере, за последние три года ее сознательной жизни); той, которая всем сердцем ненавидела Эстас и все, что с ним было связано! Чертов мутант: кажется, он сводил ее с ума.
Малик разогнулся и вперил в девушку горящий взгляд: в нем по-прежнему была злость, однако, теперь ее разбавило смятение. Николь была уверена, что в ее взгляде читалось то же самое, плюс, страх, которого во взгляде хранителя не было. Малик тяжело дышал и больше не предпринимал попыток подойти ближе.
Они оба выдохлись.
И они оба все еще были на ногах.
– На сегодня, я думаю, хватит, – наконец сказал Малик. – Продолжение следует.
– Стой! – Николь не могла просто так дать ему уйти. – Я обезоружила тебя!
Мужчина хмуро посмотрел на нее и недобро улыбнулся: – И что? Ты считаешь, это дает тебе право праздновать победу? Хочешь продолжить наш бой сейчас?
«Если бы я захотел, ты бы уже лежала у моих ног, девочка. Не принимай этот мой шаг за слабость: я оказываю тебе услугу» – говорили его глаза. Николь не понимала, каким образом она получала эти немые сообщения, но была уверена в том, что мутант хотел сказать именно это. Возможно, это был один из способов использования телепатических способностей. Телепатия наоборот.
– Я лишь хочу сказать, что если бы мы подводили предварительный итог, то, – Никки запнулась, поймав уничтожающий взгляд хранителя, – то у меня было бы больше очков.
На секунду девушке показалось, что Малик убьет ее. По крайней мере, его взгляд был поистине убийственным. Однако потом он вдруг расслабился и снова напялил самодовольную улыбку.
– Хорошо, малышка, будь по-твоему, – он выставил руку и притянул к себе обе шпаги. – Кажется, ты хотела, чтобы я вернул тебя на работу к серым?
Николь осторожно кивнула, не торопясь радоваться собственному везению. И правильно, ибо все не могло оказаться так хорошо.
– Будь по-твоему, – продолжал мужчина тоном, не сулившим ничего хорошего. –Хочешь быть серой? – Пожалуйста, будь ею, – Николь нахмурилась. – Эдди! – позвал хранитель громогласным голосом; через мгновенье робот был тут как тут. – Покажи нашей гостье ее новые апартаменты!
– Новые апартаменты, сэр?
– Именно, – подтвердил тот со зловещей улыбкой. – С завтрашнего дня мисс Николь будет жить на нижнем уровне.
– Но, сэр, этот уровень предназначен только для служебного персонала: не думаю, что мисс Николь будет там удо..
– Ей там будет очень удобно, Эдди, – нетерпеливо прервал его Малик. – Ведь с завтрашнего дня мисс Николь перестанет быть нашей гостьей. Она станет серой. Моей личной серой.
====== Глава 51 Вторая ======
Николь стиснула зубы и сморгнула слезы: боль была адской. Словно миллионы осколков разом вонзились в ее кожу и начали буравить в ней отверстия, зарываясь все глубже в нежную плоть; кромсая все на своем пути. Девушка лишь высунулась наружу, но и тех несчастных секунд оказалось вполне достаточно Гелиодору для того, чтобы превратить кожу девушки в жаркое.
Николь не имела понятия, где находилась: единственное, что имело для нее значение, это то, что внутри было темно. Темно, значит, безопасно. Пусть она не видела ничего, кроме узкой полоски света, которая просачивалась из-под двери: это было даже лучше, ибо если бы в этом чулане, шкафу (или что это было такое) было светло, Никки бы не удержалась и опустила взгляд на свою обожженную руку. А так девушка могла довольствоваться лишь информацией от других органов чувств: она чувствовала вонь паленого мяса; ощущала, как кожа лоскутами слезала с ее плеча. Нет, Николь знала, что на Эстасе было жарко; знала, что их солнце – Гелиодор – было ярче земного, но она и подумать не могла, что настолько! Она готовилась оказаться в Сахаре, но вместо этого очутилась на раскаленной сковородке, да и еще без масла: если бы она потеряла сознание от боли (а она была к этому близка), то через две минуты она бы уже поджарилась до хрустящей корочки, и даже вся навороченная техника инопланетян не смогла бы вернуть ее к жизни.
Николь привалилась к холодной стене и закрыла глаза: видимо, кто-то проклял ее еще до ее рождения. Другого объяснения у нее не было, ибо что бы она ни делала, что бы ни задумала, у нее ничего не получалось. Как бы тщательно она ни планировала все возможные варианты развития событий, на деле все происходило по самому жуткому, абсолютно невообразимому сценарию. И нынешняя ситуация была ярким тому примером.
Разве могла Николь представить, что ее обычная вылазка в стан врага закончится перестрелкой и дальнейшей погоней? Разве она могла хоть на секунду вообразить, что будет отчаянно ждать возвращения Малика (откуда бы он ни вернулся), ибо он был единственным, кто мог ее спасти? Да никогда в жизни. Сейчас, сидя в темном, тесном замкнутом пространстве и борясь за последние капли разума, у девушки, возможно, был последний шанс проанализировать сложившуюся ситуацию и попытаться понять, что и когда пошло наперекосяк.
Малик не шутил, когда сказал, что Николь станет его личной серой: буквально на следующий день ее отправили на нижние уровни (о существовании которых девушка была даже не в курсе) и поселили в новую комнату-сейф: некую увеличенную версию книжного шкафа с двумя полками: первая полка-кровать, вторая – комод для вещей. Николь даже не назвала бы свое новое пристанище комнатой, потому что в комнату, как минимум, можно было войти, в то время как в ее «сейфе» можно было только спать. Этот чертов мутант реально поселил ее в долбанном шкафу, по сравнению с которым, ее прежняя комната (та, в которой она жила до того, как ее бросили в Яму) была пятизвёздочным отелем!
Туалет и ванная были общими для всех серых, благо, их было немного; точнее, их было даже мало – двое, включая Николь. Первая, так звали первую серую (Николь же дали имя «Вторая»; да, инопланетяне точно не перемрут от избытка оригинальности), была едва ли разговорчивей фонарного столба, и вовсе не потому, что была нема или не знала языка, нет; она просто не считала нужным снисходить до Второй, ибо считала собственный статус более высоким. Николь от такого опешила, ведь она никак не могла подумать, что внутри серых могла существовать собственная иерархия (один раб был большим рабом, чего его товарищ, что ли?!), однако, потом все стало на свои места: Первая не была обычной серой: она не занималась кухней, не отвечала за уборку или стирку; она просто спала с Маликом, была его личной шл… наложницей. А вот все вышеперечисленные обязанности, с которыми раньше прекрасно справлялся Эдди, перешли под ответственность Николь. И, видимо, памятуя о том, что Никки просто сходила с ума от безделья, Магистр Малик Великодушный (как же Николь его ненавидела!) решил избавить ее от подобных мук и запретил ей пользоваться ЛЮБОЙ техникой, кроме стиральной машины (земного типа, а не инопланетного; пришельцы не стирали одежду, они синтезировали новую) и плиты (спасибо, что хотя бы электрической). А потому, если у Эдди на уборку, сервировку стола и стирку уходило минут двадцать в день (максимум), то у Николь столько времени уходило только на то, чтобы приготовить половину обеденного блюда. И то, приготовить – сильно сказано, потому что из Никки делали бойца, а не домработницу, и даже если до амнезии девушка и умела готовить или была супер-горничной, то эти навыки канули в небытие вместе с ее воспоминаниями. Удивительно, что Малик не погнал ее в шею еще в первую неделю ее службы: лично Николь не смогла бы есть еду собственного приготовления дольше пары дней – так и отравиться недолго. Хотя, вряд ли мутант это ел: скорее всего, он просто заваливал Никки абсолютно бесполезной работой, ибо то, что ему реально было нужно от серых, давала ему Первая.
По-хорошему, «серость» Николь была ничем иным, как продолжением их дуэли с Маликом: он заваливал ее работой, объемы которой практически выходили за рамки реально осуществимой, и ждал, когда она сломается; Никки же, как и во время поединка, продолжала держать удар. И так же, как и тогда, она начинала выдыхаться.
На третьей неделе службы девушка поняла, что больше так продолжаться не могло: подумать только, она была на Эстасе почти год, и за это время она принимала одно поражение за другим, а теперь еще и рисковала остаться Золушкой до конца своих дней. Нет, ей это надоело: Николь перешла к активным действиям, и, буквально через пару дней, ее активность принесла плоды: девушка нашла (как она думала) способ связаться с Землей.
Облазив каждый уголок апартаментов Малика, Николь не нашла ничего, что могло бы послужить передатчиком, способным передать сигнал хотя бы Оливеру (если тот еще не сбросил Никки со счетов; и если он все еще был жив), из чего напрашивался только один вывод: все коммуникации проходили через единственную, недоступную Николь комнату – спальню мутанта. Ту самую, в которую была вхожа Первая. Дело оставалось за малым: девушке оставалось лишь выяснить, каким образом наложница попадала в комнату своего господина (а именно так она и называла Малика) и попытаться воспользоваться этой техникой самой. Вариантов у Николь было два: в худшем случае, биометрические данные Первой были внесены в базу системы безопасности, что означало бы, что Никки пришлось бы отхряпать своей серой коллеге руку или глаз, чтобы воспользоваться ими как ключом. Не то, чтобы девушка была на это неспособна, нет; просто в этом случае, незаметно раздобыть «ключ» к спальне Малика было бы невозможно, и потому у Николь была бы лишь одна попытка, одна вылазка для того, чтобы найти черт-его-знает что. Не вариант, одним словом. В лучшем случае, у Первой был пропуск, который всего-навсего нужно было незаметненько спереть, не прибегая к расчлененке: и так оно и вышло на самом деле. После нескольких дней неотрывной слежки, Никки наконец нашла то, что искала: маленькую пластиковую карточку-бейдж, которую Первая прятала под многочисленными слоями дорогущей ткани – наложница носила исключительно платья из полупрозрачной и невероятно нежной ткани с абсолютно бесстыжими вырезами. Николь ненавидела ее за это, ведь она сама была вынуждена щеголять в грубом бесформенном рубище. Но, с другой стороны, стоило девушке вспомнить о том, что эти платья, в каком-то смысле, тоже были униформой, она успокаивалась: лучше уж быть пугалом на кухне Малика, чем принцессой в его постели. Наверное.
Все шло хорошо. Даже слишком хорошо, как теперь понимала Николь: если в этой жизни и действовали какие-то законы, помимо законов физики, то их было два: закон подлости и закон баланса. И вот эта парочка действовала всегда и безотказно. С первым было все ясно, Николь никогда о нем не забывала, но вот второй… Второй закон девушка благополучно проигнорировала и теперь, баюкая обгоревшую руку во мраке железного чулана, она за это расплачивалась. Ведь было же очевидно, что если ни с того ни с сего все вдруг начало складываться хорошо, значит, потом все будет очень и очень плохо. Если Николь удалось без проблем напоить Первую и стащить ключ-карту, да еще и сделать это в тот момент, когда Малик вдруг куда-то пропал (он уже несколько дней подряд не возвращался домой; нет, Никки за ним не следила, она следила за Первой, которая все это время ночевала в собственной постели), то засада будет поджидать где-то в другом месте; в том, которое и в голову не придет никогда. Так оно и получилось.
Николь вошла в спальню. До этого она не отдавала себе отчета в том, как сильно вгрызалось в нее любопытство, как отчаянно она хотела заглянуть внутрь; и лишь оказавшись на пороге комнаты Синей Бороды, девушка поняла, как много надежд она возлагала на эту неизведанную территорию. Вот только там ее не ждало ничего, кроме разочарования. Серьезно, Николь удивилась бы меньше, если бы обнаружила внутри склад мертвых любовниц Малика – это вполне вписывалось в концепцию. Девушка могла бы смириться даже со складом любовников Малика, раз уж на то пошло, однако, увидеть самую обыкновенную, абсолютно безликую комнату она никак не ожидала. Белые стены(точнее, окна в режиме белых стен), белый ковер на полу, большая двуспальная кровать в центре и больше ничего. Комната была огромна, размером с однокомнатную квартиру, однако, по функциям она была максимально приближена к «сейфу», в котором обитала Николь-Вторая: в этой комнате можно было только спать. Да и то, Никки бы вряд ли могла заснуть в подобной обстановке: слишком много белого. Здесь было бы здорово рекламировать стиральный порошок или снимать фильмы про чистилище, но никак не спать.
Девушка ходила вдоль режущих глаза стен и была готова взвыть от разочарования: нет, ее расстроило вовсе не отсутствие вкуса у Малика – свою комнату он мог декорировать, как хотел – ее добило то, что все надежды, которые она возлагала на эту комнату, лопнули, как воздушный шарик. В спальне Малика не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего планшет, телевизор, телефон, в конце концов! Одна только кровать! Это не имело смысла.
Справившись с шоком, девушка вдруг протрезвела: это действительно не имело смысла! Николь знала каждый закоулок, каждый уголок за пределами комнаты Малика и могла сказать одно: выхода из апартаментов там не было. Но мутант-то как-то покидал свою обитель, верно? Он всегда уходил и приходил незамеченным, и делать это он мог только из своей комнаты. Следовательно, где бы Николь ни находилась, это была не его спальня. Это был его траходром, так сказать – не больше и не меньше.
И снова, когда Николь уже отчаялась найти ключ к решению очередной головоломки, ей повезло: девушка сама не поняла, что она сделала (потому что сознательно она не делала ничего), но в какой-то момент дальняя стена комнаты пошла рябью, точно помехи в старом телевизоре. Прищурившись, Никки смогла разглядеть очертания мебели, свечение каких-то ламп… Прямо перед ней, в стене, Никки видела мутное отражение другого места, и чем ближе она приближалась к мерцающей границе, тем отчетливее просматривалась та, вторая комната. Да, Николь было страшно; да, здравомыслящий человек тут же развернулся бы и ушел восвояси, но Никки к этой категории людей не принадлежала: на свой страх и риск она продолжала идти вперед и, оказавшись вплотную к полупрозрачной стене, она шагнула прямо в нее. Ее нога прошла сквозь преграду без всякого сопротивления, разве что в том месте, где она пересекала стену, кожу девушки слегка покалывало. Задержав дыхание, словно перед погружением в воду, Никки «окунулась» в барьер целиком…и вынырнула с противоположной стороны.
– Твою ж ма-а-а-ать, – протянула девушка в благоговении, с открытым ртом озираясь по сторонам: вот теперь она реально была в спальне Малика. И да, комната была абсолютно, полностью, от пола до потолка, черной. Каменный пол блестел так, будто его ежедневно натирала бригада гастарбайтеров. Николь даже стало совестно за то, что она посмела войти в обуви, а потому она тут же скинула свои боты. Стоило ее ногам соприкоснуться с полированным камнем, как Никки с шумом втянула воздух – пол был ледяным. От ее ступней мгновенно расползлось облачко пара, отпечатавшееся на гладкой черной поверхности.
Чувствуя себя воришкой, забравшимся в слишком крутой особняк, девушка продолжила исследование. Она ступала очень медленно и осторожно, будто бы под ее ногами был не камень, а тончайший лед, который в любой момент мог провалиться; по необъяснимой причине Николь боялась даже дышать: ей было совсем неуютно от осознания того, что она вторглась в самое, что ни на есть, личное пространство Малика. Когда она лишь думала об этом, ей это казалось забавным; сейчас смеяться ей расхотелось. Она думала, что спальня Малика, его личные вещи прольют свет на его сущность, позволят Никки найти Ахиллесову пяту мутанта (если таковая у него вообще имелась), однако, теперь она не чувствовала себя охотницей. Она чувствовала себя жертвой; маленькой мошкой, которой хватило ума залететь в логово паука: ей нужно было уходить, и уходить быстро, пока она еще не слишком увязла в паутине.
Черная комната была гораздо уютней, чем ее белая коллега-траходром, но Николь все равно была напряжена, как пружина: ее не должно здесь быть; ей нельзя здесь находиться – вот что кричало ей подсознание. А потому, несмотря на красоту обстановки (которая, вообще-то, была не многим разнообразней той, что была в белой спальне), Никки чувствовала себя так, будто бы находилась в музее или церкви, или, вообще, в церковном музее: не шуметь, не топать, не дышать. Нет, ей определенно, нужно было уносить ноги: черт с ней, с коммуникацией – она найдет другой способ. В крайнем случае, перейдет к выполнению задания «пиратки» и убьет Малика. Отравит ему супчик, да и дело с концом!
Девушка уже поворачивала обратно к барьеру, когда ее взгляд зацепился за главный «экспонат» комнаты; зацепился и отказывался отпускать. Исполинская, обтянутая черным шелком и заваленная грудой огромных подушек, кровать притаилась в углу, ожидая своей порции внимания. Она была прекрасна. И она была реально гигантской: если бы Николь плюхнулась на середину и начала делать снежного ангела, то две другие Николь могли бы уместиться по бокам от нее и делать своих ангелочков. И ни одна из них не задела бы другую ни рукой, ни ногой.
Никки сама не заметила, как подошла к этой королевской кровати и протянула руку к черному блестящему шелку; опомнившись, девушка отдернула шаловливую конечность и отступила назад. Простыня была всклокочена: темные волны избороздили матрац, и Николь так и видела Малика в самом центре этого шелкового хаоса: он спал неспокойно, наверняка, ворочался, потому что он и спокойствие – понятия несовместимые. Девушка с легкостью могла представить смуглое поджарое тело Малика, утопающее в черных волнах; демон в своем логове. Могла она представить и его златовласую версию – Арчера – вольготно растянувшуюся на чернильном просторе, представляя собой захватывающий дух контраст: черное и золотое. Неизвестно, какая из двух картинок девушке нравилась больше…
– Какого хрена?! – Николь отпрыгнула еще дальше, словно взбесившийся кенгуру: о чем она думала?! Она точно начала сходить с ума!
Отвернувшись от кровати и навязчивых и отнюдь не детских видений, Никки уперлась взглядом в коридор: раньше она его не видела, так как он сливался со стенами. Точнее, со стеной: две другие, как позже поняла Николь, были не более чем экранами, силовыми полями; такими же, какие стояли на всех окнах, с той лишь разницей, что эти не были прозрачными. Наверняка, их можно было сделать такими, но Никки даже думать об этом не хотела: она ненавидела местные окна.
Воровато оглянувшись на барьер и на белую комнату, что все еще виднелась с той стороны, девушка медленно двинулась к коридору. Ей бы не помешал свет, но Никки не встретилось ни одного выключателя и ни одной лампочки: мерцание, что она приняла за свет приборов, оказалось лишь отблесками света от барьера на отполированном черном полу. Однако стоило ей ступить на первую ступеньку коридора, который винтовой лестницей спускался вниз, как пространство озарилось мягким свечением, исходившим от стен. Освещение не было ярким, но вполне достаточным, чтобы разглядеть ступеньки у себя под ногами.
Спустившись, Николь оказалась у развилки: коридор расширился и предлагал девушке два выхода на выбор; или же она могла продолжать спуск. И никаких указателей, которые вечно упоминаются в сказках: «пойдешь направо – коня потеряешь, пойдешь налево…». Потоптавшись на месте, девушка решила поступить по-взрослому и выбрать по считалочке: дело сделано – Никки пошла налево и пару мгновений спустя оказалась в лаборатории. Стоило ей ступить за порог, как огромный зал-пещеру озарило ярким светом: светильники, по строению напоминавшие софиты, были натыканы по всему периметру купола пещеры; их лучи были направлены вниз, в самый центр «арены». Николь усмехнулась: видимо, каждый уважающий себя инопланетянин обязан-таки иметь личную лабораторию с личным ростовым аквариумом для клонов или чего-то подобного. Лаборатория, в которой находилась девушка, была практически точной копией той, где она познакомилась с погорельцем-Арчером и с его клоном. Точно такой же аквариум, а точнее, железный гроб, стоял в центре пещеры, окруженный многочисленной техникой, мониторами и прочей навороченной техникой. Может, Малик все-таки складировал у себя трупы любовников? Как ни странно, Николь вдруг расхотелось это выяснять. Внимание девушки больше привлекла другая штука: что-то вроде операционного стола, заключенного в стеклянную капсулу, который стоял рядом с аквариумом.
– Медицинская капсула? – вслух предположила Николь и подошла ближе. Да, видимо, это была она: вокруг стола лежали различные металлические инструменты, перевязочный материал, пистолеты с какими-то препаратами. Ох и не завидовала Никки тем, кто попадал сюда – со стороны все выглядело, как пыточная камера. Однако через пару секунд девушка поняла, что, кажется, не завидовала она самой себе: цепкий взгляд серых глаз наткнулся на то, отчего у Николь похолодело внутри – чип. Ее чип, тот самый, что вживили ей под кожу на «Заре». Разумеется, передатчик не был именным, но Николь была уверена в том, что этот кусок металла вытащили именно из ее руки, потому что второй такой был только у Вороновой, и она его уничтожила у Никки на глазах.
Николь начала пальпировать свое предплечье, хоть и понимала, что это было бесполезно: даже если бы передатчик все еще был внутри нее, она не смогла бы его почувствовать. Черт! Малик вытащил его, а это значило то, что для «Зари» Николь была мертва: датчик был тепловым. Ее не станут искать. Ее списали. Она одна.
– Нет, нет, нет, – Николь, прижав руки к вискам, присела на корточки. – Это не конец!
Она найдет выход. Всегда находила. В ее голове заиграла шальная мыслишка, мол, почему бы не разбить стекло, не забрать чип и не вшить его обратно, но Николь отмела ее сразу же: она не станет ломать капсулу, в которую она, вероятно, попадет после того, как Малик узнает про ее похождения. Вот когда он заново восстановит ей позвоночник (который перед этим сам же сломает), вот тогда она еще подумает над этим вариантом. Тем более, у нее все еще была Стивенс, у которой, по ее словам, была возможность связаться со своими – чем не вариант? Николь всего-то оставалось связаться с ней… Связь! Вот зачем она спустилась! Ей нужно найти способ связаться хоть с кем-то, а не оплакивать собственную псевдо-кончину!
Сбросив с себя уныние, девушка встала и резво зашагала прочь из лаборатории: у нее осталось еще два коридора для проверки. Всего два коридора, с грустью вспоминала Николь потом, два коридора и привет от закона баланса.
Она услышала их голоса, когда собиралась исследовать правый коридор. Нахмурившись, девушка прислушалась: говоривших было, минимум, двое, что уже было достаточно для того, чтобы начать волноваться: за все то время, что Николь провела у Малика, к нему ни разу не приходили гости. Никки это знала абсолютно точно, потому что она не переставала надеяться, что как-нибудь к ним заглянет Оливер, и она уговорит его забрать ее с собой. Но нет, ни Оливер, ни кто-либо другой не приходил. Да даже если бы и приходил, то Николь была больше, чем уверена, что Малик ни за что бы не пустил их в спальню (даже в белую). А те, кто разговаривал наверху, определенно были в белой комнате и, судя по глухому звуку, предшествовавшему их разговору, допуска туда у них не было.
По мере того, как Николь поднималась, она могла различать все больше и больше слов. Кем бы ни были визитеры, они, как и Никки, пытались что-то найти, и, так же как и девушка какое-то время назад, были полностью обескуражены в высшей степени аскетичной обстановкой спальни. Мужчины спорили. Громко, яростно. Один из них был на грани того, чтобы бросить некую затею и вернуться восвояси. Второй, чей голос казался Николь смутно знакомым, цветисто ругался, периодически затыкая своего ноющего дружка.
Наконец, Николь добралась до черной спальни и замерла: трое хранителей метались по белой комнате, пиная ногами содержимое матраца – кровать они уже раскурочили. Никки стояла лицом к лицу с Райли; он сверлил ее яростным взглядом и пыхтел как разъяренный бык. В руке он сжимал свою любимую плеть, и девушка, зажмурившись, уже приготовилась к сокрушительному удару… Но его не последовало. Николь открыла глаза – Райли все еще был перед ней. Он все еще стоял и тарахтел, точно кипящий чайник. И он все еще не попытался ее убить. У девушки ушла еще секунда, чтобы понять: хранитель ее не видел. И не слышал, судя по всему, потому что по ступенькам девушка топала неслабо. По какому бы принципу ни работал барьер, он не позволял людям из белой комнаты увидеть настоящую спальню Малика; как и Николь, притаившуюся в ней.
