Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 82 страниц)
Признаю. Я зависима. Не отпираюсь, не отрицаю. Я подсажена на иглу и сгораю заживо. Забываю бояться, смеюсь и погибаю.
Я хочу вдохнуть его. Всего. Полной грудью. Хочу впустить внутрь. Прямо по венам. В плоть и в кровь. Хочу отдаться так, как никто и никогда не отдавался.
Я ненормальная.
Сама лезу в петлю, сама бросаюсь на рожон, сама забираюсь на каменный алтарь для жертвоприношения.
Чокнутая. Безумная. Одержимая.
Желаю опять затянуться, впустить горячий едкий дым в лёгкие, наполниться им до отказа, насквозь пропитаться ядом.
Но у фон Вейганда другие планы.
Он небрежно проводит пальцами по щеке, задерживается на подбородке, чуть сжимает, вынуждая запрокинуть голову назад.
Теперь настаёт мой черёд вздрагивать.
Сигара тлеет совсем рядом, в опасной близости. Стоит лишь немного отклониться от намеченного курса и на коже расцветёт уродливый шрам.
Трепещу не от ужаса, а от возбуждения.
– Откуда это в тебе? – хриплый голос разрезает звенящую в ушах тишину.
Плавлюсь, словно воск под напором огня, принимаю любой облик, словно глина в руках умелого мастера.
Выгибаюсь, когда болезненно-сладкий спазм сводит низ живота.
Замираю в ожидании продолжения.
– Откуда? – повторяет экзекутор с обманчивой мягкостью, пристально изучает, вглядывается в подёрнутые шальной дымкой глаза.
Суть вопроса кажется сплошной загадкой, до смысла невозможно докопаться.
Едва разлепив губы, робко выдаю:
– Что?
Никакого ответа.
Точнее – никаких слов.
Фон Вейганд неистовым поцелуем впивается в мои призывно распахнутые уста. Утоляет голод без лишних церемоний. Буквально вгрызается.
Теряю нить повествования, путаюсь и сбиваюсь.
Понятия не имею, куда девается недопитый стакан и недокуренная сигара. Отправляют ли их аккуратно на стол, в пепельницу или швыряют к чёрту.
Scheißegal. (Пох*й.)
Жадные ласки, алчные прикосновения. Ненасытная похоть, вот к чему сводится целая Вселенная.
Разве бывает иначе?
Ощущаю спиной прохладу кровати. Это ненадолго. Очень скоро здесь станет невыносимо жарко.
Мой любимый мучитель постарается.
Тонкая ткань простыни больше не защищает тело. Её срывают легко и просто, будто обёртку с конфеты, будто подарочную упаковку. Треск материи заставляет встрепенуться, инстинктивно сжаться, плотнее сомкнуть бёдра.
Почему ему так нравится всё разрывать?
Горячие сухие пальцы властно и уверенно скользят по взмокшей коже. Обводят нервно подрагивающие плечи, опускаются к судорожно вздымающейся груди, больно сминают, вырывая из горла надсадный стон, замирают на несколько бесконечно долгих секунд и двигаются дальше. Исследуют рёбра, словно струны музыкального инструмента, играют, дразнят, исторгают мелодию страсти. Клеймят живот, оставляют обжигающие метки, вынуждая молить о большем. О гораздо большем.
Господи.
Боже мой.
Святые небеса.
Крупные ладони ловко перемещаются ниже, резко раздвигают ноги, не дарят ни единого шанса освободиться. Стискивают до синяков, принуждают закричать.
Слабо дёргаюсь, не успеваю подготовиться.
Кислорода ничтожно мало, а воздух накалён до предела.
Рваные толчки крови оглушают, взор застилает мерцающая алая пелена. Становится ужасно трудно дышать, откуда-то сверху обрушивается невидимая плита, гнёт к земле, обдаёт льдом.
Отчётливо понимаю – не спастись, не вырваться, не сбежать.
Dead end. (Тупик.)
Сопротивление не принесёт результата, только усугубит и без того плачевное положение, продлит и ужесточит справедливую кару.
Всё будет по воле фон Вейганда. Никаких «или», «иначе», «а может». Обходных путей и компромиссов не существует.
Он касается меня.
Жестоко. Порочно. Неистово.
Ртом.
Не ведая стыда.
Прямо туда, да так, что забываю собственное имя, всё на свете забываю и падаю в пропасть, обдирая кожу до мяса, до зияющих белизной костей.
Дьявол.
Отнимает душу.
Раз за разом.
Извиваюсь, комкая под собой простыни, тщетно стараюсь ухватиться за край безнадёжно ускользающей реальности.
Хозяин моей жизни беспощаден.
Он не знаком с жалостью, ненасытен и неутомим, погряз в разврате, пронизан грехом, способен растлить любого, даже ангельски добродетельного человека.
Другого не жажду.
Когда его язык выписывает сатанинский алфавит внутри меня, глупо роптать и молить об иной доле.
Но сладостная пытка неожиданно обрывается.
Зачем. За что. Почему.
Теряюсь в догадках.
Разочарованно всхлипываю, требую логического завершения, беззвучно протестую против вопиющего беспредела.
Фон Вейганд отстраняется и коршуном нависает надо мной.
– Я должен сообщить важную новость, – произносит холодно, припечатывает мрачным взглядом и спрашивает: – Сказать сейчас или отложим на после?
Покрываюсь морозным инеем.
Возбуждение вмиг выветривается, пьянящая эйфория стремительно покидает тело, а на экстаз резко становится наплевать.
– Говори, – бросаю сдавленно.
Он вздыхает, удручённо качает головой, окончательно ввергая меня в пучину дичайшего ужаса.
Спешно перебираю вероятные варианты признаний.
Таки не рассчитал силы и порешил Леонида? Случайно прикончил Машу? Ещё кого-то зацепил? Всех вместе взятых угробил?
– Ну, говори же, – хватаю его за плечи, невольно царапаю ногтями. – Пожалуйста, объясни, в чём дело.
Молчит.
Склоняется ниже, трётся бородой о мою шею.
– Дело в том, что… – осекается, медлит и, наконец, шепчет на ухо: – Ты действительно очень красивая и вкусная.
Мозг зависает.
Нужна перезагрузка системы.
Некоторое время перевариваю фразу. Отвергаю очевидную информацию, отказываюсь верить своим ушам. Снова перевариваю, снова отказываюсь.
Извилины плавятся, нейроны искрят.
Стоп.
Минуточку.
Он издевается?
Издевается?!
Пальцы машинально сжимаются в кулаки, ярость срывает башню.
Уже ничего не анализирую.
Взрываюсь.
– Долбанутый ублюдок, – выпаливаю сердито, осыпаю широкую грудь хаотичными ударами. – Гад. Скотина. Сволочь.
Он хохочет, явно наслаждается происходящим.
Без труда пленяет мои запястья, разводит в стороны, точно распинает. Прижимает к кровати. Не сильно. Слегка. Наглядно показывает, кто здесь главный.
– Очень красивая, очень, – обжигает прерывистым дыханием. – Неужели не знаешь? Никогда себя не рассматривала?
– Нет, – отвечаю с возмущением.
– Могу дать зеркальце, – иронично посмеивается.
– Какое на хр*н зеркальце? – вопрошаю сердито, тщетно стараюсь лягнуть противника ногой.
– Крохотное, – медленно обводит языком мочку уха, вынуждает застонать, будто играючи, покусывает. – Совсем как ты.
Разозлиться не получается. Обидеться тоже.
Гнев сменяется на милость.
Рефлекторно. Без объяснения причин. Помимо воли.
– Ненавижу, – лгу и не краснею, вредничаю чисто для проформы. – Что за дебильные подколы?
– Нужно хоть раз посмотреть, – елейным тоном заявляет фон Вейганд. – Удивительное зрелище. Безумно аппетитное.
Вот как он умудряется.
Сбивает с ног и бьёт под дых, вгоняет нож до упора.
Трахает словами.
– Хватит, – бормочу чуть слышно. – Прекрати.
– Такая аккуратная, будто выточенная, – неумолимо продолжает. – Нежная, влажная, шелковистая.
Вдруг отпускает мои руки.
Земная цепь рвётся.
Звено за звеном.
С утробным звоном.
Прямо на пол.
Стальные путы больше не держат.
Но и былого сопротивления нет.
Выгибаюсь навстречу, жажду запретных ласк.
– Даже не подозреваешь, насколько идеальная, – хрипло произносит фон Вейганд.
Касается воспалённой кожи.
Накрывает горло ладонью.
Сдавливает.
Не больно.
Сдерживая мощь, управляя моментом.
Даёт время привыкнуть и движется дальше. Прокладывает пылающий путь от груди к животу. Увлекает за грань, погружает в дымящийся котёл, пробирает до костей и глубже.
Дразнит, дурманит, добивает.
Скользит всё ниже и ниже.
До темноты в глазах, до горько-сладкой дрожи.
– Начинаю верить в Рай, – льнёт жадным ртом к трепещущим устам. – В горячий, тесный, пульсирующий Рай.
Жалобно всхлипываю.
Пожалуйста.
Прошу, не останавливайся.
– Meine Schlampe, (Моя шлюха,) – обволакивает своим невозможным голосом, словно паук оплетает ядовитым коконом. – Meine Kleine. (Моя малышка.)
Не проникает.
Легонько поглаживает, едва дотрагивается кончиками пальцев, распаляет и доводит до исступления.
Отнимает жизнь с садистским удовольствием.
Невыносимо медленно.
По каплям.
– Богиня чёртова, – бросает хлёстко, сквозь рычание.
Грубо сминает.
Дёргаюсь как от удара.
Кричу.
– Моя, моя, моя, – шепчет точно заклинание, утыкается губами в висок, совершает контрольный выстрел: – Хочу тебя всю.
Бери.
Не жалей.
Пользуйся, применяй по назначению.
Давно твоя.
Want you harder.
Жёстче, сильнее, быстрее.
До полного затмения разума.
– Алекс, – выдыхаю судорожно, будто мольбу.
Перехватываю его ладонь, отстраняю от объятой пламенем плоти, крепко сжимаю.
– Стой, – заявляю сдавленно. – Н-не надо.
В тёмных глазах разверзается бездна порочных желаний.
Наверное, поздно менять правила.
Игра слишком далеко зашла.
Нельзя потушить огонь голыми руками. Нельзя совладать со зверем, почуявшим запах крови. Нельзя покорить неукротимую стихию.
Но всё равно рискну.
– Н-нет, – осекаюсь, сбивчиво повторяю: – Н-не так, н-не надо.
Ступаю на хрупкий лёд.
Опять шагаю по краю.
– Давай иначе, – настаиваю, обуздав обезумевший пульс, прибавляю: – Давай попробуем другой вариант.
Стараюсь воскресить в памяти ритмы испанской гитары.
Отключаю инстинкт самосохранения.
– Хочу тебя, – почти беззвучно. – Всего.
Сердце даёт перебой.
Жилы стынут.
Немею изнутри.
Однако не сдаюсь.
Делаю следующий ход.
– Хочу доставить удовольствие, – громче и увереннее. – По-настоящему. Никаких ограничений. Чтобы понравилось.
Шахматная доска безнадёжно устарела.
Чёрно-белых клеток явно недостаточно.
Будущее за импровизацией.
– Научи, – повелеваю требовательно.
Притягиваю его пальцы ближе.
Вплотную, прямо к лицу.
Касаюсь языком, чувствую свой вкус.
Какое волнующее извращение, не оторваться.
Погружаю в рот, стараюсь взять глубже. Не разрываю контакт, не жмурюсь и не отворачиваюсь. Задыхаюсь от собственной наглости.
– Уже научена, – медленно произносит фон Вейганд, мрачно ухмыляется: – За один твой взгляд я готов убивать.
Замираю, напрочь позабыв о шальных провокациях.
Становится жутко.
Зябко и душно.
Липкая паутина оплетает тело, металлические крючья ворочаются внутри.
Так бывает, когда прыгаешь с большой высоты. А внизу не ласковые волны океана, внизу острых скал зубцы.
Отступать не имею права.
Никакой слабости.
Никогда и ни за что.
Раунд не завершён.
Ещё поборемся, ещё зажжём.
Прекращаю забавляться, однако руку не отпускаю. Сжимаю сильнее, не собираюсь никому отдавать.
Моё.
Только моё.
– Пускай живут, – бросаю насмешливо, стараюсь обратить пугающее признание в шутку.
Хотя отлично понимаю суть.
Понторезов здесь нет, ставки серьёзные. Любого человека найдут и доставят в лучшем виде. Целиком или по частям.
Стоит лишь заказать.
– Существуют дела поважнее, – соблазнительно улыбаюсь, мило интересуюсь: – Намёк улавливаешь?
Приподнимаюсь, льну к груди, игриво толкаю плечом.
– Уточни, – вкрадчиво заявляет он, сухо любопытствует: – Чем намереваешься заняться?
Выдерживаю паузу, пытаюсь придумать приличный ответ.
Эх, бесполезно.
Была не была.
– Намереваюсь отсосать, – выпаливаю на одном дыхании, нервно закашливаюсь и строго прибавляю: – По высшему разряду.
Н-да.
Не такой реакции я ожидала, излагая сокровенные фантазии и выворачивая душу наизнанку.
Фон Вейганд заходится в припадке безумного хохота.
Отстраняется, укладывается на спину и продолжает дико ржать.
Бесчувственный чурбан.
Мужлан неотёсанный.
Хам. Урод. Подонок.
У меня оскорбления заканчиваются, воображения не хватает всякий раз изобретать новые колкости.
Пожалей, имей совесть.
– Неужели всё настолько паршиво? – спрашиваю обиженно. – Это же не квантовая механика. Освоить можно.
Заворачиваюсь в изорванную простынь, целомудренно прикрываю наготу.
– Подвязывай издеваться, – замечаю сурово, насупившись, добавляю: – Нечего развивать во мне комплекс неполноценности.
Игнорирует.
Надрывается от смеха.
Жестоко глумится.
Его глаза блестят, а щёки раскраснелись.
Феноменально, Подольская.
Далеко не каждый способен довести такого мужчину до слёз. Опустим подробности, насладимся уникальной картиной.
Рыдающий миллиардер достоин занесения в книгу рекордов.
– Что ты, вообще, понимаешь в минете? – угрожающе щурюсь, поджимаю губы. – Нашёлся профессиональный критик.
Тормоза срывает.
Вхожу в раж.
– Тут неповторимый стиль, неординарная композиция и гениальный подход, мастерство достойное поклонения, – сообщаю пафосно, для пущей убедительности вскидываю руку вверх и торжественно заключаю: – Я автор, я так вижу. Не жмись, скорее давай корону, «Оскар» и Нобелевскую премию.
Хранит молчание, не торопится награждать.
Вот жадина.
То на подарки скупится, то на похвалу.
– Не ценишь ты своё счастье, – говорю укоризненно. – Сейчас как развернусь, как хлопну дверью, как скроюсь за горизонтом навсегда.
Крупные ладони уверенно ложатся на талию.
Бунт моментально подавлен.
Не надейся сбежать.
Не получится, не выйдет.
Даже не мечтай.
– Кто тебе даст? – хмыкает фон Вейганд, привлекает ближе, жарко шепчет: – Личными вещами не разбрасываюсь.
Не успеваю оскорбиться, он резко поднимается и усаживает меня сверху, прямо туда, где полотенце повязано вокруг бёдер.
Тело к телу.
Сердце к сердцу.
Существуем в едином ритме.
Теряю дар речи, забываю дышать.
Мощь восставшей плоти прошибает до озноба. Сводит с ума и ввергает в гипнотический транс. Вынуждает испытать ментальный оргазм.
Не нужно проникать, достаточно коснуться.
– Приступай, – повелевает сухо.
– К чему? – искренне недоумеваю.
– Твори, – не скрывает сарказм, услужливо напоминает: – Ты же автор.
– В смысле? – начинаю подозревать неладное, робко озвучиваю догадку: – Минет?
– Сама невинность, – его голос пропитан иронией. – А недавно лихо облизывала мои пальцы.
Снова наглею, повинуюсь порыву.
Подаюсь вперёд, легонько целую, сначала едва дотрагиваюсь, дразню, провожу языком, потом втягиваю нижнюю губу в свой рот.
Кусаю.
Не до крови, просто демонстрирую превосходство.
Поступаю в точности как он, копирую поведение до мелочей.
– Если попросишь, ещё что-нибудь оближу, – заявляю небрежно. – Обещаю рассмотреть все предложения.
Его член реагирует молниеносно, утыкается в мой живот. Не желаю медлить. Чужое возбуждение заводит похлеще собственного.
– Ладно, – уступаю. – Разрешаю не умолять.
Толкаю фон Вейганда на постель, заставляю лечь на спину, нависаю над ним с видом коварной искусительницы.
– Последние распоряжения будут? – спрашиваю ледяным тоном.
– Думаешь, надо составить завещание? – усмехается.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Возраст преклонный, поэтому ничего не гарантирую. В твои годы любое волнение может оказаться фатальным. Советую подстраховаться.
– Доверюсь судьбе, – бросает с наигранной отрешённостью.
– Правильно, – одобряю выбор. – Как на счёт особых пожеланий?
– Посмотрим в процессе, – отмахивается.
– Дополнительный инструктаж? – не затыкаюсь. – Потайные эрогенные зоны? Секретные точки воздействия?
Он тяжело вздыхает, кладёт руку мне на макушку.
– Ты вроде собиралась отсасывать, – его брови выразительно изгибаются. – По высшему разряду.
– Ну, если настаиваешь, – киваю, не спешу переходить к практике, упёрто цепляюсь за теоретический мотив. – Тем не менее, хотелось бы погрузиться в предмет, досконально изучить, понять принципы работы. Жажду пикантных деталей.
Никакого ответа.
Горящий взгляд пронизывает насквозь.
– Хорошо, – мигом подчиняюсь, не смею испытывать терпение дальше.
Отбросим эгоизм, избавимся от смущения.
Чистый кайф.
Экстаз на грани агонии.
Табачный дым окутывает густым ароматным облаком, алкоголь растекается по венам, застилает разум токсичным дурманом. Порочная мелодия вдохновляет на подвиги.
Внутри пробуждается тягучее вожделение, голодная дрожь сотрясает грешное тело.
Послушная рабыня готова распластаться у ног господина, готова пасть куда угодно, куда потребуется.
Повинуюсь беспрекословно.
Почти.
Покрываю грудь фон Вейганда нежными скользящими поцелуями, слегка царапаю ногтями, оставляю на смуглой коже белёсые полосы. Прижимаюсь крепче. А после отстраняюсь, склоняюсь над ним и заговорщически бормочу:
– Только без «огнедышащего дракона».
Теперь настаёт его черёд удивляться.
– Что? – спрашивает, нахмурившись. – Какой дракон?
Хоть малая, но победа.
– Огнедышащий, – повторяю невозмутимо.
– И что это означает? – интересуется подозрительно.
Бинго.
Трёхочковый.
Дайте пять.
Виртуозная разводка, заслуживает бурных оваций.
Полиглот не мог не залипнуть на столь впечатляющей конструкции. Пропала птичка, коготок увяз.
– Неужели не в курсе? – имитирую шок. – Никогда не слышал?
– Поясни, – требует холодно, нутром чует подвох.
– Все приличные люди знают, – фыркаю.
– Говори, – обдаёт арктическим льдом.
– Где ты получал образование? – бросаю язвительно. – Столь вопиющая безграмотность возмутительна.
Он грубо тянет меня за волосы, мгновенно добиваясь предельной откровенности.
Вскрикиваю от боли, не претендую на партизанскую стойкость, выдаю военную тайну скороговоркой:
– Это когда член заталкивают в горло до упора, перекрывают доступ кислорода, чтобы вызвать рефлекс кашля, и обильно кончают. В итоге сперма выходит через нос, типа как огонь из дракона.
Жду флэшбэк.
Упс, фидбэк.
Тишина.
Мрачная и гнетущая.
Ну, хоть какой-то «бэк» сегодня будет? Прилетит обратка или нет? Заждалась уже, все нервы извела.
– Откуда такая поразительная осведомлённость, – с расстановкой произносит фон Вейганд, будто сетует на мою испорченность.
– Откуда полнейшее отсутствие удивления, – парирую в тон ему, мысленно составляю схему причин и следствий, быстро дохожу до кипения и гневно восклицаю: – Пробовал? Проворачивал подобные штуки?!
– Если я поведаю обо всём, что пробовал и проворачивал, тебя будет тошнить до конца дней, – сообщает доверительно.
Супер.
В общем, не углубляемся.
Ибо многое хочется забыть, а не выходит.
Краткий пересказ «Зелёного слоника». Большую часть «Сербского фильма». Школьный выпускной бал.
Оставим щепотку интриги на будущее, не будем глубоко копать и вдаваться в пикантные подробности.
– Подкованностью обязана исключительно одногруппнику Ярославу, – исповедуюсь как на духу. – Парень обожал болтать и хвастаться. Нафиг скучную пару по лексикологии, даёшь больше трэша. Леониду никогда не сосала. С остальной кучей потенциальных кавалеров тоже ничего не сложилось. Прости. Порадовать нечем.
Отпускает, лениво перебирает пряди моих волос, но уже не тянет так, будто пытается срезать скальп, не вынуждает истошно орать.
– Сними простынь, – повелевает коротко.
– Чего? – безбожно туплю.
– Избавься от дурацкой тряпки, – объясняет доступнее. – Это очень меня порадует.
– Размечтался, – роняю надменно. – Не вижу ни тряпок, ни простыней. Лишь благородное императорское облачение.
– Прекрасно, – не спорит. – Значит, снимай тогу.
– Обломись, закатай губу обратно, не для ничтожного плебса розочка цвела, – не скуплюсь на патетизм. – Впрочем, в честь величайшего празднества милостиво позволю облобызать золотые сандалии её сиятельства. В сей знаменательный день наше превосходительство…
Дальнейшие титулы перечислить не удаётся. Лебединая песнь обрывается на самом интересном месте. Осекаюсь, застываю неподвижно, с ужасом наблюдаю за тем, как жуткий монстр терзает белоснежную материю, разрывает тонкую ткань на лоскуты.
Фон Вейганд не слишком уважительно относится к особам голубых кровей.
Хм, поправочка.
Пожалуй, он ко всем относится не слишком уважительно.
Психопат, что с него взять.
Уничтожает роскошное одеяние за считанные секунды, потом принимает расслабленную позу. Будто ничего особенного не произошло. Лежит, чуть приподнявшись, опирается на локти. Внимательно изучает дело своих рук. Ухмыляется.
Очень обаятельный психопат.
– Теперь доволен? – театрально закатываю глаза.
– Не совсем, – отвечает уклончиво.
– Есть идеи, как исправить положение? – изображаю святую простоту.
– Передаю инициативу тебе, – обезоруживает.
Валяй, только потом не жалуйся.
Собираю разметавшиеся по плечам волосы в хвост, перебрасываю на одну сторону, чтобы не мешали.
Склоняюсь ниже, прижимаюсь к фон Вейганду всем телом, выгибаюсь и потягиваюсь будто кошка. Покусываю шею, веду ногтями вдоль позвоночника. Искушаю и ласкаю, разжигаю пламя.
Изнывай от похоти, милый мой.
Страдай, умоляй, погибай.
Хоть раз поменяемся местами.
Ты же не возражаешь.
Слегка отстраняюсь. Развязываю полотенце, выпускаю напрягшуюся плоть на волю. Хрипло бросаю:
– Jawohl, mein Führer. (Так точно, мой фюрер.)
Шалость удалась.
Он едва ощутимо вздрагивает, но ничего не говорит.
Закрепляю успех.
Льну плотнее, начинаю тереться о разгорячённое тело, буквально урчу от удовольствия. Возбуждение стремительно растёт.
Огромный член пульсирует и наливается кровью. Требует куда более изощрённых ласк. Молит о смелых прикосновениях.
Давай скорее, не медли.
Отступаю на краткий миг, беру паузу, дабы набраться наглости. Перевожу дыхание и продолжаю, не останавливаюсь на достигнутом.
Целую фон Вейганда.
Нежно. Небрежно. В лоб, а потом в щеку.
Нарочно издеваюсь. Не тороплюсь приступать к десерту, растягиваю трапезу. Двигаюсь дальше, неспешно исследую и изучаю. Всё ниже и ниже.
По горлу. По груди. Вдоль живота.
Замираю на самом интересном. Закрываю глаза, отключаюсь от реальности. Забываю про страх и смущение.
Остаётся лишь гул северного ветра да вкрадчивый шёпот дождя в ушах. Сердце трепещет, будто путами стреножено. Удар за ударом отбиваются в покрытых испариной висках.
Святость обращается в грязь. Очередная непреложная истина. Чтобы подняться, нужно упасть. Печальная неизбежность.
Адские врата распахнуты, грех уверенно ступает по Земле.
Настал черёд поклониться Сатане.
И я поклоняюсь.
Бесстыдно и безропотно.
Плюю на жалкие стенания гордости, отвергаю скучную мораль. Покоряюсь владыке подземного мира.
Присягаю на верность, жадно и пылко.
Касаюсь вздыбленного члена.
Язык скользит по набухшим венам, оставляет влажный след. Губы смыкаются вокруг каменной твёрдости, заключают в жаркий плен.
Чувствую, как оживает сталь. Под гладкой кожей горит и плавится металл. Скрытая мощь подчиняет и завораживает.
Первобытный зов пробуждён.
На колени.
Словно яркий всполох разрывает мрак.
Ползи.
Точно щелчок кнута о каменный пол.
Нет.
Память раскалывается на части.
Не так быстро.
Ремень обвивается вокруг горла. Стекло вонзается в ладонь. Спина изувечена багровыми отметинами.
Вспышка за вспышкой.
Тьма сгущается.
Но я тоже кое-что умею.
Облизывать и обсасывать, проявлять фантазию, искренне упиваться экстазом любимого мужчины.
Наградой служит леденящий душу стон.
Страстно. Яростно. Угрожающе.
Больше похоже на звериный рык.
Невольно отстраняюсь, отрываюсь от занимательного действа. Нервно сглатываю, кусаю распухшие уста.
– Неправильно? – спрашиваю сдавленно.
В затуманенном взоре хищника невозможно прочесть ответ.
Фон Вейганд не смотрит на меня.
Он меня пожирает.
– Плохо делаю? – уточняю совершенно по-идиотски. – Не нравится?
Краснею и бледнею, меняюсь в лице. Теряюсь, ничего не соображаю, сбиваюсь, не зная, как выразить мысль.
– Сойдёт, – заявляет глухо. – Нормально.
Звучит обидно.
Чуть более, чем полностью.
– Предложи конструктивные идеи, – настраиваюсь на позитив.
Надо подвязывать с нытьём.
Больше не сетую на трудности, не занимаюсь самобичеванием, не жалуюсь. Закаляю характер. Решаю проблемы по мере их поступления.
– Не томи, – мило улыбаюсь. – Помоги.
– С чем? – коротко и холодно.
О’кей, уговорил.
Обойдёмся без реверансов.
– Ну… видишь ли… короче… хм, возникли некоторые сложности, – щеголяю навыками прирождённого оратора, набираю побольше воздуха в лёгкие и выдаю: – Не подскажешь, как мне провернуть глубокую глотку?
В чёрных глазах отражается явное недоумение.
– Что? – интересуется хрипло. – Какую глотку?
– Глубокую, – терпеливо повторяю, на всякий случай перевожу: – Deep throat, you know. (Глубокую глотку, понимаешь.) Ещё порнуха была одноимённая. Сечёшь? Улавливаешь намёк? Взять до предела, до упора.
Конечно, сперва учат правила вождения, потом садятся за руль и заводят двигатель.
Тем не менее, зубрёжка утомляет и нагоняет тоску. Эмпирическим путём усваиваешь гораздо шустрее.
– Дашь пару-тройку советов? – любопытствую заискивающим тоном. – Типа аванс на будущее. Не жмись, будь щедрее.
Умоляю, осторожно.
Не пытайтесь повторить это дома.
– Хватит болтать, – раздаётся отрывистый приказ.
Тяжёлая рука ложится на мою голову, вынуждает занять прежнее положение. После отпускает, дарует абсолютную свободу.
– Продолжай, – шумно выдыхает фон Вейганд. – Как угодно.
Больше книг на сайте – Knigoed.net
Вот ведь хамство.
На грани фола.
– Тебе пофиг?! – мигом взвиваюсь, отстраняюсь и, сурово нахмурившись, бросаюсь в атаку: – Совсем наплевать на технику, труды и старания? На творческий запал? На желание обучиться всем премудростям и тонкостям сего унизительного процесса?
Бесчувственный чурбан.
– Между прочим, я многим жертвую, – презрительно фыркаю. – Поступаюсь принципами. Отступаю от привычной роли бревна. Примеряю новый волнующий образ. Хоть бы чуток притворился, что впечатлён. Направил бы в нужное русло.
Он ухмыляется.
– Умница, – проводит указательным пальцем по моим приоткрытым устам. – Просто продолжай.
– Блин, ты специально нарываешься, – бормочу с раздражением.
– Тише, – повелевает елейно.
Его ладонь соскальзывает ниже, едва касается шеи, а потом резко сжимает. Минует всего секунда. Шёлковая ласка сменяется жестокой пыткой.
Хочу закричать, но из груди вырывается лишь приглушённый хрип.
– Твой рот создан для единственной цели, – с наигранной нежностью бросает фон Вейганд.
Стискивает горло ещё сильнее, вынуждает склониться и обжигает взмокшую кожу горячим дыханием.
– Сосать мой член, – заявляет вкрадчиво.
Больной ублюдок.
Когда-нибудь так и задушит.
– П-пусти, – ядовитое шипение срывается с губ.
Тщетно дёргаюсь в железных оковах, сражаюсь из последних сил.
– Весьма унизительно, не находишь? – гад цокает языком. – Но такова доля. Быть моей подстилкой – не самая худшая участь.
Самодовольная скотина.
Ненавижу.
Кем он себя возомнил?
Хозяином мира? Королём Вселенной? Императором Галактики? Крутым парнем, который способен безнаказанно натянуть всех вместе и каждого по отдельности?
Чёрт, недалеко ушёл от истины.
– Д-да, – бросаю практически беззвучно.
Вдруг расслабляюсь, перестаю сопротивляться. Не играю, не притворяюсь. Действительно успокаиваюсь.
Погружаюсь во тьму его мрачного взора без надежды на спасение. Пропадаю без вести, отдаюсь на волю судьбы.
Нет ни гнева, ни ярости. Злоба исчезает, сдувается точно воздушный шар, лопается, будто мыльный пузырь. Любые обиды выглядят мелочно и незначительно.
– Другой участи не ищу, – шепчу надтреснутым голосом.
Безжалостный захват разом ослабевает.
Похоже на зыбучие пески.
Чем больше дёргаешься, тем сильнее увязаешь. Иногда стоит довериться. Угомонить эмоции, обесточить разум. Никаких резких движений, никакой суеты. Выбираемся на поверхность мягко и плавно.
– Хочу сделать что-нибудь особенное, – признаюсь тихо, явственно ощущаю, как щёки опять заливает багрянец. – Незабываемое. Только опыта мало. Нужна шпаргалка. Или дружеская рекомендация.
– И глубокая глотка – обязательный пункт программы? – издевательски посмеивается.
– Тебе вроде нравится, – пожимаю плечами, предаюсь недолгой рефлексии, а после позорно капитулирую: – Слушай, понятия не имею.
– Серьёзно? – хмыкает.
– Я полный профан, – не скрываю очевидные факты. – Паршиво разбираюсь в прелестях плотской жизни. Эгоистично получаю наслаждение, но сама доставлять не умею. Ничего не клеится.
– Согласен, – широко ухмыляется.
– Тогда расскажи, как сделать приятно, – требую настойчиво и, хитро прищурившись, прибавляю: – Как с максимальной эффективностью осуществить единственное действие, для которого создан мой рот.
Молчит, выжидает и нагнетает, затем жестом манит наклониться ниже, слегка покусывает мочку уха, тут же обводит языком и заговорщическим шёпотом сообщает страшную тайну.
Говорит, что и без всяких дополнительных манёвров, я особенная и незабываемая. Лучшая из женщин. Свет в конце туннеля. Благословение небес. Воплощение дерзких мечтаний.
Ну, почти.
Не совсем.
В общем, абсолютно иначе.
Фон Вейганд скуп на комплименты, предпочитает чёткие и лаконичные инструкции. Сухо и строго, исключительно по теме.
Просила совет? Держи.
– Шутишь, – резюмирую поражённо.
– Абсолютно серьёзен, – отвечает ровно.
– Не догоняю прикола, – бросаю настороженно, сканирую пристальным взглядом. – Здесь явно подвох.
– Всё честно, – поясняет спокойно.
– Не спорю, но сомневаюсь, – заявляю задумчиво. – То есть с одной стороны безумная нацистская фантазия, способная побить рейтинги Hellraiser, а с другой – это…
Затрудняюсь с обозначением.
– Это?! – ограничиваюсь выразительным тоном.
– У меня богатое воображение, – замечает нарочито невинно.
– В принципе ничего криминального, даже не извращение, уж точно никакой боли, никакого риска и вполне приемлемо, – рассуждаю вслух. – Просто странно. Очень. Невероятно. Аж до ох*ения странно.
Невольно срываюсь.
– Как ты, вообще, такое представляешь?
– Отлично, – произносит невозмутимо, медленно проводит пальцами по моим волосам. – В ярких красках.
– Не катит, – отказываюсь. – Я ханжа, и я сдаюсь. С радостью попробую. В следующий раз. На сегодня лимит исчерпан. Устала чувствовать себя идиоткой.
Фон Вейганд неспешно наматывает спутанные локоны на кулак.
– Давно это представляю, – протягивает лениво, улыбается уголками губ. – Второй день нашего знакомства. Ты заходишь в кабинет, подходишь к ксероксу, начинаешь снимать копии с документов.
– Постой, – прошу на автомате, отрицательно мотаю головой. – Ты не можешь помнить.
– Я помню всё, – заверяет мягко. – Красные босоножки на деревянной платформе. Тонкая серебряная цепочка вокруг левой лодыжки. Красная джинсовая юбка. До середины бедра, при ходьбе поднимается выше. Из-за шикарной задницы, которую так плотно обтягивает. Вот и приходится постоянно поправлять.
Господи.
Отказываюсь верить в реальность происходящего.
– Разве мужчины обращают внимание на шмотки? – спрашиваю с подозрением, пытаюсь поймать на подтасовке вещественных доказательств.
– Зависит от того, чьи шмотки, – легко парирует удар и окончательно выбивает почву из-под ног. – Белая футболка, на ней чёрная надпись – I never kiss on the first date unless… (Я никогда не целуюсь на первом свидании, если только…)
– Unless you ask nicely, (Если только ты хорошенько не попросишь,) – завершаю фразу.
– Именно, – подтверждает и добивает: – Твоя заколка ломается, падает на пол. Волосы рассыпаются по плечам. Бьюсь об заклад, не подозреваешь, насколько эротично это выглядит.
