Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 82 страниц)
– Ничего, – произносит сдержанно, молчит, выдерживая театральную паузу, и сухо прибавляет: – Кроме твоей реакции.
– Немного паранойи не повредит, – посмеиваюсь. – Лучше соблюдать осторожность, мало ли.
– Не в этом дело, – роняет вкрадчиво, отворачивается, не собирается продолжать беседу. – Не важно, забудь.
– Нечего интриговать, – бросаю устало. – Договаривай.
– Обойдешься, – отворачивается, возвращается за свой стол, закапывается в пухлые папки с документами. – Я занята.
– Нет уж, – резко поднимаюсь, хватаю ее за плечо, вынуждаю развернуться. – Завершай реплику.
– Ладно, – заявляет сердито. – Раньше мне казалось, ты не хочешь побеждать. Витаешь в облаках, вечно ленишься, ищешь повод сдаться. Но теперь вижу, проблема в другом.
– В моей неземной красоте и природном обаянии? – интересуюсь иронично.
– Ты боишься, – припирает к стене.
– Успеха? – криво улыбаюсь, отстраняюсь.
– Победы, – выдает уверенно.
– Жуть какая, – притворно вздрагиваю.
– Дурачество и прочие шуточки – проявление скрытой агрессии, – прибавляет холодно.
– Проклятье, – смотрю на часы. – Поздно обращаться к психиатру. Завтра схожу. Хотя зачем, если ты сама меня регулярно лечишь? От глупой веры в дружбу, от безумной надежды на собственные силы.
Покидаю кабинет прежде, чем Маша успевает ответить.
***
– Думаешь, я трусиха? – стряхиваю пепел на ступеньки. – Только честно.
Сумерки подступают вплотную. Воздух чист и прозрачен, наполнен едва уловимой долей никотина. Темнеет позже, однако ночь неизменно опускается на город.
Мечтательное настроение обостряется. Так и подмывает строить далеко идущие планы. Сбросить лишние килограммы, избавиться от вредных привычек, найти увлекательную работу. Влюбиться, провернуть пару авантюр, пуститься во все тяжкие.
Гребаная весна полна иллюзий.
– Думаю, нет, – папа вытирает гаечный ключ о рабочие штаны. – Раз стреляешь мои сигареты.
Мы сидим на лестнице возле мастерской. Пейзаж вокруг способен вогнать в глубокую депрессию даже неисправимого оптимиста.
– Помнишь, вы отправили меня в детский лагерь, – затягиваюсь, тщетно пытаюсь скрыть дрожь в голосе. – Перед прощанием ты курил, потушил сигарету об ограду, потом сел в машину и уехал. Тогда я забрала бычок, ведь он пах твоим одеколоном. Хранила его в тумбочке. Представляешь?
– Представляю, – кивает. – Подбираешь разную дрянь.
– Миновала целая вечность, пока я вернулась домой, – заявляю сдавленно.
Слезы бегут по щекам. И гнетущая обстановка не виновата. Наоборот. Не хочу уезжать. Не хочу покидать родные места.
– Прошло пять дней, – поправляет мягко. – Ты изводила воспитателей, рыдала и закатывала истерики.
– Сами нарвались, – вяло оправдываюсь. – Не разрешали позвонить маме.
– Ты постоянно нарушала правила, – вздыхает.
– Ерунда, – морщусь. – Я прирожденный ботан.
Отец смеется.
А мое сердце разрывается от боли. Горло забивает ком невысказанных слов. Трудно дышать, малейшее движение вызывает спазм внутри.
– Эй, братуха, огоньку бы, – поблизости возникает местный гопник.
Иногда массовка спасает. Сложно нагонять пафос и воображать себя оторванным лепестком на ветру, когда поблизости намечается драка.
– Ты как вообще? – папа хмыкает и поднимается, ступает вперед. – В порядке? Ничего не беспокоит?
– Ништяк, – машинально пятится назад.
– Идти можешь? – перебрасывает гаечный ключ из одной руки в другую.
– Могу, – продолжает отступать.
– Ну тогда иди отсюда на х*й, – советует выразительным тоном, провожает парня тяжелым взглядом, потом поворачивается ко мне: – Ты ничего не слышала. Ясно? Ругаться нельзя. И кончай ныть. Шмыгаешь носом, глаза на мокром месте. Тошно смотреть.
– Я ожидала сочувствия, – замечаю укоризненно.
– Не горбись, – хлопает по спине.
– Я хочу сочувствия, – требую с нажимом.
– Ты хочешь пинка.
– Между прочим, домашнее насилие откладывает неизгладимый отпечаток на психику ребенка, – заключаю деловито. – Маша считает меня пассивно-агрессивной. Вероятно неспроста.
– Чепуха, – отнимает сигарету, гасит о бетон. – Ты боец. Вот и не забывай об этом.
– Даже если… – готовлюсь опротестовать.
– Даже если рядом нет никого, кто напомнит, – заставляет умолкнуть.
***
Фон Вейганд не торопится признать поражение. Либо занят, либо забыл. Назначенный срок миновал неделю назад.
Может, мой любимый маньяк обиделся? Решил оставить чужую супругу в покое, больше не станет заявлять права сюзерена. Он же не привык проигрывать.
Это для меня облом как старый-добрый друг, неспешно кочую из дерьма в дерьмо, от одного провала к другому. А некоторым мучительно осознавать фатальный просчет.
Исправно посещаю офис, стараюсь во имя процветания компании. Пробую отвлечься, пытаюсь обуздать любопытство. Прилагаю максимум усилий, дабы не сорваться и не набрать сутенера-зануду.
Каждый день загадываю желание. И каждый день ничего из загаданного не сбывается.
Очередное утро начинается с «Доктора Хауса» и высококалорийного завтрака. Вычеркнем Дориана, получим полное погружение в прошлое. Ностальгия захлестывает.
Саундтрек под оптимистичным названием ‘You might die trying’ («Ты мог умереть, пытаясь») сопровождает меня по дороге на работу.
Иду пешком, любуюсь серыми многоэтажками. Обветшалые здания приводят в ужас иностранцев. А я кайфую. Все удивительно близкое и родное.
Словно никогда не уезжала. Или перенеслась на пару лет назад, в беззаботный период.
Может мне пригрезилось? Может не было никакого шефа-монтажника? Может все случившееся просто безумный сон?
Открываю дверь, здороваюсь с охранником, поднимаюсь на нужный этаж. Бреду по темному коридору, замираю перед кабинетом.
Хоть бы Маша опять задержалась. Желательно до вечера. Зажмурюсь и воображу, будто обошлось без предательства.
Поворачиваю ручку и вхожу в залитую солнцем комнату.
Странно.
Холод крадется вдоль позвоночника, клубится под ребрами. Поежившись, запахиваю куртку плотнее.
Смотрю вперед и не верю.
Это стоит отметить, несите шампанское,
Миллион американских долларов – фигня. Куча бесполезных зеленых бумажек на далеком банковском счету. А вот фон Вейганд – другое дело. Живой и обалденный. Совсем близко. Сидит в кресле руководителя. Ухмыляется.
В моем кресле. Мой фон Вейганд.
Единственная причина учащенного сердцебиения.
– Раздевайся, – хриплый голос проникает прямо в кровь, растекается по венам раскаленным металлом.
Предложение, от которого нельзя отказаться.
– Размечтался, – парирую с напускным равнодушием.
Пальцы дергаются помимо воли, ладони взмывают вверх. Сдерживаюсь с трудом. Маскирую жест, складывая руки на груди.
– Кто победил, тот и музыку заказывает, – набираюсь смелости. – Поэтому я включаю томную мелодию, а ты отплясываешь. Стриптиз. Без цензуры.
Проклятье.
Он поднимается и направляется ко мне. Сейчас будет больно. Сейчас очень сильно пожалею о неосторожных словах.
Отшатываюсь назад, колени дрожат. Едва удается сохранить равновесие.
– Раздевайся, – повторяет вкрадчиво, подступает вплотную. – Что означает снимай верхнюю одежду.
Конкретизируй, разложи по полочкам.
Насколько верхнюю? Потертые джинсы считаются? Полинявшую футболку зачтем? А нижнее белье почему дискриминируем?
Вот засада, выгляжу как бомж. Не накрашена, в кроссовках.
– Предлагаю обсудить стриптиз, – нарываюсь на суровое наказание. – Согласна, раньше спорили о другом. Однако никогда не поздно переиграть. Какой на хр*н бизнес, когда выпадает такая возможность?! Не бойся, обещаю не трогать. Просто посмотрю.
– Не перегибай, – вкрадчиво советует фон Вейганд, медленно избавляет меня от куртки, отступает, вешает ее на крючок.
Благоразумно затыкаюсь.
На несколько минут.
Соскучилась, ничего не попишешь.
– Ну, не расстраивайся так, – пожимаю плечами. – Осуществишь извращенную фантазию в следующий раз. Не всегда же побеждать и быть на коне. Иногда приходится изваляться в грязи.
– Полагаешь, будто выиграла? – его брови насмешливо изгибаются.
– А разве нет? – ощутимо напрягаюсь. – Был четкий уговор, покрыть вложения за полтора месяца работы, потом срок продлили. Видел сколько денег на счету?
– Разумеется, – протягивает иронично. – Пара твоих тысяч и чужой миллион.
– Минуточку! – восклицаю гневно. – Пара моих десятков тысяч плюс щедрое пожертвование. Тоже абсолютно мое.
Шеф-монтажник ограничивается коротким смешком.
– Ладно, о благотворительности речи не шло, подобный поворот не планировался, чудом повезло, – начинаю тараторить взахлеб. – Я баловень судьбы. Не завидуй, не каждому дано. Однако факт остается фактом, условия пари выполнены. Чудом удалось…
– Хорошо, – он обрывает цветистый поток.
– Хорошо? – вопрошаю возмущенно. – Вообще не похвалишь? Не порадуешься? Ты реально психопат. Эмоциональный импотент. Лишь бы в подвал затащить, отходить кнутом и унизить. Если проиграл, то имей смелость признать.
– Поимею, – обещает с обманчивой мягкостью. – Не переживай.
– Притормози, – бросаю поспешно, освежаю память: – Приз мой. В подземелье не пойду, не мечтай. Я честно заслужила выигрыш.
– Пускай, – снисходительно кивает. – Наслаждайся.
– И насладюсь! – заявляю торжественно, хмурюсь. – Тьфу, наслаждюсь. Блин. Насла… Короче, испытаю весь спектр противоречивых ощущений и вкушу сладость победной эйфории.
Фон Вейганд теряет интерес к беседе, скучающим взором изучает пространство, прохаживается по периметру кабинета.
Любопытно, его костюмы хоть иногда мнутся? Пачкаются? Выходят из строя? Вряд ли. Он всегда и во всем идеален. Даже в поражении.
Талантливый гад.
Сжимаю и разжимаю кулаки, стараюсь оставаться спокойной. Делаю несколько шагов, усаживаюсь за свой стол, придаю лицу умное выражение.
Наивная переводчица исчезла, сгинула в небытие. На сцене возникла крутая бизнес-леди. Прошу любить и жаловать.
– Что это? – раздается скупой вопрос.
Вздрагиваю, нервно сглатываю, стремительно краснею.
Шеф-монтажник нагло посягает на мою секретную коллекцию. Берет один из самых впечатляющих экземпляров.
– Фарфор, – виновато развожу руками. – Фамильный фарфор.
Не слишком смахивает на правду, но звучит гораздо приличнее, чем фалоимитатор. Ох, ну, почему я не убрала всю эту хр*нь куда подальше? Почему я такая тупая? Почему, почему. Риторические терзания.
– Похоже на стекло, – постукивает пальцами по прозрачной поверхности.
– Конечно, – фыркаю. – Хрустальный фарфор.
– Такой бывает? – спрашивает с сомнением.
– Безусловно, – пытаюсь прозвучать непринужденно. – Вполне стандартное сочетание, тебе нужно подтянуть знания русского языка.
– Поможешь? – ухмыляется, подходит ближе.
Смотрю на угрожающий агрегат в его руках и ощущаю острую нехватку кислорода. Не удается отделаться от навязчивых параллелей и ассоциаций. Не контролирую движения, случайно нажимаю на клавиатуру.
Очередной хит группы «Еб*нько» взрывает динамики.
– Маша, – заявляю извиняющимся тоном, быстро вырубаю звук. – Сколько раз говорила ей не слушать музыку за моим компом.
Бросаю взгляд на экран и обмираю изнутри.
Презерватив. Вирусы. Бактерии. Долбаная игра.
– Занимательно, – фон Вейганд наклоняется, изучает дисплей. – Весьма занимательно.
– Маша, – вздыхаю, лихорадочно ищу логичное оправдание: – Машин комп, постоянно путаю. Не подумай, я не чокнутая. Если только совсем немного. Весной, в полнолуние.
– Ничего страшного, – ставит передо мной стеклянный агрегат. – Я не считаю тебя озабоченной. Покажешь?
– Что? – во рту резко пересыхает.
– Как ты себя удовлетворяешь, – поясняет небрежно.
– Н-нет, – нервно хихикаю. – За кого ты меня принимаешь? Я никогда… н-никогда не использовала эти штуковины по назначению.
Полные губы кривятся в ухмылке, черные глаза пылают бесовскими искрами.
– Клянусь, – выдаю запальчиво. – Заказала по инету, исключительно в ознакомительных целях. Набор наиболее популярных моделей. Эстетически симпатичный.
Закашливаюсь от волнения, поспешно сворачиваю компрометирующие программы, закрываю лишние вкладки. Надо придумать гениальную отмазку, перевести беседу в безопасное русло. Вот только I am not very bright this morning. С утра я не особо интеллектуальна, приходите во второй половине дня.
Черт.
Вдруг совершаю жуткое открытие. Цепенею, не в силах шелохнуться. Сердце просится наружу, бьется о ребра с тревожным гулким звуком.
– А как давно ты здесь? – морально готовлюсь к худшему. – В офисе?
Компьютер был выключен. Зуб даю. Никакой музыки, никаких игр. Никто не сумел бы преодолеть заковыристый пароль «Александр фон Вейганд + Лора = love4ever».
Никто, кроме…
– Достаточно давно, чтобы изучить историю браузера, – ровно отвечает шеф-монтажник.
– Запрещенный прием, – шепчу срывающимся голосом. – Слышал о неприкосновенности частной собственности?
– Ты вроде хотела найти общие интересы, – заявляет невинно.
– Но я не разрешала снова копаться в моей голове, – бросаю сердито. – Хотя разрешение тебе не требуется. Пришел, увидел, заграбастал.
Он хмурится, морщит лоб, будто пытается вспомнить нечто важное. Выдерживает долгую паузу и наконец торжественно выдает:
– Тентакли.
Господи, убей меня сразу.
Грубо. Нежно. Как угодно. Не тяни, не томи. Не продлевай агонию.
– Правильно? – ухмыляется шире. – Не ошибся в произношении?
– Это относится к японскому изобразительному искусству, а не к той пошлятине, о которой ты подумал, – выдаю на одном дыхании. – Не суди о человеке по запросам в поисковике. И по сохраненным изображениям. И по видео. И по гифкам. Всего лишь пара извращений в скрытых папках. Вообще, было тоскливо и муторно. Без тебя. А единственное доступное развлечение – неведомая еб*ная х*йня.
– Если хочешь разнообразить наши отношения, просто скажи, – сладко сообщает шеф-монтажник. – Я открыт для экспериментов.
– Даже не сомневаюсь, – из горла вырывается истерический смешок. – При всём уважении к твоим неоспоримым талантам, ни один человек не сумеет сразу и во все… кхм, и везде.
– Человек – нет, – его ухмылка становится угрожающей.
– Пора испугаться? – невольно вжимаюсь в спинку стула.
Фон Вейганд не совершает ни единого движения. Молчит и выжидает. Ощущение, будто языки пламени подбираются ближе, лижут стальные прутья моей клетки.
Пульс замерзает, а сердце пропускает удар.
Мгновение – и меня хватают за плечи, вынуждают подняться рывком, толкают в сторону стола. Заставляют распластаться на деревянной поверхности.
Больно ударяюсь животом, всхлипываю. Слабо дергаюсь и замираю.
Нет никакого смысла вырываться.
– Хватит, – бросаю чуть слышно, повторяю, словно молитву: – Я выиграла.
– Отлично, – ловко расстегивает мои джинсы, резко стягивает до лодыжек. – Но я могу получить главный приз без всяких побед.
– Это нечестно, – бормочу с придыханием. – Ты обещал.
– Бизнес? Забирай, – прижимается плотнее, шлепает чуть пониже поясницы, вынуждая взвизгнуть. – Только сперва твоя задница расплатится сполна.
– За что? – выдаю пораженно.
Горячие губы касаются шеи, прокладывают цепь скользящих поцелуев к виску. Пальцы сильнее сминают бедра, сжимают, оставляя красные отметины.
– За мое возбуждение, – хрипло произносит он.
– Нет, не смей, – заявляю поспешно, пробую подняться.
Крупная ладонь ложится между лопаток, легко возвращает мятежную рабыню на место, буквально впечатывает в стол.
– Ничто на свете не помешает мне осуществить желаемое, – елейно произносит фон Вейганд.
– Так нельзя, – замечаю сбивчиво. – Несправедливо. Стоит только обрести уверенность, тут же обламываешь, сбиваешь с ног. А я не виновата, просто хочу дотянуться до звезды. До тебя, блин. Ох*ительного и недосягаемого. Ну, извини, если попутно распаляю страсть. Не планировала, специально нарядилась в отстойные шмотки.
– Ладно, – неожиданно соглашается.
– Спасибо, – благодарю с облегчением.
– Накажу за другое, – прибавляет насмешливо. – Поводов хватает.
Безжалостно срывает нижнее белье, рвет на клочки.
– Стой, – не успеваю выдумать ничего умнее банального: – Пожалуйста, прекрати.
Новый шлепок вынуждает закричать, обжигает нежную кожу точно кипяток. Дрожь охватывает тело, оплетает невидимой сетью, заставляя содрогаться и трепетать.
– Люди услышат, – запинаюсь. – Это неприлично.
– А ты не вопи, – по-хозяйски поглаживает спину, забирается под кофту. – Расслабься, настройся на удовольствие.
Звучит пугающе.
Рефлекторно вздрагиваю, опять стараюсь освободиться. Однако тщетно. Не существует ни единого шанса выбраться из пылающей ловушки.
– Отпусти, – требую настойчиво. – Отпусти немедленно.
Кусаю губы до крови, чтобы не заорать.
– Видишь, так гораздо лучше, – хвалит фон Вейганд, медленно проводит ладонью по воспаленной коже. – Послушная девочка.
– Гад, – парирую не слишком вежливо, отключаю инстинкт самосохранения. – Гребаный ублюдок. Пусти сейчас же.
– Придется заново учить тебя хорошим манерам, – сетует с притворным сожалением, продолжает неспешно ласкать. – Догадываешься, почему?
– Хватит, – отчаянно рвусь на волю. – Отвали.
Очередной удар обдает огнем.
– Это за ругательства, – склоняется надо мной, трется щетиной о щеку. – Держи язык за зубами.
Грубость сменяется нежностью. Горячие сухие пальцы умело разминают истерзанную плоть, изгоняют боль из застывшего в напряжении тела.
– Если только не сосешь, – уточняет вкрадчиво. – Тогда можешь открыть рот шире, заглотить член до упора и облизать яйца.
Шлепок за шлепком обрушиваются на обнаженный зад, вынуждая взвыть, приглушенно заскулить, зажмуриться. Слезы срываются с ресниц, соленые ручейки струятся по лицу.
У него тяжелая рука.
А я просто чокнутая.
Возбуждаюсь от издевательского отношения. Завожусь сильнее с каждым новым ударом. Мелкая дрожь охватывает бедра, низ живота сводит тягучая сладостная судорога. Кровь ритмично пульсирует во взмокших висках. Болезненная вибрация сотрясает изнутри.
Еще немного и кончу. Надсадный стон вырывается из груди, невольно выгибаюсь. То ли ускользаю от наказания, то ли наоборот нарываюсь.
– Это за вызывающее поведение, – бьет, вынуждая закричать и подпрыгнуть на месте, отрезвляет, враз лишая наслаждения. – Не стоит злоупотреблять моим терпением.
Больше никакой ласки, только пытка.
Реальность вспыхивает красным. Ожидания сгорают дотла, оседают пеплом у дрожащих ног. Удар за ударом практически вбивают в стол, вколачивают в деревянную поверхность, принуждая давиться утробными воплями.
Раскаленный свинец растекается под кожей, выкручивает суставы, натягивает мышцы, будто канаты.
А я молчу.
Тренирую волю.
– Правильно, терпи, – фон Вейганд слегка прикусывает мочку уха, заставляет покрываться ледяной испариной. – Не хочу ни с кем делиться твоими криками.
Даже с затхлым подземельем?
– Не так я представляла встречу после долгой разлуки, – бормочу сквозь зубы. – Хоть мы оба любим пожестче, всему есть предел.
Ладонь опускается на мой зад с новой силой.
Опять и опять.
Тихонько скулю.
– Это за звонки Андрею, – произносит ровным тоном. – Не нужно отвлекать людей от важной работы.
– Я же только… – взвываю и осекаюсь.
– Это за обжорство, – прибавляет невозмутимо. – Нечего уродовать мою собственность.
Утыкаюсь лбом в прохладную столешницу. Очертания комнаты плывут перед глазами, толчки обезумевшего пульса оглушают. Безжалостные удары вгоняют в транс.
Теряю счет, теряюсь в пространстве. Трепещу и растворяюсь. Таю под жестокими руками, что столь умело переплетают боль и наслаждение.
А потом палач отнимает мое дыхание.
– Это за бизнес, – сообщает хлестко, елейно поясняет: – За сайт, который собираешься отдать своей подруге.
Как?!
Откуда он знает?
– Догадаться нетрудно, – мягко треплет за щеку. – Я в твоей голове.
Чуть отстраняется. Проводит пальцами вдоль позвоночника. Вверх-вниз. Дразнит. Опускается ниже, едва касается истерзанного зада.
– Ты везде, – дергаюсь по инерции, не надеюсь избежать неизбежное.
Тентакли нервно курят в туалете.
Жалкое подобие монстра. Смехотворная карикатура. Глупое и бесполезное создание. Ни капли не пугает.
Страх выглядит иначе. Облачен в идеальный деловой костюм. Криво ухмыляется и прожигает взглядом насквозь. У него темные, почти черные глаза, на дне которых отражается моя душа.
– Помни, – гладит по макушке, перебирает пряди волос. – Любая мысль, зародившаяся в этой прелестной головке, известна мне заранее.
– И что? – бросаю судорожно. – Что с того?
– Ничего, – резко тянет, вынуждает выпрямиться. – Ничего не стоит сжать сильнее и расколоть череп точно стекло.
Давно пора исповедаться, облегчить душу, однако я не ищу легкие пути. Выбираю самую сложную и опасную дорогу. Над пропастью, по прогнившему насквозь мосту.
Вперед, на верную смерть.
– Значит, ты против? – интересуюсь робко. – Возражаешь, если передам бизнес Маше?
– Поступай как угодно, – отпускает, отступает в сторону. – Верни мои деньги, остальным распоряжайся на свое усмотрение.
– Мог бы скостить, – нервно хихикаю. – Жадина.
– Прости, не намерен оплачивать твои угрызения совести, – поправляет пиджак.
– Не поняла, – протягиваю пораженно. – Вообще-то она почти переспала с моим женихом. В мой день рождения. Накануне моей свадьбы. Так почему я должна грузиться? Просто неприятно. Придумаю другой бизнес, пускай подавится дебильным сайтом.
– Забавно, – хмыкает. – Предала она, а чувство вины испытываешь ты.
– Бред, – отмахиваюсь раздраженно. – С чего бы вдруг?
– Ты не рассказала ей правду, – пожимает плечами. – Бракосочетание фальшивое, любовь наигранна. Маша уловила подвох, не сумела сдержаться и поддалась соблазну. Измена с фиктивным парнем не может считаться настоящей.
– Стоп, – кислота выжигает внутренности. – Действительно так думаешь?
– Если она запрыгнет на мой член, тебя отпустит? – спрашивает иронично. – Или по-прежнему будешь чувствовать себя виноватой?
– Плохая шутка, – мрачнею.
– Я не успею сосчитать до десяти, как она сбросит одежду и опустится на колени.
– Прекрати, – стискиваю кулаки.
– Куда мне ее отодрать, чтобы ты перестала страдать?
– Заткнись, – заявляю яростно, а после моментально трезвею под выразительным взглядом фон Вейганда и зажимаю рот рукой.
Хозяин мира, хозяин игры. Ему не нужно говорить, тратить слова попусту. Достаточно щелкнуть пальцами и любой истечет кровью.
Когда стальное лезвие застывает у яремной вены, лучше не дергаться.
– Я все равно отдам ей бизнес, – произношу еле слышно.
– Знаю, – кивает он.
– Злишься? – спрашиваю осторожно.
– Впечатляюсь, – широко улыбается.
Разворачивается, направляется к выходу, не собирается оборачиваться.
– Эй, – возглас вырывается помимо воли, медлю и скупо выдаю: – А продолжение?
Останавливается, замирает в пол-оборота.
– Какое? – интересуется недоуменно.
– «Игры престолов», – прикрываюсь юмором. – Мартин слишком долго пишет. Набросай за него пару-тройку томов.
Ступаю вперед, позабыв о джинсах, что спущены до лодыжек. Спотыкаюсь, больно ударяюсь о стол. Стеклянный член летит вниз.
Дефиле получилось не особо грациозным.
Но у фон Вейганда отличная реакция. Он подхватывает гордость моей коллекции, не позволяет разбиться.
– У тебя здесь широкий выбор, – возвращает ценный экспонат на место. – Уверен, найдешь чем заняться.
– Не издевайся, – отмахиваюсь, не решаюсь сформулировать просьбу прямо. – Прошу, заверши начатое.
Смотрит на часы.
– Через пять минут приедет Дориан, у вас будет около часа на прощание с родителями. Твоего мужа ждут срочные дела в Америке, необходимо решить множество рабочих вопросов, больше тянуть нельзя.
Будто ушат ледяной воды за шиворот. Возбуждение вмиг спадает, выветривается, оставляет вязкую горечь разочарования.
Уезжать? Уже? Так быстро?
Поспешно натягиваю штаны, застегиваю молнию. Почти не замечаю саднящую боль.
– И когда ты собирался сказать? – отчаянно сражаюсь с вновь подступившей истерикой, сдерживаю рыдания. – Почему не предупредил заранее?
Хотя плевать.
Легче бы не стало.
– Я не успею упаковать чемоданы, – бормочу сбивчиво. – Не соберу вещи.
– Купим новые.
– Вдруг мамы нет дома, сейчас разгар дня и у нее первая смена, – наклоняюсь, перешнуровываю кроссовки, украдкой смахиваю слезы.
– Все дома, – заключает ровно.
– Я… – запинаюсь и неожиданно признаюсь: – Я не хочу уезжать.
Не отваживаюсь подняться, изучаю его начищенные до блеска ботинки.
– А чего ты хочешь? – он прочищает горло. – Я должен представиться твоим родителям? Остаться тут навсегда? Или наоборот – исчезнуть?
Поразительно. Ни единой пылинки.
– Очень важно, чтобы кто-то верил в тебя, – тщетно стараюсь выровнять дыхание, поднимаю голову, ловлю горящий взор. – Особенно если ты сам давно не веришь.
Встаю, опираясь о стол дрожащими пальцами.
– Пожалуйста, – срываюсь на шепот. – Верь в меня.
И мне.
Молчу про Стаса не из упрямства. Не защищаю и не оберегаю. Просто не надо никого искать. Отпусти. Нам хватит другой крови.
– Верю, – следует лаконичный ответ.
Фон Вейганд подходит вплотную, сжимает плечо там, где бледная кожа до сих пор хранит тонкую отметину от его ремня.
– Но иногда этого мало, – добавляет холодно.
Он знает.
Может не в деталях. Допуская долю сомнений, учитывая погрешность.
Однако знает, безошибочно чует ложь. Улавливает в тембре голоса, в тени улыбки. Читает по глазам, по выражению лица.
Хищный зверь не упустит добычу.
Будет выжидать, ходить кругами, загонять в угол постепенно. Ведь слишком скучно сразу разодрать в клочья. Нужно развлечься, позабавиться всласть.
– Я не хочу уезжать, потому что боюсь, – открыто признаю чувства. – Это навсегда. Не вернусь, не увижу родных.
– Ты сделала выбор, – произносит спокойно.
– Когда пришла в твой кабинет? – нервно улыбаюсь.
– Когда появилась на моем пути.
– Не слишком честно.
– Как и вся человеческая жизнь.
– Извини, я не согласна на роль бессловесной шлюхи, собираюсь добиться реальных успехов, – перевожу дыхание. – Займусь новой идеей, построю бизнес с нуля.
– Дерзай, – бросает коротко и покидает офис.
Безвольно опускаюсь на стул. Задница пылает огнем. Кривлюсь, практически не ощущаю боли. Обнимаю себя руками, пытаюсь унять озноб.
Сколько сумею увиливать? Водить фон Вейганда за нос?
Пока ему не надоест, пока не пристукнет, не прихлопнет словно назойливое насекомое. Не спустит с небес на землю, не вернет наглого зверька на место.
Глава 18.2
Каждый мечтает встретить родственную душу. Отыскать того единственного, с кем легко и приятно слушать тишину.
Разве нет?
Мы безотчетно жаждем обрести того, кто проникнет в самую суть, заглянет в наше сердце и глубже. Того, кто найдет в нас то, ради чего стоит умереть. Или жить.
– Спорим, вам такого подарка никогда не презентовали? – излучаю искреннее счастье. – Ну, не скромничайте. Так и быть, разрешаю заключить меня в страстные объятья. Облобызать, соблюдая меры предосторожности. Не стесняйтесь. Дайте волю эмоциям.
– Это кружка, – наконец, заявляет Андрей.
– Да, а вы чего хотели? Магнитик? – тяжело вздыхаю. – Не все сразу, ладно? Как мед, так и ложкой. Советую снизить градус ожидания. Для магнитика мы недостаточно близки. Вот через несколько лет – поглядим.
– Здесь написано «за тех, кто в море», – хмурится.
– Вы же были в море, – произношу невозмутимо. – Хоть раз.
– Но я не…
– Хватит придираться, – обрываю возмущенно. – Этот парень в тельняшке ваша точная копия.
– Он блондин, – замечает робко.
– Зато голубоглазый, – быстро нахожусь с ответом. – Вид у него лихой и придурковатый. Говорю же, не отличить.
– Спасибо, – покорно принимает щедрый дар, неодобрительно поджимает губы.
– Ах, не морочьте голову, – бросаю устало. – Где мое пестрое пальмовое опахало?
– У вас его нет, – сообщает настороженно.
– Нормальный расклад, – бормочу удрученно. – Пускаешь человека в святая святых, обнажаешь сокровенное. А эта сволочь нагло заявляет, будто у тебя нет пестрого пальмового опахала.
Усаживаюсь на диван, издаю скорбный стон.
– Еще и подарок обгадил, типа матрос не похож, не прошел кастинг, – хмыкаю, всплеснув руками. – Видел, кто сыграет Стрелка в экранизации «Темной башни»? Вот поэтому и не обижайся на оригинальное авторское восприятие.
Вытягиваюсь на кожаной поверхности в полный рост.
– Уговорил, поболтаем о насущном, – печально выдыхаю. – Какой смысл от кучи бабла, если не могу запилить фотку в Инстаграм? Кто увидит сумку от Луи Витон и балетки Барбери? Как доказать, что веселишься на полную катушку, когда показать некому?
Сутенер пятится к выходу.
– Стоять, – повелеваю сурово.
Бедняга вздрагивает.
– Даже у Папы римского есть аккаунт, а мне нельзя, – продолжаю вдохновенно ныть, жалуюсь на коварную судьбу. – Обидно, блин. При подобном раскладе Италия не в радость. Похвастаться крутым отелем не выходит, понтануться покупками тоже.
– Попробуйте осмотр достопримечательностей, – предлагает вариант.
– Непременно, – соглашаюсь. – Как выйду на пенсию, сразу прошвырнусь по музеям.
– Снимайте в свое удовольствие, – пытается оперативно исправить положение. – Просто не выкладывайте в сеть. До определенного момента.
– Ага, – энергично киваю. – Пой, не раскрывая рта. Пляши, не двигаясь. Дрочи, не кончая. В чем прикол?
Раздраженно щелкаю пальцами, жестом повелеваю убраться.
Сутенер-зануда начинает утомлять. Не проявляет благодарности, ограничивает свободу волеизъявления. Прощаю подобные выверты исключительно фон Вейганду. Простым смертным ничего не спущу.
Лениво потягиваюсь, зеваю. Рассеянным взором изучаю номер отеля. Красотища. Жаль с широкой общественностью не поделиться. Помещение пропадает напрасно, простаивает без дела. Непорядок.
Резко поднимаюсь, меряю комнату размашистыми шагами. Достаю телефон, включаю камеру, проверяю прицел. Примеряюсь, тестирую угол обзора. Судорожно выдыхаю, прячу мобильный обратно.
Вот как расслабиться в таких условиях?!
Немецкая диктатура. Жестокая и беспощадная. Никакой эмоциональной разрядки. Набери побольше воздуха в легкие, стисни челюсти и терпи.
Подхожу к гигантскому окну, выглядываю на улицу.
Милан не впечатляет. Увы. Хотя на данном этапе меня вообще нереально пронять. Не справится даже то, что теперь не могу произнести вслух, иначе рискую отправиться в тюрьму за несанкционированную пропаганду наркоты.
Отступаю, плотно запахиваю шторы, добровольно отгораживаюсь от солнечного света. Погружаюсь во тьму, скрюченными пальцами цепляюсь за тонкую ткань. Медленно оседаю на пол, соскальзываю вниз, будто облетевший с дерева лист.
Как изменчива воля судьбы. Сегодня ты правишь бал, отплясываешь в ослепительном наряде, срывая бурю оваций. А завтра драишь туалет. Раком. Облаченный в лохмотья.
Оборотная сторона славы бывает опасна.
Пока я тихо и мирно прощалась с родными, ютуб-блогера, который недавно так невинно поедал гамбургер и пошло шутил, избивали в темной подворотне. Кто? Либо одержимые фанаты, либо не менее одержимые хейтеры. Он заснял об этом новый ролик.
Хочешь блеснуть? Хоти и грязь сглотнуть.
Развивай выносливость, преодолевай трудности, подавай достойный пример. Будь готов разрядить обойму свинца. В собственную голову. Развлекай зрителей, сдирай кожу по живому.
