Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 143 (всего у книги 296 страниц)

Глава 25
Убить пересмешников

Черный Торфяник

Время распада

Смерть приходит ко всем живущим, никому не избежать ее, и нет от нее спасения. Смерть – великий разрушитель; смерть – завоеватель, уравниватель, осквернитель, грабитель.

Смерть. Его дар живым.

Разум Конрада фон Карштайна пребывал в полном смятении. Незнакомые, будто чужие мысли тянули его во все стороны. Он разрывался. Он слышал голоса: не реальные, звучащие внутри него. Они мучили его, глумились над его неудачами. Самый громкий – о, самый громкий принадлежал голове из его разлагающейся галереи. И хотя череп Йоханнеса Шафера был давным-давно убран, голос этого человека непрерывно гудел в ушах графа, ноя, и жалуясь, и стеная.

Он кричал. Он колотил себя по вискам, пытаясь прогнать голоса, но они не покидали его и никогда не оставляли в покое.

Шафер был мертв. Конрад не помнил, как он убил этого человека, помнил лишь, что убил и что негодяй был доносчиком. А сейчас, точно в качестве кары, он таскал его призрак в своей голове.

– Оставьте Конрада, оставьте его! – взвизгнул Конрад, яростно крутясь волчком. Он схватил со стола карту и разодрал ее в клочья. Рядом, возле кубка с темной жидкостью, лежал его меч. В гневе граф смахнул оружие, и оно громко лязгнуло, ударившись о пол. Некроманты, Иммолай Фей и Невин Кантор, попятились перед его безумием. – Не вы! Вы! – Они понятия не имели, велят ли им уйти или остаться. – Повинуйтесь Конраду! Служите ему всем сердцем, или он сожрет его, понятно?

Никто не произнес ни слова.

Честно говоря, чародеи не знали даже, обращается ли Кровавый Граф к ним или отвечает в бреду какому-то невидимому собеседнику, чьи речи наполняют его голову.

Они пребывали в неустойчивом равновесии: колдуны не могли доверять хозяину, а он не собирался верить им. Конрад знал, что они плетут за его спиной интриги. Скеллан доложил ему. Скеллан, последний верный солдат. Скеллан, бедный, жалкий Скеллан. Война почти раздавила его, но он упорно противился смерти.

Лишь одна жалость останавливала руку Конрада, жалость к себе, а не к Скеллану. Он жалел, что этот несчастный был самым близким ему существом, заменой друзей, семьи, любовниц; он жалел, что все вокруг стремятся столкнуть его с высокого трона. Жалел, что жизнь сузилась до выбора: убивать или быть убитым.

Он никогда не боялся нести смерть в мир. Смерть – его единственный настоящий талант, его дар.

Конрад услышал покашливание и обернулся.

– Вызвал демона, – буркнул он, увидев неуклюже вошедшего в комнату Скеллана.

Гамайя волочил левую ногу, правая рука его беспомощно висела, он заметно исхудал и ослаб. Мышцы вампира атрофировались с удивительной скоростью, словно Скеллан утратил волю и потерял надежду исцелиться, поддавшись естественному распаду любой плоти. Он уродливо горбился, поврежденные кости плеч не давали ему распрямиться.

Кроме того, на лице вампира было ясно написано, какую дань заплатил он войне. Сетка шрамов закрывала правый глаз, лишь узкая щель отмечала то место на плоской лепехе плоти, растянувшейся от носа до лба, где сверкало когда-то пронзительное око. Мало кто узнал бы сейчас прежнего Скеллана.

Он отказывался сказать, кто это с ним сделал, хотя Конрад кое-что подозревал. Среди живых мало великих героев, лишь горстка людей способна противостоять такому коварному и ловкому вампиру, как Скеллан.

– Ты желал меня видеть?

Голос Скеллана прозвучал без всякого почтения. Враг выбил из него какое бы то ни было уважение. Со временем Конрад разберется с этим, но не сегодня. Сегодня ему нужна хитрость Скеллана, чтобы расправиться с силами живых, идущих под знаменами Хелмара Мариенбургского. Да-да, Скеллан хитер, он и сам замышляет недоброе, его гамайя стремятся свергнуть графа, но Конрад не какой-то там зверь, Конрад – возродившийся Вашанеш! Конрад велик. Конрад бессмертен!

– Да-да-да, Конрад желал, да. Конраду нужны твои мозги. Эти двое притворяются преданными, но они отказали Конраду.

– Так заставь их. Это просто. Отбери у них что-нибудь и пригрози уничтожить. Что они любят больше всего на свете?

– Ничего, – рассердился Конрад.

– Неверно, твое безумие, они любят свои книги. Они любят безделушки и сокровища, которые ты им дал. Они любят свою силу. Отбери это у них. Отбери все, если они не сделают то, что ты приказываешь.

– Ты не можешь! – воскликнула Фей.

Кантор отвесил женщине тяжелую пощечину. Она взвилась и свирепо оскалилась. Скеллан хрипло рассмеялся.

– Видишь, Конрад. Пригрози отнять у них игрушки, и они быстро перегрызутся друг с дружкой. Для этого я тебе не нужен.

– Конрад услышит правду, а ты его правдосказ, Джон Скеллан, так что говори. Когда ты смотришь на поле, что ты видишь?

– Что я должен сказать? Кровопролитие, опустошение, страдания? Я вижу мир боли.

– Но разве этого достаточно? Разве это удовлетворяет тебя? Разве открывает путь в царство мертвых? А?

– Ты желаешь правды? – спросил Скеллан и неловко отступил в сторону, чтобы откинуть полог шатра.

Холодный тяжелый воздух, насквозь пропитанный запахами крови и мочи, хлынул в палатку. За ним ворвались звуки битвы, звуки смерти и умирания, глухое мычание зомби, скрип и оханье скелетов, верещание духов, вой волков, контрастирующий с мучительными криками живых, звон стали, стук костей, влажный шорох рвущейся плоти.

– Да, Конрад услышит правду.

Скеллан смотрел на него, и в его единственном глазу пылала ненависть.

– Думаю, с тобой покончено, Конрад. Думаю, твои баловни повернули против тебя, и ты ни черта не можешь сделать, чтобы помешать этому. Едва ли ты видишь это, ты ведь слеп. И Кантор, и Фей мечтают о владычестве. Они видят мир, вылепленный тобой, и думают про себя: это сделали мы, а не он. И они правы, потому что без них ты ничто, и здесь, на этом выжженном болоте, ты будешь уничтожен, мало-помалу. – Он глотал слова, потому что, сердясь, не мог справиться с изуродованными губами. – Они не пишут славную историю твоей жизни и не поддаются чепухе, которую корябает в твою честь Константин. Тебя запомнят таким, каков ты есть, – жалким невменяемым идиотом. Вот тебе моя правда.

– Ты хочешь разгневать Конрада? Хочешь, чтобы он впал в бешенство? Конрад понимает твою боль, понимает, что ты уже не тот, что раньше, и бранишь его величие, чтобы облегчить свои страдания. Конрад понимает, но Конрад не прощает. О нет, Конрад не прощает неуважения.

Скеллан улыбнулся, насколько позволили ему остатки рта.

– Зачем мне прощение Конрада? Конрад ничего не значит для меня. – Он покачал головой, словно раздраженный тем, что привычка Кровавого Графа говорить о себе в третьем липе перекинулась и на него. – Кто контролирует твоих гамайя, твое безумие? Кстати, вопрос риторический. Я. Нам с тобой это прекрасно известно. Каждый во втором поколении избран мной. Так кому они преданы? Ну же, ответь, догадайся.

– Тебе! – рявкнул Конрад, и зверь под его кожей тоже взревел. Лоб его раскололи морщины, нос утолщился, рот растянулся в свирепом оскале.

– Мне, – подтвердил Скеллан. Он не выпускал своего зверя.

– Кто верен Конраду? Кто?! – ярился Кровавый Граф, мечась по палатке. Он схватил Иммолай Фей за горло, рванул ее к себе, увидел в глазах женщины страх, насладился им и рявкнул ей в лицо: – Ты верна Конраду, сука?!

Несмотря на всю свою магию, она не нашла ответа. Она боялась графа.

Молчание стало приговором. Кому еще бояться, если не предателю?

Граф отшвырнул женщину и повернулся к Кантору. Подонок вскинул руки и выплюнул проклятие, ударившее Конрада в живот, перевернувшее его внутренности. Сначала он не понял, что чувствует, не осознал серьезности происходящего, а некромант продолжал плести свои злобные чары. Пожар охватил черное сердце графа, и левую руку, и левый бок. Он не стал ждать, чтобы посмотреть, что же с ним такое творится, он перебросил некроманта через стол, и тот врезался в холщовую стену шатра. Озверевший вампир навис над Невином Кантором, готовясь осуществить свое правосудие.

– Ты присягнешь в верности Конраду, духу возродившегося Вашанеша. Клянись – или умрешь немедля.

– Сперва я поставлю твою армию на колени, – выдохнул Кантор. – Ты, тупица, убей меня – и твоя власть над мертвецами исчезнет. Неужели ты зашел так далеко, что не сознаешь этого? Твое войско существует лишь благодаря мне. Повелитель здесь не ты, Конрад, а я – и она, – он мотнул головой в сторону Иммолай Фей, – она, моя черная королева. Ты создал империю на прахе, Конрад, вот она и рассыпалась. Таков ход вещей.

– Нет. – Конрад не верил своим ушам. – Нет, нет, нет, нет.

Кантор поднялся, презрительно ухмыляясь.

– Ты слышишь, Конрад?

– Конрад ничего не слышит.

– Точно, и тишина эта зловеща, не правда ли, с учетом того, что мы на поле боя? Где крики умирающих? Где лязг мечей?

– Что ты наделал?

– Только то, что обещал, – отозвал своих мертвецов. Они больше не сражаются за тебя. Они ждут моего приказа, они чувствуют, что мой гнев направлен внутрь – на тебя, Конрад. Слышишь, как они идут? Слышишь скрежет костей, шарканье ног? Они идут за тобой.

Конрад оттолкнул Скеллана и вылетел из палатки на жестокий дневной свет. Солнце обожгло кожу. Он взглянул на небо, на золотой шар, висящий над головой, и закричал:

– Где тьма? Конрад велит – да будет ночь!

Из шатра спокойно вышел некромант. За ним шагнул Скеллан. В его правой руке что-то поблескивало.

– Да ты и вправду дурак, а, фон Карштайн? – выплюнул Кантор. – Ты грозишь небесам и даже не смотришь на землю. Оглянись – твоя гибель близка.

– Измена, – прошептал Конрад, увидев, как мертвецы дерутся друг с другом, как вампиры барахтаются в безбрежном море зомби Кантора и Фей. Мертвецы шли за ним: мертвецы, его мертвецы. – Бейтесь! – взвыл Конрад. – Крушите живых!

Бесполезно.

– Твое время истекло, Кровавый Граф, – самодовольно бросил Кантор.

Эти слова стали его последними словами, Скеллан вонзил тонкий кинжал в спину некроманта, между третьим и четвертым ребрами, погрузив нож глубоко в сердце чародея. Губы колдуна шевелились, но он не мог выдавить ни звука. Белый туман выполз изо рта Кантора и сгустился, обретая форму гнусной твари. Конрад знал, что видит, как знал и то, что не может видеть этого. Сущность Кантора, его душу. Взвыл ветер, молния расколола чистое голубое небо, грянул гром – и туман рассеялся. Покой и безмятежность воцарились над Черным Торфяником.

Только тогда тело рухнуло.

И тут же порабощенные Кантором мертвецы попадали все, как один. Черная нить Шайша, привязывающая их к нежизни, оборвалась.

Вороны кружили над полем, садились на крыши палаток, на трупы, на камни и насмешливо, почти по-человечески харкали: он идет… он идет…

Конрад кинулся в гущу окруживших его птиц, разгоняя их.

Они нехотя поднялись, каркая, каркая, каркая безостановочно: он идет…

Иммолай Фей пыталась управлять своими зомби, пыталась шипящими заклинаниями поднять из грязи мертвецов Кантора, но вампиры уже набросились на них.

Мертвецы уничтожали друг друга. Живым оставалось лишь наблюдать.

– Убейте их! Убейте их всех! – ревел Конрад, как одержимый носясь по полю боя кругами, вспугивая черных птиц.

Скеллан удовлетворенно улыбнулся.

Силы живых воспряли, крах врага придал им новую мощь.

Они потрясали мечами и копьями, их сапоги разбрызгивали слякоть, они спотыкались и падали, и вставали, и продолжали наступать, оглашая воздух жуткими криками.

В тот день к мертвым пришла истинная смерть.

Конрад застыл, прекратив воевать с воронами.

Из залитого кровью, разоренного Черного Торфяника навстречу ему поднялось лицо из прошлого, лицо призрака.

– Конрад убил тебя, – сказал он, не замечая, что раздавил и мнет в руках тело пойманной птицы.

Перед ним стоял Йерек фон Карштайн.

Рядом с ним хмурились пара дварфов и мальчишка Хелмар, стискивающий в потных ладонях Рунный Клык, меч своего отца.

А вокруг бушевала битва, живые истребляли мертвых.

Скеллан хотел остановить дварфа Каллада, но мрачный Груфбад тряхнул бородатой башкой:

– Прочь с дороги, урод, это касается только меня и того, кто убил моего отца.

– Убей его! – взвыл Конрад, но Скеллан, к ужасу графа, покачал головой.

– Ты должен сам отвечать за свои поступки, Конрад, – сказал Скеллан, ухмыляясь. – Сдается мне, мир пришел рассчитаться с тобой.

– Ты сказал «нет»? Конрад убьет тебя, если понадобится, и ты тоже умрешь, коротышка. – Кровавый Граф потянулся к мечу, мечу со змейкой на эфесе, мечу, всегда висевшему у него на боку, но его там не было. Оружие осталось в шатре – под столом. Он сам сбросил его, когда гневался. – Конраду не нужна сталь!

Он кинулся на первого дварфа, и тот встретил атаку головой, боднув Конрада в лицо. Ярость задушила все иные чувства вампира. Конрад вцепился в бороду дварфа, но тот даже не поморщился.

Вдруг грудь Конрада точно огнем опалило, он опустил взгляд и увидел вонзившееся в его тело лезвие огромного топора.

Когда дварф выдернул оружие, граф закричал, и крик его был ужасен.

Но когда топор дварфа вновь опустился, второй вопль вампира показался всем еще страшней первого.

И все же он не падал. Конрад поймал топор и оттолкнул его от себя, а Каллада ударил в висок и заревел, раздираемый животной яростью, но тут его обхватили чьи-то руки. Вампир не мог разорвать железных объятий, он корчился, дергался, визжал – тщетно.

Каллад шагнул ближе, вскинул топор, чтобы отрубить твари голову, но Хелмар остановил его:

– Он убил и моего отца, дварф. Я должен закончить дело. Это нужно мне, это нужно моим людям.

Каллад взглянул на юного воина, и что-то в лице молодого претендента сказало ему, что мальчику это нужно больше, чем Калладу. Нужно, чтобы обрести покой.

– Да, парень, правосудие уже свершилось, кто бы ни нанес последний удар. Давай.

И дварф отступил.

Хелмар встал над Конрадом, Груфбад держал вампира.

Юноша поднял Рунный Клык…

В глазах Конрада мутилось. Он видел Скеллана. Видел призрак Йерека. Видел тело Иммолай Фей и ее сердце, зажатое в кулаке Волка. Он видел дварфа.

Ноги его подкосились.

Издевательски каркали вороны. Он видел их повсюду, тьму черных птиц, и в их глазах граф разглядел истинный источник измены и в свой последний миг понял, что расправился с ним один из своих.

– Конрада предали, – выдохнул Конрад.

Темнота смыкалась вокруг него. Граф потянулся к Волку, своему правдосказу.

Он так и не почувствовал удара, лишившего его головы.

Эпилог
Черный Торфяник

Каллад Страж Бури стоял над трупом Кровавого Графа.

Он отомстил. Отомстил за своего отца. Отомстил за свой народ. И все же… и все же он ничего не чувствовал.

Смерть врага не принесла ему удовлетворения. Он был пуст.

– Пора уходить отсюда, – сказал Джон Скеллан и словно развернул свое искалеченное тело, как разворачивают скомканную бумагу. Он вытянулся в полный рост, управляя мускулами и заставляя ноги повиноваться. Охнув, он вправил плечо. Рука по-прежнему висела плетью, на лице не изгладились отметины побоев Йерека, но осанка вампира вновь стала гордой, точно он сорвал маскарадный костюм беспомощности. – Я не из тех, кто проигрывает, а, Волк? Я выполнил свою часть сделки, а теперь и ты выполнил свою. – Он повернулся, но вдруг остановился. – Ты здорово действовал, дварф, по-настоящему здорово. Не думал, что в тебе это есть. Возвращайся в свою нору в земле. Величайший из них идет. Ни к чему тебе видеть его возвращение.

Пара воронов опустилась на плечи Скеллана, один на левое, другой на правое, и хотя свирепый ветер мгновенно унес их насмешливое карканье, все стоявшие здесь могли бы поклясться, что услышали имя:

Маннфред.

ВозмездиеГлава 1
Мёртвый в Землях Мёртвых

Часть 1

Земли Мертвых: Начало.

Бегущий человек бросил обезумевший взгляд через плечо. Он ничего не видел, но это не имело значения – он чувствовал, как оно приближается! Он спасался бегством через пустыню, с трудом вскарабкиваясь на гребни песчаных дюн и скатываясь к их подножью снова и снова. Ветер бил его в спину, его ноги заплетались. Горячий песок обжигал его ступни. Он споткнулся и скатился вниз по склону песчаного холма. Преодолевая безумную усталость и сковывавший его страх, человек поднялся на ноги и побежал вновь. И снова споткнулся.

Оно неотрывно преследовало его! Оно было рядом – не важно, сколько он бежал или как быстро – оно всегда оставалось рядом. Оно было безжалостным! С трудом переводя дыхание, он прижал предмет, завернутый в лохмотья, к груди. От этой вещи исходил ужасный запах – запах гнили и разложения, буквально наполнявший собой воздух пустыни, заглушая все остальное – запах смерти. Невообразимо, но этот предмет, казалось, был живым. Человек чувствовал его биение под слоями ткани. Оно – словно страстно желало утолить свой голод. Человек как будто слышал его коварный шепот в своем мозгу – одно лишь слово «освободи», пульсировало в его голове. Оно страстно стремилось на свободу, стремилось вырваться из своей тюрьмы, и от этого его движения становились все неистовее.

– Еще не время, – с трудом выдохнул беглец сквозь потрескавшиеся губы. Его рот пересох и забился песком, голос звучал грубо и глухо. Жар пустыни обжигал ему легкие. Кожа была обожжена солнцем, воспалилась и потрескалась, а безжалостное светило продолжало жечь его плоть сквозь кровоточащие язвы. Там, где одежда касалась тела, были натерты огромные волдыри. Это походило на особо утонченную форму пытки. Боль заполняла все его существо. Человек уже не помнил, какой была его прежняя жизнь без этих мучений. Боль была единственной настоящей реальностью в его мире. Пока он ее чувствовал – он был еще жив.

Длинные изогнутые тени, похожие на щупальца какого-то мифического существа, окружали беглеца. Как будто бы какая-то гигантская рука пыталась вырвать его из безбрежных песков и забросить неизвестно куда. Он оглянулся вокруг, пораженный внезапно нахлынувшим приступом леденящего душу ужаса. Однако сзади ничего не было – ничего, что могло бы отбрасывать эту тень. Человек развернулся и пристально всмотрелся в дрожащее на горизонте марево. Солнце пылало на небосводе, словно пытаясь сжечь его живьем.

На его одеянии, когда-то белоснежном, а теперь покрытом коркой грязи, виднелись многочисленные прорехи. Обрывки того, что прежде было плащом, хлестали его по ногам. Среди бесформенной массы лохмотьев, в которые он был закутан с головы до пят, выделялись только глаза, постоянно слезившиеся из-за бьющего в них песка. Мир затуманивался и расплывался перед глазами несчастного.

Его ноги утопали в песке, но человек пошатываясь, брел вперед, отчаянно пытаясь выбраться из этого гиблого места. Песчаные вихри кружились вокруг, вырастая с поверхности дюн, как будто какие-то древние джинны выбирались из скрытых в песке волшебных темниц, только для того, чтобы быть мгновенно разрушенными и унесенными ветром.

Щупальца тени становились все осязаемее, все больше. Человек продолжал бежать, спасая свою жизнь. Он не осмеливался больше оглядываться назад. В этом больше не было необходимости.

Беглец знал, чем была эта тень, он всегда это знал. Руки Повелителя Тьмы, они тянутся к нему, пытаясь схватить, тянутся …

– Нет, это невозможно!

Это его страх шептал ему, болезнь, поразившая человека, как только он вступил в эту проклятую землю. Это безумие было достойно Конрада.

Конрад. Это имя пульсировало в его голове. Человек пытался сконцентрироваться на нем, старался вспомнить лицо, которое принадлежало этому имени, – и не мог.

Тень уже обвивала его окровавленные ноги. Поднятый из своей могилы, разбуженный твоим упрямством, глупец. Твоя сила, власть, могущество.

И где-то, в глубине души, чуть слышный насмешливый шепот: твоя самонадеянность.

Он еще крепче прижал завернутый в лохмотья предмет к своей груди, каждой клеточкой своего существа ощущая его тяжесть, придавливающую его к земле.

Неясные тени на горизонте сгустились, приблизились и приобрели отчетливые очертания. В воспаленном воображении человека возникло ужасное видение, что это демоны пришли забрать его душу и отправить ее прямиком в Царство Морра. Мгновение спустя, тени превратились в деревья. Оазис или мираж, это ничего не меняло. Человек нетвердо брел вперед, с трудом волоча ноги, на каждом шагу проваливавшиеся в песок. Он попытался представить, что он пьет, как прохладные струйки воды стекают вниз по его горлу, туша пожар внутри: это было бы сейчас так кстати. Хохот звенел у него в ушах: истерический, насмешливый, издевающийся.

Ничем не примечательное украшение – простое кольцо на его левой руке, – отразило на секунду луч солнечного света, на короткий миг разогнав подбиравшиеся к нему тени. Его решимость выжить росла с каждым шагом. Это кольцо играло очень важную роль в его жизни, но какую, этого он не помнил.

Его мысли путались, перескакивая с одного предмета на другой. Огромным усилием воли, путник сосредоточил все внимание на видневшемся вдали островке зелени и направился к нему. Однако, по мере продвижения вперед, последний не становился ближе.

– Проклятый мираж, – прохрипел несчастный страдалец, понимая, что, несмотря на все его слова, его разум продолжает играть с ним злую шутку.

Человек продолжал идти. Мир вокруг расплывался, превращаясь в неясное пятно, колыхающееся в такт его шагам. Он слышал отрывистое карканье ворон, но, как ни старался, не мог разглядеть в небе птиц. Пока остатки его разума пытались объяснить эту странность, солнце опускалось все ниже к горизонту, освещая пустыню последними закатными лучами, перед тем как на землю окончательно опустится ночь.

Опустившаяся тьма скрыла преследовавшие его тени, но беглец знал – они никуда не исчезли, они по-прежнему здесь. Две луны Моррслиб и Маннслиб появились на ночном небе, медленно поднимаясь к зениту. С наступлением ночи воздух пустыни быстро остывал, становилось холодно. Неожиданно, беглец оступился, – посмотрев вниз, он внезапно обнаружил, что стоит на пологом склоне, спускающемся к краю небольшого водоема. Он скатился вниз, вошел в такую желанную воду и, упав на колени, стал жадно, горсть за горстью, черпать живительную влагу, еще хранящую дневное тепло.

Вода не утоляла его жажды. Жар внутри был неугасим – несчастный словно сгорал изнутри. Это была всепоглощающая боль, боль – полностью завладевшая всем его существом, и он ничем не мог заглушить ее.

Одинокая ворона сидела на ветке одного из чахлых деревьев, окружавших водоем. Глаза-бусинки птицы внимательно изучали человека, было очевидно, что тварь твердо намерена поживиться его трупом. Беглец с ненавистью взглянул на пернатого монстра, проклиная его, проклиная мучивший человека голод, проклиная сжигавший его внутренний огонь.

– Я не собираюсь подыхать здесь, даже не думай, – с вызовом бросил он птице, с твердым намереньем выполнить обещание. Однако его вспышка не произвела ровно никакого впечатления – лишь насмешливое карканье раздалось в ответ.

Беглец выпрямился в полный рост, освободив лицо от скрывавших его остатков шейного платка, и пронзительно вскрикнул, заставив птицу в испуге взмыть в воздух. Описав широкий круг и придя в себя, пернатая тварь спикировала прямо на человека, целясь своими когтистыми лапами ему в глаза, ее крылья били страннику прямо в лицо.

Рука мужчины метнулась вперед с неестественной быстротой. Схватив птицу прямо в воздухе, он на мгновение задержал руку, словно взвешивая пойманное существо. Тварь отчаянно старалась освободиться, ее крылья неистово били по воздуху. Человек усилил хватку, его рука сжалась, ломая пленнице грудную клетку, перемалывая кости так, словно это были всего лишь листы бумаги. Одним ловким движением он открутил птице голову и жадно припал губами к еще трепещущему телу, поглощая бьющую толчками, горячую, свежую кровь.

Это было великолепно! Это было именно то, в чем он так нуждался! То, что могло утолить все сводившие его с ума и разрывавшие на части желания: Кровь.

Человек наслаждался теплотой и солоноватым вкусом этой густой, нежной жидкости, переполнившей его рот, стекающей вниз по горлу, согревающей желудок.

Этот вкус, осветив самые отдаленные уголки его памяти, пробудил, казалось, давно забытые воспоминания – он пил кровь и раньше.

Как безумный он стал рвать зубами еще не остывшее тело птицы, отрывая куски такого сочного мяса, жадно глотая их почти не жуя, давясь и выплевывая пучки окровавленных перьев. Однако этой еды ему было недостаточно. Теперь, когда жажда пробудилась, она настойчиво требовала утоления. Человек попытался подняться на ноги, но почувствовал, что силы окончательно покинули его. Мир вокруг снова расплылся, потеряв очертания и превратившись в неясное туманное пятно, зашатался, резко уйдя вверх, и странник, потеряв сознание, рухнул на землю.

Придя в себя первое, что бросилось ему в глаза – кровь у него на руках. Она запеклась и побурела, но это была кровь. Он убил эту чертову птицу. И это не было каким-то фантастическим горячечным бредом. Он помнил, как открутил твари голову, и как жадно поглощал кровь, пульсирующую в образовавшуюся рану, до последней капли опустошив несчастное создание.

И еще человек помнил, какое это было наслаждение!

Но вместо того, чтобы утолить снедающую его боль, кровь птицы лишь усилила ее, напомнив его телу, в чем оно так сильно нуждается.

Странник осмотрелся.

Вдали на горизонте, там, где небо сливалось с песчаными дюнами, появилось множество темных точек. Он видел, как их число растет, как они приближаются, закрывая собой небо, увеличиваясь в размерах и приобретая очертания. Словно какая-то безумная фантасмагория разыгрывалась в этих диких песках.

Человек не двигался с места. Он – не мог.

У него не было сил даже поднять голову. Первые прибывшие птицы облепили ветки деревьев вокруг водоема, следующие за ними – приземлялись на землю, все теснее сжимая вокруг странника кольцо шевелящихся черных тел, толкающихся, хлопающих крыльями и хрипло каркающих. Наконец, тварей стало столько, что некоторые из них бесцеремонно усаживались ему на ноги, впиваясь острыми когтями в его голени, колени и бедра. Человек чувствовал их – чувствовал не только тяжесть тел пернатых хищников. Он ощущал биение их сердец, чувствовал, как кровь пульсирует в их венах: слабое, почти не ощутимое биение жизни в неуклюже скачущих, причудливых комках перьев, окружавших его. Изловчившись, он схватил наименее осторожное существо, устроившееся на его бедре, и стиснул его в руках.

– Я не собираюсь закончить свою жизнь в этих проклятых песках, – пообещал человек пленнице. Пернатое отродье хрипло каркнуло в ответ, словно бы поняв смысл сказанных слов. Ухмыльнувшись, странник стиснул птицу в руках, ломая ей грудную клетку и, уже привычным движением, отделяя голову от туловища. Он поднес трепещущее тело к губам, и с жадностью начал поглощать живительную влагу. Выпив все до капли и отбросив от себя опустошенный труп, человек схватил новую жертву. Он повторял это снова и снова – безумное пиршество все продолжалось, песок вокруг покрылся бесчисленными телами бездыханных птиц.

Это не была человеческая кровь, – но все же, это была кровь! Она оживляла его, восстанавливала его силы.

И вместе с ее живительной силой возвращались и воспоминания – его имя. Человек разорвал и опустошил еще одну птицу, затем еще одну, и еще… Струйки крови стекали по его подбородку. Он откинул голову назад, и дьявольский смех вырвался из его окровавленной глотки. Это был первобытный, животный хохот. Птицы закаркали в испуге, по мере того, как паника охватывала их. Некоторые пытались взлететь, но были вновь отброшены на землю, сбитые своими товарищами, запутавшись в хлопающем и каркающем шквале перьев, крови и насилия. Несмотря на свой страх, они продолжали тесниться вокруг, давая страннику то, чего он так алчно желал – свежую, теплую кровь. Это было в их природе – ведь они были падальщиками, пожирающими чужые трупы. Человек разрывал все новые и новые тела, выпивая все кровь до последней капли. Все происходящее напоминало безумную, необузданную, первобытную оргию. Он рвал на части теплые трепещущие тела, впиваясь в них зубами, отрывая куски мяса и проглатывая их целиком, пока из сотен птиц не осталось всего несколько. Наконец, словно опомнившись, человек прекратил эту безудержную пляску смерти. Схватив еще одну жертву, он поднес ее к губам, но, вместо того, чтобы сожрать и ее, он всего лишь что-то тихо прошептал своей добыче. Существо хрипло каркнуло, словно отвечая ему.

Оставшиеся в живых птицы, словно эхо подхватили крик ворона в его руках, их истеричное карканье сливалось в какой-то безумный, мистический хор – провозглашающий миру обещание, угрозу, правду.

«Маннфред идет! Маннфред идет! Он возвращается!!!»

Их крики пронизывали пространство, проникая в его существо, заставляя вздрагивать от возбуждения.

«Маннфред идет! Маннфред идет! Он возвращается!!!»

И эти крики повторялись всеми воронами Старого Мира.

Маннфред – это было его имя.

Однако, во всем произошедшем, было нечто большее, чем просто возвращение ему имени. Жертва птиц была не напрасной – она принесла ему спасение. Он не канет в вечность в этих проклятых песках. Его тело не будет похоронено среди дюн где-то в Землях Мертвых. Он выжил. Маннфред взял в руки сверток, которым он так дорожил, и крепко прижал его к груди. Обернутое в полуразложившиеся лохмотья сокровище уже не таило в себе никакой угрозы.

Последний из бессмертных графов-вампиров Сильвании поднялся на ноги, отпуская оставшихся в живых птиц на все четыре стороны. Их крики становились все громче, по мере того, как они поднимались все выше в небо.

«Маннфред идет! Маннфред идет! Он возвращается!!!»

Птицы должны принести эту весть его преданным сторонникам – они должны быть готовы к его возвращению.

Одинокий ворон кружился над ним, издавая хриплый пронзительный крик: «Маннфред идет!»

Вампир холодно усмехнулся, обновленный кровью птиц, текущей у него в венах, и твердой походкой направился на север, делая свои первые шаги на долгом пути домой.

Часть 2

Черный корабль: вниз по Рейку.

Черный корабль, словно бесплотный дух, скользил вниз по Рейку, беззвучно разрезая водную гладь в самом сердце Империи. Знатоки восхищались изумительным совершенством обводов корпуса этого трехмачтового судна. Он скользил словно призрак по мутным, слегка солоноватым водам великой реки, привлекая изумленные и испуганные взгляды. Это было не удивительно. В отличие от многочисленных, снующих по Рейку судов, черный корабль, казалось, плыл сам по себе – без всякого вмешательства экипажа. Да и был ли он?! Суеверные жители Империи называли черный корабль блуждающим призраком, и шептались, что управляют им вернувшиеся с того света призраки моряков, чьи останки давно гниют в подводной могиле.

Эти суеверные дураки были не так уж далеки от истины.