Текст книги "Фатум (СИ)"
Автор книги: Miss_Windrunner
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 83 страниц)
– То есть, – Николь решила вернуться к более безопасной теме, – я правильно поняла, что могу остаться здесь и делать, что захочу?
– Да, – кивнул тот, но все же решил уточнить. – Но имей в виду: перейдешь мне дорогу еще раз, я не стану с тобой церемониться – все, что я был тебе должен, я вернул. Уолли и Кэр – мои друзья, и их выходки я еще могу стерпеть, но тебе испытывать мое терпение я не советую. Не хочешь расставаться с памятью – твое дело, хотя я бы, на твоем месте, вернулся на Землю: это самый оптимальный вариант, как ни крути.
– Ну, это ведь совет, правильно? А так тебе наплевать, что со мной будет дальше?
– Абсолютно.
– Хорошо, – кивнула девушка и сделала контрольный выстрел. – То есть я могу остаться здесь?
– Я же сказал, что да, – в голосе мужчины засквозило раздражение. – Уж на одну земную занозу здесь хватит мес…
– Ты меня не понял, – Николь улыбнулась и отставила пустую тарелку. – Говоря «здесь», я имею в виду это место. Этот дом, или где мы сейчас находимся…
Малик подавился, заглушив своим кашлем окончание фразы.
– Ты в своем уме?! – все еще кашляя, воскликнул мужчина: его лицо покраснело, а черты Арчера начали искажаться: постепенно стало проступать смуглое лицо Дэвида Малика.
– А что такого? – девушка невинно захлопала глазами. – Ты сам сказал, что если я не хочу расставаться с памятью – а я не хочу – то единственный вариант – остаться здесь – это раз; два – ты должен мне нормальную жизнь, – Николь с удовольствием наблюдала, как лицо мужчины становилось каменным. – А это значит, нормальные условия, которые есть только здесь. Ну и три – ты скопировал мою старую комнату, только для того, чтобы я повалялась в ней пару дней, пока вы чинили мой скелет???
– Пару дней? – хранитель вернул себе самообладание, но вот напяливать маску Арчера больше не стал. – Ты провела в отключке почти полгода, малышка.
Вот теперь настал через Николь забываться в кашле на радость собеседнику.
– Сколько?? – этот гад просто шутил. Она не могла лежать овощем столько времени.
– Сто семьдесят два дня, если не ошибаюсь, – оскалился Малик. – Можешь узнать у Эдди точные сроки.
– Это…
– Невозможно? – угадал мужчина, продолжая забавляться над выражением лица девушки. – Это не более невозможно, чем то, что после всех твоих травм ты все еще можешь ходить, – и, до того, как Николь успела что-то сказать, он продолжил. – И, отвечая на твой предыдущий вопрос, я говорю «да»: ты можешь остаться здесь. На тех же условиях: ты дышишь ровно до тех пор, пока не мешаешь мне. Но, как только я пойму, что ты, на пару с Уолли и Кэр, начинаешь вставлять палки мне в колеса, а пойму я это задолго до того, как ты успеешь что-то предпринять…. – он поднялся и, перегнувшись через весь стол, навис над девушкой, – я ничего тебе не скажу, малышка: я просто молча уберу силовые поля со всех окон, и все – билет в один конец, – последние слова он произнес уже шепотом, но их смысл впечатался ничуть не хуже, если бы хранитель кричал. Не сказав больше ни слова и не дав сказать ей, Малик-Арчер бесшумно покинул столовую. Николь же, полностью растеряв свой запал и дерзость, лишь потеряно смотрела по сторонам. Добиться своего она-то добилась, вот только теперь ее план не казался ей таким уж замечательным: когда Николь планировала втереться к этому монстру в доверие, она совершенно не подумала о том, что притворяться нужно будет в сотни раз лучше, потому что ее мысли были так же открыты для Малика, как и для нее самой. Никки рассчитывала на то, что этот монстр был слаб и что он пользовался своими способностями только в случае крайней нужды, но на деле все оказалось совершенно иначе. И даже если ей каким-то чудом удастся разузнать что-то о вирусе, ей придется задействовать все свое воображение, чтобы найти способ связаться со Стужевым и провернуть все это за спиной у Малика. У самого сильного и могущественного хранителя Эстаса.
– Поздравляю, Николь Этель Кларк, – пробубнила девушка себе под нос. – Ты влипла. Влипла по самые долбанные уши.
====== Глава 50 Третий раунд ======
Николь выставила вперед руку и, когда та уперлась в невидимое стекло, с облегчением выдохнула: защитный экран был на месте; окно было на месте. Всю последнюю неделю девушка начинала новый день с подобного ритуала, чтобы убедиться, что ускоренный курс обучения летному искусству был отложен. Всю последнюю неделю она провела, шарахаясь от собственной тени и проклиная себя за то, что настояла на том, чтобы остаться в этом проклятом месте. И кто ее только за язык тянул? На что она рассчитывала? На то, что она сможет беспрепятственно связаться с Землей и позвать на помощь? На то, что придет Оливер и заберет ее обратно в подземелье Гладиуса? На то, что, возможно, он был прав, и что Малик и Арчер все еще были разными людьми? Бред, бред, бред и еще раз бред! Ничего из того, что Николь запланировала, она не могла осуществить. Она была заперта в четырех, пусть и шикарно отделанных, стенах один-на-один со своими тараканами и Эдди, который приносил ей еду и пытался отвлечь своими разговорами. По сути, робот был единственной связью Никки с внешним миром, который теперь сузился до размеров одного человека – Малика. Точнее, даже не человека, потому что им этот монстр точно не являлся.
Сначала Николь боялась, что ей придется сталкиваться с хранителем постоянно; постоянно скрывать свои мысли и намерения и так далее, но все оказалось гораздо хуже: за все эти семь дней девушка ни разу не видела Малика. Ни разу. Вот только от этого не становилось легче: Николь знала, что монстр был рядом, она чувствовала его присутствие. Возможно, конечно, у нее развилась паранойя, но, как девушка ни старалась, она не могла побороть ощущение того, что за ней постоянно следили. За каждым ее шагом, за каждым ее словом, за каждым движением. Постоянно: днем и ночью.
Тяжело вздохнув, Никки отошла от окна и плюхнулась на кровать. Эйфория от пребывания в земных апартаментах у нее прошла буквально через пару дней после ее первого (и, видимо, последнего) ужина с Чудовищем: да, ее комната была уютной и невероятно красивой, но теперь эта красота казалась девушке приторной. К ее обители идеально подходили такие определения, как «мягкая», «нежная», «светлая» так далее, и ни одно из них не соответствовало тому, что переживала Николь на самом деле. Сейчас ее мысли были черней и холодней самой зловещей хэллоуинской ночи; ее сердце превратилось в наитвердейший камень и меньше всего было способно на нежность. Девушка с легкостью могла представить ту, что могла жить в подобном окружении: избалованная девочка с ванильными мечтами и сладкими грезами; залюбленный близкими ребенок. Не то, чтобы это было плохо: в каком-то смысле, Николь даже завидовала этой незнакомке. Плохо было то, что как бы Никки ни старалась, она не могла думать об этой незнакомке, как о себе; она не могла представить себя на ее месте. И потому эта комната навевала на нее лишь тоску, безграничное опустошение: еще один фантик на фальшивой конфете.
Бездействие убивало девушку. Она была абсолютно бессильна: на чужой территории, в полном одиночестве и изоляции от внешнего мира. Николь провела рукой по своему предплечью: «пиратка» вытащила свой чип еще по дороге на «Танвит-3», сделав слежку за собой невозможной. Никки свой чип вынимать не стала, но, в то же время, она не была на все сто процентов уверена, что он все еще был в ней: последние полгода своей жизни она провела почти в коме. Да и до этого ее многострадальный организм постоянно подвергался различными операциям: возможно, передатчика с ней больше не было. Тупик. Полный, непреодолимый тупик.
Никки поднялась с кровати и вышла из комнаты: разница стилей – инопланетного и земного – больше не резала ей глаза. Да уж, человек реально мог приспособиться ко всему на свете. Слоняясь по коридорам, Николь чисто машинально пыталась включить то телевизор, то планшет – ничего: тонкие, полупрозрачные мониторы не откликались на ее касания. Хорошо хоть холодильник отзывался – иначе девушка бы просто со скуки повесилась. Нехотя Николь осознала, что, напросившись на проживание под одной крышей с монстром, она вовсе не развязала себе руки, а, наоборот, сама нацепила на себя огромные кандалы; Малик не стал уязвимей от ее присутствия, это она впала в полнейшую зависимость от него. Ей это не нравилось. Нужно было что-то менять.
Развернувшись на каблуках, девушка рванула обратно на второй уровень – в запретную комнату. На полпути ее догнал Эдди, который всегда появлялся в самый «нужный» момент, черт-его-знает откуда. Свистя своими металлическими шарнирами, он поравнялся с девушкой и вновь начал сыпать предупреждениями. Николь его не слушала, потому что все его запретительные реплики она знала наизусть: все их общение с ней сводилось к одной простой схеме: «вопрос от Николь – запрет от Эдди». И на этот раз Никки не собиралась спокойно отступать и дальше тухнуть от бездействия.
Добравшись до железной двери, девушка, на всякий случай, приложила ладонь к сканеру: никакой реакции, дверь не поддалась. Ну что ж, попытка – не пытка, как говорится. Тогда Николь начала просто-напросто лупить по гладкой холодной поверхности, игнорируя предостережения робота.
– Мисс Николь, ваша деятельность не продуктивна, – без устали тарабанил Эдди. – Дверь обладает звукоизоляционными свойствами и способна выдержать удар силой в…
Никки лишь отмахнулась, продолжая изображать боксера-барабанщика: она знала о звукоизоляции; но еще она знала, что в этом месте ничто и никогда не происходило без ведома Малика: может, он ее и не слышал, вот только ему это было и не нужно. Он знал, что она хотела с ним поговорить, а Николь знала, что он знал, а потому в силу вступало новое правило – «кто кого». Если понадобится, она будет спать на пороге его комнаты, но не позволит этому монстру ее игнорировать. Возможно, конечно, подобное поведение подходило под статью «вставлять Малику палки в колеса», наказание за нарушение которой – смерть, но Николь было наплевать: что мертвая, что живая – здесь, в этом проклятом месте, она была одинаково бесполезна в любом состоянии.
Николь не знала, сколько она простояла перед дверью, но, видимо, достаточно: даже Эдди и тот, в конечном итоге, оставил ее одну и ушел восвояси.
– Малик! – Никки злобно всадила кулаки в неподдающуюся железную преграду. – Я знаю, что ты там!
– Его там нет, – раздался насмешливый голос за спиной девушки. Сжав челюсти, Николь медленно развернулась: Малик, собственной персоной, стоял в проходе и, оперевшись на стену и скрестив руки на груди, наблюдал за происходящим. Интересно, как долго он там стоял? Пару секунд? Минут? Или с самого начала? – Что тебе нужно?
– Я хочу уйти отсюда, – пропыхтела Николь, потирая ободранные кисти: костяшки ее пальцев были сбиты в кровь, ладони жгло.
– И?
– Что «и»?
– Я похож на джинна? – устало осведомился хранитель.
– На золотую рыбку, – поправила та. И, кстати, в каком-то смысле, это было правдой: клон Арчера, прохлаждающийся в аквариуме, очень даже подходил под это определение. – Верни меня к серым, к Оливеру – куда угодно, но я не желаю оставаться здесь!
Та тусклая искорка веселья, что еще читалась в карих глазах Малика(на этот раз он не стал прибегать к внушению, чтобы воссоздать перед девушкой образ Арчера), исчезла; оттолкнувшись от стены он нарочито медленно начал приближаться к девушке.
– Осторожнее, – предостерег он вкрадчивым голосом. – Это прозвучало, как требование.
– Наверное, потому что это оно и было, – девушка была слишком зла, чтобы проникнуться угрозой, которая волнами исходила от Малика.
– Ты не смеешь ничего у меня требовать.
– Ты мне должен, – повторила та его же слова.
– Больше нет.
Николь нахмурилась: значило ли это, что его слово имело срок годности, или он просто был не в настроении? Отодвинув на секундочку свое возмущенное эго в сторону, девушка осмотрела хранителя с ног до головы: полы его плаща были изорваны и обожжены; высокие сапоги были покрыты пылью. Да и сам Малик выглядел так, будто только что вышел из бани: его смуглое лицо покрыла испарина, ко лбу прилипли взмокшие волосы. От него по-прежнему исходила мощнейшая энергетика, однако, в карих глазах определенно читалась усталость. Что бы с ним ни приключилось, он был явно измотан и совершенно не заинтересован в словесных перепалках, на которые так нарывалась Николь.
– Ты сказал, что я могу валить на все четыре стороны, – уже не так дерзко припомнила девушка.
– И ты предпочла остаться здесь, – напомнил тот в ответ.
– Я передумала.
– Твои проблемы, – равнодушно бросил тот, обойдя девушку и приложив ладонь к сканеру: дверь тут же открылась. Николь непроизвольно вытянула шею, чтобы успеть рассмотреть хоть что-то за спиной хранителя: факт того, что эта комната была ей недоступна, таки будил в ней непреодолимое любопытство. Любопытство, которое не укрылось от Малика. Усмехнувшись, он отошел чуть в сторону, как бы пропуская девушку вперед: та замерла в нерешительности. – Ну и в чем дело? Ты же так хотела попасть внутрь?
Нахмурившись, Николь сделала шаг назад, прочь от запретной комнаты. Почему-то именно сейчас она вспомнила историю про Синюю Бороду и его любопытных жен, трупы которых он складировал в запретной комнате. Пусть Малик и не был Синей Бородой, а Николь – его женой, рисковать девушка не решалась.
Монстр, заметив маневр девушки, лишь покачал головой; в его глазах явно читалось разочарование.
– Ты невозможна, – подытожил он. – Имея шанс уничтожить врага, ты отступаешь; имея возможность обрести нормальную жизнь, ты отступаешь; оказавшись перед лицом желаемого…, – он послал ей красноречивый взгляд. – То, что ты до сих пор жива – это чудо, Николь Этель Кларк.
– Я хочу уйти, – повторила девушка, игнорируя провокацию. Она убавила тон и убрала требовательные нотки из своего голоса. – Верни меня обратно на базу: от этого все только выиграют.
– Неужели?
– Да, – Николь смотрела куда-то в район уха пришельца: смотреть ему в глаза она не решалась, но если она не будет смотреть на него вообще, то ее предательские глаза постоянно будут обращаться к запретной комнате, которая все еще просматривалась у него из-за спины. – Я оставлю тебя в покое, ты оставишь в покое меня.
– Чтобы оставить кого-то в покое, надо, как минимум, этого кого-то волновать, – Малик вперил свои пустые глаза в собеседницу; его лицо выражало смертельную скуку. – А ты, малышка, меня совершенно не волнуешь.
– Можно подумать, ты меня волнуешь! – прошипела та.
– Разумеется, иначе тебя бы здесь не было.
Николь открыла рот и тут же его захлопнула: сказать ей было нечего. Малик усмехнулся и вновь лениво оперся о дверной косяк.
– Тебе скучно, – констатировал мужчина. – Все идет не так, как ты планировала, верно? Ни связаться со своими, ни добраться до меня: из девочки-амазонки ты превратилась в моего домашнего питомца.
– А не пошел бы..
– Следи за словами, – Николь замерла, ее язык онемел: Малик прибег к внушению. – Не принимай мое гостеприимство за сентиментальность, девочка.
– Не принимай свои способности за силу, дядя.
Малик рассмеялся.
– А что же это, если не сила, позволь спросить?
– Жульничество, – вскинула подбородок та. – И без него шансов на победу у тебя нет.
– Это вызов? – в глазах мужчины вдруг зажегся азарт. До того, как Николь поняла, что творила, она ответила:
– Может быть.
Чудовище окинул девушку оценивающим взглядом и затем вновь вернулся к ее лицу: что бы он на нем не прочитал, ему пришлось это по душе.
– Да будет так, – мягко вымолвил он. – Завтра, в это же время. Я буду ждать тебя в гостиной.
Не хватало только перекати-поля или сверчка или что там используют в фильмах, чтобы изобразить внезапно наступившую напряженную тишину.
– О..оружие? – запнувшись, спросила Никки, не веря в происходящее.
– Выбирай, – Малика веселило ее выражение лица.
– Шпаги, – тут же выпалила та. На «Заре» ее обучали обращаться с разными видами оружия, как с земными, так и с инопланетными, однако, к фехтованию у Николь был прирожденный талант. Но не только это обстоятельство склонило девушку к выбору: как бы она ни хотела это признавать, но краем сознания она надеялась на то, что Малик откажется от поединка на шпагах: незнакомое оружие, незнакомая техника боя…
– Идет, – обломал ее тот. – Что на кону?
– На кону?
– Ну же, малышка, мы же не в детском саду, чтобы играть не щелбаны, – усмехнулся Малик. – Не говоря уже о том, что без стимула, ты не продержишься и минуты. А так, глядишь, произойдет чудо, и… ты продержишься чуть дольше.
– Какой в этом смысл? Когда ты начнешь проигрывать, ты просто прибегнешь к своим инопланетным штучкам: так какая разница, что будет на кону?
– И все же, – невозмутимо продолжил тот, – давай условимся. Для протокола.
– Ладно, – пожала плечами девушка. – Если выиграю я, то ты станешь моим личным джинном.
– Что, прости??
– Джин-ном, – повторила Николь по слогам. – Это значит, что ты выполнишь три моих желания. Любых.
– Интересно, – кивнул тот. – Когда выиграю я, – он намеренно выделил первое слово, – ты станешь моей золотой рыбкой.
– Уже занято!
– Вовсе нет, – оскалился хранитель. – Я не знаток земных сказок, однако, даже я в курсе, что джинн и золотая рыбка – разные персонажи.
– Не имеет значения! Суть-то одна и та же!
– Даже если и так, – вкрадчиво продолжил мужчина. – Отчего такая бурная реакция? Я думал, ты уверена в своей победе: так какая разница, что на кону? А если ты так переживаешь, то можно все отменить: ты приносишь мне извинения, и никакого поединка не будет.
– Извинения?? – взорвалась та.
– Ты открыто усомнилась в моей силе, – теперь мужчина развлекался в открытую. – Хорошо, что тебе хватило ума сделать это в отсутствии Эдди: в противном случае, дуэли было бы не избежать: на кону моя честь, как-никак.
Николь была готова взвыть: самодовольная улыбка этого пришельца выводила ее из себя! Он все еще излучал пугающе-сильную энергетику, волны, которые так и шептали «спасайся, пока можешь!», но девушка полностью игнорировала свои инстинкты. В каком-то смысле, Малик был прав: если он сдержит слово и не станет использовать свои способности, у Николь реально был шанс его одолеть. Правда, у нее не было гарантии, что он согласится выполнять ее желания (учитывая, что последним было – убить самого себя), даже если она выиграет. Нет, не так, КОГДА она выиграет. Но, с другой стороны, попытаться стоило.
– Завтра, гостиная, – отчеканила девушка и, изменив своим принципам, взглянула прямо в черные пустые глаза хранителя. – Никакой телепатии и прочей фигни. Только ты и я.
– И шпаги, – вставил тот. – До первой крови?
– Нет, – поразмыслив, ответила девушка. – Проиграет тот, кто, упав, не сможет подняться.
– Договорились, – они пожали друг другу руки, хотя дуэль между их взглядами продолжалась. Скрепив договор, они разошлись, но Малик напоследок все же окликнул девушку: – Ниса! – Николь развернулась и нахмурилась: это он к ней обращался? И давно это она из «малышки» стала «глупышкой»(с ангорта)?? Мужчина же невозмутимо продолжал: – Может, все-таки зайдешь? Будет глупо тратить свое первое желание на то, чтобы я впустил тебя в свою спальню.
Девушка вспыхнула от, во-первых, вопиющей двусмысленности фразы, а, во-вторых, из-за того, что если раньше ей было просто любопытно, что скрывалось за той дверью, то теперь это любопытство медленно, но уверенно превращалось в навязчивую идею. Она уже открыла рот, чтобы указать мутанту наиточнейший маршрут дальнего следования, но ее язык вдруг прирос к небу: отлично, его внушение все еще действовало!
– И будет действовать, – пообещал Малик, комментируя ее мысленные переживания. – Считай, что я делаю тебе одолжение: грязные слова украшают девушек исключительно в пределах постели, – Николь снова вспыхнула, – и то, не все и не всех. Так что учись изъясняться с помощью нормативной лексики!
Девушка послала в ответ свой самый уничтожающий взгляд, а затем, усмехнувшись, собрала всю волю в кулак и начала транслировать одно-единственное мысленное послание: «ИДИ К ЧЕРТУ, МАЛИК!». И сообщение достигло адресата: Николь поняла это по бархатистому смеху, звучавшему у нее за спиной, пока она удалялась.
Ее трясло.
Проснувшись этим утром, Николь обнаружила у себя в комнате «подарок» от Малика: изящную, невероятно легкую шпагу. Клинок оружия блестел и был тонким, словно игла. Эфес был украшен гравировкой, а гарда представляла собой переплетенные лозы винограда. Оружие было почти невесомым, но, в то же время, смертоносным: клинок был таким острым, что Никки случайно отсекла себе прядь волос, выполняя очередное «па». На заметку: ей нужно будет собрать волосы, прежде чем спуститься на дуэль.
Металл приятно холодил ее кожу, а рукоятка, казалось, была специально выполнена под кисть Николь: шпага-таки легла девушке в руку. Однако вместо того, чтобы радоваться: хорошее оружие – половина победы, Никки была на грани истерики: Малику удалось раздобыть оружие; видимо, для него реально не было ничего невозможного. Он мог раздобыть что угодно; найти кого угодно; и уничтожить все, что стояло у него на пути. Вот только фишка в том, что Николь он не убьет. А даже если убьет, то не сразу: она должна ему три желания. Черт, и какого хрена она согласилась на все это?! Вчера она была уверена в своих силах, но теперь… Оружие в руках больше не придавало ей уверенности: она смотрела на клинок и видела, как его соперник проникает в ее горло. Черт!
Но Малик не ограничился одним даром: рядом с оружием лежал костюм: обтягивающие, точно вторая кожа, штаны, колет и высокие сапоги. Ткань, белоснежно белая, была почти невесомой и мягкой на ощупь: по ощущениям она могла едва ли защитить от комариного укуса, не говоря уже о настоящем оружии. Николь нахмурилась: она предпочитала черный цвет, но Малик своей посылкой дал понять, что правила по-прежнему устанавливал он. И он наверняка будет в черном; черный – его цвет.
Все утро девушка проходила взад-вперед по комнате, заламывая руки: в горло кусок не лез, голова не работала совершенно. Утро плавно перетекло в день, минутная стрелка на старомодных часах неумолимо продолжала шаг. И теперь, когда до поединка оставались считанные минуты, Николь стояла перед зеркалом в своей-не своей комнате и изучала собственное отражение. Одежда села, как влитая: сразу чувствовалось, что костюм был сделан не на Земле. При всем уважении к различным кутюрье, ни в одном земном наряде Николь никогда не чувствовала себя комфортнее. Она буквально не ощущала на себе ткани; ее движения ничего не сковывало.
Девушка вертелась так и этак, просчитывая свои самые уязвимые места, и пришла к неутешительному выводу: одежда была как вторая кожа не только по ощущениям, но и по функциям: шпага войдет в ее тело, точно нож в подтаявшее сливочное масло. Плюс, руки девушки были полностью открыты: к колету не прилагался нижний слой – водолазка или что-то еще – и не было никаких щитков, типа тех, что носят велосипедисты. Хотя, с другой стороны, если дела Николь обстояли так плохо, как она думала, то наличие защиты ее явно не спасет. Правда, от маски бы она не отказалась: ее тоже не было в комплекте.
Закончив с одеванием, девушка собрала волосы в пучок на затылке и, прихватив шпагу (все-таки клинок был невероятным!), спустилась вниз. На какое-то мгновение ей показалось, что ее сознание изменило ей на почве утренней голодовки и решило войти в режим галлюцинаций: на нижнем уровне не было ничего. Вся мебель, все ковры, все занавески – все это исчезло, оставив лишь голые полы и стены, которые, фактически, состояли из окон. Раньше, стены были частично скрыты за занавесками и Николь не замечала, что они были абсолютно прозрачными. Можно сказать, стен там не было вообще – только силовое поле. Видимо, все это время их прикрывали из-за Никки, чтобы у нее не случился сердечный приступ.
Ладони девушки вспотели: хоть она и знала, что силовое поле было на месте (в противном случае, она бы уже давно поджарилась) это знание отнюдь не облегчало ей задачу. Николь казалось, что она стояла на середине огромной металлической тарелки и что стоило ей оступиться – и она полетит вниз, навстречу красному песку и камням. Малика девушка заметила не сразу. Несмотря на свой внушительный рост он умудрился-таки затаиться в абсолютно пустой комнате с прозрачными стенами. Возможно, он применил свои способности, и Никки оставалось надеяться только на то, что во время поединка от подобного не сделает.
Девушка оказалась права – Малик был одет во все черное. На нем был похожий костюм, с той лишь разницей, что к нему прилагался плащ; Николь не успела и рта раскрыть, как хранитель тут же скинул «лишний» предмет одежды и отбросил его в сторону в своей лениво-изящной манере. «Еще не поздно отказаться» – говорил его взгляд. «Понимаю. Я бы на твоем месте тоже волновалась» – протранслировала Николь, вызвав у мужчины самодовольную ухмылку.
Они одновременно пришли в движение: медленно, они начали описывать круг, не сводя друг с друга напряженного взгляда. Николь покрепче перехватила клинок, чувствуя, как сила и уверенность медленно начинает растекаться по ее пальцам: наконец-то ее боевой дух проснулся!
Малик же держал оружие так, будто бы даже маленький порыв ветра мог выбить шпагу из его руки: намеренная небрежность. Никки знала, что хранитель был так же собран внутри, как непринужденно он выглядел снаружи. Девушка надеялась, что он все-таки сдержал слово и не лез в ее голову: правда, что-то ей подсказывало, что ему это и не нужно было – он был закален в боях не хуже клинка, который девушка держала в руке.
Мутант двигался с ленивой грацией и пластикой пантеры, постепенно сокращая расстояние между собой и соперницей: он не нападал, а лишь потихоньку уменьшал радиус окружности, которую они описывали, словно приглашая девушку на танец. Даже находясь на расстоянии, он умудрялся каким-то образом создавать впечатление присутствия: Николь даже чувствовала аромат его кожи. Ожидание, предвкушение, интерес – вот что девушка читала в его взгляде, и, в какой-то момент, она вдруг поняла, что разделяла его чувства; что она сама зеркалила его взгляд.
Неожиданно для самой себя, Николь пришла в движение: она сделала резкий выпад, и через мгновенье тишину разрезал звон соприкоснувшихся клинков. И еще раз, и еще. Теперь уже это были не одиночные звонкие трели, а целая увертюра: звон нарастал, темп убыстрялся – танцоры поприветствовали друг друга: теперь настало время выбрать короля или королеву танцпола.
Верный самому себе, мужчина двигался бесшумно и уверенно: его движения были ловкими, выверенными, по-настоящему филигранными: чувствовались долгие годы подготовки. Он безошибочно угадывал следующий ход соперницы, блестяще отражал каждый ее удар: он действительно был хищным зверем – завораживающе прекрасным, смертоносным. На смуглом лице хранителя играла легкая улыбка, однако, его глаза выдавали его напряжение: он был предельно сосредоточен и, к удовольствию Николь, чрезвычайно удивлен – он явно рассчитывал на легкую и быструю победу. Девушка рассмеялась: а ведь она тоже рассчитывала на ужасно скоротечный поединок! Но теперь, вовлеченная в этот смертельный танец, она впервые за последнее время почувствовала себя по-настоящему живой. Если Малик был зверем, то она была ветром, что теребил его усы: легким и неуловимым. У него были когти и клыки, но она просачивалась сквозь них: зверь чувствовал ее, но поймать не мог.
Порхая по арене, Николь и думать забыла об окнах: она была поглощена смертоносным вальсом. Никогда еще она не чувствовала себя такой легкой и изящной; никогда еще она не получала столько адреналина и радости одновременно: Никки видела, как огонек интереса в черных глазах соперника все чаще и чаще сменялся вспышками изумления; и это заставляло ее улыбаться еще шире. Удары мутанта были резкими, быстрыми, мощными: пару раз Николь пыталась их отразить, что было не самой лучшей идеей – физически мужчина был гораздо сильнее – а потому теперь девушка избрала иную тактику: теперь она с удвоенной скоростью начала уворачиваться от вражеской шпаги, заставляя противника наносить все больше и больше выпадов. Но ни один из них не достигал цели. Постепенно, в темных глазах Малика начало проступать раздражение: если у Никки еще оставались сомнения на его счет, то теперь они исчезли – мужчина не поддавался ей, он сражался в полную силу. Но она все еще была на ногах; она все еще улыбалась, и его это злило. Теперь это был уже не вальс с его стремительными, но все же плавными движениями: теперь заиграла музыка танго: резкие выпады, твердые шаги, бушующая страсть. Пантера и ветер исчезли: воздух рассекали ястреб и колибри.
В какой-то момент Николь перестала улыбаться: изумление и интерес исчезли из бездонных глаз Малика – в них бушевал гнев. Если раньше хранитель забавлялся, то теперь он вошел в раж: он не умел проигрывать. И он не проиграет. С утробным рыком мужчина перешел в активное наступление: танец был забыт; началась настоящая схватка. Николь становилось все сложнее парировать его удары, наносить их самой – и вовсе невозможным. Мужчина был повсюду: он неумолимо наступал на девушку, оттесняя ее все ближе к прозрачной стене. Он знал, что она не сможет и дальше сражаться, оказавшись на краю бездны: он прекрасно помнил, какое выражение принимало ее лицо, когда она находилась слишком близко к окнам: они пугали ее до полусмерти. Малику порой казалось, что она боялась их гораздо больше, чем его! Но ничего страшного: он научит ее бояться. Пусть ему нравился огонь, что горел в ее глазах, когда она атаковала его; пусть ее лицо излучало такой свет, что ему вдруг захотелось ослепнуть, он не позволит ей взять над ним верх. Мужчина не мог отрицать того, что Николь была хороша: она действительно удивила его; однако, он все же был лучше. Он был непобедим, и эта девчонка должна уяснить это раз и навсегда.
Перемена была очевидна: тот, кто пригласил ее на этот танец, и тот, кто смотрел на нее сейчас – были двумя разными людьми. Точнее, первый был человеком, второй – воплощением демонической ярости. Движения девушки с каждой секундой становились все менее изящными: она уворачивалась от стального жала в самый последний момент, каждый раз думая о том, а не будет ли следующий выпад последним? Дышать становилось все тяжелее, ноги дрожали: гонка затянулась, и Николь понимала, что вот-вот сгорит. И Малик это тоже понимал: в его горящих глазах появился еще один огонек: мрачное торжество. Он уже праздновал победу.