Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 138 (всего у книги 296 страниц)

Глава 17
Покажись, ваше мертвейшество

Столица Империи, Альтдорф

Рождение нового года

Волк вошел в столицу в сумерках. Йерек двигался по темным улицам бесшумно, с грацией хищника. Много времени прошло с тех пор, как он в последний раз гулял среди живых – человеком. Да, очень много – целая жизнь.

Горожане теперь стали осторожными, они то и дело озирались, бросая через плечо подозрительные взгляды, перебегая от тени к еще более глубокой тени, от двери до двери, ожидая, что когти и зубы смерти в любой момент вопьются в них, утащат и раздерут их плоть. Этот новый мир создала война фон Карштайна.

Люди понятия не имели о том, что Волк способен влезть в человеческую шкуру, что монстр может ходить среди них незамеченным, выглядя для всех и каждого точно таким же, как и любой горожанин. Волк не получал удовольствия от обмана.

Йерек толкнул дверь «Горбатой карги» и вошел в пивную.

Никто не оглянулся. Никто не крикнул: «Злодей!»

Облизнув губы, Волк подозвал служанку и заказал пинту пива.

Он вручил девушке потертый шиллинг и присел у огня, привлеченный теплом.

Йерек не знал, откуда начать. По справедливости, после сокрушительного провала Питера в Нулне, ему следовало вернуться в Дракенхоф. Он этого не сделал. Он пришел в Альтдорф, город шпилей, в поисках перстня фон Карштайна. Мысль о кольце превратилась в одержимость, в болезнь. Волк полагал, что если он может найти потерянное, то на это способен и любой другой, а этого он позволить не мог. Значит, именно он обязан отыскать кольцо и уничтожить его.

Только это оказалось не так-то просто.

Последний огонек человечности в Волке мог и хотел вдребезги разбить обещание господства, таящееся в перстне, но слабое мерцание этой искры – ничто против голода проклятого зверя в нем. Зверь жаждет владычества. Слово «наследство» глодало Йерека изнутри, распаляло его, подобно лютому голоду. Он желал избавить мир от кольца – и все же стремился завладеть им.

Каждый день зверь становился сильнее, требуя своего права на вечность.

Скоро он уже не сможет отвергать тварь, и тогда Йерек будет проклят навсегда.

Он грелся у камина.

Пивная «Горбатая карга» была набита битком, женщины с игривыми улыбками обслуживали длинные столы, мужчины, распустив завязки на кошельках, сорили шиллингами и пфеннигами, словно думали, что завтра не придет никогда, – да и кто обвинил бы их в эти смутные времена? Пусть наслаждаются когда и где получится.

Подвыпившие мужчины, ссутулившись над шатким столиком, играли в бабки. Они ругались, монеты переходили из рук в руки, но выигрыш ли, проигрыш – пьянчуг будто и не волновало. Они хохотали, болтали о жизни и любви, дергали пробегающих мимо служанок за юбки, а то и пощипывали за мягкие места. Йерека радовал вид этой простой компании.

Бесчисленные разговоры велись вокруг него. Волк прикрыл глаза и позволил чужой болтовне омывать себя. Слышал он лишь обрывки. Тень вампиров висела слишком низко над городом. Большинство тем касались зла войны и порчи, а также личных невзгод в трудные времена. Люди не забыли о резне в соборе Зигмаритов. Эти ужасы после стольких лет, отделяющих войну и гибель Влада фон Карштайна от рук Вильгельма Третьего, стали сейчас даже реальнее.

Поразительно, как люди умеют справляться с трагедиями. Они способны отмахнуться от истребления тысяч, но будут скорбеть о единицах. В этом смысле они очень похожи на других детей природы, стадных животных, ставящих благополучие стаи выше благополучия каждого в отдельности. Десятки тысяч задохнулись в кулаке графа-вампира от голода и лишений, но помнят не о них, а о тех, кого сгубили более жестокие убийцы – сталь и клыки.

В разговорах почти не упоминалось самопожертвование верховного теогониста. Жрецы, возможно, и хотели бы канонизировать его, но простолюдины уже начали забывать о героической гибели священнослужителя. Вот и еще одно чудесное человеческое качество – короткая память.

Сколько лет прошло с тех пор, как он, дерзкий и непокорный, стоял на городской стене? Наверняка не так уж и много, чтобы его мужество обратилось в ничто?

Йерек поймал себя на том, что размышляет о людях с точки зрения зверя, которым стал, а не человека, которым был. Годы идут, годы летят. Люди не забывают – они отодвигают от себя прошлое, другие трагедии валятся на их головы, и постепенно фон Карштайн превращается в монстра из мрачных, но минувших времен. Последнее чудо рода людского – способность двигаться дальше.

Конечно, это чудо одновременно и проклятие, порожденное мимолетностью их жизней. Вторая жизнь открыла Волку такие перспективы, каких он никогда не видывал и не понимал прежде.

Он сомневался, что кому-нибудь тут известно место упокоения его родителя. Йереку казалось, что даже теперь их что-то связывает и он сам ощутит Влада, пусть и в шести футах под землей, и источенного червями. Но он ничего не чувствовал.

Волк откинулся на спинку стула и попытался мыслить как Зигмарит. Как жрецы поступили бы со злом, которое не постигают? Священный огонь? Ритуальное очищение? Или они приставили бы своего благословенного Зигмара присматривать за демоном – даже в смерти?

А почему бы и нет? Йерек улыбнулся про себя. Учитывая склад ума жрецов, вполне очевидно, что они сделали с бренными останками вампира. Они их сожгли, а где лучше всего похоронить чудовище? Ну конечно, под пристальным надзором человека, убившего его!

Он был уверен, что прав. Это ведь так по-Зигмаритски – покрыть тьму светом, подавляя и устраняя мрак.

Теперь он знал, где найдет фон Карштайна. И, куда важнее, знал, где найдет кольцо, наделявшее вампира немыслимой силой восстановления: в земле, под могилой священнослужителя.

Йерек поднес кружку к губам и стал жадно пить, воображая, что на самом деле чувствует горьковатый и терпкий вкус пива, льющегося в его глотку.

Он причмокнул и подозвал служанку. Руки у девушки были заняты кувшинами, кружками – и отбиванием от чужих похотливых пальцев. В другой жизни Волк преподал бы дерзким щенкам урок хороших манер, но не сегодня. Сегодня важно казаться одним из них.

– Эй, красотка! – крикнул он, хватая проносящуюся мимо девушку за передник. Держал он крепко. Она посмотрела на клиента сверху вниз, с улыбкой на губах, но с пустым взором. – Еще одну. – Подавальщица кивнула. – И спасибо, что улыбаешься, дорогуша. Ты скрашиваешь день старому потасканному Волку.

На миг ее глаза посветлели. Что ж, этого достаточно.

Он опять опустил веки.

Принесенное пиво снова заструилось по горлу. Йерек отключился от гомона, его не смутил даже нищий менестрель, затянувший разухабистую песенку, которую местные с восторгом подхватили. Шум обтекал его, не задевая. Теперь нужно только ждать. В конце концов, у всех тут имеются свои дома и постели.

Певец портил буквально каждую мелодию, вылетающую из его рта, но пьянчугам была плевать. Они стучали кружками по мокрым от пролитого пива столам и криками подбадривали трубадура, требуя еще и еще и хором ревя знакомые слова.

Наконец хозяин ударил в колокол над стойкой, давая сигнал гулякам закругляться. Самые стойкие выпивохи принялись осушать до дна последние кружки, остальные же побрели домой, отсыпаться. Йерек не завидовал никому из них – кутил ждет невеселое утро.

Волк покинул пивную вместе с последними клиентами, слегка запинаясь, подражая их шаткой походке.

– Где тут собор? – спросил он, похлопав по плечу какого-то забулдыгу.

Тот, хмыкнув, ткнул пальцем в сторону одного из многочисленных шпилей.

– Чуток перебрал, а?

– Ага, чуток, как раз столько, чтобы забыть, как выглядит баба и где она ждет, – пробубнил Йерек, криво ухмыляясь.

– А знаешь, как говорится: когда достаточно выпивки, любая мымра делается красавицей.

– Чистая правда! Жаль только, что нам, парням, надо надраться, чтобы свиное ухо превратилось в шелковый кошель, да? – Йерек хихикнул и зашагал прочь.

Поддерживая образ, он еще долго покачивался, стараясь не переигрывать, чтобы случайные прохожие не запомнили едва держащегося на ногах пьянчугу, – достаточно просто иногда спотыкаться, чтобы выглядеть одним из них.

На углу он прислонился к стене, постоял так немного, оттолкнулся от грубого камня и отправился в путь по лабиринту улиц. Вскоре впереди замаячил купол величественного здания.

Железные ворота были заперты, но это не имело значения. Преодолеть низкую стену ему ничего не стоило. Йерек подтянулся, царапая носками сапог крошащиеся камни, и спрыгнул с другой стороны, негромко ворча.

Двор собора содержался в полном порядке. Единственную могилу, на которую наткнулся взгляд Волка, загораживала небольшая группка деревьев. Он прошел через ухоженный розарий к уединенному надгробию, на которое падала тень плакучей ивы. Место упокоения святого человека отмечала простая каменная плита. Рядом в стене виднелась выходящая на улицу калитка. Надгробие покрылось мхом. Над камнем склонился куст белых роз, шипы царапали высеченные на граните слова молитвы.

Йерек опустился на колени возле могилы, не испытывая ни малейшего благоговения. Он начал было разгребать землю голыми руками, но остановился. Пальцы его замерли в дюйме от странного железного диска, скрытого травой. Вычеканенных на кругляше рун он не знал, но ощутил их жар еще до того, как коснулся диска рукой. Металл обжег кожу, опалил плоть, и потрясенного Волка буквально отбросило от могилы.

Тряся головой, Йерек с трудом поднялся на ноги. Всеми фибрами своего существа он чувствовал остаточную энергию магических знаков, словно она каким-то образом настроилась на его мертвую плоть. Он уставился на почерневшую ладонь с отпечатавшейся на ней перевернутой руной. Йерек опять осторожно потянулся – и яростная боль ожога вспыхнула снова, не успел он даже дотронуться до земли. Волк не сдавался, пытка стала невыносимой, он балансировал на грани агонии – и все же не мог и пальцем коснуться могилы верховного теогониста.

Конечно, священное место должно быть защищено.

Что ж, талисман сказал Йереку все, что ему хотелось узнать о двойственной природе места погребения жреца. Зачем оставлять тут обереги от мертвой плоти, если не для того, чтобы удержать Влада под землей, а живущим мертвецам не дать вытащить графа из могилы?

Значит, чтобы добраться до праха вампира и, соответственно, до кольца, необходимо выкопать священнослужителя.

Только он не мог этого сделать. Не мог.

Впрочем, существует не один способ заполучить клок шерсти с паршивой овцы. То, что не может он, не означает, что с задачей не справится кто-нибудь другой.

Йерек огляделся. Он знал, что, если не поторопится, сам факт его присутствия в стенах собора лишит его малейшей надежды, – исходящая от него зараза нежити вызовет у жрецов кошмары и учащенное сердцебиение, желудочные колики, тошноту и прочие неблагоприятные симптомы – и клирики догадаются обо всем.

Возможно, подойдет нищий? Притащить с улицы оборванца, заставить его вырыть яму…

Нет. Это должен быть кто-то вне подозрений, на тот случай, если его увидят из собора.

Но кто?

По ту сторону розового сада приютилось маленькое кладбище. А какое кладбище без могильщика? И что может быть естественнее, чем могильщик, работающий в сумерках, готовясь к завтрашнему дню?

Он может вдохнуть в человека страх нежизни и подрядить его на этот грязный акт осквернения. Может? Должен.

Йерек знал, что ему делать. Раздевшись догола, он сунул свернутые тряпки под иву и, призвав Волка, отдался превращению. Когда мучительная боль трансформации охватила его, он закричал, и крик этот растянулся в вой тоскующего под луной зверя.

Ни одного огонька не загорелось в соборе.

Волк легко прокрался между кустами роз к рядам могил и тут же учуял хибарку могильщика. Шерсть на загривке хищника топорщилась – ведь рядом возвышалось множество изваяний Человекобога. Огибая надгробия, он проскользнул к домику кладбищенского служителя. Не доходя до двери, Волк прыгнул, бросая тело на преграду, вышиб хлипкий засов и влетел в маленькую комнату.

Он почуял человека прежде, чем увидел его, – закутанного в одеяла, со вставшими дыбом седыми волосами, смертельно бледного от страха.

Волк медленно подошел к кровати могильщика и щелкнул зубами, демонстрируя ниточку слюны, повисшую на черной губе.

– Помилуй, нет, – взмолился старик, когда серая морда едва не ткнулась ему в лицо.

И вдруг монстр начал меняться – звериные черты уступали место человеческим. Низкое рычание Волка перешло в ритмичное дыхание Йерека. Кости его перестроились – и вот уже перед могильщиком стоял голый человек. Но нагота не унижала его – она лишь усиливала ужас старика.

– Вставай, гробокопатель, ибо сейчас твоя жизнь принадлежит мне. Ты дышишь по моей прихоти, понимаешь? – Вампир поманил могильщика пальцем.

Старик закивал с таким пылом, что Йерек чуть не рассмеялся… но не рассмеялся.

Старик сполз с постели. С костлявого тела дряблыми складками свисала морщинистая кожа, в многочисленных впадинах плоти плескались черные тени. Могильщик явно готов был бухнуться на колени и умолять чудовище, вторгшееся в его дом, о пощаде.

– Что… что…

– Что я хочу?

Трясущийся старик снова кивнул. Йереку отнюдь не хотелось бы, чтобы именно сейчас его будущий помощник умер от страха.

Волка терзали угрызения совести из-за того, что ему предстоит, но зверь еще жил в его крови, заглушая непокорную человечность. Значит, монстр побеждает. Вскоре он перестанет раскаиваться в убийствах и осквернении, но пока горький привкус вины напоминал Йереку о том, что значит быть живым.

Но Волк подавил сожаление – сейчас эти эмоции неуместны. Он должен отдаться звериным инстинктам.

– Я хочу, чтобы ты раскопал мне могилу.

Потребовалось несколько секунд, чтобы его слова пробились сквозь ужас старика.

– Ты хочешь, чтобы я выкопал тебе могилу?

– Нет, я хочу, чтобы ты раскопал могилу. Могилу, которую однажды уже засыпали.

– Я не могу…

– О, думаю, ты скоро поймешь, что можешь, более того – ты это сделаешь. – Йерек оскалился, чтобы смысл его фразы лучше дошел до могильщика. Лишние проблемы ему ни к чему. – Одевайся, бери лопату и иди за мной. Я не хочу причинять тебе вред, но это не значит, что такого не произойдет. Итак, мы понимаем друг друга?

Могильщик опять кивнул, схватил со спинки корявого стула грязную рубаху, тут же уронил ее, нагнулся, подобрал одежду с пола – и все это не отрывая взгляда от Йерека, словно, отведи он глаза, это спровоцировало бы нападение зверя.

Йерек вышел из крохотной лачуги. Воздух приятно холодил кожу, осыпая ее щекочущими мурашками.

Секунду спустя появился могильщик с зажженным пузатым фонарем. Старик был мрачен.

Не сказав ни слова, Йерек двинулся обратно через кладбище. Интересно, скоро ли старик сообразит, какую именно могилу хочет вскрыть оборотень? Наверняка скоро. И что тогда? Откажется? Полезет драться? Поднимет тревогу? Или просто станет рыть?

Когда они вошли в розарий, бредущий за вампиром старик захныкал. Впереди была лишь одна могила.

– Я не могу…

Йерек остановился под свисающими ветвями плакучей ивы.

– Копай! – односложно приказал он.

– Я не могу, – повторил могильщик, но всадил лопату в землю.

Подозрения Волка оправдались: железный медальон не подействовал на старика.

– Копай.

Йерека мутило от собственного тона. Легко делать вид, что ничего не чувствуешь, но ложь часто правдоподобна – только не для самого лжеца.

Старик копал, спасая свою жизнь. Раз за разом погружал он лопату в почву, углубляя яму.

Пока могильщик трудился, Йерек оделся.

Почти вся долгая ночь ушла на то, чтобы добраться до первого трупа, покоящегося в могиле. Слезы покатились по лицу старика, и, когда его лопата ударилась о гроб верховного теогониста, он взмолился о прощении, но потом покорно отгреб землю, и показались серебряные замки деревянного ящика.

– Открывай, – велел Йерек. Маловероятно, что тех двоих действительно похоронили вместе, но было бы глупо не проверить.

Черенком лопаты могильщик отбил печати и отщелкнул блестящие скобы. Крышка со скрежетом поднялась, впуская воздух и выпуская облако смрада. Время и черви превратили святого человека в груду костей и лохмотьев. В гробу он лежал один.

– Закрывай и поднимай ящик, будем рыть глубже, – велел Йерек.

Старик подчинился. Он окопал гроб, чтобы удобнее было поддеть его, и вытащил ящик на поверхность, хотя задача оказалась далеко не проста.

Догадки Йерека подтвердились. Меньше чем в футе под гробом верховного теогониста обнаружились останки Влада. Кости не удостоившегося погребения в гробу графа-вампира оказались совершенно голыми, без плоти, без мышц, без сухожилий. Некогда роскошное облачение фон Карштайна превратилось в жалкие клочья, но золотые цепи и, главное, кольцо сохранились.

Руки графа-вампира были сложены на грудной клетке, и на правой поблескивал замысловатый перстень-печатка, золотой, с броским драгоценным камнем, окруженным чем-то вроде крыльев, усеянных самоцветами.

Йерек не осмеливался пошевелиться.

Добрых пять минут смотрел он на вычурное кольцо с темным камнем.

Он не мог поверить, что Зигмариты были так глупы, что не тронули перстень – ключ к власти графа-вампира.

Возбужденный до предела, он снял кольцо с пальца скелета и сам надел его. Волк ожидал ощутить что-то – трепет энергии, которая хлынула бы в его порченые вены, ответный крик бессмертия, но не почувствовал ничего. Йерек поднес руку к лицу и уставился на крылья, раскинувшиеся над его сжатым кулаком. Ничего. Пусто.

Может, нужно пустить себе кровь? Может, она связывала вампира и перстень? Может, тогда он почувствует силу?

И вдруг до него дошло. Несмотря на всю свою броскость, крылатый перстень не был знаменитым кольцом фон Карштайна и не обладал чудовищной мощью исцеления – красивая безделушка, и только. Стоило ли вообще ожидать, что кольцо будет на пальце трупа? Все правильно: жрецы похитили перстень, чтобы лишить фон Карштайна его сверхъестественной силы.

Йерек не мог заставить себя поверить в это.

Он спрыгнул в яму и принялся расшвыривать землю и кости.

Ничего.

Кольцо могло быть где угодно.

Не зная, кто его взял, невозможно определить, где оно сейчас.

Значит, ему не остается ничего, кроме как вернуться ко двору Конрада с пустыми руками, молясь без всяких на то оснований, чтобы след кольца обрывался тут, в тихом саду Морра. Но он понимал, что это не так. След вел от вора, укравшего перстень, но Волк не в силах был отыскать его. Он мог лишь надеяться вырвать кольцо у нынешнего владельца, когда перстень всплывет, – а это, разумеется, произойдет. Такие зловещие артефакты надолго не теряются.

Пусть лучше всякий, кто станет разнюхивать и задавать вопросы, решит, что он отыскал бесценный секрет Влада и улизнул с ним.

Йерек вылез из могилы и стряхнул грязь с одежды.

Затем Волк сжал кулак и похрустел костяшками, чтобы могильщик наверняка увидел, что именно вампир забрал у трупа. Он протянул было руку, чтобы помочь старику выбраться из ямы, но передумал, и могильщик остался стоять по колено в грязи и костях мертвеца. Пусть потом сам оправдывается.

– Тебе повезло, старик. Ты будешь жить, по крайней мере до рассвета, когда жрецы вздернут тебя за надругательство над мощами их благословенного святого.

Глава 18
Брать, невзирая на лица

Двор Кровавого Графа, Сильвания

Ночь воронов

Вдоль стен выстроились женщины. Конрад, граф-вампир Сильвании, удобно расположился на обсидиановом троне своего предшественника, наслаждаясь пьянящими ароматами еды. Влад, как и многие, лишившиеся души, окружал себя красотой, словно она могла как-то заполнить пустоту, созданную смертью. Конрад презирал подобные глупости. Красота в том, чтобы брать, а не восхищаться чем-то неосязаемым. Брать, брать и брать.

Конрад вздохнул и махнул рукой в сторону великолепной блондинки. Кожа ее казалась такой же темной, как миндалевидные глаза красавицы. Она яростно мотала головой, борясь с хваткой отмыкающих кандалы тюремщиков. Женщина всхлипывала, умоляла, лягалась и кричала. О да, красота определенно в том, чтобы брать то, чего тебе хочется. Страх девчонки возбуждал Конрада. В нем куда больше страсти, чем в тихой покорности. Всегда приятней, когда жертва сопротивляется. Тогда пища становится желанней – чужое всегда кажется вкусней.

Сто одиннадцать обнаженных женщин стояли, прикованные к стенам главного зала, – только ради его наслаждения. Их кровь пела ему. Он нюхом чуял уникальность каждой – девственниц и старух, матерей и вдов. Все они обладали своим неповторимым запахом. Он смотрел на женщин и на свой двор, жаждущий женской плоти.

– Вот, – важно произнес граф, – что отличает и разделяет нас. В моей власти дать то, чего вы хотите. Так насытимся же!

Женщина завизжала, когда ее швырнули к ногам Конрада. Рабы поставили жертву на колени. Онурсал, гамайя, шагнул вперед, намотал на кулак густую прядь женских волос и поволок несчастную по полу. Ее босые ноги стукались о холодный камень, руки беспомощно молотили по плитам, женщина пыталась остановить боль, разрастающуюся внутри нее.

Это была власть, пьянящая власть.

Только вот другие жаждут того, что он имеет, и стремятся отобрать это у него.

Красота в том, чтобы брать.

Конрад был бы глупцом, если бы решил, что он уже в безопасности. Пусть Питер, Фриц и Ганс мертвы, но предательство еще прячется в каждой тени, дожидается возможности расправиться с ним. Такова природа зверя: он окружил себя хищниками. Проявить слабость означает пригласить смерть. В этой комнате нет существа, которое не насладилось бы его свержением и пожиранием его трупа, чтобы самому занять место графа.

Он обвёл взглядом комнату, нагих женщин и мертвецов.

Среди них не было друзей Конрада, и не верил он никому. Впрочем, они смотрят на него точно так же: они желают его смерти.

«Ну и пусть желают», – с горечью подумал вампир. Он не доставит им радости увидеть хотя бы намек на слабость. Он будет совершенством, владыкой своего народа, хозяином дома, жестоким и коварным, порочным и везучим, незыблемым и бессмертным.

Граф хлопнул в ладоши, и два раба пустили женщине кровь, торопясь удовлетворить желание своего господина.

Конрад принюхался, и ноздри его затрепетали. Аромат свежей крови кружил голову.

Он больше не станет себе отказывать.

Удовольствие в том, чтобы брать.

Конрад первым приступил к трапезе. Держащие женщину рабы рассекли ей руки от кисти до ямки у локтя, так что густой нектар хлынул в горло вампира сладким фонтаном. Он смаковал вязкую жидкость, льющуюся по его губам и подбородку.

– Еще! – приказал он, торопясь ощутить новый вкус, еще не успев осушить эту. Вот в чем красота скота: все они разные, их кровь отражает богатство и глубину их жизней – кроме крови юных и неопытных, конечно, в ней своя прелесть.

Рабы бросили первую женщину на забаву упырям, пожирателям мертвой плоти.

Ее сменила совсем молоденькая девушка, почти ребенок, с кровью невинной, полной соблазнов. Сейчас он отведает этот деликатес.

Конрад откинулся на спинку трона, открыл рот, а плотоядно ухмыляющийся раб провел ножом по девичьему запястью.

Она закричала, когда ее кровь закапала в рот вампира. Конрад кивнул, и слуга оттолкнул девчонку. Граф едва попробовал ее, предпочтя подарить лакомый кусочек одному из своих приближенных. Он знал их слабости, знал, чего они жаждут, будь то молодость или старость, юноша или женщина. Всегда важно знать потребности окружающих тебя, знать их самые интимные склонности. Это окупится. Любые слабости слуг всегда можно обратить против них. Онурсал, темнокожий великан, поймал и осушил жертву, а когда ее труп шлепнулся на пол, переступил через тело и поклонился Конраду:

– Благодарю, мой господин.

Конрад ответил вампиру кривой улыбкой. Да. Он знал свой народ и его слабости.

По всему залу другие гамайя насыщались вместе со своим господином.

Хотя не все, отметил Конрад, увидев, что Йерек не присоединился к пиршеству.

Йерек.

С тех пор, как гамайя вернулся после разгрома у Нулна, он был сам не свой. Конраду хотелось верить, что преданность Волка не пошатнулась, что его младший брат знает свое место, но… Йерек был фон Карштайном, как и Фриц, и Питер, и Ганс, как и он сам. Скверна Влада пачкала его вены. Почему бы и ему не домогаться власти Конрада? Это его кровное право, право наследия. Он фон Карштайн, и теперь, когда из всех братьев в смерти остался лишь Конрад, как же Волку не желать графского титула, не жаждать большего? На его месте Конрад не смог бы противостоять стремлению к власти. Значит, проблема по-прежнему существует.

Волк – законченный хищник, безжалостный к своим врагам.

Итак, Волк – его враг? А как же иначе, когда на кону – господство!

Красота в том, чтобы брать. Вот единственная правда жизни.

Конрад отвернулся от отступника, обратив довольный взор на жадно пьющего Скеллана. За несколько минут Скеллан испробовал все доступные ему вкусы крови. Конрад наблюдал, как вампир приблизился к старухе с дряблой, усеянной пятнами кожей, свисающей с хрупких костей, и запустил пятерню в волосы женщины, запрокидывая ее голову. Поймав испытующий взгляд Конрада, Скеллан рассмеялся, крикнул:

– Разве она не напоминает тебе твою матушку? – и притянул старую каргу к себе, чтобы удобнее было погрузить зубы в морщинистую шею.

– Только тем, что она тоже мертва, как и та сучка, – осклабился Конрад и уже без улыбки вонзил клыки в плоть пошатывающейся блондинки с пустыми глазами, ненароком подошедшей слишком близко. Затем вампир оттолкнул падающее тело. – Музыка! – воскликнул граф-вампир. – Какая вечеринка без музыки! Кто-нибудь, играйте! Я хочу, чтобы кто-нибудь сыграл для меня!

При дворе давно уже не было музыкантов. Вампиры сожрали их, когда граф решил, что их мелодии не соответствуют его настроению.

– Ну что, споет, наконец, кто-нибудь? Йерек?

Волк даже не стал скрывать своего отвращения.

Он обогнул одного из рабов Конрада, борющегося с потной толстухой на скользком от крови полу, и покинул зал.

– Думаю, ты лишился рассудка, мой господин, – мягко заметил Скеллан и умолк, так что слова его провисели в воздухе чуть дольше, чем следовало. – Старому Волку медведь наступил на ухо, он не способен даже промычать мелодию. Право, лучше мы заставим этих женщин вопить, всех разом, и их ужас станет музыкой, под которую мы отпразднуем их смерти.

– Да будет так! – согласился Конрад, – Насладимся агонией скота! Давайте пять, и не только их кровь, ибо и клоп способен на это, будем смаковать их страх! Растворимся в их панике! Воистину, давайте пировать!

И оргия продолжилась. Крики умирающих женщин сотрясали зал, сливаясь друг с другом в нескончаемом хоре страдания. Это было восхитительно, головокружительно.

Конрад стоял в центре зала, внимая рапсодии убийства, поглощая музыку смерти, – владыка, правитель земли, хозяин дома.

Последнюю он забрал себе и, высасывая дарующую жизнь влагу из обезображенного лица, почти нежно нашептывал женщине что-то на ухо. Для нее он приберег непростую смерть – откусил нос и с равным удовольствием поглощал слизь и кровь.

Насытившись, с неподвижной жертвой на руках, он озирал бойню. Вот она, сила и власть – творить плоть.

Мертвую плоть.

Власть смерти над жизнью.

Граф погладил труп по щеке, разыскивая в толпе лицо, которого не было: лицо Йерека.

Скеллан застыл рядом.

– Его нет, не так ли? – спросил Конрад.

Ему не нужно было уточнять, о ком именно идет речь.

– Точно так, он уже не с нами, – ответил Скеллан. – От меня не укрылось, как он изменился после Нулна. Боюсь, с ним там что-то произошло, он уже не тот человек, что раньше. Не тот Волк. Он утратил вкус к убийству. Ты тоже заметил это, верно?

Конрад кивнул:

– Он не ел сегодня. Не надкусил ни одной.

– Это тревожит, но не удивляет.

– Нет?

– Нет. Вот что он сказал пару недель назад: «Мудрец не пьет из чаши своего врага», да-да, именно так.

– Своего врага, – пробормотал Конрад. Ему не хотелось верить, но все признаки налицо: перемена характера, погружение в себя, отстраненность, возвращение много позже уцелевших в Нулне, нежелание разделить кровь со своими братьями. Все это предвестники одного – предательства. – Никто, даже Волк, не вправе совершить такую выходку и считать, что избежит наказания. Я получу его извинения и его верность – или получу его язык.

Скеллан наклонил голову, словно взвешивая два равноценных варианта.

– Да будет так, мой господин. Твои слова разумны, хотя сомневаюсь, что на Йерека они произведут должный эффект, если твой брат зашел в своем решении слишком далеко. Должен признаться, я опасаюсь худшего.

Йерека он нашел на крыше.

Ветер был свиреп, а ночь черна. Йерек стоял среди стаи лоснящихся чернокрылых воронов, толпящихся вокруг него, точно вокруг мессии. Лицо Волка было непроницаемым.

Конрад шагнул на воздух.

– Значит, моя компания претит тебе, Волк?

Йерек не возразил графу.

Черный узел ненависти скрутился в животе Конрада. Гамайя не соврал ему даже из вежливости.

– Кто здесь хозяин, Йерек? Отвечай.

– Я не выбирал эту жизнь, Конрад, хуже того, мне не нравится, чем я стал. Я смотрю на себя и вижу жизнь, частью которой не могу быть. Я вижу людей, которых стремился спасти от зла, в которое превратился сейчас. Я потерялся между двумя мирами, перестав быть частью любого из них. Скажи, разве это преступление? Ты тут ни при чем. Дело не в тебе.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Йерек повернулся, и ветер взметнул над его головой непокорную гриву волос.

– Я не обязан.

– Обязан! – отрезал Конрад.

Ненависть полыхнула в глазах Волка, верхняя губа приподнялась в оскале.

– Ты дурак, Конрад. Ты видишь врагов там, где их нет. Ты создаешь врагов там, где были только друзья. Ты не умеешь сдерживаться, а когда другие хватают тебя за руку, ты отшвыриваешь их. Оглянись вокруг, посмотри на этих птиц, они дерутся и ссорятся из-за объедков. Таково твое королевство, Конрад, – кровавая битва за отбросы. Твой волшебный новый мир построен на страхе, а страх – он, как песок, изменчив.

Ты чтишь силу или, по крайней мере, делаешь вид, что чтишь, хотя она пугает тебя. Не заблуждайся, это так, и не важно, что думают остальные. Сила в других ужасает тебя, и ты искореняешь ее, выдавая собственную слабость, хотя полагаешь, что так становишься сильнее. Сильный человек окружает себя сильными. Слабый стоит в центре круга самодовольно лыбяшихся дураков.

Поверь мне, Кровавый Граф, если приглядеться, в мире всегда найдется что-то пострашнее. Секрет в том, чтобы понять, что демоны, которых ты знаешь, пугают меньше, чем демоны неизвестные.

Ты сам свой злейший враг, мой господин.

– Как ты смеешь?! – проговорил Конрад.

В голосе его не было злости, он просто задавал вопрос, возражая Волку, словно дерзость Йерека озадачила и смутила графа.

Йерек шагнул вперед, сократив расстояние между ними.