Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 82 страниц)
Эй, мы так не договаривались.
Я напрасно пробую вырваться. Дергаю, сперва осторожно, с опаской. Потом сильнее. Пытаюсь освободиться. Только все мои старания тщетны.
Глупая, наивная. Добровольно попалась, подписала смертный приговор, подставила шею под лезвие гильотины.
Боже, помоги.
Эти цепи только кажутся игрушечными. А на самом деле от них трудно избавиться. Чем больше стараешься, тем безнадежнее увязаешь.
Вскрикиваю, когда боль обдает руку. Точно кипятком. Запястье сдавливает будто в тисках, кость готова расколоться.
Я разом обмякаю, сползаю на пол. Дикий вопль замерзает в горле. Разум затуманен, одурманен агонией.
Я вижу себя со стороны. В подземелье. В каменных застенках особняка Валленбергов. В цепях. Или на цепи?
Боль пронзает грудь. Раскаленной стрелой. Жжет внутри. Без пощады, не ведая милости. Дышать не просто трудно. Дышать невыносимо.
Боюсь шевельнуться, усугубить положение.
Хотя… бл*дь, да куда уже хуже?! Железо стискивает и дробит по живому, выкручивает суставы.
Что это за дрянь?
Ловушка для воров. Магнит для наивных идиоток. Наживка. Орудие для изощренных пыток.
Нет. О, нет. Скорее лекарство.
Мигом отрезвляет, избавляет от лишних мыслей. Избавляет от депрессии. По щелчку. Пробуждает жажду жизни.
Теперь в мозгу пульсирует только желание выбраться. Дикое, отчаянное. Неистребимое, вскормленное животным ужасом.
– Frei (Свободна)!
Звериный рык вынуждает задрожать. Мелко. Судорожно. Озноб охватывает тело точно пламя, распространяется с молниеносной скоростью.
Краткий миг – и я действительно свободна.
От внешних оков. Не от тех, что внутри.
Звук этого хриплого голоса действует как кнут. Полосует спину, оставляет незримые, но очень ощутимые следы. Кровавые отметины глубоко под кожей.
Я прижимаю ладонь к губам, проверяю запястье трепещущими пальцами, тихонько постанываю. Осторожно ощупываю руку.
– Опять тянет на приключения, – говорит фон Вейганд, подступает ближе. – А стоило бы запомнить: детям нет места в играх для взрослых.
– Да что это вообще такое? – постанываю, скривившись. – Пыточный агрегат? Играми тут и не пахнет. Так, постой. Почему штуковина ослабила хватку сразу после твоего приказа?
– Потому что все мне подчиняются.
В полумраке его ухмылка выглядит особенно зловещей. Хищный оскал, которому никогда не научусь противостоять.
– Почти все.
Горячие ладони опускаются на мои заледеневшие плечи. Просто и уверенно, привычным жестом. Обжигают, вынуждая содрогнуться и простонать. Уже не от боли. От токсичного вожделения.
– Все кроме тебя.
Он поднимает меня рывком. Резко отрывает от пола, прижимает к столу, впечатывает в прохладную, деревянную поверхность.
– Нет, я… нет, – запинаюсь.
Кажется, комната дымится. Осторожно – код «красный». Инстинкты обостряются, бьют тревогу, уведомляют об опасности.
– Как там, – закашливаюсь от волнения. – Как там с японцами?
– Скучно, – следует лаконичный ответ.
– А подробнее?
– Не изображай интерес.
– Совсем паршиво выходит? – истерично хихикаю. – Неубедительно?
Глава 19.2
Он молчит.
Сильнее стискивает обнаженные плечи. Смотрит сверху вниз. Смотрит так, будто жаждет сожрать. Содрать одежду, завалить на стол и оттрахать. Жестоко, жестко. Дико, неистово, бешено. Чтоб ноги не сдвигались, чтоб ломило мышцы, а низ живота сводила болезненная судорога.
Я тоже молчу.
Не спешу раздирать тишину в клочья. В горле сухо, а на устах застывает нервная усмешка. Кто я на шахматной доске? Всего лишь пешка. Жалкая рабыня у ног сурового господина. Выскочка, возомнившая себя крутой.
Я отвожу взгляд.
Не выдерживаю. Закрываю глаза. Физически ощущаю, как загорается на лбу единственное слово. Лгунья. Крупными, огненными буквами. Я понимаю, нужно признаться. Понимаю умом, но не сердцем.
Нельзя облегчить совесть, зная, что своим признанием отправляешь человека на верную смерть.
Проклятье, просто нереально. Бред. Безумие.
Между нами другой мужчина. Абсолютно чужой, посторонний. Тот, кого презираю, ни в грош не ставлю. Тот, кого давно похоронила и оставила в прошлом. Между нами тень, которая никак не желает исчезнуть.
Мы не враги. Но отныне наша близость под вопросом.
– Сука, – глухо выдыхает фон Вейганд. – Что же ты со мной творишь?
Встрепенувшись, устремляю взгляд в горящую черноту.
Его темные глаза взирают в самую душу. Пронизывают, пронзают насквозь. Срывают покровы, обнажают нутро.
– Люблю, – виновато улыбаюсь.
Он смеется. Долго, жутко. А по моим жилам струится жидкий азот. От этого надрывного хохота стынет кровь. Пульс дает перебой.
Делаю слабую попытку вырваться, разорвать контакт.
Горячие пальцы крепче сминают плоть. До жалобного всхлипа. До синяков. Не позволяют отстраниться даже на миллиметр. Впиваются, не ведая пощады.
Он может убить меня. Стереть в порошок. Буквально. По-настоящему. Без всяких там метафор, без шума и пыли, без пафоса.
Он может. Но не станет. Не станет же?
– Нет, – тихо произносит фон Вейганд, утыкается лбом в мою макушку, делает глубокий шумный вдох. – Никого ты не любишь. Только свое спокойствие. Лживое. Лицемерное. Ханжеское. Готова сдохнуть, лишь бы ни один ублюдок не пострадал.
– Я люблю тебя.
Льну к нему, упираюсь лбом в широкую грудь. Прижимаюсь губами. Плотно, еще плотнее. Ближе, теснее. Ощущаю его пульс в собственном горле.
– Я не хочу, чтобы ты убивал.
Легкий способ бросить курить. Мировой бестселлер. Легкий способ бросить любить. Не менее востребован, но почти неизвестен, непопулярен. Легкий способ бросить… убивать. Такое тоже где-нибудь есть. Очень сильно надеюсь.
– Я должен исправиться? Встать на путь истинный? – посмеивается. – В том и проблема. Я уже здесь. Другим не буду. Вот моя дорога.
– Ты не… не понимаешь.
Я цепляюсь за ткань его рубашки, будто пытаюсь поймать спасательный круг. Однако пальцы не слушаются. Скользят, соскальзывают.
Я и сама не замечаю, как расстегиваю пуговицы, добираюсь до гладкой, горячей кожи, касаюсь губами. Впитываю.
Я содрогаюсь. От его дрожи.
Господи, боже мой, я просто не верю в то, что это действительно происходит. Он дрожит от моих прикосновений. Когда прижимаюсь к груди, трусь щекой, ловлю пульс. Удар за ударом. Бьет прямо в рот. Мерно пульсирует. Наполняет, сшибает с ног.
Я опираюсь о мощное тело, будто о скалу.
Неукротимый. Несокрушимый. Буйный. Шальной.
Мой. Абсолютно мой.
– Это ты не понимаешь, как далеко я могу зайти, – говорит фон Вейганд. – На что способен.
– Я знаю главное, – шепчу. – Ты не причинишь мне боли.
Он ослабляет хватку. Ладони едва дотрагиваются, опускаются ниже. От локтей к запястьям.
Зверь на цепи. Надолго ли? Слышен лязг зубов. Опасный металлический скрежет. Прутья клетки уже основательно погнуты.
Он рвется на волю, жаждет вкусить свежей плоти.
– Почему бы тебе просто не убраться отсюда? – спрашивает хрипло.
– От греха подальше? – переплетаю наши пальцы. – В том и проблема. Я хочу быть ближе. Ты мой грех. И я хочу совершить тебя тысячу, миллион, миллиард раз. Я хочу войти в Ад легендой.
– А я хочу войти в тебя. Ты мой гребаный Ад. Дьявольское отродье.
Горячие пальцы обводят линию моих бедер. Ниже и ниже, неотвратимо. Цепляют тонкий материал. Небрежно, вроде бы невзначай, а потом резко дергают вверх, стягивают через голову.
Перед глазами все плывет. Не вижу ничего. Задыхаюсь.
– Алекс, – вспыхивает на устах.
Вкус его имени – мой любимый вкус. Я пробую каждую букву. Растягиваю, смакую. Наслаждаюсь процессом. Каждый звук оживает на моем языке.
– Алекс.
Желаю повторять вновь и вновь. Без остановок.
А он затыкает мой рот. Вгрызается жадным поцелуем. Сминает, выбивает приглушенный стон из горла. Усиливает напор, покусывает, вынуждает дернуться и вскрикнуть. После чуть отстраняется, медленно обводит истерзанные губы, заставляет жалобно хныкать и тянуться навстречу. Горячий и твердый язык дразнит, неспешно проникает глубже, легко проскальзывает между разомкнутыми устами. Вдруг резко увеличивает давление, почти насилует, пробуждает волну голодной дрожи.
Он овладевает мною, практически не касаясь. Долго, со вкусом. Растягивает удовольствие, выпивает мое дыхание, поглощает и пленяет в огне.
Но я требую большего. Жажду. Задыхаюсь от неудовлетворенности.
Я сжимаю широкие плечи, царапаю ногтями и льну плотнее. Хочу ощутить фон Вейганда. Крепче, сильнее. Хочу спаять наши тела в единое целое. Почувствовать кожей.
– Не терпится? – хрипло интересуется он.
Отступает. Стягивает с меня нижнее белье. Едва прикасается, намеренно избегает прямого контакта, не балует лаской.
– Да! – бросаю с вызовом, а кровь приливает к лицу, когда я подаюсь вперед и шепчу прямо в его ухмыляющийся рот: – Трахни меня.
– Это приказ?
– Это мольба.
– Тогда умоляй. По-настоящему. Чтобы я поверил. Прояви фантазию, удиви. Скажи, чего ты хочешь, девочка.
Он подхватывает за талию, усаживает на стол, коленом раздвигает бедра, устраивается между широко разведенными ногами. Расстегивает ремень, достает из шлеек.
– Я хочу, – осекаюсь. – Хочу тебя.
– И все?
– Хочу твой член.
Он обхватывает мои запястья, заводит за спину, стягивает ремнем. Надежно фиксирует, окончательно отнимает свободу.
– Просто сделай, – выдаю с придыханием. – Возьми свое.
– Зачем?
Его пальцы проникают внутрь. Издевательски исследуют, принуждают выгнуть спину. Содрогнуться, затрепетать. Заставляют кричать. Однако дарить разрядку не намерены. Подталкивают к самому краю, держат на грани, не позволяют сорваться. Не позволяют упасть.
– П-прошу, – закусываю губу.
В глазах стоят слезы, плоть сотрясает озноб. Меня лихорадит. Температура далеко за сорок.
– Моя маленькая, – он проводит тыльной стороной ладони по щеке. – Маленькая сучка. Лживая, похотливая.
– Нет, – роняю чуть слышно. – Я не…
– Ангельское личико. Невинный ротик. Но мы оба знаем, на что этот ротик способен, где смотрится лучше всего.
Берет за горло, немного сдавливает.
– На моем члене.
Он склоняется, понизив голос, шепчет на ухо:
– Нет смысла развивать провальные бизнес-идеи, впустую тратить время и деньги. Ты не создана для серьезных дел. Не умеешь управлять, слишком быстро перегораешь. У тебя нет четкой цели.
Хватает, сгребает в объятьях, переворачивает, вынуждая больно удариться животом о столешницу. Тесно прижимается сзади, расстегивает брюки. Накрывает мускулистым телом, наваливается всей своей тяжестью.
– Зато есть природный талант отсасывать так, что яйца звенят. Заглатывать по самое основание и надсадно стонать. Хрипеть. Ох, как же сладко ты хрипишь, задыхаешься. И какая сладкая у тебя задница. Тугая, тесная. Такую приходится разрабатывать. В нее с размаху не вогнать. Нужно потрудится, приласкать. Только представляю – и сперма закипает.
– Ну, ты и ублюдок!
Вырываюсь, дергаюсь в удушающих тисках, отчаянно стараюсь освободиться. Руки связаны за спиной, и это едва ли облегчает борьбу. Хотя и без ремня шансы на успех равны нулю.
Фон Вейганд гораздо сильнее.
– Продолжай, – насмешливо заключает он. – Мне нравится, как твоя попа умоляет, чтобы ее отымели. Изголодалась, так и тянется.
Я каменею изнутри.
Замираю, осознав, что в процессе напрасных попыток выбраться из ловушки, только нарываюсь сильнее.
Огромный раскаленный член упирается пониже поясницы.
– Нет, – нервно сглатываю. – Не надо.
– Скажи, чего ты боишься сильнее? Что не войду без смазки? – смеется, а после холодно прибавляет: – Или что наскучишь? Что наиграюсь и выброшу? Избавлюсь от мусора?
– Хватит. Прошу. Твоя шутка затянулась.
Тяжелая ладонь опускается на задницу с таким шлепком, что все предметы на столе вибрируют. И я не исключение.
– Остановись, – умоляю сдавленно. – Ты же любишь меня.
– Люблю, – хмыкает, притягивает за бедра. – И отлюблю. С оттяжкой. На всю длину.
– Пожалуйста, прекрати. Давай обсудим, поговорим.
– Я найду собеседника поинтереснее.
– Отпусти, – цежу сквозь зубы.
– Что нового ты можешь сказать? Что интересного? Чем еще с тобой заниматься? Ты годишься только для ебл*. Очень соблазнительно извиваешься, вертишься на члене. Течешь, изнываешь. Такая мягкая, податливая.
– Это просто слова, – как заведенная повторяю: – Просто слова.
– Учитывая разницу в нашем интеллектуальном уровне, трахать тебя все равно, что глумиться над животным.
Отрицательно мотаю головой, мелко дрожу.
– Нет. Извини, не лучшее сравнение. Разброс между нами гораздо серьезнее. Это как спускать в куклу. Дрочить игрушкой высокого качества, – его пальцы накрывают лоно, поглаживают. – Влажная, горячая. Но без мозгов. В башке совсем пусто.
– Ты… ты серьезно?
– А ты как думаешь? – спрашивает вкрадчиво.
– Лжешь, – выдаю сдавленно.
– Ты выбрала свою роль, – произносит ровно. – У вещей нет права голоса. Даже у самых любимых. А у тех, которые провинились, и подавно.
Он втаптывает меня в грязь. Слова ранят больнее ножа. И разве он не прав? Разве я не заслужила все эти оскорбления? Предательство дает индульгенцию на любые зверства.
Сдохнуть бы сейчас. Прямо под ним. Под жаром сильного тела.
Но достойна ли я настолько идеального наказания?
– Не могу иначе, – роняю тихо. – Должна разобраться.
Даже если разрушу все, чего мы достигли.
– Понимаю, – запечатлевает небрежный поцелуй на моем плече, а впечатление такое, будто выжигает клеймо. – Только это тебя не спасет.
Иногда молчание убивает. Мое молчание убивает нас обоих. Одним выстрелом.
– Проклятье, – гневно бросает фон Вейганд, добавляет несколько ругательств покрепче.
Трель мобильного отвлекает его, заставляет отложить экзекуцию. Не звонок. Сообщение.
– Как тебе? – спрашивает он. – Хороша?
Кладет телефон перед моим лицом.
Я не сразу понимаю, что вижу на экране. Изображение расплывается, ведь я беззвучно рыдаю, сама не осознаю, как истерика завладевает разумом. Однако картинка все же выстраивается.
– Кто она? – спрашиваю пораженно.
Сообщение оказывается с фотографией. Перед моим взором предстает неизвестная девушка. Худая, темноволосая. Черты лица не различить, ведь ее голова склонена вниз. Тем не менее, она кажется мне красивой. У нее длинная шея, острые плечи, ключицы выделяются. Вырез просторной футболки позволяет многое рассмотреть. К тому же, я замечаю шикарную грудь. Контуры явственно проступают через тонкий материал.
– Мой подарок.
Фон Вейганд убирает мобильный. А потом вдруг отстраняется, избавляет запястья от ремня.
– Одевайся и отправляйся вниз. Водитель отвезет тебя домой.
Я на воле. Свободна. Но ощущение, будто все до единой кости раздробили. Обратили в пыль. В пепел. Медленно, методично, с садистским удовольствием.
– Подарок? – спрашиваю глухо. – В каком смысле?
– Я еще не решил, – он застегивает штаны. – Трахнуть ее самому, передать другому. Или выбрать вариант поинтереснее.
– Ты всерьез…
– Запретишь мне? – его брови издевательски выгибаются. – Правда?
– Я не понимаю, что за игру ты затеял.
– Натягивай тряпье, – повелевает отрывисто. – И проваливай.
– Я не собираюсь…
Он хватает меня за плечи, встряхивает настолько сильно, что мне кажется, будто голова оторвется. Тошнота моментально подкатывает к горлу, вокруг пляшут сверкающие точки, беснуются и кружат в безумном хороводе.
– Еще одно слово. Только одно короткое слово. Не важно, о чем. Почему. Для чего. Еще одно слово – и ты не то, что сидеть не сможешь. Ты ходить перестанешь. Будешь скулить, ползать в луже собственной крови.
Хриплый голос пропитан ледяной яростью, пронизан кипучей злобой. Сочится ядом, режет точно лезвием.
Я никогда не ощущала от фон Вейганда такой ненависти. Испепеляющей, токсичной.
Будь его воля, он бы меня убил. Растерзал голыми руками. И воля есть. Вижу по глазам. По зияющей черноте. Его демоны жаждут моей плоти.
Тогда зачем сдерживаться? Отступать, скрываться во тьме. Давать последний шанс исправить ситуацию, признаться.
Я ничего не решаюсь произнести. Не отваживаюсь протестовать. Я покорно одеваюсь, привожу себя в порядок.
Он действительно поедет к той неизвестной девушке? Прямо так? Возбужденный, на взводе?
Я не могу этого допустить. Или это очередное красивое оправдание? Попытка логично объяснить грядущее.
Я подхожу к фон Вейганду очень близко, стойко выдерживаю тяжелый взор, не разрываю контакт ни на миг.
Мне кажется, если я хоть на секунду отведу глаза, отвернусь, все будет кончено. Он меня уничтожит. Просто разорвет на куски.
И… мне не кажется.
Я беру его за руки, переплетаю наши пальцы. Мягко подталкиваю назад, к кожаному креслу. Не нарушаю рваную, пульсирующую тишину.
Я заставляю его присесть. Почти как тогда. В другом мире, в иной реальности. Когда он говорил по телефону, а после разбил мобильный о стену.
Я опускаюсь на колени между его широко расставленными ногами. Несколько нервных движений. Шумный вдох и сдавленный выдох.
Я теряюсь. Не разбираю, что и где. Из чьей груди вырывается гулкий стон.
Глаза в глаза.
Я будто проваливаюсь в омут. Вязкий, тягучий. Чернильный, сливающийся с давящей темнотой, которая окутала нас.
Не медлю, уверенно сжимаю раскаленный член. Беру в рот, погружаю глубоко, ласкаю языком.
Я делаю все то, чему он учил меня. Я делаю все так, как ему нравится.
Вены набухают, ствол твердеет, впечатление, словно под упругой кожей течет металл. Расплавленная сталь наполняет плоть изнутри.
Фон Вейганд рычит, и этот животный возглас отражается в каждой клетке моего тела.
Крупная ладонь опускается на затылок. Пальцы слегка поглаживают, зарываются в распущенные волосы.
Он ласкает меня, точно послушную зверушку.
– Я вырву твои гребаные глаза, – скалится, вкрадчиво прибавляет: – Когда-нибудь.
А я продолжаю начатое. Молча. Я сознательно беру глубже, практически до упора, неизбежно отвожу взгляд.
И он теряет контроль, звереет окончательно.
Трахает меня так, что гланды болят. Все тело сотрясается. Гигантский член насилует горло.
Фон Вейганд не позволяет отстраниться даже на миллиметр. Насаживает мою голову на вздыбленную плоть, беспощадно вколачивается внутрь, буравит будто поршнем. Кончает, вынуждая захлебнуться семенем.
Закашливаюсь, однако покорно глотаю. Подчиняюсь целиком и полностью.
Это не секс. Не унижение. И не насилие. Это битва, которую никому из нас выиграть не дано. Патовое положение.
Dead end (Тупик).
Выразительно облизываю распухшие губы, снова взираю в пылающие черные глаза.
– Я шлюха, – криво улыбаюсь. – Но только твоя. Разве ты не этого желал? Я стану всем, чем прикажешь.
Его челюсти рефлекторно сжимаются, желваки ходят ходуном.
– Мелкая дрянь, – вдруг ухмыляется он.
Поднимается, подает руку. Реагирую с долей опаски, но все же отзываюсь на жест, обхватываю ладонь.
– Я чую твое притворство, – продолжает холодно. – Разрешила выеб*ть в рот и ждешь поощрения.
– Ты всегда сводишь к…
Он так грубо хватает меня, отрывая от пола, что фраза тает на устах. Я вообще забываю о чем собиралась сказать. Разумные мысли моментально покидают разум.
– Я поеду к той девушке. Просто поговорить по душам. Но поверь, ничто на свете не помешает мне ее оттрахать. Если я захочу. Даже твои умелые губы, даже аппетитная задница.
– Тогда я отвечу тем же! – заявляю гневно. – Пойду и оттрахаю другого мужика. Нельзя терять сноровку. Попрактикуюсь. Отсосу кому-нибудь. Да хоть первому встречному!
– Давай, – бросает коротко.
– Разрешаешь? – спрашиваю возмущенно.
– Кто я такой, чтобы запрещать? – возвращает вопрос с нескрываемой издевкой.
– Ну приятного вечера, – едва подавляю истерику. – А я тоже скучать не стану, пойду искать подходящую кандидатуру. На ночь.
– Иди, – кивает. – Знаешь, порой дети бывают очень жестоки. Ловят насекомых, держат в морилке, отрывают им крылья и выбрасывают на помойку.
– Тонкий намек? Выдернешь мне ноги?
– Существуют гораздо более интересные части, которые я могу отнять. Физический аспект мы оставим на десерт.
– Ты не опустишься до такого, – мгновенно улавливаю подтекст. – Не причинишь вреда моей семье.
– Да, – выдыхает на ухо. – Семью любимой женщины я буду оберегать. Но сколько значит для меня семья какой-то грязной шлюхи?
– И я… – медлю. – Я любимая женщина или…
– Тебе решать.
Раскладывает передо мной карты и предлагает сделать ставку.
– Я думала, мы все выяснили.
– Я тоже так думал.
Но оба ошиблись. Сражение в разгаре. Ни Богу, ни Дьяволу неведомо, что за расклад нам выпадет. Пусть жутко поверить, однако мы сами единоличные властители своей судьбы. И некого винить. Ответственность несет лишь тот, кто отражается в зеркале.
***
Давно пора признать, мои поступки редко продиктованы логикой. И адекват – не самый подходящий формат. Да, о да. Еще как. Я выбираю бредовую, навязчивую, совершенно идиотскую идею, а потом вцепляюсь в нее мертвой хваткой.
Тут бы расслабиться. Отрефлексировать. Хоть немного попуститься. Принять и осознать основной постулат: мир не вращается вокруг меня. Только куда там.
Творец должен быть эгоистичен до мозга гостей. Иначе как он заставит остальных влюбиться в то, что вытворяет?
А я творец. Однозначно. Не стоит сомневаться. Достаточно взглянуть, в какие авантюры влезаю. Сама завариваю кашу, сама огребаю и разгребаю. Талант не пропьешь.
Можно долго и нудно заливать про доброту, щедрость и бескорыстие. Про непреодолимую потребность делиться с окружающими своим внутренним светом. Про тягу к духовности и желание усовершенствовать реальность.
Но если ты не уверен в собственной оху*нности, остальные точно ее не заметят. Пройдут мимо, даже не взглянут. Не обернутся, ничего не выхватят в толпе.
Приятные люди не запоминаются. Хочешь врезаться в чужое сознание, будь мразью. Не лебези, не угождай, не пресмыкайся. Бери все, что пожелаешь. Все, что сумеешь удержать в собственных руках.
Кто-то сочиняет гениальные тексты, кто-то создает музыкальные шедевры. Кто-то зажигает на сцене, блистает на широком экране. Кто-то строит бизнес с нуля.
А я виртуозно вляпываюсь в дерьмо. Тоже надо уметь. Отыскать посреди дороги кучу посочнее и, очертя голову, нырнуть туда.
Поздравляю, Подольская. Ты чемпион. По погружению в полное говно.
Вот ведь подфартило.
Люди постоянно крадут. Фразы. Мысли. Вещи. Удачные задумки. Чужой труд. Поднимают выгоду, нагло паразитируя.
Я не в белом. И без пальто. Я не исключение.
Но… почему никто не хочет украсть немного мозгов? Почему бы мне не украсть немного мозгов?
Если вы не успеваете за скачками моего полоумного подсознания, это ничего страшного. Я сама не успеваю. Погнали, помолясь.
Я решаю, будто обязана срочно встретиться со Стасом, допросить с пристрастием, добраться до пугающей истины. Получить ответы на вопросы, понять какая сволочь организовала подставу.
В общем, нового мало. Все по-старому. Суицидальные наклонности, одержимость пугающими приключениями.
Я в игре. Летальной. Я на игле. Адреналиновой. Выброс гормонов и рваное биение пульса. Вселенная движется в стиле «слоумо». Ведь в замедленной съемке любые сцены выглядят круче. Типа как рубленные предложения на страницах модных книг.
Точно. Рубленное предложение всегда смотрится гораздо мощнее. Гораздо. Мощнее. Помни. И. Не. Важно. О. Чем. Написано. Ну, почти. Практически.
Короче, как-то так.
Я обязана улизнуть от охраны, однако у меня нет никакого, даже самого отстойного плана. Нет ни единой зацепки, нет удобных лазеек. Фантазия отказывает, впадает в коматозное состояние.
Напрасно пересматриваю в сотый раз фильмы о мошенниках и гуглю информацию о самых отчаянных побегах из тюрьмы. Не обнаруживаю ничего подходящего под мои текущие условия.
Конечно, здоровенные амбалы не окружают стеной, не преследуют шаг за шагом, не посягают на зону комфорта. Но они постоянно рядом. Пусть и незримо, зато ощутимо. Находятся поблизости, отступают на безопасное расстояние. Осуществляют мониторинг, оценивают риски.
Я неизбежно выведу их на Стаса. И может это не так плохо. Пусть беспринципный урод получит по заслугам. Только при подобном раскладе мы вряд ли успеем поболтать. Наше свидание состоится в интимной обстановке затхлого подвала.
Эх, пожалуй, воздержусь от поспешных действий.
Хотя нельзя терять драгоценное время. Мой несостоявшийся супруг обещал ждать до бесконечности. Каждый день. Однако жениться он тоже обещал. А потом прихватил бандитские деньги и свалил в туман.
Откуда у меня уверенность, что гад не устроит ловушку? Не пригласит заодно и лорда Мортона? Не провернет очередную пакость?
Уверенности нет. Интуиция не подсказывает ничего хорошего. Лишь тупая решимость захлестывает с головой, накрывает волной и неизбежно влечет на дно.
Дайте мне пинка, и я переверну Землю. Для человека, вызубрившего учебник по физике накануне школьного экзамена, не существует ничего невозможного.
Мотивация есть, мозгов не требуется.
Я бросаюсь на рожон, устраиваю на краю пропасти цыганочку с выходом, радостно скачу по пылающим углям. Мчусь навстречу взрыву, счастливо сжимаю в ладонях битое стекло. Я не задумываюсь о последствиях.
Сгорел сарай – гори и хата.
Гуляем на все. У кошки девять жизней. У меня не меньше. И куча запасных органов. И кости не ломаются. Терять нечего. Поэтому я опять в эпицентре минного поля.
Сапер ошибается только раз, а я не ошибаюсь вовсе.
Изучаю Мюнхен, исследую каждый квартал, просматриваю карты. Намеренно забиваю различные поисковые запросы, путаю тех, кому не повезло отслеживать историю моих браузеров. Ищу магазины и музеи, рецепты диковинных блюд, форумы по интересам. Зависаю на провокационных сайтах, для порядка и равновесия скачиваю порно. После переключаюсь на игрушки из фетра, фоном запускаю обзоры бьюти-блоггеров.
Я работаю над прикрытием сразу по нескольким фронтам. Но какой от этого толк? Я до сих пор не представляю, как оторваться от охраны.
После вылазок в Лондоне меры ужесточились.
Ребята не желают нарываться на гнев фон Вейганда, поэтому постоянно находятся начеку. Их не проведешь, не обведешь вокруг пальца, не запутаешь и не введешь в заблуждение.
Я прокручиваю схему за схемой, пытаюсь найти уязвимые точки в системе.
Направиться в людное место и затеряться в толпе? Сейчас как раз период распродаж. Устроить пожар в галерее? Здесь регулярно проходят известные выставки. Изобразить обморок? Доберемся до ближайшей больницы, а там уже видно будет. Поучаствовать в забастовке? Присоединиться к демонстрации? Отправиться на гей-парад? Тут вечная движуха, мероприятий хватает. Просто взять и побежать? Авось, выгорит.
Опций полно, только все очень сомнительны.
Эти парни не идиоты. Они не растеряются. На кону слишком серьезная ставка, не могу рисковать. Мне нужен беспроигрышный вариант. Не имею права надеяться на удачу.
Я медленно достигаю стадии, когда даже самая бредовая затея кажется нормальной. Я теряю покой и сон, плюю на остатки здравого смысла.
Фон Вейганд не появляется в особняке. И я стараюсь занять голову чем угодно, любыми размышлениями, лишь бы не представлять его душевные разговоры с той неизвестной девушкой. Новая цель помогает.
Я гуляю по Мюнхену, водитель прохаживается неподалеку. А по периметру скрываются остальные охранники. Бесплотные тени, возникающие при малейшем намеке на угрозу.
По традиции развлекаю себя шоппингом и объедаюсь десертами. Правда, покупки не приносят ни грамма удовольствия. И кусок в горло не лезет. Пустота снедает изнутри.
Но я не вешаю нос, не отчаиваюсь. Продолжаю генерировать дурацкие идеи. Осматриваю очередное кафе, заказываю там фирменное блюдо и отправляюсь в туалет. Включаю воду, долго смотрю на бьющую из крана струю. Потом затравленно озираюсь по сторонам.
Может открыть окно и вылезти? Решеток нет, первый этаж. Довольно благоприятное расположение.
Не факт, что охрана окружает каждое здание, в которое я захожу. Не факт, однако это вполне вероятно.
Однажды я уже пыталась бежать похожим путем. К чему это привело? К инъекции и полету на самолете. На сей раз легко не отделаюсь. Мой палач применит тяжелую артиллерию.
Господину фон Вейганду только повод дай. Мигом скрутит и затащит в мрачное подземелье. А я не настолько психопатка, чтобы добровольно туда шагнуть.
Звук распахнувшейся двери сливается со смущенным:
– Entschuldigung (Простите)!
Поворачиваюсь и вижу знак свыше.
Яркий и сверкающий, преисполненный величия и благородства, овеянный легендами, окруженный мерцающей дымкой.
Ладно, не совсем так.
Я вижу хот-дог. Гигантский говорящий хот-дог, который держит в руке пачку листовок с рекламой местного фаст-фуда.
Я не сошла с ума. Хотя многим бы этого хотелось. Вообще, слухи о моей шизофрении сильно преувеличены. И лекарства я больше не пью. Ну разве только розовые таблеточки. И на приеме у психиатра давно не была. Прошло целых два дня. Практически вечность.
Уточним для протокола – я вижу человека в костюме хот-дога. Судя по голосу, это парень. Лицо удается рассмотреть с трудом, оно прикрыто сетчатым материалом.
Какой герой, такие и знаки свыше.
Вредные продукты – мое все. Теперь ничего не попишешь.
– Stop (Стоп)! – восклицаю истерично. – Still (Тихо).
Хватаю беднягу за руку и затаскиваю в туалет, запираю дверь на щеколду и произношу фразу, которую мечтает сказать каждый:
– I need your clothes, your boots and your motorcycle (Мне нужна твоя одежда, твои ботинки и твой мотоцикл).
Если честно, кое-чем приходится пожертвовать, ведь необходимо адаптировать классику под конкретную ситуацию.
– I need your hot dog, your leaflets and your motorcycle (Мне нужен твой хот-дог, твои листовки и твой мотоцикл).
Надеюсь, мой новый знакомый знает английский язык в достаточной мере, дабы правильно понять данное предложение.
– I don’t have any motorcycle (У меня нет никакого мотоцикла), – отвечает испуганно.
– Now you can buy one (Теперь можешь его купить), – достаю увесистую стопку купюр, кладу на раковину. – Just stay silent (Просто молчи).
Разумеется, цивилизованные европейцы хранят деньги на карте. Но туземцы вроде меня не доверяют банкам. Даже стеклянным.
Наличность всегда должна быть поблизости. В каждом кармане, в каждом отделении сумки. В джинсах и в кроссовках. В бюстгальтере, в разрезе, куда принято запихивать подушки, увеличивающие грудь. Так вот – нафиг эти подушки. Лучше использовать хрустящие банкноты.
Голь на выдумки хитра и никогда не пропадет. Через несколько минут я покидаю кафе, не расплатившись по счету. Гордо дефилирую к выходу.
Хочется верить, официант подождет, пока я загляну вновь. Хм, хочется верить, я выживу, чтобы заглянуть вновь.
Если желаешь что-нибудь скрыть, оставь это на самом видном месте.
Все обращают внимание на распространителя листовок в диковинном костюме, но никто не узнает в нем меня. Раздаю рекламу, широко улыбаюсь. Спокойно иду по центральной улице, не боясь оказаться в западне.
Охранники остаются далеко позади. По крайней мере, я на это очень сильно надеюсь.
Отступив на приличное расстояние, решаюсь на эксперимент. Имитирую обморок, рухнув на землю. Плотный материал костюма смягчает падение. Безвольно растягиваюсь посреди парка, прямо на асфальте.
