Текст книги "Венок Альянса (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 87 страниц)

– Можно и ещё сколько-то посидеть внутри, конечно, но, боюсь, божественное озарение отладить системы мне не поможет. Ты пробовал запустить двигатели – что они выдали? То-то же. Здесь же должны быть скафандры? И какое-то оружие, в котором ты более-менее уверен, что знаешь, как пользоваться?

Корабль словно задумался, прежде чем открыть шлюз. Но открыл. Скафандры – Виргиния предположила, что они, как и корабль, остались в наследство от расы, прежде населявшей Лорку – не стесняли движений, но непривычно хрустели, что первое время нервировало.

– Странно… Что ж такое случилось с этим миром, что прямо биологическая угроза-то? Датчики не показывают ни ядов, ни опасных вирусов…

– Быть может, это неизвестный им вирус.

– Думаешь, чума дракхов? Так её вроде бы везде… Ладно, пока скафандры снимать не будем, осмотримся…

Пока что негустой лес, на краю которого им повезло шлёпнуться, производил самое идиллическое впечатление. Стоял солнечный день, лёгкий ветерок покачивал древесные кроны, с ветки на ветку прыгали какие-то создания, по-видимому, местные птицы, то и дело прямо перед самым стеклом скафандра пролетало какое-нибудь насекомое.

– Было б время – конечно, запустили б сканирование ещё из атмосферы, определить, есть ли здесь разумные формы жизни… Но не до того было. Ну, если не найдём тут разумную жизнь, к тому же доброжелательно настроенную – придётся как-то самим…

– Быть может, мы упали в необитаемой области. Но это не страшно, если они есть, они засекли наше падение и найдут нас.

– И вот тогда будет страшно, ага. Я просто тут как-то некстати вспомнила, как в некоторых мирах, включая наш, было дело, реагировали на что-то вот так упавшее… Ну да ничего, как-нибудь прорвёмся. Интересно другое – насколько они потенциально готовы и согласны нам помочь. Если у них тут биологическая угроза – им и без нас проблем выше крыши… Слышишь? – Виргиния вдруг выхватила бластер.

– Ничего не слышу.

– Вот именно – ничего! Только что тут такой гомон был, такая трескотня – просто хоть записывай хиты дикой природы. А тут – раз, и стихло всё. Папенька говорил, не к добру такое. Когда вся природа стихает – значит, чувствует угрозу.

– Быть может, они испугались нас?

– Да нет, тут другое. Нас они и два километра назад испугаться могли.

Виргиния остановилась, сделала знак и Аминтаниру замереть. За ближайшими деревьями что-то мелькнуло…

– Чтоб я сдохла! Это что, осьминог?

– Внешне это похоже на осьминога, или же, в нашем мире есть подобные существа, они называются…

– Но осьминоги же не бывают сухопутными?

– Я мало изучал биологию иных миров, это не входило в мою программу, поэтому не знаю.

– И я вот такого не знаю. Похоже, оно готовится к прыжку…

– Они хищники?

– Ну, по идее да, но что-то вот это какой-то совершенно психованный…

Молодые люди синхронно пригнулись, и неправильный осьминог пролетел у них над головами. Упав в траву, он сгруппировался, поднялся на двух щупальцах, угрожающе вытянув в их сторону третье. На огромной голове блеснули маленькие злые глазки.

Виргиния включила внешнюю связь.

– Эй, тварь, если ты разумен… Хотя бы немного… Не нападай на нас, мы не враги тебе. Мы не пришли захватывать твой мир, нам самим нужна помощь.

– Мозг! Разумный мозг! Моя добыча!

– Что? Пожелал мой мозг? Не могу не похвалить твой выбор, но мне он самой пригодится! Ты что, питаешься мозгами? Ты осьминог-зомби?

– Моя добыча! Все ваши ушли, вам никто не поможет!

Тварь, спружинив щупальца, совершила ещё один бросок. Виргиния и Аминтанир открыли огонь одновременно, и не прекращали, пока основательно прожаренная туша не шлёпнулась неаппетитной склизлой кучей в полутора метрах от них.

– Ну и дела… У них тут случился зомби-апокалипсис? Хорошо, вопросов про биологическую угрозу больше не имею.

– Думаю, нам следует вернуться на корабль.

– Мысль разумная, но неверная. Ты слышал, что он сказал? «Все ваши ушли». Значит, они здесь были! Не знаю уж, о каких «ваших» он говорил, не факт, что это были земляне, может, для них все двуногие на одну морду… Но факт в том, что кто-то тут был, а значит, тут могли остаться средства связи, какая-то техника…

Андрес медленно брёл по ровному, заросшему высоким цветущим сорняком полю, начинавшемуся сразу за космодромом. Хорошо всё-таки, что космодромы окружает такая солидная буферная зона – прогуляться по твёрдой земле хочется до боли, до зуда в ногах, но если вспомнить, в каком мире вынужденно довелось гостить, можно понять Харроу и Моралеса, сказавших, что носа из корабля не высунут до старта.

Но, к счастью, если велеречивые поклонники Наисветлейшего и склонны прогуливаться на природе, размышляя о величии своего божества, то, во всяком случае, не в этот день и час. Только тихий посвист каких-то насекомых в траве, только шорох сминаемых при ходьбе стеблей, только лёгкий, как шлейф духов незнакомки, запах цветения. Одиночные цветки по стеблю – лиловые, густые соцветия – бледно-голубые, кажется, так пахнут именно они. Медоносы, не медоносы… Если подумать, что тут ещё какие-то пчёлы есть… Усмехнувшись почему-то этой мысли, Андрес прорезал собой очередную лиловую полосу, вклинивающуюся в бледно-голубую, и остановился, едва не споткнувшись о лежащего прямо на земле, заложив руки за голову и созерцая бледно-голубое небо, Андо.

Парень перевел взгляд на источник наползшей на него тени, сколько-то времени обозревал упирающуюся в небо фигуру с некоторым удивлением, а потом осторожно сел, подтянув колени к груди и обхватив их руками.

– Здесь очень тихо, – медленно произнес он, – Так тихо, словно эта планета никогда не знала войн. И это так странно, именно здесь. Когда я был на Земле, даже в местах, удаленных от мегаполисов, нет таких участков, от которых не исходил бы крик боли… потерь. А здесь словно этого никогда не было.

– Ну не знаю, если у них есть доблестная и какими-то там заслугами богатая армия… Впрочем, это не то, о чём мне хотелось бы знать больше. Подозреваю, какие-то войны были и здесь, 500 лет не тот срок, за который подобный народец не смог бы подраться между собой по вопросу, кто правильней поклоняется Наисветлейшему. Не знаю даже, что удивительно – то, что они не самоуничтожились окончательно, или то, что они ещё не заполонили собой всю планету, при их жизненных ценностях… В общем, пусть это прозвучит сейчас сколь угодно невежливо, но отрадно пройтись по такому приятному, спокойному месту и не встретить ни одного лорканца. Видит бог, они за дорогу сюда вывели из себя даже терпеливых рейнджеров, а если нам ещё предстоит совместная с ними экспедиция… Но деваться-то некуда.

Андо прикрыл глаза, опрокидываясь обратно на траву, раскинув руки. Такое спокойствие – словно затишье перед бурей, почему-то настойчиво носилось в голове.

– Не думал о лорканцах в таком ключе. Честно говоря, я вообще о них не задумывался, пока мы не прилетели на их планету. Гораздо более интересующий меня вопрос к ним совсем не относится. Череда случайностей могла привести к возникновению каждого прекрасного мироздания, которое я видел, череда случайностей приводит их к гибели. Но в каждой такой череде есть закономерность, и в том, что произошло с вашим рейсом, она тоже есть. Вопрос в том, кому и зачем было нужно проносить с собой это на борт. И знал ли он о том, что на самом деле представляет из себя то, что он осмелился взять в руки. И чем это может обернуться – чем, как он думал, это должно обернуться… Насколько я знаю, те, кто обладал такими технологиями, не были самоубийцами. Это даёт мне право предполагать, что их последователи, или самозваные наследники, так же не готовы отдать свою жалкую, никчемную жизнь ради мнимого ощущения власти.

На последних словах руки Андо сжались в кулаки.

– Не взялся бы вообще рассуждать об обладателях таких технологий… Не встречался. Всё, что я слышал о чём-то подобном, вообще на грани слухов, если не сказать – кошмарных баек, какие рассказывают у костра. Но не ошибусь, если скажу – так или иначе, все на корабле думают об этом. Что не добавляет здоровья атмосфере, но что делать – не знает никто, вернее, никому не хотелось бы совершать первое действие… У меня чёткое убеждение, что тот, кто это сделал – во-первых, всё ещё среди нас, это там, на корабле, можно было считать подозрением, теперь это уверенность. Во-вторых – что это телепат. Не только потому, что нормалов, не успевших эвакуироваться, было много меньше, но и потому, что будь это нормал, я его уже бы вычислил. И вот именно это ставит в тупик и не предлагает ни одного вразумительного шага – как телепат мог не понимать, с чем имеет дело? А если понимал…

Парень повернулся на бок, подложив руку под голову.

– Телепат. Без сомнения, телепат, никто другой не смог бы так долго не проявить себя. И мне кажется, он прекрасно понимал, что делал… Это неприятно и даже в какой-то мере грустно. Я, наверное, никогда не смогу понять подобных вещей. Никогда не перестану чувствовать к подобному… брезгливость, отвращение. Но это, пожалуй, даже нормально, насколько какая-либо норма вообще приемлема ко мне. Я не могу смотреть на подобные вещи под другим углом. Как не могла и Лита, как многие, кто пережил ту войну, и войну последующую. И мне неприятно, меня задевает это. Почему всякий раз, как только уничтожаешь эту дрянь в одном месте, она тут же возникает в другом? На другом конце галактики и с другим лицом, но она все та же дрянь. Почему последователи всё ещё находятся даже для такого наследия?

Андрес отрешённо наблюдал за ползущими друг к другу по травинке букашками.

– Звучит идеалистично, а мало кто оперирует такими категориями, если уж даже соображения собственной безопасности не останавливают… Ну, нет толку предполагать, сколько эта штука может стоить, там, где речь о больших деньгах, многие понятия меняют свою несомненность… Зачем это могло потребоваться везти на Минбар? Я не идеализирую минбарцев ни в коей мере, но подозреваю, это последняя раса, которая могла бы заинтересоваться в чём-то подобном. А даже если – для благих целей, для изучения, чтобы разработать оружие против подобного – то они совершенно точно нашли б иной способ доставки, без угрозы для гражданских лиц. Просто договорились встретиться с покупателем на Минбаре? Нашли место… Нет, это что-то другое, что-то вполне конкретное другое, но не то, что в действительности имело место, это было неожиданностью и для него…

Андо сел, тут же принявшись ожесточенно выдирать из встрепанных волос травинки и листики.

– Неожиданностью, это верно. Это не Алан, это верно. Это не Виргиния – потому что я уже разговаривал с ней, и это не ты – потому что ты бы уже не разговаривал со мной. Это телепат, имеющий свои представления о том, для каких целей позволимо использовать подобные устройства. Телепат, имеющий своё представление об устройстве самого мира. И, если мы правы, то конечно же, он не был вам случайным попутчиком. С Минбара он отправился бы с вами последним рейсом к новому миру… действительно последним. Только это снова возвращает нас к пункту, что среди них нет самоубийц.

Длинные пальцы путались в рыжих прядях, то и дело Андо сдувал с лица паутинки волосков, норовивших попасть в глаза. Руки его дрожали, в голове роилось очень много мыслей, одна мрачнее другой.

Андрес опустился напротив него, примяв собой густую, упруго свившуюся в плотное покрывало траву.

– Эту хрень предполагалось притащить в новый мир? Ну, не то чтоб я не предполагал подобное… Но зачем? Зачем, с учётом того, что ему самому, так сказать, с подводной лодки деться было б некуда? Ну да, мы не знаем свойств артефакта, а он, предположим, знает… Может быть, речь не об уничтожении целого мира… Ну, мы не знаем этого наверняка, это правда, и мы, возможно, всё же ошибаемся, сбрасывая со счетов тех, кто спасся, и тех, кто погиб – мог же он пасть жертвой собственного идиотизма? Сплошь и рядом такое случается… Ну, тени мысли «Боже, что я натворил» я не ловил за всё это время ни разу. А вот другое ловил… Паранойя, как я сам сказал Виргинии. Интересно, конечно, если ты выводишь её из-под подозрения, и Алана, и, спасибо, меня… Ну, сам-то я знаю, что это не я, а от других ждать доверия не вправе… А почему, хотя вроде бы, нет у нас особых оснований, мы всё время сходимся к убеждению, что это именно телепат, и что это именно телепат, оставшийся среди нас? А вот, если принять все эти допущения, которые, кстати, всё же могут быть ложными, то либо это должен быть конченый псих – а конченых психов на корабле, не считая лорканцев, трое, и всех троих ты за подозреваемых не считаешь – либо это сильный и опытный отморозок, который… твою ж мать!

Андо резко обернулся к нему. Образы, эмоции, обрывки логических связей роились в голове Андреса сумасшедшей каруселью, заканчивая лицом этого человека. Андо огромными глазами смотрел на Андреса, потом обернулся на корабль, который стоял в нескольких десятках метров от них, и снова шальной взгляд обратился к мужчине. Александер сам не мог бы вспомнить, когда он перехватил запястье Андреса пальцами и мысленно почти прокричал «Скорее! Нельзя допустить, чтобы он успел скрыться!» Подскочив со своих мест, они со всех ног помчались к «Белой звезде».

Алан готов уже был, смирившись, вернуться на корабль, но наконец увидел в дальнем конце мостка искомую фигуру.

– Господин Грей, господин Грей, подождите, пожалуйста!

Металлические листы настила так грохочут – не факт, что он услышит… Ну и во всяком случае, он может сделать вид, что не услышал. Однако он остановился, и встретил подбежавшего мальчика даже вполне благожелательной улыбкой.

– Да, ты что-то хотел, Алан?

– Я… – мальчик дико смутился и отчаянно теребил руки, тот порыв, с которым он летел сюда, разом улетучился, разбившись о достигнутую цель, как волна о камень, – я понимаю, что покажусь наглым и назойливым, но… Если вы окажетесь на Минбаре раньше нас, можете кое-что передать? Письмо моей маме… Я не могу в каждый сеанс связи просить времени для себя, это нахально, да и что это для неё – увидеть меня на экране не дольше минуты… Я написал ей большое письмо, обо всём, что произошло, о том, что со мной всё в порядке, что не о чем волноваться. То есть, конечно, есть, о чём, но я просто не могу иначе… А если мы прилетим раньше вас – то тоже хорошо, я расскажу всё маме сам, а вы просто выбросите этот кристалл. Вот. Я не прошу вас успокаивать её, хотя и боюсь, что она не слезет с вас живьём, пока вы не расскажете ей всё обо мне на десять раз. Что поделать, она такая… Но надеюсь, моё письмо ободрит её. Простите, может быть, для вас всё это звучит каким-то странным ребячеством, но для меня это очень важно. Мой отец умер, так и не услышав от меня тёплых слов, я не могу продолжать так…

– Всё в порядке, Алан. Она ведь твоя мать, и ты самое дорогое, что у неё есть. Я бы предложил тебе всё же остаться, и постараться как можно скорее добраться до Минбара, но если уж и капитан Ли полагает, что тебе будет лучше под присмотром рейнджеров – как я могу настаивать?

– Даже если капитан Ли так не полагал бы – я всё равно не мог бы остаться в стороне, пока они ищут Виргинию. Она была добра ко мне, я должен тоже чем-то ей отплатить. А… вы, господин Грей? У вас есть семья? Вы не говорили об этом… Извините, если спрашиваю о чём-то болезненном.

– Разумеется, есть, Алан. Все телепаты – моя семья.

– Да, но… Простите. Мне подумалось, хотелось спросить… Не потому ли вы решили остаться здесь, что вас как-то… ну, не очень приветливо воспринимают. Мне, поверьте, знакомо это, хотя со мной неправильно сравнивать… Вас отторгают потому, что вы были в Корпусе, хотя ведь не только вы… Это очень грустно, сколько лет прошло, а бывших нелегалов и бывших корпусовских всё равно мир не берёт.

Виктор неловко потрепал его по плечу.

– Ну, тут ты не прав. Конечно, врать тебе не буду, до полной идиллии далеко, но всё же Бюро объединило нас всех, особенно это касается молодёжи, они уже не делят себя на тех и этих… Вон, твоя сестра вышла замуж за сына Литы Александер, это ли не пример…

Алан вздрогнул.

– Откуда вы знаете?

– Так… Андо сказал. И вообще, разве это тайна?

– Андо не говорил с вами ни разу! А Офелия… Она же всех сторонилась! Даже мы с мамой ничего не знали…

– Бог мой, Алан, я просто слышал об этом, что в этом такого?

Алан и сам, на самом деле, думал уже, что ничего такого. Но что-то не отпускало его, никак не отпускало. Ему подумалось вдруг, что если быть честным – нельзя сказать, чтоб все особенно сторонились Виктора, или же Виктор сторонился всех. Скорее, его словно… не было. Словно он сливался с фоном, растворялся, становясь «одним из», а не собой конкретно. Что-то говорил отец как-то о том, как и почему так делают, если б он слушал отца, а не себя…

И Алан сделал то, что не думал, что когда-нибудь сделает. Он сделал шаг навстречу и ментально «врезался» в сознание Виктора.

– Что вы скрываете?

Разница в две позиции не стоит ничего, когда один – хорошо обученный взрослый, а другой – юноша с ментальными проблемами и сложностями с самоконтролем. Но Виктор не ожидал… И в сознании его, всего на миг, мелькнул раскрытый чемодан с покоящимся в нём тёмным предметом, похожим на мяч для регби…

– Вы! Это были вы! Какого чёрта, как вы могли!

Широкая и сильная ладонь зажала ему рот.

– Молчи! несчастная насмешка над именем великого отца… Есть вещи, в которых ты ничего не понимаешь, поэтому молчи о них!

«Что здесь нужно понимать? Вы чуть не убили нас всех!»

«Откуда я мог знать, что вас с матерью понесёт на этот рейс? Ты сорвал всё! Это ты чуть не убил! А я должен был – вернуть…»

«Помогите! Помогите, кто-нибудь!»

Алан неловко отбивался руками и ногами, но с тем же успехом, кажется, он мог подраться с вот этим кораблём за его спиной. Он пытался бить ментально , но это тоже было уже бесполезно – ограждённый безупречным блоком, Виктор только морщился, словно просто ветер бросал в лицо холодные, злые дождевые капли. Он подтащил мальчика к зазору в конце мостка, откуда хорошо виднелись внизу огромные тяжёлые шестерни подъёмного механизма…

Только убедившись, что все окна и двери в доме надёжно заперты, они смогли наконец перевести дух.

– Запас воздуха в баллонах на исходе.

– Я думаю, скафандры всё же можно снять. Я несколько раз смотрела на датчики – по-прежнему ничего… Видимо, биологическая угроза это всё же вот оно, по-моему, на одну несчастную планету достаточно…

Аминтанир всё же колебался, но когда Виргиния без дальнейших раздумий освободилась от скафандра, последовал её примеру.

– Честно говоря, это прекрасная возможность… обзавестись чем-то полезным, – землянка прошлась по комнатам, захлопала дверцами шкафов, – не знаю, как ты, а лично я не против бы была переодеться. Не то чтоб меня что-то не устраивало в моей одежде, но я живу в ней безвылазно уже как-то ненормально долго. А военная форма, которая имеется на нашем корабле, во-первых, немногим лучше твоего нынешнего одеяния, во-вторых, не по размеру ни тебе, ни тем более мне.

– Виргинне, но это… это чужое!

– И где в ближайшем радиусе ты видишь собственников этого добра? По-видимому, они бежали без оглядки, раз побросали это всё… А может быть, стали жертвами этих вон любителей свеженького мозгового вещества, и в таком случае одежда им тоже едва ли нужна. Знаешь, что мне это напоминает? Компьютерные игрушки… У вас, конечно, ничего такого в помине нет, ну, я тебе покажу при случае… О господи, нет, ну удачно мы попали… Эти ребята одевались ещё зачётнее вас, как в этом можно ходить? У нас это был 19 век.

Аминтанир рассеянно переминался с ноги на ногу, пока Виргиния пренебрежительно перебирала длинные пышные платья и замысловатые корсеты.

– Ничего не поделаешь, придётся остановиться на мужском прикиде, как куда более практичном… Да, кстати, если тебя всё ещё мучит вопрос, где мы, то я, в кои веки, кажется, знаю. Папаша как-то читал статейку, пересказал потом мне. Мы, что печально, в секторе Центавра, то есть, неплохо я дала маху при вводе координат… Или это так извращённо их интерпретировал компьютер, хотелось бы знать, почему… И что ещё печальнее, мы на карантинной планете, не помню, увы, её название, населённой на редкость замечательными существами… Ну, мы с ними уже познакомились… Так, с нижним бельём всё как-то совсем печально, то ли они не оставили ничего сносного, то ли просто обыкновенный бюстгальтер для них совсем культурно неприемлем, везде только эти корсеты…

Виргиния сбросила блузку, Аминтанир моментально отвернулся, едва не хлопнувшись с обморок.

– Так, посмотрим, нет ли здесь ещё чего, что может пригодиться…

Дверь ванной комнаты Виргиния открывала, на всякий случай с оружием наизготовку. И не зря – внутри их поджидали.

– Ну блин… Двери и окна заперли, да… Так вот – оно внутри!

Тварь, покачнувшись на тонких щупальцах, спружинила, бросилась… В бластере, как нельзя более своевременно, кончился заряд. И Виргиния просто шарахнула монстра ментальной оплеухой. Совершенно не задумываясь, как и что делать, автоматически. Тварь сползла по стене, издав утробный вяк, и осталась лежать у стены, вяло подрагивая щупальцами – по-видимому, оглушённая, но живая. Виргиния, вернув в кобуру бесполезный бластер, взяла запасной и для верности – какой-то длинный металлический шест, нашедшийся в углу – кажется, это была оконная гардина, и приблизилась.

– Сильное сознание… Много мыслей… Не хочет умирать, злится… Хочет вернуться домой… Волнуется за мальчишку… Много… Хорошо…

– Что ты там бормочешь?

– Хочу ещё твои мысли! Больше!

– Что? Ты… Тебе что, понравилось, как я тебе врезала?

– Сильное сознание. Жаль, молодое. Но сильное. Очень хорошо.

Виргиния перехватила гардину поудобнее.

– Так… Если мы способны к диалогу, то предлагаю следующее. Ты следующие пять минут на меня не бросаешься, а я следующие пять минут тебя не убиваю, и я задам тебе пару вопросов. Идёт? Так я и думала. Так вот… Вы – те, кого называют заглотами, верно? И вы живёте на этой планете?

– Нас зовут накалины, или заглоты, чужаки, что были здесь. Накалин – нас зовут чужаки, которые носили эту одежду, что на тебе, и жили в этом доме. Заглот – зовут нас чужаки, говорящие на том же языке, что ты сейчас. Мы живём здесь, это наш мир.

– Понятно… Значит, на вашей планете высадились центавриане, в надежде её колонизовать… И некоторое количество землян с ними были тоже?

– Не очень хорошие сознания. Слабые, много тумана. Много употребляли того, от чего портится память.

– Понятно. Чернорабочие из бродяг, нанятые центаврианами, пили больше самих центавриан… Но от них вы знаете наш язык, верно? И вы… вы стали нападать на них, высасывая их мозг. Точнее, даже не сам мозг, а… память. Как вы это делаете? И зачем?

– Нам нужно зрелое сознание. Нам нужна связанная мысль. Мы сами не связываем мысль. Самые старые из чужаков – лучше всего. Наше тело устроено так, что мы можем выпить мысли.

Виргиния задумчиво покачивала гардиной.

– Связанная мысль – это, ты имеешь в виду, память, способность… как это по-научному бы сказать… иметь понятие о развитии событий во времени, об анализе? Ну, то есть, то, что человек помнит день вчерашний, позавчерашний, своё прошлое год назад, помнит своих родственников так же вчера и год назад, помнит, как, например, менялась окружающая природа от сезона к сезону?

– Да, ты близко к этому говоришь. Это зрелое сознание, оно много держит, много времени, много связей, много лиц и предметов.

– А зачем это вам? И почему, ты говоришь, вы сами этого не можете?

– Мы устроены так. Такими мы рождаемся. Если не везёт с добычей – такими мы умираем. Если мы получаем зрелое сознание, мы наслаждаемся. Это очень вкусно, как хорошо поесть. Мы сразу знали много, видели много. Очень хорошо.

– А… нескромный вопрос позволь… Пока не высадились к вам эти чужаки – вы кому мозги потрошили? У вас тут жил какой-то подобный вид? Или друг друга?

Заглот пошевелился, видимо, устраиваясь поудобнее, но нападать снова, явно, не торопился – понимал, должно быть, что этот новый бластер в руке – с полным зарядом, да и гардиной получить – мало приятного…

– У нас, когда рождается, память его чиста. Нет ничего в голове, нет памяти. Когда растёт – небольшая память есть, совсем небольшая. Когда старый умирает – у него есть какая-то память, он отдаёт её молодому, чтобы он жил. Если много молодых, плохо – старых не хватает для всех. Очень хорошо было, когда были чужаки – у них много памяти, много получили. Но много они и убили, и потом ушли из нашего мира. Очень жалко. До чужаков мы почти не знаем, как было, мало помнили. Было вчера, а позавчера не было, это много уже. Когда выпили чужаков, стало и вчера, и позавчера, и ещё много. Я забрал только у одного, кто говорил как ты. Слабое сознание, много тумана. Он не умел как ты, жалко.

Виргиния присела рядом, внимательно, с интересом разглядывая заглота.

– Очень интересно… Исследовать бы вас. Что за мозг у вас, что за… Как вы такие получились вообще… Если бог есть вообще, он порядочный юморист. Создать расу, которая сама не способна к развитию сознания, но наделить её способностью высасывать память из других. По сути, получается, вы переписываете память из других, потому что не способны приобрести что-то такое самостоятельно… И вот были вы совсем безмозглыми, делили как могли вашу скудную память, а потом встретили чужаков – и они стали для вас то ли редким деликатесом, то ли наркотиком… А я, получается, шибанув тебя телепатией, дала возможность переписать тебе часть моей памяти, не стирая её при этом из меня? Ну да, видимо, среди тех центавриан и земного отребья телепатов не было, или они не додумывались так… Логично…

Аминтанир всё это время продолжал стоять у порога, но спокойно смотреть оттуда, как землянка так беспечно рискует если не жизнью, то своей личностью, он больше не мог.

– Виргинне, зачем ты всё говоришь с ним? Он опасный!

– Знаю. Но подожди, у меня тут возникла кое-какая, смутная пока, мысль… – она осторожно подцепила щупальце существа, разглядывая вяло колышущиеся ядовитые иглы, – опиши мне, как сам понимаешь, что происходит при… Как вы высасываете память, что при этом происходит с мозгом человека…

– Верно говорят, у дураков мысли сходятся, но как-то поздно. А ещё правильней сказать – нормалам на смех. Каждый сам себе детектив, все чего-то подозревали, а сесть, обсудить и связать это всё – ну никак!

– Ну, я, если честно, подозревал девчонку. Она ж всё с мальчишкой шушукалась. И на корабле она осталась, хотя её мать эвакуировалась…

– Шеннон, ты больной! Сам-то в эту дверь не полез, небось!

– А я думал, всё-таки это он сам. Ну не со зла, то есть, видно ж по нему, что с головушкой не всё ладно…

– И вот смех, спасибо лорканцам, кто б мог подумать… Мы-то пока б добежали…

– Против лома нет приёма, даже телепатического. Хорошо, что насмерть не убил, его ещё допросить надо бы…

– Да, вовремя. Ищи-свищи б его потом, что-то мне кажется, такой жук и с Лорки б выбрался, да ещё прихватил бы чего плохо лежало… А как вы поняли-то, что это он?

– Скорее – как мы не поняли это раньше, сразу! – Андрес нервно взлохматил волосы, – я ж сразу, сразу понял, что это за фрукт… Таких за годы нелегальской жизни учишься жопой чуять, иначе, собственно, не выжить. Но мало ли всяких «бывших» тут и там теперь встретишь, война кончилась, всё, вот и уговаривай не наброситься и в фарш не забить…

– Ничего не понимаю! – растерянно переводил взгляд с одного на другого молодой китаец, который, зачитавшись выпрошенной у кого-то книгой о лорканских чешуекрылых («маньяк и на За’Ха’Думе своё найдёт», сказал об этом Ромм), умудрился прозевать все события, – он же не пси-коп, действительно, рейтинг…

– А что, кроме пси-копов в Корпусе ничего замечательного не было? – хмыкнул Ромм, – всегда смешно, когда о Корпусе больше знают те, кто там не был! Смотри-ка, вон и Филлмор сидит глазёнками хлопает… Ну да, что бы ему с его пятёркой там такого открыли, уровень не дорос…

– Ты нос-то опусти, со своей единицей! – не преминул вставить Шеннон, – П1, ба, я думал, вживую такое не встречу…

– Да хоть П0,5, зато я Корпусу не отсасывал, в отличие от некоторых тут… А вам бы и подумать, и не трагическими историями жизни поделиться, а тем, что высокорейтинговые среди нас – все молодёжь да нелегалы… кроме одного. А чтоб надеяться эту дрянь под контролем удержать – мало даже рейтинг иметь, надо и всяким примочкам быть обученным… Опять же, и необученный уже раз двадцать бы спалился б, особенно при этом вот, – Ромм кивнул на Андо, – он потому, поди, и слинять теперь решил, что в одном корабле с таким ему как на бомбе сидеть. Это не мелочь низкорейтинговую за нос водить, да вас дураков… Тут уж одним «рассеиванием» не обойдёшься.

– Что такое рассеивание? – подал голос молчавший до того Моралес.

– Приём такой. Простейший, правду сказать, если постараться, то и тебя научить можно, но настоящее-то, качественное «рассеивание» начиная с пятёрки получается. У нас это ещё называлось «отведиглаз». Просто получается как бы, что человека нет. И есть, и нету, никто не заостряет на нём внимание, не ловит его мыслей. Это не блок, блок – это заметно и понятно. Это как бы растворение себя во всём и всех вокруг. Вот ты вон ту плитку покрытия видишь? Ну, теперь видишь, как я тебе показал. А до этого? Она просто сливается со всем остальным, не выделяется, ты скользишь по ней взглядом и забываешь. Или лежит вот горсть семечек, сколько их тут? Не узнаешь, пока не сосчитаешь. Исчезнет одно – поймёшь? Ну вот это примерно и есть «рассеивание». Ты не только не ловишь мыслей, настроений, намерений человека – ты даже не удивляешься, что не ловишь.

– Высокорейтинговые это, правда, чувствуют. Такое, знаете… словно боковым зрением промелькнувшую тень увидел, оборачиваешься – ничего.

– Ой, а тебе-то с твоим откуда знать?

– А ты со своим мне что-то по существу возразить можешь?

– Вы уж простите, я что-то ничего не понимаю. Он зачем это сделал-то? Ну, пронёс эту дрянь? Чего хотел?

Андрес скрипнул зубами.

– Мальчишка немного успел увидеть, я тем более. Я так понял, эта штука предназначена не совсем для воздействия на корабли. Вообще-то – на мозги. Что они хотели – это чтоб как можно больше беглецов собралось в одном месте, почему и был последний рейс-то, не рейс интересовал, а пункт назначения… А что дальше – спросим этого типа, когда очнётся.

Виргиния выпрямилась.

– Вот что… Есть у меня кое-какая идея. Безумная, как всегда, но много ли у нас вариантов. Теперь надо ещё как-то суметь прорваться к кораблю, но оружие у нас есть, а в комбинезонах, как я поняла, мы можем их не бояться…