Текст книги "Истории из жизни (СИ)"

Автор книги: AnitaMidzu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 183 страниц)

Когда он прервал поцелуй, руки сами поднялись к черной повязке, которую стянул на шею ещё когда лежал на полу. Развязали узел на ней. Материал скользнул по коже и очутился в руках.

– Я не смогу принадлежать кому-то одному. А после такого дурить тебе голову… будет просто свинством, – жрец скривился в невеселой ухмылке и вложил в ладони Теи черную повязку. – Прости.

– Уходи, – коротко выдохнула Тея, сжимая повязку в руке. Внутри неё что-то оборвалось и разбилось вдребезги, но голос даже не дрогнул.

Он кивнул и не проронил больше ни слова, собрал в охапку свои вещи, сброшенные около запертой двери. Лишь коснувшись сферы перемещения кончиками пальцев, Юстиэль повернул голову вбок, краем глаза последний раз глянув на Тею, чтобы запечатлеть в памяти хрупкий холодный образ. А после сияние телепортации растворило целителя, унося прочь из дома девушки.

Лишь только угасло сияние перемещения, Тея бросилась на кровать, более не сдерживая рвавшихся из груди рыданий. Боль пополам с отчаянием затопила сознание, целительница отказывалась верить, что это конец.

Внутри была пустота, странная и до жути непривычная. Противоречивые мысли начали шевелиться в голове, когда Юстиэль только материализовался в своем доме. Пусто, тихо и пыльно, давно он тут не был. Надев кольчугу, целитель уставился сквозь окно на серо-коричневый пейзаж болота. «Ну и зачем?» Мужчина машинально натянул перчатки и задел синяки на запястьях. Боль вызвала улыбку и непонятный приступ злости.

– Аргх! – он с силой ударил обоими кулаками по подоконнику. Деревяшка задрожала, сбросив с себя старенький горшок с каким-то растением. – Да к балауру! – в него тотчас врезался мысок кольчужного сапога, доламывая еще не разбившуюся часть.

Спустя мгновение мужчина хлопнул дверью, покидая свой дом. Быть одному и дышать пылью не было ни малейшего желания.

Потихоньку целительница успокоилась. Плечи больше не дрожали, а всхлипывания стали беззвучными, а потом и вовсе прекратились. Алетейя ощущала себя выжатой досуха, опустошенной, выжженной. Внутри словно зияла рваная дыра, в которую унесло все чувство – только оглушающая пустота в мыслях.

«Больше никогда…», – закусив губу, она с трудом села на постели, а потом и поднялась. Пошатнулась, судорожно хватаясь за спинку кровати. Ноги не держали, а воротник кольчуги сдавливал горло. В привычном офицерском облачении стало удивительно тесно, хотелось стянуть его к балаурьей матери, свернуться под одеялом и больше никогда не вставать.

====== Скажи, что любишь меня... ======

С памятного вечера прошло около двух месяцев. Стремясь заглушить тоску, Тея с головой ушла в работу, тем более, что с уходом лекаря из легиона, этой работы значительно прибавилось. Пришлось сдуть пыль с поддерживающих стигм, сменить боевую кольчугу на церемониальное одеяние и забросить посох в дальний угол. Целительница снова стала посещать храм, тем более, там всегда не хватало свободных рук, а уж помощи целителя душ и подавно. Особенно сейчас, когда с проигранной осады Силлуса один за другим прибывали пострадавшие альянсы. Мест в лазарете не хватало, раненых приходилось укладывать чуть ли не вповалку на полу. Шли уже третьи сутки, как Тея не спала, занимаясь исцелением. Навыки она почти восстановила, хотя после атакующей магии возвращаться к лечению было трудно.

– Алетейя! Там прибыл новый альянс, помоги… – одна из юных девушек потянула целительницу за рукав.

Вряд ли бы кто-то узнал в одетой в длинную мантию, с волосами, забранными в узел на затылке и глубокими тенями под глазами, бравую боевую целительницу, так часто заявляющую, что она волшебница.

Тея вошла в зал, окидывая новеньких цепким взглядом и сразу направилась к наиболее сильно пострадавшим.

Огромный зал с высоким потолком, невзирая на распахнутые настежь окна, весь пропах кровью. Мало кто из даэвов был в сознании, большинство пребывало на грани полета к кибелиску или окончательного растворения в эфире. А кому-то попросту дали обезболивающих настоек, чтобы боец не лишился рассудка из-за страшной боли, которую причиняли раны.

Осада закончилась страшным провалом. Мало того, что асмодиане числом превзошли силы элийцев, так в довесок еще обрушилась кара с небес в виде внезапно нагрянувшего Дерадикона. Воздушный удар был быстрым и безжалостным, разметавшим несколько альянсов в мгновение ока.

Лекари бесшумными тенями сновали по храму, пытаясь помочь и унять боль у тех, кого еще можно было спасти… или же облегчить окончательный уход безнадежным. Благо, таковых были считанные единицы. Силы целителей обычно хватало даже на самые серьезные раны, превращая кровавое, наспех перетянутое бинтами месиво обратно в даэва.

– Список? – Тея протянула руку, в которую сразу же вложили длинный свиток. Целительница привычно скользнула взглядом по строкам, но одна из них заставила девушку замереть, распахнув глаза.

«Юстиэль, целитель. Альянс пятый, вторая группа».

Жрица едва не выронила пергамент, севшим голосом спрашивая у позвавшей её девушки.

– Где? ..

Целительница махнула рукой в сторону одного из рядов с койками, того, что был ближе к окнам.

– Восьмая койка, но, – она помедлила, робко глянув на старшую, – вы бы не тратили время, тут есть ещё живые, которым можно и стоит помочь.

Она почему-то сделала странный и жутковатый акцент на слове «живые».

– Я сама решу, на кого мне тратить время! – теряя терпение, резко ответила Алетейя. И более не слушая, направилась в указанную сторону.

Целительница ожидала увидеть что угодно. За проведенное здесь время, она повидала многое. Некоторые даэвы вообще больше походили на груду мяса, нежели человека, и чего-то такого с ужасом ожидала Тея. Некстати вспомнилась оброненная как-то целителем фраза о том, что он бы доверил даже его голову из кусочков собирать…

Но голова была цела… практически. Рану на левом виске закрывал уже ставший бурым плотный бинт, из-под него торчали слипшиеся от крови пряди волос, бывшие когда-то светлыми. Вниз от бинта левую половину лица избороздили черные ожоги, шедшие по закрытому веку, скуле и до приоткрытых то ли в выдохе, то ли в стоне губ.

Эти же ожоги пересекали горло наискось, спускаясь до ключиц и расползаясь по всей груди. Хотя о последнем можно было только интуитивно догадываться, поскольку раненый был укрыт легкой простыней. Рядом на столике лежал длинная тонкая шпага, судя по всему, помимо удара с Дерадикона, это оружие тоже участвовало в нанесении ран. Какая жестокая ирония, быть при смерти от руки безымянного убийцы, к коим так тянулся и стремился.

Вдох-выдох. Собрать волю в кулак, чувства сейчас ни к чему. Есть дела поважнее.

– Я вытащу тебя, слышишь? – не удержавшись, тихо прошептала девушка, осторожно стягивая простынь, чтобы видеть весь объем «работы», – Не смей умирать… не смей без следа растворяться в эфире… не смей бросать меня…

Первым делом Тея потянулась к мужчине эфирными сенсорами, оценивая общее состояние и приходя к неутешительному выводу. Он слаб и истощен, если он умрет сейчас, это навсегда, у него попросту не хватит сил вернуться к кибелиску. У неё только одна попытка…

На него махнули рукой, это стало очевидно даже после беглого осмотра. Повязка на груди была разрезана поперек, открывая развороченные ребра, торчавшие как выгоревшие пеньки. Мышцы были прижжены до черноты, но сил на кровоостанавливающие чары лекари всё же не пожалели, бросив горе-целителя доживать последние мгновения самостоятельно.

И тут вдруг этой мешанине черно-буро-алого что-то резануло глаз. Что-то яркое, изумрудно-зеленое, отчасти напомнившее… мантру чародея? Какое нелепое и неуместное сравнение. Сердце в открытой ране вздрогнуло и замерло, словно перестав биться. Это оно было испещрено зелеными чуть светящимися линиями, некоторые из которых были тоненькими, словно волоски, уходящими в сосуды, расползаясь по всей груди.

Раненый протяжно вздохнул, а голова его метнулась на подушке, словно он увидел или чувствовал что-то неприятное.

На удивление не было времени. Тея погрузила пальцы в податливую плоть, нещадно и щедро вымазывая их в крови. В голове сложилась цепочка действий, от которой нельзя было отступать – кровеносные сосуды, кости, мышцы, кожа.

Разожглось серебристое сияние, девушка не жалела сил, призывая всю доступную мощь эфира и бросая её туда, внутрь раненного, стремясь облегчить его боль и спасти.

Стоило соткать первое заклятие, как его свет словно впитался в самый толстый сосуд, искрясь маленькой точкой и постепенно растягиваясь по всем тонким ниточкам. Вся «конструкция» вздрогнула, сокращаясь, повторило движение и застывшее до этого сердце, а затем еще раз. И еще.

Все ткани подчинялись заботливым рукам умелой целительницы. Спустя какое-то время стало очевидно, что пациент дышит и пока не собирается покидать материальный мир. Пальцы стиснули простынь словно в судороге боли, хотя это можно было и списать на рефлекс мышц, «оживавших» под действием лекарских чар. Непострадавшее веко дрогнуло, уцелевшая бровь нахмурилась, но Юстиэль не издал ни звука, все еще погруженный в горячку беспамятства.

«Живи, пожалуйста, только живи…»

Лоб давно покрывал холодный пот, от напряжения стали мелко подрагивать руки. Алетейя выжгла дотла весь доступный резерв сил, дополнительно воспользовавшись зельями. Когда и они перестали помогать, Юстиэль уже перестал напоминать будущий труп. Девушка безвольно уронила руки на постель, устало глядя на своего пациента.

– Юс…

В какой-то момент начало казаться, что сейчас он сядет на койке, улыбнется, как ни в чем ни бывало, словно и не было двух месяцев разлуки и поражения на осаде. Но целитель оставался все таким же бледным и неподвижным, хотя его тело и впрямь стало больше напоминать именно тело, а не взорванную банку тушеного курзета.

– Алетейя, – девушку окликнул знакомый строгий голос. Это была настоятельница храма, – вокруг еще полно раненых, а ты весь день провела у постели одного безнадежного.

И впрямь, солнце уже клонилось к закату. За тяжелой работой нетрудно было утерять ощущение реальности и времени.

– Я… уже иду… – девушка медленно поднялась, заставляя себя отвести взгляд от лица мужчины, – Иду…

Тея еле заставила себя отойти от койки и направиться к другим больным. Целительница исполняла свой долг ответственно, но стараясь делать всё очень быстро. Лишь бы поскорее вернуться к Юстиэлю.

Но сделать это она смогла лишь глубоко за полночь, когда свет в зале почти полностью погасили, оставив лишь некоторые лучины.

Взяв одну из них, Тея поставила её на тумбу и опустилась на краешек койки, тревожно вглядываясь в лицо целителя.

В текущем освещении он казался застывшей копией живого когда-то даэва. Черная корка ожогов делала лицо еще больше похожим на маску, а пляшущие от лучины тени заострили черты. Юстиэль не шевелился: не вздрагивал, не стонал, словно сон был настолько глубоким, похожим на смерть, в которой уже не чувствуешь боли. Рука все так же стискивала простынь, а залеченная грудь уже заметнее поднималась в такт дыханию.

Тея положила ладони ему на грудь, растрачивая последние силы на исцеляющее заклятие.

Но слабое свечение оборвалось, едва появившись. Девушка была уже не в состоянии использовать магию и оставалось только молиться.

«Покровительница, помоги ему, нареченному в твою честь…»

– Тея? – тихий голос наставницы прервал мысль. Девушка оглянулась и поднялась, уважительно склонив голову. – в чем дело?

– Я пытаюсь ему помочь…

– Ты уже не можешь ничего. Тебе надо поспать и привести в чувство себя, иначе не будет толку.

– Но… – жрица оглянулась на спящего. На её лице отразилось смятение и неуверенность, не укрывшиеся от взгляда наставницы.

– Целителям душ нельзя чувствовать ничего, Алетейя. Существует только долг. Не играй с огнем.

– Я уже обожглась… – искривив губы в горькой улыбке, ответила Тея, – Извините, я останусь тут. Я хочу быть рядом, когда он придет в себя.

Наставница поджала губы, между ее бровей пролегла угрюмая складка. Но почему-то женщина не стала спорить и, развернувшись, зашагала прочь из зала, снова оставив Алетейю наедине со светом лучины, своими мыслями и раненым.

Потянулось время, в тишине и неведении оно тянулось мучительно долго. Пришлось сменить сгоревшую лучину, чтобы не сидеть в кромешной тьме, хотя сквозь окно и проникал серебристый звездный свет, но его было недостаточно, чтобы осветить огромный зал храмового лазарета.

Юстиэль открыл глаза и плавно сел, словно и не было кучи бинтов. С улыбкой посмотрел на задремавшую целительницу.

– Что же ты так себя изводишь? Со мной уже все в порядке, честно, – мягко произнес он и протянул руку, ласково погладив девушку по волосам. Ощущение было очень реалистичным, потому последовавшее за ним пробуждение ото сна походило на ушат ледяной воды.

– Воздух! Они в небе! Воздух! – закричал очнувшийся пациент, выдергивая вымотанную Алетейю из уютного мира грез. Юстиэль действительно очнулся, рывком сев, рукой он указывал куда-то под потолок, вытаращенными от ужаса глазами глядя туда же. Целитель морщился от боли, словно не понимая, что резкими движениями он растревожил с таким трудом залеченные раны.

Мыслями он явно был на поле битвы возле Силлуса, аккурат в момент удара с Дерадикона.

Целительница хлопнула глазами, лихорадочно соображая, что же делать. А выход был только один.

– Прости меня… – неслышно шепнула девушка, впиваясь в разум целителя своими эфирными сенсорами. Её собственный разум затопила тьма и перед глазами медленно всплывали произошедшие события.

Очередной крик вместе со вдохом замерли на губах Юстиэля. Подрагивая, он смотрел все в ту же точку под потолком, но руку машинально опустил на койку. Теперь его разум, сам того не осознавая, делился образами прошлого с целительницей.

Девушка смогла увидеть крепость Силлус и окружающие её горы, ощутить боевой азарт, переполнявший и будораживший мысли. Несколько альянсов собирались на штурм, плечом к плечу, латники впереди, за ними лучники и маги, и прикрывали их жрецы, в числе которых был и сам Юстиэль.

Горячее безумие схватки, команды, кровь, предсмертные крики, напряжение, от которого сводит все тело, и нет времени даже толком выпить настойку маны, чтобы восстановить силы. С оглушительным треском где-то рядом лопнула струна арфы одного из бардов, пальцы музыканта были в крови.

Когда в очередной раз в поле зрения сложил крылья один из стражей, командир рявкнул всего одно слово «Отступаем!», и ряды элийцев, добравшиеся до внутреннего двора, потекли обратно. Белокрылых было в разы меньше, чем северян. Вдогонку им сыпались стрелы и заклинания.

Молодой лучник рухнул как подкошенный со стрелой в виске. Юстиэль проводил его заторможенным взглядом, в то время как его руки и губы продолжали ткать целительские заклинания, чтобы прикрыть отступающих, позволяя не сложить крылья под натиском врага.

Внезапная боль оборвала очередное заклинание. Рот мигом заполнился кровью. Лезвие шпаги, пронзившей спину под левой лопаткой, показалось раскаленным. Такое знакомое ощущение, связанное с чем-то страшным из далеких, старых воспоминаний.

Горе-убийцу оттащил зигзаг серебристой молнии, сорвавшийся с клинка одного из элийских стражей. Юстиэль пошатнулся, но упасть не дала чья-то рука в латной перчатке, увлекая прочь от крепостных стен. Элийские альянсы к тому моменту сильно поредели.

Под ногами заскрипел снег, протаивая от крови, которую беглецы обильно роняли. Уши заполнил гул, а в груди и боку кололо, мешая нормально держать шаг наравне с остальными. «Ну что ты мешкаешь?!» – рявкнул тащивший целителя латник и хорошенько встряхнул того.

Голова жреца безвольно мотнулась, а взгляд поднялся к небу, на котором нарисовалась темная махина балаурского дредноута. Его орудия засветились алым огнем, готовясь к залпу.

– Воздух! – крика никто не услышал.

И все заполнил звук оглушительного взрыва и ощущение страшной боли, выжигающей все остальные чувства и разрывающей буквально на куски.

Тея отстраненно смотрела на всё изнутри. Нечто подобное ей доводилось видеть и вживую, потому не слишком пугало. Однако видеть смерть Юстиэля…

«Всё хорошо, всё кончилось…», – мысленно зашептала целительница, стараясь успокоить мужчину. Но собственное волнение за него усугубило дело, сбивая эфиропотоки, вовлекая внутрь, дальше, во все закоулки памяти

«Нет… не надо, уйди», – далеким эхом запротестовало сознание целителя, но его состояние пока не позволяло закрыться от подобных вторжений, потому голос быстро утих, и мысленному взору Алетейи стали рисоваться новые картины.

Солнечный Элизиум, метка рыцаря Миразента и новенькая кольчуга на молодом целителе. Юстиэлю недавно исполнилось 25, сердце заходилось от волнения, он вступал в свой первый осадный легион.

Картинка сменилась на образ высокой статной даэвы, она была чародеем последней ступени посвящения. Сильная, гордая и заботливая наставница. Тея-наблюдательница ощутила укол ревности при взгляде на эту даму рядом с массивным стражем. Они о чем-то негромко переговаривались.

«Осада… Астерия… возьмем молодняк… сам главнокомандующий поведет союз».

Бездна. Белоснежные крылья решительно вспарывают воздух, вокруг – десятки точно таких же. Альянсы сплоченными рядами летят на штурм крепости. Первый серьезный бой, первая осада. Наивный мальчишка пообещал принести чародейке черное перо асмодианина как знак своих боевых заслуг. В душе разливается тепло, а перед глазами стоят искрящиеся карие глаза и мягкая улыбка пухлых губ.

Слишком просто удалось пробить ворота, слишком просто их пустили внутрь, под магический купол, защищавший цитадель от атак сверху. Только в зале лорда-заступника командование поняло, что-то было не так. Бойцы не возрождались у кибелисков, не могли они и очнуться около ники. Зал наполнился трупами и элийцев, и асмодиан. Черные и белые перья смешались в единую массу.

– Бейте магов! – истошно закричал кто-то. Взмокший от напряжения Юстиэль осмотрелся. Несколько асмодианских волшебников устремляли свои силы не на бой с элийцами, а куда-то вверх, сквозь высокий купол-потолок зала.

– Лекаря! Помоги! – кричали со всех сторон, разрывая неопытное сознание десятками зовов. Даэвы поняли, что смерть под усиленным магией куполом может стать окончательной. Эта осада была ловушкой для главнокомандующего элийцев. А то, что под нож пошли и рядовые воины асмодиан, что ж.. это война.

Вдруг спину и грудь пронзает острая боль, во рту снова солоноватый металлический привкус крови. Раскаленное лезвие, без труда прошившее кольчугу Миразента, задевает легкое и касается сердца. Вдох обрывается хрипом, ноги подкашиваются, но падения Юстиэль уже не чувствует. Картинка меркнет, все звуки стихают.

Мягкий свет касается век. Лазарет? Храм? Потоки эфира? Целитель разлепляет глаза, пока что не в силах произнести ни слова. Его окружает домашняя обстановка: небольшая уютная комната в золотистых тонах, мягкая постель. С кухни слышны голоса, один принадлежит легату, второй – чародейке, его наставнице:

– Ну и что ты сделала?

– Я заставила его сердце биться снова.

– Магия крови давно запрещена Храмом, тебя может постичь кара за нарушение заветов и вживление такой мантры в чужое тело. Если раскроется…

– Легат, я жалею лишь о том, что мне не хватило сил дать ему больше времени… чар хватит всего на 50 лет, а может и того меньше.

Картинка обрывается колющей болью в груди и пальцами, судорожно вцепившимися в рубашку напротив сердца. Следующее воспоминание рисует уже сцену ухода из легиона и прощания с наставницей. На губах горечь, а в горле стоит ком. Юстиэль даже не в силах посмотреть в глаза той, что дала ему возможность побыть даэвом еще чуть дольше…

Она рассказала всю правду, но принять мысль, что бессмертное существо однажды просто остановится как заводная игрушка, целитель так и не смог. Образ карих глаз постепенно растворился.

Запестрели картинки, мешая крепости, базы Каталамов, балаурские подземелья, изнурительные тренировки на арене, когда посох уже падал из дрожащих рук. Очень ярко нарисовалась камарская таверна, голова шла кругом от попробованной самокрутки. Опасная близость когтей уже не казалась такой пугающей, а момент, когда они коснулись подбородка, вызвал волнительную дрожь вдоль всего позвоночника.

Юстиэль попытался сделать усилие, чтобы вытолкнуть из своей памяти Алетейю, но разум услужливо раскрывался перед ней подобно книге, рисуя все баталии и утехи, коим предавался решивший вкусить жизни с полна целитель.

Алетейя прочла его до конца, словно проживая вместе каждый день, каждый час, каждую минуту. Ощущая все эмоции и чувства вместе с ним.

– Почему ты не сказал мне… раньше? – с болью спросила девушка, когда перед глазами перестали мелькать образы.

Она не покинула сознание целителя, но увела его в закоулок собственного. Это выглядело, словно они находились в голубоватом безмерном пространстве, а под ногами пролегали белые линии, складывающиеся в замысловатую печать. Это был замок на её памяти, всех воспоминаниях до становления даэвом, чувствах и эмоциях. В некоторых местах линии словно были тоньше и сияли совсем тускло.

– Зачем? Нам ведь было хорошо, – отрешенно отозвался Юстиэль. Здесь, в закоулке разума, на нем не было ран и бинтов. Любимая кольчуга не валялась горкой искореженного металла, а удобно устроилась на теле.

– Я не хотел портить все жалостью и бесплодными попытками исправить. – пожав плечами, он опустил взгляд на печать, изучая ее грани, скользя по ним глазами. Сияние манило прикоснуться к нему.

– Почему бесплодными? – нахмурилась девушка, – Я не верю, что нет какого-то способа помочь тебе… Я вытянула тебя с того света сегодня и сделаю это ещё раз, не смотря ни на что. Даже если ты сам будешь против.

Одна из линий дрогнула, становясь тоньше прямо на глазах. Тея закусила губу, вперив в неё взгляд, но ничего не сказала.

– Прошло почти 50 лет, – начал целитель, уже более пристально глядя на грани, особенно на ту, что дрогнула, – я не нашел способа. И я не хочу, чтобы ты…

Юстиэль прервался, ещё одна грань печати истаяла. Целитель неуловимо улыбнулся, ловко кувырнувшись в невесомости безмерного пространства, и скользнул к печати, вытянув руку. «Только прикоснуться… я итак овощ в бинтах на постели, хуже не будет», – скользнула шальная мысль.

– Чтобы я что? – ждала продолжения Тея. Девушка с опаской наблюдала за действиями целителя, но пока не останавливая его. Здесь ещё не бывал никто посторонний и девушка даже не представляла себе последствий.

– Тратила время и силы на невыполнимые задачи, – ответил Юстиэль, даже не посмотрев в сторону собеседницы. Сияние печати всецело заворожило его. Кончики пальцев прошлись по одной тусклой линии, погладили вторую, более яркую. Ему казалось, что они источают тепло.

– Но спасибо тебе, что не дала мне умереть как пригоревшей котлете, – мягко продолжил целитель. Когда боль и страх отступили, к нему вернулось и любопытство, и намеки на чувство юмора. Паря в неизвестном, но безопасном, как показалось, пространстве, он аккуратно скользил руками по сияющим граням, словно намереваясь повторить весь узор целиком.

Алетейя вздрогнула, когда пальцы жреца коснулись линий. Словно он прикоснулся к её душе.

– Что ты делаешь? – резко осипшим голосом, спросила целительница. Печать заволновалась, пошла рябью. Линии на мгновение угасли, а потом вспыхнули ослепительно ярко, затапливая всё вокруг серебристым светом.

– Юс! – вскрик утонул в этом серебре, поглотившем не только визуальные образы, но и звуки.

А потом картинка резко сменилась.

Знакомый храм, только сквозь окна льется солнечный свет, выдавая день.

– Вас всего 12… – мелодичный голос наставницы взлетает под потолок, – Это редкий дар и вам очень повезло…

Тее шестнадцать и она не чувствует ничего, кроме усталости.

– Поздравляю, теперь вы достигли высшей ступени посвящения.

Ей 22 и в душе зарождается робкая радость.

– С древнеэлийского твое имя означает «истина«… – светловолосый легат её первого легиона улыбается. Она даже улыбается ему в ответ.

«Нет…не смотри!», – пробивается сквозь картинки голос Теи, – «не надо.. »

Бесчисленное количество смертей, возрождений, жизней и судеб. Знания, навеки похороненного в закоулках памяти.

Дыхание в миг перехватило. Образы стремительно проникали в разум, вставая перед взглядом и сменяя один другим. Юстиэль схватил ртом воздух и замер, широко распахнув глаза. Будучи рядовым лекарем, а не целителем душ, он был не готов к подобному потоку информации, да и не собирался так бесцеремонно вторгаться в память Алетейи, но… это оказалось настолько увлекательным и волнительным, что он проигнорировал и ее протест, и росшую в голове боль. Эмоции передавались наблюдателю словно по невидимой нити, связавшей его с девушкой, теперь жрец смог почувствовать все, как ранее это ощущала сама целительница.

Калейдоскоп картинок внезапно замер. Перед глазами встала одна – домик на пригорке и залитый солнцем сад.

– Не надо… – бесконечная, глухая тоска заставила краски померкнуть.

А потом всё снова сменилось, теперь уже Юстиэль увидел самого себя её глазами. И все её чувства были перед ним, как на ладони. Напускная холодность, отчаяние, боль от разрыва… два месяца безумной работы, лишь бы забыться и щемящее ощущение потери внутри.

Страх от того, что она может лишиться его навсегда.

«Только живи…»

Алетейя не знала названия по прежнему живущего в душе чувства. Но сам целитель – мог знать.

Снова затопивший всё свет вернул их на место. Печать поблескивала на полу едва заметно.

Тея молчала, не решаясь поднять взгляд на Юстиэля.

– П-прости, – только и выдохнул растерявшийся жрец. Все вставало на свои места. Плеть и пылкие признания. Жажда обладать? Нет. Губы тронула неуверенная улыбка. Впервые за долгие месяцы вечных издевательских извинений целитель взаправду почувствовал себя виноватым.

Виноватым за то, что не разглядел истинного чувства, спутав его с похотью всех встреченных на жизненном пути даэвов, когда пытался экономить свое тающее время, зачастую даже не запоминая лиц, лишь с головой ныряя в водоворот ощущений.

– Ты меня прости, я… Я не смогла тебе объяснить. Не смогла передать словами, а вторгаться в твое сознание без разрешения я не имею права, если это не угроза жизни… – девушка ещё ниже опустила голову, – и я не виню тебя…я всё понимаю.

Она наконец вскинула взгляд, такой же пронзительно-кобальтовый, как всё вокруг. Только сейчас стало ясно, что пространство полностью отражает этот цвет.

Юстиэль отстранился от печати и одним неуловимым скольжением очутился рядом с девушкой.

«Самое безумное признание в любви», – подумал разум жреца, когда тело без его позволения протянуло руки, мягко обнимая синеглазую целительницу.

– Я люблю тебя… – повторила Тея, словно не веря в реальность сказанного ею.

Печать на полу заискрила, вверх взвился белесый дымок, но целительнице было все равно. Она закрыла глаза, потянувшись за поцелуем…

Разум прошило острой болью, которая бесцеремонно выдернула из закутка сознания в реальность. Боль нарастала, ломая виски, и на неё наслоились крики.

Тея с трудом разлепила глаза, понимая, что лежит на койке рядом с Юстиэлем, судорожно сжимая его руку.

– Ты видишь меня?! – наставница встряхнула её за плечи, заставляя смотреть на себя.

– Вижу… – сквозь адскую боль ответила Тея.

– Слава покровителям… – выдохнула старшая жрица, – Всё хорошо… Заберите её отсюда, ей нельзя быть рядом с ним!

– Эй, куда Вы.. мм.. – Юстиэль тотчас попытался возмутиться, но возврат в реальность напомнил и о слабости, и о бинтах, перетягивавших всё ещё болевшие раны. Комната закружилась перед глазами в бешеной пляске, отчетливым было лишь искаженное болью лицо Алетейи.

– Оставьте, не забирайте её, – заплетающимся языком взмолился целитель и протянул руку, чтобы хоть кончиками пальцев коснуться жрицы, которую послушницы уже потянули прочь от его койки.

– Я с тобой ещё разберусь, – тихо прошипела наставница, чтобы Тея не услышала. Ослепленная болью, она и не слышала ничего, лишь только неистово шепча имя целителя.

Девушки проворно увели свою пострадавшую коллегу прочь из лазарета. При Храме было предостаточно келий, в одной из которых она сможет прийти в себя, разумеется, под заботливым присмотром настоятельницы.

Юстиэль до последнего смотрел им вслед, приподнявшись на локте, хотя чьи-то руки силком заставили его улечься обратно на койку. Когда целительницы исчезли в арке входа, он вперил недоуменный взгляд в наставницу.

– Ты… – наедине скрываться не было надобности. Тем более, умудренная опытом жрица знала, что этот уже не жилец. А даже если… она ему поможет, – Как ты посмел… Тея была одной из лучших учениц! Огромный потенциал, талант, способность вместить в себя более семисот лет! Ей простили всё, и увлечение исцеляющей, и боевой магией, лишь бы она продолжала… Но ты! Ты сломал всё! С тех пор, как она узнала тебя, её способности стало невозможно контролировать, а печать на памяти трещит по швам! Ты знаешь, что будет, если печати не станет?!

– Нет, – честно ответил Юстиэль, хотя интуиция начала шипеть на своего хозяина не хуже взбешенной наставницы. Высвобождение такого количества запечатанных воспоминаний не сулило ничего хорошего.

– И это наверняка можно исправить, – осторожно возразил он.

– О да… – мерзко улыбнулась женщина, – Только тебе это не понравится. Видишь ли, мы сотрем ей память о тебе, восстановив печать. Но чтобы не случилось рецидива…тебе придется исчезнуть. Навсегда. Не просто спрятаться или сбежать, а умереть и раствориться в потоке эфира.

– Что?! – от услышанного на лице целителя отразился шок, глаза округлились, затем он нахмурился, отказываясь верить в возможность подобной жестокости. – Вы не посмеете! Она имеет право на любовь, на чувства… не делайте из нее бездушное орудие…

Под конец пылкой тирады голос сел до задыхающегося шепота. Юстиэль мотнул головой, пытаясь собраться с силами, перед глазами заплясали навязчивые зеленые точки.

– Нет, глупый лекарь, – надменно отозвалась жрица, – Целитель душ не имеет права на собственные чувства. Никогда. Ни чувств, ни эмоций. Он должен равнодушно смотреть на судьбы тех, кто приходит к нему. Ты ничего в этом не смыслишь и перебежал дорогу Храму, едва не лишив его такого ценного кадра. Потому…ты умрешь. Никто не узнает, что это был не случай.

– Я не позволю. – твердо возразил целитель, чувствуя, что накатывающая злость перекрывает собой даже боль и слабость. Он сдернул простынь, укрывавшую его по пояс, явно намереваясь вставать с койки.

– Прочь с моей дороги, жрица, – прошипел Юстиэль, сощурив глаза. Было бы достаточно сил, он бы ударил молнией, куда-нибудь поближе…, а может и в саму живую мишень в виде суровой наставницы.