Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 296 страниц)
Анимус прижимался к лицу Детлефа Зирка, вбирая в себя его смущение, его желание, его боль. И разрастающуюся в нем раковую опухоль Тьмы. Именно до Тьмы и требовалось добраться Анимусу. Было бы несложно заставить Еву просто совратить его, как она сделала это с Рейнхардом Жесснером. Но какой в этом смысл? Секс – не та вещь, которая способна оторвать Детлефа от Женевьевы. Это могут сделать Тьма, Хайда внутри Зикхилла, деградация, проявление подавляемых животных инстинктов.
Ева с силой обхватила Детлефа за шею, прижимая к себе во время поцелуя, едва не придушив его.
– Ударь меня, – шепнула она.
етлеф застыл в ее объятиях.
– Нет, – говорила она. – Мне это нужно, я этого хочу…
Она цитировала текст «Странной истории доктора Зикхилла и мистера Хайды» почти точно, но не совсем. Предполагалось, что Ниту столько били, что у нее воз-икла извращенная тяга к боли. А Нита была в той же мере порождением разума и пера Детлефа Зиркза как и игры Евы Савиньен. Он написал о том, как упоительно причинять и ощущать боль, и Анимус знал, что он отыскал эти чувства в себе и выплеснул на сцену. Этот опыт окажется гибельным для него, как неумелые опыты Зикхилла привели его, в конце концов, к краху.
Хватка Евы становилась все сильнее, костяшки ее больших пальцев зарылись в мягкий второй подбородок Детлефа.
– Ударь меня, – повторяла она, усыпая поцелуями его лицо, – сильнее.
Его глаза блеснули, и Анимус увидел в них, что этот призыв проник в самую глубь его души, вытаскивая на поверхность желание причинять боль, которое всегда присуще гению. Отчасти благодаря этому качеству он обрел поразительную силу, понадобившуюся, чтобы сокрушить Вечного Чародея. Потому-то его и тянуло к девушке-вампиру.
Часть Детлефа Зирка жаждала боли, крови, зла. Это чувство было настолько близко к любви, что порой они казались неотличимыми.
Ева сняла одну руку с шеи Детлефа и, растопырив пальцы на манер когтей, попыталась вцепиться драматургу в лицо.
Он отбросил ее руку.
Его лицо было маской гнева, черты в точности соответствовали рекомендуемому в учебниках по актерскому мастерству проявлению ярости, изображая чувство, которое он не вполне испытывал. Детлеф схватил руку, сжимавшую его горло, и оторвал ее от себя. Он ударил Еву, с силой смазав костяшками пальцев по щеке, поставив ей настоящий синяк.
Анимус был доволен.
Ева дразнила Детлефа, льстя и оскорбляя, моля и провоцируя. Она призывала наказать ее, искушала его сделаться Хайдой.
Она дала ему пощечину, и он ударил ее в грудь. Благодаря Анимусу она не чувствовала боли, но была достаточно хорошей актрисой, чтобы убедительно изобразить ее.
В пылу борьбы их одежда растрепалась и кое-где порвалась. Между ударами они обменивались быстрыми ласками.
Ева схватила со стола бутафорскую реторту и разбила о свою голову. Стекло было из сахара, но клейкие осколки прилипли к ее лицу, кололи и раздражали их кожу во время поцелуев. Они расцарапывали друг друга, оставляя на лицах кровавые полосы.
Детлеф с силой ударил ее в живот. Она согнулась пополам, и он швырнул ее на диван Зикхилла.
Здесь был занавес третьего действия.
Еву кольнуло сомнение, но Анимус стер его. Все шло замечательно. Детлеф рвал на ней одежду, превращая ее изящное платье в подобие лохмотьев Ниты.
Детлеф навалился на Еву, а занавеса все не было.
Женевьева оцепенела от ужаса, по жилам побежал огонь. Ее клыки выскользнули из десен. Ногти превратились в когти, твердые, как алмазы. То, что она увидела на. сцене, заставило ее жаждать крови.
Она не понимала той неестественной любовной сцены, что разыгрывалась сейчас внизу, но ненавидела себя за то, что возбудилась при виде нее до красной жажды. То, что проявилось сейчас в Детлефе, было в нем всегда, это она знала. Возможно, это не большее извращение, чем их собственная любовь, объятия вампира и человека, которые всегда приводили если не к причинению боли, то к кровопролитию. Но здесь Ева руководила Детле-ом, искушала его, как мистер Хайда искушал в финале Соню Зикхилл, желая пробудить чудовище и в ней тоже.
Она стояла в 7-й ложе, среди мерзкого зловония, и, застыв, смотрела вниз. Ей подумалось, что она самый настоящий вампир. Ничего не может сделать, но вечно наблюдает, дожидаясь объедков со стола.
Потом с головокружительной ясностью ее вновь посетило озарение, предвидение прорицателя, которое изменило все.
Это не интимная сцена, которую ей посчастливилось подсмотреть. Это кукольный театр. Где-то как-то кто-то дергает за веревочки, заставляя Еву и Детлефа отплясывать непристойный танец, поставленный, хотя бы отчасти, для нее. То, что проделывали на сцене ее любовник и актриса, выглядело убедительнее, чем должно было быть. Они играли, изображая преувеличенно страстные занятия любовью, чтобы было понятно всем в зале.
Испуганная, Женевьева огляделась. Где-то здесь был драматург, режиссер. Разыгрывалась драма, в которой и у нее тоже своя роль.
Снова все вышло из-под ее контроля.
В гимнастическом зале на Храмовой улице Рейнхард Жесснер делал отжимания – спина крепкая, как стальной прут, мощные руки работают, как рукояти насоса. Носом он снова и снова касался дощатого пола. Мысли в голове неслись с такой скоростью, что ему просто требовалось изнурять тело, чтобы остановить их.
Арне по прозвищу Тело, его инструктор, советовал ему не спешить так, но он не мог. С тех пор как он стал актером, он заботился о своем теле, своем рабочем инструменте. Если бы отбросить прочь сценарий, он расправился бы с Детлефом Зирком в финале «Доктора Зикхилла и мистера Хайды» и даже не смахнул бы пот со лба.
Теперь он размахивал тяжелыми гирями, чувствуя, как горят плечи и локти.
Ева. Это все ее вина.
Он рискует потерять все. Семью, карьеру, самоуважение. И все это ради Евы, которая уже готова бросить его, положив глаз на Детлефа.
Он размеренно поднимал вес, играя мускулами на руках и шее, сцепив зубы. Его грудь и спина покрылись потом, и он чувствовал, как из-под коротко стриженных волос и бороды стекают струйки.
«Что ж, удачи Еве и Детлефу», – подумал он.
Если бы не Детлеф, Рейнхард сам стал бы ведущим актером. На него, безусловно, обращают больше внимания по мере того, как актер-режиссер становится все дряблее и капризнее. Особенно если сценарий дает ему возможность скинуть рубашку. Может, ему стоило бы забрать Иллону и создать собственную труппу. Возможно, гастролирующую труппу. Там, вдали от грязи большого города, будет меньше славы, меньше аплодисментов, меньше денег. Но, может, их ждет более достойная жизнь.
Ева.
Он должен покончить с этим теперь. Ради Иллоны, ради близнецов. Ради себя самого.
Он опустил гирю и выпрямился. Арне ухмыльнулся ему, и бицепс его надулся, словно свиной пузырь, вены зазмеились под кожей, как толстые черви.
Он должен пойти в театр и покончить с Евой.
Тогда все опять наладится.
– Нет, – произнес Детлеф тихо.
Соприкоснувшись с чем-то жутким внутри себя, он теперь старался освободиться, отстраниться от этого, загнать обратно в глубины.
Ева притихла, задержав занесенную для удара руку.
– Что?
– Нет, – повторил он, на этот раз тверже. – Я не стану.
Ему было стыдно самого себя и неловко. Он отступил, пустив руки. Ему не хотелось еще раз коснуться ее.
Ева с яростью уставилась на него и, взвившись с дивана, кинулась к нему, норовя вцепиться в лицо. Он поймал ее запястья и крепко сжал, удерживая ее подальше от себя, отталкивая прочь.
Он разом почувствовал все свои синяки, но и внутреннюю силу тоже. Он устоял перед искушением. Не стал мистером Хайдой.
– Ударь меня, – хрипела Ева.
Что-то было не так с ее лицом, оно словно покрылось слоем тонкого стекла. На губах ее выступила пена, теперь она уже сражалась всерьез. Ее атаки менее всего походили на игру.
– Кто ты? – спросил он.
– Сделай мне больно, бей меня, кусай меня…
Он оттолкнул ее и попятился, мотая головой.
Во тьме захлопали чьи-то ладони, звук пошел гулять, отражаясь от стен зала, превращаясь в гром аплодисментов.
Анимус потерпел неудачу. Он понимал это с кристальной ясностью. Чудовище, сокрытое в Детлефе Зирке, было недостаточно сильным, чтобы полностью овладеть его сердцем. Его можно выставить на позор и осмеяние, но уничтожить таким образом невозможно. В его душе было слишком много всего остального, слишком много света во тьме.
Хозяйка тряслась, потрясенная поражением. Ее полезность почти исчерпала себя. Если Анимус не мог уничтожить душу Детлефа, значит, приходилось довольствоваться тем, чтобы уничтожить его жизнь. Ева прижала ладони к лицу, пытаясь удержать спадающую маску. Едва лишь Анимус покинул ее сознание, она ощутила свою боль, свой стыд, свой гнев.
Ее ладони были мокрыми от слез. Она сжалась, жалея себя, кутаясь в остатки платья. Детлеф был суров и не спешил утешать ее. Она не понимала, что с ней случилось.
Она думала, что Анимус – это благословение, а оказалось – проклятие.
Анимус медленно извлекал свои щупальца из Евы, отделяя себя от каждой частички ее разума и тела, отсекая связь с ее чувствами, отказываясь от контроля над ней.
Осталась лишь цель.
Продолжая аплодировать, Женевьева пыталась выразить свою гордость за Детлефа. Он победил нечто невидимое и отвратительное, как мистер Хайда. Она надеялась, что сумела бы сделать то же самое, но сомневалась в себе.
– Это я, – крикнула она, – Жени!
Детлеф заслонил глаза от света и всмотрелся в темноту. Он ее едва видел. У него не было зрения вампира. Ему вдруг стало неловко.
– Тут что-то не так, – попытался объяснить он. – Мы не виноваты.
Ева тихонько всхлипывала, забытая, покинутая.
– Я знаю. Что-то и теперь здесь, что-то злое.
Она попыталась почувствовать чужое присутствие, но ее провидение ушло. Оно приходило к ней лишь изредка.
– Жени, – окликнул он. – Где…
– Я в седьмой ложе. Тут есть потайной ход.
Она повернулась проверить, открыт ли люк, и увидела, как в него протискивается что-то огромное и влажное.
Она прижала тыльную сторону ладони к открытому, оскаленному рту, но не закричала.
На крик у нее уже не было сил.
– Все в порядке, – попытался сказать Демон Потайных Ходов.
Он сознавал, как выглядит.
Вампирша опустила руку, и ее глаза вспыхнули алым во мраке. Она сглотнула и выпрямилась. Пытаясь не чувствовать отвращения, она не смогла скрыть чувства жалости.
– Бруно Малвоизин?
– Нет, – ответил он, и голос его прозвучал низко и протяжно из-под нависших надо ртом складок плоти. – Уже нет.
Она протянула руку с острыми коготками.
– Я Женевьева, – сказала она. – Женевьева Дьедонне.
Он кивнул так, что задрожала вся массивная шишковатая голова.
– Я знаю.
– Что там происходит?! – прокричал со сцены Детлеф.
– У нас гость, – отозвалась Женевьева через плечо.
Вот и все, вот он и открылся им. Демон Потайных Ходов испытывал странное облегчение:.Будет больно, но теперь ему не нужно больше прятаться.
Поппа Фриц похрапывал в своем уютном гнездышке, когда Рейнхард вошел в театр через служебный вход. Его решимость была непоколебима.
– Ева! – крикнул он.
Он на ощупь пробирался впотьмах за кулисами. В полдень все огни были погашены, Гугдиэльмо пытался экономить на свечном воске и фонарных фитилях. Но где-то светился огонек. Наверно, на сцене.
– Ева!
– Сюда, – ответил голос, но не Евы.
Это был Детлеф.
Рейнхард вышел на сцену, топая тяжелыми башмаками по настилу. Он узнал сцену. Это было четвертое действие, когда казак находит Хайду в кабинете Зикхилла с избитой, истерзанной Нитой.
Детлеф был без грима, но на лице у него виднелась кровь, одежда превратилась в лохмотья. Ева на коленях забилась в угол, спрятав лицо в ладони. Трудно было не последовать сценарию и не занять свое место на сцене, чтобы девушка бросилась к нему в объятия, моля спасти ее от этого чудовища.
Но это не было ни репетицией, ни спектаклем.
– Рейнхард, – сказал Детлеф, – пошли Поппу Фрица за доктором. Еве требуется помощь.
– Что случилось?
Детлеф покачал головой:
– Все очень сложно.
Рейнхард оглянулся.
Вид у Евы был действительно безумный, это совершенно не вязалось с его представлением о ней. Внезапно, все еще прижимая руки к лицу, она вскочила и кинулась к нему. Он протянул ладони, стараясь удержать ее на расстоянии, но она проскользнула у него между рук и прижалась головой к его голове.
– В чем дело?
Он схватил ее за руки и оторвал их от лица.
Внимание Женевьевы раздвоилось. Она уже могла спокойно смотреть на Демона Потайных Ходов. Она поняла, что он несет с собой темноту, будто защитный покров. Его голова торчала из плотного кольца щупалец, и ему приходилось запрокидывать ее назад, вращая огромными глазами, чтобы иметь возможность говорить похожим на клюв ртом, расположенным в центре того, что, видимо, было грудью существа. Признаки мутации были налицо, придавая ему некоторое сходство с Тзинчем, Меняющим Пути. Но главным образом она видела его глаза, ясные и человеческие.
Однако драма на сцене еще не была доиграна до конца. Демон Потайных Ходов скользнул вперед, помогая себе щупальцами, взгромоздился на ограждение ложи. Они оба смотрели на живую картину внизу.
Ева была с Рейнхардом, а Детлеф смотрел на них, потом перевел взгляд в темноту.
Она попробовала прикоснуться к влажной шкуре Демона Потайных Ходов. Он отпрянул, потом расслабился и позволил ее пальцам коснуться его кожи.
– Красиво, да? – заметил он.
– Я видала и похуже.
Внезапно картина ожила.
Рейнхард выпустил Еву, и она распростерлась у его ног, как набитая ватой кукла, изображающая на сцене труп. Казалось, будто жизнь покинула ее.
– Ей… плохо, я думаю, – объяснил Детлеф.
Рейнхард все еще стоял вне круга света, но Детлеф сумел разглядеть что-то странное в его лице. На нем была маска.
– Рейнхард?
Актер вышел на свет, и Детлеф почувствовал, как рука ужаса сжимает его плечо. Рейнхард, казалось, стал выше, шире, его вздувшиеся мускулы распирали одежду. А лицо было жутким, спокойно невыразительным, серебристо-белым и мертвым. Он двигался как автомат, но постепенно движения становились все свободнее, гибче, как будто смазали заржавевшие шарниры.
– Комедиант, – выговорил Рейнхард не своим голосом.
Он огляделся, дергая головой, будто гигантская ящерица, и широкими шагами двинулся в темноту. Он вернулся с одним из предметов реквизита в руке.
С секирой из коллекции оружия Хайды.
– Именем Великого Чародея, Вечного Дракенфелса, – произнес Рейнхард, занося секиру, – ты должен…
Секира со свистом устремилась вниз.
– …умереть!
Лезвие с маху врезало Детлефу по лбу, со всей силой, вложенной Рейнхардом в этот удар. Он услышал, как вскрикнула Жени.
Вопль застыл в ее горле, когда Детлеф пошатнулся под ударом. Секира Рейнхарда была разбита в щепки, ее раскрашенное деревянное лезвие разлетелось о голову Детлефа. Рыча от ярости, молодой актер ударил драматурга тяжелой рукоятью бутафорского оружия по шее, выбив его из круга света.
Женевьева оглядывалась, ища, как быстрее выбраться из 7-й ложи. Демон Потайных Ходов думал о том же, он протянул одно из щупалец и сорвал занавеси. В зрительном зале висела люстра, ее удерживала длинная цепь, которая шла по потолку через крюки с проушинами и спускалась по стене, чтобы люстру можно было опускать и зажигать. Малвоизин дотянулся до цепи и ухватился за нее концом щупальца.
В Рейнхарде не было уже ничего человеческого, с белым неподвижным лицом он тяжелой поступью направился к Детлефу.
Демон Потайных Ходов рванул цепь, и она выскочила из проушин. Люстра закачалась, роняя огарки вчерашних свечей в партер. Теперь она крепилась лишь на одном центральном крюке, и оттуда посыпалась сухая штукатурка, когда люстра уперлась в потолок, играя роль удерживающего цепь якоря.
Рейнхард схватил Детлефа и поднял его, готовый бросить.
– Быстрее, – прошипел Демон Потайных Ходов, подавая Женевьеве цепь.
Она вскочила на бортик, как моряк, и, держась за цепь, понеслась по воздуху, выставив вперед ноги в тяжелых ботинках. В ушах стоял свист разлетающихся волос, она ерзала, пытаясь нацелиться Рейнхарду прямо в широкую грудь.
Женевьева услышала свой собственный крик.
Анимус прирос мгновенно. Новый хозяин в миг, когда произошло их слияние, был в возбужденном состоянии. Его сбивчивые мысли насчет Евы легко было обернуть в мысли против Детлефа.
Детлеф всегда стоял у молодого актера на дороге, отбирая главные роли. Годы проигранных боев, прекрасные девы и аплодисменты, достававшиеся Детлефу Зирку, глубоко ранили большое сердце и доброе чувство юмора Рейнхарда Жесснера.
Секира разлетелась в его руках на куски, бесполезное бутафорское оружие, но Детлефа удалось оглушить.
Чувствуя, как вздулись мышцы хозяина, Анимус высоко поднял Детлефа, намереваясь сбросить его со сцены навсегда, сломать ему хребет о ряды кресел партера.
Пушечное ядро ударило Рейнхарда в грудь, он отшатнулся и выронил Детлефа.
Девчонка, вылетевшая из темноты верхом на цепи, прокатилась кубарем по сцене, как акробатка, и вскочила, выпустив зубы и когти.
Хорошо. Теперь Анимус мог выполнить свою задачу. Детлеф и Женевьева оба были тут.
Детлеф поднялся. Анимус ударил тяжелым локтем Рейнхарда ему в лицо, сломав нос и отшвырнув актера к холщовой стене лаборатории доктора Зикхилла. Детлеф помотал головой, разбрызгивая вокруг себя капли крови, как отряхивающаяся собака – воду, и попытался подняться снова.
Вампирша налетела на Рейнхарда и получила такой удар кулаком, который даже ее заставил пошатнуться. Рейнхард был силен и так, но с Анимусом в мозгу он стал сверхчеловеком.
Открывались двери в зал, собирались привлеченные шумом люди. Подходили члены труппы, снаружи росла толпа.
Женевьева разодрала Рейнхарду штаны, пустив кровь, но не причинив вреда.
Анимус ударил вампиршу коленом Рейнхарда в подбородок и отшвырнул через всю сцену.
Загорались огни.
Анимус всей тяжестью прыгнул на Женевьеву, упершись ей коленом в спину. Руки Рейнхарда ухватили ее за голову.
Лишь серебро, или огонь, или кол могли бы по-настоящему убить вампиршу. Но если оторвать голову, ее здоровью на пользу это тоже не пойдет.
Анимус крутил голову, чувствуя, как растягиваются сильные шейные мышцы вампирши, как расходятся кости. Она стиснула торчащие зубы, но губы все равно были оттянуты назад. Ее глаза горели, как огненные точки.
Детлеф молотил его по плечам, с тем же успехом комар мог бы докучать быку.
В следующее мгновение голова вампирши оторвется.
Детлеф попятился, давая Анимусу место свершить свое кровавое дело. Женевьева зашипела сквозь зубы и с ненавистью плюнула Рейнхарду в маску.
– Именем Великого Чародея, – начал Анимус, – Вечного…
Что-то огромное и тяжелое обрушилось на Рейнхарда, липкие конечности сплелись вокруг его тела и потащили назад.
Демон Потайных Ходов пробрался по потолку и свалился оттуда на сцену.
Рейнхард Жесснер сошел с ума. Так же как сошла с ума Ева. Малвоизин не понимал, но догадывался, что в «Истории доктора Зикхилла и мистера Хайды» сокрыто нечто большее, чем просто старая кислевская легенда. В известном смысле ее надо было понимать буквально. Что-то способно пробудить Хайду в каждом человеке, и это что-то сразило Еву, а теперь и Рейнхарда.
Конечностям его измененного тела нашлось применение, он обвил ими запястья Рейнхарда, чтобы оторвать его руки от шеи Женевьевы. Вампирша совсем недавно отнеслась к нему с уважением, и он чувствовал себя признательным.
Рейнхард выпустил Женевьеву, вскочил и завертелся, колотя руками по основанию щупалец, пытаясь достать до нервов, а Демон Потайных Ходов висел на нем.
Актер был силен, но его тело было всего лишь человеческим.
Где-то в зале кричали люди.
По воздуху пролетела головешка и шлепнулась рядом с ними на сцену. Детлеф, ругаясь, затаптывал ее.
– Смотрите! – вскрикнул кто-то. – Монстр!
«Да, – подумал Демон Потайных Ходов, – монстр. Помогите мне драться с монстром».
Рейнхард яростно сопротивлялся, бесстрастный, как машина, методично пытаясь сбросить Малвоизина.
– Бей монстра! – закричал другой.
Что-то тяжело ударилось об его шкуру, и Малвоизин понял, кого кричавшие считают монстром.
– Бей!
Детлеф был сбит с толку: Рейнхард сошел с ума, и какое-то существо из глубин теперь боролось с ним на сцене.
Он подхватил Женевьеву и попытался убедить, что им надо бежать. Она еще плохо соображала, но наконец, начала переставлять ноги, когда они спускались по лесенке в зрительный зал.
Там были актеры, и офицер стражи, и посторонние с улицы. Все кричали. Никто не знал, что происходит. Поппа Фриц размахивал фонарем и вопил что было мочи.
Женевьева спотыкалась на ходу, но потянула Детлефа прочь от сцены, к выходу. Она хотела, чтобы они бежали.
Детлеф оглянулся. Монстр повис на Рейнхарде, как плащ, но актер высвободился из его хватки. Он напряг плечи, стряхнул с себя существо и отбросил его. Оно влажно шлепнулось об пол, разбросав щупальца, и кое-кто из людей приветствовал это радостными выкриками.
Рейнхард двинулся вперед и шагнул со сцены, пролетев шесть футов, но удачно приземлившись. Он выпрямился и пошел дальше, наступая на привинченные к полу кресла, шагая по партеру, как по пшеничному полю.
Люди начали затихать, видя, как ноги Рейнхарда крушат прочное дерево и обивку.
На пути у него встал стражник. Рейнхард мимоходом проломил ему грудную клетку, и тот повалился, кашляя, изо рта и носа его показалась кровавая пена.
Жени тянула Детлефа за собой.
– Оно идет за нами, – выдохнула она, – и оно не отстанет.
Рейнхард сказал что-то о Дракенфелсе.
– Это что, опять он? Вернулся?
Женевьева сплюнула:
– Нет, он в аду. Но он послал нечто прикончить нас тут.
– Зубы Ульрика!
Рейнхард оторвал у мужчины руку и отшвырнул прочь, спокойно пройдя сквозь фонтан крови. Он превратился в голема силы, непреклонного, целеустремленного, нерассуждающего, безжалостного.
Детлеф и Женевьева выбежали в фойе, забитое, как оказалось, народом. В основном это были обладатели билетов. Здесь уже разрасталась паника. Им пришлось пробиваться сквозь толпу.
Рейнхард проломил двойные двери, и все сразу принялись вопить. Стремясь оказаться от него подальше, люди разбивали окна, лезли на мебель.
Толпа подхватила Детлефа и Женевьеву и вынесла на улицу. Рейнхард, не сводя с них холодного взгляда, начал пробиваться к ним, ломая спины и шеи тем, кто оказывался на его пути, словно был торговцем птицей, забивающим цыплят. Отвратительный запах смерти – запах крови, экскрементов и страха – повис в воздухе.
Теперь они были на улице. Вечерело. Толпы разбегались кто куда. Детлеф столкнулся с почтенной женщиной, на которой была лента с надписью «Крестовый Поход За Нравственность», а в руках – плакат «Долой Детлефа Зирка». При виде его окровавленного лица она взвизгнула и упала в обморок. Он подобрал плакат и перехватил поудобнее, будто оружие.
Он услышал стук копыт и скрип колес. Подходила какая-то помощь. Жени все еще держала его за руку.
– Ничего хорошего из этого не выйдет, – сказала она. – Нам надо немедленно бежать.
Анимус стоял на мостовой, вокруг валялись мертвые тела.
Вампирша и комедиант убегают, но им не удастся ускользнуть.
Между ним и его жертвами остановилась повозка, с нее посыпались люди в доспехах, с оружием наготове.
– Именем Императора Карла-Франца, – начал офицер. – Я требую…
Анимус обхватил голову офицера ладонями и сжимал, пока она не разлетелась на куски, точно тыква.
Его помощник сглотнул и дал приказ к атаке.
В голову Анимуса впились арбалетные болты, но он не обратил на них внимания. Мечи полосовали его грудь, разрубая тело до костей. Не важно.
Вампирша и комедиант все еще оставались в поле его зрения. Они пробирались обратно в театр.
Анимус развернулся.
– Огонь!
Пистолетные пули врезались в его тело, заставив пошатнуться. Он подобрал тяжелую саблю обезглавленного офицера.
Рейнхард Жесснер был прекрасным фехтовальщиком.
Вращая вокруг себя клинок, рубя все, что попадалось на пути, он зашагал к Театру памяти Варгра Бре-геля, настойчиво стремясь добраться до цели.
Пистольер запустил в Анимуса своим оружием, и он отбил его взмахом клинка. Анимус сделал выпад и разрубил пистольеру шею. Под подбородком у человека образовалась дыра. Выдернув клинок из уже мертвого тела, он полоснул по лицу участника «Крестового Похода За Нравственность», и на месте глаз у того появилась кровавая река с носом вместо моста.
Детлеф Зирк закрыл двери театра, запер на ночные засовы. Анимус пробил кулаком в двери две дырки в том месте, где были запоры, и, пинком отворив дверь, снова вошел в фойе.
Он шагал по телам убитых им прежде.
Его жертв не было видно. Он внимательно оглядел одну сторону помещения, потом вторую. Он выискивал малейшие следы удирающей парочки.
Крышка потайного лаза в полу легла чуть косо, защемив уголок ковра. В противном случае, замаскиро-анная под обычную каменную плиту, она была бы незаметной вовсе.
Анимус нагнулся и рванул крышку, сорвав ее с петель.
Из угла фойе вылетела галлонная бутылка, обернутая грубой циновкой, и разбилась об его грудь, утыкав кожу крохотными осколками стекла. Его всего окатило густой сладковатой жидкостью, пропитавшей обрывки его одежды, склеившей волосы и бороду.
Виновником был тощий пожилой человек.
Воспользовавшись памятью Рейнхарда, Анимус узнал Гуглиэльмо Пентангели.
Управляющий из Тилеи держал в руке горящую лампу со снятым стеклом.
– Бренди? – спросил он и запустил лампой в Анимуса.
Прогремел взрыв, и Анимус оказался внутри огненной статуи с человеческими формами.
