Текст книги "Венок Альянса (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 77 (всего у книги 87 страниц)

– А… а родственников отца вы не сумели разыскать?

– А чего их искать…

– Так, если я правильно понял, есть люди, которые предпочитают только свой пол, есть те, кто только противоположный, а есть те, кому…

– Ну, говорить «всё равно» всё-таки неправильно, это как-то… Знаете, Алион, вопрос сложный, до конца самими людьми не прояснённый, то есть, единого мнения нет… Лично мне ближе утверждение, что все люди по природе своей бисексуальны, а уж кто к чему больше склоняется… Шут его знает, от чего это зависит, у кого-то и правда, может, травмы детства, у кого-то – как первый опыт сложился…

– Мы, минбарцы, не привыкли воспринимать сексуальное желание как беспредметное. Влечение тела порождается влечением духа…

– Круто. В смысле, я понимаю, дисциплинированность вашего сознания не предполагает… секс без обязательств, прости господи… То есть, я вот знаю, что у вас здесь нет проституции… Совсем нет, как явления… Из-за этого разные духовно незрелые личности называют вас расой импотентов… Нет, сам я так не считаю…

Телепат понимает, что кому-то рядом плохо, раньше, чем услышит стон сквозь сон.

– Что такое? Что случилось, солнышко? Сон плохой приснился?

Девушка плакала. Тихо, но Виргиния, слух которой тоже, ввиду Элайечки, обострился, услышала.

– Не знаю… Вроде, снился… Я… Я вспомнила об Алане. Наверное, осознавать начинаю, что больше никогда… никогда его уже не увижу…

Виргиния обняла девушку, укачивая, как ребёнка.

– Никогда такого не было, так вот не накатывало… А, нет, было, тогда ещё, когда только познакомились… Тогда посмотрела, как она Алана обнимает, мне подумалось: меня б так мама обнимала… Потом ещё подумалось: вот если б могло быть у нас, как у нормалов, она б могла, наверное, мне мачехой быть… Потом долго сердилась на себя – придут тоже глупости в голову! Ещё мама услышит, не дай бог… Мачеха – вроде бы слово такое злое, холодное, а у меня и мать как мачеха была… Почему мы с Аланом раньше не общались, почему я такой дурой была? У меня был один-единственный брат…

«У меня не единственный… Не легче, проверено».

– Просто в последнее время думала о Кэролин. О том, что она ведь однажды вернётся из мира моради, узнает о том, что произошло… Она и так всю жизнь страдала…

– Ну, со слов Софинела, сама Кэролин не считала себя несчастной. Наверное, это и лучше – найти во всём какой-то глубинный смысл, чем просто думать о том, что мужик у тебя был мудак, сын психбольной и вообще жизнь глобально не сложилась… Извини, конечно…

Офелия неловким движением вытерла мокрую щёку.

– Нет, ничего… К своему отцу я отношусь не лучше тебя, если не хуже. Он, можно сказать, и меня сиротой оставил… Он хотя бы отбывал наказание в камере, он там один сидел, а я отбывала его наказание среди людей. Как мало ни распространяйся о прошлом – мол, сирота, родом с Марса, и всё – где-то в документах мелькнёт девичья фамилия, обязательно кто-то да покосится – ой, Бестер? Того самого? И как вам живётся с этим? И пожалуй, страдания делают эгоистом… А теперь я подумала – а как ей, Кэролин, жилось? Конечно, эту фамилию они не носили… Но кто чего не знал-то, они ж не скрывали… Любовь, говорят, зла, что ж настолько-то…

Виргиния приподнялась на локте, натягивая на Офелию плед и поглаживая её по голове.

– Как-то в детстве я читала одно фэнтези, был там герой… Ну как герой – персонаж, глубоко отрицательный… Ну до того гадкий, сочувствовать нечему, придворный интриган, отравитель, впоследствии дослужился до… как же это там формулировалось… В общем, руководитель тайного придворного сыска и главный среди заплечных дел мастеров… Я тогда подумала – может быть, если б этого человека кто-то в жизни любил – он таким бы не был? Может быть, пригрей его какая-нибудь женщина, роди ему ребёнка – он бы и послал всё это к чёрту? Потом, когда дальше читала, я поняла, что ему самому это было как-то не надо, есть вот люди, женатые на работе, а ему такая работа более всего по душе… Если, видимо, привык ловить оргазм от власти над чужими жизнями и от мучений человеческих – обычный оргазм после этого пресен… Но саму мысль я запомнила – может быть, хоть у некоторых людей так шанс появляется… Ты это понимать и не обязана, Офелия, и прощать его, в общем-то, не обязана – ему это всё равно уже ничем не поможет, за свою душу и всё, что на ней, каждому самому ответ держать…

– Что случилось, Диус? С утра ты как будто был в хорошем настроении.

– Был… Но есть такие, кто мастера его портить, и если я о них умудрился забыть – это не значит, что забыли они обо мне.

– Проблемы дома? – догадался Дэвид.

– Ага, проблемы… Сегодня утром я обнаружил, что все мои счета заблокированы.

Дэвид обернулся ошарашенно.

– Как, почему? Кто и зачем это сделал?

– Собственно, я знаю немногих, кто был способен это сделать… Да, кое в чём прав старик Арвини, длительное пребывание на Минбаре меняет характер центаврианина в сторону куда меньшей выживаемости. Легко забываешь, на какую подлость и дурость они способны… Если б я мог хотя бы предположить подобное – я б завёл отдельный счёт под свои гонорары за книги, это смешные суммы, конечно, зато честно заработанные, мои! Сейчас хотя бы не было такого ощущения внезапно нагрянувшей нищеты… – Винтари тяжело опустился на диван, закрыв лицо ладонями.

– Диус, ты знаешь, ни о какой нищете не может быть и речи, мы тебя не оставим… И ты ведь можешь подать протест императору?

– И подам! Но сдаётся мне, это не последние новости с милой родины.

Словно в ответ на его слова пискнул экран связи.

– Межпланетная? Ну вот…

– Я пойду…

– Нет, Дэвид, прошу, останься. Твоё присутствие придаст мне сил, а их потребуется очень много. Соединить…

На экране возникло надменное лицо нестарой знатной центаврианки. Дэвид отошёл из зоны обзора, но держался возле Диуса.

– Здравствуй, сын.

– Здравствуйте, матушка… – Винтари даже не пытался стереть с лица кислое выражение.

– Разве так приветствуют мать? Я уж не говорю о твоём внешнем виде. Я прекрасно знаю, что в Тузаноре сейчас не ранее утро…

– Матушка, давайте без долгих антимоний? Дел у меня ещё много, и я привык говорить коротко и по существу. Представьте, что все пустые словесные кружева уже сплетены.

Центаврианка хмыкнула, сложив губы в недовольную и презрительную гримасу.

– Что ж… Собственно, об этом я и хотела поговорить. О твоих делах. Как ты мог заметить, я заблокировала твои счета…

– Да, матушка, и я очень хотел поинтересоваться, какого чёрта.

– Меня необыкновенно расстроило видеть, как неразумно и преступно ты растрачиваешь средства семьи…

– Матушка, это мои собственные средства, к вам не имеющие отношения, у нас с вами всегда были раздельные счета, если уж вы свободно пользуетесь деньгами, унаследованными от… вашего покойного супруга, предоставьте мне спокойно делать то же самое!

– Я закрывала глаза на то, что ты так долго живёшь в чужом мире…

«Да, конечно, закрывала глаза. Просто там я тебе был нужен, как собаке пятая нога. Хоть бы я и вовсе отправился на Нарн и там сгинул. Интересно, что же изменилось теперь?».

– …Злоупотребляя гостеприимством чужой семьи. Я закрывала глаза на то, что ты пятнаешь своё имя недостойными царственного рода занятиями. Но теперь, когда ты принял гражданство чужого мира… Это позор, ты должен это понимать! Позор!

– Интересно как. Для всех, значит – честь, быть принятым в другом мире, как равный, а для меня позор? Это с каких-то пор противоречит интересам Республики? То есть, матушка, вас кто-то уполномочил решать о интересах Республики вместо императора? От императора возражений не было!

– Диус, я требую каплю почтения! Я твоя мать, я родила тебя в муках!

– Матушка, вам делали кесарево, – Винтари едва подавил зевок, прежде театральности и убедительности в выступлениях матушки было как-то побольше, – и, разумеется, под наркозом.

– Не смей мне перечить! Я всегда желала тебе только добра…

На это можно было вовсе не отвечать. Винтари встречал в своей жизни немало центавриан, которые, пожалуй, желали своим детям добра – в своём специфическом понимании, и леди Вакана к ним не относилась.

– Три дня назад скончался твой дедушка, Рудеус Винтари…

– Скорблю, насколько это возможно при том, что я его не видел никогда в жизни.

– Прекрати огрызаться! Ты должен понимать, что это означает. По заведённому порядку, ты должен бы занять его пост, став наместником колонии Винтари… Но в нынешних условиях, глядя на твоё поведение, я сомневаюсь, что подобное стоит допускать. Лично я, как мать…

Постепенно картина начала проясняться. Различные фракции при дворе, разумеется, сейчас всполошённые изменениями во внешней политике (которую игнорировать больше не получится, так как дракхи уже не отвлекают) будут искать для себя стратегий, несущих максимальные выгоды. К какой бы из этих фракций ни принадлежала сейчас леди Вакана, её определённо беспокоит… По всей видимости, любая перспектива возможного влияния Альянса на внутреннюю политику Центавра.

– Матушка, давайте перейдём сразу к делу. Мне отречься от поста в вашу пользу? Не знаю, насколько это вам поможет, учитывая, что ни разу за всю историю колонии у власти не становилась женщина, и вряд ли Двор Винтари одобрит такую новаторскую идею. Или вы готовы сразу назвать мне имя того, в чью пользу мне отречься?

– Диус, прекрати! Имей в виду, я намерена добиться твоего возвращения. Ты получил слишком много дурного влияния в чужом мире. Недопустимо много. И теперь мне, как матери, несущей за тебя ответственность, необходимо… Я понимаю, молодым центаврианам свойственно искать развлечений, и порой очень экзотических… Но время игр прошло, Диус, тебе пора стать взрослым и вспомнить, что такое ответственность!

Винтари набрал в грудь побольше воздуха. Терпение его, давно не тренируемое общением с родственниками, неумолимо подошло к концу.

– Леди… Можете называть это влияние дурным, конечно, ваше право, но главное, пожалуй, в чём оно теперь выражается – я ненавижу ложь. Почему бы вам прямо не сказать, что я мешаю вашим политическим интересам? При чём мешаю, вообще никак в них не вмешиваясь, фактом существования? Это будет и короче, и честнее, и сбережёт нам обоим кучу нервов. Я не намерен возвращаться, потому что слова о необходимости… моего возвращения… это тоже ложь. Я никому не нужен на родине, и менее всего вам. Едва ли вы действительно надеетесь… как-то перебить дурное влияние, о котором говорите, скорее надеетесь ограничить меня в возможностях вам помешать, даже ненамеренно. Я как раз понимаю, что такое ответственность, меня было, кому этому научить. Развлекался – ваш покойный супруг, вы, думаю, помните, какой он был весельчак… Чуть всю планету не пошутил. А я – вы правы, я неплохо отдохнул за то время, что вы меня не видели. В центаврианскую кампанию, в частности, когда мы разгребали всё то благо, принесённое родине теми, кого вы хотите, по-видимому, поставить мне в пример, качественно так отдохнул и развлёкся… И предпочту развлекаться и дальше. Я не считаю, что принёс бы существенную пользу на посту наместника Винтари – именно потому, да, что я знаю, что власть – это ответственность, что у меня был перед глазами пример действительно мудрого правителя, и я покуда его не стою. Но надеюсь стать достойным. Госпожа Деленн, гостеприимством которой я, по вашим словам, злоупотребил, сказала мне недавно, что только наличие живых родственников помешало бы Джону Шеридану оформить усыновление официально. В противном случае – ни прежний, ни нынешний император, думаю, возражений бы не имели – и за это я их уважаю, они, в отличие от вас, не скрывают, что избавиться от меня только рады. Не ваша вина, что вы не могли дать мне настоящую семью, наша семья с самого начала была гиблым делом, но мешать мне жить или оставить меня в покое – уже ваш выбор.

– О чём вы говорили? – когда экран погас, Дэвид подошёл и тронул его за локоть, – я не всё успел понять…

– О родственной любви, о чём же ещё, – Винтари раздражённо прошёлся туда-сюда по комнате, – я уже говорил, что оцениваю свою родню более чем реально? У нас ничего не говорится напрямую, но со временем учишься читать между строк и слышать между слов. Приходится учиться…

– Она хочет забрать тебя? Зачем? Почему именно сейчас?

– Попробую объяснить… – центаврианин сел на кровать, устало потирая лицо, – видишь ли, император Котто, как бы плохо к нему ни относились моя матушка и ещё многие, совершенно не тиран. В вопросах внешней политики он прислушивается к мнению Двора. А среди советников и сенаторов по-прежнему царят разброд и шатания, иначе Центавр не торчал бы до сих пор, такой отдельный-независимый, как некий перст посреди Альянса. Я не знаю, какие у них ожидания в связи с… изменениями в составе правительства Альянса, полагают ли они, что теперь «империя пошатнётся», но то, что Вир Котто был гостем на прощальном обеде отца, они могли расценить как… готовность к сближению с Альянсом и далее – к вступлению в него… И как раз кстати решил отойти к праотцам Рудеус Винтари… Здесь нужна ещё одна небольшая отсылка. Наместничество в колонии Винтари – пост, передающийся в роду моей матери и закрепляемый пожизненно. Кстати говоря, одна из причин, почему род отца счёл эту партию блестящей – кому ж не хочется в перспективе собственную планету… На трон республики отец тогда не сильно-то рассчитывал, племянник-то он племянник, но достаточной поддержки влиятельных родов у него не было. А Рудеус Винтари уже тогда был в глубокой старческой немощи и маразме, на Приме многие сомневались, что он вообще жив. Поэтому мне дали фамилию Винтари – как, несомненно, его преемнику, предполагалось, что в пору моего малолетства править будет отец… Но дед, как видишь, оказался коварен и пережил отца… Чёрт возьми, сколько ж ему лет было? Он, наверное, ещё первый контакт с землянами застал уже не мальчиком… В общем, теперь глазами моей матери. Кто-то всё равно сообщил бы мне, что я теперь счастливый наследник. Если я – ставленник Альянса – стану новым наместником немаленькой и небедной, в общем-то, колонии, это может склонить многих колеблющихся советников к решению сотрудничать таки с Альянсом… А, по-видимому, именно этого меньше всего хочет фракция, в которую входит новый супруг моей матери.

– Ты считаешь, она вновь вышла замуж?

– Более чем уверен. Иначе держалась бы в стороне… Интересно, кто он… Женщины из знати у нас редко выходят замуж вторично, им, как правило, и одного супруга хватает за глаза, но уж если выходят… Рискну так же предположить, что она ждёт ребёнка от нового супруга, хотя тут уже не уверен, это вовсе не обязательно… В идеальном для них раскладе я, посидев под домашним арестом, покорно буду выполнять отведённую ими роль марионеточного правительства, в неидеальном – меня объявят сумасшедшим, благо, есть, в кого…

– Диус, ты на Центавр не вернёшься, они не посмеют. Ты гражданин Минбара, гражданин Альянса. Мы отстояли Амину Джани, тебя, что ли, не отстоим?

– Оставили б они меня в покое, а… Надо же, недопустимо я себя веду, недостойно. Пишу книги – о минбарской культуре для центавриан, о центаврианской для минбарцев, теперь вот о тучанкской для тех и других… Разбазариваю семейные деньги, помогая девушке найти своих родственников, выкупая своих, между прочим, соотечественников из рабства у чужаков… Работаю, как могу, на реабилитацию центавриан в глазах других рас…

Дэвид взял его руки в свои.

– Диус, брат мой. Как мне страшно и тревожно сейчас… Снова видеть, как тьма сгущается за тобой. Мы думали, что теперь-то нет тьмы в твоём мире, она не может тебе угрожать…

– В мире в целом – может, и нет… В остальном каждый сам за себя решает, что ему нести, тьму, свет или отборный бред. Мне тоже очень не по себе, Дэвид. Если она задастся целью отравить нам жизнь, она найдёт способ это сделать. Нет, есть и такой вариант, как принять пост… Хотя бы ей назло… Посмотрели бы, чья возьмёт… Но это было бы совсем уж детским и неразумным поступком. И несвоевременным. Я не хочу сказать, что против того, чтоб править когда-либо чем-либо вообще. Но я должен подойти к этому готовым. Я знаю, что моё прежнее желание дойти до верховной власти было в наибольшей мере страхом – впрочем, не я первый, не я последний. Когда-то я сказал, что когда я приду к власти, Республика узнает такую месть, какой и вообразить не могла. Это и сейчас так. Это более так, чем прежде… Как раз репрессиями их, после моего отца, не удивишь. А вот я нашёл бы, чем удивить. Упразднение сословных привилегий, выборное правительство на местах, смещение с унаследованных должностей – вот этого они бы не пережили… Но я прекрасно понимаю, что в том проигрываю Виру Котто, что сейчас слишком охвачен гневом и несдержан, и могу перегнуть палку. Я могу наворотить делов. Диктаторских замашек во мне всё же многовато. Мне следует ещё многому научиться, прежде чем принимать ответственность за чужие жизни.

– Какие ещё варианты у тебя сейчас есть?

– Пока сам не знаю. Я думаю, мне в любом случае стоит о многом переговорить с императором – что будет непросто, учитывая, что прежде наши отношения не отличались теплотой… Но надо когда-то начинать. В общем-то, время у нас ещё есть, давать ответ прямо завтра я не обязан…

Дэвид вздохнул. Ну да, не завтра, так послезавтра – немногим от этого легче.

– Ты на инаугурацию-то летишь?

– Куда я денусь… Она на Нарне будет проходить?

– Да, решили, так будет правильно. Потом уж все вместе вернёмся сюда.

– Что ж… В свете последних вон новостей лететь на Нарн – это кажется совсем каким-то не страшным… Забавно, да? Я с огромным удовольствием слетаю лучше на Нарн, чем в самое ближайшее время буду иметь ещё один задушевный разговор с матушкой. Надо будет ещё пересмотреть родословное древо Горгатто, чтоб определить, в чью пользу я могу отречься, не оказывая тем колонии Винтари совсем уж медвежью услугу…

Стоя у высокого узкого окна, На’Тот обозревала панораму вечернего города. Заходящее солнце очерчивало силуэты крыш, дробилось и плавилось во множестве окон. Совершенно невозможно поверить, что совсем скоро всё это придётся покинуть… Впрочем, грусти не было, грусть, если будет, придёт позднее. За эти годы сделано многое, может быть, не всё из возможного, но сейчас нужно делать другое, делать больше… Справится она или нет – она себя не спрашивала. Придётся справиться. Раз было так решено – значит, придётся справиться.

Когда совет Кха’Ри сообщил ей, что выдвигает её кандидатуру на пост президента, она долго не верила. Убедили… «Наш мир долгое время занимался лишь тем, что перебирался из одной беды в другую, прогрессом было то, что новая беда была меньше предыдущей. Никто никогда не смог бы представить, что нарны тоже могут представлять высшую власть в галактике. Больше так быть не должно. Из всех нас ты – больше всех достойна, хотя каждый из нас занимает своё место заслуженно и по делам, а не по словам. Но именно ты, как никто, являешься символом и олицетворением той большой работы, что была нами совершена. Мир должен видеть этот символ. Даже если не тебя выберут – имя твоё прозвучит, и это важно для Нарна. Даже дрази выставили своего кандидата, даже врии – неужели мы будем в стороне?».

На’Тот, конечно, понимала, о чём они говорили. Происхождение едва ли позволило бы ей в прежние времена занять место в Кха’Ри, хотя предки были и советниками, и главами провинций… Но в нынешнее время уже мало значения имело, кто были твои предки, война, как ничто, уничтожает сословия, единая потребность выжить и победить делает народ, на взгляд агрессора, единой массой бесплодно сопротивляющихся рабов, а на деле – единым крепко сжатым кулаком, способным сокрушить стену любой тюрьмы. Прежде символом был тот, кто происходил из семьи именитого полководца, вождя, но новому времени нужны были иные символы. Тогда, вернувшись из центаврианской тюрьмы, она пробыла в госпитале ровно столько времени, сколько врачи ещё способны были с нею справиться, и сразу включилась в работу. Сперва имя Г’Кара помогало ей в этом, потом уже собственное имя.

Сейчас случайный турист и вообразить не смог бы, как выглядела метрополия в те ужасные, чёрные дни. Любому захотелось бы, закрыв глаза, бежать отсюда прочь без оглядки, решив, что проще найти себе другую родину, чем что-то делать с этой.

«Но мы нарны, мы умеем возрождать из руин и пепла то, что никто другой восстановить не смог бы. Мы не боимся никакой работы, и наша родина будет жить, и ещё будет цвести».

Случайный очевидец, наверное, удивился бы, на каком подъёме, с каким энтузиазмом тогда всё делалось… Волонтёры от Земли, Минбара, Шри-Шрабы и Вриистана, впрочем, наверное, случайными не были, и если удивлялись – вслух этого не говорили. Земляне и минбарцы были преимущественно рейнджерами, доставляли гуманитарные грузы, помогали с их распределением, помогали налаживать связь, восстанавливать дороги. От хаяков прибыло много врачей, привезли много медицинской техники, которую можно было адаптировать под местные условия, а врии помогали с разбором руин и восстановлением зданий – по их словам, им надо было где-то испытать новые антигравитационные технологии. Общаться с вриями было очень сложно, их языка на Нарне не знал никто, и всё взаимодействие шло через землян. Но именно с помощью их машин было восстановлено большинство крупных городов. Сложнее было с аграрными районами, после удара масс-драйверов невозможно было определить, где прежде были поля, а где леса. Минбар предлагал использовать выкупленные у центавриан терраформеры – пусть бы на планете появилась и полезная центаврианская техника, вполне закон компенсации, но более выгодный, хотя и долгосрочный, проект нашёлся у хаяков…

Печально, пожалуй, будет оставлять детей… Но Куди подошёл к рубежу выбора имени, он становится взрослым нарном, а значит, все тревоги надо отставить в сторону и довериться врачам и учителям, а Оума пока нуждается в опеке отца, это его задача сейчас. В сущности, она вообще мало что может сделать здесь, приглашённые мастера с Аббы и телепаты из рейнджеров этим детям нужнее. С этими детьми не получится так, как с Андо…

Мысль эта неизбежно вызывала грусть. Когда доктора обратились с поиском добровольцев, она без колебаний вызвалась, хотя ей и говорили, что как Кха’Ри она сделала достаточно для народа. Ради памяти Андо, обещаний, данных Г’Кару, обещаний Г’Кара, данных Лите… На этом мальчике всегда было много завязано, гораздо больше, чем сам он, наверное, мог бы представить. Вождь всегда должен быть с народом, впереди народа. И ещё трое Кха’Ри согласились с ней, тоже приняв участие. И ни разу она не пожалела об этом, как, знала, никогда не жалел Г’Кар…

Кого Виргиния меньше всего ожидала увидеть на своём пороге, так это дрази, тем более облачённого в белый минбарский балахон.

– Здравствуйте…

– Штхиукка, – представился дрази, почтительно поклонившись, – мы с вами, так полагаю, знакомы заочно, очень жаль, что до этого момента не довелось лично, но мне много рассказывала о вас Шин Афал, моя подруга. Она советовала мне познакомиться с вами, кроме того, мне хотелось бы, если можно… попросить у вас какую-нибудь работу для себя. Раз уж я ещё сколько-то времени остаюсь на Минбаре, в промежутках между церемониями, которые устраивает для меня Шин Афал, мне хотелось бы… приносить какую-то пользу.

– А… – Виргиния отступила, пропуская гостью в их с Андресом и Хатеном рабочий кабинет, – ну, это нормально здесь. Что-то такое в воздухе, наверное, больше двух месяцев точно бездельничать ни у кого не получалось, руки начинают чесаться хотя бы к изучению языков…

– …Правда, помощь с меня едва ли будет значительной, у меня нет средств, которые я могу пожертвовать на ваше дело, и нет влияния в родном мире, которое могло бы помочь вам договариваться о субсидиях и гуманитарных грузах…

Виргиния сняла со стула раскрытую коробку-стойку с информкристаллами и кивнула гостье на освободившееся место.

– Ничего страшного, у меня этого всего тоже не было. Но, Штхиукка, я не принимаю решения о приёме кого-то на работу, я сама…

– Я понимаю это, мисс Байрон, я прошу у вас работы не как работы, не как того, за что бы мне платили и что давало бы мне какой-то официальный статус, хотя и это, конечно, было б очень хорошо… а как возможность приносить пользу и учиться.

Виргиния отвернулась, вспыхнув румянцем.

– Строго говоря, я права на эту фамилию не имею… Я Виргиния Ханниривер, вообще-то.

– Нам, дрази, бывает сложно разобраться в традициях земного имянаречия. У нас роль фамилии играет название клана, или название местности… Но Шин Афал объясняла мне, как это у людей. Я догадываюсь, о чём вы говорите. Но я считаю, имеете. По-другому имеете.

– Чего?!

– Вы знаете ведь и другую историю этой фамилии. Был, когда-то в давние времена, и другой человек с той же фамилией. Поэт Джордж Байрон.

Виргиния округлила глаза. Дрази, говорящий о земной поэзии, пока в её картине мира был сродни пак’ма’ра в балетной пачке, танцующему «Лебединое озеро».

– Он был знаменит не только литературным наследием, которое после себя оставил. Когда народ Греции сражался против турок, оккупировавших их землю, он поехал туда, чтобы сражаться вместе с ними, хотя не был греком. Так же, как вы, не будучи ни арнассианкой, ни бреммейром, сражались в войнах этих народов. Шин Афал говорила, каким высоким символом вы стали для них. Она считает, мне будет очень полезно пообщаться с такой женщиной – воином, лидером, стратегом, которая при том не утратила женственности и очарования. Вы можете стать символом и для наших женщин… Земля в этом смысле прекрасный образец для нас…

Виргиния рассеянно перебирала бумаги у себя на столе. Хаос, конечно, медленно, но верно нарастает… Андреса она пока в этом не догнала, но всё впереди… Как Хатену удаётся содержать своё рабочее место в идеальном порядке?

– Разве у вас женщины… ну… не имеют совсем никакого веса в обществе, им запрещено работать или занимать ответственные посты? Я слышала…

– О нет, и работать, и даже, иногда, быть правителем в городе или посёлке – можно. Но это только если не во вред интересам семьи, по разрешению мужчин семьи, и только если она замужем. Первейшая задача женщины – быть женой и матерью, женщин в нашем мире рождается меньше, и они слишком большая ценность, чтобы позволять им избегать замужества и деторождения.

– А, ну такое бывает… У нас тоже многие религиозные ортодоксы оправдывали запрет даже на обучение женщин грамоте именно якобы заботой о их благе. Сейчас подобная дичь даже в закрытых сектантских поселениях, живущих натуральным хозяйством, редкость, среднюю школу обязательно заканчивают все дети, иначе их всякие комиссии задолбают…

Дрази улыбнулась.

– Видите ли, мисс Байрон… Не знаю, слышали ли вы обо мне, кто я, почему я здесь…

– Ну, я так поняла, вы участник делегации на Тучанкью?

– Да. Благодаря тому, что… Хотя наш народ, мягко говоря, не допускает доводить до иномирцев подобные темы, всё же моё имя стало в некотором роде известным, настолько, что сложно сделать вид, будто меня никогда не было… Я состою в организации – правильно даже сказать, я руководитель одной из секций этой организации – помогающей лицам с нетрадиционной ориентацией и расстройством гендерной идентификации…

– П-простите, что?

Какой-то безумный день, определённо. Дрази, рассуждающие о земной поэзии – ещё ладно. Дрази-геи и дрази-транссексуалы – это уже посложнее.

– Да, наверное, вы не привыкли к подобным разговорам… Хотя на Земле, насколько знаю, такие темы не являются запретными… Да, на Захабане бывает сложно достать информацию о культуре других миров – полную и правдивую информацию, я имею в виду. Но мы стараемся. Мы находим это важным – обмен опытом… Ведь проблема, которой посвящены наши действия – она шире, чем только вопрос чьих-то сексуальных предпочтений. Это вопрос равноправия, которого у нас, кажется, не наступит никогда… У нас не считается, что женщины дискриминируются, понимаете? Напротив, все говорят, что женщины привилегированны. Ведь их меньше, чем мужчин, ведь они рожают детей, от них зависит продолжение рода… Нет, у нас не считается, как когда-то на Земле, что женщины низшие существа, напротив. Наши женщины – королевы… прикованные цепями к золотому трону. У них, дескать, есть право ничего не делать, сидеть дома, рожать и воспитывать детей, всё для них сделают мужчины семьи… Нет, у нас женщин обучают грамоте, дают начальное образование, но продолжить его и тем более найти работу женщина может, только если выйдет замуж. Пойти в армию или стать правителем женщина может, только если у неё есть хотя бы один ребёнок женского пола, залог продолжения рода. Сопротивление этому правилу расценивается как безответственность… О подобном говорила шиМай-Ги, женщина-пилот с Тучанкью, её тоже упрекали за то, что она выбрала опасную, мужскую профессию… Но ей всё-таки разрешили, и вообще дискриминации там почти нет, женщин отговаривают только от опасных профессий, но никто не принуждает их как можно скорее вступить в брак, это удивительно, но более отсталые тучанки мудрее, чем мы!

– Ну, я всегда считала, что эмансипация – лучший друг прогресса… О каком прогрессе может идти речь, когда место женщины по-прежнему на кухне? И… не знаю, правильно ли я поняла… Ваша организация состоит из лиц нетрадиционной ориентации? И вы тоже…?

– Ну, не только. Я биологически женщина, и мне нравятся женщины, но себя я женщиной не считаю… не чувствую. Об этом сложно говорить, сложно это объяснять, многие иномирцы, я знаю, не различают полов у дрази… Вернее, они никогда не видели дрази-женщин, и даже считают, что мы гермафродиты…

Виргиния улыбнулась. Говорить становилось, понемногу, всё легче. Ну, что тут такого – обсуждать проблемы гендерной идентификации и сексуальных предпочтений дрази… Не сложнее, чем рассказывать о таковом же у землян. Она несколько месяцев среди гермафродитов прожила, ничего…

– То есть, вы… считаете себя мужчиной? Как вы это почувствовали, когда?

– Сложная тема. Это предмет постоянных размышлений, не только моих, но и всех в нашей организации. Что значит – чувствовать себя мужчиной, или чувствовать себя женщиной? Если снять с этих понятий все нагромождения общественных стереотипов – что останется, что настоящее? Ведь женщина – это не только рождение детей, домашнее хозяйство и наряды, украшения, женские ремёсла. Так же и мужчины – это не только войны, политика или наука… Многие думают, что некоторые мужчины хотят быть женщинами из-за привилегированности положения женщин, из-за того, что им ничего не надо делать, ни к чему стремиться, они с рождения обеспечены всем. И что некоторые женщины хотят быть мужчинами потому, что жизнь мужчин куда интереснее и насыщеннее. Возможно, у кого-то всё именно так обстоит, но точно не у всех. Я не хочу быть королевой, но не хочу быть и одним из рабов королевы. Тому, чего мы хотим – мы все – ещё нужно подобающее определение. Ведь есть и мужчины, любящие мужчин и при том не отказывающиеся от своего мужского естества, и женщины, любящие женщин, но не желающие мужской роли, не сожалеющие о том, что они женщины…