355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП) » Текст книги (страница 79)
Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)
  • Текст добавлен: 13 апреля 2017, 11:00

Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"


Автор книги: авторов Коллектив


Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 296 страниц)

Легкое покалывание свидетельствовало о том, что магия действует и чужое лицо сливается с кожей. Когда маска приросла, Ефимович стер следы крови вокруг своих горящих глаз и облизнул губы, ощутив вкус помады.

– Что ты мне принес, Респиги? Это мужская или женская кожа?

Измененный снова пожал плечами:

– Откуда мне знать? В тумане не разглядишь.

Ефимович почувствовал, что может управлять мимикой.

Маска двигалась, приноравливаясь к чертам лица, на которое была надета. Новая кожа была гладкая, без щетины.

– Я могу сказать только одно, – пробормотал Респиги. – Она человеческая.

Дикон знал Шигуллу долгие годы. Управляющий был предводителем «крюков» задолго до Вилли Пика, когда стражник мог обойти территорию порта с закрытыми глазами, вытянув руки перед собой. Они не раз дрались и угрожали друг другу, и все же хозяева «Любимца Мананна» посылали Дикону ящик вина и корзину сладостей по случаю праздников. Компания ввозила больше товаров и платила меньше пошлин, чем все ее конкуренты в порту.

Когда нашли тело убитой девушки, Шигулла отправил гонца не к дому Дикона, а в дом его любовницы. «„Крюки" слишком хорошо меня знают», – размышляя стражник, пока Франсуаза (Фифи) Мессэн ругала его за то, что всякие проныры, сующие нос не в свои дела, испортили ей утро. Великий Детлеф Зирк выгнал Фифи из труппы, назвав ее бесталанной потаскухой. Однако актер глубоко ошибался. Фифи обладала множеством талантов, которые она могла проявить, по большей части в горизонтальном положении. Проведя с нею ночь, Дикон отправлялся домой к жене, чтобы отдохнуть и выпить чашку чаю. Но сегодня стражнику пришлось изменить своей привычке.

Посыльный провел капитана сквозь туман к причалу, где жертву Твари по кусочкам выловили из воды и сложили на полотне промокшего холста. Этот случай был ужаснее, чем все предыдущие.

– Милосердная Шаллия! – выругался Дикон.

Молодой человек рыдал, забившись в угол. Шигулла посмотрел на него с презрением и сплюнул.

– Его зовут Буттгерайт, – сообщил он. – Именно он нашел эту штуку.

Дикон понимал, почему Шигулла назвал тело «штукой». Трудно было представить, что изуродованные останки когда-то были живой женщиной.

– Ты знаешь ее? – спросил стражник управляющего.

Шигуллу передернуло от отвращения.

– Ты шутишь, капитан? Даже любовник не узнал бы ее после ночи, которую она провела с Тварью.

Он был прав.

Туманная сырость пронизывала до мозга костей. Очень скоро Дикон войдет в заднюю комнату участка на Люйтпольдштрассе и достанет свои сбережения из полой статуи Верены. Капитан имел неплохой побочный заработок, и денег должно было хватить, чтобы после отставки забрать Фифи с детьми и всем вместе поселиться где-нибудь в сельской местности, подальше от «крюков», «рыбников», контрабандистов и грабителей.

– Позови сюда стражников, капитан. Пусть они уберут это безобразие, – попросил Шигулла. – Я несу убытки.

Дикон согласился.

5

Дверь распахнулась, и в гимнастический зал вошел огромный мужчина, громыхая тяжелыми башмаками.

Диен Ч'инг замер с поднятой рукой. Платок затрепетал, но остался висеть в воздухе, поскольку катаец так и не разжал пальцы.

Все это казалось абсурдным, но занимательным. Только варвары, носящие брюки, могли придумать безумное число правил в столь простом деле, как убийство.

Граф Фолькер отвел меч и разразился истерическим смехом. Виконт Леос не шелохнулся, держа оружие наготове.

– Стойте, – заговорил фон Тухтенхаген. – Я обращаюсь к законам рыцарства.

Леос выпрямился и опустил меч. Он был слишком хладнокровен для людей с запада. Самозваный посол гадал, не отыщется ли среди предков молодого безбородого дворянина катаец. В его глазах определенно проскальзывало нечто особенное.

– Я не могу драться, поэтому я требую, чтобы мой представитель Тотен Унгенхауэр принял бой вместо меня.

Леос не выразил ни малейшего беспокойства. Боец фон Тухтенхагена был на полтора фута выше молодого человека, а его широкая грудная клетка напоминала бочонок. На воине была короткая туника с гербом графа, которая, однако, не прикрывала оружие.

Во время второй осады Праага Ч'инг видел Готрека Гурниссона в деле. Гном по прозвищу Убийца Троллей шел на орду зверолюдей, размахивая огромной обоюдоострой секирой. Телосложением Тотен Унгенхауэр напоминал Готрека, но был в два раза выше его ростом. Леоса фон Либевица считали лучшим фехтовальщиком в Империи, однако едва ли он мог тягаться с таким монстром.

Унгенхауэр занял место хозяина и обнажил меч. В его ручище он выглядел как вязальная спица. Ч'инг подумал, что великан мог бы отбросить оружие и просто свернуть виконту шею, не обращая внимания на иголочные уколы клинка Леоса. Это не противоречило бы законам рыцарства.

Хотя правила поединка не предусматривали присутствия зрителей, любопытные постепенно просачивались в зал и рассаживались вдоль стен. Должники фон Тухтенхагена, надеявшиеся, что виконт искромсает графа Фолькера, разочарованно потянулись к выходу, однако другие дворяне заняли их места. Ч'инг заметил Йоганна фон Мекленберга и наследника престола, которые сидели на возвышении в дальнем конце зала. Здесь же был Хергард фон Тассенинк, в присутствии которого Фолькер нанес оскорбление Леосу. Представитель благородного семейства явился вместе со своей любовницей. Пришла и маркиза Сидония фон Мариенбург, с чьим мужем Бассанио виконт разделался в прошлом году на дуэли. В данных обстоятельствах удивляло отсутствие графини Эммануэль, которую, вероятно, не привлекало кровавое зрелище.

Фон Тухтенхаген, наконец, преодолел свой страх. Он радостно вышагивал взад и вперед, хихикал и обменивался шуточками со зрителями, стремясь придать себе храбрости.

– Фон Либевиц, – заявил он, – я хотел бы внести дополнения к предположениям, которые я высказал вчера. Насколько я знаю, ваша сестра раздвигает ноги для слуг и моряков…

Присутствующие ахнули. Леос и бровью не повел.

– В темноте она легла бы в постель даже с гномом или хафлингом. Или с мутантом… Разумеется, если его странности не послужили бы препятствием для любовной связи.

Леос медленно поднял меч и направил его острие на своего противника, который также принял боевую стойку. Унгенхауэр ощерился, демонстрируя выбитые зубы.

– Я полагаю, чтобы удовлетворить ее, нужен зверь, – ядовито продолжал фон Тухтенхаген. – Настоящая тварь!

Ч'инг взмахнул рукой, в которой сжимал платок, и шелковая ткань плавно опустилась на пол.

Мечи зазвенели, столкнувшись в воздухе, и с резким скрежетом разошлись.

Карл-Франц I из Дома Вильгельма Второго, Хранитель Империи, Победитель Тьмы, Император и сын Императора, положил сахар в кофе. Он слегка удивился, что принц еще не пришел, чтобы провести час в общении с отцом. Это был один из дворцовых ритуалов. Карл-Франц проверял знания Люйтпольда по учебным предметам и делился с сыном мудростью, которую приобрел за годы правления. Однако не в первый раз наследник пропускал встречу с отцом, найдя себе другое развлечение. Карл-Франц зевнул. Казалось, в эти дни вообще ничего не происходило…

На камне над дверью был выбит номер 317. Портовые шутники утверждали, что эти цифры обозначают среднее число взяток, которые стражники берут каждую неделю. В участок на Люйтпольдштрассе караульные пропустили его, не задавая вопросов. Старшие его знали, а младшие слышали о нем.

Эльзассер пожелал ему доброго утра, и Харальд кивнул младшему коллеге.

Он нашел сержанта Эконому, своего старого знакомого, и с удовольствием наблюдал, как ярость и страх исказили лицо мужчины.

– Какого ч…?

Харальд презрительно скривил губы и поднял кулак. Пара громил выступила из-за спины сержанта.

– Джуст, – усмехнулся Харальд. – Томми. Вы по мне соскучились?

По лицу сержанта медленно расплылась усмешка.

– Ты зашел на запретную территорию, Кляйндест. Вы двое, снимите свои плащи и вышвырните нарушителя вон.

Два бугая весело сняли накидки, на которых были вышиты герб города и эмблема портовой стражи, и закатали рукава.

– Я долго ждал этого момента, Кляйндест, – сказал Джуст. – У меня годы ушли на то, чтобы отделаться от черной отметки, которую ты поставил в моем учетном листе.

– Да, – поддержал приятеля Томми, невольно потирая некогда сломанную ключицу. – Я тоже рад тебя видеть, особенно теперь, когда ты стал гражданским…

Харальд повертел поднятым кулаком и принялся по одному разгибать пальцы, показывая стражникам свой значок.

У Эконому отвисла челюсть, звучно стукнув о кольчужный нагрудник.

– Вы вернулись?

Улыбка Харальда стала шире.

– Да, сержант. Я вернулся.

Джуст и Томми накинули свои накидки и попятились.

– Найдите мне стол, сержант, и принесите все материалы, которые у вас есть по делу Твари.

Эконому поспешно удалился. Джуст и Томми столкнулись в дверях, спеша за своим начальником.

Харальд мяукнул вдогонку ретировавшимся стражникам.

– Простите? – удивленно уставился на него Эльзассер.

– Котята, – пояснил Харальд. – Всего лишь пара котят.

– А, – кивнул молодой человек.

Двойная дверь распахнулась, и щупальца тумана проникли в помещение. Из белого облака выступил запыхавшийся человек. Это был посланец, который прибежал издалека, освещая себе путь фонарем.

Он поставил покрытый каплями светильник на пол и перевел дух.

– Еще одна, – выдохнул он. – Там, в порту. Снова убийство.

– Тварь, – констатировал Эльзассер.

– Да, – подтвердил гонец.

– Пойдем, мальчик, – повернулся Харальд к своему младшему товарищу. – Давай прищучим Дикона и приступим к расследованию.

Этьен Эдуард Вильшез, граф де ла Ружьер, посол Шарля де ла Тет Д'Ор III, короля Бретонии, выпятил грудь, как павлин, и приготовился в миллионный раз давать объяснения: да, он гном, да, он также занимает высокое положение в королевстве людей.

– Мои родители были заложниками, Гропиус, – втолковывал он учителю танцев. – Я воспитывался в доме одного из королевских министров. Мои братья довольствовались ролью шутов и фигляров, но я всегда чувствовал, что способен на большее…

Гном подкрутил напомаженный ус и картинно взмахнул пышным рукавом. Кружевные манжеты заколыхались вокруг его руки. Зал «Клуба фламинго» в частном театре, расположенном на Храмовой улице, был маленьким, однако скромные размеры помещения никак не умерили любви де ла Ружьера к драматическим жестам.

– Я отрекся от моего гномьего имени и принял имя моего благородного покровителя. Пусть внешне я выгляжу как гном, моя душа – это душа бретонца. Я взял лучшее от двух рас в том, что касается силы и стиля.

– Простите мое невежество, – смущенно прервал его Гропиус, – но я не знал, что в Бретонии живет много гномов…

– Если бы это было так, неужели, вы думаете, они позволили бы удерживать моих родителей в качестве заложников. Вы глупый человек, и я отказываюсь продолжать объяснения. Я не урод, чтобы на меня пялились или жалели. Я от рождения был сильной личностью, и мои способности заслуживают наивысшей оценки. Мой долг – отстаивать честь короля Шарля, куда бы я ни направлялся.

Учитель танцев присмирел и, взяв свечку, зажег светильники перед сценой.

– Ваша доблесть действительно стала легендой, – заметил он. Преодолев изумление, Гропиус вернулся к своей обычной угодливой и льстивой манере вести беседу. – До нас доходили слухи о многих ваших… хм… победах.

Де ла Ружьер гордо подбоченился и махнул рукой, показывая, что говорить тут не о чем. Затем он уселся на стул.

– А все эти истории про графиню Эммануэль, – облизнул губы учитель танцев. – Они…

– Прошу вас! Речь идет о репутации…

Главным образом его собственной, поскольку графиня отвергала все его поползновения.

– И потом, есть вопросы, которые де ла Ружьер не станет обсуждать с торговцем.

Гропиус поклонился и не стал развивать эту тему.

– А теперь, – объявил посол, – позовите ваших лучших танцовщиц.

– О да, конечно, ваше превосходительство.

Подхалим щелкнул пальцами и крикнул:

– Миеле.

Из-за занавеса вышла бойкая изящная девчушка. Она жеманно улыбнулась и, пританцовывая, сделала несколько шагов по сцене.

– Довольно, – буркнул де ла Ружьер. – Покажите другую.

У танцовщицы вытянулось лицо, и она понуро побрела за кулисы, волоча за собой меховое боа.

– Это Тесса Алквист, – сообщил Гропиус, и на сцену вышла другая девушка с длинными, стройными ногами, прелесть которых подчеркивал откровенный наряд.

Новая красотка больше понравилась послу, но вскоре он утратил к ней интерес и отослал прочь. Тесса Алквист убежала, покачивая перьями, украшающими ее костюм.

Де ла Ружьер раздраженно набросился на учителя танцев:

– Кажется, я дал вам четкие инструкции. Это особый прием, поэтому у меня особые требования к девушкам.

Гропиус слушал, кивая, как болванчик.

– Мне нужна большая женщина. Вы понимаете? Большая!

Сводник пожевал ус.

– Да, конечно, ваше превосходительство. Я отлично вас понимаю. Вам нужна танцовщица с пышными формами.

– Вот именно! Вы точно выразились. Пышные формы! У девушки должны быть впечатляющие пропорции. Ясно? Впечатляющие!

На лице учителя танцев появилась крысиная улыбка.

– Милица! – крикнул он. – Выйди и станцуй для нашего благородного гостя.

Девушка вышла на сцену…

…и де ла Ружьер понял, что снова влюбился.

6

Ничего более странного Люйтпольд не видел. Все было кончено в считанные секунды.

Принц готов был вмешаться, воспользовавшись старинным правом императорской семьи спасти своего учителя фехтования, но Йоганн положил руку на плечо мальчика и покачал головой. Выборщик был прав. Леос фон Либевиц не простил бы ему такого бесчестия. Виконт предпочел бы умереть.

Люйтпольд ожидал, что дуэлянты сделают шаг назад, оценят друг друга, а лишь потом скрестят мечи. Во всяком случае, так учили его самого.

Вместо этого воины прыгнули вперед. При дворе судачили, что Унгенхауэр, слуга фон Тухтенхагена, мутировал под воздействием варп-камня. Вытянув руки, гигант ринулся на Леоса…

Казалось, мастер клинка движется в обычном темпе, уклоняясь с линии атаки противника. Он лишь чиркнул по шее Унгенхауэра клинком и изящно ушел из зоны досягаемости, оказавшись за спиной великана. Из горла Унгенхауэра брызнул фонтан крови. Воин медленно повернулся на месте, заливая пол вокруг себя. Диен Ч'инг подхватил полы халата и отскочил в сторону, но туфли графа Фолькера были испорчены, а одному из секундантов кровь брызнула в лицо, из-за чего тот, фыркая, отошел к стене.

В груди Унгенхауэра что-то забулькало, но звук шел не изо рта, а из щели в горле. Он вскинул руки, словно торжествовал победу, и рухнул на колени. От удара зал содрогнулся.

Леос поднял шелковый платок Диен Ч'инга и вытер кончик рапиры.

Унгенхауэр упал ничком. Напольная плитка треснула там, где его голова ударилась о пол.

Зрители недоверчиво замерли, а потом разразились аплодисментами.

Леос не проявил никаких эмоций. Он аккуратно завернул свое оружие и передал его секунданту. Преклонив колени, граф Фолькер молился Зигмару.

Катаец поднял руку, призывая, всех к тишине, и шум стих.

– По законам рыцарства честь восстановлена. Жизнь графа Фолькера фон Тухтенхагена принадлежит виконту Леосу фон Либевицу, который волен распорядиться ею по своему усмотрению…

Фон Тухтенхаген на карачках полз к виконту, бессвязно умоляя о прощении. Он лизал башмаки Леоса, как собака.

– Позовите жреца, – обратился фехтовальщик к Диен Ч'ингу. – И цирюльника. Я не могу убить человека, не получившего отпущения грехов и к тому же небритого.

– Все подтвердилось, ликтор, – сказал Рухаак. – Только что прибыл посланец с известием из порта.

Микаэль Хассельштейн был поглощен своими мыслями, поэтому его помощнику пришлось повторить сообщение. На этот раз ликтор его услышал. Он осмыслил факты и нашел их тревожными.

– Я не сомневался, Симен, госпожа Опулс обладает необыкновенными способностями.

Однако жрец не мог сосредоточиться на убийстве. Прошлая ночь выдалась неудачной. На балу у фон Тассенинка Йелль грозила порвать с ним, и она была настроена решительно. Ему потребовались огромные усилия и настойчивость, чтобы переубедить ее. Затем последовал торопливый акт любви в прихожей, который возбуждал любовников тем сильнее, что их могли застать вместе. Однако эта связь превратилась в помеху. Она влияла на способности Хассельштейна к работе.

Опулс сидела в углу, все зная, но держа при себе чужие секреты. Микаэль позавидовал девушке. Насколько проще стала бы его жизнь, если бы он умел читать мысли.

Йелль изменила его, понял жрец. Любовь к ней иссушала, отнимала дни его жизни, которые он не мог тратить впустую.

Рухаак ждал приказов. Он был хорошим исполнителем, но никогда не проявлял инициативу. Да и великий теогонист сильно изменился после смерти своего незаконнорожденного сына Матиаса, поэтому все заботы о культе Зигмара легли на плечи Микаэля Хассельштейна. Он был достаточно силен, чтобы вынести груз ответственности, но напряжение последних дней буквально пригнуло его к земле.

Назначение на должность императорского исповедника следовало рассматривать как привилегию, однако грехи, которые отягощали совесть Карла-Франца, были незначительными, если не сказать ничтожными. Император был хорошим человеком, причем совершенно не сознавал этого. Зато это понимал жрец, дающий ему отпущение грехов. Император облегчал душу перед Микаэлем, но к кому мог обратиться сам Микаэль?

Кроме того, его угнетало распутство Йелль. У нее всегда были другие мужчины, даже в самом разгаре их романа. Слишком много других мужчин. Однажды Хассельштейн видел, как его возлюбленная любезничала с серомордой жабой Тибальтом.

Жрец сделал вид, что размышляет над проблемой поимки Твари, а не борется с сердечным недугом. Рухаак почтительно молчал, но Опулс нетерпеливо ерзала на стуле. Как много знает эта ведьма?

Может, назначить девушку своим исповедником? В любом случае, ей наверняка известны все его прегрешения. Он мог бы придать официальный статус этим отношениям. Нет, она женщина. Розана напоминала ему Йелль. Все женщины шлюхи. Даже послушницы ордена Зигмара крутились вокруг рыцарей Храма, выставляя напоказ свои лодыжки, и нагибались при каждом удобном случае. Лицемерки, потаскушки и искусительницы, вот что представляли собой многие из них. Иногда Хассельштейну казалось, что женщины были порождениями Хаоса. Варп-камень видоизменил их тело, чтобы им легче было терзать мужчин. В их груди билось демоническое сердце, а жестокость была их врожденным свойством.

Если бы Опулс была мужчиной, как Рухаак, Адриан Ховен или Диен Ч'инг! Они могли бы вместе использовать ее дар. Однако ведьмы всегда были женщинами. В прошлом Храм заклеймил провидиц созданиями Хаоса, предписав сжигать их на костре. Какое расточительство! Даже не будучи его подчиненной, Розана Опулс могла принести огромную пользу Храму.

– Госпожа Опулс, – заговорил Хассельштейн. – У вас больше нет никаких светлых идей?

Розана удивилась, что ликтор обратился к ней за советом прежде, чем к Рухааку, и на мгновение задумалась, подбирая слова.

– На данный момент никаких, ликтор…

Однако в ее тоне звучала неуверенность.

– Но?

– Вчера на месте последнего убийства я встретила Йоганна фон Мекленберга.

– Выборщика Зюденланда?

– Да. Он интересовался чудовищем. Не знаю почему. Это необычная личность. Барон бессознательно закрыл щитом свои мысли.

Хассельштейн подумал о фон Мекленберге. Это был красивый молодой человек, немного суровый, но ровно настолько, чтобы с его лица исчезло беззаботное ребяческое выражение. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые нравились Йелль. Интересно, они были любовниками? Жрец сомневался, что эти двое вообще знали друг друга, но в бароне было нечто странное и подозрительное.

– Закрыл свои мысли? – переспросил ликтор. – Видимо, он что-то скрывает.

– Не обязательно. Я не верю, что он сознательно пытался отгородиться от меня. Да я и не стремилась узнать, что у него на уме. Я просто заметила ментальные щиты, и мне стало любопытно.

– Вы молодец, госпожа Опулс. Это интересная новость.

«Розана Опулс – опасная собака», – размышлял Хассельштейн. Она могла обернуться и тяпнуть своего хозяина так же легко, как порвать горло врагу. Однако она была выносливой собакой.

– Я снова отправлю вас помогать портовой страже, – заявил жрец. – Если фон Мекленберг опять появится, держитесь к нему поближе и постарайтесь выяснить все, что сумеете. Все следы ведут во дворец.

«И к Йелль», – мысленно добавил он. Однако молчание получилось слишком громким. Опулс нахмурила брови, словно пыталась уловить невнятно произнесенное имя. Хассельштейн попытался замкнуть свои мысли на замок. Неторопливо повернувшись к Рухааку, он сказал:

– Симен, верни Адриана Ховена. Пусть подготовят эскорт, который будет сопровождать госпожу Опулс. И еще я хочу, чтобы как можно больше людей были готовы выйти на улицу. У стражников был шанс, однако они им не воспользовались. Пришло время вмешаться культу Зигмара. Слава поимки Твари будет принадлежать нам.

У Милицы грудь и живот заболели от напряжения, пока она танцевала для маленького смешного создания, для гнома, который вел себя как бретонец.

Де ла Ружьер не скрывал, что он в восторге от представления, и девица решила использовать свое преимущество. Она наклонилась, позволяя клиенту рассмотреть себя вблизи. Гном таращился на нее, подкручивая усы короткими пухлыми пальчиками. Танцовщица знала, как она выглядит в свете нижних сценических огней. Арбузы в мешке. Но некоторых мужчин это сводило с ума.

Гропиус стоял позади, отсчитывая такт длинным указательным пальцем.

Музыки не было, однако девушка хорошо знала эту часть танца, поэтому не нуждалась в ней. Ее выступление сопровождали только шлепанье босых ног по сцене, ропот других девушек за кулисами и странные звуки, которые издавал де ла Ружьер.

Посол, как зачарованный, следил за каждым ее движением, пуская слюни на свою бороду. Наконец он не выдержал и попросил танцовщицу остановиться.

– Моя дорогая, – сказал он, – ты великолепна. Нечасто моим глазам доводилось видеть столь… изобильную красоту…

За кулисами Тесса, Миеле и остальные жаловались на судьбу. Опять огромная, нескладная Милица с ее огромными, несуразными грудями оставила их в дураках. Обычно, когда она выходила на сцену, клиенты не верили, что все в ней настоящее. Но едва пышнотелая красотка снимала с себя шарфик-другой, публика меняла свое мнение и пораженно замирала.

– Ты получишь богатую награду, – лепетал гном. – Золотые кроны. Я пришлю за тобой карету.

Милица грациозно поклонилась и поблагодарила. Гропиус поджал губы, но кивнул в знак одобрения. Конечно, он получит свою долю. Если все сложится хорошо, Милица найдет себе нового покровителя или даже сама займется своей карьерой. Возможно, де ла Ружьер предложит ей постоянную должность танцовщицы или что-нибудь в этом роде.

Посол направился к выходу из театра, шагая так, словно его ноги были длиннее, чем у Тессы. В дверях он обернулся, снял шляпу и отвесил даме прощальный поклон, задев плюмажем пол. Подмигивая и целуя свои пальцы, он вышел. Гропиус взглянул на танцовщицу и велел ей одеться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю