Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 78 (всего у книги 82 страниц)
– Ты согласилась сегодня вечером, – обезоруживает до жути спокойным тоном. – Когда выбросила документы в мусорный бак. Мой дед подарил новую жизнь, но ты выбрала старую. Оставила ту самую личность, след которой я взял.
– Да, – нервно усмехаюсь. – Нельзя убегать вечно. Проще выяснить все и двинуться дальше. Я хотела, чтобы мы обсудили наше расставание как адекватные люди.
– Хорошо, – и бровью не ведет. – Обязательно все обсудим, однако сначала необходимо подписать документ.
– Алекс, – еле двигаю губами. – Я бросаю тебя. Понимаешь? Не будет у нас никакой свадьбы. Можешь угрожать, можешь шантажировать. Можешь ударить. Можешь взять силой. Но я не буду твоей супругой по доброй воле.
– Мы уже женаты, – говорит он.
И почва окончательно уходит из-под ног.
– В каком смысле? – спрашиваю тихо.
– Я решил все вопросы с документами в тот же день, как доставил тебя в больницу.
– Что значит «решил»?
– Ты моя жена. Четыре месяца и три дня. Официально. По всем биографиям. И как Лора Подольская, и как Лора Бадовская.
– Издеваешься? – не дышу.
Реальность плывет. Покачивается. Взор застилает пелена. Густая, вязкая, тошнотворная. Желудок скручивает в морской узел.
Четыре месяца. Три дня.
Что он несет? Как?
– Нас не могли расписать без… – начинаю фразу и затыкаюсь.
Могли, конечно.
Мое присутствие не требуется. Мое согласие также очень мало значит. Главное – его желание. Воля. Безграничные возможности.
Боже. Отсюда не выбраться. Ловушка захлопнута. До гранитной плиты. До смерти. Ха, дальше. На веки вечные.
– Я думал, ты захочешь красивое торжество, – говорит фон Вейганд. – Поэтому не стал посвящать во все детали сразу.
– Подожди, – растираю заледеневшие ладони, забываю прикрывать наготу, пульс бьет по вискам настолько сильно, что практически не различаю собственный голос. – Выходит, пока меня зашивали во всех местах, ты занимался женитьбой. Организовывал брак с каждой из доступных тебе Лор. Без моего ведома. Без малейшего намека. Верно?
– Да, – коротко и четко, никаких прикрас.
Даже не пытается оправдываться. Незачем. Не ощущает вины, не замечает косяков. В упор не видит проблему. Всегда доволен результатом собственных поступков.
Что тут сказать? Что противопоставить?
Ты не имел права. Ты должен был обсудить все со мной. Так никто не поступает. Это настоящее варварство. Дикость.
Давай. Подразни одержимого зверя своими логичными доводами и аргументами. Позабавь. Повесели. Развлеки трескотней.
Он владеет тобой. Никогда не станет ничего обсуждать. Привык поступать как пожелает. Варвар. Дикарь. Хищник. Его не исправить. Такова животная природа.
Как теперь быть? Как вырваться? Выбраться. Выползти. Разорвать цепь.
Бежать – вот твой единственный выход. Опять. Вечно.
Вряд ли фон Вейганд станет рассматривать вариант цивилизованного расставания. Вряд ли позволить осуществить развод по обоюдному согласию сторон. Вряд ли вообще из подвала выпустит.
Господи. О чем я размышляю? Какая глупость. Он не допустит повторного побега. Учтет каждую деталь. Без шансов. Больше не сбегу.
– Я представляла все по-другому, – выдаю тихо. – Нельзя же так сразу. Нам обоим нужно время. Пожить рядом без обязательств, обговорить новый формат отношений. Взвесить «за» и «против», понять, стоит ли решаться на столь серьезный шаг, как брак.
– Брак ничему не помешает, – заявляет с пугающей невозмутимостью. – После свадьбы можем сколько угодно все обсуждать.
– Обычно люди делают это перед свадьбой, – вымученно улыбаюсь. – Сперва встречаются, ухаживают друг за другом, живут вместе, притираются, долго говорят, а потом заключают официальный союз.
Фон Вейганд подходит ко мне вплотную, снимает цепочку со своей шеи, дергает, разрывая звенья, освобождает из плена серебряное кольцо и надевает на мой безымянный палец.
Размер подходит. Ничего подгонять не надо. Совершенство. Точь-в-точь. Идеально.
Тогда почему так страшно?
По венам течет жидкий лед. По коже струится дичайший озноб. Грудь обдает кипятком. Изнутри. Безжалостно.
Я хочу закричать. Сорвать кольцо. Отбросить подальше. Разодрать железные оковы раз и навсегда. Содрать холодные кандалы. Разбить рабские цепи. Сжечь, обратить в пепел.
Хочу. Хочу. Хочу.
Но даже не двигаюсь. Не дергаюсь. Не шевелюсь. Чуть дышу. Лишь открываю рот, с огромным трудом разлепляю губы и молчу.
– Я должен был сделать это сразу, – хриплый голос пронизывает до костей, пробирает так мощно и сильно, что тысячи раскаленных иголок враз входят под озябшую кожу. – В нашу первую встречу. Надеть кольцо. Забрать тебя навечно.
Взираю на тонкую полоску металла, сковавшую палец. И как ни пытаюсь, не могу увидеть ничего омерзительного или отталкивающего. Не ощущаю брезгливости.
Это память о его погибшей матери. Талисман, который она вручила накануне первого морского рейса. Вещь от самого родного и близкого на свете человека.
Бриллианты можно легко отправить на помойку. Смыть в унитаз без тени сожаления. Швырнуть в первую попавшуюся на дороге урну.
А это… это так просто не снять.
Он носил его на груди. На цепочке. У сердца. Годами. Берег. Чтобы помнить о разнице. О разломе. Между голодным дьявольским зверем и обычными смертными людьми.
– Алекс, – едва выдыхаю. – Я не знаю. Правда. Я не смогу. Я не та женщина, которая тебе нужна. Я же не сумею простить ни тебя, ни себя, если…
– Ты моя, – обрывает фон Вейганд.
Поднимает истерзанный пиджак, набрасывает на трепещущие плечи, плотно запахивает, закрывает обнаженную плоть. Крепко обнимает, обдает жгучим жаром. Окутывает своим сводящим с ума запахом. Отнимает волю к сопротивлению. Подавляет и порабощает.
– Моя женщина, – шепчет на ухо. – Моя жена.
– Алекс, – роняю сдавленно, мотаю головой.
– Моя, – припечатывает, точно могильной плитой.
Заключает в объятья, подхватывает на руки, уносит прочь. По мрачным коридорам, по полутемным помещениям. Прямо на улицу. В черноту. В ночь.
Впрочем, здесь довольно светло.
Праздник продолжается. Никакого намека на траур. Фейерверк идет полным ходом. Не прекращается ни на секунду. Ослепительные искры разлетаются по небу, будто брызги шампанского. Каскады ярчайших огней. Буйство красок.
Зрелище вмиг завораживает.
Мириады всполохов. Словно драгоценные камни взлетают ввысь и прорезают тьму разноцветным, искристым сиянием. Пальба лишь нарастает.
А потом раздается пронзительный звук.
Торжественный. Триумфальный. Праздничный.
Черт раздери. Это же фанфары. Самые настоящие.
Дежавю.
Дивное. Дикое. До дрожи пугающее.
Что-то пробуждается на задворках памяти. Оживает. Скребется. Рвется на свободу, на поверхность. И тут…
Прямо по курсу возникает торт.
Моргаю. Очень стараюсь прогнать навязчивую галлюцинацию. Сегодня было совсем не до еды, поэтому мой разум явно плывет, играет злую шутку.
Проклятье.
Разрази меня гром.
Это действительно торт.
Огромный. Просто гигантский. Размером с одноэтажный дом.
– Нравится? – вкрадчиво спрашивает фон Вейганд.
И опускает меня на землю рядом с десертом.
Закрываю глаза. Потираю веки ладонями. Долго. Тщательно. Напрасно ожидаю, будто мираж исчезнет без следа.
Здоровенный свадебный торт не собирается никуда уходить. Не тает в пространстве. Не развеивается по ветру, словно дым. Упрямо остается на месте. Уничтожает остатки моего самообладания.
Нежный. Белый. Кремовый.
Очень соблазнительный. На вид.
Многоярусный. Обвитый замысловатыми узорами. Украшенный оригинальными элементами декора.
Тут и ангелы. И цветы. И лебеди. Даже озеро есть. Из глазури. А еще перламутровые жемчужины размером аккурат с мою бедовую голову. Короче, целый комплект смелых кондитерских фантазий.
– Ну, только стриптизерши не хватает, – наконец выдаю вердикт. – Точнее – стриптизера. Хотя здесь и полная бригада танцоров поместится без проблем. Можно реальный клуб замутить. Когда развратные ребята начнут выскакивать отсюда в залихватском танце?
– Такого ты не заказывала, – ровно замечает фон Вейганд.
– Как будто остальное…
Замолкаю. Зажимаю рот. Заглушаю крик, рвущийся из нервно вздымающейся груди. Судорожно озираюсь по сторонам. Осознаю суть.
Никаких стриптизеров. На подобное пожелание дури не хватило.
Но остальное. Все! Все до мелочей. До малейших деталей. Я и правда прежде озвучивала в качестве заказа.
Карета. Голуби. Фанфары. Фейерверк. Долбаный торт размером с одноэтажный дом.
Вот. Получите. Распишитесь. Глотайте. Не подавитесь.
Пышная свадьба в финале. М-да. Я сие действо чуток иначе представляла.
Во-первых, мы уже давно и благополучно расписаны. Теперь чисто имитируем процесс бракосочетания. Отыгрываем роли до конца.
Во-вторых, мечты должны оставаться мечтами. Поверьте на слово. Не проверяйте.
Голуби возвращаются. Эти мерзкие твари… хм, милейшие создания сурово и беспощадно обгаживают праздничный десерт, что как бы дополнительно намекает: ничего сладкого и приятного наш союз не ждет, а все светлое рано или поздно превратится в дерьмо.
Мир веками наслаждался «Чеховским ружьем». Давеча к нему добавился не менее яркий и любопытный «Тарантиновский огнемет».
Сама судьба готовила меня к этому.
Рок. Фатум. Каждый шаг на протяжении долгих лет вел вашу покорную слугу именно сюда. Прошу любить и жаловать. «Торт от госпожи Подольской».
– Алекс, – говорю я. – Ты лучший.
Беру его за руку. Хлопаю ресницами. Преданно взираю прямо в горящие черные глаза. Широко улыбаюсь. Буквально искрюсь от безграничного счастья.
И толкаю гада в торт. Изо всех сил. Не ведая жалости. Наваливаюсь сверху. Проламываю мягкую бисквитную стену. Погружаю нас в десерт. Закапываю в сладчайших слоях.
Крепко стискиваю кулаки. Гневно молочу по широкой груди. Выпускаю истинные чувства на волю.
– Самый лучший ублюдок! – больше не сдерживаю яростные вопли. – Подонок. Скотина. Сволочь. Урод! Да у тебя, гребаного психопата, в любой категории пальма первенства. Да чтоб ты…
– Спасибо, – его губы растягиваются в улыбке.
– Чего? – даже перестаю избивать врага, застываю от удивления. – Одурел? Ты… ты слышал? Или оглох?
– Я рад, – перехватывает мои запястья, переплетает наши пальцы.
– Чему? – спрашиваю глухо.
– Ты не боишься меня, – усмехается шире. – Опять.
Невозможный мужчина.
Невероятный. Непостижимый.
Неукротимый. Неистовый. Неудержимый.
Не… ненавистный.
Да. Именно так я должна думать. И чувствовать. Должна. Попросту обязана. Но почему с ним всегда настолько трудно?
Я достаю козырные карты. А он выбивает колоду из рук. Уводит почву из-под ног. Отбирает опору. Рушит абсолютно всю мою оборону. Медленно. Методично.
И самое ужасное, даже покрытый кремом и усыпанный обломками бисквитного коржа, фон Вейганд не выглядит глупо.
Бл*дь. Где справедливость?
Он толкает меня. Легко. И в то же время властно. Переворачивает на спину. Осторожно. Мягко. Оказывается сверху. Вдавливает в свадебное лакомство. Окунает в сладость.
– Хочешь это исправить? – задыхаюсь, захлебываюсь противоречивыми, раздирающими на части эмоциями. – Хочешь, чтобы опять боялась?
Тяжелый взгляд черных глаз сжигает дотла.
Его тяжесть. Его сила. Сокрушительная мощь.
Я цепенею. И содрогаюсь. Почти ощущаю, как он раздирает пиджак, раздвигает мои бедра и берет то единственное, чего от меня жаждет. Жестким рывком вбивается в лоно. Вгоняет возбужденную плоть вглубь до предела.
Рвет на куски. Трахает. Насилует. Утоляет животную похоть. Снова и снова. Без жалости. Сливает внутрь горячее семя.
Я вещь. Игрушка. Шлюха. Бесправный зверек. И плевать, как красиво будет звучать мой официальный статус по документам.
– Я хочу скрепить наш брак первым супружеским поцелуем, – хрипло произносит фон Вейганд.
И что?
Мой ответ не требуется.
Плотно смежаю веки. Жмурюсь. Губы жжет от одного предвкушения неизбежности грядущего действа. Жадного. Жестокого.
Он и целует так, точно трахает.
Сжимаюсь в ожидании казни.
Давай. Вперед. Насилуй.
Кто тебя остановит?
– Но я ничего не сделаю без твоего согласия, – продолжает ровно. – Никогда не нарушу клятву. Не преступлю черту.
– Наша свадьба не в счет? – горько усмехаюсь.
– Тебя же не свадьба пугает, – заключает затравленный взор в горящий капкан, не позволяет ускользнуть.
– Думаешь, реально поверю? – хмыкаю. – Что с твоим диким аппетитом ты будешь покорно ждать разрешения на доступ к телу?
– Мне вообще секс не нужен, – склоняется ниже, практически касается моих губ. – Против твоей воли не нужен.
– Хорошо, – сглатываю. – Тогда тебе придется трахать кого-то другого. На стороне. Знаешь, я пересмотрела свое мнение по поводу супружеских измен и совсем не возражаю, если ты заведешь любовницу.
Молчит. Ничего не отвечает. Зато смотрит так, будто уже пожирает. Раскладывает в самых непристойных позах и овладевает раз за разом. Вбивается внутрь, как лезвие клинка.
Трахать он будет только меня. Долго и со вкусом. Жестко. Жестоко. Заставляя позабыть собственное имя. Растягивая пытку до бесконечности. Продлевая наслаждение зверя.
Мой первый и единственный мужчина.
Мой палач. Мой убийца. Мой хозяин.
Мой муж.
– Тебя хочу, – его дыхание клеймит кожу. – Только тебя.
Целует в щеку. Едва касается кожи губами. Слизывает крем. Скользит горячим языком, впитывает смесь ужаса и возбуждения. Пробует все мои эмоции разом.
– Вкусно, – скалится.
И я четко понимаю, что тоже хочу его.
До сих пор. После всего.
Бешено. Одержимо. Безумно.
И наплевать на доводы рассудка.
Хочу этот алчный рот. Полные чувственности губы. Хочу эти властные и жестокие руки. Пальцы, безжалостно сминающие плоть, вырывающие стоны и хрипы из вздымающейся груди. Хочу мощное мускулистое тело. Хочу полного беспредела.
Сдохнуть под ним хочу. По-прежнему.
Ничего не изменилось. Ничего. Вообще.
Я изголодалась по нему. Истосковалась. Сквозь боль и ужас. Отчаянно жажду жуткого и жестокого, беспощадного маньяка. Мечтаю снова сгорать в его диком и буйном пламени. Желаю пылью у ног расстилаться. Слушаться и подчиняться.
Но я молчу. Держусь. Как могу. Как умею. Еще цепляюсь за жалкие ошметки гордости, пытаюсь собрать обломки своего изувеченного хребта.
Я упрямо отворачиваюсь. Бегу от признания очевидной истины.
Глупо и наивно. По-детски. Ведь правда настигнет. Раньше. Позже. Неотвратимо. Необратимо. Неизбежно.
Я… его.
На земле. И на небесах. В преисподней. В любви. В ненависти. В желании. И в боли. До последнего выдоха. И вдоха. До каждой капли крови.
Глава 25.2
Это неправильно. Не так, как должно быть. Не так. Не так. Не так. Разум бунтует. Душа протестует, встает на дыбы.
Признайтесь честно. Искренне. Откровенно. Ничего не утаив. Вы когда-нибудь пробовали вымывать заварной крем из спутанных волос?
Весьма сомнительное занятие. Врагу не пожелаю подобных терзаний. Без шуток.
Понимаю. Часто реальность идет вразрез с ожиданиями. Разочарование поджидает на каждом углу. Сначала строим далеко идущие планы, а после льем слезы над разбитыми черепками. Режем пальцы об осколки мечтаний.
Я представляла свадьбу с любимым мужчиной иначе. Вне рамок и условий конкретного плана. Просто по-другому.
Мишура вроде голубей и золотых карет могла быть сразу исключена. Гигантские торты, шоу с фанфарами и фейерверками тоже не входили в число обязательных условий. Я бы даже роскошное подвенечное платье без особого сожаления из списка вычеркнула.
Главное – чувства. Настоящие. Острые. Живые эмоции. А не груда сверкающих, однако абсолютно полых, пустых внутри камней, разбросанных где ни попадя.
Любовь. Реальная. Банальная. Счастье. Обычное. Простое. Человеческое. Иной мир. Истинный. Без имитации. Без гнили. Без фальши. Без притворства. Без игры.
Я знаю тысячу причин, по которым между мной и господином фон Вейгандом ничего не может быть, но разве это имеет хоть какое-то значение, когда он уже все решил?
Наверное, проще сразу оказаться во тьме подвала. На цепи. Беззащитной. Обездвиженной. Голой и готовой к самым извращенным фантазиям жуткого и безжалостного демона.
Окунуться в правду. Погрузиться по горло. Опять покорно глотать.
Привычная роль. Почетная. Понятная. Четко очерченная. Прописанная палачом до мельчайших деталей.
А тут вдруг жена.
Новая партия. Необычная. Резко выбивающаяся из стандартного амплуа. Важная. Сложная. Противоречивая. Построенная на контрасте света и тьмы.
Теперь я его законная супруга.
Ха. Теперь? Четыре месяца. Три дня. Приличный срок.
Звучит дико. Страшно. Чудовищно. Допускаю, любовница еще бы способна ускользнуть, разорвать оковы и выбраться на волю, жадно вдохнуть желанный аромат свободы. А вот жене подобной милости точно не светит.
Я даже помыслить о таком боялась. Раньше. Не отваживалась. Прежде. Не решалась. Таила смелые мечты на дне мятущейся души. Берегла как умела.
Дура. Идиотка. Больная на всю голову.
Но это и так всем известно. Никаких грандиозных открытий. До тошноты заурядный, совершенно очевидный вывод.
Зачем фон Вейганд играет в хорошего парня? Чтоб потом больнее приложить? Чтоб правдой, как кувалдой, по черепу врезать? Размозжить. Раскатать. В камень вогнать. Размазать. Растереть. В пыль. В прах. В ничто.
Перерыв на душ. Короткий. Мимоходом. Облачение в элегантный наряд, куда более подходящий для леди Валленберг. Далее закономерное возвращение в аэропорт.
Куда держим путь – неведомо. Однако разве есть разница? Мой мужчина в любом городе мира раздобудет жертвенную плаху.
Стойка для дипломатов. Ускоренная система паспортного контроля. Проход без очереди. В пекло всегда так. Попасть внутрь гораздо легче, чем выбраться наружу.
Роскошный частный самолет. Современный дизайн. Отделка согласно последнему слову техники. Все мыслимые и немыслимые удобства. Каждый каприз учтен.
Тут светло и просторно. Комфортно. Круто. Улетно. Прямо крышу рвет от восторга. По щелчку получаешь все, чего только возжелаешь. Даже просьбу озвучить не успеваешь.
Но почему мне так мало места?
Тяжело. Тягостно. Тесно. Толком не удается ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тянет под ребрами гнетущее чувство, под сердцем разливается горечь кипучая.
Чужая жизнь. Не моя. Краденая.
И вроде правильно. Четко. Как по нотам.
А не то. Не так. Не туда. И вокруг холодно. Глухо. Темно. Будто реальность разом покинули звуки и краски.
Все мертво.
Выдрано. Выжжено. Выпотрошено.
Захоронено. В разломе надежд. Глубоко.
Так чего я жду?
Верю. Робко. Наивно. Безотчетно. Будто ничего не потеряно. Будто шанс еще живет. Будто найдется выход.
Почему? Черт. Почему?!
Я так…
Безумно. Сильно. Одержимо. Бешено. Дико.
Тебя.
Люблю.
***
Замок на холме. Безмолвный свидетель прошлых столетий. Поросшие травами скалы обрамляют берег, покрытый мелкой галькой. Ядовито-бирюзовые волны ударяются о рваную кромку суши. Аромат моря пропитывает мир вокруг.
Потерянный рай. Прямо в аду.
Я узнаю это место не сразу. Хотя нечто неуловимо знакомое и как будто бы даже родное проскальзывает в первую же секунду, лишь стоит оглядеться по сторонам. Удивительное чувство.
Откуда мне известен сей укромный и уютный уголок?
Прибрежные пальмы. Пышные кустарники. Экзотические растения, столь вольготно и властно раскинувшиеся на отвесных скалах.
Милая бухта. И абсолютно безлюдная. Ни единого туриста тут не найти. Местных тоже вряд ли заметишь. Нигде ни души.
Я посещала Испанию прежде. С мамой. Когда пыталась излечить свое израненное, в клочья разодранное сердце. Когда хотела забыть фон Вейганда. В первый раз.
Сегодня самолет также приземлился в испанском аэропорту. Несколько часов езды до этого пункта – и вот я гадаю, оказывалась ли здесь раньше. Теоретически – вполне.
Хотя не припоминаю настолько уединенных локаций. Повсюду обычно бродили толпы людей. Народа хватало не только возле различных памятников и достопримечательностей, но и на городских пляжах.
Точно. Тут частная территория. Поэтому непривычно тихо и пусто. Никого лишнего сюда попросту не пропустят. Да и сезон не для купания. Прохладно. Вряд ли можно кайфануть от заплыва.
Впрочем, Средиземное море стоит любых жертв. Тут и околеть совсем не жалко. Не обидно. Пожалуй, даже приятно. Отличное место для смерти.
Я набрасываю теплую накидку поверх светлого льняного платья. Поежившись, кутаюсь в шерстяной покров. Никогда не считала себя мерзлячкой, однако в этот миг меня сотрясает крупная дрожь, и зуб на зуб не попадает.
Эх, в тропических краях февраль тоже лютый месяц.
Солнце встает над горизонтом. Знаменует начало нового дня. Открывает очередную страницу в книге мироздания. Отворяет дверь мрачных веков. Позволяет свету вновь одержать победу над тьмой.
Круг возрождения. Гибели круг. Круг единения. Порочный. И святой. Преступный. Благословенный. Круг, по которому движутся наши планеты. Из года в год.
Мою грудь обвивают незримые нити. Железные. Жалящие. Сдавливают плотнее, разом отнимают кислород. Обращают ребра в порошок.
Я оборачиваюсь. Назад. Взираю на замок. Небольшой. Не слишком роскошный. Но красивый, завораживающий, гордо хранящий печать старины. Судя по обновленному фасаду, недавно отреставрированный.
Я вспоминаю. Наконец.
Я была здесь. Да. Именно здесь.
Тогда. С моей мамой. И с испанцем. Рыдала по романтичному шефу-монтажнику. Не сумела предать дурацкую любовь, так и не отдалась другому мужчине.
Леденею изнутри.
А если бы… отдалась? Если бы переспала с тем парнем? Если бы приложила усилие воли, подарила свое тело иному мужчине? Если бы так память стирала? Забывала о настоящих чувствах в чужих объятиях?
Не простил бы. Никогда. Ни за что. Убил бы. Забил бы голыми руками. На куски бы порвал. Буквально.
Ох, он умеет. За гранью. И на грани. Знает толк в дьявольском наслаждении. В дичайшей боли. Прирожденный экзекутор. Настоящий мясник.
– Очень изобретательно, – горько усмехаюсь. – Твоя очередная манипуляция.
Фон Вейганд молчит. В черных глазах читается удивление, искреннее и неподдельное, застывает немой вопрос. Какая поразительная игра. Искусная. Мастер своего дела.
– Ну, ты специально привез меня сюда, – нервно передергиваю плечами. – Напомнить о той несостоявшейся измене. Намекнуть на неизбежное наказание в случае чего.
Подхожу к нему. Вплотную. Любуюсь каждой чертой лица. Помимо воли. Ласкаю взором рефлекторно.
Этот мир жесток. А проклятье вечно.
Он мой единственный. Всегда и во всем. Во веки веков. Беспристрастно. Объективно. И кто бы рядом ни оказался, вижу лишь этот горящий взгляд. Ухмылку. Оскал. Раз сомкнул клыки на горле, уже не отпустит.
– И вообще, я приезжала в Испанию, пытаясь забыть тебя навсегда, вырвать из сердца, из памяти, – губы сводит болезненная судорога. – Ничего не вышло. Значит, это судьба. Вот удобный повод освежить все. Посыпать раны солью. Чтоб не забывала.
Мертвая тишина.
Только волны бьются о берег да чайки вопят. Свежий морской ветер колышет пальмы, бередит кустарники. Галька звонко перекатывается под босыми ступнями.
Странное ощущение. Неясное. Призрачное. Неуловимое. Точно два абсолютно разных мира сливаются в единое целое.
– Скажи, – требую. – Я угадала?
– Дура, – хрипло говорит фон Вейганд.
– Что? – резко сокращаю дистанцию между нами, наматываю галстук на кулак, дергаю, вынуждая склониться вниз, опускаю до своего уровня. – Повтори.
– Дура ты, – от этого раскатистого рычания в жар бросает.
И я вдруг четко понимаю, как выгляжу со стороны. Маленькая глупая девочка ухватила громадного зверя за поводок. Держит жалкий ремешок тонкими, хрупкими пальцами. Смотрит прямо в зубастую пасть. Болтает без умолку, качает права, отстаивает истину. Однако про главное забывает. Как легко, как просто, как приятно будет перекусить ее глотку, разломать хребет на части, выдрать каждую кость, обглодать и выплюнуть.
Отшатываюсь. Отпускаю его. Отхожу на безопасное расстояние.
Безопасное. Серьезно? Разве такое существует в природе? Очень вряд ли. Он же везде достанет, настигнет и повалит, возьмет свое без долгих прелюдий. Изголодавшийся по крови хищник молниеносно след берет, чует добычу нутром.
– Давай, – хмыкаю. – Еще скажи, будто ты не выкупил этот замок и всю близлежащую территорию.
– Лгать не стану, – криво ухмыляется. – Выкупил.
– Ну, спасибо, – киваю. – А подвал там успел замутить? Или хотя бы цепи с кандалами? Коллекцию плетей и кнутов организовал? А как насчет дыбы и креста? Предлагаю пару излюбленных экспонатов поскорее перевезти. Чего тянуть-то?
– Я учту твои замечания, – выдает вкрадчиво.
– Конечно, – истерический смешок раздирает горло. – Иначе где будешь истязать меня за новые промахи? Вдруг опять со Стасом случайно пересекусь или свежее расследование устрою. Трудно будет наказывать без мрачного подземелья.
Вхожу в раж. Распаляюсь с каждым прошедшим мгновением. Теряю берега, окончательно и бесповоротно погрязаю в истерике. Совершаю отчаянный шаг в зияющую бездну. Про последствия не задумываюсь.
– Стоп, – нервно посмеиваюсь. – О чем это я? Ты же главное орудие за собой носишь. Если поблизости не найдется ни единого пыточного агрегата, используешь свой огромный член. На колени поставишь. Оттрахаешь, раздирая до крови. Сперва в рот. Потом в задницу. А дальше можно и поменять привычный порядок. Плевать. Не важно. Врачи же починят игрушку, быстро заштопают. Да?
Темные глаза впиваются в меня. Выжигают клеймо. Дико. Свирепо. Люто. Вынуждают замереть. Заткнуться.
Зверь наступает. Шаг. Еще шаг. Не прикасается, не дотрагивается. Просто нависает мрачной тенью, изучает плотоядным взором. Хищно скалится.
Так близко. Неотвратимо. Необратимо. Жутко. Аж мороз пробегает по коже.
Мне больно. До крика. До хрипоты. До судорог. От одного его присутствия рядом.
Животное. Монстр. Палач.
Беспощадный. Безжалостный.
Пусть не касается, пальцем не задевает, но держит мое сердце в руках, сдавливает, причиняя нестерпимые мучения.
Любить тебя страшно.
Больно. Ужасно. Невыносимо.
Но не любить и вовсе нельзя.
– Да, – шумно выдыхает фон Вейганд, опаляет жаром лицо, отнимает равновесие, отбирает опору, разрушает все.
Падаю. Оседаю на прохладные мелкие гладкие камни. Немею. Ничего толком не соображаю. Цепенею, застываю в ожидании неизбежного покарания.
Он раздевается. Быстро. Резко. Порывисто. Рваными движениями. Бешено. Будто срываясь с железной цепи, вырываясь из стальной клетки. Отбрасывает пиджак. Ослабляет галстук, сдирает и отшвыривает прочь. Сдергивает рубашку. Стягивает брюки.
Я отворачиваюсь. Как от удара. Как от пощечины. Щеки пылают. Я просто не в силах наблюдать.
Он голый. Нагой. Абсолютно.
Боже. Господи.
Я сама виновата. Сама его довела.
Бесполезно умолять.
Фон Вейганд склоняется надо мной, взирает прямо в глаза, душу в момент сковывает, пленяет за прочной решеткой. Сперва протягивает руку, точно желает накрыть ладонью плечо, но после отдергивает, будто обжигается. Качает головой, усмехается.
Содрогаюсь. Позвоночник напряженно выгибается, натягивается струной.
– Я купил замок и всю землю рядом, – ровно и холодно. – Однако уж явно не ради твоей памяти про сопляка, который тебя тут практически трахнул.
– А для чего тогда? – выдаю сдавленно и глухо.
– Ты матери говорила, что хочешь жить в этом замке, – уголки его губ дергаются, да только рот по-прежнему остается одной жесткой линией. – Было или нет?
– Было, – роняю чуть слышно.
– Вот и живи, – поднимается, отступает. – Больше не помешаю. Не трону. Слуги и прочее оплачено на годы вперед.
Проходит мимо меня. К ласково распахнувшемуся морю. Спокойно ступает в студеную воду. Шаг за шагом, заходит глубже. Бросается в пенящиеся волны. Мощными гребками продвигается все дальше. Стремительно удаляется.
Неужели совсем не чувствует холода? Или наоборот. Чувствует настолько много, что решил остудить пыл.
Провожаю взглядом смуглую мускулистую фигуру. Не могу перестать его разглядывать. Алчно. Порочно. Жадно. Вгрызаюсь глазами, ни на миг не отпускаю. Жажду каждую черту впитать.
И чем я лучше?
Не могу. Не хочу.
Завязывать. Прекращать. Начинать с чистого листа. Набело переписывать. Перечеркивать, выдирать прошлые страницы.
Все о нем. Про него. Для него. Одного. Единственного. Все слова. Все точки. Многоточия. Строчки. Скомканные черновики. Измятые, истерзанные листки.
Я не пишу. Не живу. О другом. На плоти моей. В крови. На костях. Везде. Лишь его имя выбито. Вырезано. Высечено. Бесчисленное количество раз.
– Алекс, – шепчу, закусываю губу. – Александр фон Вейганд. Барон Валленберг. Мой муж. Мой супруг. Мой…
Больно. Опять. Как каленым железом. Как кипятком. По жилам, по венам. Сочится, струится яд. Отрава. Гремучая смесь обиды, злобы и страха.
Поверить. По-настоящему.
Как?
Очертя голову. Вновь. Вниз. В бездну. В обрыв. В горячую лаву. В жерло вулкана. Сгорать дотла. Заново дарить себе шанс.
Зачем?
Опускаться все ниже и ниже. Познавать очередной круг ада. Предавать себя. Мечты. Идеалы. Плавиться в дьявольском пламени. Вечность.
Я сглатываю ком в горле, смахиваю непрошеные слезы, подавляю приступ истерики. Провожу ладонями по гальке, собираю мелкие камни. Перекатываю между пальцами. Постепенно выдыхаю, обретаю покой. Продолжаю импровизированную медитацию.
Я успокаиваюсь. Слегка. Чуть-чуть.
Ну, ладно. Возможно, через несколько лет опять сумею довериться. Открыться, отдаться, покорно раскинуться перед фон Вейгандом. И принять его. Как море.
Усмехаюсь.
Полынь горчит на кончике языка. Однако это вовсе не повод сдаваться. Еще поборемся, еще поглядим, кто кого.
В голове рождается забавная шутка. Но я забываю ее. Практически сразу. Смотрю вдаль. И будто удар под дых получаю.
Где он?
Сдвигаю брови. Хмурюсь. Вглядываюсь. Внимательно изучаю водную гладь. Исследую каждый фрагмент.
Ничего.
Я…
Я не вижу его.
Поднимается ветер. Злобный. Неистовый. Свирепый. Хлещет по щекам. Волосы рвет. Волны беснуются. Бесчинствуют. Оглушают мощными ударами о берег. Впечатление, точно даже солнце не светит. Теряет цвет.
Я подскакиваю.
Накидку срывает с плеч. Льняное платье скорбно трещит по швам. Бешеные воздушные вихри готовы к чертям всю одежду сорвать.
Плевать.
Кусаю губы до крови. Сжимаю кулаки до судорожного спазма. Не ощущаю собственных ног. Не чувствую никакой почвы, никакой опоры под заледеневшими ступнями. Колени предательски слабеют.
Что за бред здесь творится?
Где он?!
Это шутка. Просто розыгрыш. Издевка. Уловка. Пункт в заранее проработанном плане подчинения и порабощения. Тщательно выверенный шаг. Хитрый ход.
Нет, нет, нет.
Чушь. Реально чепуха. Ерунда какая-то.
Я не вижу его. Ни упрямого бритого черепа. Ни мускулистых рук, уверенно рассекающих морские просторы. Ничего. Ни единого намека на родную фигуру.
Воды бурлят. Буйствуют. Безумствуют. Волны зловеще шипят, врезаясь в усыпанный галькой берег. Хищно смыкают пенистые зубья на скалах. Мрачнеют. Темнеют.
Восходящее солнце застилают густые тучи. Рассвет перестает пламенеть. Яркие лучи больше не в силах никого согреть.
Господи. Боже мой.
Черт. Дьявол.