Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Валерия Ангелос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 77 (всего у книги 82 страниц)

– Система безопасности делает выбор случайным образом, – продолжает она ровным и абсолютно невозмутимым тоном.

– Значит, мне повезло?

– Да, не волнуйтесь.

Моргаю.

– Я спокойна, – бросаю сквозь судорожный выдох. – В чем заключается проверка?

– Раздевайтесь, – следует короткий ответ.

– Нет, – выдаю резко. – На каком основании?

– Если вы не желаете, чтобы вас осматривала именно я, процедуру проведет другой сотрудник, – произносит невозмутимо. – Я приглашу коллегу.

– Стоп, не в том дело, – поднимаю руки, будто сдаюсь. – Я вообще не желаю никакого осмотра.

– Простите, система выбрала вас, – чеканит четко по инструкции. – Нам необходимо осуществить проверку в любом случае.

Прелесть какая. Проще с роботом договориться. Эта дама прямо кремень.

Оглядываюсь. Голые белые стены. Пол. Потолок. Все белое. Пугающая стерильность. Разве только сверкающий черный пластиковый стол выбивается из общей картины.

– Ладно, – вздыхаю и расстегиваю куртку. – Давайте поскорее.

– Раздевайтесь полностью, – уточняет женщина. – Вещи складывайте на стол. Я выйду, вернусь через несколько минут.

– Полностью… даже белье? – мой голос срывается.

– Верно, – говорит сухо. – Обувь тоже.

– А потом?

Она покидает кабинет.

Щелкает замок.

Ну, круто.

Мой первый порыв – мигом броситься наутек. Биться о надежно закрытую дверь. Орать и звать на помощь.

Боюсь, при таком поведении меня сразу заберут в психушку.

Придется имитировать адекватность.

Я выравниваю дыхание. Медленно избавляюсь от одежды. Аккуратно складываю все предметы гардероба на стол.

Меня трясет.

Изнутри.

Жутко.

Черт.

Это аэропорт. Международный. Тут ничего плохого не произойдет. Слишком много народу. Разные важные службы.

Это рядовая проверка. Нет смысла дергаться. Накручивать себя на пустом месте.

Надеюсь, не нужно ожидать дополнительного осмотра слишком долго. В комнате довольно прохладно. Кожа моментально покрывается мурашками.

Расстегиваю бюстгальтер. Укладываю под уже лежащую на столе футболку. Стягиваю трусы, сворачиваю в комок и прячу туда же.

Я подхожу к стене. Опираюсь ладонями о белоснежную поверхность. Пробую сохранить остатки хрупкого равновесия.

Пол неприятно холодит босые ступни.

Лихорадочно дергаю головой.

Прочь дурные мысли.

Это аэропорт.

Повторяю снова и снова.

Наркотики мне никто подбросить не мог. Значит, волноваться не о чем. Пройду дурацкую процедуру и продолжу путь. Через пару часов приземлюсь в Австрии. Доберусь до центра и засяду в кафе на рандеву с безумно вредным десертом.

Утыкаюсь разгоряченным лбом в безупречно гладкую поверхность стены. Дрожащими пальцами рисую рваные узоры.

Пульс резко учащается.

Ледяной пот прошибает плоть.

Я знаю.

Понимаю.

Я чувствую.

Ты не выбираешь дорогу.

Дорога выбирает тебя.

Звук открываемой двери оглушает. Заставляет вздрогнуть. Вжаться в стену. Судорожно затрепетать. Затаиться в ожидании грядущей дикости.

Запах дождя. Гроза. Ураган.

Разряд. Разряд. Разряд.

Ток пробегает по венам.

Я вижу кровь.

На снегу.

Я вижу себя.

Голую.

Я…

– Поздравляю, – говорит фон Вейганд.

Глава 25.1

Я тебя не люблю.

По ночам изучаю пустое поле наших сражений. Челюсти сводит от первого личного поражения. Когда лед градом под кожу течет. Выламывает суставы да кости. И холод железа жадно врезается внутрь.

Мой путь до жуткого прост.

Пора бы уже смириться.

Одиноко теперь в постели.

Утробный рык зверя.

Не бьется о ребра ударом грома. Не забивается в грудь осиновым колом. Не срывается камнем на дно скалистой пропасти.

Я тебя не зову.

Имя твое.

Во тьме.

Погребено.

Похоронено.

Предано земле.

Не отдается эхом в голове. Не отбивается в до одури сбитом пульсе. Не опаляет огненным клеймом каждую клетку плоти.

Я тебя не помню.

Вырываю страницу. Без сожаления. Вырезаю. Пусть и по-живому. Выжигаю. Чтоб лучше запомнилось. Избавляюсь от искушения.

Чеканят четко часы.

Вычеркиваю тебя.

Начисто.

Давно за чертой.

Даже ближе.

К черту.

Я тебя не знаю.

Образ твой не отражается во всех без исключения случайных встречных. Голос твой не обвивается вокруг горла жесткой прочной петлей. Запах родной не будоражит в клочья разодранный разум.

Я тебя не ищу.

Отворяю очередную дверь. Двигаюсь дальше. Вперед. К новым свершениям. Взираю в упор на горизонт.

Я не жду твоего возвращения.

Есть другие развлечения. Первая любовь – не значит последняя. Обойдемся без пафосных клише. Если начинаешь исповедь, надо оставаться честным. Хотя даже сырая земля горит и разверзается под ногами.

Забываю.

Чаще.

Еще.

Прощай.

Прости.

Я не пью тебя мелкими глотками. Крупными тоже не употребляю. Не смакую, как самый изысканный на свете деликатес. Не растягиваю пытку до бесконечности. Не отдаюсь на волю гремучего соблазна.

Ты не мой алкоголь.

Не яд.

Не отрава.

Вот правда.

Я не пускаю тебя по венам. Не втираю в обожженные желанием десны. Не вдыхаю, насквозь пропитываясь безумным блаженством на грани.

Я не твое покорное животное.

Я не страдаю от ломки.

Прошлое в прошлом.

Точка.

Пойми.

Ты не мой наркотик.

Больше не найти твоих отпечатков внутри. Разломана печать, выдрана с мясом. Старые раны сокрыты под грубыми рубцами.

Я тобой не живу.

Не дышу.

Я по тебе не курю.

Не тоскую.

Ничуть.

Не скучаю.

Ни капли.

Не голодаю.

Бешено.

Не загибаюсь.

От жажды.

Не погибаю.

Внутри.

Не подыхаю.

Раз за разом.

Ведь это не я пыль под твоими ногами.

Скажи мне, почему так старательно взываю к Богу днем, но когда ночь обрушивается на плечи, приходит только Дьявол?

Чернота пожирает душу.

Истина рвется наружу.

Порви.

Порежь.

Сотри.

Уничтожь.

Убей гребаную суку.

Вот чего жаждет зверь.

Сорвать всю твою долбаную одежду. Завалить, подмять под себя, вонзить клыки и когти поглубже. Добраться до нутра, вспороть, пронизать похотью. Задрать до смерти. Залить мир вокруг горячим свежим алым.

А я?

Я тебя не ищу.

Не ступаю по опасной дороге. Не плутаю по тропам адского лабиринта. Не ныряю в безбрежную бездну.

Я тебя не помню.

Не просыпаюсь в ледяном поту от собственного дикого крика. Не изгоняю тьму силой крестного знамения. Не умоляю небо об искуплении.

Я тебя не зову.

Не обдираю кулаки в кровь. Не калечу плоть, пьянея от чужой боли. Не вламываюсь в объятья преисподней.

Тебя нет. Нигде. В ярких отражениях витрин. В острых осколках памяти. В каждом всполохе мироздания.

Злая ирония.

Вчера один старик впервые похвалил меня, мол, я всегда поступаю верно, движусь по трупам к мечте и отказываюсь проиграть даже заведомо провальную партию. Действую напролом. Без сожаления.

А потом прозвучал выстрел.

Мой мальчик.

Зачем тебе царство?

Если не к чьим его бросить ногам.

Ха.

Точно.

Отвечаю смехом Сатане.

По привычке.

Мое сердце.

Мертво.

Нож.

В груди.

Вот ты кто.

И сегодня стою перед тобой, просто чтобы повторить это вновь. В сотый, в тысячный раз. Чтобы наконец уже поверить.

Я тебя.

У самой судьбы.

Не выкраду.

Не выбью.

Не выгрызу.

Никогда.

Я тебя.

Не.

Люблю.

Взгляд твой.

Не властен надо мной. Ребра не дробит. Не вытягивает жилы. Кожу не сдирает живьем. Не добирается иглой до самого мозга.

Запах.

Не дурманит. Не отравляет. Манящий. Пьянящий. Таких вокруг миллионы. Миллиарды. И совсем не тянет тебя сожрать.

Бог мой.

Дьявол.

Как безумно.

Как сильно.

Как жадно.

Я тебя.

Не. Хочу.

Не. Желаю.

Не. Жажду.

Вот поэтому зачеркиваю каждое чертовое «не». Уничтожаю гребаные «нет». Проклятые «никогда» едва ли меня остановят. Разрушу все до одной дурацкие отговорки. Преграды сожгу и развею по ветру.

Я тебя не люблю.

Просто преклоняю колени.

Я бы мог назвать тебя.

Моя королева.

Но ты.

Куда.

Глубже.

Разряд тока.

Кинжала удар.

Du bist mein Herzblut.

Ты кровь моего сердца.

***

Один крутой парень сказал: «Найди то, что любишь. И позволь этому убить тебя». Отличный план. Верно?

Голые белые стены. Потолок будто соткан из снега. Ослепительный. Белый. И даже пол под ногами начищен до блеска. Сверкает гладкая поверхность. Идеальная чистота. До абсурда. Хирургическая стерильность. Абсолютная безупречность.

Почему так? Тут. Теперь. Из всех мест на свете. Именно здесь.

Оглушенная. Ослепленная. Обесточенная. Напрочь. Навечно. Беззащитная. Беспомощная. Безвольная. Обнаженная. Голая. Совсем. До мяса. До костей.

Знаете, на белом фоне красный выглядит гораздо контрастнее. Эффектнее. Ярче. Впивается в разум. Вгрызается.

Эта мысль не дает мне покоя.

Помню. До мелочей.

Кристаллы снега жгут губы диким холодом. Лед. Гранит. Моя. Кровь. Могила. Чужая. А после хруст ребер. Что-то ломается внутри. Сгорает в утробе.

Вера. Надежда. Любовь. Все эти блядские чувства. Непрошеные. Незваные. Не поддающиеся никакой логике. От и до пагубные.

Я обнимаю себя руками. Пробую отгородиться от реальности. Пробую унять фантомную боль в груди. Пробую не реагировать, не отзываться на глубинные рефлексы. Только бы выстоять, удержаться на краю.

Господи. Боже мой.

Спаси. Сохрани.

Без тебя не выдержу. Рухну. Сдамся. Паду. Камнем вниз. Прямо в пропасть. С грохотом сорвусь. На части расколюсь. В пепел обращусь.

Без тебя?..

Хватит.

Я вжимаюсь спиной в прохладную стену. Почти стекаю на пол. Почти, но не совсем. Еще не готова сдаться. Сражаюсь отчаянно.

Безумная. Одержимая. Чокнутая. Повернутая. Навечно проклятая. Зацикленная. На нем. Обреченная. Заключенная. В нем. Двинутая. По всем фронтам. Заточенная. Под него. До последнего вздоха. Окончательно и бесповоротно.

Я не слышу собственного дыхания. И его не слышу, не различаю. А может, мы и вовсе не дышим. Может, мы уже погибли. Закончили дни в другом мире. Может быть, мы теперь в иной реальности. Лучшие. Худшие. Иные. Версии. Табуированы в современности.

Ходят слухи, значение воздуха понимаешь, когда нечем дышать. Нет. Неправда все это. Значение воздуха понимаешь, когда вообще не дышал. Секунда идет за сутки. Час как месяц. Порою даже как год. А день в пересчете столетье. Тысяча лет. Сотни тысяч. И больше. Миллион. Миллиард. Я без тебя провела не два месяца, а несколько жизней нашей огромной Вселенной.

Без тебя?..

Стоп. Черт. Просто без воздуха. Без кислорода. А потом как рвануло внутрь. По легким, по венам, по жилам. На разрыв аорты. На взрыв артерии.

Вот же как получается. Забавно. Иронично. Издевательски. Тот, кто душит. Низвергает. Уничтожает. Рушит. Тот и есть единственная причина, по которой я до сих пор жива.

Старуха. И вечная девочка. Теряется возраст. И грани размыты. Нет контуров.

Твоя. Твоя. Твоя.

Отнять разум. Плоть. Кровь. Кожу. Кости. Бессмертную душу. Мечты. Фантазии. Да хоть все подчистую вырезать.

Что останется – тоже твое.

Болезнь. Одержимость. Мания.

Вряд ли. Всего лишь любовь.

– Поздравляю, – хриплый голос фон Вейганда до сих пор рокотом грохочет в ушах, сковывает мое заледеневшее дрожащее тело в раскаленных железных цепях.

С чем же он меня поздравляет?

С тем, что жуткий ночной кошмар воплощается в реальность. С новым раундом занятных развлечений в подземелье. С очередной чередой экзекуций в пыточной камере.

С днем смерти?

Пожалуй, не стоит уточнять. Сохраним интригу. Поддержим ауру загадочности. В конце концов, совсем необязательно разбирать грядущее на атомы и докапываться до истины. Некоторые детали лучше оставить за кадром.

Надо придумать другую реплику. Более безопасную. Одухотворенную и ненавязчивую. На отвлеченную тему. Например, о музыке.

«А ты когда-нибудь трахался на рояле?»

Хорошо, что я молчу. Фонтанирую гениальными идеями исключительно в мыслях. Так. Ладно. Это не я извращенка. Это фраза из анекдота. Цитата. Там еще один отличный вариант есть.

«А ты когда-нибудь садился на ежа голой жопой?»

Нормальный способ поддержать диалог. По-моему. Теперь вы понимаете, почему у меня нет друзей.

Хм, уговорили. Оставим сексуальный подтекст. Обнаженные филейные части также не нужно упоминать. Не будем искушать Дьявола столь соблазнительными подсказками. Ведь мое самое чувствительное место и без того не ощущает себя в безопасности.

Сейчас как посадят кое-кого. Целая стая ежей раем покажется.

Судорожно сглатываю. Продолжаю лихорадочно рассуждать.

Наверное, надо пойти напрямик. Нечего юлить. Спрошу без обиняков. Как на духу главные вопросы озвучу. Припечатаю гада к стенке.

– Ты злишься? – выдаю чуть слышно. – Или просто немного расстроен?

Фон Вейганд проходит вперед. Не глядя, отталкивает стол, преграждающий ему дорогу, в сторону. Действует настолько резко и жестко, что предмет мебели врезается в стену, с грохотом разлетается на части. В щепки. Вдребезги. Совсем как моя любовь. Прежде.

Кажется, он таки расстроен. Слегка. Самую малость.

Сурово сдвинутые брови. Горящие глаза, в которых неумолимо плавится арктический лед. Полные губы, сжатые в одну четкую линию. Напрягшиеся до нервной пульсации желваки. Выражение лица как у хладнокровного убийцы.

Хотя это его привычный режим. Спокойное состояние. Равнодушное. Флегматичное. Еще рано переживать.

Фон Вейганд приближается ко мне вплотную. Неотвратимо. Неизбежно. Накрывает мрачной тенью. Нависает несокрушимой скалой.

Он поднимает руку, заносит над моей головой, будто для удара. Властный, порывистый жест. Угроза, ощутимая кожей. Осязаемая. Продирающая до нутра.

Невольно вздрагиваю. Очень стараюсь слиться в единое целое со стеной позади. Мигом вжимаюсь в гладкую поверхность, буквально врастаю туда.

Сейчас это произойдет. Сейчас он убьет меня. Точнее, сперва ударит, врежет наотмашь, а потом…

Но фон Вейганд просто проводит ладонью по воздуху. Прямо перед моим лицом. Точно ласкает. Жутко. Пугающе. Странно. Как тогда. В гребаном подвале. Накануне казни.

Супер. Теперь самое время упасть в обморок. Давай, рухни камнем вниз.

– Твоя взяла, – говорит мой палач.

И опускается на колени. Склоняет голову. Трется щекой о мой голый живот, накрывает бедра крупными ладонями.

Что происходит?

Хитрый план. Трюк. Очередная изощренная издевка. Подкат с подставой. Новый виток безжалостной и беспощадной игры.

Я не понимаю. Не верю. Не покупаюсь.

Как?!

Потираю взмокшие виски, отчаянно пробую разогнать кровь, что в жилах застыла вековечным льдом. Смотрю на свои ладони, словно вижу впервые. Изучаю змеей вьющийся шрам.

Неужели это фон Вейганд хотел показать?

Теперь. Тогда. Всегда.

Я сумею остановиться. Чую грань. Я замру за чертой. Только верь. Откройся и покорись, подчинись моей темной воле. До последнего вздоха. До капли крови.

Тайный знак. Метка. Судьба.

У нас одинаковый шрам. Путь один. Сквозь пекло к небесам. И обратно. По порочному кругу. Опять и опять. Связь нельзя разорвать.

Кем бы не были. Где бы не жили. Нас будет тянуть. Тело в тело. Плоть в плоть. Неудержимо. Не красной нитью. Ножом. Друг в друга.

Столько боли. И слез. Ран. Внутри и снаружи. Шепот сбитого пульса становится глуше и глуше.

Кружим в танце. На жизнь и на смерть. Враждуем. И дружим. Выгрызаем надежду посреди зимней стужи.

Мы не тлеем. Гибнем. Горим. Не каждый поймет. Одобрит. Оценит. Почему столь сильно влечет погребальный костер.

Нет конца. Нет точки. За каждым обрывом таится начало.

Свет и тьма. Просто слова.

А чувства выше. Всегда.

– Я не… – осекаюсь.

Не знаю, что сказать. Правда. Без шуток. Не каждый день мужчины опускаются передо мной на колени. Особенно «фон Вейганды».

Первый раз такое, если честно.

Ноги слабеют. Подрагивают. Подгибаются непроизвольно. Сами собой. Чисто по мановению рефлекса.

Я хочу скользнуть вниз. К нему. Там мое место. Рядом с хозяином. С моим жестоким господином.

Но он не позволяет. Предугадывает движение. Пресекает. Сдавливает бедра пальцами, не дает принять привычное положение. Запрещает падать ниц.

– Я… – всхлипываю. – Я тебя ненавижу.

– Сильно? – спрашивает, чуть отстраняясь, заключает мой затравленный взгляд в горящий капкан своего взгляда.

– Бешено, – судорожно выдыхаю. – До безумия.

– Я тебя тоже, – криво ухмыляется и снова прислоняется ко мне, трется щекой о живот, о бедра, царапает нежную кожу щетиной, хрипло прибавляет: – До одури.

Он у моих ног.

Он.

Александр фон Вейганд.

Когда я проснусь? Очнусь. Сброшу путы сладких иллюзий. Когда вернусь в настоящую реальность? В боль. В кровь. В холод. В затхлый подвал.

Моргаю. Часто-часто. Лихорадочно мотаю головой.

Ничего не изменяется. Ни единого фрагмента.

Сколько я мечтала об этом моменте?

Гордый ублюдок передо мной на коленях. Склоняет свою упрямую бритую башку. Дарует неограниченную власть. Признает поражение. Вручает бразды правления.

Проклятье. Раз все и правда так. Откуда горечь?

– Пойдем, – говорит он, поднимается, снимает свой темный пиджак и набрасывает на мои дрожащие плечи, запахивает плотнее, скрывает наготу.

– Куда? – едва шевелю губами.

– Туда, где сбываются мечты, – раздается обезоруживающий ответ.

Фон Вейганд подхватывает меня на руки, не дожидаясь реакции. Легко и быстро, без долгих церемоний. Ощущение, будто горло вмиг перехватывает ледяной обруч. Сталь пленяет трепещущее тело холодными кольцами. Даже сердце не бьется.

Бог. Дьявол. Нет. Этот мужчина владеет мною. Всегда. Везде. Безраздельно.

Я живу. Лишь в его руках. Я дышу им. До скончания веков. И дальше. В бездну. В пропасть. В разлом на границе нашего мира.

***

Я начинаю что-то подозревать, когда мы пересаживаемся в карету. В такую здоровенную позолоченную карету с гигантскими сверкающими колесами, ангелочками на крыше, резными вензелями и различными замысловатыми цветочками, выполненную в стиле лучших традиций зажравшихся средневековых аристократов. В самую настоящую и реальную карету, которую я когда-либо встречала.

Конечно, дорога от аэропорта до центра города в одном лишь пиджаке заранее задавала грядущему вечеру весьма нескучный тон. Однако заднее сиденье заурядного «Бугатти» никоим образом не идет в сравнение с натуральным предметом роскоши, изысканным и воздушным, невесомым облаком, парящим над кромкой земли.

Чего греха таить? Фон Вейганд полон сюрпризов. Сегодня ты любовница романтичного шефа-монтажника, а завтра шлюха жестокого барона-садиста. Разгон между образами происходит за пару секунд. Наслаждайтесь, не переключайте канал.

– А? – выдаю не слишком осмысленное замечание.

Ну, что поделать. Мои предки жили в землянке. Регулярно отдаю дань своим корням, не стоит забывать древние семейные традиции.

– Там закрытая пешеходная зона, – невозмутимо поясняет фон Вейганд. – Исторический квартал. Другой транспорт строго запрещен.

Если честно, не припоминаю здесь ничего подобного. Хотя пофиг. Не важно.

– Эм, – балую многообразием эмоциональных оттенков.

Взираю на лошадей, приоткрыв рот. Красивые и грациозные создания. Благородные. В отличие от некоторых. Еще и принаряжены в попоны.

– Ох! – выдыхаю пораженно, заметив элегантного кучера.

Наверное, пора создавать персональный словарь.

– Прошу, – говорит фон Вейганд и осторожно усаживает меня внутрь, располагает посреди стенок, обитых кроваво-красным бархатом. – Я рад, что тебе понравилось.

Хорошо, когда твой парень полиглот. Не нужно искать переводчика. Всегда сам все поймет с полуслова. Удобно в хозяйстве. И вообще.

Звонкий цокот копыт по мостовой. Мерное покачивание экипажа. Пусть даже мы катимся прямиком в адское пекло, ощущается это довольно приятно.

Высовываюсь в окно, изучаю окрестности. На улице ни единой души. Пустота. Царство ночи. И вроде закономерно, время позднее, но обычно тут люди бродят и за полночь.

– Знаешь, события развиваются слишком быстро, – откидываюсь назад, устремляю суровый взор на своего извечного мучителя.

Хранит молчание. Выжидает.

– Я тебя еще не простила, – заявляю строго.

Выразительно выгибает брови.

– Сперва ты должен годами вымаливать прощение, ползая по раскаленным углям и битому стеклу. Попеременно. А я понаблюдаю и решу, стоит ли изменить гнев на милость, – вхожу во вкус. – Я стану сильной и независимой. Научусь себя ценить. Я обещала читателям.

– Читателям? – уточняет вкрадчиво.

Черт, спалилась.

– Ну, воображаемым ценителям моих неординарных мыслеизвержений, – расплываюсь в своей излюбленной улыбке сладкой идиотки. – Не думаешь же ты, что я описываю наши безумные отношения в книге, а потом выкладываю этот поток сознания в сеть? Кто бы в здравом уме стал рассказывать, как его насиловали вдоль и поперек, втаптывали в грязь, истязали и унижали, низвергали до состояния пыли? А кто бы стал такое читать?

– Надеюсь, никто, – криво усмехается фон Вейганд. – Иначе пришлось бы устранить каждого свидетеля.

– Ха, – нервный смешок. – Шутишь?

– Я должен поддерживать имидж… маньяка-затейника.

Вот ведь заявка.

Об него обжечься можно. Жаркая ухмылка психопата. Стылый лед в черных глазах. То пламя, то холод. И табуны мурашек в подарок.

Напомните, зачем я пыталась скрыться от этого шикарного мужчины?

– Не придавай значения моим дурацким словам, – истерически посмеиваюсь. – Я чокнутая. Больная на всю голову. Другая бы уже убегала прочь. А я все чуда жду. Перерождения. И видимо, даже подыхая от твоих рук, уперто продолжу в лучшее верить. Идиотка.

Да. Точно. Вечно забываю, он чуть меня не убил.

Но прошлое принято оставлять в прошлом.

Предлагаю начать с чистого листа.

Карета паркуется. Аккуратно. Плавно. Без свиста тормозов. Лишь копыта мягко ударяются о мощеную брусчаткой дорогу.

Толкаю дверцу, выскальзываю на свободу. Жадно ловлю ртом прохладный воздух. Очень пытаюсь остыть изнутри. Очнуться. Побороть утробный ужас.

Фон Вейганд здесь. Рядом. На расстоянии выстрела. Даже ближе. На расстоянии удара. И пусть на коленях, все равно выше. Выламывает границы. Сжимает в железных тисках.

Он мой хозяин.

Я… его. До нутра. С потрохами.

А вы когда-нибудь врастали в другого человека? Кровью и плотью. Мясом. Костями. До корней. И глубже. Безнадежно.

Ступаю на землю босыми ступнями. Совершаю шаг за шагом. Оглядываюсь по сторонам, вглядываюсь во мрак.

Скажите. Вы когда-нибудь прощали? То, что простить невозможно. Нереально. Прощали, предавая себя. Свой собственный хребет ломая. Бросаясь в объятья безумия.

Вздрагиваю и оборачиваюсь на звук.

Шорох крыльев. Откуда?

С трудом различаю контуры окружающих зданий. Освещение нынешней ночью выдается уж слишком скудным. Ничего не выходит разобрать.

А звук становится все отчетливее. Неумолимо приближается вплотную. Стремительно нарастает.

Задираю голову. Тону во тьме.

И тут меня ослепляет. Резко. Без предупреждения. Целые снопы и столпы ярких неоновых всполохов рассекают темное небо. Раздирают на части сочными красками. Дерзко. Как по команде.

В честь чего салют?

Не успеваю додумать мысль до конца. Вообще, ничего не успеваю. Забываю удивляться и поражаться происходящему вокруг.

Вижу их.

Огромных. Белоснежных. Чудовищных. Жадных. Неистовых.

Безжалостных монстров, которые несутся вперед на чудовищной скорости. Разрывают пространство в клочья. Режут ночной воздух мощными взмахами крыльев.

Наше столкновение неизбежно.

Рефлекторно пригибаюсь, плотнее запахиваю пиджак.

Даже закричать не удается. Страх захлестывает с головой, увлекает на самое дно. Цепенею, застываю на месте.

Жуткие создания приземляются прямо на меня. Усаживаются на макушку. На плечи. На спину. Обседают целиком и полностью. Цепляются когтями за ткань. Еще не царапают кожу, не причиняют серьезного вреда. Однако явно таятся, ждут удобного момента.

Им только приказ отдай. Только намекни. Только повод предоставь.

Чудища изголодались по свежей крови.

– А-а-а-а! – исторгаю истошный вопль. – А-а-а-а-а!

– Что-то не так? – абсолютно спокойно интересуется фон Вейганд, будто и правда не осознает весь ужас царящего тут беспредела.

– А-а-а! – продолжаю дико орать, а после, собрав волю в кулак, выдаю уже чуть более внятное требование, переходя на ультразвуковой писк: – Сними их! Сними! Сними!

Щелчок пальцев изгоняет бесов. Вмиг. Отправляет оголодавших демонов обратно в геенну огненную.

Шорох крыльев. Удаляющийся. Все тише и тише.

Несколько секунд, и я опять способна дышать. Осторожно выглядываю из-под ворота пиджака. Оцениваю обстановку.

– Что это за твари? – бормочу надтреснутым голосом.

– Голуби, – невозмутимо поясняет фон Вейганд.

– Голуби? – захлебываюсь эмоциями. – Такие здоровенные? Так много? Да их же прямо стая прилетела. Десяток стай. Сотня. Твою мать. Откуда столько?

– Я думал, ты любишь голубей, – роняет вкрадчиво.

– Тут фильм Хичкока снимают? – закашливаюсь, едва преодолеваю судорожную дрожь, хрипло бросаю: – Гребаные птицы. Это ж чокнуться можно.

Можно. Если ты еще не чокнутый. Пожалуй, в моем клиническом случае переживать бесполезно. Поздно. Все худшее свершилось. Давным-давно. Вот и супер.

Фон Вейганд пользуется дезориентацией. Подхватывает обмякшее тело на руки. Довольно бережно. Заносит в ближайшее здание. Поднимает по полутемной лестнице.

Я отмечаю старинный интерьер. Горящие в канделябрах свечи. Ажурную лепнину.

Мило. Приятно. Симпатично.

Какого черта?!

Мой вечный тюремщик не дает шанса возмутиться. Не позволяет разлепить губы и озвучить хотя бы один вопрос. Впечатления меняются со скоростью света. Не успеваю отрефлексировать. Удобоварить.

Внутрь входит молния. Раз за разом. Ток пробегает по жилам. Сотрясает плоть, пускает электрическую волну в кровь. Обесточивает, рушит опоры.

Фон Вейганд вносит меня в просторную комнату, освещенную лучше тех коридоров и помещений, которые мы благополучно миновали. Аккуратно ставит на пол. На мягкий ковер.

Привычно осматриваюсь.

Пылающих свечей настолько много, что люстры не потребуются. Цветочные гирлянды щедро обвивают стены. Будто из пустоты, льется чарующая мелодия.

Ну просто загляденье.

Прямо по центру располагается стол, где разложены неизвестные документы. Рядом красуются два мужика в деловых костюмах и дама при полном параде.

Обращаю полный недоумения взор на своего хозяина.

Тишина.

Ноль реакции.

Абсолютный игнор.

Дама начинает озвучивать речь. По-немецки. Джентльмены перекладывают листки, раскладывают по папкам.

И почему за два месяца разлуки я так и не удосужилась выучить проклятый язык? Тогда бы понимала, какого дьявола здесь творится.

– Это, – запинаюсь, смотрю на фон Вейганда, после перевожу взгляд на трио, воркующее за столом, опять возвращаюсь к моему любимому маньяку. – Это что вообще?

– Наша свадьба, – следует ровный ответ.

– Что? – практически совершаю тройной кувырок назад, аж на месте подпрыгиваю и бешено выпучиваю глаза. – Что?!

– Что? – спокойно возвращает мне мой же вопрос, пожимает плечами, точно ничего особенного не происходит, услужливо уточняет: – Бракосочетание.

Класс. Круто. Благодарю.

Теперь все предельно ясно.

Исчерпывающее объяснение.

А, блин. Куда там. Нет. Ни хрена. Ни хренашеньки подобного.

Да что он, черт побери, такое несет?

– Слушай, нужно меру знать, пошутили – и хватит, – мои губы растягиваются в нервической улыбке. – Прикол чуток подзатянулся. Прекращай. Завязывай. Правда.

– Пора поставить наши подписи, – говорит фон Вейганд. – Официальная часть церемонии завершена.

Холодно. Четко. Без тени каких-либо эмоций.

Мистер Невозмутимость. Бл*ть. Чего?!

Мне мало всех существующих на свете восклицательных знаков. Мало слов. Мало самых грязных ругательств. Мало всего. Твою ж мать.

Он серьезно?

Ну, да. Серьезно. Серьезнее некуда.

– Я отказываюсь выходить замуж в подобном наряде, – выдаю сквозь зубы. – Даже не мечтай. Сперва подберем платье. Пышное. С кринолинами. Бриллиантами разошьем. Дорого-богато, все дела. Чтоб за километр народ ослепляло.

Еле держусь. Задыхаюсь от ярости. Готова взорваться.

Наверное, стоило выразиться по-другому. Жестко. Прямо. Без долбаной корректности. Приложить как есть.

Я отказываюсь выходить замуж. За тебя. Потому что ты чертов псих и на всю голову больной садист.

Пусть люблю до одури. Пусть берегу в душе и в сердце. Пусть пускаю по венам в тело. Пусть пропитываю отравой каждую клетку. Пусть подыхаю вдали. Пусть загибаюсь от гнетущего одиночества. Пусть. Плевать. Я уже не вернусь. Не ступлю под венец. Не дам связать себя узами проклятого брака.

Комедия закончена. Трагедия тоже. Занавес.

Прощай. Ты в прошлом. Смирись. Не ищи. Не зови. Просто отстань. Отвали. Сгинь. Потеряйся во мраке.

Я слабая. Безнадежная. Неизлечимая. Наркоманка. Но даже при самом печальном раскладе могу уползти.

Нашей свадьбы не будет. Не только сегодня. Никогда.

Я не создам новый том этой гребаной книги.

Точка. Точка. Точка.

Понятно?

– Нет, – заявляю твердо. – Я ничего подписывать не стану. Даже за Дориана выходила в нормальном прикиде. К свадьбе со Стасом лучше готовилась.

Упираю руки в боки, стараюсь выглядеть стойко и угрожающе, призываю на помощь все силы. Всю волю. До капли.

– Придется отменить церемонию, – выдаю уверенно и строго. – Конечно, пиджак у тебя улетный, но за свадебное платье не прокатит.

– Валяй, – поразительно легко соглашается фон Вейганд. – Найду другой наряд. Чтоб нам двоим по вкусу пришелся.

Ох, стоило сразу предугадать такой расклад. Обещал же прежде одеть иначе, в ту ночь, когда принудил к разврату на моей детской кровати. Теперь наверняка заготовил кучу обалденных вариантов.

Но я не сдамся. Ни за что. Не побоюсь. Не уступлю. Ни единого сантиметра назад, ни пяди врагу.

Он еще не знает…

Он…

Фон Вейганд подходит и срывает с меня пиджак. Так, что пуговицы разлетаются в разные стороны, ткань по швам трещит, расползается. Миг – облачение сдернуто и отброшено.

– Т-ты, – осекаюсь. – Т-ты.

Ничего стоящего произнести не способна.

Инстинктивно обнимаю себя руками. Прикрываю стратегически важные места. Действую на автомате. Ледяная дрожь обрушивается на плечи градом. Подгибает колени.

Холодно. Как тогда. В подвале.

Мой поводок удлинен. Ослаблен. Слегка.

А свобода насквозь лживая. Мнимая. Иллюзия.

– Пожалуйста, я…

Он подходит к столу, останавливается напротив тех странных мужчин и не менее странной женщины, берет ручку и расписывается. Отдает резкий приказ на немецком языке. Трио синхронно отворачивается. Покорно сливается с мебелью. Никак не отсвечивает.

– Твоя очередь, – говорит фон Вейганд.

И я понимаю, что отказаться нельзя. Что здесь не спрашивают. Стимулируют. Направляют к верному решению. Нежно. Деликатно. А если начну бунтовать, получу гораздо жестче.

Будет и битое стекло. И раскаленные угли. И еще много чего экзотического.

Полный пакет развлечений. Для меня лично.

– Я, – сглатываю. – Слишком рано.

Дура. Психопатка. Самоубийца.

За родителей не страшно? Он же их в порошок сотрет. Уничтожит в момент. Раскатает по асфальту всю твою семью и даже особого значения этому не придаст. Ты букашка.

Включи мозги. Быстро. Хотя бы попробуй.

Очнись. Окстись. Обыграй зверя.

Подчинись ему. Прими жестокие правила. Притворись покорной рабыней. Не в первый раз. Приноровишься. Потом подумаешь, как выкрутиться. Как удрать.

– Ты сама дала согласие, – ровно произносит фон Вейганд.

– Когда? – спрашиваю пораженно. – В больнице я просто испугалась. Я бы любой бред наплела, лишь бы избежать опасности, лишь бы тебя не разозлить.