Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 82 страниц)
Моя собеседница не находит ответа. Молчание – знак согласия. Верно.
Затаив дыхание, слежу за счетчиком. Секунда, две, три… пятнадцать. Вызов завершен.
Ну, нет. От меня не спрятаться и не скрыться, детка. Набираю вновь.
– This user is currently unavailable. (Абонент временно недоступен.)
С*ка.
Теперь самое время паниковать. Рвать и метать.
Я сижу в дебильном номере дебильного отеля с дебильным Дориком под дебильной дверью.
А она там. Рядом с моим фон Вейгандом. Принимает его звонки, строит коварные планы с ним на пару, держит руку на пульсе. Держит его руку. Его руку, принадлежащую только мне.
Фортуна злорадно ухмыляется, и я готова заложить душу Дьяволу, лишь бы испортить ей удовольствие.
Алекс не успел сказать самые важные слова самым важным на свете людям. Его родители погибли в автокатастрофе. В настоящей. А гибель Дианы была тщательно сфабрикована. И хоть условия трагедий различны, организатор здесь один.
Лорд Мортон. Общий враг, связующее звено.
И это пугает.
Не монстр в людском обличье, а тонкая нить, соединившая моего любимого мужчину с другой женщиной. Нить ненависти и возмездия. Кроваво-красная нить.
Глава 13.1
Роман с кокаином.
Миф или реальность?
Ну, вообще, это книга такая. Весьма правдивая и занятная.
А еще – это то, что люди совершают с завидной регулярностью. Бесперебойно, изо дня в день, сутки напролет, не нажимая на спасительное «стоп».
Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствуют наркоманы?
Не столько под кайфом, сколько перед.
Что вынуждает их вновь и вновь повторять ритуальное действо?
Толкает вперед, на линию огня, в эпицентр порочного круга. Побуждает к тотальному разрушению с пряным привкусом мазохистского наслаждения. Отключает логику, лишает здравого смысла, рвет привычные связи, толкает на тропу аморальности.
Что скрывается по ту сторону сверкающей иглы?
По ту сторону затяжки, которая дурманит разум. По ту сторону вдоха, который пробирает до ледяного озноба. По ту сторону таблетки, которая мигом нейтрализует невзгоды.
Что же там притаилось?
Вдали, на другой планете, в ином слое особенной атмосферы.
Уход от реальности или нечто большее?
Не знаю. Не уверена. Затрудняюсь с ответом.
Ходят слухи, будто многим удается сопротивляться зависимости, вот только побороть ее полностью не получается.
Можно соскочить и завязать, не поддаваться соблазну, уповать на железную силу воли. Но нельзя просто взять и забыть, не возвращаться к былому мысленно. Хоть на миг, хоть на час.
Зависимость остается рядом, преследует неотступно и неотвратимо. Отравленное семя зреет внутри, пускает новые побеги, укрепляет позиции.
Зверю нет нужды спешить, развлекая публику. Он выжидает удачный момент, дабы перегрызть стальные прутья клетки и вырваться на волю.
Сегодня или завтра?
Не важно. Время терпит.
Погрузившись в пучину болезненного блаженства однажды, не откажешься от него никогда.
Никогда не посмеешь разбить кривое зеркало, не сумеешь стереть из памяти искаженное изображение столь удивительно похожее на истинного тебя.
Тебя настоящего, обнаженного до неприглядной сути, избавленного от убогих прикрас и маскирующей шелухи.
Кстати, это уже не о наркотиках. Если честно, это давно не о них.
Зависимость бывает разной. Не обязательно втирать в десны белоснежный порошок или колоться, не обязательно баловаться пестро окрашенными пилюлями, а после запивать оригинальные эксперименты классической водкой. В мире есть гораздо худшие вещи.
Есть обжигающая страсть, есть жгучая потребность, есть реальная возможность утолить жажду.
Кто-то ищет наркотик в пороке, а кто-то – в добродетели. Кто-то доволен скромными дарами святости, а кто-то тянется к изысканным плодам греха. Кто-то наивно мечтает о небесном благословении, а кто-то кощунственно призывает грозное проклятье.
Есть вечно пылающая искра. И, пожалуй, если бы не она, мы давно бы умерли изнутри.
Цивилизация? Не смешите.
Жалкие рабы собственных желаний в изнурительном поиске дозы. Уродливые рубцы на плоти Вселенной. Ничтожные плевки в бесконечности, мимолетные вспышки на изломах кардиограммы. Порой вверх, порой вниз. То затухаем, то набираем обороты.
Пожалуйста, снова.
Прошу опять.
Давай еще.
Сделай глубже.
Сделай горячо.
Коли прямо в вену.
Осторожно, не промахнись.
О, да.
Прекрасно.
Именно так, именно туда.
Прямо в кровь.
Ну, как? Нравится картина? Ничего не напоминает? Не вызывает стойких ассоциаций?
Странно, что нет.
Ах, ты не такой? Счастливое исключение?
Разумеется.
У меня нет зависимости от сигарет. Пытаюсь развеяться и чисто от скуки выбегаю на перекур каждые пятнадцать минут.
У меня нет зависимости от этого человека. Вовсе не жду его смс, просто от безделья терзаю мобильный, проверяю почту, изучаю аккаунты в социальных сетях до ряби в уставших глазах.
У меня нет зависимости от общественного мнения. Абсолютно не стараюсь произвести приятное впечатление на окружающих, получается автоматически. Задаю вопросы из вежливости, постоянно улыбаюсь, ведь не хочу никого обидеть, стабильно выручаю коллег по работе, тащу на спине весь отдел. Ответственность не напрягает, наоборот, очень воодушевляет.
Запишите стандартные отмазки, чтобы ненароком ничего не упустить.
Сплошь гордые и самодостаточные, счастливые и свободные от стереотипов люди. Вот любо-дорого смотреть. Жаль, звучит не слишком реально.
Тщеславие – любимейший из грехов. Естественный наркотик. Помните?
Дикие сердцем, одержимые голодом. Одержимые любовью, одержимые ненавистью, одержимые местью. Безнадежно больные люди.
Мы так по-детски боимся Ада и так по-взрослому не замечаем, что наша жизнь давно превратилась в Ад.
Мы не способны жить без напрасных жертв и дурацких страданий.
Намеренно создаем проблемы и вступаем с ними в отчаянный бой. Разрываем грудную клетку, стряхиваем вязкий горький пепел на самую важную мышцу в теле. Тревожим незатянувшиеся раны, поливаем текилой и посыпаем солью, принимаем внутрь с долькой лимона. Практикуем БДСМ, сами с собою и на других.
Почему?
Потому что нам это нужно.
Падать и подниматься, погибать и возрождаться, разбиваться и собираться по кусочкам, сначала погружаться в дерьмо, потом отмываться. Быть зависимыми. От чего-то или от кого-то – не принципиально.
Потому что пока сердце горит и пульсирует, пока качает кровь и содрогается от мучений, мы живы.
Мы живы, как бы не пытались отрицать.
Вопреки или благодаря роману с кокаином?
Не знаю. Не уверена. Затрудняюсь с ответом.
Тут уж кому что ближе. Либо сражаться, либо сдаваться. Даже в битве, где по умолчанию не существует ни победителей, ни проигравших, остается вопрос личных предпочтений.
Впрочем, одно скажу точно
Мы живы, пока чувствуем боль.
***
Cherchez la femme.
Ищите женщину.
Женщину с разноцветными глазами. С глазами голодной кошки. Женщину с острыми когтями. С когтями бездушного хищника. Женщину с ранящим именем.
Женщину по имени Ревность.
Она является без спроса и будоражит воображение, вдохновляет на безумства, распаляет ярость льдистой ухмылкой. Скрывает окровавленные пальцы под тонкой кожей дорогих перчаток, прячет губительное коварство за озорным сверканием бриллиантового ожерелья и уютной мягкостью норкового манто.
Очаровательная красотка, что не ведает ни стыда, ни совести. Восхитительная кокетка, что ловко перебирает натянутые струны чужих нервов. Лукавая прелестница, что сталкивает лбами, охотно манипулирует доверием и мгновенно вводит в заблуждение.
Она легко меняет маски, спешно создает нужные декорации, умело разводит покорных марионеток на эмоции, задорно хлопает в ладоши и наслаждается спектаклем с явным удовольствием. Принимает облик случайного встречного, обращается закадычным другом. Шепчет на ухо вредные советы, подстегивает к буйству оскорбленные чувства и заливисто хохочет, наблюдая за реакцией.
Гремучая змея, что обвивается тугими кольцами вокруг предплечья. Прожорливый монстр, что никогда не способен познать истинное насыщение. Первородный враг, что расставляет силки на живца и подстерегает отчаянных глупцов за поворотом.
Ревность не щадит никого. Никого ей не жалко. Ни тебя, ни меня, ни его.
– Жалко? – кривит губы в презрительной усмешке, берет хрустальный бокал, наполняет вином. – «Жалко» у пчелки, остальным оно без надобности.
Щедро сдабривает напиток ядом, предлагает испить чащу до дна.
– Не бойся, – завораживает гипнотическим взглядом. – Достаточно единственного глотка, потом не захочешь отрываться.
Разноцветные глаза сияют, будто драгоценные камни. Один точно сапфир, другой точно изумруд. Колдовские игрушки, дьявольские чары.
– Пригуби, попробуй, – обволакивает притворной нежностью. – Это очень приятно. Не сопротивляйся. Просто поддайся.
– Изыди, нечистая сила, – бормочу еле слышно, жмурюсь, разрывая зрительный контакт, и прогоняю искусительный мираж.
Прихожу в сознание и с ужасом вижу, что судорожно сжимаю гладкую поверхность бокала в дрожащих руках.
Бордовый напиток неистовствует, мутная жидкость тревожно бьется о прозрачные стенки. Кипит и пенится, желает попасть в привычную среду обитания.
Жаждет истязать очередную жертву.
Жаждет истязать меня.
Господи…
Спаси и сохрани.
Сама не отдаю отчета в происходящем. Сглатываю полынную горечь, отчетливо ощущаю запекшуюся медь на устах.
Ощущаю парализующий страх. Ужас перед неизбежной болью. Болью, которая затопит самую суть, лишь стоит последней преграде пасть.
Но это приятная боль.
Вынужденная необходимость, что поможет понять.
Такие как фон Вейганд никогда не отпускают свое. И в данном пункте мы ни на йоту не отличаемся. Пусть избираем абсолютно разную манеру поведения, интуитивно стремимся к единому результату. Слеплены из одинакового теста.
Держимся до последнего вздоха, вгрызаемся зубами, наносим удары вслепую, истекаем кровью и молча терпим. Лучше сдохнем, но не отдадим.
Это мое.
Это принадлежит только мне.
Тот, кто осмелится тронуть, умрет.
Без шуток. В буквальном смысле. Физически.
***
Интересно, какова температура плавления человека.
И это я не к тому, за сколько временных единиц и чем именно можно довести неугодный объект до состояния неопределенного вида субстанции.
А к тому, как быстро люди теряют контроль, минуют предельные лимиты и достигают точки кипения.
Тьфу, плавления.
Хотя поджаривать на медленном огне, купать в ванне с серной кислотой, расщеплять на молекулы тоже было бы неплохо.
Даже есть шеренга подопытных кандидатур на примете.
Хм, с кого бы начать?
Ладно, забейте. Юмором щеголяю, чего уж.
Не надо думать, что я расстраиваюсь, ревную и злюсь. Экие мелочи. На пустяки не размениваюсь.
Сразу прихожу в неистовое бешенство. В иступленную ярость. В кристально-чистый, лишенный примесей, ничем не замутненный гнев.
Зачем рвать и метать? Это забава для слабаков.
Только убивать и расчленять. Только хардкор.
Вообще, как счастливый обладатель позитивного мышления, я сначала обратилась к своему неискоренимому оптимизму.
Предположим, звоните вы любимому мужчине на приватный номер для избранных, а там отвечает неизвестная женщина с невероятно сексуальным голосом – пофиг, вальсируем дальше.
Почему «измена»? Почему «блудливый козел»? Почему «я на этого чертового ублюдка всю молодость потратила»?
Не торопимся выдвигать обвинения. Рассмотрим смягчающие обстоятельства.
Например, фон Вейганд погиб.
Нелепо и трагически, при невыясненных обстоятельствах. Посторонняя тетенька в конец обнаглела, стащила его телефон и ответила на чужой звонок. Лгала о дружбе, напускала туман, не принесла никаких соболезнований убитой горем любовнице.
– Проклятье, – цежу сквозь зубы.
Или же – фон Вейганд при смерти. Вполне положительный вариант.
Тяжелая хворь подкосила изнеженный миллиардерский организм, врачи не способны излечить опасный недуг. Мой бедняга страдает от неведомой болезни, поэтому не может принять вызов. А коварная дама пользуется сложившейся ситуацией с выгодой для себя – завладевает мобильным и мастерски разыгрывает фарс.
– Ненавижу, – сжимаю кулаки так сильно, что ногти до крови впиваются в ладони.
А сама-то веришь подобным раскладам?
Не особо.
Во-первых, не хочу, чтобы этот гад болел и тем более умирал. Во всяком случае, пусть остается в целости и сохранности, пока я до него не доберусь, чтобы придушить лично. Во-вторых, мы тут все взрослые и адекватные люди. Понимаем – таких совпадений не бывает.
Он потерял родителей, давно лелеял мечту найти виновных и отомстить. Она преодолела череду жутких испытаний, вырвалась из неведомой ловушки и жаждет возмездия. У этих двоих, что называется, общая история. Общий круг аристократического зверинца, общее прошлое, наполненное самыми разными секретами.
Любопытно, насколько они друзья.
Друзья по доверию, друзья по оружию, друзья по тактическим ходам. Друзья по постели?..
Как далеко проникла эта дружба? Как крепко повязала их друг с другом?
Мысли не просто причиняют боль. Мысли уничтожают изнутри.
Порой богатое воображение не идет на пользу. Напротив, рисует картины, которые никогда не пожелаешь увидеть. Ярчайшие кадры мелькают перед глазами. Порочные эскизы бьют под дых, мучат и глумятся, включают дальний свет, ослепляют и вынуждают тихо скулить от пугающей безысходности.
Фон Вейганд танцевал с Фортуной на балу в замке Руж, они планировали эту встречу, у них даже маски были одинаковые. Лишь стоило ей появиться поблизости, он оставил меня на растерзание Каро, Мортону и Дитцу.
Он и сейчас там. С ней.
– Стоп, – пытаюсь успокоиться, невольно перебираю версии.
Может, просто забыл телефон. Встречался исключительно по важным делам и не углядел, оставил мобильный в неположенном месте.
Ну, или трахает ее.
Точнее уже благополучно оттрахал и спит.
Официальных клятв верности никто никому не давал. Значит, никто никому и не обязан.
– Чудесно, – безрадостно усмехаюсь. – Самое время отправиться на поиски того, с кем будет приятно согрешить.
Почему напрягаюсь?
Потому что знаю, фон Вейганд не швырнет телефон где попало. Он же не идиот. У него все под контролем. Никогда не допустит фатального промаха, каждый шаг просчитает заранее.
Тогда что за дерьмо происходит сейчас – аромат свободы вскружил голову романтичного шефа-монтажника, долгая разлука с излюбленной игрушкой толкнула в чужую кровать или банально потянуло на разнообразие?
– Бл*ть, – вздрагиваю от неожиданного звонка.
Мелодия пробирает до костей, на экране высвечивается лаконичное «1». Кусаю губы, отчаянно стараюсь совладать с ураганом эмоций. Отвечаю, из последних сил пробую говорить ровно:
– Алекс или Диана? – короткая пауза, чтобы усмирить сбившееся дыхание. – С кем имею честь оказаться на связи?
– Со мной, – резко бросает фон Вейганд.
– Жив? – выясняю для протокола.
– Да, – раздается чуть удивленное подтверждение.
– Здоров? – звучит угрожающе.
– Более чем, – хмыкает.
Представляете? Ублюдок хмыкает! И это после всего происшедшего. Не извиняется, не начинает слезно молить о прощении, а попросту наглеет, действует в рамках привычного репертуара.
– Пошел ты на хрен, – сообщаю усталым тоном, не решаюсь ни отключиться, ни приступить к допросу.
– Я запретил звонить, – игнорирует грубость.
– Не на этот номер, – парирую с легкостью.
– Запрет касался любых номеров, – подливает масла в огонь.
– Прости, забыла, – вспыхиваю гневом. – Думала, раз Диане Блэквелл можно принимать твои звонки, то и для меня существуют определенные поощрения.
– Я говорил – никаких расследований, – заявляет с расстановкой. – Я обещал, что отучу твой зад от жажды приключений.
– Сначала доберись до моего зада, – не сдерживаю нервный смешок.
– Ставишь под сомнение поисковые способности? – интересуется иронично.
– Уверена, способностей хватит на всех! На секретарш, проституток, соблазнительных наследниц в костюме Фортуны…
– Советую замолчать, пока не перешла черту, – прерывает пламенное выступление.
– Боишься, оскорблю подружку? – любопытствую ядовито.
– Боюсь, наказание за чрезмерную болтливость окажется гораздо больнее, чем ты сумеешь вынести, – произносит холодно.
– Давай, наказывай. За то, что потревожила в такой важный момент. Надеюсь, ни от чего не отвлекла? – откровенно нарываюсь. – Совещание? Обсуждение? Трах?
– Я могу совещаться с кем хочу, обсуждать, что хочу, и трахать, кого хочу, – признается обманчиво нежно, прибавляет небрежно: – Не в моих правилах спрашивать разрешения.
– Договорились, – тело колотит, будто в лихорадке. – Я тоже не стану спрашивать. Жди, в ближайшем будущем обзаведешься ветвистыми рогами.
– Позволь уточнить – это сцена ревности или попытка суицида? – явно издевается.
– Поймешь, когда застрянешь в дверном проеме, – обещаю елейно, беру театральную паузу и емко завершаю: – Рогами.
– Какой же ты ребенок, – тяжело вздыхает и будто улыбается: – Маленький, непослушный, избалованный ребенок, для которого не существует понятий о логике и здравом смысле.
– Что?! – восклицаю пораженно, мигом оскорбляюсь: – Если я ребенок, то ты греб*ный педофил. Педофил и бабник, вот ты кто.
– Видишь? – замечает вкрадчиво. – Неразумное дитя, страдающее от гипертрофированного чувства собственничества и безосновательной ревности.
Ладно, в какой-то мере фон Вейганд прав. В очень незначительной и микроскопической мере. Чисто гипотетически.
Ведь тот факт, что я бы с превеликим удовольствием взяла перочинный нож и вырезала на широкой спине шефа-монтажника надпись «частные владения Лоры Подольской», не означает ничего криминального.
Не означает же, да?
Кстати, хорошая идея.
Надо при случае пометить любимого определенным логотипом. С обручальным кольцом не складывается, поэтому попробуем черкнуть пару трогательных строк несмываемым маркером или татуировочной машинкой. Свежо и романтично.
– Почему ты мне не доверяешь? – задаю самый важный вопрос.
– При чем здесь доверие? – талантливо изображает недоумение.
– Считаешь, что я слишком маленькая, слишком неразумная, слишком импульсивная для взрослых игр, – терпеливо сглатываю горечь, но эмоции больше не поддаются контролю и скопом вырываются из клетки: – Тащишься от возрастных дамочек? Опытных, зрелых и состоявшихся личностей. Сколько лет Диане? Далеко за тридцать. Ой, подожди, вспомню – она на пару-тройку лет старше тебя. Это реально возбуждает. Женщины как вино. С годами становятся все лучше и лучше. Выдержаннее, утонченнее, искушеннее. Куда там убогой переводчице?
– Глупая, – произносит спокойно, словно констатирует очевидную информацию, судя по голосу усмехается.
– Не просто глупая, а совершенно тупая! – взрываюсь. – Только полная идиотка способна сделать далеко идущие выводы, наткнувшись на фотку в Интернете. «Трагическая смерть на пике славы» – кажется, так называлась статья. В ребенке на проклятом портрете трудно опознать Ксению, а в модели на страницах мужского журнала – гораздо проще. Впрочем, это и не Ксения вовсе. Это якобы покойная наследница рода Блэквелл. Удивительное сходство, верно?
Усаживаюсь на кровать, поджимаю ноги.
– Двойника всегда можно использовать с выгодой. Пустить в расход, сбросить ненужный балласт, – перехожу к серьезным размышлениям. – Интересно, как Мортон обращается со своими жертвами? Сдаст ли наша общая знакомая сомнительных друзей? Понадобятся пытки или хватит угроз?
Молчание в ответ.
– Да, я успела догадаться, что лорд-псих похитил Ксению, – ничего не таю. – Наверное, события развиваются не лучшим образом. Твои ребята поздно спохватились, зря пасут территорию. Или надеешься, что сейчас Мортон не виноват?
– Не надеюсь, – раздается неожиданно глухо. – Мортон не скрывает причастность.
Кипяток разливается по пищеводу, желудок скручивается в морской узел.
– Сколько правды ему известно? – невольно осекаюсь, жмурюсь и продолжаю: – Правды о нас?
– Нисколько, – заявляет отрывисто. – Ксения понятия не имела о том, что хотел бы знать Мортон. А люди вроде него чересчур самоуверенны. Пешек не допрашивают, получают желаемое и следуют дальше.
Господи, все совпадает причудливо и жутко.
Лорд прошел в миллиметре от основного козыря. Мог получить важное преимущество, однако заботился лишь о поисках загадочной Фортуны. Выиграл одну битву и проиграл другую, сам того не подозревая.
– Можно как-то… – начинаю несмело.
– Нет, – моментально прерывает.
– Я не закончила фразу, – инстинктивно комкаю простынь, впиваюсь в белоснежное полотно скрюченными пальцами. – Дай договорить.
– Ксения мертва, – предсказуемый, но все равно удар.
– Откуда…
– Достаточно, – металлические ноты недвусмысленно приказывают заткнуться. – Я не собираюсь обсуждать это.
– Но придется обсудить, – заверяю с нажимом. – Мне надоело исполнять роль забавной зверушки, которая по щелчку падает ниц и приносит в зубах хозяйские тапочки. Мне надоело рыть землю в поисках истины. В поисках, того, что нормальные люди друг от друга не скрывают.
– Какую истину ты жаждешь познать? – раздраженно фыркает. – Ты не готова, и я не хочу, чтобы ты когда-нибудь была готова.
– Типа заглохни, не путайся под ногами, оставайся наивной глупышкой? – выдвигаю предположение с издевкой.
– Именно так, – соглашается.
– Не покатит, – резко поднимаюсь, наматываю круги по комнате. – Я должна понять и принять, должна до всего докопаться.
– Ты ревнуешь не к Диане, а к тому, что нас связывает, – очередное несанкционированное проникновение в мозг.
Вот как ему удается? Снова беззастенчиво прочел сокровенные мысли.
– Молодец, прямо в яблочко, – хвалю и тут же нападаю: – Хотя оба пункта бесят. Но верно, твой уровень доверия к ней злит на порядок больше.
– Дело не в доверии, а в безопасности, – пытается настроить мои извилины на требуемый лад.
– Супер. Выходит, я создана для постельных забав, а она боевой товарищ? – активно сопротивляюсь, травлю израненную душу. – Зачем вы использовали Ксению? Зачем брать дубликат, когда в наличии есть оригинал? Почему облажались и слили ее лорду, если оба такие умники?
Фон Вейганд не желает отвечать, опять плагиатит мой стиль общения:
– Кто помогал в расследовании? – от подобного тембра позвоночник стремительно покрывается льдом, а руки сотрясает мелкая дрожь.
– Гай Мортон! – отказываюсь палить Леонида.
– Кто? – повторяет настойчиво.
– Проблемы со слухом? – осведомляюсь насмешливо.
– Проблемы будут у того, кто тебе помог, – не скупится на сладкие обещания.
– Да никто мне не помог! – восклицаю гневно.
– Лжешь, – выносит короткий вердикт.
– Считаешь, вообще, не соображаю без дополнительной поддержки? – цепляюсь за соломинку. – Считаешь меня ничтожеством?
– Никакой информации ни в прессе, ни в Интернете, ни по телевизору. Сплетни тщательно курируют. Ты никак не могла узнать об исчезновении Ксении. Ты в Одессе. Кто-то другой должен был это сделать, – с наслаждением разносит в пух и прах слабую оборону. – Мои люди ведут наблюдение, изучают подозрительных посетителей дома. Существует список тех, с кем они беседовали.
Дерьмовый прокол.
– С твоим шпионом точно беседовали, – подводит итог. – Его будет легко найти.
Леониду п*здец.
Ну, ладно.
Нечего переживать по пустякам. Парень много косячил и заслужил любую расправу.
Совесть? Сбегаю на рынок, продам бедняжку. Ни капли не раскаиваюсь, глаз у меня не дергается, под ребрами не скребет.
– Расслабься, – настоятельно рекомендую фон Вейганду сбавить обороты, пускаясь в дебри бесполезного блефа: – Мне никто не помогал, ни одна скотина. Но Гай Мортон – отличный вариант! Воспользуюсь им. Позвоню несостоявшемуся любовнику, пусть выручит по старой памяти. Вдруг парниша в курсе папочкиных дел? Вдруг поведает о мифическом острове?
– Валяй, продолжай расследование, – с легкостью уступает, заверяет мрачно: – Я обязуюсь подготовить подземелья к твоему возвращению. Куплю несколько новых игрушек на свой вкус. Наглядно продемонстрирую истину, которую ты столь отчаянно стремишься познать.
Заманчивая перспектива.
Плотно прижимаюсь спиной к стене, поборов трепет ужаса невероятным усилием воли, счастливо улыбаюсь и абсолютно по-хамски заявляю:
– Звучит не очень впечатляющее, особенно учитывая расстояние между нами.
– С шутками покончено, – в голосе слышится угроза.
– Нет, мы лишь дожидаемся десерта, – опускаюсь на пол, закрываю глаза.
Ярость побеждает страх, толкает на хлипкий мост, изувеченный временем и чередой недавних потрясений. Мост, соединяющий разум и чувства.
– Значит, мне светит подвал. За авантюризм. А как на счет Дианы? Какой приговор светит за ответы на чужие звонки? – гнев отнимает остатки самоконтроля. – Если моя ревность безосновательна, то чем ты занимался таким важным, что оставил телефон без присмотра?
– Принимал душ, – ровно и спокойно, без намека на эмоции.
– Прикалываешься? – в горле сухо.
– Ты просила правду, ты ее получила, – продолжает невозмутимо. – Понравилось? Понимай и принимай. Остальные вопросы останутся риторическими.
– Вот так просто сообщаешь, что потрахался и пошел в душ? – больно в сердце.
«Технически он не сказал, что трахался», – вставляет ремарку беспристрастный судья внутри.
– Могу послать Дорика и конспирацию, ср*ные планы на будущее и греб*ный бизнес, отменить свадьбу к чертям собачьим и никогда не приехать обратно, – ледяной озноб сотрясает тело. – Ясно? Вообще, никогда.
– Ясно, – веет морозным холодом. – Можешь, но не будешь рисковать.
– Почему?
– Потому что я везде тебя достану, – хрипло, будто звериный рык: – Потому что ты моя.
– А как же Диана? – гнев успешно пожирает вспышку преступной слабости. – Легкий флирт? Она занимает почетный караул под дверью ванной комнаты, вы извращаетесь исключительно вербально? Ах, нет. Загвоздка в другом. Правильно? Раньше ее трахал Мортон, а ты не опустишься до того, чтобы трахнуть после него. Угадала?
Выдерживает паузу, оглашает результат:
– Не угадала.
– Неужели? – сомневаюсь.
– Если бы ты узнала, что именно произошло между лордом Мортоном и Дианой Блэквелл, ты бы очень пожалела о своих словах, – его голос наполняется неизвестными нотами, полностью меняет тональность. – Хорошо, что не узнаешь.
– Не расскажешь, – скорее утверждение, чем вопрос.
– Даже не думай об этом.
Ну, прелесть же.
Действительно – зачем думать о том, как твой любимый мужчина принимает душ с посторонней женщиной под боком? С безумно красивой и сексуальной женщиной. Зачем грузиться тем, что он оберегает чужую барышню, искренне беспокоится, холит и лелеет, словно экзотическое тепличное растение? Зачем обращать внимание на то, как ставит тебя на место, лишь стоит задеть ее честь, и как резко меняется его голос, когда о ней заходит речь?
Реально, зря понтуюсь, нет никаких поводов для волнения.
Фортуна имеет вас? Не напрягайтесь, не страдайте. Постарайтесь получить удовольствие.
Простите. Не бывать этому, пока я жива. Не уступлю, не прогнусь. Не намерена мирно обтекать.
– Объявляю ультиматум, – шумно выдыхаю, делюсь подробностями: – Либо ты открываешь мне всю правду, какой бы она ни была. Либо… ты молчишь, и я молчу. Не говорю ничего.
– Должно страшно прозвучать? – насмешливо бросает фон Вейганд. – Не похоже на ультиматум. Наоборот, манна небесная.
– Значит, ты не против, что мы больше не будем разговаривать? – тоже смеюсь. – Спасибо и прощай. Точнее – прощай или вспоминай то, что хотел мне сообщить. В деталях, а не только про душ.
Нажимаю на сброс вызова, отключаю мобильный.
This is war. (Это война.)
Нельзя проиграть.
Ставка слишком высока, ставка дошла до предела.
All in. (Ва-банк.)
Под хрупкой коркой тонкого льда полыхает адский огонь. Жерло спящего вулкана вновь пробуждается к жизни. Карательное пламя, затаившееся на дне, отчаянно рвется на волю, томится и терзается, распахивает жадные до крови челюсти, выпускает острые когти хищника, мечтательно взирает на манящее серебро Луны и воет.
Воет от голода и боли. Воет так, что стынут горящие жилы.
Я и есть это пламя. Я есть огонь. Я есть Ад.
Глава 13.2
Однажды прочла любопытное выражение.
«Часами просиживать в Интернете и гордиться тем, что не смотришь телевизор, все равно, что сидеть на героине, и радоваться, что не употребляешь алкоголь».
Смехота, агась?
Меня зовут Лора, и, к сожалению, я не сижу на героине.
Ситуация обстоит гораздо хуже.
Я безнадежно подсела на Александра фон Вейганда, и теперь меня жутко ломает.
В городе холодно. Без тебя.
Внутри пусто. Без тебя.
Ощущение, будто летишь по трассе, выжимая сто пятьдесят километров из запоротого движка. Ощущение, будто скользишь по встречной, другие авто противно сигналят, а дождь идет стеной, заслоняет обзор. Ощущение, будто все вокруг застилает густой вязкий туман, фары выключаются и отказывают тормоза.
Ощущение, будто умираешь.
Причем сегодня агония длится мучительно медленно, практически бесконечно, а завтра занимает одно мгновение.
Ощущение, будто жизнь пленена в огне стремительно догорающей спички.
Еще немного – конец. Но занавес падает и поднимается вновь.
Добро пожаловать, на сцену. Хоть вены режь, хоть вешайся – не поможет.
Хочется кричать, хочется выть. Хочется выпрыгнуть из собственной кожи. Вдруг сработает? Избавит от проклятья, разорвет порочный круг, уничтожит обжигающую спираль.
Вот только ничего не работает. Никакие кнопки, никакие педали, никакие рычаги. Ничего не избавляет от сосущей необратимости внутри.
Люди движутся, а я замираю на месте. Парализована и обесточена, совершаю хаотичные попытки освободиться по инерции.
Всякий раз труднее сбрасывать очередной входящий вызов от фон Вейганда, моментально удалять его же смс, не читая. Всякий раз искушение вонзает клыки глубже и беспощаднее. Всякий раз организм алчно требует дозу.
Начинаю понимать скрытое значение некоторых фраз.
Потому что я везде тебя достану. Потому что ты моя.
Смысл гораздо серьезнее, нежели кажется на первый взгляд.
Дело не во власти денег и не в могуществе миллиардерского влияния. Дело даже не в замашках прирожденного манипулятора. И уж конечно не в садистских наклонностях оригинального характера.
It’s about me. (Дело во мне самой.)
It’s about addiction. (Дело в зависимости.)
В жутком и пагубном, порой изматывающем, а порой окрыляющем чувстве, с которым я не способна совладать. В наркотике, который неумолимо поглощает энергию капля за каплей. В демоне, который преследует неотвратимо, не ведая усталости. В отражении, которое вижу на окровавленных осколках разбитого зеркала.
В моей любви.
Той, что обрушивается без дополнительного предупреждения. Той, что подстерегает за углом, словно вор в темном переулке, и стреляет без промаха, поражает прямо в сердце. Той, что дольше банального «на века», слаще пьянящего экстаза страсти, горше гнетущей боли утраты.
В той, которая настоящая.
Куда бежать, если это пропитало плоть? Где скрыться, если это льется по венам?
Нет мне ни спасения, ни покоя.
