Текст книги "Венок Альянса (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 87 страниц)

– А в принципе, вариант… давайте центаврианку. Но ведь всё равно большую часть головы придётся обрить, да?

– В твоём случае как раз нежелательно. У женщин нашей расы волосяной покров значительно гуще, чем у землянок, и у тебя оставленный хвост будет смотреться слишком жидким. Поэтому подбрить имеет смысл разве что с висков и над лбом, чтобы ничего случайно не выглянуло, а остальное закрыть повязанным платком. Многие женщины ходят так, обвязывая голову платками. Правда, придётся хорошо постараться, чтоб под этим платком не угадывались лишние волосы… Может, всё же лучше гребень?

– Нет уж, пошёл за бритвой.

Вошёл Клайса, бухнул на пол ещё какой-то мешок, остановился отдышаться. Вслед за Клайсой протиснулся его долговязый, в полную противоположность ему поджарый брат Джирайя, он ничего не принёс, просто зашёл поглазеть.

– Со мной, видимо, придётся пойти на такой же вариант, – вздохнул Дэвид, – как ни крути, если не закрыть чем-то мои виски – жди провала. А мужские головные уборы что-то все не по этой части, кроме шлема гвардейца, разве что…

– Может, будет у нас три псевдодевушки тогда? – грустно улыбнулся Брюс. Ему было тяжело почти до безвыходности – его стрижка была слишком короткой для гребня.

– Боюсь, Брюс, вот из вас женщина не получится. Нет, у нас, конечно, тоже немало особ, лишённых какой бы то ни было женской привлекательности… Но ваш облик слишком мужественный. Вам давно не 16 лет.

– Ну, а лысым мужчиной – не вариант?

Иржан и Милиас прыснули, пробежавшая мимо Амина опустила голову, изображая, что ничего не слышала. Клайса икнул и выскочил за дверь, оставив своего менее стеснительного брата выяснять, чем конфуз разрешится.

– Не, ну для святого дела, конечно, ничего не жалко, но может, лучше без крайних мер? И эту роль вы точно не потянете.

Брюс уставился на Винтари непонимающе.

– На Центавре, кроме женщин, обривают головы мужчины, занимающиеся проституцией, – донёсся от дверей голос Джирайи.

Брюс закашлялся.

– Мужчины, занимающиеся проституцией? – Дэвид поднял от изучаемой им золотой вязи на поясе полный шока взгляд.

– Ну, это ж логично… Или вас удивляет сам факт мужской проституции? Я, конечно, этот вопрос не изучал, но полагал, такое явление есть во всех мирах.

– На Минбаре вообще нет проституции.

– То есть… Как – нет? Совсем нет? Нет, ну я, конечно, слабо представляю минбарцев за таким занятием… Но целый мир без такого важного общественного института… Я думал, у вас это просто особенно табуировано, и потому не отражено нигде в текстах… И… что же у вас делают, когда… ну, возникает потребность?

– Вступают в союз с тем, кого любят, конечно.

– Это понятно! Мне что, сейчас придётся объяснять, что любовь и секс не одно и то же? А те, кто в такой союз ещё не вступил, у кого нет… того, кого он любит? Нет, серьёзно? Медитируете? Хотя что это я, мы ж о Минбаре говорим… В общем, Брюс, где-то среди баулов должно быть несколько париков – их прислали на всякий случай… Это, правда, неизвестно, найдётся ли там для вас подходящий цвет…

Вернулся Андо. В целом с маскировкой он справился довольно неплохо… Ну, голова, обвязанная платком, смотрелась вполне убедительно. А вот платье – простое крестьянское платье из груботканого материала, бежевое с красными узорами на рукавах и по кайме – на нём сидело донельзя нелепо. В старательно зашнурованном вырезе виднелась мускулистая юношеская грудь.

Винтари закатил глаза.

– Мы, конечно, сейчас как раз говорили о велида… Но боюсь, это даже для них лиховато.

– Ну уж фигура у меня какая есть, ничего не поделаешь.

– Поролон в нужных местах подложи, – ободрил Рикардо.

– Какой поролон, куда? У них вырезы на всех платьях, на всех! На Центавре что, одежду без декольте вообще не носят?

– У нас принято подчёркивать красоту и женственность! Что ж, вам повезло, что у вас хотя бы нет на груди растительности. Так что советую один древний самоиздевательский приёмчик… Поднимаете грудь вот так – чтобы сверху создавалась видимость некого полушария, берёте клейкую ленту и прихватываете насмерть. И вот под эту образовавшуюся верхушку, под платьем, поролон или что угодно. Конструкция не слишком долговечна, но если не жадничать с лентой и не дышать слишком во всю грудь…

– И вовремя спасаться от желающих заглянуть в вырез поглубже, ага.

– Изобретение девочек-подростков, да и просто дам, обиженных природой. Когда груди ещё нет, а интересовать мужчин уже хочется.

– И… смысл подобного обмана? – Андо горестно и придирчиво оглядывал получившееся.

– Никакого. Как и в косметике, и в украшениях, в общем-то. Всё это однажды приходится снимать… Но то, что есть на самом деле, видят единицы, а это – многие.

– У меня приятель так женился, – хохотнул Джирайя, – говорит, смело можно считать, что у него две жены. При всём параде и в домашней обстановке – это две разные женщины.

Дэвид бросал на новосозданное декольте Андо разом смущённые и ужаснутые взгляды – перспектива аналогичных мучений как-то пугала.

Потом было совещание в импровизированном штабе – в маленькой рубке было слишком тесно и шумно, и было решено переместиться в кают-компанию. Правда, перетащить проектор с картами, да ещё и заново настроить его стоило трудов…

Рикардо прокрутил карту, попутно сверяясь с данными из другого файла.

– О бомбах мы знаем чуть больше, чем ничего. Не знаем, центаврианские они или дракхианские, не знаем их размер, количество и где они размещены. «По всему Центавру» – это, понятно, ничего не определяющая фраза, надо с чего-то начинать. Предлагаю рабочую гипотезу – если дракхи желали, в случае взрыва, максимальных разрушений, вплоть до разрушения планеты – то логичные места для размещения бомб это атомные станции и глубокие шахты. С этого и начнём. Стоит добавить так же склады и заводы взрывчатых веществ, но тогда бомбы должны быть небольшими, незаметными – чтобы их смогли пронести и не обнаружить до сих пор. Вряд ли они могли остражить такое количество народу, затратно и рискованно…

– Есть мысль по поводу складов и заводов, – подал голос Иржан, – у нас не слишком-то рассуждают над приказами, приходящими… сильно сверху. Стоит посмотреть, не приходило ли каким-то из этих складов, например, распоряжение принять и разместить необычный груз, не подлежащий досмотру.

– За подписью, например, военного министра или главы службы внутренней безопасности… Логично. Конечно, карта шахт и подъездов к ним нам нужна в первую очередь… Но информация по складам во вторую. Тут, конечно, в общем и целом, телепаты, ваш выход.

Уильям коротко кивнул.

– Разрешите рацпредложение, – Милиас оторвался от изучения рельефа какого-то хребта, где, как он помнил, была заброшенная шахта, закрытая из-за аварийности лет триста назад, но так и не засыпанная и не затопленная – а говорили, чуть ли не до мантии ядра доходит, – телепаты – это несомненно хорошо… Но медленно. Им ведь сначала надо выйти на нужных людей. Я могу попытаться взломать систему министерства…

– Ты что, хакер?

– Ну, я бы не назвал это так… Я никогда не пробовал взламывать что-то серьёзное, только в школе – удалял в личных файлах директората компроматы на учителей, но у меня был друг, который говорил, что можно больше… То есть, я не знаю, делал ли что-то такое он сам, но он показывал мне схемы…

– У Милиаса фотографическая память, – пояснил Иржан, – он способен что-то запомнить, просто один раз увидев. Например, он как бы фотографирует страницу, а потом «читает» её у себя в голове.

– Очень помогало на экзаменах.

– Тааак, ребята, какие ещё таланты вы скрываете?

– А это разве талант? Ну то есть, это же не мой талант. Я просто запомнил. И ещё никто не сказал, что получится. Да и, надо сначала обеспечить, чтобы они не смогли засечь, откуда идёт взлом.

– С этим придётся повозиться, да. Протащить на планету сильно уж высокие технологии у нас возможности нет. Но постараемся что-нибудь сообразить.

Винтари отвлёкся на раздражённо мерящего шагами комнату Андо, всё ещё переживающего печальную новость, что ему нельзя будет быть в паре с Дэвидом всё время – партнёры должны меняться, чтобы не примелькаться, и время от времени, увы, слежение за Дэвидовым Стражем придётся доверять другому телепату.

– Андо… Ладно, пока вы стоите на месте, вас можно принять за девушку, и даже миловидную. Но походка… Как вы ходите, Андо!

– Как все! Ногами.

– У нас даже крестьянки, даже рабочие-подёнщицы не ходят так! Нет, если в руках тяжёлый мешок, тележка или ребёнок – то конечно, не до походки от бедра… Но женщина несёт себя как цветок, как дар – это её суть! Вы должны плыть, а не долбить шагами землю! Есть в вас капля актёрских задатков? Вот забудьте ненадолго, что вас воспитывали как солдата… У нас женщины солдатами не бывают. Ну… за редким исключением.

Андо посмотрел на него очень недобро, но честно попытался изменить походку. Пока, откровенно, вышло не особо.

– Андо, речь не о том, чтоб идти медленнее, а о том, чтоб идти по-другому! Так, чтоб в тебе не опознали переодетого мужчину… ну или хотя бы чтоб выглядеть не столь пугающе, что ли!

– Ну какие нежные. Мне что с ними, жить и детей растить? Я как-то думал, толпа увлечённых мужиков в хвосте мне по ходу задания и не нужна…

На перепалку отвлёкся и Рикардо.

– Не, замуж, Андо, мы тебя не отдадим, об этом и речи быть не может, ты и нам ещё пригодишься. А вот без некоторого флирта тут не обойдёшься. Ну предлагал же тебе Винтари помощь с гребнем, ты ж сам заупрямился… А быть центаврианкой – это труд куда больший, спроси хоть Амину. Чтобы получить нужные сведенья, проникнуть куда-то – ты должен разговориться с кем-то, заинтересовать его, расположить к себе, понравиться… Ты, конечно, телепат, тебе не обязательно знакомиться с человеком, чтобы узнать, о чём он думает… Но ты что, собрался сканировать весь город? У тебя голова-то не лопнет?

Физиономия Андо стала совсем мрачной.

– Отлично, давайте, ускоренный курс по искусству соблазна… А у вас тут что, кто-то им владеет?

Винтари удержался, чтоб не припомнить прямо здесь первый визит в Ледяной город. А теперь у него, значит, проблемы какие-то возникли, целомудренность прорезалась… Или, так сказать, расовая брезгливость?

– Да ладно, парень… Просто веди себя проще, лицо не делай такое насупленное – и всё получится. Никто тебя и не просит искушённую даму полусвета изображать, простую крестьянскую девушку… Главное – девушку, всё же. Тебе по крайней мере внешние данные позволят. Вот если б мне пришлось даму изображать – мне б, боюсь, никакие ужимки не помогли… Надо мной бы тут потешались все, включая Дэвидова Стража. …Итак, действуем по схеме «звезда». Высаживаемся в этой точке, повторение инструктажа – и, попарно – рассредотачиваемся по объектам. По завершении собираемся уже в этой точке – нет-нет, можно не одновременно, главное, чтоб все туда подошли, я всё равно дождусь каждого, обрабатываем полученное, выходим на следующие пять объектов. Время от времени меняем партнёров и костюмы – чтобы одна и та же пара не примелькалась, ну мало ли. Здесь везде глаза и уши найдутся. Возможно, кому-то выходить придётся и поодиночке – особенно если Милиасу придётся всё же где-то застолбиться, с его попыткой хакерского почина… Кто точно не должен оставаться без партнёра никогда – это, сами понимаете, Дэвид. И желательно, чтоб его партнёром был телепат. В остальном конфигурируйтесь как сочтёте удобным, но старайтесь не оставлять одних девушек – настоящих и мнимых, и тех, кто плохо знает язык. Последних даже важнее.

Уильям удручённо вздохнул. Он и Адриана, с огромным риском для здоровья мозга и вообще для жизни, переписали в свою память некоторый объём словарного запаса – учить было просто некогда. Увы, помнить и правильно применять тоже было не равнозначно.

– А вы откуда так хорошо центаврианский знаете? – тронула Рикардо за локоть Ада.

– Так я же в колонии вырос, вербочка. Тау Кита – торговый порт, там кого только не обитало, только ворлонцев, пожалуй. У нас там и не захочешь – полиглотом станешь, сестрёнки болтали на дразийском чуть ли не лучше, чем на английском. Ну, и центавриан было много – многие у нас в гостях бывали, дружили с моими родителями. Помню, когда впервые увидел центаврианина… Мне лет пять было, не больше. Очень удивился, спросил: «Дяденька, а почему у вас волосы дыбом?» Не понял я, что это инопланетянин. Я ж привык, что все инопланетяне как инопланетяне, дрази там, нарны, бракири даже… А этот человек человеком, только волосы дыбом. Мама на меня зашикала…

– А центаврианин – что?

– Улыбнулся и рассказал эту самую легенду, откуда их причёски пошли. Как, во время торжественной речи их первого императора, над головой его взошло солнце, и одело его голову нимбом из света. Центавриане посчитали это знаком, и с тех пор ставят свои волосы в форму гребня-полукружия. Чем выше положение в обществе занимает центаврианин, тем выше, считается, взошло над ним солнце.

– А над женщинами солнце что же, не всходит?

– Всходит, но по-другому. Женщины обривают голову в знак пренебрежения к условностям, считается, что они свободны от необходимости служить, сражаться за место под солнцем, их задача цвести и вдохновлять мужчин на подвиги. Женщина отражает свет солнца, всходящего над мужчиной. Ну, правда, в истории было несколько женщин, в период разобщенности, которые занимали высокое положение, они носили гребни, как мужчины… С ходу вспоминается Ламеллия Гордая, её княжество успешно противостояло территориальным амбициям тогдашнего императора в течении всей её жизни… Он ведь был императором ещё далеко не всея Центавра, а только Империи Дрюон, но мечтал, конечно, о мировом господстве… Увы, сыновей, которые могли б продолжить её линию, ей бог не дал, а племянник Гурон оказался трусоват тягаться с империей, и выдал свою малолетнюю двоюродную сестру, дочь Ламеллии Диту, за сына императора, фактически передав княжество Торн под управление империи… Оно, конечно, может, централизация и благо, но жители княжества что-то так не считали…

– Вы, похоже, неплохо знаете историю Центавра, Рикардо.

– Местами. Сколько-то в детстве наслушался… О чём центавриане любят порассказывать больше, чем о своей истории?

Комментарий к Часть 2. ДЖАТИЛ. Гл. 6 В неизвестность

Если опираться на новеллы, то Таллия родилась не в семье нормалов. Но новеллы я читал значительно позже, и переписывать что-то не хочется.

Здесь и далее, разумеется, множество домыслов и вымыслов о культуре и истории Центавра, канон на этот счёт не исчёрпывающ.

========== Часть 3. ЧЕРТОПОЛОХ. Гл 1. По земле обречённых ==========

Первый большой успех постиг, как ни странно, Дэвида и Брюса на втором из обследуемых объектов – Рейм был крупнейшим городом в провинции, где располагалось аж два потенциально интересных завода, к тому же одновременно с ними в город прибывала какая-то большая шишка, о чём яснее ясного свидетельствовало бестолковое оживление на улицах, трубачи на перекрёстках и обилие лоточников и карманников, концентрирующихся пропорционально толпам будущих зевак.

– Совпадение?

– Даже если и так. Это нам на руку, наше присутствие в толпе не будет странным, тут кого только нет, и я смогу незаметно просканировать высокого гостя. Мой уровень, конечно, не столь высок, как у Уильяма или тем более у Андо…

– Что поделаешь, они были нужны в другом месте. Думаю, мы справимся.

Пёстрые шумящие толпы, заполонившие улицы, немного пугали Дэвида. Перспектива петь перед публикой – пугала сильно. Вдруг им не понравится? Вдруг их… ну, сочтут чудаками или хулиганами? Винтари и Иржан говорили, конечно, что традиция уличных выступлений – тысячелетняя, уличные певцы, фокусники и танцоры ценятся несмотря на наличие почти в каждом доме хотя бы десяти развлекательных каналов, что поёт он замечательно и его никто не освищет… Но было всё же страшно.

Брюс целеустремлённо протиснулся к небольшому помосту, волоча Дэвида практически за руку. Воистину, рейнджер должен быть бесстрашен и невозмутим, а в некоторых случаях и авантюрен…

– Дамы и господа! В ожидании солнца, готового сегодня озарить наш небосклон, на нём явилась звезда, желающая усладить ваш взор и слух. Моя сестра одарена богами прекрасным голосом, и может исполнить для вас героические баллады, или мелодичные романсы, а может и задорные частушки. Всё, чего пожелаете. Немного вашего внимания и ваших дукатов в наши шляпы!

Дэвид пообещал себе, что если не убьёт Брюса, то, по крайней мере, покалечит. После такой рекламы он просто обязан как-то поразить слушателей… как? Не настолько у него и чудесный голос… Никогда не был чудесным. А сейчас ещё и ломается. Петь на днях рождения и лично для Винтари – это как-то не основание для уверенности в себе. Была б тут Шин Афал – тогда конечно, они б все застыли и не заметили б даже этого своего знатного визитёра…

Взойдя на помост, Дэвид испытал сильное желание зажмуриться, а лучше попятиться. Ярко светит солнце, отражаясь в золочёных гербах домов, пестреют флаги и цветы, одуряющее благоухают фрукты, пирожки и пряные напитки многочисленных лоточников… И толпа перед ним. Множество людей… ну, центавриан… Рабочие с суровыми, огрубелыми лицами, и холёные чиновники, по такому случаю вырядившиеся во все свои немногочисленные, ввиду провинции всё же, жалованные ленты, ветераны с орденами, кокетки, звенящие драгоценностями, другие артисты в ярких костюмах с разукрашенными лицами… Мужчины, женщины, старики и старухи, малые дети. Кажется, что здесь весь город, хотя конечно же, это не так.

Ладно… Просто вспомнить, как пел для Винтари, и представить, что и сейчас поёт для него. В саду, в беседке, увитой земным плющом и вьюном. Вот эту самую балладу…

Он решил начать с неё, потому что пел её чаще других – это была первая, которой выучил его Винтари. История о храбром юном короле Лорене и его верном оруженосце. О том, как, оставшись почти без армии, лишь с сотней верных солдат, Лорен разбил врага при реке Тарани, и восторженные подданные на руках внесли его в столицу… О том, как коварный завистник, притворявшийся его другом, замыслил на него покушение, но был раскрыт верным оруженосцем. О том, как юная королева, подученная своими родственниками, пыталась оклеветать его, но король не поверил ей, разгневался и отослал её от себя, и до конца дней она не видела его лица… А верному оруженосцу было жаловано дворянское звание, он построил большой дом и женился на самой красивой девушке в столице…

Песня явно пришлась по сердцу слушателям.

– У тебя хороший вкус, девушка, ты знаешь, какие песни нужно петь в эти дни… Хотя не бывало на Центавре времени, когда благой пример из нашей славной истории был бы лишним. Спой же ещё!

Дэвид исполнил и ещё одну балладу – грустную и героическую историю о том, как армия отважного Элаво Силтуадзвари (что означало – «быстрый, как удар молнии») обороняли свой город от подступившей армии зонов, и все до единого полегли, но город не сдали… По легенде, подошедший со своей армией король Лорен, прогнавший зонов от города, поднял из кровавой грязи шейный платок Элаво и повязал себе на руку в знак, что преклоняется перед ним и желает, чтоб та же сила всегда верно направляла его руку, и сказал, что пример мужества князя Силтуадзвари всегда будет жить в сердцах жителей королевства.

Кто-то из ветеранов плакал, скупую слезу утирали работяги, женщины что-то назидательно шептали детям – должно быть, на тему воспитательной роли песни.

– Красавица, спой о любви! – крикнул молодой голос откуда-то с галёрки, – не бывает храброго воина, что не сражался бы за восхищённый взгляд красавицы, не бывает истинно благородного сердца, которого не тронула бы любовь!

Старики посмотрели в сторону крикнувшего недовольно, но не возразили – может быть, и меньше гражданского пафоса в историях о подвигах во имя любви к женщине, нежели в тех, что во имя любви к отечеству, но и эти подвиги достойны восхваления. Пусть, так и быть, третьей песней девушка споёт балладу о любви.

«Красавица… Солнце его, что ли, ослепило… Хорошо, надеюсь, это ему понравится…»

Песня была о рыцаре Нантани, добивавшемся руки и сердца красавицы Элинуры. Гордая Элинура назначила влюблённому двенадцать подвигов-испытаний, и все их он совершил с честью, но в последнем был тяжело ранен, послав возлюбленной весть, что умирает с её именем на устах. Потрясённая Элинура прокляла свою гордость и оставила дом, став подвижницей-лекаркой (в те времена, ввиду частых войн и эпидемий, такой институт не просто существовал, а был востребованным и необходимым).

По толпе прошло волнение – похоже, давно ожидаемый гость въезжает в город. В то же время по нервной системе Дэвида прошло другое волнение – Страж послал сигнал, что чувствует собрата. Важный центаврианин, что въезжает в город, тоже носит Стража.

Есть один неприятный фактор в этом дистанционном чувствовании – тот Страж тоже способен почувствовать близость соплеменника. Возможно, уже почувствовал. И каким бы ни было ограниченным их сознание – он задастся вопросом, кто же этот второй остраженный, кто оказался с ним в одном городе. И едва ли поймёт, обнаружив Стража у женщины, к тому же простой уличной певицы. Может и доложить куда следует… Плохо дело тогда…

Поэтому в то время, когда Дэвид сходил с помоста, решив, что трёх песен с него хватит, Страж соскочил с него и резво убежал между ногами горожан куда-то в боковой проулок, обещав найти его позже, а пока они справятся и своими силами.

Однако руки слушателей не отпускали Дэвида.

– Куда же ты, девушка! – седой морщинистый центаврианин со слезящимися глазами взял его за руку, – пой, тебя должен услышать наш гость! Нехорошо, если сокровище твоего пения мы укроем для себя, не поделившись с ним.

«Вот попали!» – прозвучал в голове голос Брюса.

Он пел. Пел и слышал, как трубят трубачи, требуя освободить дорогу генералу Кальдаро, слышал гул мотора приближающейся машины – разумеется, не древние времена, не на лошади ж ему ехать, но и наиболее удобного современного транспорта, метро или электропоездов в малых старинных городах вроде Рейма не было, да и наверное, это было б менее торжественно… Он думал о том, что приближающийся генерал – подчинён Стражу, воля этого бедняги порабощена злом, и неизвестно, для чего дракхи послали его сейчас сюда, о том, что почувствовал в сигнале от своего Стража – нечто вроде тревоги, если уж вообще подобные существа способны испытывать такое чувство. Тревоги за себя, за их успех… Страж не позволял себе прорастать в его нервную систему, хотя это было ново и непривычно для него – чтобы даже когда они разделены, другие Стражи и дракхи не могли почувствовать его следов в Дэвиде.

Машина въехала на площадь – и остановилась. Дверца открылась…

Генералу было, может быть, около пятидесяти, волосы его тронула седина. Он шёл сквозь расступающуюся толпу чуть усталой, едва ли только с дороги, походкой. Дэвид не мог ни видеть, ни чувствовать незримого соглядатая на его плече, но знал, что Брюс, по крайней мере, чувствует. Генерал подошёл к помосту, дослушал песню, сунул руку в кошелёк за дукатами… но остановился.

– Как тебя зовут, милое дитя?

Дэвид замер. Вот об этом-то они подумать не сообразили. Ну, в первом выходе никто не интересовался их именами…

– Дэ… Дэйва, мой господин.

– Я впечатлён твоим пением, Дэйва. Я хочу, чтоб ты спела ещё раз – для меня. В моих апартаментах, поле того, как я вернусь с важной встречи, для которой я здесь.

«Отказываться не принято… В сумасшедший дом заберут сразу, как минимум… Да и… что это, если не тот самый шанс? Подбираться ближе и не потребовалось – сам зовёт… Но… господи, почему на моём месте не кто-нибудь другой, а именно я?!»

Подошёл Брюс, это вселило каплю уверенности, хотя конечно, этой капли всё равно не хватало.

– Ты брат этой девушки? Я хочу пригласить её к себе на ужин и послушать её пение. Приведёшь её через два часа вот по этому адресу. После этого я дам тебе поручение – кое-что купить для меня. Сдачу сможешь оставить себе.

«Отлично… Ещё и Брюса отсылает…»

Пальцы центаврианина коснулись подбородка Дэвида.

– Твой талант будет щедро вознаграждён, девушка. Скажи мне, чего тебе хотелось бы отведать, и я распоряжусь доставить это к столу к твоему приходу.

Два часа – не так мало времени, чтоб морально подготовиться, но и не так много. Они шли путанными улочками старого города и вполголоса беседовали.

– Дэвид, сколько б вы ни убеждали меня… сколько б я сам не убеждал сам себя – это опасно…

– А разве для безопасности мы сюда летели? Если я хочу стать рейнджером, я должен уметь справиться. Позором бы было отступить теперь. Он ведь… ничего не заподозрил?

– Такого я в его мыслях не почувствовал. Глубже лезть было опасно – Страж мог это почувствовать. Но и более простые и естественные его намеренья не могут меня не пугать.

– Вы думаете…

– Нет, я не уверен. Всё же вы не соответствуете, уж извините, центаврианским стандартам привлекательности… Но если всё же…

– Мне ничего не грозит, – улыбнулся Дэвид, – я ведь не женщина.

– Я даже не совсем об этом. Вы ведь понимаете, если он обнаружит… Если раскроет вашу маскировку… Его придётся убить. Мы не можем позволить, чтоб он донёс о нас.

Тут, конечно, и Дэвиду стало мрачно…

Стража они обнаружили в одном из переулков. Присоединяться к Дэвиду он не стал, просто запомнил адрес и снова исчез.

Апартаменты, в которых остановился генерал, производили впечатление основательной, уверенной в себе роскоши уже на подходе. Само здание было построено многим позже, чем большинство богатых домов в городе, но выдержано в том же стиле – не то чтоб центавриане тряслись над сохранением архитектурного облика города, просто этот стиль в данной местности считался верхом совершенства, что ли. Ну, это можно было понять. Без вычурностей последующего центаврианского барокко, без нелепостей предыдущего, более грубого подобия земного романского стиля. Всё на своих местах, всё именно так, чтоб показать: здесь звучит наше имя, здесь имение наших предков, здесь мы хозяева. Брюс вполголоса ворчал, всё ещё недовольный тем, что ему придётся уйти…

Центаврианин, уже свободный от парадного мундира и сверкающий белоснежной рубашкой и золотым шитьём на жилете, проводил Дэвида в богато украшенную комнату, где уже был накрыт стол. Ноги утопали в мягком ковре, пахло горящими свечами и какими-то благовониями, сверкали спелыми боками фрукты в вазах… Центаврианин опустился на диван, устланный мягкими подушками, и сделал Дэвиду знак приблизиться.

– Сядь. Расскажи мне о себе. Я видел испуг в твоих глазах там, на площади… Ты боишься меня? Не надо. Я никогда не обижу такое милое создание. И если ты скажешь, кто обижал тебя прежде, я распоряжусь, чтоб их нашли и примерно наказали. Скажи, давно вы с братом зарабатываете на хлеб пением на улицах?

Дэвиду было очень непросто. Минбарец приучен с детства не лгать. А сейчас придётся что-то выдумывать… Но ничего не поделаешь, так нужно.

– С детства, мой господин.

– Вы рано осиротели? Намного брат старше тебя? Вы не очень похожи.

– Мы от разных матерей, мой господин.

– Ваш отец был в состоянии содержать две жены?

– Они были у него по очереди, мой господин. Мать моего брата умерла при родах. Прошло много лет, прежде чем отец женился вновь.

– Это прекрасно, что брат заботится о тебе… Но он должен был позаботиться о том, чтоб выдать тебя замуж.

– Мы бедны, мой господин. За меня нечего дать в приданое.

Центаврианин кивнул.

– По крайней мере, за этот вечер ты получишь щедрый подарок, который позволит тебе задуматься о замужестве. Наполни мой бокал, девушка. День ещё не кончился, но я устал и хочу вкусить того, что мне приятно.

Дэвид удалился в сторону домашнего бара. Видимо, всё же он ни о чём не подозревает… Если Страж и почувствовал присутствие другого Стража, то не успел понять, на ком он был. Видимо, в идее пригласить к себе уличную певицу он никакой угрозы не усмотрел, и позволил это…

Центаврианин залпом осушил бокал – должно быть, его мучила жажда, ведь обычно любимые напитки пьют, смакуя – и лицо его враз переменилось.

– Добрая девушка! Ты налила мне алкоголь?

– Бревари, мой господин… Я выбрала лучшее из тех, о которых знала. Я подумала, что это именно то, чего желает господин.

– Как мне тебя благодарить… Сам я не мог себе этого позволить. Я думал, что удовольствуюсь джалой или тинксом, но ты… ты, сама не зная, так помогла мне! Только от алкоголя он засыпает.

«Ещё бы он не засыпал».

– Кто, мой господин?

Центаврианин рванул ворот рубашки, словно ему не хватало воздуха.

– Не знаю, способна ли ты увидеть… Иногда, когда он спит, его можно увидеть, он больше не контролирует ни себя, ни меня. Сегодня на площади, девушка, ты пела о древних героях, о мужестве, доблести, славных победах и достойной кончине… Слёз не было на моих глазах, но они жгли мне сердце. Сейчас нашей родине угрожает враг куда более страшный, чем во все времена… А мы ничего не делаем. Не обороняемся, не проливаем свою кровь, не встаём нерушимым щитом между неприятелем и нашими землями. Небывалый позор случился в истории – центавриане рабы… И мы не сгораем со стыда, мы продолжаем жить с этим…

Он не сказал, сделал знак глазами – но Дэвид понял без слов, и наполнил его бокал снова.

– Конечно, и войны сейчас ведутся не так, как прежде… Враг не подходил к нашим границам с барабанами и стягами, с шумом многочисленной армии, как было это в прежние времена, не объявлял нам войны, не вострубил на весь мир… Он пришёл тайно. Скрытно. Прополз в щели, действовал хитростью, подлостью… С таким врагом сложнее бороться. Хотя он ли, он ли поразил наш народ страшнейшей чумой из всех – трусостью… Мы стали жалкими и самодовольными, мы забыли великий дух наших предков! Пой, девушка, может быть, ты сможешь пробудить этот дух, может, он не умер, а только спит… Но не знаю, не слишком ли будет поздно.

Дэвид решил, что в данной ситуации приличествует взять мужчину за руку и придвинуться ближе.

– Если ваша ничтожная раба что-то может сделать – только скажите.

– Ты чиста сердцем, Дэйва, в наши времена нечасто такое встретишь… Не знаю, можешь ли ты что-то сделать. Не знаю, может ли хоть кто-то что-то сделать теперь. Знаешь ли ты, зачем я здесь? Мой отец… мой отец, тоже генерал Кальдаро, герой Гораша и достойнейший в нашем роду… Он окончил свои дни, порабощённый таким же отвратительным созданием. По его приказу, по приказу тех, кто захватил Центавр, он разместил здесь, на заводе по переработке взрывчатых газов, бомбу… Её взрыв должен смести всё в округе, до самого Регола и до реки Тиши… Тогда они не собирались устраивать этого взрыва, и приставили к бомбе надёжную охрану, чтобы её случайно не обнаружили, чтобы она не взорвалась прежде времени. Сейчас это время настало. Я, его сын, унаследовавший его сан и его хозяев, прибыл сюда, чтобы снять эту охрану, чтобы подготовить всё к тому моменту… Когда они принесут Центавр в жертву их вечной священной войне. Наша смерть даст им необходимую силу, так они говорят.