Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 82 страниц)
Мой.
Дышу для него.
Мой.
Всё для него.
Только мой.
И это закрытая зона. Окружена каменной оградой, запечатана мраком. Больше никто не смеет коснуться, посягнуть на чужие владения, вторгнуться на частную территорию.
– Алекс, – не то сливается с грешным стоном, не то и есть грешный стон.
Возбуждение затопляет до краёв, пламя охватывает податливую плоть, принуждает извиваться и трепетать. Страх сдаёт позиции, постепенно отступает.
– Господи, – порочный всхлип невольно срывается с губ, обрекает на погибель.
Позвоночник выгибается до хруста. Мышцы напрягаются, трепещет каждый мускул, натягивается до предела, точно тетива лука.
– Боже, – перемежается с очередным святотатством.
Закрываю глаза, застываю на краю пропасти, содрогаюсь всем телом.
Пылаю и замерзаю, почти умираю.
Почти, но не совсем.
Горячий язык скользит вдоль раскалённого лона, пробует на вкус, будто изысканный десерт. Гладит и обводит, уверенно избавляет от оков добродетели. Ласкает и клеймит, нежно и небрежно низвергает в бушующий океан ледяного безумия.
Изощрённая пытка. Издевательство. Извращение.
А мне плевать.
Хочется большего. Гораздо большего. Крамольного и развратного, отталкивающего, мерзкого и гадкого. Упоительного и возвышающего, коронующего через нестерпимые страдания и жесточайшие мучения.
Хочется к небесам. Сквозь грязь. Стирая в кровь костяшки пальцев, захлёбываясь в рыданиях, изнывая от страсти. Комкая простыни, задыхаясь от гремучего коктейля боли пополам с наслаждением.
Хочется падения и очищения.
Острого, дробящего на части, ничем не искажённого катарсиса. Неразбавленного абсента. Без сахара. Дерзкого и крепкого, галлюциногенного, сводящего скулы судорогой.
Хочется как в первый раз.
Губительно и бесповоротно.
Ещё и ещё.
Резко и жёстко.
До упора.
Не тлеть, а сгорать дотла.
– Алекс, – умоляю чуть слышно. – Прошу.
Распни мою душу.
Лиши невинности, избавь от иллюзий, заставь прозреть.
Вырви моё сердце свинцовыми щипцами.
Растерзай, изнасилуй, вы*би до беспамятства.
До полного подчинения, до забытья и отключения. До хрипоты и до дрожи, до жара и холода. Не на коже. Везде. В каждой клеточке грешного тела, в каждом атоме проклятого пространства. С изнаночной стороны и снаружи. Просто повсюду.
– Сделай это, – едва дышу. – Пожалуйста.
Пальцы ритмично движутся внутри, не останавливаются, не прекращают забаву ни на миг. Болезненные ощущения исчезают. Остаётся только пульсирующее желание. Сладкий яд, разъедающий волю. Алчная жажда, пробирающая до лихорадочного озноба.
Да… о, да!..
Я на грани.
Смело взираю в зияющую черноту бездны, готовлюсь совершить последний шаг.
Вверх или вниз?
Не важно.
Главное – с ним.
Остальное – чушь и суета.
Да?.. о, да!..
Я идеальная игрушка.
Глина в руках талантливого мастера.
Его рифмы, его краски. Его свет, его жизнь. Вся его. Без остатка, без компромисса. Без страха и упрёка.
Он творит мною свои шедевры, выстраивает меня в хлёсткие фразы, что разом врезаются в память, оставляют неизгладимый след. Он впитывает меня, он мною живёт.
Вот так.
Порою грубо и неистово, порою со щемящей нежностью. Охраняет и карает. Почитает и презирает. Боготворит.
– Поздно, – фон Вейганд отстраняется. – Слишком поздно.
Освобождает онемевшие запястья от галстука, поворачивает меня, ставит на колени, вынуждает принять нужную позу, шире раздвинуть бёдра и прогнуться.
– Ты понимаешь? – спрашивает тихо.
Ничего не понимаю.
Не желаю понимать, протестую и отказываюсь.
Мысли заняты иными, не самыми разумными рассуждениями.
Уже не жутко. Любопытно. Неужели действительно понравится? Неужели такое, вообще, может понравиться? Как? Почему?
– Meine Kleine, (Моя маленькая,) – усмехается. – Моя девочка.
Покрывает спину скользящими поцелуями.
– Моё проклятье, – чмокает в макушку, шумно выдыхает: – Mein Engel. (Мой ангел.)
Притягивает ближе, прижимается крепче и проникает в запретное. Овладевает медленно, заполняет неспешно. Без резких движений, но так, будто выжигает печать. Оставляет несмываемую метку. Вырезает особый знак.
Трепещу.
Сердце даёт перебой, по венам течёт жидкий лёд.
Не спастись. Не сбежать и не скрыться. Играем всерьёз. Без повторных дублей, без страховки. В режиме реального времени анатомируем страсть.
Сценарий расписан в мельчайших подробностях. Выбор не имеет значения, всякое решение приводит к вожделенной цели.
Possession.
Первый толчок это обладание. Вечный голод, который вынуждает судорожно вдохнуть, вкусить испорченный плод и окончательно потерять контроль.
Obsession.
Второй толчок это одержимость. Незаживающая рана. Открытая, рваная, кровоточащая. Не позволяющая обрести желанный покой ни днём, ни ночью.
Crash.
Крах. Взрыв. Разрушение. Тотальное подчинение. Подчинение за гранью. Предельное и фатальное.
Сбиваюсь со счёта, теряюсь в стремительно нарастающем ритме. В животном бешенстве. В диком и яростном танце обезумевших изголодавшихся зверей.
– У тебя есть только одна реальность, – рычание хищника опаляет шею, заставляет мелко задрожать.
Знаю.
Буду сосудом для твоей спермы, буду твоей Вселенной.
Режь.
Вспарывай и наполняй. Выбивай воздух из лёгких. Прожигай насквозь, порабощай и обращай в пепел.
Срывай кожу, обнажай податливую плоть. Вгрызайся клыками, терзай когтями.
Ну, же.
Не щади.
– Запомни раз и навсегда, – произносит хрипло.
Вбивается глубже. Удар за ударом.
Пожалуйста, да.
Бей сильнее.
Поражай насмерть, разрывай на части.
Без жалости.
Прошу, умоляю.
Вонзается внутрь. В оголённую суть.
– Я, – бросает хлёстко, спускает курок у виска: – Я твоя реальность.
Падаю и кричу.
…Режь…
Змеиным шёпотом.
…Бей…
Прямо под рёбра.
…Владей…
Раскалывая на осколки.
Вижу в темноте. Вижу темноту. Широко закрытыми глазами. Широко распахнутыми устами.
Слёзы льются градом. Солёные ручьи обжигают заледеневшие щёки. Надсадные стоны рвутся из объятой пламенем груди. Захлёбываюсь воплями, сотрясаюсь от рыданий и понимаю, что мне ещё никогда в жизни не было так хорошо.
Никакой боли, никакого страха.
Только…
Только что?
Не банальное счастье и не заурядное наслаждение. Не примитивный оргазм.
Другое, абсолютно иное.
Мрачное и мощное. Пронизанное пороком, пропитанное похотью. Высеченное багровым почерком кнута на всё ещё подрагивающей плоти.
Горько-сладкое.
The Fall.
Грехопадение.
Глава 15.1
Cien años de soledad. (Сто лет одиночества.)
Если не дольше.
Не больнее. Не жёстче.
Неумолимо. Неотвратимо.
Неизбежно. Невозможно.
Полная, полнейшая безнадёжность.
Громко хлопаешь дверью. Закрываешь дверь, закрываешь глаза.
Всё идёт по плану, да?
Сжимаешь челюсти до скрипа, до ломоты в зубах. Отчаянно сражаешься с первородным ужасом, упёрто стараешься преодолеть безотчётный страх, взять под контроль бурю эмоций внутри.
А вокруг кромешная темнота.
Сглатываешь тошнотворную горечь, усилием воли замедляешь пульс. Воскрешаешь нужный образ в зыбком омуте памяти.
Гнетущая паутина морока опутывает реальность.
– Не она, – срываешься на глухой шёпот, твердишь словно заклинание: – Не она, не она, не она.
«Это» – не настоящее.
Растрёпанные волосы. Будто шёрстка встала дыбом у загнанного в капкан зверька. Немой вопрос. Будто вызов навеки застыл в каре-зелёных глазах.
Подделка.
Такая маленькая, удивительно хрупкая. Игрушечная. Фарфоровая кукла, которую столь легко изломать на части. Разрушить. Испортить, изувечить. Уничтожить навсегда.
Дешёвая копия.
Ну же. Сделай это. Ударом ножа. Насквозь. Прямо туда. Без жалости, без промедления, отточенным движением.
Очередная имитация.
Плевать. Какая разница?
Чушь. Бред. Блеф.
Главное – не она.
Лишь немного похожа.
– Но не она, – липкий пот ручьём струится по напрягшейся спине, убеждаешь себя на автомате, точно заведённый повторяешь: – Не она, не она.
Просто отражение.
Болезненная судорога скручивает желудок в морской узел.
Той.
Перебой.
Другой.
Недолгая пауза и вновь по кругу. Удары сердца попадают строго в такт, отмеряют драгоценные мгновения, приближая к бесконечности.
Кара небес.
Она.
Адская кара.
Она.
Благословение? Вряд ли. Скорее проклятие.
Она.
Та самая.
Взъерошенные пряди светлых волос обрамляют точёный профиль ангела.
Настоящая.
Невинный взмах ресниц вынуждает пасть ниц.
Такая, что больно смотреть.
Ох, эти чёртовы, эти дьявольские глаза. Вязкая трясина, подсвеченная изнутри солнцем. Грязь, в которой давно и безнадёжно погряз. Эти колдовские глаза. Они не отпускают ни на миг. Не отпускают никогда.
A Dame to kill for. (Женщина, ради которой стоит убивать.)
Не одного. Не двух.
Гораздо больше.
Сотни. Тысячи. Миллионы.
A reason to kill for. (Причина для убийства.)
Нервно смеёшься.
Как будто для убийства нужна причина. Как будто окружающий тебя мир не зиждется на основных инстинктах. Как будто насилие – не выход.
Пожимаешь плечами, разводишь руками.
Даже скучно. Ничего нового.
Скептически хмыкаешь.
Обычно, привычно, просчитано до мелочей. Выверено с математической точностью прирождённого учёного.
Без сил сползаешь вниз, опускаешься на дно. На покрытый мерзкой жижей ледяной пол. Выдыхаешь, не выдыхая. Забываешь, не забывая.
A stranger in the mirror. (Незнакомец в зеркале.)
Кто он? Что здесь делает?
Срываешь маску, обнажаешь лицо. Обнажаешь запредельную правду. Выворачиваешь самого себя наизнанку. Вспарываешь собственную податливую плоть, стираешь собственные кости в порошок.
One. Two. Three. (Раз. Два. Три.)
Методично срываешь кожу.
Scheiße. (Дерьмо.)
Слой за слоем.
One. Two. Three. (Раз. Два. Три.)
Давай, не замирай.
Fuck. (Еб*ть.)
Время стекает по мелко дрожащим ладоням, просачивается сквозь скрюченные пальцы, покрытые запёкшимся багрянцем. Разум пленён в стальной клетке, объят жесточайшим безумием. Хаотичные мысли тщетно бьются о раскалённые добела прутья.
Прежде не ведавший поражений, наконец, проигрался в пух и прах. Не медли, запускай игровой барабан. Стреляй без промаха.
Этот проклятый взгляд всегда устремлен на тебя, преследует по пятам, мешает сосредоточиться на достижении цели. Раздражает, выводит из состояния равновесия, приводит в бешенство, доводит до исступления.
На удачу.
Этот проклятый аромат пропитывает любое пространство. Что ад, что рай – следует за тобой повсюду. Дразнит и дурманит, манит, гипнотизирует, подчиняет чужой воле, вынуждает сдаться в плен без боя.
Наугад.
Ты привык всё держать под контролем, а теперь потерял рычаг управления. Потерял голову, потерял остатки здравого смысла. Ты не плывешь по течению, даже не тонешь. Ты давно повержен, отдан на растерзание сокрушительной стихии.
Ну же, смотри.
Вода заполняет лёгкие.
Равнодушный экран издевается.
…$колько $тоит $вобода…
Не хватает кислорода.
А любовь?
По венам сразу в кровь.
А она?
Заткнись.
А её…
Нет, не смей.
А её любовь?
Damn. (Проклятье.)
Зачем?
Не оценит. Не поймёт.
Никогда не простит.
Не сумеет с этим жить.
Ведь это может убить.
Cien años de soledad. (Сто лет одиночества.)
Готов ждать и дольше.
Но.
Такие как ты не отпускают своё.
Хоть до смертного одра, хоть за могильной плитой.
Такие как ты не боятся темноты.
Они и есть темнота.
Над ними властен лишь короткий миг.
Истины.
Миг, когда плачут ангелы.
Миг, когда плачу я.
…
Твоя плохая девочка.
С горькой усмешкой.
Твоя. Твоя. Твоя.
Как в горячечном бреду.
Только твоя.
Точка или всё же многоточие?
***
Yeah, baby, I’m back. (Да, детка, я вернулся.)
Как любил говорить вампир моей мечты, когда у него в очередной раз отнимали душу, чтобы он мог с чистой совестью насиловать, пытать, убивать etc. Иными словами, ни в чём себе не отказывать и развлекаться по полной программе.
Даже тогда, в сладкий период розово-беззаботного детства, моим запредельным идеалом был хищник, садист, психопат и маньяк, кайфующий от изощрённых издевательств над беззащитной жертвой.
Стоит ли удивляться, что коварная судьба свела меня именно с фон Вейгандом?
Поверьте, я могла закончить куда хуже. Однажды утром проснуться в сточной канаве с перерезанным горлом. Хм, то есть, вообще, не проснуться после очередной авантюры. Или же ещё печальнее – повстречать на своём пути милашку Мортона.
Спорим, после пары-тройки дней во власти чокнутого лорда перерезанное горло и сточная канава покажутся весьма соблазнительной перспективой?
Эх, ребята, у судьбы свои правила и своё извращённое чувство юмора. Кому-то везёт, кому-то не очень. Кому-то везёт так, что лучше не везло бы вовсе.
Впрочем, не отвлекаемся, говорим исключительно по существу.
Доброго времени суток. Мы рады приветствовать вас на борту нашего лайнера. Желаем приятного полёта. Надеемся, не подведём и не оплошаем. Честное пионерское, ну, очень постараемся не разочаровать.
Фух.
Можно выдохнуть?
Знаете, только безнадёжные зануды рассказывают обо всём по порядку, выстраивают события в хронологическую цепь. Сухо и строго. Факт за фактом. Виток к витку.
Порядок – это ж скука смертная.
Гораздо любопытнее собирать головоломку по фрагментам. Порой схватывать ключевые моменты на лету, порой пропускать важнейшие детали мимо. Буксовать, заходить в тупик, зависать на несколько секунд и жутко лажать, действовать наугад. А потом, основательно наломав дров, рваться вперёд, разом решать несметное количество проблем по ходу пьесы.
Пожалуйста, выключите ваши мобильные телефоны.
Понимаете, рассказывать истории по порядку всё равно, что дробить сюжет «Бойцовского клуба» на атомы.
Можно выявить структуру и вычленить сюжетные вехи, можно оформить всё по правилам, создать красивую схему. Можно даже расположить события по мере логического развития.
Много чего можно.
Только завораживающую гармонию хаоса повторить невозможно. А без неё по нулям. Никакого кайфа.
Порядок для слабаков.
А я вот люблю заглянуть в эпилог. Успокоиться/огорчиться на счёт финала заранее. Чего греха таить, не скрываю. Но любопытство губит кошку.
Что же там? Что за кулисами?
Шаг вперёд, сбившееся дыхание.
Как устоять, если разгадка сама плывёт в руки?
Дрожащие от нетерпения пальцы крепко сжимаются на желанном ключе.
Торжественный миг истины. Слепящее сияние софитов, оглушительные аплодисменты.
Ключ от всех дверей. Окровавленный ключ.
Стоп.
Свет обращается в густую темноту, на плечи обрушивается гнетущая тишина.
Откуда кровь? Почему запёкшийся багрянец покрывает прежде девственно-чистую, невинную плоть?
Авторы редко выкладывают нам всю правду. У них постоянно имеется несколько козырей про запас, чтобы никто особо не расслаблялся. Поэтому после заветного «ХЭ» у героев не бывает «долго, счастливо и совершенно безоблачно».
Пожалуйста, приведите спинки кресел в вертикальное положение и пристегните ремни.
Признаюсь, мне нелегко определить собственный диагноз.
Эй, в зале есть добровольцы?
Только сегодня, уникальная возможность, шанс приобрести этот потрясающий браслет из цитрина за смешные деньги.
Тьфу.
В смысле – только сегодня, уникальная возможность, шанс покопаться в этой гениальной мелированной головушке абсолютно бесплатно.
Видите, авторы интригуют из последних сил, а у персонажей язык без костей и тормоза давно отказали.
Не представляю с чего начать.
Что нанесло мне сильнейшую моральную травму? Что подменило понятия и толкнуло в губительные объятья Тьмы? Что заставило перейти грань допустимого и погрузиться в жуткий разврат? Ступить на тропу саморазрушения? Отринуть разумное, доброе, вечное? Рухнуть в жерло вулкана? Стать конченной мазохисткой? Покорно принять незавидную участь рабыни? Преклонить колени и жалобно заскулить? Облобызать начищенные до блеска ботинки палача?
Ха-ха.
Затрудняюсь с ответом.
Никто не покушался на мою девичью честь, не зажимал меня по углам, не избивал ногами до полусмерти, не насиловал в пустынных переулках тёплыми летними вечерами.
Ну, как-то обошлось без изверга-отца и матери-стервы. А ещё без похотливого отчима и стройной череды развратных родственников.
Никто не разрушал хрупкую психику ребёнка, не притеснял и не унижал, не макал меня физиономией в засоренный школьный унитаз.
Ну, прямо неудобно делиться подобной банальщиной. Обидно появляться на свет в столь заурядной семье, стыдно не подвергаться жесточайшему террору в юные годы.
Где душевный излом? Где надрыв? Где сочные спецэффекты, призванные выжать скупую слезу даже у самого чёрствого зрителя?
Продюсеры требуют обоснуй.
Как простую смертную угораздило влюбиться в Сатану?!
Ладно, не будем сгущать краски.
Вычёркиваем, исправляем. Дубль два.
Как простую смертную угораздило влюбиться в light-версию Сатаны?
Кстати, «light» не потому что сильно светлее или милосерднее оригинала. «Light» – скидка на человеческое происхождение.
Не ангел, не демон. Обычный человек.
Наверное.
Иногда.
По праздникам.
В порядке исключения.
А, вообще, он это он.
Не выхолощенный образ плохиша из дамских романов. Не чудом раскаявшийся грешник из сопливых мелодрам по ТВ. Не закостенелый развратник с лёгким налётом благородства. Не псевдо-крутой парень, которого по чистой случайности недолюбили или недопоняли.
Настоящий отрицательный герой.
Реальный до жути, до ледяной дрожи натуральный. Ощутимый и осязаемый, свободно проникающий в каждую клеточку сознания.
Живой.
Хитрый, беспринципный, расчётливый гад.
Манипулятор до мозга костей.
«Психсадистманьяк» ™.
Без всяких там смягчающих обстоятельств, без универсальных оправданий, без веских причин на сволочизм. Без перспективы на исправление или перевоспитание.
Получите, распишитесь. Пощады не светит.
Вам понравится страдать для него. Обещаю.
Пожалуйста, откройте шторки иллюминатора и убедитесь, что столики находятся в собранном положении.
Хотите на чистоту?
Значит, нужно запомнить следующее: «Когда ты танцуешь с дьяволом, дьявол не меняется. Дьявол меняет тебя». (с)
Да.
Вот так.
Ну, примерно так.
Знаете, «Бойцовский клуб» – это не учебное пособие о том, как правильно набить морду ближнему своему и вдребезги разнести прогнивший мир. Это не история о насилии. Это не ода саморазрушению.
О’кей, про битьё, насилие и саморазрушение там тоже много строчек.
Но в первую очередь – это об одиночестве.
О поисках родственной души. О дружбе. О том, что не всегда удаётся стерпеть, крепко стиснув зубы. О том, как неспешно едет крыша, как напрочь отказывают тормоза, как выжимая педаль до упора, ты на полной скорости несёшься в гостеприимные чертоги преисподней.
Много о чём, в общем.
Чак Паланик – гений.
Аминь.
Я готова пиарить его на добровольных началах. Я готова пиарить его, даже если он окажется редкостным ублюдком.
Я готова на многое, если не на всё, ибо:
Гениальность искупает любые грехи, нивелирует любые недостатки. Гениальность похожа на индульгенцию, только выдаётся в инстанциях повыше Ватикана.
Или нет?
Простительно ли гению то, что не прощают обычному человеку? А что вы способны простить лично себе? А своим близким? А врагам?
Возьмите тайм-аут на размышления.
Но не забывайте – здесь могла быть ваша реклама.
Понимаете, я бы хотела стать героиней Паланика. И раз я никогда не сумею выстрелить себе в челюсть, мне остаётся примитивный шаблон – раздвоение личности, расщепление сознания.
Здесь не возникает дилеммы.
Меня давным-давно стало минимум две штуки.
Одна весёлая и заводная. Оптимистка, душа любой компании. Другая же мрачная и замкнутая. Истеричка, социопатка.
Признаюсь, с трудом определяю who is who. (кто есть кто)
В какой палате абсолютно здоровая? В какой неизлечимо больная?
Перенесёмся в тот момент, когда моя ладонь впервые тонет в когтистой лапе дикого зверя. Мои колени слабеют, моё лицо заливает краска. На моих губах играет дурацкая улыбка.
– Меня зовут Секс, – говорит хриплый голос в моей голове. – Просто Секс.
Покажи мне восхищение.
Вспышка.
Покажи мне похоть.
Вспышка.
Покажи мне жажду обладать.
Вспышка.
Перенесёмся в тот вечер, когда я тайком сбегаю на свидание. Лгу маме, что отправляюсь в кино на пару с Машей, а на деле – бросаюсь в омут первой любви.
– Я так хочу тебя, – сбивчиво бормочет Леонид. – Давай сейчас.
– Давай потом, – невольно отстраняюсь.
Мы на кровати. Голые и готовые. Сминаем простыни, истекаем желанием.
– Но ты тоже хочешь, – ухмыляется с видом победителя.
– Хочу, – жарко шепчу в его рот. – Но этого мало.
Этого действительно мало. И я понятия не имею почему. Вроде бы не фригидная сука. Между ног пылает пожар, кожа покрыта испариной. Только одна проблема – Леонида жаждет моё тело, а не я сама.
Перенесёмся в первый рабочий день на заводе.
Металлургический комбинат удивительно напоминает декорации Мордора. Вместо горных хребтов огромный высокий бетонный забор с колючей проволокой, пущенной по верху. Туда ещё бы ток подвести, дабы счастье было полным. В остальном же картину слегка портят раскидистые кроны деревьев, птичья трель и стайки собак, с громким лаем гоняющие стайки кошек. Какое же сосредоточение Зла, если тут до сих пор не погибло в муках всё живое? Но стоит пройти чуть дальше, ступить на территорию любого из цехов, и сомнения во власти тьмы над светом моментально исчезнут. Адские жернова прокатного стана впечатляют с порога. Смрадная вонь и оглушительный грохот, всполохи пламени и матерные возгласы подрядчиков, раскалённый лист металла несётся прямо на тебя.
Хочется перекреститься, послать мечты о карьере в труднодоступное место и позорно бежать с поля боя. Свалить подальше из мерзкого болота. Броситься на поиски настоящих приключений.
Перенесёмся в Киев, в новый офис компании “Berg International”, в ту памятную ночь, когда я заключаю договор с Дьяволом.
– В одной клетке со зверем, – хищно ухмыляется фон Вейганд, неумолимо приближается, парализует тяжёлым взглядом.
Я кричу. Захожусь в отчаянном вопле. Дёргаюсь, извиваюсь, тщетно пытаюсь вырваться из стальной хватки.
Покажи мне травматический шок.
Вспышка.
Покажи мне первобытный ужас.
Вспышка.
Осколок стекла впивается в ладонь, терзает нежную плоть, рвёт на части, проникает под кожу, вынуждая окропить кровью жуткий контракт.
– Ты сама этого хотела, – сухо и без эмоций заявляет фон Вейганд.
Покажи мне испепеляющую ненависть.
Вспышка.
Покажи мне страсть, сжигающую дотла.
Вспышка.
Покажи мне темноту.
Вспышка.
Перенесёмся в солнечное утро, когда Стас нежно и ласково убирает непослушный локон с моего лица, будит меня мягкими скользящими поцелуями, осторожно проводит кончиками пальцев по обнажённому плечу.
– Люблю, – признаётся тихо. – Люблю так сильно, что самому не верится.
– Ой, ладно, – сонно отмахиваюсь, стараюсь отшутиться: – Ты же адвокат.
– Разве адвокаты не способны на любовь? – хмыкает.
– Успешные – нет, – лениво потягиваюсь. – Запомни, успешные люди всегда должны оставаться бесчувственными подонками. Иначе их быстро сомнут.
– Меня не сомнут, – заверяет мгновенно.
– Ну, смотри, – предупреждаю решительным тоном. – Если потеряешь свой огромный капитал, сразу дам тебе отставку.
– Откуда у начинающего адвоката может взяться огромный капитал? – задаёт резонный вопрос.
– Чёрт, – отталкиваю его, резко поднимаюсь и скрещиваю руки на груди. – Почему ты сразу не сказал, что никакого капитала нет? Я не намерена выходить замуж за нищеброда.
– Чудо моё, – сгребает меня в объятья. – Какое же ты маленькое чудо.
– Скорее чудище, – поправляю мягко.
– Я никогда не оставлю тебя, слышишь? – говорит Стас. – Я буду рядом.
На душе становится мерзко.
Не могу ответить взаимностью, не могу отказать и взять курс на попятную. Скоро свадьба. Приглашения отправлены, наряд невесты приобретён. Мы опережаем план.
Это не брак по расчёту. Это брак от безысходности, что ещё хуже.
Перенесёмся в мой день рождения, в тёмную комнату пустующего отеля. Перенесёмся туда, где меня душит кляп, где мои руки крепко скованны железом, а моё тело полностью обездвижено липкими щупальцами животного страха. Перенесёмся в тот момент, когда фон Вейганд ледяным тоном заявляет:
– Самое изысканное удовольствие – ломать психику человека.
Покажи мне униженную мольбу о пощаде.
Вспышка.
Покажи мне агонию на смертном одре.
Вспышка.
– Будешь моей собакой. Моей течной сучкой. Абсолютно голая, в кожаном ошейнике, на цепи, на четвереньках, – произносит совершенно спокойно и обыденно. – Будешь лаять, выполнять команды, приносить в зубах плеть.
Покажи мне истерику на грани помешательства.
Вспышка.
Покажи мне непоколебимую веру в лучшее.
Вспышка.
– Не осмелишься бунтовать, – обещает сладко, смакует каждую фразу. – Вылижешь мой член. Вылижешь пол под ногами. Вылижешь всё, что я прикажу.
Покажи мне похвальную покорность.
Вспышка.
Покажи мне рабское смирение.
Вспышка.
– Ты будешь тем, чем я скажу, – бьёт словами наотмашь. – Не человеком, не животным. Вещью.
Покажи мне отчаяние.
Вспышка.
Покажи мне надежду.
Вспышка.
Перенесёмся в то золотое время, когда я на полном серьёзе уверена, что фон Вейганд обычный шеф-монтажник, рядовой немецкий трудяга.
Я больше не выписываю незнакомые слова в пухлую тетрадку. Я мечтаю день и ночь.
Перестаю прилежно зубрить новые термины. Плюю на работу. Перевожу текст через пень-колоду, лишь бы от меня отвязались. На автомате набираю документ, забрасываю ногу на ногу, закрываю глаза и отдаюсь преступным грёзам о жёстком сексе. Сжимаю бёдра. Крепко и резко. Ритмично. В такт воображаемым толчкам.
О да.
Да. Да. Да.
Да, бл***.
Каюсь. Грешна. Занимаюсь непотребством прямо в офисе по планированию проектов. Теряю остатки стыда и совести.
Кстати, в реале женщины не дрочат как в порно. Не натирают клитор до мозолей, не вопят, эротично округляя губы.
Между прочим, женщины, вообще, не дрочат. Они же воздушные создания, а не какие-нибудь жалкие забулдыги. Не примитивные мужики, короче.
Перенесёмся в родовой особняк Валленбергов. В промозглую затхлость подземелья. В жуткую камеру, куда по наивности я сама себя отправила.
Наивная идиотка опять нарывается на летальные последствия.
Покажи мне мою нацистскую фантазию.
Вспышка.
Покажи мне моё искажённое отражение.
Вспышка.
Покажи мне мою проклятую любовь.
Вспышка.
Перенесёмся в летнюю прохладу, воцарившуюся сразу после грозы. Перенесёмся в ту пору, когда я последний год хожу в садик. Перенесёмся под капли бесконечного дождя.
У бабушки большой зонт, у меня маленький. Чувствую себя очень самостоятельной.
Мои ноги заляпаны грязью. Меня тянет топать именно по лужам. Глупый протест или забава. Точно не припомню. Так хорошо, так свободно. Хочется улыбаться.
Представляю нечто очень любопытное. Представляю, как за мной наблюдают со стороны. Незримо, но ощутимо. Отслеживают каждый шаг, придирчиво изучают, ни на миг не отпускают.
Странно? Дико? Не важно.
Оглядываюсь назад. Жадно ищу глазами невидимую тень.
Жду. Замираю в ожидании.
На уровне инстинкта. На уровне подсознания.
Перенесёмся в мой дом. В роскошный многоэтажный особняк, больше смахивающий на музей, чем на тихую семейную обитель. Перенесёмся туда, где счастье сливается с горем, где смех перемежается со слезами, где безумная любовь обращается в не менее безумную ненависть. Перенесёмся в огненную геенну, ведь именно там я круг за кругом исследую персональный ад.
Истошные вопли сводят с ума.
Хочется убрать звук, но пульт отброшен слишком далеко, не дотянуться.
Посвист лезвий доводит до нервной дрожи.
Хочется лишиться слуха, но не получается.
Немое «нет» пеплом оседает на моих потрескавшихся губах. Язык намертво припаян к нёбу, из горла больше не вырывается ни единого звука.
Покажи мне абсолютное неверие в реальность происходящего.
Вспышка.
Покажи мне синдром отмены.
Вспышка.
Сжимаю золотой крестик в леденеющих ладонях. Сжимаю с диким отчаянием, сжимаю с безотчётной надеждой. Сжимаю так, что металл впивается в податливую плоть и царапает кожу до крови. Старый шрам опять обнажён, выставлен на всеобщее обозрение.
Покажи мне тщетное отрицание очевидного.
Вспышка.
Покажи мне одержимость.
Вспышка.
Погибаю.
Лишаюсь души, лишаюсь религии.
Без права на прощение. Без права на искупление.
Моя душа распята, ржавыми гвоздями прибита к позорному столбу. Мои крылья объяты пламенем, запятнаны кровью.
Теперь. Уже. Навсегда.
Прости меня, мама.
Прости меня, Господи.
Мы. Запятнаны. Кровью.
Покажи мне боль.
Вспышка.
Покажи мне смерть.
Вспышка.
Покажи мне то, что происходит с человеком, когда у него вырывают сердце.
Вспышка.
Покажи мне то, что невозможно простить.
Вспышка.
Покажи мне правду.
…
Покурим?
Прости меня, Чак.
За наглый плагиат, точнее, за наглое подражание. За столь явный и неуклюжий, ничем не прикрытый пиар тоже искренне извиняюсь.
Вдруг и меня когда-нибудь так отрекламируют, что мало не покажется. Почему бы нет? Разрешаю. Конечно, с указанием источника вдохновения.
В случае чего, подписывайте просто и со вкусом, без всякого официоза – её величество госпожа Лора Подольская.
Признаю, меня нелегко понять. Особенно в минуты откровенности. Особенно когда я не хочу, чтобы меня понимали.
Впрочем, чтобы любить, совсем не обязательно понимать целиком и полностью. Иногда лучше сохранить интригу. Определённые полутона, туманные намёки. Многослойный подтекст неизменно играет на пользу дела.
Мало кого интересуют обычные комнаты. Но каждому хочется попасть под замок. Туда, где сокрыты жуткие тайны. Миновать преграды, преодолеть испытания. Вырвать победу в последний момент.
Мало кто жаждет заполучить то, что и так подадут на блюдечке с голубой каёмочкой. Но всякий мечтает об эксклюзиве, который доступен только избранным. О заветном VIP и запредельном Limited Edition, о единственном на свете экземпляре.
Помните, вы взяли меня за руку?
Помните, я предупреждала о крутых виражах?
Помните, была последняя возможность отказаться?
Так вот – уже поздно.
Welcome to my world, ladies & gents. (Добро пожаловать в мой мир, дамы и господа)
Яркий, чудесный, сверкающий. Причудливо сотканный меж светом и тенью, сотворённый на пугающем контрасте праведности и порочности. Притягательный, завораживающий. Хрупкий будто фарфор. Иллюзорный, пластмассовый. Изменчивый точно хамелеон, искрящийся мириадами ядовитых красок. Губительный и манящий, спонтанный всплеск разнокалиберных эмоций, запечатлённый в настоящем.
The world of my dreams. (Мир моих грёз.)
Осторожно – зона турбулентности.
The point of no return. (Точка невозврата.)
Вязкую черноту рассекают бордовые всполохи. Боль обжигает глаза, выжигает отметины калёным железом, обдаёт вечной мерзлотой и опаляет немилосердным жаром, медленно закручивает внутренности в тугую воронку. Солоновато-медный привкус застывает на обветренных, потрескавшихся губах тет-а-тет с полынной горечью.
Буде гаряче. (Будет горячо.)
Поздно бежать, возвращаться в прошлое, выбирать иной путь. Поздно молить судьбу о прощении, исправлять ошибки, искупать вину.
Поздно раскаиваться в сознательном решении.
Ибо всему своё время.
Zeit zu leben und Zeit zu sterben. (Время жить и время умирать.)
