Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 82 страниц)
– Тварь я дрожащая или право имею? – сцепив зубы, отклоняю новый вызов.
Боже, как тут не капитулировать, не повестись на слабость, не поддаться соблазну? Как не вкусить отравленный плод? Как не обезуметь от непрекращающихся мук, дробящих кости и выворачивающих внутренности наизнанку?
– Соберись, Подольская, – решительно удаляю смс. – Ты волевой человек, а не половая тряпка.
Боже, фон Вейганд никогда прежде не писал мне сообщения.
Историческое событие. Надо бы отпраздновать. Занести дату в календарь.
Интересно, там что-то относительно ласковое вроде «вернись, meine Schlampe, я добрый, все прощаю» или же напротив нечто угрожающее а-ля «мой самолет уже в пути, готовь антигеморройные свечи для романтического ужина»?
Как-то пошло прозвучало. Ну, про самолет в пути.
Черт, как же я скучаю по его самолету.
Может, таки смотаться в аптеку за специальными свечами? Смазкой? Ледокаином?
Если честно, по остальным частям телам тоже скучаю. Хронически, блин. Неизлечимо, неоспоримо, нереально сильно.
Но уступать нельзя. Вот прочту сообщение, растаю или испугаюсь, сменю гнев на милость, потом отвечу на звонок. И не успею опомниться, как начну глупо улыбаться и хихикать, растекаясь теплой лужицей перед хозяином и властелином.
С другой стороны – вдруг бедняга созрел для подробной исповеди? Готов мгновенно расколоться, торжественно и с почестями. Целые трактаты в смс настрочил, а я беспечно удаляю важную информацию.
Эх, зная боевую закалку немецкого качества, совсем не уверена в столь радужном раскладе.
И все же надеюсь на чудо.
– Mister Wallenberg wants to talk to you, (Мистер Валленберг хочет поговорить с тобой,) – Дорик счастливо лыбится, тычет мне свой мобильный.
Нашел на какой козе, хм, на каком козле подъехать. Молодец, хвалю за изобретательность.
– Tell him to fuck off, (Скажи, пусть отъеб*тся,) – сообщаю безэмоциональным тоном.
– I don’t think it is a good idea, (Не думаю, что это хорошая идея,) – ссыт качок. – I will not interfere. You should talk to him. Not me. (Я не стану вмешиваться. Ты должна говорить с ним. Не я.)
– Fine, (Ладно,) – покорно принимаю телефон.
– It is a wise decision, (Мудрое решение,) – рано радуется.
– Really, (Точно,) – киваю с усмешкой, перевожу дыхание, стараюсь пропитать вопрос безразличием: – Как на счет правды?
– Никак, – хмуро бросает фон Вейганд. – Тебе повезло, что я занят и не могу приехать.
– А какой резон приезжать? По-любому не добьешься ни единого слова в ответ, – заявляю мстительным тоном.
– Значит, удовлетворюсь стонами и криками, – парирует с чарующей мягкостью, окутывает темным шелком, погружая во мрак. – Обещаю, ты у меня очень громко закричишь.
– Ой, боюсь-боюсь, пупырчатые мурашки по всему телу, – дурачусь, несмотря на враз сбившийся пульс. – Прости, ультиматум нужно строго соблюдать. Нет твоих откровений – нет наших задушевных бесед
Гордо расправляю плечи, набираю побольше кислорода в легкие и прощаюсь не слишком вежливо:
– Fuck off! (Отъеб*сь!)
На последнем выражении мой фигуристый жених вздрагивает, явственно меняется в лице и отступает назад. Даже бугристые мышцы чуток сдуваются.
Нажимаю на сброс.
– Dorian, thanks. Now I feel much better. Let’s go and buy a wedding dress. (Спасибо, Дориан. Теперь чувствую себя намного лучше. Пошли, купим свадебное платье.)
Дни плавно перетекают в ночи, черно-белая разметка мелькает вдоль извилистой дороги. Широкий экран то загорается, то гаснет, придирчиво отражая суровую документальность событий.
Маша ноет и закатывает истерики, выдвигает очередные претензии, пытается расшевелить горе-партнера по опасному бизнесу. Родители заботятся обо мне, помогают в организации ненавистной свадьбы. Бабушка таскает кастрюльки с фирменным пловом, мама пытается пробить защитную броню, беспокоится и переживает, окружает заботой и вниманием. Папа хранит молчание, ограничивается скупыми репликами, потому что уже скучает и не представляет, как это – взбалмошная дочка уезжает на другой континент.
Они не понимают, я уже давным-давно на другом континенте. Жаль, но нельзя объяснить им детали. Меньше знают, крепче спят.
Хотя…
Мне пофиг. Знаю или не знаю, а сон не идет.
Абонент вне зоны доступа. Абонент медленно и верно сходит с ума. Абонент сгорает от любви. От испепеляющей ревности и затаенной боли.
Абонент верит и надеется, что фон Вейганд сорвется, и, не выдержав давления, сдастся, уступив условиям ультиматума.
Эх, некоторым мечтам лучше оставаться мечтами. Никогда не выплывать на поверхность, не нарушать обманчивую гладь озера, не бередить раны попусту.
Можно спонтанно задать интимный вопрос?
Хм, а как часто вы находите подарки Судьбы на своем пороге?
Наша жизнь, с*ка, удивительная. Прекрасно разбирается в сногсшибательных сюрпризах.
Кое-кто действительно не выдерживает. Кое-кто срывается. Этот загадочный кое-кто не я и не фон Вейганд.
Есть предположения? Наверное, самое время устроить тотализатор.
***
Я понимала, что морозиться вечно у меня не выйдет. Допускала, что рано или поздно придется отступить. Исключительно при совсем уж плачевном положении, при полном отсутствии позитивного результата.
Терпение у фон Вейганда далеко не безграничное. Лопнет в самый неподходящий момент и так, что мало не покажется.
Однако стоило рискнуть. Потрепать нервы в экспериментальных целях, прощупать слабые стороны противника и побороться за главный приз.
Шеф-монтажник мужественно штурмовал крепость две недели и три дня. Упорства не занимать. Весь в меня пошел, не иначе. А потом резко затаился и притих. Ни звонков, ни смс. Тотальный игнор. Даже обидно.
Неужто забил на все болт и больше не ждет ответа? Вот и верь после такого мужчинам. Поматросил и бросил, блудливый ублюдок.
Или сетую зря. Вдруг он порешал свои дела и первым же рейсом вылетел на Украину? Тогда надо подстраховаться. Приобрести железный пояс верности, заковаться в него, а ключ отправить в круиз по гостеприимным просторам канализации. Только так есть шанс спасти драгоценную задницу.
Ну, а что? Бойфренды приходят и уходят, а попа у меня одна. Любимая и неповторимая, стоит ее поберечь. На будущее пригодится.
Снова не сплю, опять сражаюсь с бессонницей. Бездумно переключаю каналы, пытаюсь найти утешение в телевизоре. Вибрация мобильного отдается голодной дрожью в каждой клеточке вмиг напрягшегося тела.
– Need some sleep, you can't go like this, (Нужно немного поспать, больше так нельзя,) – мой телефон заливается соловьиной трелью посреди ночи. – I'd tried to count some sheep but there more than one I miss (Я пытался считать овечек, но пропустил больше, чем одну.)
Настенные часы показывают 2.15, на мерцающем дисплее мобильного высвечивается Unknown – засекреченный номер. Фон Вейганд использует новую тактику?
– Everyone says I'm getting down too low, (Все говорят, что я пал слишком низко,) – не унимается мелодия. – Everyone says «You just gotta let it go». (Все говорят: «Ты просто должен отпустить».)
Легко сказать – отпусти, забудь, расслабься.
Интересно те умники, что так охотно дают советы, пробовали испытать их на себе? Пробовали отпустить, забить и расслабиться? Включить мозг и отключить чувства? Перерезать кабель в сердце.
Это сложно, ребята. У меня ничего не получается.
– I need some sleep, time to put the old horse down, (Мне нужно немного поспать, время пристрелить старую лошадь,) – методичное воздействие по болевым точкам. – I'm in too deep and the wheels keep spinnin' round. (Я зашел слишком далеко, а колесо продолжает крутится.)
Колесо Фортуны не остановить. Вечный двигатель продолжает вращаться, несмотря ни на что и всему вопреки. Задев механизм единственный раз, больше не сумеешь вернуться назад, активировать вечную паузу или благоразумно притормозить сразу.
Ответить или сбросить?
Руки мелко дрожат, невольно поджимаются пальцы на ногах. Волна тревоги овладевает мною. С чего бы?
Принимаю вызов молча, не говорю ни слова, ожидаю, когда в разговор вступит мой невидимый собеседник.
– Hello, (Здравствуй,) – этот голос обдает холодом.
Нервы натягиваются, будто тетива лука, натягиваются до предела, исторгая противный скрип. Совсем чуть-чуть – тонкая струна самообладания порвется.
– Hi, (Привет,) – с трудом выдаю в ответ.
– You recognize me, right? (Узнаешь меня, верно?) – следует риторический вопрос.
Ну, разумеется.
Как не узнать Диану Блэквелл? Мы же столько лет болтали по телефону, столько зим трещали без умолку. Да я вся истосковалась по нашим душещипательным беседам!
– I hope you don’t think Alex made me call you, (Надеюсь, не думаешь, что это Алекс заставил позвонить,) – жестоко обламывает.
Каюсь, мелькнула мыслишка, закрались некоторые подозрения. Даже нарисовалась милейшая картина маслом: фон Вейганд на коленях умоляет свою лучшую подружку прояснить ситуацию, сообщить истеричной переводчице, что ничего криминального не произошло, ввернуть за него пару словечек и выпросить халявную индульгенцию.
Но не сложилось.
Прискорбно, и все же куда разумнее предположить иной расклад.
– I guess he would never allow, (Полагаю, он бы никогда не разрешил,) – выдвигаю смелую гипотезу.
– He has strictly forbidden, (Он строго запретил,) – подтверждает мигом.
Эх, вот теперь все логично.
Значит, дама проявила личную инициативу.
В преддверии разгадки моя кожа покрывается инеем, неприятно сосет под ложечкой, а тело невольно напрягается, инстинктивно готовится к защите.
– He doesn’t want us to communicate, (Он не хочет, чтобы мы общались,) – подвожу итог.
– It’s a real disappointment, (Настоящее разочарование,) – звучит с легкой иронией.
– We may become friends. We may have a cup of coffee someday, (Можем стать друзьями. Можем как-нибудь выпить по чашечке кофе,) – отражаю удар.
– I’d rather have some tea, (Я бы предпочла чай,) – принимает негласные правила.
– It is up to you, (На твой выбор,) – вежливо признаю.
– I am sure you understand that we are not going to become friends, (Уверена, ты понимаешь, что мы не станем друзьями,) – снимает маску.
– I do, (Понимаю,) – коротко соглашаюсь и, помедлив, прибавляю: – Actually, I understand many various things. (Вообще-то, я понимаю много разных вещей.)
Слишком много разных вещей. Слишком много для маленького мозга. Слишком много для больного сердца.
– You are smart, (Ты умна,) – замечает вкрадчиво. – Otherwise Alex couldn’t be serious about you. (Иначе Алекс не относился бы к тебе серьезно.)
Ничто не раздражает сильнее, нежели его имя в ее устах.
Тест-драйв в парке аттракционов святой инквизиции – постная фигня по сравнению с этим. Колодки, тиски, дыба, раскаленные иглы под ногти – детский сад.
Алекс…
Бьет прямо по печени. Если не хуже, если не глубже.
Так могу говорить я, больше никто не имеет права. И уж точно не с таким придыханием, не с паршивым оттенком сопричастности, не с нотами щемящей нежности в удивительно сексуальном голосе.
Черт, все-таки хуже, все-таки глубже.
Если при нашем первом разговоре некие факты ускользнули из вида, то теперь хаотичные фрагменты складываются в цельную картину.
– I doubt if I am smart enough, (Сомневаюсь, что я достаточно умна,) – осторожно зондирую почву, решительно затыкаю вопли эмоции. – I have no idea about the reason of your sudden attention to me. (Понятия не имею о причине твоего внезапного внимания ко мне.)
– Check the news about Caroline Blackwell, (Проверь новости о Кэролайн Блэквелл,) – не спешит открывать тайну.
– What for? (С какой стати?) – криво усмехаюсь. – I don’t miss this charming lady (Не скучаю за этой очаровательной леди.)
И, сказав фразу, вспоминаю приключения в Лондоне. Проклятый портрет, призрачный стук в дверь, планомерные попытки довести вдову до помешательства.
Вдруг Диана выяснила, что я была там? Хм, стопроцентно выяснила.
Вдруг в апартаментах Каро тоже установили видеокамеры? В конце концов – чем фон Вейганд не шутит? Возможностей достаточно.
А если за мной следят? Вернее – если она следит сейчас?
Вездесущая Фортуна. До телефона добралась, могла и камерами завладеть.
– Just check the news, (Просто проверь новости,) – повторяет настойчиво. – Right now. (Прямо сейчас.)
В очередной раз тошнота подкатывает к горлу, дыхание затрудняется, липкие щупальца ужаса не ведают пощады, с мерзким хлюпающим звуком ворочают внутренности.
– Wait a bit, (Подожди немного,) – не двигаюсь, не тянусь к ноуту. – I’ll google. (Погуглю.)
Нужно провести эксперимент.
Молчу, не тороплюсь подчиниться. Если действительно наблюдает за мной, то выдаст себя хоть как-то.
Минута, две, три. Терпеливо ожидаю результат.
– Have you managed to take a hint? (Ты сумела уловить намек?) – Диана первой нарушает затянувшуюся тишину.
– I am trying to, (Пытаюсь,) – бросаю уклончиво.
– It is not a warning. And surely it is not a threat. (Это не предупреждение. И, конечно, это не угроза,) – тень волнения не удается утаить. – I only wish to show you that not all people are able to handle even their own secrets. (Я лишь желаю показать, что не все люди способны справиться даже с их собственными секретами.)
Подобные заявления настораживают.
– It is not your game. It is not your secret. (Это не твоя игра. Это не твой секрет,) – добавляет уже абсолютно спокойно. – I advise you to stay aside. (Советую держаться в стороне.)
– A secret may kill, (Секрет может убить) – вырывается автоматически.
– A secret will kill, (Секрет будет убивать,) – уверяет с явным торжеством и уточняет: – But only the guilty ones. (Но только виновных.)
Резко хватаю ноут, спешно вбиваю в поиск «Caroline Blackwell» и постепенно обалдеваю от высветившихся данных.
– Have a good night, (Спокойной ночи,) – прощается.
– You, too, (Тебе тоже,) – единственное, что способна озвучить на данный момент.
…this morning…found dead…heart attack… (…этим утром…найдена мертвой…сердечный приступ…)
Строчки расплываются перед глазами, новости пестрят однообразными статьями на разных форумах.
Секрет может и будет убивать. От Фортуны нереально убежать.
Покойся с миром, Кэролайн.
Впрочем, гибель вдовы – не такой уж и великий сюрприз. Министерство здравоохранения предупреждает, что миксовать алкоголь с медикаментами весьма рискованное развлечение. Не угадал с дозировкой и слегка превысил норму, пиши пропало. Сегодня пронесло, зато завтра огребешь по полной и склеишь ласты.
В памяти тут же всплывает стол, щедро украшенный бутылками, стаканами, упаковками таблеток.
Н-да, учитывая ненасытный аппетит покойной леди Блэквелл, она вряд ли соблюдала технику безопасности при работе с веществами.
Депрессия, угрызения совести, проклятые картины и призраки прошлого – все это мало способствует спокойствию, толкает на сомнительные подвиги вроде принятия сердечных капель за компанию с порцией виски.
Трудно понять, от чего произошел фатальный приступ. Организм отказался переваривать очередное взрывоопасное сочетание, нужные препараты смешали специально и невзначай заставили употребить, Диана предстала перед мачехой лично, сорвала маску и толкнула эффектную речь.
Вариантов не перечесть.
Но разве это важно?
Каро заслужила. Наверное. Не знаю. Не хочу знать. Если честно – плевать.
Важно понять, что мне самой делать в подобной ситуации. Как воспринимать нежданный звонок?
Готова поспорить, посыл приблизительно таков:
«Привет, маленькая дрянь.
Я совсем не в восторге от того, сколько ты обо мне узнала. И, конечно, с удовольствием сплясала бы на твоих поминках. Жаль, Алекс не позволит. Он слишком сильно прикипел к забавной умненькой невинной девочке Лоре. Охраняет и оберегает любимую игрушку.
Думаешь, ревную? Ничуть.
Ты его игрушка. Подчас для траха, подчас для души. Все зависит от настроения.
Я его друг. Я проникла гораздо глубже. Я знаю вкусы не только в постели, но и по жизни. Знаю, какие женщины ему нравятся. Знаю, что ему интересно и что для него значимо. Знаю множество ходов, которые он лишь планирует совершить, ведь мы решаем вместе.
Запомни – вместе.
Сражаемся бок о бок, держась за руки, ступаем по клеткам шахматной доски.
Ну, а твое место в постели. Ты не создана для этой битвы. Будь потише, глупышка. Не влезай, иначе заденет взрывной волной и погребет под осколками».
Готова поспорить, Диана Блэквелл любит фон Вейганда.
Называйте меня эгоистичной идиоткой, чокнутой ревнивицей, психопаткой с неизлечимой манией преследования. Правда не изменится.
Греб*ная интуиция.
Не надо собирать дополнительные доказательства, станется услышать, с каким оттенком звучит заветное имя. Имя моего мужчины на чужих губах. На губах женщины, которая ему действительно близка.
Ни грамма хвастовства, ни тени фальши.
Близка по-настоящему.
Так, как только я одна мечтала быть близка.
***
Маша поймала меня врасплох. Где-то между обжорством и попыткой суицида.
Я накупила вредного фаст-фуда, заперлась в офисном кабинете и собралась предаться унынию. Решила мирно использовать стандартную программу развлечений – размышлять о несправедливости судьбы, рвать волосы, резать вены, посыпать голову пеплом.
Повод?
Ну, во-первых, умным людям повод для рефлексии никогда не требуется, благополучно выезжаем за счет образного мышления. А во-вторых, иногда повод все-таки есть.
Например, Диана Блэквелл.
Дама спокойно завладела чужим телефоном и нагло приняла вызов, потому что чудесно понимала, наказания не последует. Потом она решилась позвонить лично и толкнула загадочную речь, ведь прекрасно сознавала, даже если посмею сболтнуть лишнее фон Вейганду, ничего не изменится. Ее не ожидает никаких последствий.
Думаете, это легко и приятно? Должно понравиться?
Не стервозная жена, с которой он связан исключительно официально. Не любовница из прошлого, что давно осталось позади. Не пешка и не разменная монета, а истинная королева в большой игре.
Ладно, на самом деле, я больше не грузилась. Или создавала видимость, что не гружусь.
Мне чертовски надоело строить гипотезы, терзать изрядно поредевшую шевелюру, латать вновь изувеченные запястья и зря расходовать ценный пепел сгоревших надежд. Поэтому я включила новый сезон «Игры престолов» и позволила жизни наполниться чередой куда более серьезных вопросов.
Кто наваляет Джоффри и принимает ли сценарист во внимание пожелания кровожадной аудитории? Как Дени могла предать память о Дрого и замутить с дешевым стриптизером? Неужто не нашли ей никого поприличнее? Почему Якен Хгар не главный герой? Наконец, самое важное – когда белые ходоки жестоко отымеют остальных персонажей и загребут себе Железный трон?
Вот где-то здесь меня и поймала Маша. Между пожиранием средиземноморского ролла с креветками и просмотром очередной серии.
– Полюбуйся, – хмуро говорит подруга, протягивает навороченный телефон с сенсорным экраном.
– Что это? – осведомляюсь с опаской, маскирую съестные припасы документами, спешно вытираю грязные пальцы влажной салфеткой. – Хвастаешься обновкой?
– Держи, – нажимает на что-то, кажется, включает видео.
Принимаю высокотехнологичный агрегат, придирчиво изучаю движущуюся картинку.
– Хм, пробная съемка твоей ноги, – задумчиво киваю, и не удерживаюсь от подъ*ба: – Прям секси. Слушай, достали уже смартфонами. Сфоткай еду, иначе не поверят, что ты можешь позволить себе тирамису в том дорогом ресторане. Запиши эпичный видос на фоне ноги, будь в тренде. О, кладешь телефон в карман. Интимная обстановка. Пошалим?
– Дура, включи звук, – раздраженно заявляет Маша, ругается, замечая мою полнейшую беспомощность, и сама активирует нужную опцию.
А дальше приходится изучить компромат несчетное количество раз. Сначала не могу поверить в происходящее, попросту отказываюсь признавать очевидное.
…– Не бойтесь, никто не причинит вам вреда, – мужской голос за кадром. – Мы друзья.
– Сомневаюсь, своих друзей я обычно запоминаю в лицо, – отвечает Маша, отваживаясь на смелый блеф: – Наверное, стоит позвонить папе. Он прокурор нашей области, если что.
– У прокурора сейчас совещание, – мягко спускает с небес на землю.
– Ради дочери прервется на паузу, – произносит едко.
– Верно, дети превыше всего, – соглашается и заявляет вкрадчиво: – Только у него два сына.
– Официально, а реально нас у папочки немножко больше, – щебечет нарочито сладко, чувствуется, что напугана, однако уперто хорохорится. – Любит гульнуть, этого не отнять.
– Ваш папа первый помощник капитана, три месяца находится в рейсе на судне Pigeon, а мама, к слову, домохозяйка и сейчас отправилась в салон красоты, – обламывает, резко и без особых церемоний.
– Чего надо? – подруга не сдается, моментально переходит в режим нападения. – По какой такой причине собираете подробное досье?
– Полагаю, догадываетесь, – темнит.
– Без понятия, – ловко имитирует полнейшее неведение.
– Денег много не бывает, – поясняет охотно. – Прибыль в бизнесе практически нулевая, вряд ли уложитесь в срок, а это означает лишь одно – очень скоро вы все потеряете. Пора подумать о будущем.
Продолжительная пауза.
– Уточните, – глухо требует Маша.
– Вы рассудительная девушка. Уверен, сумеет вынести правильный вывод из данной ситуации, – намеренно медлит, дабы эффектно вскрыть карты: – Если разорвете негласный договор со своей очаровательной подругой и укажете ей на дверь, то сохраните бизнес и получите дополнительную компенсацию.
– Компенсацию? – пораженно переспрашивает.
– За моральный ущерб, – в голосе сквозят насмешливые ноты.
– Предлагаете прихлопнуть двух зайцев сразу? Не делиться ни с кем и дополнительно навариться на кидалове?
– Вроде того, – не спорит. – Единственная поправка – я бы не называл подобное решение «кидаловом».
– Как иначе? – удивляется. – Подставой? Предательством?
– Выгодной сделкой, – обезоруживает. – Соблюдением собственных интересов. Не стоит путать политику работы с личностными отношениями.
– Класс, – присвистывает.
– Не торопитесь, взвесьте «за» и «против», – дает ценные советы. – Держите визитку, там мой номер, набирайте в случае необходимости.
– Ну, ладно, – презрительно фыркает. – Друг.
– Конечно, друг, – мужчина смеется. – Иначе бы не разрешил записать этот разговор.
– В смысле? – машинально идет в отказ.
– В смысле вы включили запись видео и спрятали телефон в карман…
Здесь беседа прерывается.
Допиваю колу, доедаю ролл. Включаю ролик заново. В тысячный раз слушаю компромат, с трудом перевариваю поступившую информацию.
– А потом? – только теперь замечаю, что Маша выглядит непривычно испуганной.
– Потом я обоср*лась! – грубо восклицает она. – Проанализировала расклад и опять обоср*лась. И обсер*лась всю дорогу до офиса.
– П*здец, – хочется принять кое-чего покрепче банальной газировки.
– Затолкали меня в машину, покатали по городу и вернули обратно, – окидывает провизию голодным взором. – Я с жизнью успела попрощаться. Чудом доперла поставить телефон на запись. Мы с папой так ГАИ-шников записывали, когда те пытались развести нас на левый штраф. Кто эти ребята? Реально мафия?
– Угощайся, – протягиваю гамбургер, щедро отсыпаю картошку фри.
– Осталась неделя, а мы вернули скромные двадцать процентов из вложенного капитала, – бормочет, прежде чем жадно наброситься на уцелевшие припасы.
– Ну, темпы нарастают, есть шанс, – заявляю уклончиво.
– Темпы нарастают недостаточно быстро, – удрученно качает головой. – Сотку нам никак не удастся отбить.
– Не паникуй раньше времени, – звучит не слишком оптимистично, потому как я сама не слишком оптимистична.
– Может согласиться на предложение? Ну, сделать вид? – планирует авантюру.
– Типа предать, отжать бабло у мафиози, а после отыграть назад? – улавливаю мысль.
– Не худший вариант, – Маша увлекается фаст-фудом, выдает фразу с набитым ртом и, понимая, что я не въезжаю, упрощает: – Опа-опашно?
– Ошень опашно, – хмурюсь. – Не прокатит. Только если зайдем в тупик.
– В тупике все средства хороши! – заключает торжественно, снова отвлекаясь на еду.
– Разберемся, – улыбаюсь. – Где наша не пропадала? Мы прямо как Бонни и Клайд, всегда тусуемся вместе и неизменно побеждаем.
Подруга давится, долго кашляет, прочищая горло, и недовольно напоминает: – Вообще-то, их убили.
– Давай другой пример подберу, – покорно отступаю. – Как Зена, принцесса-воин, и ее верная спутница Габриэль. Они точно бессмертные.
– Может сериал и хорош, но лесбийский подтекст меня сильно смущает, – брезгливо кривится.
– Тебе не угодишь, – отмахиваюсь. – Окей, значит, мы как Сэм и Дин Винчестеры.
– Я не смотрю этот сериал – возмущается.
– Тогда забираю роль Дина, ведь он сексуальнее, прикольнее и любит пожрать, – наглею.
– Совсем обалдела? – угрожающе тянется за вишневым пирогом. – Это я сексуальнее, прикольнее и люблю пожрать.
– Бросим монетку, – проявляю дипломатичность. – Но для начала мы должны расквитаться с по-настоящему важным мероприятием.
– Эм? – издает таинственный звук, уплетая вредные продукты за обе щеки.
– Грядет великий праздник, – мечтательно закатываю глаза. – Мы должны заказать милых пони, крутые фейерверки и поющий оркестр. Должны отметить сей выдающийся день.
– День рождения Ленина? – интересуется неуверенно.
– Дура, мой день рождения, – старательно изображаю оскорбленную невинность. – Ленин родился двадцать второго апреля, а нам до апреля, словно Украине до Евросоюза. Рукой подать, но все-таки не там.
***
Поражаетесь пофигизму? Рано поражаетесь.
Полагаете, не настучу фон Вейганду по бритой башке? Зря полагаете.
Ни секунды не сомневаюсь: это его проделки. Уже сумел вывести Анну на чистую воду, теперь взялся за Машу. Действительно надеялся подкупить и побуждал к предательству или меня доставал и вызывал на эмоции?
Если бы хотел добиться результата с моим бизнес-партнером, действовал бы тоньше. Не позволил записывать беседу, нашел иные рычаги давления.
Кого пытаюсь обмануть? На что уповаю?
Александр фон Вейганд никогда не проигрывает и всегда достигает поставленных целей. Ни перед чем не остановится, хладнокровно уничтожит преграду, спокойно переступит горстку пепла и двинется дальше.
Он желал получить реакцию, и, клянусь, он ее получит.
– What happened? Are you all right? (Что случилось? Все в порядке?) – обеспокоенно спрашивает Дорик.
Игнорирую вопросы. Едва переступив порог квартиры, уединяюсь в спальне и запираюсь на ключ. Считаю до трех, тщетно пробую урезонить пульс. Не помогает. Закрываю глаза, чтобы не расплакаться. Наощупь исследую содержимое сумки, выуживаю из недр темного лабиринта мобильник.
Секунда на сомнение? Спасибо, не нуждаюсь.
Звоню, прижимаю телефон к виску. Будто дуло пистолета, будто орудие смерти.
– Ты все еще злишься? – звук его голоса прошивает изнутри стальной иглой, вынуждает содрогнуться.
– А ты все такой же ублюдок? – отвечаю в тон, закусываю губу, чувствую, как рот наполняется медным привкусом. – В отношениях наблюдается приятная стабильность.
– Подруга испугалась? – явно насмехается.
– Нет, ей по кайфу экстрим, – стараюсь обрести равновесие в иронии. – Но ты не собирался использовать грязные методы. Ты меня разводил на срыв ультиматума. Угадала?
– Допустим, – почти признается.
– Замысел удался, – нервно посмеиваюсь. – Я в бешенстве, я повелась, я набрала твой номер сама. Вот только говорить мы будем не об этом.
Напрасно пытаюсь проглотить горечь, становится лишь хуже. Желудок сводит судорогой, кожа покрывается испариной.
– Думаешь, это ревность? Ладно, может это ревность. Эгоизм, собственнический инстинкт, ребячество.
Вдох-выдох, мобилизуем силу воли. Только бы не удариться в слезы.
– Думаешь, мне нужны твои деньги? Власть? Положение в обществе? Или дебильный бизнес? Дурацкое брачное агентство? – пауза на мобилизацию сил. – Думаешь, мне нужен ты? Такой крутой и классный, опасный, мозговыносящий. Или может твой огромный член, которым ты отлично умеешь пользоваться? Или улетный секс, когда не сомкнуть глаз до рассвета и когда нет желания сдвигать ноги?
Бездарно проваливаюсь. Больше не контролирую ситуацию. Обжигающие ручейки струятся по щекам.
– Нет. Мне ничего этого не нужно. Забирай обратно в любой момент.
Видит Бог, не хотела говорить.
– Дитя, верно, правильно подмечено, – шепчу сбивчиво. – Глупое, ревнивое, неразумное.
Но промолчать физически не способна.
– Мне больно. Больно каждый день. Давно больно, а теперь особенно. До крика, до хрипоты, до безумия. Почему? – задыхаюсь, продолжаю с трудом. – Потому что я готова смириться со многим. С твоей нынешней женой, с моим будущим мужем. С тем, что у нас никогда не будет ребенка. С ложью родителям, с уроками этикета, с вынужденной диетой.
Фразы, точно сорванные печати. Падают вниз с оглушающим грохотом, заставляют вздрагивать всем телом. Оголяют суть, обнажают правду, не оставляют места секретам.
– Готова изворачиваться и лгать. Научиться абсолютно всему. Чему потребуешь, тому и научусь.
Отступать некуда.
– Но бывают особенные вещи. Неприкосновенные. Между двумя, – сжимаю телефон так крепко, что белеют костяшки пальцев, осталось совсем чуть-чуть и пластик не выдержит жестокого напора. – Такие, которые никому другому не говорят, не открывают, хранят на дне души, глубоко под сердцем. Такие вещи делают тебя особенным, значимым, выделяют из толпы.
Damn. (Проклятье.)
– Когда ты рассказывал все то, в Лондоне… после… в капсуле… В общем, я подумала, что это знаю только я, что это нас объединяет. Не только доверие, а близость. Что это делает нас особенными друг для друга. Навсегда.
Bloody hell. (Кровавый ад.)
– А потом… все то же самое знает и она, да? Можешь не отвечать. Понимаю, ощущаю на уровне греб*ного подсознания. Она знает больше, гораздо больше, чем я. Нет, все-таки скажи. Скажи ответ – она знает?
Пожалуйста. Ну, пожалуйста. Не надо лжи. Или наоборот – солги. Не пытай тишиной. Не молчи.
– Да, – ровно, без эмоций, одно короткое слово.
Слово, которое разбивает мир на тысячу острых осколков. И они безжалостно вонзаются в трепещущую плоть, проникают под воспаленную кожу, заставляют истекать кровью.
Снова и снова, не ведая ни пощады, ни милости.
Боже мой.
Отключаюсь, опускаюсь на не застеленную кровать. Роняю телефон на пол, роняю голову на леденеющие ладони.
Верю и надеюсь на автомате, чисто машинально. Замираю в немом ожидании чуда.
Но ничего не происходит.
Фон Вейганд не перезванивает.
Глава 13.3
Одиночество в сети. Одиночество внутри.
Разломано, обесточено, ни единого шанса на заземление.
Наверное, я могу написать об этом целую книгу. Я, блин, даже могу целую серию книг написать, адаптировать под крутой голливудский сценарий и экранизировать в ярких красках.
Почему именно в «ярких»?
Потому что в упор не вижу одиночество блеклым, серым, мрачным. Скорее уж кислотно-малиновым или ослепительно оранжевым, непременно в серебристую крапинку. Чуток безумным, чуток игривым. С ароматом мандаринов, приторным привкусом ванили и терпким имбирным послевкусием.
