Текст книги "Венок Альянса (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 87 страниц)

Щупальце твари обвилось вокруг её ноги.

– Возьми меня с собой! В большие миры, где много сильного, взрослого сознания!

– Что?!

– Я буду полезным! Буду защищать!

– Звучит заманчиво, но я пока не совсем спятила, чтоб притащить на Минбар, допустим, такое чудо и сказать: «Здравствуйте, это мой друг заглот, он, правда, имеет привычку высасывать мозги, но в целом неплохой парень». Как-то это непорядочно по отношению к любому миру.

– Но у вас же есть какие-нибудь… недружественные и нехорошие миры? Я могу пойти туда!

– Тоже мысль ничего, конечно… Например, тот же Праксис… Там такие кадры собираются – отборные удобрения! Вот было бы неплохо дать им шанс начать всё заново и с чистой головой может стать порядочными людьми… Но нет. Что ты-то будешь делать, насосавшись дерьма из их памяти? Это уже по отношению к тебе не очень хорошо. Однако всё же мне есть, что тебе предложить. Конечно, это связано с риском, серьёзным риском… Но рискуем тут мы все…

Велев Аминтаниру запаковаться в скафандр (перед этим едва ли не насильно переодев его в центаврианскую трофейную одежду, в которой он, по крайней мере, не будет путаться при ходьбе и которую не придётся с такими трудами и муками заталкивать в скафандр), Виргиния перехватила поудобнее бластер и осторожно выглянула за дверь. Пока всё было чисто, но судя по девственной тишине вокруг, собратья её нового приятеля были где-то рядом. И вряд ли окажутся такими же склонными к мирным переговорам…

========== Часть 5. ТЕРНОВНИК. Гл. 5. Новые контакты ==========

Сон, подобный этому, сложно было называть просто сном. Зеркальный коридор. Отражение в отражении. Голос, зовущий его – в ответ на его голос. Через немыслимое расстояние, через гиперпространство, через звёзды и газовые облака, Андо слушал этот голос – то взволнованный, сбивающийся, то звенящий восторгом открытий, надежд, мечтаний – голос Дэвида. Часть его, живущая в кольце, по-прежнему неспящим ангелом-хранителем оберегала сына Шеридана, и успокаивающе шептала ему сквозь сон, и бережно собирала его ответы – трепетные, лёгкие удивлённые мысли. «Не волнуйся, с ними всё хорошо – твой отец, твоя мать здоровы, я видел их совсем недавно…».

Внезапно сон оборвался – словно выключился. Словно погас блеск росы на траве от того, что туча закрыла солнце. Андо сел в постели. Тень не исчезла, она была где-то совсем рядом, она приближалась. Нет, не угроза. Скорее мучительная тревога, страх, отчаянье на грани агонии… Скорее, будто нечто и радо бы звучать как угроза, добраться до него, судорожно стиснуть его сердце, но крик его – крик собственной боли и страха…

Андо мысленно потянулся к этому зову, стараясь не спугнуть его носителя.

«Кто ты? Чего ты хочешь?»

Смятение, даже ужас в ответ. Два голоса, две части, которые не могут никогда быть одним целым, могут только вечно бороться, без надежды, что однажды один убьёт другого.

«Ты слышишь меня? Понимаешь? Слышишь мой голос?»

«Твой голос нестерпим. Он жжёт. Это огонь, нестерпимый для тьмы. Оно не даст, никогда не даст мне приблизиться к тебе»

Второй голос – без слов, только череда образов, череда бессильных ударов, немого крика, хаотический танец пауков в паутине. Пауков, чувствующих близость огня…

Андо встал с постели, накинул на себя первое, что попалось под руку – рубашка, и вышел в коридор. Длинные волосы были немного растрепаны со сна и лезли в лицо. Шепот, странный, болезненный, доносился, казалось, из очень далекого прошлого, но в то же время – совсем близко. По холодному полу идти босиком было немного неудобно, но Андо не обратил на это особого внимания. Остановившись перед каютой Алана, он тихо постучал в дверь.

«Я здесь. Ты впустишь меня? Я помогу, я не причиню тебе вреда, обещаю».

«Не обещай мне рая, которого не существует и которого я не заслуживаю. Оно никогда не оставит меня».

«Я помогу тебе. Верь мне. Открой дверь, ты ведь понимаешь, что я мог бы открыть и сам, но прошу сделать это тебя.».

В голове рождались странные, мучительные образы, которые рыжий телепат не смог бы даже описать, только почувствовав некоторое можно представить себе это.

«Так близко к огню. Я не могу скрыться от этого жара. Меня не должно здесь быть. Меня не должно быть».

«Меня тоже не должно было быть. Но мы здесь, ты и я. Мы оба живы, несмотря ни на что».

Дверь с тяжким шорохом отъехала в сторону. На пороге стоял Алан – бледный, как привидение, его взгляд, как будто обращённый на Андо, был пуст и казалось, что из его глазниц смотрит сама тьма. Холодная, пустая, безжизненная, ни во что не верящая и ничего не желающая. Андо шагнул навстречу мальчику, взял его за руку, заводя вглубь комнаты, усадил прямо на пол и опустился с ним рядом. Он не отпускал его руки – холодной, словно за пределами этой комнаты была минусовая температура. Пальцы Алана судорожно сжимались, словно царапали что-то.

«Что мне делать? Я не слышу её. Не найду, не восстановлю. Этот крик никогда не стихает».

Перед внутренним взором Андо появились корабли. Тысячи черных, блестящих кораблей – пауков, из самых страшных кошмаров. И крик. Визг, которым они между собой общались. Андо приложил ко лбу мальчика руку, стараясь успокоить.

«Это не твоё. Как бы глубоко, как ты считаешь, это ни вросло в тебя, это не твоё. И мы можем заставить этот крик смолкнуть навсегда»

Мальчик тихо, протяжно застонал, закрыл глаза. Когда он открыл их вновь, выражение в них уже было иным. Он пришёл в себя. Взгляд его медленно, затравленно обвёл лицо Андо, очертания комнаты – насколько позволяла темнота… Плечи его поникли.

– Опять… Отлично…

Андо отстранился, запахивая рубашку на груди, опустил голову, отчего волосы упали на лицо. Закрыв глаза, он пытался проанализировать то, что увидел в голове мальчика. Весь тот немыслимый, цепенеющий ужасом кошмар в его подсознании.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как чувствую? – голос Алана был очень тихим, каким-то безразличным, хотя кажется, безразличие это было наигранным, – уже… чувствую… Оно ушло куда-то внутрь, свернулось там до поры… Но вообще мне не очень приятно иметь свойство время от времени транслировать свои кошмары в сознание тех, кто оказывается рядом… если уж об этом. Но ничего изменить я не могу. Моих лекарств у меня больше нет, я думаю об этом постоянно, и мне кажется, что мой собственный пульс вбивает меня, как гвоздь, в крышку моего же гроба… Виргиния пыталась мне помочь, хотя бы как-то. Долго не хотела верить, что… Ты тоже надеешься, что сможешь исправить?

Андо улыбнулся, все еще не поднимая головы.

– Нет, я не надеюсь. Надежда это вообще как-то не про меня. Я ни на что никогда не надеялся. Я просто знаю, что вылечу тебя. Пусть даже ты не веришь – это как раз не столь важно. Хотя тебе, возможно, много раз говорили, что само то, что ты жив – чудо, но я понимаю, что это вызывало у тебя только горькую насмешку…

– Ты много видел врождённых уродств, Андо? – так же тихо спросил Алан, – я был в утробе матери тогда, когда она была деталью для их корабля. Она не успела попасть на такой корабль… Если б успела, думаю, я б никогда не увидел свет. Но всё то время, пока они не знали, как вынуть эту штуку из её головы, я развивался… под контролем, под влиянием этой машины. Я тоже её слышал, я чувствовал, как она… смотрит на меня. Я неразлучен со страхом с тех самых пор. Моё развитие шло не так, как должно было, у меня, говорят, какая-то аномалия в мозгу, и даже не могут понять, какая. А по-моему, это я сам аномалия, то, что во мне ещё есть что-то, что способно думать, ходить, говорить, испытывать радость… Со мной не делали того, что с матерью, но у меня, в отличие от неё, и другой, нормальной жизни не было. Я пропитался её мыслями тогда, мыслями машины. Они все эти годы преследуют меня в кошмарах. Эта тёмная память во мне… возможно, она хочет… воссоединения с кораблём Тени. Или может быть, напротив, хочет умереть, сгореть, перестать существовать… Но я не знаю, возможно ли, чтоб это умерло, а я остался.

– До тебя, – таким же тихим шепотом ответил Андо, – я имел счастье видеть только одно уродство – себя самого.

Алан бросил быстрый взгляд на него – и снова уставился на свои нервно стиснутые руки.

– У тебя… Ты тоже был внутри, когда… Поэтому ты несёшь след Ворлона…

– Да. Я был зачат сразу после того, как Литу изменили. И она менялась все сильнее, когда я развивался в ее чреве. Я почти своими глазами видел то, чего не дано было видеть никому из живущих, по крайней мере… еще тысячу лет… А когда Лита… покинула меня и отчима, передав мне почти все программы Ворлона, мне был год. Она занесла их в мое подсознание, но сила, которой я обладаю, превышает силу любого из телепатов. Превышает силы сотни телепатов даже уровня П12. Знаешь… Однажды я чуть не убил своего… напарника. Просто потому, что не умел ею пользоваться. Этот свет мог бы разрушить и меня самого, но… Я полюбил его, полюбил раньше, чем сказал первое слово.

Алан кивнул.

– Это можно себе представить… Через это проходили… многие, кто отличается от большинства людей. Тем, у кого телекинез, ещё сложнее, чем телепатам… А тебе тяжелее, чем любому из нас. И… как же ты нашёл смысл жить?

– Я знал, что есть тот, кому я буду полезен. Я видел его в своих видениях с самого детства. Если и был смысл в моем рождении, в такой моей силе – то это быть его оружием, его щитом и мечом. И я ни на секунду не усомнился в этом. Я защищал его сына, я старался быть ему полезным. Хоть и не имею возможности защитить его от неизбежного.

– Ты решил посвятить свою жизнь некому человеку? Это выход, если подумать… Естественный человеческий выход. Жаль, я мог бы посвятить свою жизнь матери, она, как никто, достойна этого… Но что мне посвящать? Жизнь, которую и жизнью не назовёшь? В полусне, на лекарствах, от кошмара до кошмара… Сын должен быть радостью матери, а я – только боль.

– Ну… Если смотреть с твоей точки зрения… То да, некому человеку. Но для меня этот человек – больше, чем для любого верующего – Бог. Он был тоже изменен Ворлоном, Бог любил его, как сына, и умер ради него, помогая ему. Смысл жизни – быть нужным, быть его оружием, быть защитой для того, что для него важно, и тогда каждый шаг по этому пути даёт счастье. Но ты не прав, говоря так о своей матери. Она любит тебя, и не может не верить в лучшее для тебя. Не потому, чтоб на это ей хоть кто-нибудь давал надежду, а потому, что так может биться её сердце. Ради своей матери ты выжил, ради неё ты справишься.

Алан посмотрел на него глазами, в которых стояли слёзы.

– Андо… Мне действительно как-то не дано верить во что-то. Но если веришь ты – пусть будет твоя вера. Попытайся мне помочь. Я не хотел бы… быть один всю жизнь.

– Ты не один. Больше не один, – Андо взял Алана за руку, – у тебя есть семья. Твоя мать, мы с Офелией… И наше дитя, которое скоро появится на свет. Мы не оставим тебя. И все вместе… мы заставим замолчать голос кошмара.

– Спасибо, Андо, – Алан сжал его руку, – я привык быть один… потому что слишком рано понял, что я такое. Если твоя сила действительно так велика, что ты способен выключить это… Если можно, побудь со мной рядом, чтобы хоть раз в жизни увидеть обыкновенный, спокойный сон.

– Я останусь. Ничего не бойся. Я смогу защитить тебя.

Щёки Алана слегка порозовели. Он стянул покрывала на пол – на кровати, как ни крути, не разместишься вдвоём, а ему так хотелось засыпать не одному. Казалось, что целую вечность назад мать держала его руку и говорила, что никогда, никогда не оставит его… Кто же знал, что так получится, что он оставит её? Не прошло и десяти минут, как мальчик успокоился, его дыхание выровнялось, стало глубоким. Андо еще некоторое время смотрел на спящего Алана, прежде чем сам погрузился в небытие.

– Вот, – Виргиния гордо обвела рукой интерьер рубки, – наша проблема в том, что всем этим добром мы толком не умеем пользоваться. А сейчас мы потерпели аварию, рухнули на вашу планетку на приличной скорости… И хотя пробоин, механических повреждений на корабле как будто нет – взлететь мы не можем, аппаратура нас не слушается. Главная беда – что если даже здесь где-то завалялась инструкция по эксплуатации – мы ничего в ней не поймём, потому что это на неизвестном нам языке. Лорканцы долгие годы учатся понимать эту систему символов, а у меня и вообще такой возможности не было. Так вот, я подумала… Раз уж у тебя есть такое свойство – считывать память, то ведь ты мог бы проделать то же самое и с машиной? В отличие от него, ты хотя бы как-то говорящий, и, освоив память компьютера, сможешь объяснить нам, что там не в порядке.

Накалин подполз ближе к приборной панели.

– Риск конечно, велик, – продолжала Виргиния, – возможных раскладов много… Если тебя, допустим, убьёт разрядом при попытке засунуть своё щупальце в его электронные недра – пользы нам от этого будет маловато, конечно. Похороним твою обгорелую тушку и будем дальше думать, как выбраться с планеты или хотя бы послать сигнал о помощи. Если у тебя получится, но тем самым ты перекачаешь всю информацию в себя, очистив память компьютера до заводских параметров или не знаю даже, как назвать… То ты, конечно, нереально обогатишься духовно, но у нас проблем не уменьшится, а вовсе даже прибавится. Но я почему-то оптимистка. Зажмуримся и рискнём?

Выражение глаз накалина, тем более выражение того, что у него можно было назвать лицом, сложно было интерпретировать, но Виргиния чувствовала исходящее от него любопытство, разгорающийся интерес. Сканировать накалина было сложно – не потому, что что-то сложное было в нём самом, а потому, что она никак не могла понять устройство этого существа, законов, по которым оно развивалось.

– Я попробую. Я никогда не пил память из неживого, но один из нас, который поглотил память старого, умного чужака, говорил, что такое бывает. Бывают среди чужаков такие, в тело которых вживляют детали от машин, и неживое срастается с живым, действует как одно целое.

– Киборги-то?

– Я не киборг, но я попробую. Мои иглы крепкие, думаю, машина не убьёт меня.

– Ну, Аминтанир, я не эксперт, конечно… Но думаю, самое время помолиться.

Компьютер замигал экранами и лампочками, загудел как-то встревоженно-ошарашенно, Виргиния на всякий случай вцепилась покрепче в поручень. Аминтанир, всё ещё недовольный своим новым нарядом и ситуацией в целом, смотрел на эту светомузыку с тихой паникой.

Впрочем, ничего глобально страшного не произошло, компьютер, сперва шокированный неожиданным вторжением, не расценил его как угрозу – возможно, подумала Виргиния, потому, что в его файлах информации о подобном просто не было. Он разворачивал и сворачивал голограммы над приборными панелями, открывал и закрывал невидимые до тех пор гнёзда и разъёмы на них, видимо, повинуясь слепым тычкам мысли вторженца.

И так же внезапно всё закончилось. Накалин осел на пол, отсоединив щупальце от гнезда. Виргиния ощутила накрывающую её с головой волну дикого, яркого, какого-то детского восторга.

– Ну… как ты? Что-то получилось?

Ментальный фон существа определённо стал… богаче. Виргиния видела его подобным разбухающему, разворачивающемуся на глазах бутону. Она подошла ближе, Аминтанир, всё ещё судорожно сжимающий одну из найденных на корабле пушек, стреляющих узким почти прозрачным лучом удивительной дальнобойности – принцип её работы они тоже понимали с трудом, как устроена – тем более, поэтому называли просто – пушка, последовал за ней.

– Не волнуйся. Кажется… Он больше не имеет намеренья на нас нападать. После того, что он получил, мы для него – уже мелочь.

Накалин с трудом, опираясь одним из щупалец о приборную панель, поднялся.

– О да. Это… так много… Целый мир! Столько информации, столько красоты, удовольствия… Ради этого стоило рискнуть жизнью! Потому что теперь у меня словно сто жизней, тысяча… осмыслять это, наслаждаться, лелеять это в себе… Там картины удивительных миров, хроники удивительных событий! Там схемы устройства чудесных машин и биографии необыкновенных людей! Я понимаю их язык… Он очень красив. Я стал немного ими всеми, стал их миром, это… невероятное счастье. Мне сложно выразить это на твоём языке, женщина, сознание вашего мужчины, память которого во мне, было бедным, он не был поэтом, нисколько не был…

Теперь уже Аминтанир, с горящими глазами, приблизился, напрочь забыв, видимо, как совсем недавно готов был при малейшем подозрительном телодвижении выпустить в чудовище весь заряд.

– Ты… Ты теперь говоришь на языке этих древних, которые жили на Лорке прежде нас? И на нашем языке тоже? Ведь в памяти корабля был наш язык…

– Да, вы поставили свою операционную систему поверх имеющейся, точнее, встроили в имеющуюся… Вам очень повезло, потому что система приняла её, эту малую надстройку, позволила использовать её для перевода, взаимодействия, для обучения себя… Мне проще бы было говорить на языке твоего народа, юноша, и тебе объяснить принципы устройства, которые ты хочешь знать, на языке женщины мне долго и трудно будет говорить, мало подходящих слов, куски памяти, которые она дала мне, помогают, но не в этом.

Аминтанир смущённо ответил что-то на лорканском. Дальнейшую короткую беседу Виргиния не очень понимала, хотя по её просьбе Аминтанир и учил её азам их языка. Потом накалин нерешительно коснулся щупальцем приборной панели, нажал несколько клавиш, повернул пару тумблеров… Экран над ним загорелся, вместо спиралей и разводов выдал что-то вроде командной строки, над панелью развернулась голографическая клавиатура.

– Тут мне сложно… У меня щупальца, не пальцы. У них были очень тонкие пальцы, много пальцев. Придётся вам помогать. Я буду говорить, что набирать. Я немного уже понял, когда записывал память системы – когда корабль встряхнуло, разболтались крепления под этой стойкой, отошло несколько устройств. Необходимо закрепить их и заново определить. Мы запустим диагностику всего, сможем понять, как и что наладить. Насколько я понял, нет сгоревших устройств, есть только те, что перестали определяться, и есть, возможно, где-то обгоревшие контакты, но это можно исправить.

Аминтанир шагнул к стойке.

– Ты сможешь объяснить мне, как? Я смогу это сделать сейчас под твоим руководством?

– Да. Но подожди, сначала я научу, как отключить этот участок, иначе система ударит тебя из защиты.

«С ума сойти… – думала Виргиния, – мы чиним украденный корабль неизвестной расы под руководством заглота… Хотя, ситуация давно уже много что позволяет….».

– Я попробую настроить вам программу перевода. Здесь есть подобная, проще всего настроить её на язык нынешних лорканцев, в системе есть память о нём, о земном – нет.

– Наверное, поэтому система и не восприняла правильно ввод координат… – грустно вздохнула Виргиния, – я ж брала их с «Белой звезды», а у них там, видимо, своя знаковая система… А как-то запустить пересчёт можно?

– Можно б было… Если б у тебя были ещё какие-нибудь координаты, какого-то такого мира, который есть и в памяти этой системы.

– Земля или Вавилон-5 подойдут?

– Я не могу обещать удачу. Я могу сделать операционную систему… более переведённой на лорканский, тогда юноше легче будет управлять кораблём. Но во многом вам придётся разобраться самим. Я не могу полететь с вами, хотя мне очень бы хотелось. Но жители ваших миров не готовы к тому, чтоб принимать жителя моего мира, и я понимаю их.

– Грустно… Я, честно говоря, уже готова была согласиться на то, чтоб ты полетел с нами. Теперь-то тебе уже не так необходимо высасывать чьи-то мозги… Хотя, ещё б они взяли и сразу поверили в это.

– Я получил от машины информацию о мире её создателей и о некоторых других мирах, я получил информацию о твоём мире. Но я совершенно не знаю о собственном, а теперь мне хотелось бы его узнать. И возможно, как-то сделать его лучше. Если я это смогу – это будет правильно, то богатство многообразных красок, которое я получил, не должно пропасть даром, я должен поделиться им. У тех, кто выпил хорошее, богатое сознание, рождается более способное потомство. Возможно, когда-то, через много поколений, мы станем лучше, и тогда сможем выйти и общаться с вами.

Виргинии очень хотелось ободряюще положить ему руку на плечо. Но плеча у накалина не было, и она нашла альтернативу, погладив его по боковой части головы.

– От чужаков тут могли остаться какие-то устройства, кто знает… Судя по тому, как они сбегали – могли. Если уж женщины пооставляли свои наряды, то… всё возможно. Вы могли бы попытаться так же считать информацию оттуда. Как жаль, что вы не додумались до этого раньше.

– В нашем мире нет таких устройств, сама понимаешь. Мы были уверены, что так общаться с неживым только чужаки способны. Мы завидовали им – слова этого не знали, конечно, но завидовали. Вашим возможностям, вашей богатой, разнообразной жизни. Тому, что вы летаете, изобретаете, творите историю. Тому, что вы дружите и любите. В памяти вашего сознания бывает больше или меньше информации о ваших технологиях, вашей науке, предметах, которые окружают вас, но главное – там есть информация о личности, о том, кем она себя ощущает и как осознаёт, что помнит, кого любит… Это прекрасно – чувствовать это в себе, возможность представить себя личностью. Это нехорошо, конечно, потому что это украденная личность, но что сделаешь, у нас не может быть своей. Может быть, и хорошо б было, если б мы так и не узнали, как это сладко, и не испытали этого голода… Но теперь мы непременно должны измениться, чтобы весь тот ущерб, который мы, будучи дикарями, принесли чужакам, не был напрасным, дал какие-то хорошие плоды.

– Очень хочется верить… В памяти машин, конечно, личности как таковой обычно не бывает, это информация, а не чувства, привязанности, отношения… Но у вас будет хотя бы это. А раз вы по крайней мере способны испытывать удовольствие от получаемого – значит, в конце концов выработаете и свои чувства, свою индивидуальность, и она не будет только индивидуальностью в зависимости от того, кто из вас какое сознание присвоил.

Момента пробуждения Алан даже сперва не осознал. Это казалось продолжением сна – непривычное ощущение лёгкости и покоя. Состояние его ночью, если он не бодрствовал, бывало двух видов – когда он просто лежал в забытьи, не ощущая, не чувствуя ничего, и эти часы просто выпадали из его жизни, и кошмары, в которых сосущая чернота настигала его, ныла во всём его существе оторванной, несуществующей, ненавистной частью. Соответственно, его пробуждение бывало более или менее лёгким, но всегда с тяжестью и туманом в голове, с бледным подобием радости от того, что он снова в сознании, снова владеет собой. Сейчас – мягкий свет наполнял каюту, мягким казалось всё – хотя едва ли застеленный тонкими покрывалами пол мог назвать мягким хоть кто-то, кроме, допустим, Андреса после суточного дежурства у пульта снова барахлящей системы связи. Он открыл глаза, всё ещё не веря себе. У него обычным делом по утрам был этот смутный внутренний вопрос «кто я и где я», но сейчас этот вопрос звучал… по-другому. Неужели это он, действительно он – без тяжести и опустошённости внутри, без мерзкого вкуса слабости, безнадёжности?

Чьё-то тихое ровное дыхание рядом. Воспоминания вставали в памяти чем-то странным, малореальным, казались первой фазой сна. По подушке струились рыжие спутанные пряди. Андо Александер спал рядом, свернувшись клубочком, практически не прикрытый покрывалом. Ресницы его трепетали – кажется, телепат чувствовал его пробуждение, и тоже готовился проснуться. Алан сел в постели, потом резко натянул покрывало до подбородка. Слишком бешеные, противоречивые побуждения вспыхнули в нём. Бежать скорей куда-нибудь, подальше от кают, вообще с корабля, краснея от стыда… Боже, он ведь практически голый! Он разбудил Андо своим кошмаром, призвал сюда… Так отчаянно настаивать, чтобы его поселили в одиночестве, на перенаселённом-то корабле – и теперь заставить кого-то придти сюда, быть с ним всю ночь… И хотелось разбудить Андо, поблагодарить его за участие, за отзывчивость, помощь… За первую в жизни ночь без кошмаров. И хотелось забиться под покрывало полностью, раствориться в нём, сделать вид, что его здесь нет и никогда не было. Андо… он тоже почти голый. Почему? Неужели он спит так обычно? Алан бросил взгляд на мирно свернувшуюся фигурку и быстро отвернулся, ещё больше заливаясь краской.

В этот момент дверь каюты с деловитым лязгом отъехала в сторону. Алан издал горестный писк и нырнул под покрывало – чёрт побери, он не заблокировал дверь, когда впускал Андо, а Андо, разумеется, тоже не додумался это сделать…

– Алан, уж извини, я знаю, что к тебе вообще никому не позволено входить, но ты единственный, кого я ещё не спросил, капитан обыскался Андо, а связь опять бара… – Андрес замер на пороге, какое-то время обалдело созерцая обоих (Андо как раз тоже уже проснулся), а потом, особо, в общем-то, не меняя выражения лица, с чувством зааплодировал.

Андо зевнул, прикрыв рот ладонью, и повернулся к двери, еле разлепляя глаза.

– Скоро приду. К чему аплодисменты?

– А, ну если скоро придёшь – тогда ладно, конечно, – Андрес переступил с ноги на ногу, ухмыляясь, – понимаешь, мы б вызвали тебя с мостика, да связь… Ну, откуда мне было знать, что ты… занят. Я б тебе сначала ментальный букет роз послал, что ли.

– Настоящий-то тебе не откуда взять, – улыбаясь, парировал Андо, повернувшись к Алану, – Доброе утро.

– Настоящий и тебе неоткуда взять, – Андрес подмигнул Алану и шагнул через порог, – одевайтесь, мальчики, ждём.

Алан продолжал сидеть красный, как рак, пытаясь собрать в кучу мечущиеся панические мысли.

– Господи… как-то это…

«Неловко получилось» – он так и не произнёс, осознавая всю убогость и банальность этой фразы.

– Прости, я просто не подумал вчера о том, чтоб запереть дверь. Как спалось? Надеюсь, я не навредил тебе во сне? и… Мне придётся позаимствовать у тебя какую-нибудь одежду. Моя ведь осталась в моей каюте.

– Я спал… очень хорошо, – Алан снова соскользнул взглядом с фигуры Андо, заблудившись в собственных мятущихся, отчаянных мыслях, и бросился, запинаясь в покрывале, к шкафу, – я никогда так не спал. Даже представить не мог, что такое бывает. Наверное, это люди сравнивают с эйфорией от ощущения полёта…

Андо натянул переданные ему штаны и повернулся к мальчику. Тот сидел, кажется, боясь даже пошевелиться от стыда и страха.

– Я рад, что был полезен, – поцеловав Алана в лоб, произнес парень, – подожди, я переоденусь, как только освобожусь, и приду к тебе.

С этими словами Андо вышел за дверь.

На мостике их ждали капитан Ли и генерал Аламаэрта – один светлокожий, другой синелицый, но оба с одинаково мрачным выражением лица.

– Андо… Извини, что пришлось просто ворваться и разбудить. Внутренняя связь корабля перестала работать – видимо, тоже из-за этого прибора… Установить мы его установили, а настроить как надо не можем. Нам нужна твоя помощь.

– Моя? Но я ничего не знаю об этом.

– Так-то оно, конечно, так, но есть у тебя перед нами некоторое преимущество… Как мы и предполагали, сигнал, то есть, след улетевшего корабля за это время стал очень слабым, гиперпространственные течения его почти стёрли. Да ещё и сигнал от лорканцев его глушит… Необходимо точно навести прибор на нужный сигнал, ты это сможешь. Андрес уже пробовал, даже находясь в гиперпространстве, совместить луч прибора с сигналом он не смог. Если и ты не сможешь, боюсь, плохи наши дела…

– Хорошо, я попробую. Только мне нужна опора. Совместить не составит труда, если из тысячи сигналов, которые я ощущаю сейчас, я смогу вычленить именно тот, что нужен. Андрес, сможешь навести меня на нужный? Тогда дело обернется в несколько минут.

Капитан Ли прошёлся вдоль приборной панели, барабаня пальцами по её краю.

– Придётся подняться на «Сефани», прибор стоит там. Будь там осторожен, я даже примерно не представляю устройство и принцип работы этих систем, у нас до сих пор есть проблемы с синхронизацией… Поэтому, кстати, благословенный прибор, по какой-то своей странной логике, глушит нашу внутреннюю связь… Если сможем и это исправить – я тебе памятник смастерю. Вот такого примерно размера.

– Капитан, я – телепат чуть в большей степени, чем телекинетик. Думаю, я смогу что-то сделать.

– Хорошо… Хотя бы попытаемся.

– Без успеха операции моя жизнь всё равно немного стоит, – молвил с угрюмой усмешкой лорканский генерал, – так что если даже оба корабля по итогам взорвутся ко всем тёмным силам, попытка не пытка. Идите, Лаванахал проводит вас и объяснит…

В отличие от Андреса, Андо на лорканском корабле был вообще впервые. Сдержанное восхищение Андреса он чувствовал – «Сефани» был, конечно, куда скромнее и проще «Золотого Дара», но воображение тоже поражал. Определённо, если миссия генерала окончится неудачей – то смерть ему кажется куда более предпочтительным исходом. И всё из-за какого-то высокородного мальчишки и обычной человеческой девчонки, хотя и телепата, конечно…

В тот самый момент, когда сканеру «Сефани», совместными стараньями Андо и Андреса, наконец удалось поймать сигнал «Золотого Дара» и настроить систему поиска на его параметры, «Золотой Дар» с Виргинией и Аминтаниром на борту стартовал с планеты Накалин.

– Следует, наверное, быть осторожней, сейчас маяк охранной системы снова обнаружит нас и может попытаться уничтожить!

– Знаю… Я, в общем-то, всё уже подготовила к прыжку, жду только, когда он координатную сетку пересчитает, чтоб не занесло опять неведомо куда. Успеем мы нырнуть в гипер, пока этот маяк раскачается…

Но получилось даже интереснее…

– Это вызов по внешней связи! Нас засёк корабль!

– «Белая звезда»? Нас догнали, обнаружили?

– Вряд ли, не похоже…

На экране возникло лицо немолодого, очень полного центаврианина.

– Вы пересекли опасную зону и находитесь вблизи карантинной планеты в юрисдикции Центавра. Неизвестный корабль, назовите себя. Я, капитан Флавоцци, сопровожу вас на базу в целях допроса и проведения биокарантина. У вас есть пять минут, чтобы ответить и сдаться добровольно, после чего нами будет осуществлён захват.

– Плохо дело…

– Да не так уж и плохо – сам посмотри, машинка у них так себе, с такой переть против нас – или чистое самоубийство, или незамутнённая глупость. Мы в два нажатия клавиш можем размазать их ровным слоем по сектору. Просто, хотелось бы без экстремальных выходок всё же… Значит, придётся уболтать. Тем более, когда тебя так уговаривают…

Аминтанир решил, что Виргиния имеет в виду – уболтать во время допроса на базе, но он ошибался. В планы Виргинии подобная невразумительная задержка не входила. Центавриане, разобравшись в ситуации, в тюрьму их, может, не посадят… Но радостно сдадут на руки ближайшему патрулю рейнджеров или земному кораблю, а это вот пока рановато. Она включила ответную связь.