Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 82 страниц)
Да какого хрена?!
Чаша терпения расколота вдребезги. Ярость захлестывает с головой, ослепляет и срывает тормоза к чертям собачьим. Напряжение достигает критической отметки, чернотой зияет под сердцем, отдает полынной горечью.
Взрываюсь откровенностью.
– Счастья за деньги не купишь. Зато развлечься вполне реально, – вырываюсь из сладкого плена горячих пальцев, сбрасываю оковы одержимости. – Наличность выручает. Зря ты не догадался проконтролировать это.
Достаю скрученные заначки из карманов, методично расплавляю купюры.
– В Лондоне у меня появилось хобби. Выезжаю на шоппинг, подкупаю консультантов, прошу их создать видимость примерки, а потом в гордом одиночестве отправляюсь на прогулку. Иду пешком, иногда беру такси, осматриваю местные достопримечательности, заедаю тоску фаст-фудом. Доказательства?
Нараспев называю магазины и близлежащие исторические памятники, спешно изобретаю замысловатую считалочку.
– Проверь, совпадет, – нервно хихикаю. – Кстати, Андрей докладывал о столкновении с леди Блэквелл? О том, как отобрал ее визитку? Адрес легко запомнить, добраться туда еще легче.
Оглашаю подробную схему проделанного маршрута.
– Музеи надоели, скука смертная. Хотелось пощекотать нервы, побаловаться адреналином. Ты же сто лет не порол меня кнутом и не трахал в задницу, – безрассудно балансирую на острие ножа. – Пришлось идти в гости, рискуя нарваться на лорда Мортона. Впрочем, Каро искренне уверяла, что не позволит этому ублюдку ступить на порог. Думаю, сбрендившей алкоголичке и по совместительству наркоманке стоит поверить.
Протягиваю ему аккуратно сложенные банкноты.
– Держи, надобность отпала. Я же больше не планирую сбегать, аборт отменили, рожать некого, никого не нужно защищать, – смахиваю слезы нарочито небрежным жестом. – Так паршиво, когда о сбрендившей алкоголичке знаешь больше, чем о…
С шумом вдыхаю воздух, хоть бы не расклеиться прямо сейчас.
– Держи, – повторяю настойчиво.
Фон Вейганд не реагирует. Выражение лица удивительно умиротворенное. Ноль по фазе, ни один мускул не дрогнет. Обманчивая благосклонность, за которую часто расплачиваюсь кровью.
Ну и что?
Ну и пусть.
Окунаюсь в темный омут, срываю пластырь.
– Каро поставляла девушек для Мортона, Дитца и мифических «остальных», приговорила к смерти не в меру любознательного супруга Джеффри, избавилась от падчерицы. Кого не бесят лишние имена в завещании? И здесь возникают непонятные моменты, – выдерживаю театральную паузу. – Во-первых, дамочку терроризирует картина в уникальной раме. На вид ничем не примечательный портрет – лорд, его дочь, их убийца. Однако мистика не дремлет: вещицу продают, сжигают, окропляют святой водой, а она упрямо возвращается к владельцу. Можно списать на бред больного, кабы не пункт «во-вторых», который засвидетельствую лично. Некто чудом проскальзывает мимо консьержа незамеченным, стучит в дверь и неожиданно исчезает, оставив посылку с проклятой картиной.
Механически пересчитываю купюры, раскладываю по старшинству.
– Странно, – хмыкаю. – Либо призраки решили поквитаться, либо реальные люди. Кто-то хочет свести бедняжку с ума, причем достиг цели. Каро искупает грехи пьянством, выдает военные тайны. Пусть в запутанной форме, и все-таки.
Наклоняюсь вперед, кладу пачку денег на сидение рядом с водительским.
– Your tips, (Твои чаевые,) – ободряюще хлопаю парня по плечу, возвращаюсь в прежнюю позу, развиваю цепь умозаключений: – Аварию подстроили специально, инсценировали, отвлекли внимание. Ведь дочь Блэквелла не погибла в автокатастрофе. Цитирую Каро: I’ve sold it when she died. (Я продала его, когда она умерла.) It came back to me when she really died. (Он вернулся ко мне, когда она действительно умерла.) Это о портрете и о падчерице. Две предполагаемые смерти, ни одной настоящей.
Напускное безразличие фон Вейганда подстегивает мой творческий запал.
– Сопоставь факты, докопайся до сути. Всех настигнет карающая длань Фортуны. Хорошо докопалась? – победная улыбка зажигается и гаснет, блекнет, смазывается лихорадочным волнением. – Женщина из замка Руж, у вас были одинаковые маски, вы танцевали вместе, потом она пропала, сразу после появления Мортона. Твой козырь – человек, да?
Из динамиков льется плавная мелодия, водитель умело притворяется невидимкой. Салон авто утопает в густом тумане.
– Снова тишина? – теряю контроль, срываюсь на крик: – Вообще, ничего не скажешь?!
Преступаю закон, перехожу грань дозволенного. Не задумываюсь, не выбираю ни место, ни способ. Ведомая гневом, замахиваюсь, желаю ударить. Просто действую, насыщаю внутреннюю потребность. Всерьез рассчитываю на реванш.
Наивная.
Мои запястья ловко перехватывают, сжимают несильно, заводят за спину, избавляют от опасной горячности.
Замурована между безграничным спокойствием фон Вейганда и собственной истерикой. Жмурюсь, кусаю губы, отчаянно борюсь с жалобными всхлипами. Противлюсь пагубной слабости, не сдаюсь и не отступаю.
– Организация, в которую ты так рвешься попасть, – бормочу дрожащим голосом. – Это они творят жуткие зверства? Лига работорговцев на острове? Или тут иная песочница? Вечно занят, вечно на взводе. Что же ты делал, когда боялся приходить ко мне ночью… Выполнял задания? Признайся, какой обряд совершают ради почетного места в дьявольском кружке. Сколько людей приносят в жертву?
Фон Вейганд притягивает меня ближе, обнимает крепко-крепко, убаюкивает щемящей нежностью. Покрывает обнаженную шею поцелуями, невесомыми и порхающими, будто крылья бабочки. Но не произносит ни единого слова.
Лучше бы наорал, избил, причинил привычную боль.
Все, что угодно, лучше упертого молчания.
Ярость застилает глаза, толкает на безумную провокацию.
– Ах, совсем забыла! – говорю с показной беспечностью. – Портрет очень заинтересовал, потянуло увидеть его опять. Поэтому вернулась в квартиру на следующий день. Зря, ведь там не было ни Каро, ни картины. Только голый Гай, дружеские объятья и непристойные предложения.
Вздрагиваю и осекаюсь, когда зубы хищника смыкаются на пылающей коже. Не кусает, но и не дразнит. Демонстрирует превосходство, вынуждает подчиниться и стихнуть.
Озноб ледяными стрелами пронзает тело, безжалостно терзает грешную плоть. Разом трезвею, замираю в ужасе от содеянной глупости. Раскаиваться поздно, неосторожную фразу не вернуть обратно, ошибку не исправить. Попадаю по полной программе.
Сразу прикончит или заставит помучаться?
Он не сторонник быстрой расправы, дотерпит до подземелий родового особняка и с радостью удовлетворит мою жажду приключений так, что мало не покажется.
– Во время экскурсий успела посетить London Eye*? – мягко произносит фон Вейганд.
*Лондонский глаз – колесо обозрения, расположенное на южном берегу Темзы (прим. авт.)
Вопрос выбивает почву из-под ног.
– Ты, вообще, слушал меня? – даже обидно. – Ты не веришь?
– Верю каждому слову, – чмокает в шею, отстраняется, достает мобильный.
– Я нарушила основное запреты, послала к черту систему безопасности, пробралась на вражескую территорию, – напоминаю на всякий случай.
Молодец, подкинь еще горсть земли на крышку гроба.
– Я обнималась с голым парнем, – уточняю: – С абсолютно голым парнем.
Триумф идиотизма.
– И… ничего? – тонко намекаю.
Экзекутор занят поиском номера в телефонной книге.
– Предпочитаешь вино или шампанское? Покрепче – виски, джин, водка? – спрашивает ленивым тоном.
Видимо, мы незаметно попали в параллельную реальность с добрыми и всепрощающими садистами. Моргаю, щипаю себя – не выручает. Жду подвоха.
– Полагаюсь на твой вкус, – отползаю в сторону, готовлюсь держать оборону.
Однако романтичный шеф-монтажник не спешит с наказанием, наоборот, организовывает приятный сюрприз. Бронирует приватную капсулу на знаменитом колесе обозрения, просит дополнить антураж кабины вином и закусками.
– Короче, обсуждения не будет, – подвожу итог.
– Почему? – нажимает на сброс, отключает мобильный. – Теперь нас не побеспокоят.
– Давай, – мило улыбаюсь, вжимаюсь в дверцу авто, хотя прекрасно понимаю, это не спасет. – Предлагаю внести ясность в спорные моменты, определить, кто и где дал маху. Развитие отношений – долгий и кропотливый процесс, основанный на сотрудничестве, честности…
– Правда, скучаешь по траху в задницу? – прерывает фон Вейганд.
– Прости – что? – едва не лишаюсь челюсти, захожусь в приступе нервного кашля.
– Ну, ты сказала, было грустно, пришлось искать другие развлечения, – умело использует компрометирующие выражения.
– Фигура речи, не более, – уверяю поспешно.
– Я так и думал, – вздыхает с наигранным разочарованием.
– Издеваешься?
Он смеется, весело и по-мальчишески, но в горящих глазах сотни маленьких демонов отплясывают зловещий танец.
– Нет, – заявляет с обманчивой нежностью.
Наклоняется и совершает неуловимое движение, мастерски исполняет резкий бросок. А в следующий миг я впечатана в мощное тело без надежды вырваться. Одна рука сдавливает горло, другая – ребра. Спиной ощущаю натянутые канаты мышц.
– Никогда не издевался над тобой по-настоящему, – шепчет на ухо. – Впрочем, искушение возникает регулярно.
– Прости, – пытаюсь оправдаться.
– Заткнись, – раздается приказ. – Мне давно следовало избавиться от наваждения. Сломать игрушку, найти замену, прекратить комедию.
– Я не… не… – тщетно стараюсь договорить.
Жестокие пальцы впиваются крепче, лишают кислорода.
– Но с тобой не могу поступать так, как следует.
Хватка усиливается, душит, принуждая судорожно дергаться и хрипеть.
– Поэтому – да, внесем ясность.
Неожиданно отпускает на волю, позволяет отдышаться и притягивает обратно. Согревает лаской, губами чертит влажную линию от ключицы к виску.
– Я ценю сообразительность, поэтому за догадки очень близкие к истине прощаю все остальное. Здесь откровения о работе официально заканчиваются. Хоть раз сунешься на запретную территорию, отучу твой зад от самодеятельности.
Грубо толкает к себе на колени, поворачивает, будто куклу, заставляет распластаться на животе, застыть в отличной позиции для порки.
– И это не фигура речи.
Больно шлепает ниже поясницы. Мужественно терплю, стиснув зубы.
– Никаких расследований, никаких встреч с Кэролайн Блэквелл, никаких контактов с Гаем Мортоном.
Еще несколько выразительных шлепков.
– Я оставлю тебе наличные и, возможно, пересмотрю график прогулок.
– Спасибо, господин, – не удерживаюсь от язвительного комментария.
– Разрешу заниматься любимым делом.
Легкие поглаживания настораживают похлеще ударов.
– В смысле? – внутренне напрягаюсь.
– Трепать языком.
Странно прозвучало, вроде «а ты смешной, убью тебя последним».
– Хотела узнать правду, будет правда, – обещает торжественно. – Расскажу о личном, о том, что прежде никому не рассказывал.
Ну, намечается прогресс.
– Не обольщайся, – словно читает мысли. – После такого признания даже на том свете от меня не скроешься.
Какой побег? Смиренно обязана поддерживать имидж полной дуры…
– А! – вырывается дикий вопль.
Тяжелая рука снова и снова приземляется на беззащитную попу, карает с нескрываемым удовольствием.
– За что? – обиженно восклицаю. – Простил ведь!
– Профилактика, – невозмутимо поясняет фон Вейганд.
***
Как выглядит идеальное свидание?
Безупречно сервированный стол, ажурные салфетки, изысканные блюда на любой вкус и цвет, вышколенные официанты на подхвате.
Ох, нет.
Початая бутылка алкоголя, крыша небоскреба, огни ночного города, ощущение, будто тебе принадлежит весь мир.
Уже лучше, хотя бы оригинально.
А, вообще, не принципиально где.
В фешенебельном ресторане или в рядовой забегаловке, дегустируя Dom Perignon Vintage 1921 года или балуясь дешевым портвейном в картонной упаковке, препарируя лобстеров или уплетая жареную картошку.
Важно другое.
The one who makes you feel complete.
Да, именно тот, с кем чувствуешь себя цельным, делает свидание идеальным.
Обезумевший пульс, взмокшие виски, сбившиеся дыхание. Кайф без наркотиков. Кайф от одного присутствия рядом. От переменчивых нот в тембре любимого голоса, от мириадов оттенков в горящем взгляде.
– Enjoy your vision, (Наслаждайтесь зрелищем,) – раздается напутствие из динамиков.
Ладно, приватная капсула London Eye тоже сойдет.
Сияние подсветки обрамляет захватывающий вид на знаменитые архитектурные объекты. Сперва выплывают скромные силуэты небоскребов и купол собора Святого Петра, позже пространство украшают Биг-Бен и Вестминстерский дворец. Касаешься стекла, словно ласкаешь драгоценную россыпь, следуешь манящему зову, впадаешь в гипнотический транс.
По окружности кабины расположены специальные поручни, пол непрозрачный, слегка нарушает иллюзию невесомости. В центре возвышается лавочка, накрыт миниатюрный столик – два бокала, испанское вино, скромные закуски. Бонусом прибавим телевизор и высокоскоростной доступ в Интернет.
Не замечаю декорации, окунаюсь в магию ночи, восхищаюсь сверкающим великолепием.
– Нравится? – спрашивает фон Вейганд.
– Конечно! – замираю не в силах отвести взор от сказочного мерцания. – Зацени мост по ту сторону борта. Новехонький, а его же в щепки разнесло при съемках «Гарри Поттера»! Вот и доверяй людям, опять фальсификация…
– У нас есть полчаса, – напоминает елейным тоном, поясняет: – Срок, за который колесо совершает оборот.
Мягкий хлопок пробки. Краткий миг, и пьянящий нектар получает заветную свободу, с игривым звуком бьется о хрустальную поверхность. Наливать посетителям – обязанность специально обученного дворецкого. Однако мы скромно отказались от помощи, предпочли прокатиться тет-а-тет, предварительно доплатив круглую сумму за нарушение правил.
– Нам по карману заказать несколько оборотов? – интересуюсь невинно.
– Мне не по карману столько откровенности, – отвечает насмешливо.
Подходит совсем близко, останавливается за спиной.
– Главное – начать, – оборачиваюсь и принимаю протянутый бокал.
– Некоторые двери нельзя открывать, – заявляет мрачно.
– Можно, – слабо улыбаюсь: – Только не для всех.
Пьем без тоста и до дна. Не договариваемся, тем не менее, синхронно и слаженно, будто по команде. А потом наступает пауза.
Не тороплю события, стараюсь не помешать ни словом, ни жестом.
– Хорошо, приступим, – сухо соглашается фон Вейганд, отрывисто излагает основные тезисы биографии: – У меня было счастливое детство. Море, солнце, природа. Обычный дом в маленьком городке, обычная семья, мать работала швеей, отец – преподавателем в местной школе, обычные друзья и развлечения наподобие футбола.
Как же так?! Родился вовсе не в сокровищнице Валленбергов. Не упивался абсолютной вседозволенностью, не привыкал к слепящей роскоши с пеленок.
– Бабушку узнал лет в двенадцать, дед приехал еще позже. Постепенно стала известна правда, – полные губы складываются в кривой усмешке. – Я желал разбогатеть, достичь успеха, обеспечить родителей по достоинству. Разве мог подозревать, что почти владею миллиардным состоянием?
Подняться по карьерной лестнице от среднестатистического подростка до наследника целой империи… Внезапно, не спорю.
– Отец был умен, но никогда не стремился к власти, не собирался управлять компанией. Для него офис выглядел клеткой. Музыка оставалась единственной настоящей страстью.
Он относит пустые бокалы на стол, возвращается ко мне. Смотрит мимо, избегает прямого контакта, не встречается взглядом. Обхватывает меня за талию, грубо поворачивает лицом к стеклу. Резко подталкивает вперед, точно намеревается впечатать в прозрачную стену. Замираю, судорожно цепляюсь за поручень. Вздрагиваю, когда горячие ладони накрывают мои леденеющие пальцы.
– Что будет, если отнять у человека самое дорогое? – нависает грозно, будто коршун над добычей. – Обрезать крылья?
Не обнимает, не прижимается крепче. Здесь нет ничего интимного. И все же мы никогда не находились в такой близости.
– Отец чуть не покончил с собой. Здесь. В Лондоне. Напился после очередного совещания, бродил по городу с заряженным револьвером в кармане. Оружие купил сразу, когда ему сообщили, что нет шансов спасти руку и можно навсегда забыть о фортепиано. Но он был сильным. Справился, нашел новую цель, преодолел отчаяние.
Потерять дар небес, талант от Бога. После этого не каждый сумеет обрести мужество и смело шествовать дальше. Выкарабкаться из ямы, наполненной болезненной жалостью к себе прежнему. Наплевать на горечь поражения. Подняться с колен, уперто продолжить путь. Доказать, что теперешний ты достоин не меньшего восхищения.
– По чистой случайности, лишь спустя годы он узнал, кому обязан увечьем. Кто оплатил его перерезанные сухожилия. Сначала отказывался верить, потом направился к деду с тем самым револьвером. Впрочем, ничего ужасного не произошло. Отец уехал, скрывался в разных странах, менял имена, в итоге поселился на территории Испании под фамилией фон Вейганд. Полюбил мою будущую мать, счастливо сочетался браком.
Значит, предпочел исчезнуть. Не простил, однако и возмездия не требовал.
– Говорят, трудно спустить курок, – короткий смешок заставляет съежиться. – Нет, гораздо труднее удержаться от выстрела.
На поверхности стекла размытыми бликами отражается пугающий облик зверя. Жадно вглядываюсь в бездну, сливаюсь с тьмой. Не решаюсь задать вопрос, не осмеливаюсь.
– Хочешь спросить – спрашивай, – бросает небрежно.
Сомневаюсь, что мне нужен ответ.
– Да, – выдыхает на ухо, хрипло шепчет: – Достаточное количество раз.
Господи.
– Личное присутствие не обязательно, возможен косвенный приказ.
Теоретически – удивляться нечему, практически – тянет закрыть глаза, забиться в угол и поплакать.
– Иначе не бывает, – неожиданно отстраняется. – Homo homini lupus est. (Человек человеку волк.)
В мире больших денег ставки соответствующие.
«Игнорируешь очевидное», – резюмирует внутренний голос.
Прискорбно, тем не менее, во всем мире одинаковые ставки.
Ну, давайте, возразите. Отстаивайте утопическую точку зрения, уповайте на призрачную справедливость, помяните стыд и совесть.
Неужели готовы добровольно возложить голову на плаху ради чужого блага? Бескорыстно прикрыть товарища, уберечь от шальной пули, принять предательский удар. Жертвовать во славу идеи…
Серьезно? Без шуток?
Тогда берите медальку. Повезет же кому-то с идиотом, тьфу, альструистом.
– Дед мечтал и до сих пор мечтает о наследниках, – ловко переводит тему. – Когда я сказал, что женюсь на Сильвии, он был в ярости.
Фон Вейганд берет бутылку, не прикладывается к горлышку, рассматривает и возвращает обратно. Садится на скамью, широко расставив ноги, не выпускает меня из-под прицела горящего взгляда.
– Вот поэтому я женился на Сильвии, а дед изменил завещание. Подробности интересны?
В запасе двадцать минут, обязаны успеть.
Медленно киваю.
Хаотичные мазки повествования обретают ясность. Время обращается вспять. Пред мысленным взором четко выстраивается черно-белая раскадровка.
Вижу кабинет, обставленный в лучших традициях классического стиля. Зашторенные окна, массивные стеллажи с книгами, дубовый стол, кожаный гарнитур. Никаких особых излишеств, строго и лаконично.
Помолодевший Валленберг изучает важные документы, юный фон Вейганд вальяжно развалился в кресле напротив, равнодушным видом бросает вызов и подрывает авторитет законного руководителя.
…– Она шлюха, – хмуро вынес вердикт Вальтер. – Я велел выбрать достойную девушку, а не проститутку.
– Любопытные выводы, – Алекс хмыкнул. – Успел собрать досье?
– Биография пестрит знаками отличия. Студенты колледжа, соседские парни, несколько преподавателей, друзья семьи, – отвлекся от бумаг, достал объемную папку и протянул внуку. – Ознакомься.
– Спасибо, нет, – отказался тот. – Уверен, за последние полгода там ни одного нового романа.
Сильвия не изображала святую невинность, хлопая пушистыми ресницами. Не скрывала многочисленные сексуальные связи в прошлом, не строила из себя ханжу, не пряталась за лживой оболочкой. Не давила и не напрягала, не раздражала беседами о высоких чувствах и серьезных отношениях. Спокойно переносила измены, однако сама хранила верность.
– Почему? – спросил Алекс, когда они отдыхали на смятых простынях, жарко отметив очередное бурное воссоединение.
– Тебя настолько достали ревностью, что другая реакция вызывает недоумение?
– Просто, странно, ведь ты тоже могла бы спать с кем угодно, – помедлил и тихо уточнил: – В период наших расставаний.
– Могла бы, но не тянет, – мягко улыбнулась Сильвия. – Сначала частая смена партнеров вносит разнообразие, оттеняет удовольствие, подстегивает на смелые эксперименты. Но однажды утром просыпаешься и понимаешь, что все это опустошает. Экстаз потерялся, осталась механика.
Девушка и раньше казалась ему неглупой, однако сейчас действительно поразила.
– Хочется стабильности, – задумчиво произнесла она, после шутливо поцеловала его в щеку. – Не переживай, под венец насильно тащить не стану. Меня полностью устраивает то, что есть.
«Отлично», – решил Алекс и на следующий день сделал ей предложение.
Парень никогда не испытывал недостатка в поклонницах. Женщины активно соблазняли его, искренне надеялись растопить ледяное сердце. Некоторые любили, некоторые умело играли в любовь. Однако пробить стальную броню не удавалось.
Алекс видел цель и не замечал препятствий, стремился на вершину, добивался могущества и власти. Не гнался за наслаждениями, воспринимал их в качестве приятного дополнения, снимал напряжение. Ни с кем не задерживался надолго, редко возвращался, не обременял себя ответственностью. Порой овладевал новым телом лишь с намерением кончить, порой вдохновенно трудился над ответным откликом. Стиль зависел от настроения. Хотя жалоб не поступало, наоборот, просьбы о добавке.
Сильвия не донимала его звонками, не навязывалась при каждом удобном случае. Выгодно выделялась на фоне прочих, подкупала тем, что не вторгалась в личное пространство.
– Гнилое яблоко от гнилой яблони, – презрительно произнес Вальтер. – Мать потеряла счет официальным мужьям, а уж под сколькими неофициальными побывала…
– Я ей верю, – прервал Алекс.
– Неужели влюбился?
– Я верю ей, а не в любовь.
В любовь он действительно не верил. Для других – пожалуйста. Для себя – увольте. Бесполезная трата сил и энергии, глупый самообман.
– Она не девственница, – хмуро бросил дед.
– Весомый аргумент. Признаюсь, я тоже.
– У женщины должен быть только один мужчина.
– Либо женюсь на Сильвии, либо, вообще, не женюсь, – твердо заявил внук. – Прекращаем спор.
– Окончательное решение?
– Абсолютно окончательное.
– Прекрасно, тогда придется внести поправки в завещание, – усмехнулся Вальтер.
– Лишишь наследства за выполнение собственного приказа? – не счел нужным скрыть иронию в голосе.
– Лишу наследства, если подашь на развод, – отчеканил строгим тоном. – Более того, все состояние моментально перейдет к твоей законной супруге.
– Пускай, – беззаботно кивнул.
– Если разведетесь по ее инициативе, капитал останется за тобой. Мошенничество исключено, – сурово уточнил и прибавил: – Я позабочусь об исполнении условий. Даже после смерти.
– Договорились, – и бровью не повел.
Свадьбу сыграли через месяц.
– Люблю, – шептала Сильвия, обвивая его ногами, выгибаясь дугой.
Алекс наматывал темные локоны на кулак, больно тянул, вынуждая вскрикнуть, брал податливое тело молча, вонзался глубже и резче, срывал с пухлых губ протяжные стоны.
– Я подарю тебе сына, – обещала девушка, кончиками пальцев чертила круги на широкой груди.
– Мечтаю об этом, – парень отстранялся, поднимался с кровати, набрасывал халат и шел в кабинет.
«Сократим финансирование, пусть проявят немного фантазии», – располагался в удобном кресле, листал последние отчеты.
Для него ничего не изменилось. Работа – самая желанная любовница. Создавать новые схемы, воплощать безумные идеи, внедрять новаторские методы. Рисковать и получать главный приз. Ощущать настоящую силу и страсть. Снова и снова. Вот только…
Играя чужими судьбами, начинаешь чувствовать себя богом. Но забываешь, что всего лишь человек.
– Прошло два года, а наследников не предвидится, – прямо сказал Вальтер на семейном обеде.
– Успеют, – улыбнулась Элизабет, мысленно сетуя на вопиющую бестактность мужа.
– Желательно успеть раньше, чем я опять поменяю завещание, – просверлил невестку тяжелым взглядом. – Уважьте старика напоследок. Хочу понянчить ребятишек.
– Своих детей ни на шаг к тебе не подпущу, – серьезно заверил Алекс.
– Старайтесь лучше, – дед пропустил мимо ушей колкое замечание. – Я уже присматриваю запасные варианты. Многие будут рады получить мои миллиарды.
Юноша рассмеялся, показывая, насколько ему безразличны подобные угрозы. А девушка изменилась в лице, потом спохватилась, быстро улыбнулась, прогоняя мрачные тени. Но перемена не укрылась от проницательного старика.
– Гнилое яблоко, – напомнил Вальтер чуть позже, когда беседовал с внуком наедине. – Она не способна произвести наследников.
– Проблема может быть во мне, – предположил, руководствуясь логикой.
– Сомневаюсь, – вздохнул и вернулся к обсуждению текущих вопросов: – Знаешь, поезжай в Цюрих, там есть важное дело.
Результаты анализов из немецкой клиники Алекс получил факсом уже в Швейцарии. Заключение выглядело неутешительно – количество активных сперматозоидов гораздо ниже нормы. Возможные причины? Генетические дефекты, физиологические изменения, нарушения гормонального статуса. Не исключается пагубное влияние факторов внешней среды.
– Ужасно скучаю, – признавалась Сильвия по телефону.
– Я тоже, – почти не лгал в ответ.
– Мне без тебя холодно.
– Скоро вернусь.
«Проверим еще», – решил пройти обследование сразу в нескольких клиниках Цюриха.
Показатель подвижности сперматозоидов застыл на прежней отметке, хотя никаких болезней и нарушений не обнаружили. Перешли к медикаментозному лечению, тем не менее, особого прогресса не наблюдалось.
Астенозооспермия, так звучал неутешительный диагноз. Не помогали ни таблетки, ни исследования. Наверное, стоило набраться терпения.
– Возвращайся, – выдавал новое задание дед. – У нас возникли непредвиденные трудности. Подробности при встрече.
– Сегодня вылетаю, – юноша смял листок с неблагоприятными данными, положил в карман пиджака.
«Что если это последствия лихорадки?» – детально анализировал ситуацию по дороге домой.
Будучи подростком, Алекс отправился в рейс. На борту судна ограничений по возрасту не существовало, документы не спрашивали. Команде не помешал крепкий парень. Прививок от экзотических вирусов он не сделал, о чем потом очень пожалел. Еле оклемался, пару недель провалялся без чувств и с высоченной температурой. В будущем ничем не болел, разве только легкой простудой.
«Надо сказать Сильвии, пусть не винит себя», – думал юноша, поднимаясь по лестнице родового особняка.
– Наконец-то! – жена бросилась ему на шею, сияла от радости: – Есть новости.
– Хорошие?
– Очень, – коснулась губ нежным поцелуем.
Рядом кто-то закашлялся.
– Срочная передача от господина Валленберга, – слуга показал пухлый сверток. – Просил вручить вам по приезду.
Бизнес не ждет, постоянно требует внимания. Интересно, где возникли трудности. Опять профсоюзы воду мутят?
– Обсудим твои новости в кабинете, – кивнул жене, забрал посылку.
– Конечно, – согласилась Сильвия.
Несколько минут по коридору. Запускается обратный отсчет.
– Я по тебе соскучилась, истосковалась, изголодалась…
– Покажешь ночью, – насмешливо бросил Алекс и вольготно расположился в кресле. – Так чем порадуешь?
Взял канцелярский нож, вспорол упаковочную бумагу.
– У нас будет малыш, – сказала девушка.
Достал несколько компакт-дисков.
– Самая радостная мечта сбывается, – сказала девушка.
Пачку фотографий.
– Я беременна, – сказала девушка.
Несколько бланков.
– Что случилось? – удивилась хмуро сдвинутым бровям и льду в горящих глазах. – Почему ты…
– Какой срок? – вкрадчиво спросил Алекс.
– Наш последний раз оказался самым удачным, – произнесла довольно. – Три месяца.
Он подвинул к ней содержимое посылки.
– Здесь написано два, – помедлил и уточнил: – Два месяца.
– Не понимаю, – пробормотала пораженно, бросила рассеянный взор на документы, начала читать, обратила внимание на снимки, застыла в ужасе: – Что это?!
– Заключения врача, фальшивое и настоящее, потом чистосердечное признание от него же, с указанием суммы, которую ты предложила за подтасовку результатов. Муж-рогоносец не придаст значения небольшой разнице. Родишь месяцем раньше или месяцем позже. Разве принципиально? – произнес ровным тоном. – Посмотри, любопытно. О, забыл, там есть фото, где тебя трахают в разных позах, и диски, очевидно, той же тематики.
– Нет… этого не было! – воскликнула Сильвия. – Это не правда!
Ее щеки побледнели, резко приобрели землистый оттенок, а губы дрожали. Казалось, сейчас расплачется.
«Отличная актриса», – подумал Алекс и не стал спешить.
– Это… это же твой дед прислал! – истерично продолжала она. – Он специально все подстроил, подделал снимки, нашел какого-то врача… он… он же ненавидит меня! Он постоянно отпускает колкости в мой адрес, упрекает, что нет детей… а теперь… теперь зашел слишком далеко!..
– Зачем?
– Не знаю, – слезы дрожали на ресницах. – Хочет нас развести, хочет поссорить…
– Боишься развода, – холодно подытожил Алекс. – Вдруг дед выберет себе новую невестку. Значит, фразы о наследниках запали в душу. Подстраховалась?
– Я бы никогда…
Он позволил ей говорить, наблюдал спектакль, чувствуя, как пробуждается ярость внутри.
Обида? Нет, лгут все, без исключения.
Ревность? Нет, его самооценка никогда не страдала.
Разочарование? Пожалуй.
– Ты разочаровываешь, Сильвия, – заявил обманчиво мягко, достал смятый лист из кармана, медленно расправил и показал жене: – Доказательство обмана.
Неверящим взором изучила диагноз, нервно сглотнула, утратив способность выдумывать оправдания.
– Я не могу иметь детей, – разъяснил сложный медицинский термин.
– Я н-не из-изменяла, – девушка давилась мастерски сымитированными рыданиями. – Ан-нализы п-перепутали.
– В разных клиниках? В Швейцарии и в Германии? – усмехнулся. – Даже моему деду столько фальсификаций не подвластно.
Она говорила еще, но он не слушал.
Какая-то хитрая сучка пыталась обвести его вокруг пальца, устроила комедию, всерьез рассчитывала манипулировать им.
Манипулировать им?
Им?!
– Беги, – выдохнул Алекс и столь сильно сжал канцелярский нож в руке, что разломил напополам. – Если догоню, убью.
Нет, он не собирался причинять вред беременной женщине. Он же не зверь. И не псих. Возможно, психопат. Но настоящие психопаты прекрасно себя контролируют.
Пусть она проваливает подальше. Наказание получит обязательно, только не сегодня.
Однако Сильвия не подозревала об истинных намерениях мужа. Зато была осведомлена о тяжелом нраве и взрывном характере. Видела, с какой легкостью изувечили нож, и догадывалась, что ее тонкую шею свернуть намного легче.
