Текст книги "Венок Альянса (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 87 страниц)

Но ведь может же… может же быть какой-то ещё выход? Может быть, кем-нибудь они могут стать, чтоб остаться обоим на Минбаре, чтоб не тревожиться друг за друга? Может быть, это будет менее достойно, может быть, их не поймут в этом… Главное – поймут ли они себя сами?

Дэвид рассеянно повертел на пальце кольцо – подарок Андо. Да, Андо, при всех своих проблемах и метаниях, хотя бы этой ошибки не совершил – он понимал, что в анлашок ему не место, и не пошёл, как ни уговаривал его лучший друг. Не пошёл, хотя многие ожидали от него подобного шага.

Винтари любовался площадью, прощаясь. Скоро, совсем скоро они покинут Минбар, кто знает, как надолго… Вряд ли дольше, чем была центаврианская кампания, но кто знает, кто может предугадать, чего ждать. Площадь Тафьел была не самым, но одним из его любимых мест. Эти фонарные столбы в виде стилизованных деревьев с цветами-фонарями, стволы украшены изображеньями раскрытых книг… Говорят, в трудный момент, если подойти к столбу, на который укажет взгляд, можно прочесть изречение, которое послужит подсказкой…

– Дэвид, но если ты не уверен, что хочешь быть рейнджером… Ты и не должен… Тебя не примут…

– И я не знаю даже, хочу ли этого. И хочу, и боюсь. Анлашок – это в действительности лучший выход для меня…

– Почему?

Мальчик горько усмехнулся.

– Потому что я дитя двух миров, двух культур… Анлашок – лучший способ остаться вне их обоих. От большинства моих страхов это, во всяком случае, спасало… Кроме страха за тебя – от всех…

– Мне казалось, это твоя мечта с детства.

Дэвид нервно повёл плечами.

– В детстве многое смотрится иначе. Нет, и сейчас… В конце концов, когда я смотрю на ребят, я понимаю, что они действительно счастливы, что они нашли свой путь… но мой ли это путь?

– Что ж, теперь есть совершенно законное время поразмыслить над этим ещё…

Он встал и двинулся к ближайшему столбу, Дэвид за ним. Нет, конечно, уверенности, что он сможет правильно прочесть древний текст, особенно эту сложную вязь, для непривычного особенно трудную.

“Когда стоишь в начале пути, который пугает тебя, с тобой должны быть три вещи – фонарь, щит и меч. Тогда, каков бы ни был этот путь, ты пройдёшь его с честью”. Ну да, пожалуй, вполне по ситуации…

– Фонарь в данном случае означает “свет веры в твоём сердце”, щит – “благословение отца”, или, если шире – “доброе мнение о тебе тех, кто провожает тебя в этот путь”, меч – понимание твоей цели, а так же внутренние ориентиры, с которых ты не сойдёшь, что бы ни было с тобой. Древние знаки, кроме прямого значения всегда куча добавочных.

– Ну тогда оно нам определённо полезно. Там, куда мы направляемся, тоже, как я понял, не привыкли изъясняться просто…

Комментарий к Часть 4. МАК И ВЕРЕСК. Гл. 2. Скелеты в шкафах

Вообще-то я, по идее, не должен был использовать тему тучанков. Новеллу я не читал (не нашёл её в переводе), и это всё-таки частное творчество, не сериальные события… Но что написалось, то пусть будет.

Гибриды – разумеется, чистая фантазия, но думается, если Г’Кар Лите в “Прибытии” не вешал лапшу на уши, то они просто должны были, хоть в небольшом количестве, существовать.

Новеллу, в которой упоминалась семья Г’Кара, я читал много позже, и она мне как-то не зашла. Учитывая предполагаемый возраст Г’Кара, одна малолетняя дочь – это ну как-то… маловато.

========== Часть 4. МАК И ВЕРЕСК. Гл. 3. Вопросы без ответов ==========

Следующие два дня были посвящены сборам. Кроме личных вещей, надо было ещё подумать, что из книг, инфокристаллов с собой можно взять. На этот счёт тоже не было никакой конкретики, предстояло самим решить, что из культурных богатств своих рас хотелось бы показать. Винтари в этом смысле было сложнее всего, он долго советовался с Аминой…

Долго не в силах решить, брать ли свою книгу-обзор по храмовой архитектуре, ещё не получившую всех необходимых рецензий, он решил посоветоваться со жрецами, и отправился в ближайший храм. В нём он уже много раз бывал с Дэвидом, и многих там знал. Дэвид, кстати, и сейчас был здесь, он узнал его голос издали, хотя и звучал он тише, чем голос его собеседника. Второй голос он спустя пару шагов узнал тоже – Ранвил, школьный друг Дэвида. Их обоих ещё не было видно – двор храма перегораживали широкие плиты монументов, и Винтари невольно замедлил шаг, размышляя, стоит ли прерывать их явно слишком личную беседу, и нельзя ли пройти как-то другой дорогой, чтобы они его вовсе не заметили.

– Ты не должен был позволять ей лететь! Ты знаешь, она летит только из-за тебя!

– Откуда я могу это знать? Откуда ты такое можешь знать, Ранвил?

– Ты бессердечен и слеп, если не понимаешь этого, Шеридан, – насколько уже успел понять Винтари, произношение этой фамилии вот так, с ударением на последнем слоге, было в большей степени свойственно воинам и чаще всего сопровождалось крайним раздражением, – или может быть, тебе нравится морочить ей голову?

– Ради Валена, что ты мелешь, Ранвил?! Нам всем были объявлены эти приглашения, и каждый сам за себя решал, лететь ему или остаться. Как мог здесь кто-то кого-то принудить? Если Шин Афал и ошиблась в своём решении – хотя об этом не нам и не сейчас судить – то это, во всяком случае, будет именно её ошибка.

– Ты должен был её отговорить!

– И конечно, она б меня послушалась! Да вообще, с какой стати я буду это делать? То, что нам всем выпало – действительно великая честь…

– Это опасно!

– Достойнейшее для воина замечание! Ты хотел бы, чтоб она жила, избегая неизвестности и опасности? Да, она не рейнджер. Но она будущий врач. Для неё эта возможность увидеть новый мир, помочь, послужить своим даром – бесценный опыт! Высоко же ты её ценишь, если готов лишить её этого!

– Достойное жреца словоблудие! Готовы без раздумий бросить чужую жизнь навстречу опасности во имя одних только пафосных слов!

– Я, если ты не заметил, лечу тоже! Я приятно тронут, что за меня ты совершенно не волнуешься!

Судя по звукам, там произошла коротенькая схватка. Чувствуя, что оставаться в тени больше не может, Винтари выступил за плиту. Ранвил прижимал Дэвида к плите монумента – согнутой рукой пережимая горло.

– Запомни, Шеридан, если с ней что-то случится – я тебя убью!

– Не бросайся такими словами, Ранвил! Самые благородные чувства не должны приводить к святотатству. Минбарец не убивает минбарца!

– Минбарца – да…

Винтари схватил Ранвила за плечи и рывком оторвал от Дэвида. Тот моментально вывернулся и встал в боевую стойку, процедив какую-то угрозу. Винтари не шелохнулся. Всё-таки чисто зрительно он этого молодого воина и старше, и шире в плечах.

– Успокойся. Иди, приди в себя, переоценишь… Стоит ли ссориться с другом из-за надуманных страхов…

– Тебе я вообще ничего не собираюсь объяснять!

– Ну и не надо. Себе хотя бы объясни, чего ты так взбеленился. Потому, что ли, что её и Дэвида пригласили, а тебя нет? Извини, тут не мы решали. Если они её так хотят там видеть – почему ей не поехать, уж если кто вправе ей запрещать – так никто из здесь присутствующих, точно.

Ранвил посмотрел на него с усталой ненавистью и, видимо, осознав, что в конструктивное русло разговор всё равно уже не войдёт, резко развернулся и гордо удалился. Дэвид посмотрел ему вслед со смесью грусти и раздражения, всё ещё не отлипая спиной от плиты.

– Что любовь с нормальными парнями делает… Нет уж, к чёрту. Избави меня боже от такого – так голову потерять, чтоб на друзей кидаться…

Винтари подумал, что в этот момент Дэвид, пожалуй, очень похож на отца. Как-то очень уж по-земному это звучало…

– Очень мил и адекватен. Что за идея, что именно ты, именно её, вдруг должен был отговорить! Нас – не надо, а её – надо…

Дэвид пожал плечами.

– Она ведь могла отказаться. Как отказались врачи, Лаиса, Мисси… Да, честь… Но есть ведь и другая честь. И никто никого не стыдил…

Он опустился на тёплые плиты, которыми был вымощен двор – испещренные древним узором трещин, сквозь которые кое-где деятельно пробивались бодрые зелёные ростки, умудряющиеся взойти на том малом количестве земли, что было занесено сюда подошвами и ветром. Жрецы столь же деятельно выкапывали их и пересаживали за пределы двора в сад, но регулярно появлялись новые зелёные камикадзе.

– А… почему Мисси? Зак же согласился…

– Ну, Зак рейнджер. А Мисси целитель, и сейчас нужнее здесь. Хотя бы вот Талии, и ещё некоторым телепатам – старт их очередного корабля всего через две недели, и тётя Сьюзен волнуется, чтобы они хотя бы хорошо перенесли перелёт. Там-то, наверное, им уже поможет Айронхарт…

– Так тётя Сьюзен…

– Да. Летит тоже.

– Замечательно! Да нет, что там – чудесно! Позитивнее задание придумать нельзя! Дети! – Сьюзен Иванова размашистыми шагами мерила помещение, оживлённо жестикулируя, – много счастья не бывает, да! Цветы жизни, собери букет – подари бабушке! А кто лучше всех у нас с подобным заданием справится? Конечно, Сьюзен! Господин президент у нас, конечно, великий человек, но, что ни говори, мужчина. Откуда ему знать, что я этих мелких короедов до сих пор смертельно боюсь? Софья и Талечка не показатель, они, кажется, сами себя воспитывали…

Она рухнула в кресло. Что там, сотрясай ни сотрясай воздух… Понятно же, что придётся за это браться – и делать. Она пусть не анлашок’на, но рейнджер, это вообще не обсуждается… К тому же, никто не говорит, что она должна заниматься ими всеми. Распределить их между храмами, воспитательными центрами, семьями, согласными взять на воспитание такое… Дети. Просто дети. Просто полторы сотни детей. Дилгарских детей, господи боже…

– Сьюзен совсем как раньше.

– Что?!

Таллия смотрела прямо на неё. Так странно – по-прежнему слепая, она смотрела прямо на неё, не в сторону её голоса, а именно туда, где она находилась. А улыбалась… улыбалась той, своей, прежней, светски-робкой улыбкой. Той улыбкой, про которую Сьюзен когда-то сказала – “так улыбаются люди, которые сами не знают, чего хотят”. Снова укол странного подспудного неудовольствия – тепличный цветок, знающий, как завить и уложить волосы, но не знающий, как подружиться, завести отношения… Сперва думавший, что знает это… А от укола – разливающееся по телу тепло. Таллия… Седая, постаревшая, слепая, безумная – а улыбка та, прежняя. Как в тот вечер, когда рассказывала ей…

– Сьюзен как раньше. Как на Вавилоне. Бегает и смешно ругается.

Сьюзен застыла. Да… хотя в этот момент они не держали ментального контакта… Может, иногда он как-то держался сам, а может, это уже что-то в воздухе?

– Это… – её голос дрогнул, снизился почти до шёпота, – ведь это – прекрасно, разве нет, Таллия? Я почти поверила, что время меняет нас необратимо. Что наш смех, наши голоса никогда не будут прежними. Но ведь… ты помнишь, Таллия? Помнишь, как было тогда?

– Сьюзен бегала и кричала, что это очень глупая книжка.

Этот их вечер – в её каюте, влажные после душа волосы пахнут одним шампунем… Обе пьяные, как сказал бы Маркус, в сосиску, с чего-то взялись вспоминать-рассказывать годы учёбы, а конкретно – всякие девичьи глупости. Таллия рассказала, как они с девчонками одно время увлекались дамскими романами – засорение мозгов такой чушью преподавателями не поощрялось, но кого это останавливало, даже скачала и показала Сьюзен одну книжку… Сьюзен почему-то этот достаточно банальный сюжетец очень впечатлил, она кричала, что героиня тупа как пробка, Таллия перебивала, что конец же всё равно счастливый, они же всё равно остались вместе, но Сьюзен не успокаивалась – как можно потерять столько драгоценных лет, из-за какой-то непонятной мнительности…

– Помнишь, помнишь, что ты мне тогда сказала, Таллия?

– Что некоторые люди боятся любить…

Сьюзен приблизилась, опустилась на корточки перед стулом Таллии.

– …боятся любить в действии, в настоящем времени, боятся даже того счастья, которое может дать любовь, не только той боли… Что они просто не понимают… Долго не понимают. Главное – что в конце концов… Что иногда, когда кажется, что поздно, на самом деле всё можно начать с начала. Главное – не пропустить тот момент, после которого шанса уже не будет.

– Но ведь мы не такие глупые. Сьюзен не такая глупая.

Она сжала её руки в своих – тонкие сухонькие пальчики, в которых, как сжатая пружина, дремлет силища сумасшедшего. Но всё равно – не страшно… Ведь она улыбается. В конце концов, главным в том вечере была не эта глупая книжка, и даже не все эти рассуждения, что логично, а что не логично в поведении очень абстрактной, никогда не существовавшей молодой женщины. Главным было – откровение. О собственных чувствах. Тот прилив нежности, который настиг Сьюзен, когда она представляла себе подростка-Таллию, в типовой комнате корпусовского интерната хихикающую вместе с соседкой над описанием интимной сцены в книжке…

То, что у героини, в сорок её лет, всё в итоге сложилось хорошо – на то, в основном, воля автора. Но они-то всё-таки и собственные усилия приложили… значит, всё должно, просто обязано быть хорошо.

– Таллия, ты говорила, ты вспомнила свой выпускной… Расскажи мне ещё раз…

– Странно всё это… Иногда мне кажется, я просто чувствую, как ускоряется время. Как оно бежит под нами, словно лента эскалатора, стягивает туже свою спираль… Помнишь, как мы много лет жили почти беспечально, без событий, без потрясений – если не считать таковыми перевернувшийся гравилёт или тот случай, когда мы заблудились в книгохранилище храма… Да, ты был ребёнком, тебя тогда общественно значимые события мало касались, ну и я был ребёнком вместе с тобой. Ты учился – и я учился… А теперь – словно кто-то отпустил сдерживаемую до сих пор силу в свободный бег. Этот сосуд со Стражем, Центавр с дракхами, и новая планета для телепатов, и эти дилгары, икалось бы на том свете их создателям, и тучанки со своими малопонятными запросами… Я просто не знаю, чего ещё ожидать. Наверное, всего, чего угодно.

– Вселенная ничего не посылает нам просто так. Это значит, что мы готовы, мы созрели… Нам может казаться, что жизнь не даёт нам опомниться, что это слишком много, что мы не справимся… Нет, мы можем не справиться. Если не удержимся между самоуверенностью и неверием на узком, единственно верном пути. Вселенная мудра. Главное расслышать её тихий голос.

– Хорошо быть минбарцем, а. Слышишь голос вселенной, веришь, что ничего не происходит просто так… Я вот мечусь между несколько другими чувствами. Тем, что всё это глобальная подлость и мы у вселенной просто крайними назначены, и тем, что это, как я уже говорил, отсрочка…

Дэвид низко склонил голову.

– И ты прав. Подлость или не подлость, но разве не об этой подлости мы и просили? Разве это не ещё одно наше маленькое бегство, так нужное нам именно сейчас? Мы оба боимся встать перед рубежом, мы бежим, бежим, потому что знаем, если остановимся… Нам придётся взглянуть в лицо неизбежности закончившегося детства. Тому, что стоит за нашими спинами и ждёт, когда же мы обернёмся… Я ведь так и не выбрал касту.

– И? это ведь не долго сделать? Или тебе всё же сложно выбрать? А вообще – это обязательно? Всё-таки ты не полностью минбарец…

Дома, конечно, ждали дела, но уходить с храмового двора не хотелось. Здесь было так светло, тепло, тихо, это умиротворение, казалось, с солнечными лучами впитывалось кожей, и на душе, где отнюдь не было ни светло, ни тихо, становилось немного легче.

– В том и дело, Диус, в том и дело. Все помнят об этом, поверь. Если я не сделаю выбор… Это неслыханно. Это вопиющее нарушение традиций. Ни один минбарец не оставался вне касты, и если я буду первым таким… Это воспримут как то, что я предпочитаю считать себя землянином. Что для меня ничто тот мир, в котором я родился и вырос, моё воспитание, мои учителя, наша культура, наша вера. Что всё это лишь вынужденные обстоятельства, не трогающие моей души, что я не могу найти себя в этом мире…

– А что мешает тебе сделать этот выбор?

Дэвид посмотрел ему в глаза – тоскливым взглядом человека, который не надеется, что его проблема будет понятна.

– Не знаю. Я понимаю, всё понимаю… Я готовился, шёл к этому все эти годы. Но я не могу почувствовать, что однозначно склоняюсь к чему-то одному… Это должна быть уверенность, знание. Сильное и несомненное чувство.

– Обычно, насколько я понимаю, дети выбирают касту вслед за родителями. Твоя мать жрец…

– Угу, и ты слышал, что некоторые тут уже зачислили меня в жрецы. Со всей дальше следующей давней традицией вражды жреческих и воинских кланов. А во мне вот что-то такой уверенности нет. Я много читал священных текстов – я вообще, как ты знаешь, старался постичь максимум из того, что мне доступно. Потому что кому-то другому, а не мне, позволено будет чего-то не знать, в чём-то не разбираться… Я много видел церемоний – из тех, на которых мне дозволено присутствовать, наших священных мест, я люблю и ценю своих учителей-жрецов. Но я не уверен, что хотел бы посвятить жизнь именно этому.

– Если хочешь знать моё мнение – ты воин.

– Я? Воин?!

– Да. Надеюсь, ты не судишь о воинах по своему импульсивному приятелю? Я видел тебя на Центавре. Ты не возьмёшь в руку оружия понапрасну. Но ты не пройдёшь мимо несправедливости. Ты не отступишь перед опасностью. Никакое «невозможно» для тебя не имеет значения, если это идёт вразрез с понятием чести. Для воина это ценные качества.

– Я ненавижу конфликты. Ненавижу войну.

– Воины, любящие войну – это горе любого мира, разве нет?

– Интересное, конечно, у тебя виденье…

Тёплый шершавый камень казался чем-то живым, дружественным. Сколько же раз так бывало – они бродили среди каких-нибудь древних развалин, взбирались на каменистые холмы, на которых в таком-то столетии такой-то мудрец вещал такому-то племени такое-то откровение вселенной… О чём только они не говорили тогда. Удивительно бывало обнаруживать тему, которой до этого они умудрялись не касаться.

– Я сказал Шин Афал, что выберу касту, когда вернусь с Центавра. Да, мы вернулись несколько в… сложных чувствах, всё то, что мы пережили, нужно было осмыслить, принять. И меня не торопили. Но я вижу, что я злоупотребляю этим терпением. И вот теперь новое путешествие, и в него я так же отправляюсь не выбравшим…

– Ну, значит, так угодно вселенной, только и всего. Может быть, именно это путешествие поставит точку в твоих метаниях?

– Центавр что-то не поставил.

– Значит, он для этого не подходил. А сейчас, как ты слышал, мы отправляемся в уникальный мир. Там, я так понял, умеют задавать вопросы и выворачивать душу для генеральной уборки… Ещё неизвестно, не покажутся ли там все наши прежние проблемы детскими. Почему тебе не признать, что это лучший экзамен из возможных, и вселенная именно его припасала для тебя? Не каждому, заметь, такое выпадает. Большинство принимают решение всей жизни куда будничнее.

– Возможно, ты и прав…

Да, надо б было подняться, пойти разыскать кого-нибудь из жрецов, кого он ещё не утомил своими бесконечными вопросами… Но казалось, он обрёл такую же статичность, как этот камень, как безмятежное небо над головой, на котором движение солнца было почти незаметно. По пустынному храмовому двору неспешно прогуливались двое вальяжных, откормленных местных гоки, щуря янтарные глаза и поглядывая на двух обуреваемых думами и терзаньями чудаков с неким пренебрежением древних и совершенных существ. В тишине было слышно цоканье их коготков по плитам.

– Интересно, конечно, было б узнать, чем заинтересовали тучанков остальные… ну, те, кто не из нашей команды…

– Наверное, у нас ещё будет возможность это узнать.

– И как-то я не понял, был ли включён Андо в круг избранных. Впрочем, я скорее удивился, если б нет. А по какому делу Андо отправился на Марс? Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Нет, он изъяснялся как-то путанно… Впрочем, как и всегда. Я только знаю, что это как-то связано со старым другом нашей семьи, мистером Гарибальди…

– Который час?

– Рано ещё. Спи давай.

– Нет уж, здесь есть какой-то подвох… – Зак, щурясь, вслепую нашарил на тумбочке будильник, – мать честная! Ты когда меня, вообще, собиралась разбудить? …эй, ты что там такое делаешь?

– Немного осталось закончить, не мешай, – пальцы Мисси продолжали цокать по клавиатуре, – полчаса ещё что ли подремать не можешь? Невыспавшийся рейнджер – угроза безопасности.

– Нет уж, не могу! – Зак рывком сел в постели, помотал головой, пытаясь согнать упрямую сонливость, – нас тово… учат не злоупотреблять этим. Нечего переучивать меня обратно. Тем более я безопасник, наша порода стоя спит… Ты когда вообще встала? Ты вообще спала?

– Зак, у тебя по жизни возможностей спать вдоволь не шибко много, давай насыпай впрок. Я в Ледяном городе наспала, очень рекомендую. Дали ж человеку увольнительную перед дорогой, зря что ли дали? Нет же, и насильно не осчастливишь…

– Мне её дали, чтоб я… Так, я не понял, ты что, мои материалы для подготовки там готовишь?

Мисси запахнула на тощей груди безразмерный минбарский домашний халат и наконец соизволила воззриться на нависшего над ней нахохлившейся сердитой птицей рейнджера.

– А почему бы нет? Тебе выспаться не мешает, у тебя дорога, а я остаюсь, у меня времени до чёрта. А в дразийском оружии я, извини, не хуже твоего разбираюсь, а то и лучше, Эш этим делом барыжил, я с ним ночью эти ящики выгружала, пару раз и с клиентами столковывалась, когда парни засвечивались очень… На, проверь, если чо не так – прям при тебе перепишу, под твою диктовку.

– Но это моя работа! Это мне поручили, понимаешь?

– И чего такого? Чего не помочь-то человеку, если можешь? Ладно б по бракирийскому задали, тут бы я, может, спасовала, очень много у них мудрёных штук, они и сами не всегда умеют объяснить, как этой хренью пользоваться.

– Ладно… – Зак сел обратно на постель, растирая заспанную физиономию, – ладно. До чего ж бабы коварные твари, а. И главное, так с ходу и не подумаешь. Вот зачем, зачем ты вообще за это взялась, время тратила, чёрт знает сколько сидела… Мы два года назад отрабатывали уже похожую тему, я б поменял, подправил…

– Ну, вообще-то смотрела я эту прежнюю схему. Нет, прекрасно, но… Ты думаешь, «Шоштахи» можно со счетов сбрасывать?

– А что, нет? На них сто лет никто не летает!

– Это наши не летают. А ихние – ещё долго могут летать… Это в 60х за них давали неплохие деньги, это даже шиком было… А в 70х их, как устаревшие уже, продавали по дешёвке – и сами дрази, и наша ж братва тем, кто поплоше. Ну, тогда ж проще сказать, кто не сбывал, всякий утиль, что ещё на ходу, и вообще всё, за что уже стыдно как-то. Только центавриане, потому что им не до того было. Земляне после карантина тоже на рынок вернулись, движняк внесли… Так что чего ты там только не встретишь.

– Но у них же гиперпривода даже нет! Сейчас без гиперпривода только шлассены, по-моему, летают, и то потому, что им особо никуда и не надо.

– Их модернизировать вообще-то можно. А пушечки у них неплохие, уж такой дрази народ, они даже на газонокосилку пушку повесят.

– Не можно. Дрази пробовали. Технически они туда не встают. А если б и смогли – я расчёт видел, толку б было тогда с тех пушечек…

– С нарнскими, поди, расчёт видел? Ну так вот, в 60м ещё возле Шу нарнский транспортник пропал с этими движками. В воду канул. Нехило, а? Сказать, сколько их там было? Сотка. Это только о чём я знаю, грубовато потому что провернули… А сколько смародёрили ещё. Но берём эти вот, хорошо. Я за конец 60х три случая нашла, когда на дразийских и центаврианских корытах эти движки стояли, там после взрыва след характерный, ферро-чего-то там, и за 70е в общей сложности пятнадцать. Сам посчитаешь, сколько осталось? Да, всё верно, пушки при этом не используют – боковые, в смысле, потому что заряд для прыжка берегут. Но им всем и не надо. Три-пять таких машин, движок на одной. Видишь, которая беспорядочно носится и стреляет носовыми на минимальной мощности – синими – и накрываешь. Всё, никуда они не улетят. Больше одного «поводыря» у них не бывает. Не, я не спорю, с тем же успехом там земные и центаврианские раритеты летать могут, да и ихние хуррские тоже, не сказать, чтоб они плохи-то были для своего уровня. Хотя свои они палить не будут, до сих пор же не палили. Но видишь ли… Вот в этом секторе патрулируют в основном нарнские. А на «поводырях», в придачу к движку, нарнская операционка ставится, а иначе никак. Так вот, нарнов ещё в конце 60х крепко задолбало, что у всякой швали нарнских кораблей больше, чем у них самих. Изобрели (давно пора было) код-вирус, который блокирует операционку. Выходишь на связь, под любым предлогом, посылаешь этот код – всё. Ну, как ты понимаешь, тут два вопроса – продал ли им кто-то этот код, вслед за движками, и если да – кто вперёд успеет этот код послать. Я, конечно, сомневаюсь, что продали, это совсем идиотом надо быть, но могли ж и иначе добыть…

– Но это… неразумно, лезть с таким хозяйством туда, где тебя отключить могут.

– Ну могут-то только с нарнских, и то если успеют… Ну, в общем, вот так у меня оно получилось. Не так уж много у меня этих дополнений вышло, не хочешь – так не принимай, а по мне так лишним не будет.

Зак ещё раз пробежал глазами записи и махнул рукой.

– Ладно, пусть ребята ещё дальше с этим поработают. Мне-то в ближайшее время как-то не судьба… Хотя даже и обидно уже. Не, ну до чего гнусный народец… Хурры, я имею в виду, с пиратами-то всё понятно. Вот непонятно, мы на эту Тучанкью едем, чтоб вот этих соблазнить всё же в Альянс вступить?

– Не вступят они. Ни хурры, ни гроумы. Рынки-то им нужны. А вот базы альянсовские под носом совершенно не нужны, слишком это в делах мешать будет. Прямо против выступить им тоже не с руки совсем, конечно, будут этими ограниченными соглашениями дальше голову морочить. А потом найдут, с кем скооперироваться в свой отдельный блок, может, это не сейчас, конечно, сейчас-то сил у них мало… Лет через несколько. Да и поймаете вы их за руку с этими нападениями – что даст? Разорвёте это ограниченное соглашение, конечно. Может, санкции на них и подействуют, война-то точно Альянсу не нужна, это ж тогда вся шелупонь загудит, которая без войны за 20 лет изнылась. А вообще пугать пиратов санкциями… А то они по санкциям что ли пиратят. А эти там, считай, целые нации пиратские… Всё равно их легальный бизнес у них так, декоративная приставка. Дураку понятно, что не зерном они живут и не минералами этими, и пираты им наши нужнее, чем всё остальное, вместе взятое.

– Вот много в мире непонятного… Чего по-другому не жить, когда предлагают, на блюдечке протягивают?

– Ой, а кто не так? Ну минбарцы, наверное, не так, у них мышление в эту сторону не повёрнуто. До сих пор на рынках минбарского барахла – только то, что с войны ещё осталось, да набегами добытое, немного. На Тире пытались схему провернуть – ан не вышло, у Минбара глаза на затылке. Воинские кланы некоторые по слухам были замешаны, но не со своим торговали, трофейным чем-то. Но это, может, только слухи, этих вообще на таком не поймаешь. А центавриане? Это Прима, может, в изоляции была, а колонии барыжат кто чем может, ещё попомни, кто-то из них в этот альтернативный блок, если до этого дойдёт, вступит. Земляне – что говорить, до сих пор мало не половина пиратов – земляне, и мало не половина транспорта – земной, я просто уверена, и инструкторов ихних на их базах больше, чем каких-то ещё, нарнам тут прежние позиции уже не вернуть, но их доля тоже немаленькая. Потому Нарн сейчас так и пластается, за дразийские-то границы, что 20 лет назад накосячили много. Ну, про самих дрази чего говорить, давно они что ли честной жизнью зажили? Бракири тем более… Альянс ваш – это так, цивильный костюм. Что, в цивильном костюме уже барыгу не узнаешь? Тесно им. Всем тесно. Только одни терпят, потому что уже жирком обросли и войнушки всех со всеми им сейчас не кстати, а другие знают, что им этот костюмчик как седло корове.

– Вроде ты на сколько лет из этой жизни выпала. Что, в сети это всё за несколько часов нашарила?

– А что, трудно, что ли? Да будто и много что изменилось. Где-то кланы меняются, где-то товар новый, ну, прогресс-то на месте не стоял… А так всё то же самое, в общем принципе-то. А ты что, жил мечтой, что когда-нибудь пираты совсем как класс переведутся? Ну извини, не в этой жизни. Из альянсовских секторов они ушли, и довольно с вас.

Мисси выползла наконец из-за компьютера, села рядом с Заком, уже накинувшим рубашку, один раз застегнувшим её не на ту пуговицу и теперь раздражённо перестёгивающим по-новой.

– Самое, то есть, времечко для меня – лететь к каким-то чудикам, которым без моей… Песни никак в жизни не определиться.

Мисси обняла его за плечи.

– Вот именно что надо тебе лететь, Зак. Есть такое хорошее выражение – всей работы не переработаешь, это даже минбарцы иногда понимают. Слишком ты устал… Для тебя это отстранение от привычного мучительно, конечно, что и говорить, но через это мучительное пройти надо. Лучше ты там себя за бездействие грызть будешь – это недолго и не больно, чем всё больше и больше за то, что искоренить то, что для тебя неприемлемо, ты не можешь. Ты безопасник, а я хоть мало безопасников знала, правда, зато кого знала – либо это такие, кто с существованием преступности и подлости, мерзости всякой мириться научился, а то и в долю вошёл, либо вот как ты, гнать будут, как гончая, пока не сдохнут.

– Ну ты чего из меня героя рисуешь, чего? Где я герой-то? Ты уж в красных словцах-то маленько того… попереборчивей будь. Герой вон президент, со всех сторон герой, хоть книжки пиши. Маркус, что и говори, вообще рейнджерская икона. Рикардо, скотина, героем был… А я обыкновенный, я нормальный. Работа такая, героизма тут нет.

– Работа, Зак, она в личном деле, работать и в лотке цветочном можно, будто б тебя в цветочники не взяли. Что-то ж ты не нашёл ничего другого, как окончательным безопасником стать, в галактическом масштабе. Ну так и правильно, и не нашёл бы. Ты правильный парень, и ты за правильную жизнь. И думаешь, что вот закон, и надо его соблюдать, а кто не соблюдает – наказывать. И всё тогда будет хорошо… Но ты ведь понимаешь, что негодяи, которых ты ловишь за руку, не были бы столь нахальны, если б не имели покровителей очень высоких… Их ты не достанешь, хотя очень, конечно, хотел бы. Да даже если бы и достал… Это не поможет жить с тем, что закона только мало, чтобы зла не было. Кажется, что зло приходит с окраин, из диких мест, а здесь всё чисто, здесь построили нормальную жизнь… Но корни этого зла здесь, оно отсюда приходит, и будет приходить, и не помогут тут законы, и вся эта борьба…

– А что поможет – проповеди?

– Ну, иногда помогают. Ты всё-таки рейнджер, ты не должен над этим очень-то смеяться. Так вот, в том всё дело, что люди думают, что дороже всего – деньги, очень большие деньги. Или очень большая власть. Или сытость, безопасность. Не важно, что, но вещественное, внешнее. А на самом деле самое дорогое, что у них есть – это их душа. Даже не здоровье, и не семейное их состояние. Душа. Но об этом мало кто помнит, как мало кто помнит и ценит то, что досталось бесплатно и кажется неотъемлемым… Гравитация, например, кто благодарит жизнь за её существование? Или кислород в наших клетках… Кто-то просто в душу не верит, ну, или скорее слово такое не любит. Или не задумывается… Кажется, что это смешно, как и смешно по молодости, что алкоголь и дурь всякая здоровье портят, кончится оно однажды. Но для организма средства есть всякие регенерирующие, и печень можно новую пересадить, а для души такое пока не придумано. Человек, когда видит на снимке, с какой печенью он живёт, или что с кровью у него стало, в ужас придёт, а про душу это так и за всю жизнь не поймёт.