355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП) » Текст книги (страница 140)
Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)
  • Текст добавлен: 13 апреля 2017, 11:00

Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"


Автор книги: авторов Коллектив


Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 140 (всего у книги 296 страниц)

Под землей царила атмосфера смерти. Люди, секунды назад гордо выходившие на завоевание мира, возвращались на носилках, мертвые или умирающие. В этих боях не было славы. Тут господствовала ложь, возможно, величайшая ложь на свете.

Дверца к ямам распахнулась, и трое жутких созданий втащили тело в загон.

– Лучше выходи, дварф, Граф не любит долго ждать.

Он слышал, как все зовут его, хоть и не знают его имени. Эхо клича «Кро-ви, кро-ви, кро-ви!» долетало до пленника.

«Пусть подождут», – подумал Каллад с горечью и, хрипло рассмеявшись, медленно двинулся к выходу.

Путь действительно оказался долог, а навязчивый шорох шагов и приглушенные голоса мертвецов, навсегда оставшиеся в памяти известняковых туннелей, делали дорогу еще длиннее.

Сколько людей прошло по этим коридорам к своей гибели? Слишком много. На стенах красовались изображения Морра, Владыки Мертвых, а мозаики на полу пестрели безымянными лицами.

«Долгий Путь», – сказал старик. Теперь Каллад хорошо понимал двойственность такого названия.

Темнокожие рабы с безжизненными глазами охраняли выход к ямам.

Каллад шагнул на «арену» под неистовый рев вампиров. Огромная яма была высечена прямо в голой скале. Над ней нависали серые сталактиты. Бежать некуда. Ряды для зрителей уходили под своды пещеры, и с корявых наростов на головы сидящих порой капала вода. «Зал» был полон. Тысячи голодных глаз следили за идущим к центру ямы дварфом.

Он остановился и повернулся, озирая толпу в поисках знакомых лиц. Каллад обнаружил Скеллана, а рядом с ним чудовище с более темной кожей и завораживающими чертами лица, совсем как у твари, убившей короля Келлуса. На песке под ногами темнели пятна крови предшественников дварфа. Граф-вампир, Конрад фон Карштайн, сидел высоко, большинство мест вокруг него пустовало. Граф, кажется, не желал, чтобы всякие лизоблюды слишком приближались к нему.

Каллад ждал, что Кровавый Граф ответит на его взгляд, но этого не произошло.

Когда фон Карштайн поднялся, кто-то закричал:

– Смерть идет!

И толпа подхватила:

– Граф! Граф! Граф!

Звук омывал Каллада, не задевая его. Это всего лишь шум, способный внушить страх. Он не поддастся.

В городе он слышал, что Конрад ведет свой род от Вашанеша, первого великого вампира, и гордится многовековой скверной, текущей в его венах.

Каллад знал, что это ложь. Аристократическая династия или тридцать поколений головорезов, шлюх, убийц и пиратов? Нет, это наверняка подхалимы, обступившие Конрада, подливают пламя в огонь его безумного заблуждения, восхваляя своими змеиными языками его род.

Дварф пожал плечами. Это его не касается. Слава богам, он избавлен от вампирского тщеславия.

Болезненно-возбужденный взгляд фон Карштайна не отрывался от затененного входа в яму. Каллад же не желал видеть своего противника. Он либо выживет, либо погибнет, и оглянется он или нет, – это ничего не изменит.

– Молишь ли ты о сохранении своей жизни, дварф? – громогласно спросил Конрад, и эхо заметалось меж каменных стен ямы.

Каллад сплюнул на песок.

– Где мой топор, трус? Боишься, что я прикончу твоих шавок?

Один из слуг графа-вампира шагнул на арену. В руках он держал Разящий Шип.

Раб медленно подошел к Калладу и протянул ему топор.

Каллад принял оружие, ощутил в руках его знакомую успокаивающую тяжесть и приготовился драться за свою жизнь.

Он впихнет в них столько падали, сколько они сумеют вместить. Древняя дварфская пословица гласит: «Бывает, все боги умирают», и, когда дверцы в львиный загон распахнулись, Каллад впервые за долгие годы усомнился в себе. Странное чувство зашевелилось в его груди: осознание того, что его плоть, его тело не принадлежит ему, что оно лишь дар Творца. Разумом он понимал, что боится. Не это ли чувствуют другие, когда видят Разящий Шип? Прилив жалости к тем, кто пал от его топора, затопил дварфа. Где-то они сейчас – может, в Залах Мертвых, жалеют его?

Он посмотрел на улыбающегося Скеллана, посмотрел на Конрада, зачарованно взирающего на существо, появившееся из темноты: обнаженного вампира со звериной мордой.

Тварь взревела и упала на четвереньки, изготовившись к прыжку. Спина врага изогнулась, тело вытянулось – и вот перед дварфом стоит злобный черный Волк.

Самый большой Волк из всех, что ему доводилось видеть.

«Что, Гримна, время пришло? – подумал Каллад. – Отсчет времени моей жизни пошел на мгновения? Да, так и будет, если ты раскиснешь, дурак! Сражайся за свою чертову жизнь!»

Он вскинул Разящий Шип, поцеловал руну, выгравированную на лезвии, похожем на крылья бабочки. Мир сузился до топора и твари, которую нужно убить. Костяшки пальцев дварфа побелели, руки его тряслись.

Скеллан придвинулся к графу-вампиру и шепнул что-то ему на ухо, но Каллада уже не интересовало, что именно.

Конрад рассмеялся. Смех его, как и недавние слова, прокатился по подземной яме, уколов стоящего в центре площадки Каллада.

Нет, он не умрет здесь. Он отомстит за свой народ. Он найдет Кантора и выдавит из него жизнь. Он уцелеет.

Сборище вампиров не удовлетворится простым кровопролитием, твари пришли сюда полюбоваться на бойню.

Волк осторожно кружил, оскалившись. Ноздри его трепетали от запаха крови. Он двигался медленно, с опаской, словно знал своего противника. Каллад же изучал чудовище, как изучал бы любого другого соперника, прикидывая его сильные и слабые стороны.

На миг мир застыл – зверь припал к земле, черной дырой в вышине зиял хохочущий рот Конрада. Каллад оцепенел, не шевелясь, не дыша.

Он давно уже перестал размышлять, на что это похоже – умереть. Волк устрашающе взвыл, но Каллад не сдвинулся с места.

Волк продолжил ходить вокруг дварфа.

А Каллад стоял и в упор наблюдал за тварью, не выказывая страха, несмотря на то, что внезапно стал ощущать каждый толчок крови в своих венах и осознал собственную смертность. У зверя есть слабые стороны. У всех они есть. Фокус в том, чтобы поверить в это, не поддаться рождающему сомнения, леденящему сердце ужасу.

Волк кружил, загребая кривыми когтями влажный песок. Руки Каллада крепче стиснули рукоять топора.

И Разящий Шип завертелся в умопомрачительной комбинации выпадов, но представление не произвело на зверя видимого впечатления, а лишь утомило дварфа. Волк продолжал без устали кружить, беззвучно ступая по песку.

Смертельная тишина повисла над толпой.

Каллад не сдавал своих позиций, он решил выждать, когда бессчетные круги вымотают Волка.

Дварф шагнул вперед, перенеся вес на выставленную ногу, и сделал выпад, испытывая врага. Волк отмахнулся от стали, как от назойливой мухи, и все же сила толчка отдалась по всей руке Каллада, давая ему ясное представление о мощи противника.

Затем Волк разъяренно взвыл и прыгнул. Когти полоснули по щеке Каллада, прежде чем дварф успел отшатнуться. Он почувствовал неестественное жжение, словно в плоть проникла грязь нежизни.

Каллад сплюнул. Не обращая внимания на пылающий под кожей пожар, он бросился на Волка, и Разящий Шип вспорол толстую шкуру твари. Волк завизжал совсем по-человечески, и наружность его начала меняться. Толпа зверски взвыла.

Каллад поднял взгляд на Конрада и Скеллана. Кровавый Граф свирепо улыбался. Каллад сплюнул на сырой песок еще один сгусток алой слюны.

Раненый, застрявший посреди превращения волкочеловек стал еще страшнее. В глазах его метался отсвет человеческой хитрости. Каким-то образом он сохранил возможности обеих форм, что делало его вдвое опаснее.

Волкочеловек ударил себя недовылепленными кулаками в грудь и прыгнул.

Каллад бросился на пол, и когти твари рассекли воздух там, где секунду назад была его голова.

Прежде чем дварф поднялся, вампир ринулся во вторую отчаянную атаку.

Толпа ревела.

Зверь взгромоздился на Каллада, мощные челюсти тисками сомкнулись на носу и щеке дварфа. Боль была немыслимой. Множество дырок обезобразило лицо Каллада. Он закричал, срывая голос, словно сражаясь со всепоглощающей чернотой, грозящей окутать его. По ноге потекла горячая струйка мочи. Не так ему хотелось умереть. Тут нет чести, нет уважения к смерти, так не расплатишься за Грюнберг, за Келлуса, за Сэмми, за дю Бека и остальных.

Он должен им больше.

Голова Каллада кружилась от слабости.

Он видел радость в глазах чудовища, и дикое веселье зверя не исчезало до последней секунды, когда дварф вскинул Разящий Шип и обрушил его на хребет врага, разрубая шкуру, плоть, кости. В этот миг трепет узнавания пробежал между ними – убийцей и жертвой. Потом зверь рухнул замертво. Каллад оттолкнул труп и выполз из-под него.

Ноги Каллада предательски подгибались.

Он отыскал ублюдка, убившего его отца, встретился с ним взглядом и сказал, не дрогнув:

– Теперь я приду за тобой.

Конрад фон Карштайн выглядел недовольным, но Джона Скеллана победа Каллада явно развеселила.

Волна головокружения накатила на дварфа. Он пошатнулся, но все же не упал.

Каллад отвернулся от Кровавого Графа и побрел обратно к темницам душ.

Рабы окружили его, как только он ступил в туннель. Они пытались вырвать из рук дварфа Разящий Шип. Каллад зарычал и обухом оглушил одного из вампирских прислужников; отлетевший раб треснулся башкой о бронзовый барельеф Морра и в судорогах сполз на пол; кроваво-красная «роза» расцветала у него на лбу. Каллад перешагнул через ноги упавшего.

– Кто следующий? Не стоит бросаться всем скопом, все успеете. – Он дико ухмыльнулся и всадил безжалостный кулак в висок второго раба. Зря тот встал на его пути.

Между дверями клетки и дварфом стояли еще трое громил.

Каллад принял боевую стойку. Разящий Шип удобно лежал в руках.

– Кто хочет умереть, парни, шаг вперед, остальные – прочь с дороги!

Они не оставили ему выбора – ринулись в атаку все как один.

Ближний бой в тесном коридоре – это, конечно, не предел мечтаний, но против невооруженных людей, не искушенных в такой игре…

Рабы безоружны и неумелы – и потому обречены.

Уже через полминуты Каллад перешагивал через их трупы.

Старик взглянул на пнувшего дверь дварфа, улыбнулся и проговорил с несказанной теплотой в голосе:

– Значит, ты вернулся, да? Спорю, «радости» графа конца не было.

– Он выглядел не слишком счастливым, – кивнул Каллад.

– А что с охраной?

– Несчастный случай. Там так скользко. Эти тупицы попадали прямо на мой топор. В коридоре сейчас чертовски грязно.

– Пришлют новых, – вздохнул старик.

– Ну, будем надеяться, таких же неуклюжих. А теперь, не знаю как ты, а я уже готов выбираться отсюда. Ты со мной, человек?

– Посмотри на меня, я – старик. Мне не пересечь клетку, если по пути я не присяду минут на двадцать перевести дыхание.

– Тогда я понесу тебя на спине, приятель. Я тебя не брошу. – В нем, конечно, говорила вина, вина выжившего, словно, помогая этому несчастному, он отдавал дань другим, которых не сумел спасти.

Старик оторвался от скамьи.

– Себастьян, – представился он, протянув худую руку.

Каллад встряхнул ее.

– Каллад.

На Долгом Пути загремели шаги. Дварф захлопнул дверь и подпер ее только что освобожденной Себастьяном лавкой.

– Идем, Себастьян, не будем злоупотреблять здешним «гостеприимством».

Коридор разделился на три прохода поуже с рядами все тех же решетчатых дверей.

– Темницы душ, – сказал старик. – Думал, ты один здесь, а? Таких, как ты, тут еще пятьдесят или шестьдесят бойцов, и они должны драться за свою жизнь на потеху Кровавому Графу.

Каллад молча и уверенно шагнул к первой двери, толкнул щеколду и распахнул створку.

– Поднимайтесь! – крикнул он в темноту. – Мы идем домой.

Он двинулся к следующей клетке, и к следующей, и к следующей, обращаясь с теми же словами к каждому пленнику фон Карштайна:

– Мы идем домой.

Но между дварфом и свободой встал Скеллан.

Каллад собрал маленькое войско изможденных узников. Отчаяние могло бы сделать их опасными, но истощение, дурное обращение и постоянно висящая над узниками угроза нежизни лишили их не только сил, но и мужества. Они натыкались друг на друга, натыкались и падали, и даже не могли самостоятельно подняться – об упавшего тут же спотыкался следующий.

– Куда-то собрались? – осведомился Скеллан.

Он был не один. Последние четверо верных гамайя Конрада, включая Онурсала, сопровождали вампира. Он вскинул руку, и тут же утробно зарычали освобождаемые по сигналу вожака звери.

Как просто. Теперь, когда время пришло, Скеллан намеревался по полной насладиться убийствами. Кости брошены, игра вступила в завершающую фазу, и проиграть он не может. Все планы сливаются в одно прекрасное целое. А в том, что Конрад потребовал, чтобы Онурсал отправился с ним прикончить дварфа, скрывается тонкая ирония. Небывалая удача, и какая экономия времени!

– Прочь с дороги, вампир! – гаркнул дварф.

Скеллан хмыкнул:

– С учетом обстоятельств, не уверен, что в твоем положении пристало отдавать приказы, коротышка.

– Я убил твоего приятеля и, полагаю, если придется, сумею справиться и с тобой. А теперь пошевеливайся, Разящий Шип проголодался.

– Ты становишься утомителен, дварф. – Скеллан повернулся к Онурсалу: – Убей его.

И шагнул в сторону, освобождая дорогу гамайя.

Темнокожий зверь бросился на Каллада и отшвырнул его в толпу жалких человекоподобных существ, спасать которых уже не было смысла. Они, кто как мог, кинулись врассыпную, а дварф отступал под яростным напором гамайя.

Скеллан с усмешкой наблюдал, как коротышка бешено отражает удары зверя. Казалось, дварф действительно способен расправиться с гамайя – схватка шла на равных. Скеллан удержал оставшихся бойцов.

– Этот бой его. Если он не в силах убить дварфа, ему не место среди нас.

Это не было правдой, по крайней мере, не всей правдой. За исключением Скеллана, Онурсал был сильнейшим среди гамайя и охранял Конрада с пламенной преданностью, которая позволила ему не колебаться даже перед безумием Кровавого Графа. Его смерть станет для Конрада жестоким ударом.

– Никогда не пробовал дварфской крови, – раздраженно буркнул один из гамайя.

Скеллан покачал головой:

– Кровь как кровь. Льется в глотку точно так же.

– Это ты так говоришь.

Скеллан следил за боем, и лицо его расплывалось, уступая место выбирающемуся на поверхность демону. Холодный черный гнев распирал вампира, но он обуздывал себя.

Довольный тем, что дварф не подвел его, Скеллан повернулся к троице.

– Что, крови невтерпеж? Вот. – Он стремительно и жестоко разорвал горло ближайшего к нему бойца. – Хлебайте.

Вампир отпихнул труп к разинувшему рот телохранителю и резко ударил. Острые когти Скеллана выпотрошили второго гамайя прежде, чем тот хотя бы заметил опасность.

Третьего, Массика, убить оказалось труднее. Вампир попятился и кинулся бежать. Скеллан ринулся следом, изогнул тело так, что оно ударилось о боковую стену, по инерции взмыл в воздух и обрушился на спину улепетывающего гамайя.

Рванув бойца за волосы, Скеллан развернул его лицом к себе и, впившись когтями в глаза вампира, распорол ему лицо до самой шеи. Вой существа даже внушал жалость. Скеллан рванул снова, отдирая голову от позвоночника, и снова, пока кожа не лопнула и голова не осталась у него в руках.

Встав, Скеллан увидел ошеломленно глядящего на него Каллада Стража Бури, пораженного внезапным поворотом событий. Онурсал лежал мертвым у ног дварфа, топор еще глубоко сидел в спине гамайя. Одно из лезвий буквально вскрыло грудную клетку вампира – черное сердце и гнилые внутренности валялись на полу туннеля.

Дварф уперся ногой в труп врага и выдернул свое оружие.

Он двинулся к Скеллану, готовый убивать снова. Жутковатое глухое эхо вторило шагам дварфа.

– Не заблуждайся, полагая, что знаешь все, дварф, – сказал Скеллан, все еще держа в правой руке голову гамайя. – Я только что спас тебе жизнь, помни об этом. Дерись ты в ямах, не протянул бы и до завтра. Ты не глуп. Ты способен догадаться, отчего я помог тебе. Я желаю смерти монстра не меньше, чем ты, но дело не только в этом – не только в нем. Ты должен понять, дварф. Судьбы расы живых и расы мертвых в твоих руках.

– Ты не владеешь ничем, тем более – моей жизнью. Единственное, что меня интересует, – это прикончить твоего проклятого графа и подарить призракам моего народа последний покой, а остальное – проблема кого-нибудь другого, ибо она определенно не моя.

– Глупо, дварф. Думаешь, смерть одного вампира что-нибудь даст? Одного кровавого вампира? Думаешь, его гибель спасет сотни деревень? Тысячи девушек? Я не считал тебя дураком, но ты дурак. Заруби одного – возвысится другой. Ты отомстишь за нескольких мертвецов, но обречешь уйму живых. Такую цену ты хочешь заплатить, дварф? Сможешь ли ты жить, если на твоей совести будут сотни, тысячи жертв, душ, загубленных только ради искупления нанесенных тебе обид? Сейчас ты должен жить. Вот почему я подставил свою глотку под чужие клыки.

Тебе нужно выбраться отсюда и убедить Императора Лутвига, Оттилию и любого, кто согласится слушать, что Конрад фон Карштайн и его некроманты – страшная угроза. Ты видел лишь малую часть. Ты представляешь, на что он способен, но это только начало. Проклятые, маршировавшие вслед за Владом, ничто по сравнению с кошмаром, который влечет за собой этот безумец. Он намерен превратить Старый Свет в одно огромное Королевство Мертвых и не успокоится, пока все живущие сейчас не сгниют и не воскреснут в его новом мире.

Скеллан не шевелился. Он не имел права на ошибку.

Надо найти способ сломить упрямство дварфа и убедить его в том, что ему гораздо выгоднее толкнуть валун и вызвать лавину, которая погребет Конрада фон Карштайна, чем просто прикончить графа. Немного терпения – и вместо одного он повергнет всю проклятую династию.

Дварф мотнул головой:

– Нет, я не куплюсь. Нечего мне втирать. Ты хладнокровный убийца, как и твой хозяин. У тебя не было причин помогать мне – разве что ты поступил так ради спасения собственной шкуры. И давай уж начистоту – от тебя мертвого мне пользы больше, чем от живого. Думаю, надо покончить с этим. Здесь и сейчас.

– А от тебя мертвого не будет пользы ни одному из нас, дварф. Иди, принеси весть людям. Предупреди Империю. Расскажи им, что видел. Ошеломи их правдой. Они должны быть готовы, когда Кровавый Граф выступит.

Дварф вскинул топор на плечо, и Скеллан понял, что, несмотря ни на что, его слова попали в цель.

Дварф не просто понесет послание, он обеспечит подготовку живых.

Скеллан развернулся и пошел прочь, зная, что удара в спину не последует.

Дварф был одним из тех, кто рождается так редко: он был героем.

Скеллан нюхом чуял его кровоточащее сердце.

Глава 21
Из гор безумия
Горы Края Мира
Заря глухой поры

Каллад вел выживших по бесконечному подземному миру, по глубоким шахтам, на мили удаленным от света и воздуха. Вереница несчастных слепо брела за ним.

У них не было ни пищи, ни воды.

Каждый день они умирали. Из пятидесяти спасшихся сейчас шагали лишь тридцать.

Уже дважды Каллад чувствовал свежесть откуда-то проникающего в шахту сквозняка, но каждый поворот, казалось, уводил их все глубже и глубже в каменные недра гор Края Мира.

Спотыкаясь и падая, они продолжали путь.

Кое-кто хотел поживиться мясом покойников, доказывая, что это поддержит их, подарит бесценное время, чтобы отыскать выход из угрюмого ущелья.

Каллад не позволил.

Возле каждого умершего он задерживался, возводя над телом курган из обломков камней, в изобилии валяющихся в туннеле.

Люди фон Карштайна преследовали их, обшаривая коридоры, и эхо охоты то и дело догоняло беглецов. Топот, далекий смех, волчье тявканье и звон стали не давали спать, доводя людей до изнеможения.

Но они шли.

– Мы идем домой, – снова и снова повторял Каллад, как мантру.

Люди давно уже перестали верить ему.

Они прозвали шахты Сердцем Скорби и смирились с тем, что им суждено сгинуть в этих глубинах, но они не умерли, эти несколько последних человек.

Каллад вывел их к солнцу впервые за недели, месяцы, годы. Для недавних узников вдохнуть свежий воздух было все равно, что возродиться из тьмы отчаяния к свету свободы. Он закинул голову и рассмеялся, наслаждаясь иронией ситуации: ну не забавно ли, что дварф под открытым небом счастливее, чем под горой. Он видел, как на него смотрят, но продолжал хохотать. Пусть думают, что он спятил.

Свобода не досталась им даром. На воле мела пурга, жалкие лохмотья не защищали от мороза, и все же миг избавления был прекрасен. Люди жадно глотали воздух, валялись в хрустящем снегу, пытались обнять небо. Они освободились от скорби, выбрались из забытого богами лабиринта туннелей и шли домой, где бы этот дом ни был. Путь предстоял долгий, но даже Каллад радовался серым тучам над головой и ветру в волосах. Рядом с ним Себастьян клялся, что никогда не пожалуется на то, что застрял неизвестно где, отлично, впрочем, зная, что непременно нарушит обещание. Он был стар. Сетования на погоду составляли немалую часть его жизни. День, когда он прекратит ругать колючий снег или хлесткий дождь, станет днем его смерти.

Каллад оглянулся на людей, которых вывел из ада, и улыбнулся. Он уже думал о них как о своих парнях.

– Мы идем домой, – сказал он, и на этот раз ему поверили.

Если бы веселье бывших пленников услышали при дворе фон Карштайна, Кровавый Граф врос бы в свой обсидиановый трон от ярости. Все, кто сталкивался с вампиром, просто обязаны были погибнуть, а они идут домой – благодаря дварфу.

На чашу весов Каллада легло несколько спасенных жизней в противовес жизням потерянным.

Они шли домой.

Один человек опустился на колени, зачерпнул пригоршню снега и сунул ледяные кристаллики в рот, другой кувыркался, кто-то целовал землю. А еще бывшие пленники оборачивались, бросая долгий взгляд в направлении невидимого отсюда Дракенхофа.

Каллад знал, что они идут домой не только благодаря ему. Они обязаны своей свободой одному из чудовищ – Скеллану.

Он не понимал, почему вампир повернул против своих и почему жаждет свергнуть фон Карштайна, но это не имело значения. Тварь выкупила их свободу. Каллад же твердо решил расплатиться со Скелланом, стерев его племя с лица земли.

Вдруг дварф увидел, что старик Себастьян отошел от группы и прилег, неловко привалившись к валуну. Каллад направился к нему, чтобы тоже сесть, но, приблизившись, понял, что что-то не так. Поворот головы, изгиб шеи… Каллад видел достаточно смертей, чтобы узнать еще одну.

Как же это нечестно, несправедливо, что после всего, уже на воле, сердце Себастьяна не выдержало. Каллад проглотил подступивший к горлу комок гнева. Они шли домой.

Он опустился на колени возле Себастьяна.

– По крайней мере, ты умер свободным, глядя на солнце, – прошептал дварф, и от его дыхания в воздухе сгустились клубы пара, точно завеса между жизнью и смертью.

Заходящее солнце болезненно-желтым оком мигало на горизонте. Пусть малое, но утешение – старик скончался, чувствуя на лице нежное тепло.

Каллад закрыл покойнику глаза – это все, что он мог для него сделать.

Кожа старика уже стала холодной. Пот превратился в корочку льда, затянувшую лицо словно второй кожей. Жар жизни покинул тело, и вездесущий снег присыпал грязные лохмотья.

Каллад встал, стараясь не замечать ледяного холода, вползающего ему в сердце.

Позади него ослепительно белые пики гор Края Мира тянулись к серому небу. Внизу раскинулся лес, покрытые изморозью листья шелестели как живые, а северный ветер выбалтывал шепотом самые мрачные тайны чащи, намекая на остановившиеся сердца и мечты, погребенные в жирном черноземе. Близость леса угнетала.

Ветер кричал ему в ухо, обзывая предателем, но дварф игнорировал насмешливый голос вьюги, зная, что этот шепот вечен и неумолим.

– Я не забуду вас, – пообещал он своим призракам.

Вина – одна из множества нош, ложащихся на плечи выжившего. Вина и духи. Его преследовали призраки, призраки, шепчущие колкости голосом его вины, призраки, которые никогда не простят его за то, что он жив, потому что он сам не вправе простить себя.

– Я могу лечь, – неслышно выдохнул Каллад, зная, что не должен ложиться, ибо это было все равно что сдаться. – Я могу закрыть глаза, как Себастьян, уснуть и уже не проснуться. Холод заберет меня еще до рассвета. Этого ты хочешь?

Но ветер больше не слушал его вранье. Ветер знал, что дварф не ляжет, как солнце не перестанет сиять и не прекратят сменяться времена года. Неотъемлемое свойство выжившего – выживать, продолжать жить, независимо от того, во что это обходится окружающим. Выживший отыщет способ.

А Каллад Страж Бури был из тех, кто выживает.

Он передаст послание живым.

Фон Карштайна остановят.

Дварф вытер пот со лба, пока капли не заледенели. От постоянных поцелуев ветра губы его растрескались. Остальные тоже чувствовали пронизывающий холод, пришедший вместе со свободой. Рваное тряпье не спасало от мороза, ставшего сейчас их врагом, столь же смертоносным и лютым, как темницы душ. Каллад и не подозревал, какая жажда его терзает, пока не рухнул на колени и не разгреб снег с поверхности маленького замерзшего горного озера. Комелем топора дварф поспешно разбил лед. Наклонившись, он зачерпнул пригоршню воды и жадно выпил. Вода отдавала минералами и грязью, но показалась дварфу слаще вина. Он смахнул с бороды пролившиеся капли и зачерпнул еще.

– Сюда, парни! Вода!

Отчаявшиеся люди побежали вверх по склону, спотыкаясь, падая, толкаясь, боясь, что опоздают и вода иссякнет прежде, чем они доберутся до нее.

Какое-то движение вдалеке привлекло внимание Каллада. Он вскочил и, прищурившись, всмотрелся в тонкую полосу островерхих деревьев у горизонта. Белизну пересекало три фигуры. Они уверенно направлялись к горам. Калладу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что это дварфы: отряд разведчиков.

– Слава Гримне, мы спасены! – воскликнул он, хлопнув по спине одного из выживших.

Юнец в ответ ухмыльнулся.

До поры они укрылись в заброшенной медвежьей берлоге под деревьями. Несмотря на вьюгу и слепящий снег, многие весьма неохотно снова покинули поверхность.

Калладу самому не хотелось заставлять людей спускаться под землю, так что те, кто желал мерзнуть, остались дрожать наверху, пытаясь развести костер из сырого хвороста. Честно говоря, перспектива опять оказаться в темноте не радовала и дварфа, но он не собирался из-за упрямства окоченеть насмерть.

И дело было не в простом прагматизме. Он обязан выжить в этом последнем суровом испытании. У него нет выбора. Он должен предупредить всех, способных подняться против вампиров, и убедить их в том, что единственная надежда остаться в живых – это отбросить споры и объединиться. Умерев здесь, он обречет всех.

Дварфы действительно оказались разведчиками из ближайшей крепости, Карак Разъяка, находящейся под эгидой северного Карак Кадрина.

В пещере обнаружился склад выпотрошенной вяленой дичи – очевидно, это убежище служило постоянной базой дварфов-разведчиков.

– Охотимся на зеленокожих, – объяснил Груфбад Стальной Кулак. – В последние месяцы эти твари творят черт-те что. С каждым набегом становятся все смелей и смелей. Воруют скот, поджигают фермы. Раззак решил растоптать их, уничтожить раз и навсегда, так что теперь мы ищем крысиные норы, в которые они попрятались.

Стальной Кулак был главным в маленьком отряде – непоколебимая душа, словно вытесанная из взрастившей его скалы.

Каллад хорошо знал эту историю. Еще его отец, Келлус, говорил, что зеленокожие отбились от рук и их нужно поставить на место. Он кивнул.

– Ну а ты? Судя по всему, ты забрел далеко от дома, Каллад, сын Келлуса.

– Да уж, воистину далеко, Стальной Кулак, и не только если мерить шагами, – горько вздохнул Каллад. – Нас тут тридцать сбежавших из темниц графа-вампира. Эти люди прошли через ад и выбрались из него, но, вместо того чтобы отдыхать в безопасности, им приходится бороться со стихией. Сомневаюсь, что хотя бы половина из них вернется к своим семьям.

– Это они, а я спрашиваю о тебе.

Каллад взглянул в каменное лицо дварфа. Двойные шрамы бежали по щекам Стального Кулака – видно, он вступил в спор с чьим-то нечестивым клинком и проиграл. Разведчик, наверное, был вдвое, если не больше, старше Каллада, но, по меркам своего народа, Каллад едва вышел из детского возраста – и это прожив шесть десятков лет.

– Мне нужно кое-что сделать, – признался дварф. – Для моего народа и для остальных.

Стальной Кулак кивнул:

– На тебе клеймо обиды.

– Да, но я понял, что обида – это еще не все, и, чтобы заслужить покой, я обязан не только отомстить обидчику.

– И так без конца, – согласился Груфбад. – А пока поделись тем, что тебя гнетет, сними тяжесть с души. Поведай мне свою историю, Каллад Страж Бури.

Так он и сделал.

Каллад рассказал о том, как покинул дом, о походе в Грюнберг, о гибели Келлуса и смерти младенца на руках матери, сосавшего ее, как какая-нибудь безбожная пиявка, пока дварф не убил его во второй раз. Он не помнил имени женщины, и сердце его саднило от того, что оно так легко выскользнуло из его памяти. Он рассказал о бойне в храме Зигмаритов в Альтдорфе, о преследовании Скеллана и его безымянного хозяина, о смерти спутников от рук бестии и о своих тяжких ранах. Он рассказал Стальному Кулаку о деревнях с зарешеченными окнами, где отцы запираются от своих сыновей, взятых чумой нежизни, и о предателе-вампире, освободившем пленных в обмен на обещание, что они поднимут войска против Кровавого Графа. Дварф нарисовал безрадостную картину грядущих дней.

– Мы должны известить Раззака, – решил Стальной Кулак, – и убедить его послать гонцов в Карак Кадрин, Жуфбар, Карак Варн и прочие крепости вдоль гор Края Мира. Это будет нелегко, он суров и упрям, даже в лучшие времена, но он не глуп. Угроза касается не только людей. Проклятие нежити – такая штука, от которой даже такой твердолобый тип, как он, не может отмахнуться.

– Думаешь, он выступит?

– Угу, если ты расскажешь ему все так же, как рассказал мне, парень. Думаю, он ответит на призыв и дварфы по доброй воле снова отправятся воевать на стороне людей. – В голосе Стального Кулака, по-отечески приобнявшего Каллада за плечи, звучала гордость. – Идем, покормим твоих ребят, а потом потопаем дальше. Время уходит. Послезавтра мы увидим Карак Разъяк. А еще через день ты поговоришь с Раззаком.

Каллад почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд и резко обернулся. Никого. А потом он заметил пристально изучающего их черного ворона, который взгромоздился на прогнувшуюся ветку меньше чем в десяти шагах от входа в пещеру. Дварф доверял своим инстинктам. Любопытство птицы показалось ему неестественным. Каллад нагнулся, подобрал камень и метнул в стервятника. Булыжник просвистел мимо ворона, ударился о ствол и вызвал настоящую снежную лавину. Ворон хрипло каркнул и взлетел.

Что-то в этой птице серьезно встревожило Каллада. В сущности, он чувствовал себя так, словно только что услышал первый рокот бури столетия.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю