Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 62 (всего у книги 82 страниц)
Я бы хотела забыться. Отключиться, потерять сознание. Ускользнуть из клетки хоть на пару мгновений.
Только удача уже не вернется.
– Мы продолжим, – говорит фон Вейганд. – Позже.
И усаживается рядом.
Кровать пружинит под его весом.
– Продолжим? – мне не удается скрыть ужас.
Мои глаза расширяются, брови взмывают вверх. Приподнимаюсь. Чисто машинально. И тут же вскрикиваю от нестерпимой, жесточайшей боли. Сжимаюсь, сгибаюсь пополам.
Боль выкручивает тело, ввинчивается аж до позвоночника. Тягучая судорога сводит желудок.
– Уверен, ты сгораешь от предвкушения, – усмехается он.
– Я… Ты…
Его ладонь по-хозяйски укладывается на мой зад. Обводит, поглаживает, обжигает даже через одеяло.
– Нет! – нервно мотаю головой. – Не надо. Ты же… ты не хотел меня.
– Не хотел, – подтверждает саркастически. – И до сих пор не хочу. Но твоя шикарная, истекающая кровью задница так и просится на член.
Шлепок пониже поясницы.
Стискиваю зубы, чтобы не завопить.
– Я займусь тобой по-настоящему, – обещает фон Вейганд. – Этой ночью.
– А это? – меня охватывает озноб. – Это разве не по-настоящему?
– Приведи себя в порядок и приходи в мой кабинет.
– Зачем? Что ты собираешься делать?
– Даю полчаса.
Он покидает комнату, не оборачиваясь.
***
Ненавижу сюрпризы.
Уже.
Застываю на пороге, не отваживаюсь постучать. Вся моя смелость испаряется. Я с трудом держусь на ногах. Не только от страха. Боль по-прежнему не утихает. Хочется забиться в угол и зарыдать. Но я не решаюсь убежать.
Слишком долгая дорога назад.
Отступать поздно.
Теперь только вперед.
Без вариантов.
Прижимаю ледяные ладони к пылающему лицу. Выжидаю, пробую выровнять свою температуру. Поправляю скромное платье. Безликое, бесцветное. Невыразительное.
Платье соответствует хозяйке.
Проклятье.
Дверь распахивается передо мной.
– Заходи, – приказывает фон Вейганд.
Он чует меня.
Везде.
У него нюх дикого зверя.
– Присаживайся, – небрежным кивком указывает на кресло.
Глядя в его горящие глаза, отчетливо понимаю: пощады не светит. Никакой отсрочки, никакого прощения.
Я обречена.
Прохожу вперед. Осторожно, медленно. Чуть вздрагиваю. Каждый шаг дается с огромным трудом. Ступаю как по битому стеклу.
Замечаю, что в кабинете царит хаос. Здесь явно не убирали после моего недавнего вторжения.
Замечаю Андрея. Отвожу взгляд, краснею. Может, сутенер-зануда не видел всего, но и так узрел предостаточно.
Правда помогал? Надеялся спасти? Защитить? Рискнул, пошел против воли собственного хозяина. Добровольно подставился.
Зачем?!
Мои акции на нуле. Хотя нет. В глубоком минусе. Еще честнее – в заднице. Близится развязка. Кровавый финал. Лезвие мягко скользит по сонной артерии.
Замираю возле кресла.
– Я сделал все необходимые фотографии, – произносит Андрей, прячет мобильный телефон. – Этот доклад ему понравится.
– Скажи, что я был в ярости, – говорит фон Вейганд, подходит к столу. – Места себе не находил. Разнес кабинет.
– Он будет доволен.
– Не сомневаюсь.
О чем они говорят? О ком?
Не улавливаю сути. Не тяну. Не выкупаю.
– Я добавлю несколько ярких деталей, – продолжает Андрей. – Для достоверности.
– Добавь, будто я пришиб какого-нибудь слугу.
– Насмерть?
– Почему бы и нет.
– Естественно. Пусть считает, что вы на пределе.
– Точно. Не будем его разочаровывать.
Срываюсь, подаю голос:
– Кого – его?
Фон Вейганд смотрит на меня так, что приходится отвести взгляд. Отступить назад, невольно сгорбиться, съежиться. Пульс приходит в бешенство, сердце стрекочет.
– Лорда Мортона, – в его тоне сквозит могильный холод.
– Но разве Андрей сумеет что-то доложить? – спрашиваю удивленно. – Он же сбежал от этого психопата.
– Психопаты свое не отпускают, – заявляет мрачно.
– Я думала, у Андрея есть компромат. Информация о темных схемах, секретные данные, детальные подробности грязного бизнеса.
– Это легенда.
– В смысле?
– Нет никакого компромата. Никто ни от кого не сбегал. И не сбежит никогда.
Нервно сглатываю.
Возникает ощущение, будто это совсем не об Андрее.
– Не понимаю, – еле шевелю губами. – Как же тогда?
Фон Вейганд ограничивается легким кивком.
– Я шпион, – говорит сутенер-зануда. – Двойной агент.
– Я не… – запинаюсь, качаю головой. – Что? Шутите?
– Лорд Мортон поручил мне особое задание: войти в доверие к господину Валленбергу, отслеживать каждый его шаг, обо всем сообщать.
– Вы издеваетесь, – бормочу.
– Ничуть, – улыбается.
– Значит, нет никакого компромата? Никаких секретов?
– Несколько незначительных мелочей.
– Каких?
– Таких, чтобы хватило для установления доверия.
– Выходит, вы гребаный Джеймс Бонд?
Фон Вейганд хмыкает.
– Если от Мортона и увольняются, то только по частям, – заявляет с недоброй усмешкой.
– И ты так спокойно воспринимаешь это?
– Не мне осуждать его методы.
– Я о другом, – вдыхаю и выдыхаю, пытаюсь успокоить нервы. – Андрей работает на два фронта. Правда рано или поздно всплывет. Лорд раскусит его. А может, уже раскусил. И вообще, откуда ты знаешь, что он верен именно тебе?
– Я готов рискнуть.
– Моими родителями? Он же в курсе всех событий. Левая биография, липовая свадьба, подтасовка фактов.
Зажимаю рот ладонью.
Только поздно, вопрос уже прозвучал. Слова нельзя отозвать назад. Как и дурацкие, безумные поступки.
– Сядь, – бросает фон Вейганд.
– Это не…
– Сидеть!
Опускаюсь на кресло. Мигом, машинально. Тут же подскакиваю от боли. Вскрикиваю и морщусь. Тело обдает огнем.
– Можешь идти, – обращается к Андрею.
Тот медлит. Всего несколько секунд. После подчиняется.
Чувствую себя как последняя сволочь. Человек пробовал помочь, а я обвинила его в предательстве.
– Пожалуйста, давай поговорим, – надеюсь достучаться. – Давай обсудим.
Осекаюсь, потому что фон Вейганд поднимается, направляется ко мне.
– Держи.
Протягивает картонную коробку. Только теперь замечаю, его пальцы крепко перевязаны бинтом.
Холод клубится под ребрами.
– Что здесь?
Послушно принимаю ношу.
Я приму все, что угодно.
Из его рук.
– Посылка, которую я так долго ждал, – отвечает ровно. – Подарок от лорда Мортона.
– За-чем, – запинаюсь. – Зачем ты показываешь мне?
– Ты же так хотела узнать мои секреты.
– Но это не твой секрет.
– Мой, – усмехается. – Теперь.
Крупные ладони опускаются на мои плечи, надавливают, принуждая опуститься вниз, присесть на кресло.
Всхлипываю.
– Почему ты позволил узнать про Андрея? – не слышу собственный голос.
Зато фон Вейганд слышит.
– Потому что ты отсюда никогда не выйдешь.
Содрогаюсь изнутри.
Не издевка, не угроза.
Приговор.
Безразличный, ледяной.
Точь-в-точь как его равнодушный тон.
– Открывай.
– А вдруг там бомба?
– Открой.
Ладно.
Надеюсь, тут не отрезанная лошадиная голова. Вообще не голова. Хотя по размеру подходит. Вполне поместится. Только посылка слишком легкая. Части тела весят побольше. Наверное, проверять не хочется.
Никаких подписей, никаких опознавательных знаков. Обычная упаковка. Никакого креатива.
Разворачиваю оберточную бумагу, извлекаю два футляра. Оба квадратной формы, один совсем маленький, другой достаточно большой. Гладкие, бархатные.
Выдыхаю с облегчением. Во всяком случае, это явно не смахивает на расфасованные по пакетам конечности.
Из двух зол принято выбирать меньшее. Поэтому я открываю миниатюрную коробку. В таких обычно хранят обручальные кольца.
Черт.
Так и есть.
Кольцо.
– Странный подарок, – нервно веду плечами.
– Ничего странного, – заявляет отрывисто. – Приглядись.
Опускается на колени.
У кресла.
Рядом со мной.
Горло сдавливают стальные тиски.
А жестокие пальцы сдавливают мои запястья.
– Не хочу, – выдаю глухо. – Вдруг там яд.
– Как пошло, – ухмыляется. – Мортон играет тоньше.
Ладно.
Будь по-твоему.
Никогда не спорю.
Хоть на расстрел, хоть под нож.
Выбирай.
Я извлекаю кольцо из коробки.
Металл холодит кожу. Белое золото или платина. Не разбираюсь. Не специалист. Камень один. Очень крупный. Видимо это не просто кольцо. Это перстень.
Пристально рассматриваю драгоценность.
Диковинный камень. Непривычная форма. Дивная огранка.
Что это за цвет? Синий. Нет, скорее глубокий голубой. Или… Стоп.
Фантазия уймись.
Все слишком.
Чересчур.
Явный перебор.
Мне кажется или правда похоже?
Хочу задать вопрос. Только не выходит разлепить губы. Не удается вымолвить ни единого слова. Звук не идет из горла. Смотрю на фон Вейганда.
– Да, – говорит он.
– Копия? – роняю сдавленно. – Имитация?
– В каком-то смысле.
– В каком?
– Оригинал хранится у меня.
Вздрагиваю всем телом, перевожу взгляд на кольцо.
– Это же обычная стекляшка, да? – не получается сглотнуть горечь. – Это не настоящее. Это не может быть настоящим. Так не бывает, так не делается.
– Довольно простая технология.
Вглядываюсь в камень.
Очень необычный цвет.
Яркий. Пленительный.
Непривычный.
Врезается в память.
Я уже видела такой.
У Ксении.
– Не верю… он не мог… как?
– Легко.
– Почему? – истерично всхлипываю. – Для чего?
– Захотел.
Металл жжет пальцы.
Раскаляется.
Или это я?
Раскаляюсь.
Раскалываюсь.
Разлетаюсь на части.
На осколки.
На фрагменты.
Судорожно вздрагиваю, пытаюсь примирить истерзанное сознание с объективной реальностью. Только тщетно.
Я уже видела такой камень.
Давно.
В глазах у Ксении.
– Это не камень, – бросаю глухо.
– Не камень.
– Тогда… давно… мне показалось, она носит линзы.
– Не носит.
– Господи.
Мои пальцы дрожат.
Кольцо вибрирует.
Будто оживает.
Эти глаза смотрели на меня.
Я смотрела в эти глаза.
А теперь…
В моих руках.
– Это же ее глаз. Под стеклом. Ее глаз.
Самая безумная фраза.
Чистый бред.
Так не бывает. Нет.
– Но она жива, – шепчу. – Еще есть шанс. Должен быть. Еще можно спасти. Пожалуйста, помоги ей. Прошу, я…
– Открывай второй футляр.
Забирает перстень из моих пальцев, укладывает в бархатную коробку, закрывает.
– Пожалуйста, я…
– Открывай, – обрывает.
Я не подчиняюсь.
Протестую. Не хочу. Но мои руки уже на поверхности футляра, поднимают крышку, раскрывают очередной секрет.
Шкатулка. Прозрачная. Хрустальная. А внутри какие-то проводки. Тончайшие, стальные, сверкающие.
Провожу пальцами по поверхности.
Как же холодно.
– Открывай, – повторяет фон Вейганд.
Исполняю приказ. Рефлекторно.
Тошнота моментально подкатывает к горлу.
Вжимаюсь в кресло, больше не чувствую боли. Своей – не чувствую. От чужой задыхаюсь. Ядовитая, острая. Накатывает волнами.
– Боже, – судорожно сглатываю.
Не ощущаю собственное сердце. Зато ощущаю другое.
Мерная пульсация. Пробивается под пальцами. Сквозь лед. Проникает под кожу. Пронзает, пронизывает.
Электрический разряд. Выстрел. Прямо в голову.
– Тут уже пришлось постараться, – заключает фон Вейганд. – Тонкая работа.
– Ты пугаешь меня, – бросаю нервно.
– Только сейчас?
Провода поблескивают. Оплетают кроваво-красный комок, цепко держат трепещущий сгусток плоти. Искрят будто новогодняя иллюминация.
Спина напряжена. Позвоночник скован холодом. Больше не чувствую боли.
– Это сердце, – шепчу. – Это бл*ть вырванное из груди сердце, а ты рассуждаешь про качество работы с видом долбанного эксперта.
– Не вырванное, а вырезанное, – поправляет мягко. – Причем очень аккуратно. Не обошлось без хирурга.
– Ты… т-ты… серьезно?
– Он заставил его биться, – криво усмехается. – После смерти.
– Ты что, – осекаюсь. – Ты как будто им восхищаешься.
– Приятно иметь такого врага.
Ловко выхватывает хрустальную шкатулку из моих враз онемевших пальцев, закрывает в бархатном футляре, складывает все в картонную коробку. Поднимается, возвращается обратно к столу. Усаживается в свое кресло.
А я не в силах сдвинуться с места. Вообще. Никак, никогда.
Пот струится по спине. Тонкими, ледяными струями.
Мои мысли меня оглушают.
А фон Вейганд молчит.
– Что ты делаешь? – спрашиваю наконец.
– Читаю.
Он действительно берет темный блокнот, листает страницы, изучает неведомую мне информацию. Даже бровью не ведет.
– У тебя на столе коробка с…
Замолкаю.
Не могу заставить себя договорить фразу до конца.
– Так вот почему ты сказал про увольнение, – выдерживаю паузу. – По частям.
– Ты отвлекаешь.
– От чего? – срываюсь на истеричные ноты.
– От чтения.
– И что же там такого любопытного?
– Я озвучу, – кивает и зачитывает: – «Конечно, у меня есть друзья. У любого человека на свете найдется несколько друзей. Но я с ними лжива. Я лгу им обо всем. Я не открываю им свою душу, не хочу быть тем, что я есть на самом деле, не хочу, чтобы они видели меня плачущей от безысходности или меланхоличной. Они видят меня такой, какой я хочу себя показать. Они не догадываются, что это лишь скорлупа, а внутри я пуста».
– Какая-то полная хрень, – кривлюсь.
Издевается.
Точно.
Явно не его стиль.
Он не может такое читать.
Такое даже я не могу читать.
Что за чушь.
Убожество.
– Возможно, другой фрагмент придется тебе по вкусу, – фон Вейганд переворачивает несколько страниц, продолжает чтение: – «Встречались с Катей, ходили на выставку, прикалывались, вспоминали «Бригаду» (она играла «Космоса», а я «Белого»). Пели под музыку из «Бригады», кричали: «Уши мы прокололи вместе! И все проблемы мы тоже решаем вместе! Потому что мы бригада!», «Мы с первого сентября вместе!», «Кос просил купить кокса!» И дико смеялись. Завтра в школе контрольная по истории, будет совсем не смешно».
Меня терзают смутные сомнения.
Напрягаюсь, вглядываюсь в обложку блокнота.
– А вот еще один занятный отрывок, – невозмутимо продолжает фон Вейганд. – Жаль, я не обнаружил продолжения. Слушай: «Серж д’Эмаль привык повелевать. Его распоряжения выполнялись с самого детства. Его род был связан с родом короля. Его считали одним из самых привлекательных и завидных женихов Франции. Его власть охватывала все государство».
Шумно втягиваю воздух.
Кулаки сжимаются.
Инстинкт превыше всего.
– Этот Серж крутой парень, – листает блокнот дальше. – Я бы еще о нем почитал. Только нечего.
Я срываюсь.
С цепи.
Ярость затапливает.
От и до.
Самое нутро.
Я не думаю о последствиях. Не рефлексирую, не медлю. Я вообще себя не контролирую, не управляю собственным телом.
Вскакиваю на ноги, бросаюсь вперед. Через стол. Лечу как шальная пуля. Цепляюсь за блокнот, сжимаю обложку. Дергаю изо всех сил.
Фон Вейганд не отпускает, не позволяет вырвать компромат.
Зверею. Теряю берега. Честь не отстаиваю так, как этот измученный годами артефакт. Ни пяди врагу. Рычу как чокнутая.
Перебираюсь через столешницу, забираюсь на колени к фон Вейганду.
Впиваюсь в обложку, тяну на себя. Царапаюсь, кусаюсь.
Полностью погружаюсь в безумие. Alter ego. На волю.
Борьба. Не на жизнь. Не на смерть.
Борьба. За себя.
Сражаюсь как одержимая. Ловко орудую локтями. Лягаюсь. Ослепленная адреналином, сопротивляюсь до конца. Не оставляю никаких шансов своему сопернику.
Поразительно, на что способен человек, когда терять уже нечего. Когда сожжены все мосты. Когда воздушные замки разрушены.
В клетке со зверем.
Не спастись. Не выжить.
Никому. Никогда.
Если только самому им не стать.
Если не ударить первым.
Дикий вопль вынуждает отпрянуть.
Боль пополам с удивлением.
Отшатываюсь назад.
Оглушенная. Пораженная. Обесточенная.
Застываю. На месте преступления. Вжимаюсь в край стола. Сжимаю блокнот в трясущихся руках. Прижимаю к груди как самый ценный клад.
Я едва понимаю, что происходит. Я знаю только одно: в этот раз кричала не я. Не из моего горла вырвался утробный возглас.
Фон Вейганд поднимается, накрывает мрачной тенью.
Хочу отступить хотя бы на шаг. Отодвинуться. На миллиметр.
Однако отступать некуда. Совсем.
Он прижимает ладонь к лицу.
Почему?
– Хороший удар.
С трудом разбираю его фразу.
Это больше похоже на рычание.
Монстр нависает надо мной.
Опаляет горячим дыханием.
Обдает жаром.
– Что? – спрашиваю сдавленно. – О чем ты?
– Давай еще, – бросает хрипло. – Повтори.
– Я не… я.
Фон Вейганд отводит ладонь. В сторону. И припечатывает тяжелым взглядом. Буквально прибивает к столу. Гвоздями.
– Ударь, – приказывает отрывисто.
– Не понимаю, – нервно дергаюсь, отрицательно качаю головой.
– Ударь меня.
Его правый глаз наливается кровью. Стремительно. В считанные мгновения. Кожа вокруг темнеет. С каждой прошедшей секундой.
Сильнее вжимаюсь в стол. Мечтаю стать предметом мебели.
Мой локоть подозрительно ноет.
– Прости, я… – запинаюсь. – Я случайно.
Не верю.
Невозможно. Нереально.
Как?!
Абсолютно иррационально.
Я что и правда сделала это?
Врезала фон Вейганду.
Локтем.
Прямо в глаз.
Со всей дури.
– Извини, – бормочу надтреснутым голосом.
Подаюсь порыву, подаюсь вперед.
– Ударь меня, – рычит он, почти касается моих израненных губ, сдавливает плечи своими не ведающими пощады руками, встряхивает будто куклу. – Ударь. А лучше – убей.
– П-почему? – задаю очередной идиотский вопрос.
– Потому что я не остановлюсь, – криво ухмыляется. – Я буду насиловать тебя каждую ночь. Я пропущу тебя через такие извращения, что ты возненавидишь собственное тело. Изуродую тебя изнутри. Подгоню под себя. Под свои предпочтения. Даже шлюхи из самого дешевого, грязного борделя не позавидуют твоей участи. Я вы*бу из тебя твои гребаные иллюзии.
Вздрагиваю.
Раз за разом.
Содрогаюсь.
Жуткое признание.
Точно выжжено внутри.
Выпалено.
Огненными буквами.
– Пожалуйста, хватит, – умоляю сдавленно. – Прекрати.
Его смех заставляет меня задрожать.
Погружает в лихорадку.
В оцепенение.
– Тебе не н-надо было т-трогать мой д-дневник, – стараюсь прозвучать четко, да только зубы отбивают чечетку. – Н-не н-надо б-было.
Он вырывает блокнот из моих пальцев.
Без труда.
Отбрасывает подальше.
– А тебе не надо было трогать мой член, – произносит холодно.
– Но я не трогала, – выдыхаю пораженно.
– Ошибаешься, девочка.
Его горячие пальцы стискивают мое запястье.
Как в тисках.
Вжимают в пах.
– Чувствуешь? – шепчет на ухо. – Каменный стояк. Как раз для твоей задницы. Вгонять бы туда и вгонять.
– Нет, нет, нет, – выдаю истерически. – Только не туда. Не так. Прошу, нет. Не сейчас. Я буду кричать. Я…
– Кричи, – хмыкает. – Потом твоя глотка будет загружена. До отказа.
Поглаживает мою шею.
Сзади.
Неторопливо, неспешно.
Размеренными, ленивыми движениями.
А после хватает.
Сминает.
Как животное.
За холку.
Разворачивает, впечатывает в стол, распинает на деревянной поверхности. Вбивает в столешницу, заставляет распластаться на животе. Отбирает волю сопротивляться.
Боль выкручивает каждый позвонок. Сводит мышцы, выламывает суставы. Боль вламывается внутрь меня. Резко и сразу. Лишая выбора.
А ведь фон Вейганд даже не начал.
Тягучие спазмы сводят живот. Ощущение точно мои внутренности наматывают на кулак. Очень медленно, с садистским наслаждением.
Судорожно дергаюсь.
Он наваливается сверху. Давит. Душит. Убивает. Расстегивает ремень. Не спеша, не торопясь. Трется щекой о мою щеку, жадно слизывает мои слезы.
Хохочет.
Боже.
Он монстр.
Он уничтожит меня.
Я не выдержу.
Не смогу, не сумею.
Я…
– Чего затихла? – спрашивает с издевкой. – Потекла?
– Пожалуйста, – умоляю. – Достаточно.
– Я научу тебя получать кайф, – обещает нарочито елейно. – От всего.
– Не надо, прошу, – всхлипываю. – Остановись.
– Зачем?
– Чтобы я, – запинаюсь, задыхаюсь, давлюсь еле сдерживаемыми рыданиями, но все же довожу фразу до логического конца: – Чтобы я могла тебя любить.
Возвращаю ему давно забытые слова.
Последняя молитва.
Последняя надежда.
Последняя мольба.
Обреченного на смерть.
Я.
Только я.
– Нет, – раздается ледяной ответ. – Это больше не сработает.
– Я же…
– Тебе меня не пронять.
Огромный член прижимается к моему бедру. Содрогаюсь, спазм моментально сводит горло, перекрывает доступ кислорода. Раскаленная плоть пробуждает дрожь.
Застываю в ожидании неминуемой боли.
Закусываю губу.
До крови.
Однако ничего не происходит.
Совсем ничего.
Очередная пытка.
Он просто хочет, чтобы я расслабилась. Хочет застать врасплох. Хочет окончательно сломать, нанести самый жуткий удар.
Фон Вейганд вдруг отстраняется.
Отпускает меня.
Это его новая игра.
Дает шанс сбежать. Дарит призрачную иллюзию. Позволяет ускользнуть, дабы догнать и прихлопнуть, размазать, разрушить до основания.
Не делаю ни единой попытки вырваться. Лишь слегка поворачиваюсь. Стараюсь принять чуть более удобное положение, наблюдаю за своим жестоким мучителем.
Он бледнеет.
Смотрит куда-то вперед.
Его лицо ничего не выражает.
Точно восковая маска.
Смуглая кожа приобретает оттенок пепла.
Он будто горит.
Изнутри.
Я приподнимаюсь.
Осторожно. На локтях.
Пробую отследить его взгляд.
Тоже смотрю вперед. На кучу книг. Нет, чуть в сторону. Еще. Еще, еще. На кресло. И ниже. На сиденье.
Судорожно сглатываю.
Гигантское пятно. На светлой обивке. Темно-бордовое. Жуткое, уродливое. Расползается там, где несколько минут назад сидела я.
Смотрю туда.
Не без содрогания.
И ощущение такое будто живот вспарывают стальные когти. Раздирают податливую плоть, пробираются все глубже, проникают до самого нутра.
Не успеваю ничего сказать. Не успеваю даже закричать.
Фон Вейганд опять прижимает меня к столу, задирает платье до талии, сдирает нижнее белье.
– Что это? – спрашивает тихо.
– Прокладка, – отвечаю сдавленно. – Гигиеническая.
Молчит.
Никаких комментариев.
Никаких едких шуток.
Никакой издевки.
Гробовая тишина.
– Послушай, она не должна была протечь, – закашливаюсь, прочищаю горло. – Просто я пошла в душ, кровь не останавливалась. А ты дал только полчаса на сборы. Я решила не усугублять ситуацию. Напилась обезболивающего, надела прокладку и…
– Что ты приняла? – резко обрывает. – Сколько?
– Не помню, – нервно хихикаю. – Черт, я даже не помню, как пришла сюда.
– Вспоминай.
Он хватает меня за горло.
Отдирает от стола.
Встряхивает.
Снова и снова.
Еще немного и шею свернет.
– Не важно, – выдаю сдавленно. – Все нормально.
– Нормально?
Кажется, он хочет меня ударить.
Врезать кулаком в челюсть.
Но вместо этого разжимает захват. Отпускает, разрешает мягко осесть на столешницу, опереться о деревянную поверхность. Отходит от греха подальше.
– Да, – киваю. – Нормально. Я снова чувствую боль. И вообще у меня ощущение, будто в заднице орудует раскаленная кочерга. Однако заметь, даже в таком состоянии я смогла поставить тебе фингал.
Обалдеть.
Я ударила его.
Я ударила фон Вейганда.
Барона Валленберга.
Самого Сатану.
Моего Дьявола.
Я звезда.
Я войду в историю.
А он войдет в меня.
И мало не покажется.
Никому.
Так. По ходу кто-то реально перегнул с медикаментами. Набрался под завязку. Теперь начинается бред. Горячечный.
Фон Вейганд достает мобильный, набирает номер, отдает приказ прежде, чем собеседник успевает произнести хоть слово.
– Что ты делаешь? – спрашиваю, четко ощущая, как внутри зарождается ужас.
Он не считает нужным ничего пояснять. Опять подступает ближе, отдергивает мое платье вниз. Набрасывает мне на плечи свой пиджак.
– Прошу, – глухо шепчу я. – Скажи.
Молча обхватывает за талию, перебрасывает через плечо. Несет к выходу, толкает дверь ногой, выносит меня из кабинета.
– Алекс, – всхлипываю. – Пожалуйста.
По темному коридору.
Обратно в мою комнату.
В спальню.
В душ.
Включает воду.
Ставит меня под горячие струи. Но даже обжигающая вода не способна согреть, не способна изгнать зимнюю стужу из моего судорожно бьющегося сердца.
Фон Вейганд разрывает испачканное кровью платье. Рвет на части. Стягивает с мокрого тела, отбрасывает куда подальше.
– Кому ты звонил? – дрожу, зуб на зуб не попадает. – К-кому?
– Врачу.
– Какому врачу?
Страх в моих глазах заставляет его рассмеяться. Рвано, надтреснуто. Без намека на истинное веселье.
– Тому, который тебя осмотрит, – произносит ровно.
– Н-нет, – энергично мотаю головой. – Н-не нужно.
– А что нужно?
Его ладонь накрывает мою грудь, обводит и соскальзывает ниже, движется по животу, после перемещается на поясницу, а в следующий момент оказывается между ягодиц.
Взвиваюсь, дергаюсь. Как ужаленная.
– У тебя кровотечение, – заявляет холодно.
Продолжает омовение.
Осторожно.
– Ничего, – постанываю от боли. – Скоро прекратится.
Он ограничивается ледяной усмешкой.
Выключает воду.
Тщательно вытирает мое трепещущее тело полотенцем. Обматывает. Плотно. Туго. Будто укутывает, оплетает коконом.
– Осмотри меня сам, – шумно втягиваю воздух. – Не надо врача.
– Серьезно?
– Пожалуйста.
Его губы прижимаются к моему лбу.
Не целуют.
Пробуют температуру.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь трогал меня, – всхлипываю, нервно облизываю припухшие губы. – Там. Хоть кто-нибудь. Не хочу. Только ты.
Он относит меня на смятую постель, укладывает на живот, собирает влажные волосы в пучок, поглаживает макушку.
– Ты прочел мой дневник, – шепчу я. – Изучил весь подростковый бред. Тупую рефлексию, бездарные сочинения. Так нечестно. Неправильно.
Резко тянет за волосы. Дергает. Намеренно причиняет боль. Заставляет закричать, содрогнуться всем телом. Вынуждает запрокинуть голову назад.
Вглядывается в мои глаза.
Вглядывается в меня.
Задерживает взор на истерзанных губах. Ухмыляется, явно хочет произнести очередную колкость. Гадость. Пошлость. Унизить, растоптать. Втоптать в грязь. Уязвить, обдать ядовитым презрением.
Но я сбиваю его с толку.
Сбиваю саму себя.
Переворачиваю нашу игру.
– Господи, – бормочу. – Твой глаз. Надо срочно обработать. Прошу, позволь…
Кожа вокруг выглядит пугающе. Темнеет, синеет, приобретает жуткий оттенок. Веки опухают.
– Пройдет, – отрезает фон Вейганд.
И выпускает мои волосы из пальцев.
– Нет, пожалуйста, – приподнимаюсь, льну к нему невольно. – Нужно приложить что-нибудь холодное, снять отек.
– Лежать! – его рык принуждает задрожать.
– Позволь мне обработать.
Крупная ладонь опускается на спину. Давит между лопаток. Вдавливает в кровать.
– Лежать, – повторяет чуть смягчая тон. – Иначе опять кровь польет.
– Я не…
– Заткнись.
– Я просто…
– Молчать.
Не самый худший диалог.
За последнее время.
Больше не сопротивляюсь. Покорно вытягиваюсь на постели. Утыкаюсь лицом в измятые простыни.
Это ничего не меняет.
Это не важно.
Вот что он хочет сказать.
Вот на что намекает.
Это перемирие.
Ненадолго.
Кричи. Умоляй. Истекай кровью.
Рыдай. Захлебывайся слезами.
Как угодно.
Прощения не светит.
Пощады не будет.
Ничто и никто.
Тебя.
Не спасет.
Алтарь уже ждет.
Клинок наготове.
Зверь тоскует по свежей плоти.
Больше не прячет клыки и когти. Держит крепко. Мертвой хваткой. Терзает, ранит. Но отпускать не станет.
Моя болезнь. Мой приговор.
Мой Стокгольмский синдром.
Он проводит ладонью по моей спине. Медленно. От лопаток до поясницы. Едва касается, но его жар обжигает даже через полотенце. И от этого скользящего, почти неуловимого жеста щемит сердце.
Безумная. Чокнутая. Ненормальная.
На что я надеюсь?
На чудо?
Этот жест.
Нервный.
Небрежный.
Этот жест говорит.
Шанс есть.
Даже когда все потеряно.
Шанс внутри тебя.
Всегда.
Глава 21.1
La vie est belle.
Жизнь прекрасна.
Разве кто-то сомневался?
Поверь. Проверь. Опытным путем. Прямиком на рельсы. Под поезд. Под экспресс новых возможностей. На полной скорости. Между железных челюстей. Нырни. В голодную пасть. Пади. Но только не сворачивай с верной дороги. Не отрекайся от своего пути.
Спорим?
На отсечение головы.
Жизнь прекрасна.
Когда все впереди. Когда в самом начале. Когда неведомо, сколько придется пройти. Пробежать. Проползти. Проломать. Прогрызть. Потерять. Вытерпеть. Вынести. Выстрадать. Вымолить.
Теряя себя.
И всех.
Строя праздник.
На чужих костях.
Что же ты делаешь?
Остановись.
Человек.
Преклони колени.
Покайся.
Ангелы не плачут.
Плачет Дьявол.
Глядя на нас. Ступая по горящей земле. Ему здесь делать нечего. Сами себя терзаем. Сами казним. Кто жертва. Кто палач. Неведомо.
Гром раздирает небо. Распинает слепящими вспышками. Рвет когтями точно не знающий жалости хищник.
Только все это тщетно. Зря. Напрасно. Попусту. Ибо ничто на свете не искупит наши грехи.
– Сестра, дайте скальпель. Зажим. Тампон.
Нет.
Немного не туда.
– Подайте скипетр. Корону. И трон.
Стоп.
Опять мимо нот.
– Отключите меня. От аппарата искусственного жизнеобеспечения. И зафиксируйте уже время смерти.
На грани января.
Иначе почему так холодно?
Зябко. Пар вырывается изо рта. На ресницах трепещет иней. Практически незримый. Невесомый, неуловимый.
Новый год – любимый праздник.
Но это больше не так.
Никогда не будет так.
Ничего… не будет.
Между нами море крови. Никакой надежды на спасение. Никакого прощения. А шипы вонзаются все глубже. И не твоя рука сжимает мою.
Нож орудует под ребрами.
И честно.
Лучше бы ты вырвал мне сердце.
Тогда.
Лучше бы сразу.
Чем вот так.
Медленно.
Осторожно.
По миллиметру.
Лучше бы сразу загнать рукоять.
Я открываю глаза.
Еще жива.
Столько приборов. Столько людей в белых халатах. Столько проводов от меня и ко мне. Назойливое стрекотание над ухом. Стойкий запах медикаментов.
Я поднимаюсь. Резко. Без предупреждения. Срываю капельницы. Отбрасываю простынь. Соскальзываю с кушетки. Касаюсь пола босыми ступнями.
Никто не обращает на меня никакого внимания. Каждый занят собственным делом. Никто не оборачивается. Они следят за показаниями на экранах. Раскладывают хирургические инструменты. Они слишком заняты. Никак не реагируют на пациента.
Вот и отлично.
Толкаю дверь, покидаю палату.
Я не знаю, куда я иду. И зачем. Ради какой цели. Просто что-то внутри ведет. Двигает вперед. Шаг за шагом. Новый поворот.
Из тьмы на свет? Нет. Из тьмы во тьму. В яму. Глубокую. В жуткую и жестокую. От и до обвитую беспроглядным мороком.
Жизнь прекрасна.
Для всех.
И всегда.
Звучит как проклятие.
Звучит.
Да.
Очень некстати стерлась позолота. С моего роскошного трона. И сверкающие камни давно украдены. Сожраны временем и голодной до зрелищ толпой. Моя шикарная корона зияет пустотой.
Но я держусь.
На плаву.
Выплываю.
И плыву.
Я творю.
И вытворяю.
Наяву.
Мрачный коридор. Липкая паутина. Пол окроплен багряным. Битое стекло трещит под ногами. И такое чувство, будто сдвигаются стены.
Интересно – я успею?
Еще.
Поставить на красное. На черное. Попасть где-то между. На зеро. Проскользнуть. Наугад. Наудачу. Вырвать у судьбы очередной шанс. Пойти ва-банк. И даже дальше. Самого черта ухватить за горло. Рискнуть по полной. Опять.
Количество попыток не ограничено.
Ограничено время.
Что нам отмеряно.
Год. Месяц. Неделя.
Один лишь день.
Один лишь вдох.
На двоих.
Хруст костей. Стылый ужас крадется. Точно. Четко. Вдоль позвоночника. Сводит суставы, скручивает желудок ледяной судорогой. Бьет под дых, выбивая воздух из легких.
Тысяча осколков.
Отражений тысяча.
У меня столько обличий, что Билли Миллиган – лох.
Но как отыскать настоящее?
Среди множества фальшивых.
Я страдала биполярным расстройством до того, как это стало мейнстримом. А теперь я на краю обрыва. Расправляю вырванные с мясом крылья.
Отче наш.
Зачитаю шепотом.
Единственная молитва.
Которую знаю.
Которую помню.
Помимо.
Твоего имени.
Я встану на колени.
Сомкну ладони.
Крепко.
Крепче.
Чтоб пальцы побелели.
Онемели.
Я солгу.
Скажу.
Что я тебя забыла.
