Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)

Текст добавлен: 20 ноября 2019, 07:30

Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Валерия Ангелос

Жанры:

Современные любовные романы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 82 страниц)

– I am sorry for my looks, (Прошу прощения за мой вид,) – женщина плотнее запахивает легкий шелковый халат, подчеркивающий нездоровую худобу. – Come in. (Проходите.)

День удивительно солнечный, сквозь огромные окна в гостиную проникает лучистый свет, с благоговейным трепетом касается строгих очертаний классической деревянной мебели, отражается в зеркалах, задорными искрами рассыпается по чопорным бра и роскошной люстре.

Замечаю богатый ассортимент бутылок на столе, стаканы и бокалы разной формы, ведерко со льдом, хаотично разбросанные упаковки таблеток. Разумеется, не выдаю истинных впечатлений ни словом, ни жестом. Остаюсь невозмутимой.

Мы располагаемся на удобном диване, невыносимо долго и скучно обсуждаем местный климат, покупку недвижимости, новые коллекции знаменитых дизайнеров.

– They’re watching me, (Они следят за мной,) – срывается леди Блэквелл.

Но я не сразу понимаю, что это срыв.

– Who? (Кто?) – выдаю машинально.

– Ghosts of the past, (Призраки прошлого,) – с утробным всхлипом заявляет женщина и тянется за черным ромом.

– Oh, – моя единственная реакция не заслуживает перевода.

Несмотря на мягкий солнечный свет, заполнивший пространство, квартира не кажется уютной, абсолютно не располагает.

Не потому, что я заперта в компании сбрендившей алкоголички и, возможно, наркоманки.

Не потому, что боязно признаться фон Вейганду в скором пополнении семейства.

Не потому, что на душе скребут кошки от неясных подозрений.

Жутко до одури именно здесь, точно врываюсь в склеп глубокой ночью. Отовсюду веет холодом. Леденеют кончики пальцев, а тело содрогается под напором пупырчатых мурашек.

– I know what you think about me, (Знаю, что вы думаете обо мне,) – леди Блэквелл делает несколько глотков и продолжает мысль: – You think I am crazy and you are right. (Думаете, я сумасшедшая и, вы правы.)

– I don’t think so, (Я так не думаю,) – лгу достаточно убедительным тоном.

Ненормальным лучше не сообщать об их ненормальности. По себе сужу.

– I’ve lost the sense of reality, (Я потеряла чувство реальности,) – она вновь прикладывается к бутылке.

– It happens. (Бывает.)

Особенно после таких доз, помноженных на лекарственные препараты. Кто подобрал ей антидепрессанты? Выпишите другие, эти явно не помогают.

– We all face difficult periods, (Мы все проходим через тяжелые периоды,) – готовлюсь толкнуть нудную речь: – It’s important to… (Важно…)

– I’ve done many cruel things and I regret, (Я совершила много жестоких вещей, и я сожалею,) – прерывает леди Блэквелл: – But if I had a choice, to go back and change anything I would leave it as it is. (Но будь у меня выбор, вернуться назад и поменять что-либо, я бы оставила все, как есть.)

Надеюсь, не покусает.

Вид бешенный – глаза горят, щеки раскраснелись. Ром вдохнул в нее колоссальную энергию, причем совсем некстати.

Ведь я успела полюбить вялую и недееспособную дамочку. Амеба, прием.

– Do you want to join? (Присоединитесь?) – леди кивает в сторону щедрых запасов.

– Later, (Позже,) – вежливо отказываюсь и вкрадчиво любопытствую: – Is it safe to combine alcohol with pills? (Безопасно ли смешивать алкоголь с таблетками?)

– I don’t care, (Мне все равно,) – меланхолично бросает она, прижимает бутылку к груди, откидывается на спинку дивана.

– You should be more careful, (Вам следует быть более осторожной,) – не удерживаюсь от совета.

Странный клокочущий звук вырывается из горла леди Блэквелл, нарастает с каждым прошедшим мгновением, постепенно превращается в истерический смех. Ее рот сводит в кривой усмешке, а грудь тяжело вздымается. Пальцы сильнее сжимают стекло, намертво впиваются в гладкую поверхность.

– I deserve death, (Я заслуживаю смерти,) – хрипло шепчет женщина. – I deserve most awful death. (Я заслуживаю самой ужасной смерти.)

– No, (Нет,) – по привычке не нахожу ничего более умного.

– I broke up with Chris, I can’t see him now. He doesn’t believe in… ghosts. (Я порвала с Крисом, не могу видеть его теперь. Он не верит в… призраков.)

Глоток.

– He feels no guilt. And I do. (Он не чувствует вины. А я чувствую.)

Еще один глоток.

– Then you’ll be forgiven, (Тогда будете прощены,) – уверяю без уверенности. – The past will let you go. (Прошлое отпустит вас.)

Леди Блэквелл не торопится отвечать, основательно прикладывается к горлышку, тонет в сладком забытье.

– I’ve sold my soul to the devil, (Я продала душу дьяволу,) – наконец говорит она. – I loved Chris, I wanted to be worth him. I had nothing but brain and appearance. The first and the only man who saw the real me, with all strong and weak points. He managed to develop my gifts, used me like nobody else could. (Я любила Криса, хотела быть достойной его. Не обладала ничем кроме ума и внешности. Первый и единственный мужчина, который видел настоящую меня, сильную и слабую. Он сумел развить мои таланты, использовал меня так, как никто другой не мог.)

Откровенность приобретает опасный оттенок. Змеится вокруг, предательски увлекая в скользкие путы чужих секретов.

– I worked for them, for Chris, for this sick bastard Morton and for the others. (Я работала на них, на Криса, на этого больного ублюдка Мортона и на остальных,) – слова пропитаны вязкой горечью, отдают полынным привкусом. – When I was an actress, I found many girls. Innocent and not, beautiful, sometimes clever, simply different. They dreamt to become rich and famous exactly like I did but they were not that lucky. Some knew the truth, some knew only the half. Most knew nothing at all and it was too late when they happened to find out. (Когда я была актрисой, находила много девушек. Невинных и нет, красивых, иногда умных, просто разных. Они мечтали стать богатыми и знаменитыми, в точности как я, но они не были столь удачливы. Некоторые знали всю правду, некоторые лишь половину. Большинство не знали ничего, и было слишком поздно, когда им случалось понять.)

Судорожно сглатываю, пробую сопоставить фрагменты головоломки воедино.

Нужна пауза, нужно подумать.

Андрей уже упоминал о вечеринках Мортона. О вечеринках… на острове? Что же там творится? Развлечения для закрытого клуба избранных? Именно об этом удалось раскопать подробную информацию фон Вейганду?

Разгадка близка, осязаема физически, осталась самая малость – понять, что скрывает их ложь, что покоится глубоко внутри.

– I lost count long ago; I destroyed so many lives, (Я утратила счет давным-давно; я разрушила так много жизней,) – бормочет леди Блэквелл. – I didn’t want to kill Jeff but when he found out the truth… there was no other way out. (Я не хотела убивать Джеффа, но когда он узнал правду… не было другого выхода.)

Настойчивые удары о дверь, будто гром среди ясного неба.

Тук. Тук. Тук.

Нагло жмут паузу на самом интересном месте.

– I waited only for you, (Ждала только вас,) – животный ужас наполняет взгляд женщины.

Очень надеюсь, а то не горю желанием встретить…

Тук. Тук. Тук.

Проклятый стук пробирает до дрожи.

Хозяйка квартиры лихорадочно набирает номер консьерж, спрашивает о посетителях, бледнеет и еле слышно, почти не раскрывая рта выдает:

– Nobody came, (Никто не приходил,) – приглушенно всхлипывает: – Not a single person after you arrived. (Ни души после вас.)

Странно. Кто же тогда рвется в гости? Наглый сосед?

Леди Блэквелл выбирает градус покрепче, присасывается к очередной бутылке, пьет так много и долго, что даже я начинаю ощущать признаки опьянения.

– She will take me to hell, (Она заберет меня в ад,) – причитает, отрываясь от спасительной анестезии.

Смотрю на часы, время не терпит, истекает стремительно и бесповоротно. В отличие от кредитки, свобода не безлимитна. Клетка захлопнется через минут тридцать, поэтому медлить нельзя. Доблестные стражи не слишком обрадуются, если потеряют меня. Пора возвращаться в примерочную, а выход только один.

Решительно поднимаюсь, направляюсь в коридор.

– Don’t let them in! (Не впускайте их!) – вопит леди Блэквелл, несется следом.

Определись с местоимениями – она, они… кого остерегаться?

– No! (Нет!)

Дама хватает меня за руку, умоляя не открывать замок, ударяется в рыдания, на все лады склоняя «призраки» и «проклятья», чем начинает дико раздражать.

Бояться надо не мертвых, а живых.

Например, лорда Мортона, неожиданно решившего проведать старую знакомую. Или Дитца, заглянувшего на огонек в обитель бывшей любовницы. Ну, или фон Вейганда, раскрывшего мою изощренную игру.

Даже затрудняюсь определить, какой из предложенных вариантов окажется хуже.

Прислоняюсь к двери. Ничего не слышно, никаких посторонних звуков.

Хорошая изоляция или отвлекает надоедливое сопение истерички за моей спиной?

Может, неизвестный визитер благополучно удалился?

Тук. Тук. Тук.

Несколько коротких и резких ударов разносят последнюю теорию в пух и прах, мигом заставляют подпрыгнуть на месте.

Черт побери!

Не верю в потустороннюю хрень.

Если это Мортон, то весьма забавно поймать его на эффект неожиданности – сбить с ног, перепрыгнуть бренное тело и убежать. Готовлюсь к худшему, даже не стараюсь урезонить зубцы кардиограммы. Делаю глубокий вдох, старательно жмурюсь, дабы не так страшно было.

Перекрестившись, быстро поворачиваю ручку, толкаю дверь вперед изо всех сил.

И – никого.

Здесь становится действительно не по себе. Настолько не по себе, что даже охота шутить пропадает.

Буквально пару секунд назад в эту самую дверь настойчиво стучали, а сейчас на пороге никого нет. Вообще, ни единой живой души. Как это возможно?!

Гребаный фильм ужасов, не иначе.

Изучив лестничную клетку, мой взгляд скользит ниже и замирает на НЛО, неопознанном лежащем (на полу) объекте. Завернут в рядовую упаковочную бумагу, вроде той, в которой нашим немцам присылали важные документы из-за бугра. Достаточно большой, плоский, прямоугольной формы.

Ладно, отбросим мистические причины и подумаем логически. Некто, допустим, коварный сосед, желает подбросить секретную информацию. Вполне логичное пояснение.

– Если бы призраки жаждали вашей гибели, они бы давно ее добились, – поворачиваюсь к леди Блэквелл, пробую взбодрить: – Зачем им стучать и оставлять посылки? Не тот уровень, поверьте. Просочились бы сквозь стену, свернули бы вам шею… хм, I’ll translate. (Я переведу.)

Впрочем, даму не слишком интересуют мои успокаивающие речи. Она крепче прижимает початую бутылку к груди, баюкает словно младенца.

– Open it, (Откройте,) – повторяет как заведенная, пятится обратно в гостиную.

– Why me? (Почему я?) – изумлению нет предела, вновь смотрю на циферблат и жестокие стрелки, не желающие замедлять ход.

Любопытство сгубило кошку, а меня истязало регулярно, посему шаловливые пальчики сомневались недолго, подхватили подозрительный объект, на поверку оказавшийся не тяжелее пачки бумаг.

– Well, let’s try, (Ну, давайте попробуем,) – милостиво соглашаюсь. – It can’t be something dangerous, yes or no? (Это не может быть что-то опасное, да или нет?)

Для бомбы слишком габаритное, взрывные штуковины обычно кладут в миниатюрные коробки.

Ну, в боевиках. Эй, ребята, вы же не собираетесь отступать от правил?

Быстро разделываюсь с упаковкой, осторожно избавляюсь от картонной защиты и совершенно успокаиваюсь, оценив прозаичное содержимое посылки.

– It’s only a portrait, (Всего лишь портрет,) – протягиваю разочарованно.

Обычная картина, ничего особенного, типа семья – женщина, мужчина и девочка.

Звон разбитого стекла заставляет меня вновь обернуться в сторону леди Блэквелл.

– Really? (Правда?) – она падает на колени, прямо на осколки разбитой бутылки, не боится ран, наоборот, смело шарит по полу, возможно, не чувствует боли. – A portrait? (Портрет?)

Подбородок судорожно дергается, губы приобретают землистый оттенок.

– I’ve sold it when she died, (Я продала его, когда она умерла,) – дрожащим голосом заявляет леди Блэквелл, захлебываясь в беззвучных рыданиях. – It came back to me when she really died. (Он вернулся ко мне, когда она действительно умерла.)

Теряю ориентацию в пространстве. У дамы явно начинается горячечный бред, не хватало еще сердечного приступа и трупа на моих руках. Прямо сплошные позитивные эмоции. Умеешь ты, Подольская, разнообразить досуг.

– I burnt it down but you see it is like a new one. (Я сожгла его, но видите, он как новый.)

Перевожу взгляд на картину, исследую с повышенным вниманием. Наконец, замечаю сходство.

– I keep on destroying it but it always comes back. (Я продолжаю уничтожать его, но он всегда возвращается.)

Женщина на портрете и есть леди Блэквелл. Роковая красавица, безжалостная и холодная стерва, выглядит гораздо моложе и увереннее, нежели теперь. А вот мужчина не такой привлекательный, старше ее лет на двадцать, вероятнее всего лорд, которого она столь удачно окрутила. Интересно, его звали Джефф? И девочка, еще подросток… падчерица, погибшая в автокатастрофе?

– In a week, in a months, in several years. (Через неделю, через месяц, через несколько лет.)

Эта девочка тоже напоминает кого-то. Только кого? Аккуратно уложенные темные волосы, карие глаза, удивительно правильные черты лица. Настоящий ангелочек, хорошенькая, а в упрямой складке пухлых губ читается твердый характер.

– Always back! (Всегда возвращается!) – сопровождается истошным воплем, вынуждает вынырнуть из размышлений.

Недобрые предчувствия пробуждает эта картина, будто живая иллюстрация жуткой тайны.

– There could be several portraits, (Могло быть несколько портретов,) – пожимаю плечами.

– It is unique! (Он уникален!) – восклицает леди Блэквелл. – It is the same, the only one existing in the world. (Тот же самый, единственный, существующий в мире.)

Похоже, ее вопли не особо беспокоят местных обитателей. Хоть бы скорую вызвали, угомонить буйную даму.

– The same frame! (Та же рама!) – тычет окровавленным пальцем в раму, для наглядности.

Господи…

– It was created twenty five years ago and it doesn’t change, doesn’t grow older, (Он создан двадцать пять лет назад, и не меняется, не стареет,) – рыдает, сжимает мелкие осколки в исцарапанных ладонях.

Когда же я перестану вляпываться в дерьмо?

– It is damned, (Он проклят,) – зачарованно смотрит на бордовые ручейки, обрамляющие запястья, струящиеся ниже, кружевом оплетающие локти.

Ставлю картину рисунком к стене.

– Now it looks much better, (Теперь смотрится намного лучше,) – вздыхаю с долей облегчения.

– Please, take it away with you, (Прошу, заберите его,) – умоляет леди Блэквелл.

Заверните мне проклятый портрет и пару кило героина. Спасибо, сдачи не надо.

– I am sorry but it is not possible, (Простите, это невозможно,) – очень стараюсь не крикнуть «Да ты охренела!»

– Please, don’t leave, (Прошу, не уходите,) – шепчет она, медленно ползет ко мне, не вставая с колен. – Don’t leave me alone. (Не оставляйте меня одну.)

– I have to go, (Нужно идти,) – резко отступаю назад. – I am already late. (Я уже опаздываю.)

Только не лапай меня этими кровавыми руками, только не…

Будто прочитав мои мысли, женщина замирает на месте. Смотрит жалобно и бормочет:

– I beg you. (Умоляю вас.)

Приходится задержаться, выслушать очередную порцию сбивчивых излияний.

О том, как она не верила ни в бога, ни в черта, но история с портретом опровергает все убеждения. О том, как периодически увольняли слуг, попавших в список подозреваемых. О том, как жуткий шедевр жгли в разных каминах и поливали кислотой, освещали в церкви и щедро окуривали шаманскими травами. О том, как вопреки всем законам разума, картина возвращалась к владелице.

Неужели я тоже так отвратно выгляжу, когда бьюсь в истерике? И фон Вейганд это терпит? Извращенец, чего уж.

Вызываю консьержа, вверяю леди Блэквелл на чужое попечение, обязуюсь прийти завтра в том же часу, оказать посильную поддержку и не пустить клинический случай на самотек.

Обидно терять благодатную почву для выведывания секретов, но минута промедления смерти подобна. Еще немного, и мой зад поджарят. Не на электрическом стуле.

Рисковать нельзя.

***

– Нам надо поговорить, – нагло вторгаюсь в святая святых.

Шпионские страсти в купе с мистическими приключениями очень стимулируют смелость. Когда день похож на аматорский сценарий триллера, то перестаешь обращать внимание на мелочи вроде…

Вроде этого тяжелого, прожигающего насквозь взгляда, который побуждает сжаться в комочек и слиться с общим интерьером кабинета.

– Не надо, – мрачно бросает фон Вейганд.

«Чудесно, – соглашается внутренний голос и настоятельно мне советует: – Вали, покуда кости целы».

– Надо, – повторяю с нажимом.

Леди Блэквелл призналась в убийстве мужа и пособничестве в грязных делах Мортона. Проклятый портрет терроризирует бедняжку, отнимая покой и сон. Мой мозг грозит сломаться от постоянно перегруза. Уже молчу про то, что я беременна.

– Нет, – спокойно отвечает фон Вейганд, возвращаясь к изучению стопки бумаг.

Не прогоняет, не гипнотизирует горящими глазами, даже не обещает покарать грубой физической расправой. Элементарно игнорирует.

– Мне надоело, – набираю побольше воздуха в легкие, готовлюсь произнести трогательную тираду: – Ты странно себя ведешь все это время, с первого дня в Лондоне ты какой-то не такой. Вижу и чувствую, есть тайна, что-то скрываешь. Дедушка снова действует на нервы и заставляет решить проблему, то есть меня? Новые задания от клуба избранных или совсем другое? Можешь не рассказывать. Но я не уйду, пока мы не поговорим. И я не замолчу, пока мы не поговорим. И, вообще, с места не сдвинусь, пока мы не поговорим.

Он собирает бумаги в папку, встает.

– Отлично, я ухожу, буду поздно, – проходит мимо и равнодушным тоном уточняет: – Завтра вечером.

– Издеваешься? – цепляюсь за его локоть, не контролирую вспышку ярости.

Фон Вейганд ловко перехватывает мою руку, безжалостно стискивает, причиняет боль и вынуждает закричать.

– Обещаю, мы все подробно обсудим, – хрипло шепчет на ухо. – А сейчас благодари судьбу за очередную отсрочку.

Отпускает, не удостоив прощальным взором. Хлопает дверью так, что вздрагиваю и покрываюсь мурашками.

Научусь понимать эти перепады? Вряд ли.

Мерю комнату шагами, останавливаюсь возле окна, прислоняюсь лбом к прохладному стеклу, пытаюсь остудить мысли.

Ладно, он просто не в духе много дней подряд. Всякое случается, неприятности на работе, хронический ПМС… к тому же, не ожидает услышать от любовницы ничего стоящего, сплошные выяснения отношений.

Фон Вейганд не догадывается, сколько интересных вещей я сегодня узнала.

Интернет гласит: покойного лорда Блэквелла звали Джеффри, что вполне сокращаемо до «Джеффа». Значит, Каро разделалась с беднягой, когда тот выведал страшные детали о подпольной деятельности горячо любимой супруги. Поставка девушек для состоятельных психопатов – прибыльный бизнес, но не самое лестное занятие. О таком не похвастаешь открыто.

Что случилось с падчерицей?

I’ve sold it when she died. (Я продала его, когда она умерла.)

Оставляет мало места фантазии.

Отец и дочь мертвы, поэтому пришла пора избавиться от сомнительной семейной реликвии. Зачем хранить изображение, постоянно напоминающее о преступлении?

It came back to me when she really died. (Он вернулся ко мне, когда она действительно умерла.)

Подозрения пробуждаются снова.

В чем разница между «умерла» и «действительно умерла»? Автокатастрофа не сработала, пришлось убивать девочку по второму кругу?

Вопросы традиционно переполняют сознание.

Неуничтожаемый портрет – месть призрака или тщательно разыгранный трюк, дабы довести до безумия?

Не верю в мистику, склонна к холодному расчету: однажды – это случайность, дважды – совпадение, трижды – враждебные действия. Верно припоминаю, мистер Бонд?

Разгадка близка настолько, что дышит в спину. Пусть в мыслях раздрай, я ощущаю легкое дуновение правды.

Слабость Мортона, страх Кэролайн, выигрышный козырь фон Вейганда.

Невероятно, и все же.

Что если речь идет об одном и том же?

Секрет – это не обязательно компрометирующее видео с расчленёнкой, и не смертоносная информация о теневых операциях на банальной флэшке, даже не важные документы, способные вывернуть наизнанку всю историю мира.

Секретом может быть человек, и та информация, которую он скрывает.

Глава 8.2

Следующий визит к леди Блэквелл только увеличил количество непоняток на квадратный миллиметр моего бедного маленького мозга.

Новый консьерж счастливо поприветствовал меня и пропустил наверх, что означало: хозяйка апартаментов как минимум жива и здорова. Однако стоило мне стукнуть в дверь, та отворилась без дополнительной помощи, а сие настораживало.

Обычно к незапертой квартире прилагается не слишком живое тело разной степени изуродованности.

Я помедлила пару минут, потопталась на пороге, изучила коридор на предмет опасности, а после крадучись ринулась в бой.

На полу никаких следов вчерашних происшествий – ни крови, ни осколков стекла.

Движусь дальше, вижу, что гостиная так же чиста. На столе прибрано – выпить нечего, стаканов нет, пачки таблеток отсутствуют.

Леди Блэквелл здесь и не пахнет. В прямом смысле, в том смысле, что перегаром не тянет.

Неужели ее похитили приведения? Вот так всегда, люди не верят потенциальным жертвам, обзывают их умалишенными, подымают на смех, зато потом…

Твою мать!

Кто-то прижимается ко мне сзади, притягивает с нечеловеческой силой. Ладонь надежно зажимает рот, лишая возможности закричать, выбивая воздух из легких. Тщетно пытаюсь вырваться из стального захвата.

Для призрака чересчур горячее тело.

Горячее, влажное и возбужденное. По крайней мере, в одной весьма ощутимой области, которая недвусмысленно упирается в мой многострадальный зад.

– I missed you a lot, (Очень скучал по тебе,) – шею обжигает шепот знакомого голоса с идеальным английским произношением.

Только не это.

Говорят, снаряд в одну воронку не попадает? Лгут.

Меня неожиданно отпускают на волю. Оборачиваюсь и тихо офигеваю, от подтверждения самых страшных предположений.

– You’re naked, (Ты голый,) – констатирую очевидный факт.

Голый Гай Мортон к вашим услугам.

Высокий, загорелый, отлично сложенный, покрытый капельками воды, с мускулатурой, по которой хочется изучать анатомию. Не перекачан, а идеально развит в нужных местах.

Во всех нужных местах, поверьте на слово.

Впрочем, это стоит увидеть. Развратная иллюстрация диких эротических фантазий.

Мне кажется или я увлеклась?

– I usually undress to take a shower, (Обычно раздеваюсь, чтобы принять душ,) – ухмыляется с довольным видом.

– And you don’t close the door, (И не запираешь дверь,) – нервно сглатываю.

Нельзя смотреть.

Не смотри туда, идиотка.

Черт, опять посмотрела.

– What may happen here? (Что может здесь произойти?) – пожимает своими невероятными плечами, нисколько не стесняется наготы, ибо уверен в неотразимости: – It is a very boring place. (Это очень скучное место.)

Н-да, к нему ночью явно не ломился пьяный сосед, распевая зажигательное «фантазер, ты меня называла!»

– I have to disagree, (Вынуждена не согласиться,) – нахожу силы посмотреть в карие глаза: – When will they come? (Когда они придут?)

– Who? (Кто?) – не въезжает Гай.

– I am not sure, (Не уверена,) – вздыхаю. – Sylvia, paparazzi, the audience. (Сильвия, папарацци, зрители.)

Намек понят, поскольку ангельское личико омрачает печальная тень.

– It was not my fault last time, (В прошлый раз не было моей вины,) – уверяет юноша. – I didn’t expect Wallenberg will come and find us kissing. (Я не рассчитывал, что Валленберг придет и застанет нас целующимися.)

– Actually you forced me to kiss, (Вообще-то, ты заставил меня,) – делаю ударение на главном.

– Yes, I am sorry, (Да, прости,) – тушуется он. – I am very sorry. I don’t how… (Мне очень жаль. Я не знаю, как…)

Окончательно прихожу в себя после первичного шока.

– Maybe you will…? (Может, ты…?) – мягко намекаю.

– I will…? (Я?) – Гай не проявляет особой сообразительности, но его брови так мило изгибаются, что можно простить любую глупость.

– Put on something, (Оденешь что-то,) – говорю прямо.

– One moment, (Минуту,) – обещает с лучезарной улыбкой и спешит исполнить просьбу.

– Thanks, (Спасибо,) – благодарно киваю.

Однако юный Мортон не прост, возвращается ко мне в полотенце, небрежно повязанном на бедрах. Определенно самая закрытая одежда на свете.

– Where is Lady Blackwell? (Где леди Блэквелл?) – возвращаюсь к наболевшему.

– I have no idea, (Понятия не имею,) – беззаботно отвечает Гай. – I arrived this morning. I have they keys as she allows me to stay here when my father goes mad. (Я прибыл утром. У меня есть ключи, потому что она разрешает жить здесь, когда отец сходит с ума.)

Сходит с ума? Ох, жажду представить в красках.

– His demands are getting higher and higher, (Его требования возрастают и возрастают,) – хмуро бросает парень.

Вынуждает участвовать в кровавых оргиях и приносить в жертву красивых девственниц?

– It doesn’t matter, (Не важно,) – отмахивается.

Действительно, опустим несущественные мелочи.

– Have you made friends with my auntie? (Подружилась с моей тетей?)

Конечно, стали не разлей вода.

– Something along that line, (Вроде того,) – говорю уклончиво. – Have you seen the portrait? (Ты видел портрет?)

Зря не сфотографировала картину на телефон в прошлый раз. Необходимо взглянуть на трагически погибшую наследницу Блэквеллов, подтвердить или развенчать подозрения.

– With your auntie, a man and a girl, (С твоей тетушкой, мужчиной и девочкой,) – поясняю для верности.

Тем не менее, результат неутешителен. Гай явно впервые слышит о проклятой вещице.

– Well, so she just disappeared and didn’t even inform you, (Ну, она просто исчезла и даже не сообщила тебе,) – перевожу беседу в иное русло.

Ничего странного, а? Не вызывает сомнений?

– Why should she inform me? (Почему она должна сообщать мне?) – искренне поражается юноша. – What happened? (Что случилось?)

– I have no idea, (Понятия не имею,) – копирую его изумленный тон. – I advise you to find Lady Blackwell and take care of her. She behaved very strange yesterday, she takes all these drugs and drinks too much. It is not very good for health. (Советую тебе найти леди Блэквелл и позаботиться о ней. Вчера она вела себя очень странно, она принимает все эти таблетки и пьет слишком много. Это не очень хорошо для здоровья.)

Он задумчиво кивает, прислоняется к стене, окидывает меня с ног до головы прекрасно отработанным взглядом:

– Do you wish a cup of coffee? (Хочешь кофе?)

С тобой чего угодно захочешь.

– You’re nervous, (Ты напряжена,) – обольстительная ухмылка. – I may help you to relax. (Могу помочь расслабиться.)

– Sounds scary, (Звучит пугающе,) – направляюсь к выходу во избежание искушений.

– I don’t want to scare you. (Не хочу пугать тебя.)

Его рука ложится на мою талию, удерживает рядом, не позволяет уйти.

– I still hope we can have more. (Надеюсь, мы можем получить больше.)

– More problems? (Больше проблем?) – хмыкаю. – I think you’ve got enough. (Думаю, ты получил достаточно.)

– Last time I’ve lost, (В прошлый раз я проиграл,) – легко соглашается он, но не намерен признавать полное фиаско: – Next time I’ll win. (В следующий – выиграю.)

Мазохист? Ловит кайф, когда его бьют? Или серьезно надеется на успех?

– I can beat Wallenberg if I want to, (Я могу побить Валленберга, если захочу,) – уверенно произносит Гай, склоняется ниже. – But I have no interests right now. We are in one team. (Но у меня нет интереса сейчас. Мы в одной команде.)

Лорд-псих настолько псих, что даже его родной сын готов примкнуть к противнику.

– Give me an interest and I’ll fight, (Дай мне интерес, и я буду бороться,) – произносит прямо в мои губы, почти касается, но не спешит поцеловать.

Будем объективны: красивый, сильный, опасный. Пусть еще не мужчина, но мальчик, подающий большие надежды. К тому же, богат, будущий лорд, достойная кандидатура.

Нравится? Однозначно.

Возбуждает? Словно по лезвию ножа.

Подарю интерес?..

– No, (Нет,) – отвечаю твердо и четко, сбрасываю его руку, разрываю связь.

Почему?

Потому что он – не Алекс.

***

По дороге из магазина в отель тысячу раз успеваю отругать собственную глупость и самонадеянность, ведь сутенер-зануда чуть не поймал меня. Он нагло сунулся в примерочную, растолкав консультантов, заглянул за шторку и…

Все-таки повезло вовремя вернуться, успеть идеально.

– Насилуют! – завопила я на полной громкости.

– Простите, – отшатнулся Андрей.

– Поглядываете на хозяйскую вещь? Не хорошо, ох, как не хорошо, – мстительно щурюсь.

– Проверяю, – оправдывается и спешит ретироваться.

Разумеется, не спускаю случившегося, достаю сутенера издевками и подколками, но на душе муторно.

Останься бы я попить кофе с Гаем, загляни бы в музей, опоздай хоть на минуту – расстрел без суда и следствия. Расстрел и подземная камера пыток. Нет, сначала камера пыток, а потом…

Короче, не важно.

Разве можно быть настолько тупой? Рисковать ребенком? Злить фон Вейганда, когда над горизонтом уже сгустились тучи?

Бросаю несколько шпилек в адрес Андрея, пытаясь расслабиться, далее с чистой совестью захожу в спальню, устало вздыхаю и хлопаю в ладоши, чтобы включился свет.

Словно по мановению волшебной палочки. Никогда не устану удивляться современным технологиям. До чего дошел прогресс.

Поскорей бы принять расслабляющую ванну, избавиться от напряжения. Разминаю шею, начинаю спешно расстегивать куртку, швыряю ее на пол.

– Поговорим? – вкрадчивый вопрос вынуждает вздрогнуть всем телом.

– Нельзя так подкрадываться, – поворачиваюсь к фон Вейганду.

Он вольготно расположился в кресле, пристально следит за каждым моим движением.

– Я просто ожидал тебя, – произносит нарочито мягко.

Надеюсь, ничего не подозревает.

– Как прошел день? – невинно интересуется, заставляя мысленно перебирать худшие варианты.

Узнал про регулярные вылазки в центр города? Про мою встречу с леди Блэквелл? Про обнимашки с голым Мортоном?

– Нормально, – с трудом проглатываю ком в горле.

– Я обещал подробное обсуждение, – неторопливо поднимается.

Нет, если бы узнал, то кнут бы уже безжалостно полосовал мою нежную кожу.