Текст книги "Венок Альянса (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 87 страниц)

– Это с ума может свести, но сколько ж ещё потребуется лет?.. Центавриане, может, не самые расторопные и старательные ребята, но я не удивлён, что так много осталось. Уже не удивлён… Здесь было на тот момент хоть одно живое место?

– Вообще-то, были. На Тучанкью ведь много труднопроходимых мест, которые достаточно сложно завалить отходами – горы, болота

– Да, но и для жизни они как-то непригодны. Теперь-то у тучанков снова есть поля, реки, рощи, но как они дожили до того, чтоб снова обрести всё это?

Зак опустился на нагретый песок рядом с затихшей машиной.

– Вот так, видимо, и дожили – в горах и болотах… Места, может, не для повседневной жизни, но там тоже что-то растёт и бегает. А болота здесь обширные. И надо заметить, ни нарны, ни центавриане не составляли их точной карты. Только той малой части, которую успели «освоить». Ну, логично, что бы им там ценного нашлось, кроме всяких местных ягод да лягушек…

– Болота могут быть неиссякаемым источником сокровищ, если эти сокровища востребованны. Для тучанков болота – священные места. И не зря – в некоторых, как послушаешь, каждая травинка и ягодка целебные. И каждая косточка любой живности, которую угораздило там умереть, полна магической силы.

– Ну вот и я примерно о том же. Источник жизни, силы… Ты никогда не удивлялся, что бывает такое – у разных, очень далеко друг от друга живших народов, бывают сходные легенды?

– Нет, не удивлялся. Как правило, этому есть объяснение. Либо легенды порождены сходными явлениями – в конце концов, те или иные истории небесных тел и проявления стихий у всего мира общие, либо – народы иногда переселяются, смешиваются, заимствуют культуру друг друга.

– Ну, я тоже так думаю, в целом-то… Вот интересно знаешь, что? В Песне Вереска упоминается особенное священное дерево, растущее в сердце болот, источник жизни. Вроде бы ничего необычного, мировое древо в мифах Земли есть, да и не только. Интересно другое… О нём редко и мало говорится, но если я правильно понял, считается, что оно пронизает своими корнями весь мир. Что оно как таковое, конечно, среди вполне конкретных болот (правда, которых – вопрос, вариантов два или три), но частично присутствует на всей планете. Нет, я тоже думаю, что если б оно реально существовало – это бы… ну… было заметно. Что те или иные оккупанты заинтересовались бы и нашли его, хотя бы за ради паскудности натуры. Но в Тилидальяре мне рассказывали историю, вроде бы не как легенду. Что первые вернувшиеся на это место поселенцы, изыскивая лучшее место для начала строительства, наткнулись на странное каменное образование… Как они сперва подумали, каменное. При их приближении поверхность треснула, как скорлупа, и оттуда вышли тучанки, несколько семей. Они рассказали, что бежали от преследовавших их нарнов, и священное дерево поглотило, укрыло их в себе. Понимаешь? Это не была каменная гряда, как показалось в начале, это был выступающий над землёй огромный древесный корень. И они пробыли в его сердцевине десять лет!

– И никто из рассказчиков не провёл тебя воочию увидеть эту древесную скорлупу?

Зак передернул плечами.

– По правде, я как-то и не подумал об этом. Да и… начёрта мне это надо? Красивая легенда пусть и будет легендой, люди сочиняют их в тяжёлые минуты жизни… Я просто подумал – представь себе, если сколько-то таких корней действительно опоясывает мир, в некоторых местах выходя на поверхность? А мы этого даже не поймём, примем за камень или ещё что-то… Подумай сам, корни – это корни. Дерево через них питается. А что можно было взять из этой почвы долгие годы? Что, если дерево отравилось, зачахло, умерло? Это для нас это вопрос теорий, а для них жизнь. Это примерно так же, как убить бога. Это должно означать, что их мир обречён.

Тжи’Тен рассеянно пропускал между пальцами песок.

– Непохоже, чтоб тучанки так считали. Так что, наверное, их дерево оказалось сильнее ядов… и даже Тени ему ничего не сделали. Есть дерево или нет, а аллегория хорошая. Мир выжил. Народ выжил. Ни одна из этих лютых казней не уничтожила их до конца. Природа Тучанкью действительно особенная. Отчего-то ведь они получились такими. И она удивительно отзывчива и так же удивительно сильна, жизнелюбива. Она сохранила хотя бы малые оазисы жизни в рукотворном аду, она пытается перемолоть, победить… Но всё же лучше, если мы ей поможем.

– Это несомненно. Всё же, я с ходу не способен поверить в какую-то явственную волю планеты. Что бы там ни говорилось в разных легендах…

– Легенды – не история, а отображение, осмысление истории. О реальных событиях они могут сказать около ничего, зато очень много скажут о том, какой след, какие ростки дало это событие. Я же вот с самого Лоталиара много думал…

Зак вопросительно приподнял бровь, и Тжи’Тен кивнул ему на носок сапога.

– А ты полюбуйся. Сначала я думал, просто прожгло… ну, почти прожгло, спасибо, что не насквозь. Но это не разрушение, это изменение. Материя стала какой-то другой, немного похоже на плотные травяные волокна. Что, если эти корни там… если они именно высасывают из земли яд, перерабатывают, меняют?

– Думаешь, корни священного дерева?

– Да ну, вряд ли. Мелковаты. Уж скорее что-то местное мутировавшее. Почему бы большому злу не оставлять место для маленькой надежды на избавление от его последствий? Почти в любой катастрофе может зародиться то, что способно пережить её влияние, стать невосприимчивым… А иногда – то, что может исцелить, вернуть в норму. Мох и этот адсорбент, конечно, рукотворные, но ведь где-то, иногда, появляется и природное что-то…

– Может быть… Должно однажды и это место стать пригодным для жизни снова. Оставлять памятники чудовищности для назидания можно и на фото и видео, в жизни не надо. Слишком это действует на психику…

– Ты имеешь в виду Дэвида?

– Да и себя, чего уж там. Только потому и уснуть смог, что здесь не спать нельзя. Хотя казалось бы, разное я уже повидал…

– Вот что ещё интересно, – проговорил Тжи’Тен после недолгого молчания, во время которого он, видимо, спорил с собой, говорить ли, или подбирал слова, – я пролетал над этим местом позже. И сверху увидел… гладь этого спёкшегося круга словно пошла трещинами. Я не уверен, но кажется, раньше этого не было.

– Раньше – это когда?

– До нас… То есть, когда мы пришли туда, я не видел никаких трещин ни на каком обозримом расстоянии. Они ведь должны быть немалые, если их видно с воздуха. Такие канавы невозможно не заметить. В том районе была какая-то сейсмическая активность? А ещё мне показалось… сейчас даже захотелось полететь ещё раз посмотреть… что трещины складываются в некий значок. Это вообще немыслимо, но очень похоже… Конечно, есть истории, как вода и ветер высекали где-нибудь даже подобия человеческих лиц, но в основном для сил природы подобное как-то нехарактерно. Разве что наше восприятие ищет что-нибудь идентифицируемое там, где этого нет и не было… К слову про мировое древо, если уж так – чем не схематичное дерево-то?

Зак вытаращенными глазами смотрел на вычерченную на песке букву «Пси».

========== Часть 5. ТЕРНОВНИК. Гл. 1. Потерянный рейс ==========

В доме Ивановой многое давно было понятно без слов. Даром что телепатами в доме были, в полной мере, не все.

– Маркус… – она в очередной раз обрывала разговор, так и не начав.

– Я не понимаю, Сьюзен, что тебя мучит. Зачем ты сама себя мучишь. Было бы лучше, если б я не понимал, если б кричал, требовал?

– Да, наверное, было б лучше. Человеческое сознание не выносит святости в реальной жизни.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь.

В этот момент особенно бросалось в глаза, что Маркус выглядит существенно младше её, и от этого щемило сердце. Он казался таким хрупким… И какую неподъёмную ношу она на него взвалила… каким хрупким казалось всё вокруг. Их милый дом, который она так любила. Ей казалось, что она сама, собственными руками, разрушает это, и ещё горше было понимать, что остановиться не может. Ещё больнее было видеть его искреннюю заботу – когда она совершенно расклеивалась и переставала соображать, сборы за неё продолжал он. Он думал о том, что может там ей пригодиться, думал о её будущем уже не с ним…

– Сьюзен… Если б ты просто была самой красивой, самой смелой, самой чистой женщиной во вселенной – этого было бы достаточно, чтобы любить тебя, но мало для того, что испытываю к тебе я. Люди – и не только люди – часто говорят тем, кого любят: “ты моё солнце”, “ты моя путеводная звезда”. Но не каждый вкладывает в эти слова… всю полноту смысла… Я не знаю, кто был тот, кто сравнил жизнь с гиперпространством, но это был мудрый человек. В жизни так же действуют непостижимые нам законы, так же порой искажается восприятие, и предметы и явления кажутся не такими, каковы они на самом деле. И ты стала моим приводным маяком в этой жизни, ты учишь меня тому, чему я не смог бы научиться без тебя. Но ты открыла мне ещё кое-что важное… Не так трудно, не так значительно – клясться в вечной любви тому, с кем эта вечность у тебя общая. Я клянусь в вечной любви, отпуская тебя. Лишь от того, что ты нужна мне, ты не обязана быть здесь, рядом со мной. Ты не бросаешь ни меня, ни Уильяма…

– Нет, именно бросаю!

– Ты можешь, конечно, думать так, если пока тебе так легче. Но вообще-то жизнь просто разводит нас, когда наступает время. Судьба, наверное, всё же не настолько глупа, как часто кажется. Я повторюсь, я вообще-то должен был лежать в могиле, и там и лежал бы, если бы не ты. Ты подарила мне много счастливых лет, на которые я не мог рассчитывать.

– Я не плакала все эти годы… все эти годы с тобой…

Он снова брал её залитое слезами лицо в свои большие тёплые ладони.

– Думай о том, что мы всё равно ещё увидимся. А не мы, так наши дети. Как бы далеко ни был ваш новый мир, гиперпространство сокращает любые расстояния. Между нами не возведена стена.

– Если б ты полюбил кого-нибудь, забыл меня…

Огромные синие глаза грустно улыбнулись.

– Тут тебя утешить не могу. Если б я тебя не знал – ещё могло б что-то быть… А теперь на меньшее я уже не согласен.

– Эй, эй! Если заберёшь последнюю колу, будешь должен хоть из-под земли достать мне другую, я здесь уже все киоски оббегала! Это, может быть, последняя кола в моей жизни, так что она моя!

Запыхавшаяся девушка в красном платье подбежала к киоску-автомату и почти оттолкнула юношу от него. Их руки легли на ледяную баночку одновременно.

– Ладно, угощаю… – парень отдёрнул руку, от соприкосновения с тонкими наманикюренными пальцами его словно пронзил ток, – эй… вы телепатка?

– Да… Как и ты… Хотя чего в этом удивительного, а? Нет ничего странного, полагаю, в том, что мы встретились в порту перед рейсом на Минбар, откуда, как говорят, стартует последний рейс на новую планету? Я тут встретила телепатов больше, чем за всю жизнь до этого, – девушка жадно присосалась к баночке, прислонившись к киоску и глядя на парня кокетливо искоса, – тоже до последнего не мог решиться?

– Что?

– Ну, лететь ли туда? Я, по правде говоря, до сих пор не уверена, что решилась. Ну, такие решения надо осторожно принимать… Там ведь, наверное, совсем в каменном веке придётся жить, заря цивилизации, крыши, крытые соломой, натуральное хозяйство, ни спутникового, ни машин, ни салонов… И никакой колы, да. Но я точно хочу хотя бы посмотреть на этих людей… А там уж… Приму решение, время есть. Удивительно, как действует на людей то, что последний рейс, да? Хотя ведь, наверное, туда прилететь и позже можно, они всё равно примут?

– Да нет, дело в матери. Точнее, в отце… Мать не могла его оставить. Но теперь отец умер, и она решила, что лучше мне всё же быть среди себе подобных…

Паренёк поглядывал на красавицу украдкой, отчаянно смущаясь. Растрёпанные золотые локоны, выразительно накрашенные васильковые глаза, яркие, как огонь, губы, оставляющие на баночке чувственный алый след, и такой звонкий, сладкий для уха смех. Пожалуй, если эта красавица примет решение лететь к новому миру – он не будет там несчастен…

– Эй, тебе не стыдно на меня так пялиться? Да ещё и думать такое… Веришь в любовь с первого взгляда, что ли?

– А тебе не стыдно читать чужие мысли без разрешения?

– Неа. Я в Пси-Корпусе не была, меня никто не учил, что это нехорошо. Ой, наверное, надо бы познакомиться? Я Виргиния Ханниривер.

– Красивое имя.

– Да ну. Зовут как штат… А фамилия зачетная, да, за это мамочке спасибо.

– А я Алан. Алан Сандерсон.

– Тоже ничего… Алан… Очень красиво. И сам ничего, хотя ростом и повыше мог бы быть.

Парень густо покраснел, девушка снова засмеялась.

– Извините, не подскажете, где тут можно влажные салфетки купить? Алана только за смертью посылать…

Представительная златовласая женщина в красном плаще, улыбнувшись, протянула пачку.

– Возьмите. Я обычно запасаюсь как перед войной, как Боб говаривал, не люблю что-то покупать в последний момент в этой толчее. Вот уже Джин потеряла… А не, вон она, у киоска с колой, конечно.

Брюнетка обернулась.

– Рядом с моим сыном. Ну, тогда понятно, чего он не торопится. А я вот такая несобранная, нет во мне такой житейской мудрости, что заранее купить, что и в последний момент можно.

– У меня тоже житейской мудрости нет. Я всё беру заранее, и потом таскаюсь с тяжёлыми сумками и ною, если не на кого их повесить. Знаете, если уж мы разговорились… Может быть, присядем в кафе, съедим по пирожному? Времени до шаттла ещё достаточно… Я Кэролин Ханниривер.

– А я тоже Кэролин. Кэролин Сандерсон. У вас такая фамилия… Необычная, редкая. Вы случайно не…

– Ну да, я вдова министра Ханниривера.

– Ой, я думала… просто какая-нибудь родственница…

– Только не надо со мной теперь напряжённо держаться, миссис Сандерсон, прошу вас. Я всего лишь вдова, всего лишь бывшего министра, который и министром-то был недолго, другое дело, что нашумел со своими эксцентричными выходками… Иногда я думаю, что Джин немного и в него, хотя это, конечно, невозможно…

Частный марсианский транспортник наконец заглушил двигатели и выпустил трап. Первой, жадно глотая лёгкий, прохладный минбарский ветер, восторженно вглядываясь в серебристую панораму на горизонте, на сероватое дорожное покрытие ступила темноволосая девушка с большеротым, отчаянно некрасивым лицом.

– С ума сойти, это не сон, я действительно в другом мире… Нужно привыкнуть к этой мысли. Это ведь только начало, однажды я вот так ступлю на землю твоего мира… Возможно, чтобы остаться там навсегда.

– Офелия, напомню ещё раз, ты можешь отправиться отсюда в свой мир. Последний старт уже совсем скоро.

Девушка обернулась.

– Андо, мы ведь говорили уже об этом. Если я совершила такую глупость, как связаться с тобой, то все дальнейшие глупости мы будем совершать вместе. Сейчас мы разместимся и… ты пойдёшь поприветствовать президента, шокировать его некоторыми переменами в твоей жизни, так?

– Если хочешь, пойдём позже вместе.

– О нет, – рассмеялась Офелия, – я знаю, в каких случаях терпение – не твоя добродетель. А я немного устала и, пожалуй, вздремну. Да и надо ж как-то подготовить его… к моему существованию, грубо говоря.

Андо посмотрел на нее. За все время, что прошло с их первой встречи до этой минуты, он часто ловил взгляды прохожих на ней, мысли, от которых приходил в изумление. Рыжий телепат никогда особо не задумывался, что такое красота, и какая девушка красивая, а какая нет. Сложно судить об этом, когда с самого детства был окружен представителями не своей расы, но даже прилетев на Вавилон-5, а потом и на Минбар, увидев столь многих, Андо все равно не смог бы сказать, кто в его понимании может быть красивым. Офелия была другой, не похожей ни на кого из встреченных им, будь то люди, или нарны, или представители любых других рас. Ее сияющие интересом и радостью глаза смотрели, казалось, в саму душу, и она понимала его. Понимала, как никто другой.

– Не думай об этом так, – улыбаясь и обнимая ее за тонкую талию, проговорил Андо, – Джон Шеридан не станет смотреть на тебя так. Он не такой, как эти…

– Андо, Джон Шеридан, разумеется, великий, достойный человек, но прежде всего человек. Знакомый, не забывай, с моим отцом лично. Нельзя винить людей в том, что при упоминании некоторых имён их лица сами собой мрачнеют. Я прекрасно понимаю, что они ничего при этом не имеют против меня. Я просто не хочу лишний раз доставлять… неприятные ощущения…

В том, что им достались соседние места, Алан тоже усмотрел знак судьбы, и приободрился. Виргиния болтала без остановки, катая языком леденцы от морской болезни, и это тоже было очаровательно.

– Забавно, да, мы ведь могли и не встретиться. Если б это не был последний рейс, и соответственно, если б это не был ближайший рейс до Минбара… Я бы наверняка летела другим классом… Хотя всё равно выбирала бы транспортник без квантовых двигателей, мне и гиперперехода за глаза… А ты уже вылетал куда-нибудь с Земли?

– Нет, никогда. Нам как-то не к кому было, и мама заботилась об отце…

– А я два раза. Гостили у тётки. Твой отец сильно болел?

Алан ответил не сразу, оглянулся, прислушиваясь – но так и не смог понять, видимо, что его побеспокоило.

– Да.

– Мой последние годы тоже. Знаешь, это ужасно, вот то, до чего я точно не хотела б дожить… Папка был неплохой человек. Весёлый, душа компании… Политик, конечно, никудышный, рыбак из него был лучше…

Что-то определённо тихо свербело где-то на задворках сознания, что-то требовало его внимания, что-то настолько неприятное, что хотелось схватиться за что угодно, что могло б от этого отвлечь, даже если до сих пор внимания девушек он боялся, совершенно не умея поддерживать беседу. Ну, вот и первая возможность научиться…

– У тебя есть братья или сёстры?

– Да, и брат, и сестра. А ты, наверное, один у мамочки? Мне почему-то так показалось.

– Да, один. А они почему не здесь, не с вами?

Девушка с громким хрустом догрызла леденец и распечатала следующий.

– Будешь? Потому что не телепаты, что им делать здесь. Ох, Милли и счастлива будет, если я улечу насовсем… Я её порядком доставала, сдавая её девичьи секреты.

– Джин, но ведь это нехорошо.

– Да в кого ты такой зануда? – девушка пихнула его локтем, – хотя, если у тебя отец был пси-копом… Ой…

Алан, помрачнев, отвернулся.

– Что, теперь я тебе таким милым не кажусь, как подсмотрела, кто он? Ну вот будешь знать, как в чужих мозгах как у себя шариться.

– Да перестань! Ты-то за это не отвечаешь. Отец как отец, не всем с отцами везёт… Зато твои родители любили друг друга. А мой настоящий отец… Алан! Алан, ты куда? Ну, мог бы извиниться или хоть дослушать…

Алан, не оборачиваясь, продвигался по коридору в сторону хвостовой части. Кэролин, сидевшая впереди, не заметила его исчезновения. Некоторые взгляды провожали его удивлённо – слишком странными были его замедленные, словно во сне, движения и отсутствующий взгляд. Но большинство, кажется, просто решило, что он направлялся в туалет.

Однако на дверь туалета Алан не обратил ни малейшего внимания, прошествовав дальше – к двери в багажное отделение. Выглянувший из служебного помещения техник хотел его окликнуть, но махнул рукой – мало ли, кому именно сейчас потребовалась косметичка или любимая электронная игрушка. Шататься по салону во время полёта, конечно, не рекомендуется, но втолковывать это каждому ненормальному – никаких нервов не хватит. Схлопочет по башке спрыгнувшим с полки чемоданом при очередном качке корабля, будет знать, для чего правила пишутся.

Алан обвёл сомнамбулическим взглядом багажное отделение – здесь царил почти полный мрак, но свет и не был ему нужен. То, что он ищет, он найдёт и так – потому что оно не меньше ищет его. Раз уж он услышал, и не смог отмахнуться, как ни пытался… Протискиваясь в узкие проходы между строгими рядами баулов, он искал это, он шёл на зов. Зов исходил из небольшого неприметного чемодана ближе к концу багажного отделения – такого же, как десяток других, но Алан не спутал бы его ни с каким другим. Оно там. Оно зовёт, как потерявшийся детёныш зовёт мать, как отбившийся от взвода солдат подаёт свои координаты… И хотя одна его часть стонала от ужаса и обречённости, пытаясь остановить собственные руки, другая его часть, ухмыляясь его губами, открыла чемодан.

Тёмная непроницаемая поверхность загудела под ладонью. Её пульс был совсем тихим, но он был там внутри. Эта вещь была живой, она знала, что такое воля, стремление. Она не хотела быть использована чужой волей…

– Алан! Что ты здесь…

Он обернулся. В дверях стояла Виргиния и смотрела на него непонимающе. Просто непонимающе, не более того. Она просто удивилась, увидев его в багажном отделении, ведь она думала – он пошёл в туалет, она забеспокоилась, что ему стало плохо… Её взгляд даже не задержался на предмете, похожем на мяч для регби, в его руках.

– Алан, с тобой всё в порядке? ты какой-то бледный… Хотя ты и до этого, конечно, румяным не был…

Он не ответил ей, даже не скользнул по ней взглядом, сделав шаг, потом второй, навстречу. И вот теперь в глазах Виргинии мелькнула некая тень не понимания даже – смутного ощущения, что нет, совсем, совсем не в порядке…

– Алан, что это?

Это было, несомненно, каким-то дурным сном. Только в дурном сне из гладкой тёмной поверхности могли вытягиваться тонкие длинные щупы – много, всё длиннее и длиннее, хотя немыслимо, как же там могло помещаться столько, они опутывали сетью Алана, впивались в стены корабля и врастали в них. Несколько потянулись к ней – и отпрянули, в тот же момент, как отпрянула с визгом, отступая в салон, она. Корабль тряхнуло, потом ещё раз – сильнее. Замерцал свет, запищали какие-то приборы в носовой стороне, несколько человек повскакивали с мест.

– Что это за дрянь?

– Это авария? Что происходит с кораблём?

Стены словно пошли рябью. Словно под тонкими листами обшивки что-то перекатывалось, змеилось, прошивая корабль чёрными нитями, разматывающимися из клубка в руках Алана. Люди вскакивали с мест, хватались друг за друга, шарахаясь от оживших, ставших враждебными стен, люди были растеряны, словно проснулись от безмятежного сна посреди кошмара.

– Алан! Ради бога, что ты делаешь? Алан!

Виргиния обернулась – и встретилась взглядом с Кэролин, матерью Ала. Она зажимала рукой рот, давя крик, и в её глазах… Никогда прежде Виргиния не видела такого взгляда наяву. Только в кино. Словно человек, чудом спасшийся из ада, видит, как у его ног снова разверзается огненная бездна.

– Виргиния… – и такое она тоже видела в кино. В старину ведь зубы лечили варварскими способами, и вот так же примерно говорит человек, рот которого не слушается после местного наркоза, – Виргиния, беги… Я не смогу это удержать…

Страх становился осязаем почти физически. Он сгущался, обволакивал, полз в рукава и за шиворот. Он был во всех глазах вокруг, во всех ртах застревал криком, слишком громким, чтоб суметь вырваться. Никто не понимал, никто. Но телепаты чувствовали, тем особым, именно телепатским, инстинктом, запрещающим им даже пытаться просканировать мальчика с погасшим, мёртвым взглядом. И нормалы, сколько их здесь, тоже чувствовали, хоть и иначе. Не чувствовать тихую, несомненную угрозу, исходящую из сердца тёмной паутины, было невозможно.

– Куда бежать – наружу, в космос? Что происходит, чёрт побери? Откуда и зачем ты вытащил эту дрянь?

– Она заставила меня… Это сильнее меня. Я не смогу долго удерживать… Корабль меняет курс. Идёт туда, где есть то, что ей нужно. Здесь есть спасательные капсулы… Бегите, кто может, кто успеет…

– Ал! – Кэролин попыталась броситься к сыну, но один из чёрных жгутов отшвырнул её, как тряпичную куклу, – Ал, борись! Борись, сыночек, пожалуйста, изо всех сил, ты сможешь…

Сможет? Хотела б она обмануть хотя бы себя. А она – смогла? Бессилие, страшнее и больнее которого нет ничего, вернулось снова. Кошмар, какие она видела первые годы, и надеялась не увидеть больше. Она не смогла, она не была сильнее – почему он должен смочь? И она даже не может умолять это взять её вместо сына, отпустить его – зачем она машине теперь, когда устройство извлечено из её головы, зачем ей менять одну жертву на другую? Она не может ничего. Ещё меньше, чем прежнее ничего. Только смотреть, как оживший кошмар забирает её сына.

– Что происходит? Кто-нибудь может объяснить? Сообщите кто-нибудь пилотам, надо…

– Пилоты бесполезны! – раздался со стороны кабины напряжённый, на грани истерики, голос, – корабль потерял управление, он не подчиняется командам! Он сам ведёт себя…

– Да сделайте что-нибудь!..

Чей-то визг оборвался звуком пощёчины, но это было так же малополезно, как и надежды на помощь пилотов или техников. Мать прижимала к себе хнычущих девочек-близняшек, словно от того, что они не будут на это смотреть, что-то действительно изменится. Люди осознавали, что все они, и пассажиры, и команда, стали пленниками внутри корабля, захваченного неведомой силой. Кто-то из охраны выхватил бластер. Кэролин повисла на руке.

– Нет, нет, нет, нет! Это же мой сын!

– Мэм, не могли б вы в таком случае как-то сами унять своего сына? Корабль захвачен, что мы должны делать?

– Эй, чего ты хочешь? Куда мы летим?

– Кто-нибудь вообще понимает, что это такое? Чья это технология?

– Боюсь, есть у меня подозрение, чья – ответ вам не понравится…

Следующий выхваченный бластер был просто выбит чёрным жгутом – так же лениво, как была отброшена Кэролин.

– Алан! Алан, сынок, ты слышишь меня?

– Мама…

– Сынок, что произошло? Откуда это? Что оно сделало с тобой? Сынок, необходимо разорвать эту связь, слышишь? Мы поможем тебе…

– Её не разорвать. Это во мне… Я удержу недолго, сколько смогу, прошу, спасайтесь! Капсулы… Я попытаюсь освободить часть систем…

– Боже, вырвите же это кто-нибудь из его рук!

– Невозможно, эта дрянь не даст к нему даже приблизиться… Я даже не слышу его ментальных полей! Она контролирует его…

– Нет! – голос Алана сорвался на крик, – это я контролирую её! Часть меня, которая не подчиняется… Я могу взять верх только ненадолго! Освободить часть систем… пошлите сигнал СОС и бегите в капсулах!

– О чём он говорит?

– Вашу мать, а может, просто сделать так, как он говорит, не выясняя, что это такое?

– Если только нас услышит хоть какой-нибудь корабль… Потеряться в капсулах в гиперпространстве – вариант не лучше, чем остаться здесь…

Алан зажмурился, словно от болевого спазма, и очередной попытавшийся сделать шаг в его сторону отлетел от удара чёрного жгута, ударившись о переборку. На поверхности остался кровавый след.

– Получается, проблема не в мячике, а в мальчике? Так может, всё же…

– Я освободил двери в кабину и часть пульта. Подавайте сигнал! Просто просите подобрать людей, остальное вы можете рассказать им сами… Господин пилот, вы ведь умный человек, вы должны понимать!

Второй пилот и кто-то из пассажиров помогали подняться раненому. Он был в сознании, но на ногах стоял с трудом.

– Мне кажется, парень прав. Надо сваливать.

– Эй, сколько времени ты сможешь это удерживать? Сколько у нас на эвакуацию? Отправляем сперва женщин и детей…

– Ну, таковых тут большинство…

– Алан, Алан! Скажи хотя бы, куда летит корабль!

– К Земле…

– На радарах корабль! Он, конечно, далеко, но может услышать сигнал… И если хотим, чтоб хоть кто-то спасся, эвакуироваться надо сейчас!

– Одна проблема… Второй путь к капсулам отрезан этим… этим всем. Выходим через выход возле кабины. Надо избежать давки и паники…

Легко сказать… Кто-то, осознав наконец всю кошмарность ситуации, голосил и пытался прорваться к капсулам вперёд прочих, кто-то, напротив, цеплялся за кресла и его приходилось отрывать силой, мужчины удерживали дверь и пропускали в неё по двое, сами зная, что пойдут последними – если успеют… И механик, там, в отсеке с капсулами помогающий рыдающим женщинам разместиться, тоже понимал, что сам может не успеть спастись.

– Сынок, я не уйду! Я не оставлю тебя!

– Мама, пожалуйста! Оставшись здесь, ты ничем мне не поможешь! Ты сделаешь мне лучше, если спасёшься! Если долетишь до Минбара и расскажешь… Ты лучше, чем кто бы то ни было, знаешь…

Кто-то кричал, что не уйдёт без своих вещей, кто-то упал в обморок…

– Чёрт вас всех побери, вы же телепаты! Вы же должны уметь владеть собой!

– В первую очередь все люди…

– Первые капсулы стартовали!

– Сколько осталось?

– Корабль подходит ближе, поторопитесь…

– Прошу, без паники! Капсул хватит на всех! У некоторых заклинили механизмы, ничего серьёзного, мастер уже работает… Да прекратите, чёрт вас всех побери! Ведите себя как мужчины, мать вашу! Не будет порядка – будет хуже! Паникёров, лезущих вперёд женщин, отправлять не будем, ждите своей очереди!

– Чувак, кажется, зря ты это сказал…

– Команда эвакуировалась? Это правда, что команда эвакуировалась?

– Трусы, бросили нас здесь…

– Прекратите вопить, кто, по-вашему, у пульта?

Но голосу самоназначенного руководителя эвакуации определённо не хватало экспрессии. Он знал, что это правда. Не пилоты, верно, обслуживающий персонал. Воспользовавшись суматохой и своими преимуществами, они действительно покинули корабль.

– Что там?

– Нарнский транспортник, идущий на Минбар. Как нельзя удачнее…

– Может быть, они могут просто пристыковаться и забрать всех?

– Не делайте глупостей! – голос Алана с трудом перекрывал гвалт, – скажите им, чтоб не подходили ближе! Просто подбирали капсулы… Это может подчинить и их, тогда шанса на спасение не будет! Прошу, побыстрее, я теряю контроль… Скоро никто не сможет выйти…

Высокий мужчина с военной выправкой с трудом тащил рыдающую Кэролин к выходу, а другая Кэролин тащила туда же Виргинию. Счёт шёл уже на секунды, все понимали это.

– Раненый! Обязательно надо отправить раненого!

– Давайте, быстро, но только его!

Дверь взбесилась, принявшись лязгать, подобно гильотине, последние эвакуирующиеся замерли перед ней в ужасе, осознавая, что сейчас тают их шансы. По лицу Алана прошёл страдальческий спазм, дверь замерла ненадолго – и в образовавшуюся щель ринулось сразу трое мужчин.

– Вот скоты!

– Что сказать, жить хотят все…

Кто-то сунул в щель оброненный кем-то зонт – дверь переломила его, как щепку. Высокий взлохмаченный мужчина в рубашке с закатанными рукавами пытался отломать спинку кресла – бесполезно.

– На совесть делают, мать их… Да есть тут что-нибудь, что можно туда засунуть?!

Алан стиснул зубы, дверь снова замерла ненадолго – и военный, извиняясь, втащил туда Кэролин Сандерсон.

– Эй, приятель, если там ещё есть капсулы – лети! Лафа кончается, а в бессмысленном героизме толку нет…

Мужчина, пытавшийся ломать кресла, собрал несколько валявшихся в проходе и между сиденьями книг, планшетов и контейнеров из-под еды, завязал это всё в свою рубашку и сунул этот узел в дверной проём. Дверь яростно врезалась в него, раздался хруст пластика – но пробить не смогла. Прежде, чем она вернулась для нового удара, второй пилот встал в проёме, упираясь ногами в отходящую дверь.