Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 153 (всего у книги 296 страниц)

Тем не менее, не смотря на ужасающие потери, стирландцы продолжали продвигаться вперед, приближаясь к позициям, занятым талабекландцами на вершине холма: к изрыгающим огонь и смертельный дождь свинца пушечным батареям и цепям стрелков.

Внезапно, в грохоте пушечной канонады послышался еще один звук – сердце Форстера болезненно сжалось. Сухой треск мушкетов, напоминающий треск веток, сгорающих на костре, добавился в какофонию сражения. Одна за другой пули находили свою цель, сбрасывая на землю кавалеристов и калеча их лошадей.

В густой мгле, затянувшей поле сражения, молодой человек потерял из виду графа и остальных офицеров. День превратился в ночь: пороховой дым, пыль и пар, вперемешку с кровью, затмили неяркое осеннее солнце. Форстер скакал вперед, пытаясь ориентироваться по звукам боя – залпам орудий, треску мушкетов, топоту копыт и отдаленным выкрикам товарищей. Юноша даже не понял, что произошло – какая-то неведомая сила неожиданно выбросила его из седла, и, Форстер оказался распростертым на перепаханной снарядами и пропахшей гарью земле.

Был ли он ранен или его конь наткнулся на какую-то рытвину – в первый момент, оглушенный Шлагенер не мог ничего сказать с абсолютной уверенностью. Он услышал лишь отдаленное ржание, а затем, наступила удивительная оглушающая тишина. Молодой человек с трудом поднялся на ноги и достал свой палаш из ножен. Пошатываясь, юноша побрел вперед: его голова кружилась, ноги заплетались, глаза разъедал едкий пороховой дым. Шум битвы раздавался где-то спереди и по сторонам – в густом дыму дальше вытянутой руки ничего нельзя было рассмотреть. Время от времени Форстер слышал в отдалении стук копыт, однако, он быстро пропадал вдали, прежде чем Шлагенер успевал заметить или окликнуть всадников.

Удивительно знакомый звук вклинился в шум битвы – молодой человек услышал, как сталь бьется о сталь. Это могло означать лишь одно – кавалерия Стирланда достигла, все-таки, укреплений врага и, вступила в рукопашную!

Задыхаясь в клубах черного порохового дыма, Форстер побрел на звон стали, надеясь, что успеет соединиться с остатками своего отряда до того, как будет обнаружен врагами. Однако желание юноши оказалось тщетным – не успев пройти и пары десятков шагов, он столкнулся с могучим талабекландским кавалеристом, выросшим из клубов дыма справа от Шлагенера. Обнажив огромный меч, всадник пришпорил лошадь, направив ее прямо на Форстера с твердым намерением убить оставшегося в одиночестве стирландца. Перехватив свой палаш обеими руками, юноша слегка пригнулся и уперся обоими ногами в землю, готовясь встретить атаку. Сдерживая дыхание, чтобы рвущаяся наружу паника не захлестнула его, Форстер напряженно следил за приближающимся талабекландцем. Лишь в самый последний момент, когда оружие всадника уже, казалось, должно было раскроить ему голову, молодой человек резко отпрянул в сторону, с силой рубанув своим мечом лошадь противника. Нанесенный удар распорол бок несчастному животному – кровь и внутренности хлынули наружу, окрашивая в алый цвет пожухлую траву. Дико заржав от невыносимой боли, огромный черный жеребец успел сделать еще несколько шагов перед тем, как упасть на землю – в десяти футах позади юноши.

Всадник, выброшенный из седла, был еще жив. Очевидно, при падении он сломал себе шею – талабекландец не мог двигаться, хриплое дыхание с трудом вырывалось из его груди. При виде приближающегося Форстера в глазах умирающего промелькнул страх, сменившийся горьким пониманием своей полной беспомощности перед лицом неотвратимого конца.

– Пожалуйста, – прохрипел он еле слышно.

Одним ударом Шлагенер прекратил страдания несчастного.

Что же, остается надеяться, что, когда придет время, кто-нибудь из талабекландцев сделает то же самое и для него.

Время пришло быстрее, чем хотелось бы Форстеру…

Встретившись лицом к лицу с двумя талабекландскими пехотинцами, молодой человек несколько минут отчаянно боролся за свою жизнь, сдерживая смертельно опасные атаки опытных бойцов, пока, наконец, их яростный натиск не сбил юношу с ног.

Шлагенер упал на изрытую снарядами и политую кровью землю, готовый умереть, но не сдаться. Ни за что он не станет просить врага о пощаде!

Выпавший при падении меч, лежал всего в паре шагов от Форстера. Желая умереть с оружием в руках – юноша, приподнявшись, отчаянно рванулся к своему клинку, стараясь двигаться зигзагами, чтобы избежать мечей противников. Его уловка чуть было не привела к успеху, но, когда Шлагенер, казалось, уже достал свой палаш, сильный снова поверг стирландца на землю. Невыносимая боль, словно огнем, обожгла правый бок молодого человека – судорожно хватая воздух перекошенным ртом, Форстер зажал рану рукой и с трудом перевернулся на спину. Второй удар, скользнувший по ребрам, едва не лишил юношу сознания – с трудом собрав последние силы, Шлагенер взглянул в насмешливое лицо одного из своих противников.

Тяжелый кованый сапог уперся ему в шею, прижимая голову к земле, затрудняя, и без того прерывистое, дыхание. Молодой человек сделал слабую попытку освободиться, пытаясь левой рукой скинуть ногу талабекландца, но, он уже слишком обессилел от потери крови и полученных ран. Форстер сдался, оставив борьбу за свою жизнь, готовый принять смерть в любом ее обличье: будь-то – удар мечом или, просто, сломанная шея.

Холодное острие клинка уткнулось юноше прямо в лицо. Враг, возвышавшийся над ним, не был монстром или хладнокровным убийцей. Несомненно, талабекландский офицер, внимательно изучающий поверженного противника, прекрасно понимал, что и сам может, в следующий раз, оказаться на месте Форстера:

– Зачем, – склонившись над Шлагенером, спросил талабекландец – смешанное чувство удивления и восхищения прозвучало в его голосе.

В кровавом тумане, застилающем глаза, задыхающийся, почти потерявший сознание, Форстер интуитивно чувствовал, что количество вражеских солдат, собравшихся вокруг, значительно прибавилось.

– Это было великолепно, но так не воюют! Вы же знали…, знали, что эта атака – сущее безумство, – потрясенно продолжал вопрошать вражеский офицер.

Бессильная ярость волной захлестнула Форстера. Туман, застилавший юноше глаза, несколько рассеялся и, в метре от себя, он разглядел покрытый кожей эфес своего меча – если бы только ему удалось дотянуться…

Давление вражеского сапога его шею усилилось.

– Несмотря на всю глупость вашего командира, вы удивительно мужественно сражались, солдат, – с нескрываемым восхищением заметил талабекландец. – Было бы не справедливо лишить жизни такого храброго воина, поэтому, тебе лучше не давать мне повода, солдат. Если не против – ты будешь нашим почетным гостем. Извини, не могу сказать, насколько твое пребывание у нас может затянуться!

– Перевяжите его раны! Когда закончите, заберите в наше расположение…, – это были последние слова, которые услышал юноша, прежде чем потерять сознание.

После объявленного под вечер сторонами перемирия, стирландцы начали собирать своих погибших и раненых в этой мясорубке воинов.

Разочарование, растерянность и гнев, царили в лагере графа Мартина. Все эти чувства быстро уступили место горю и скорби, по мере того, как все выше и выше росли костры, предназначенные для мертвых – из трех с половиной сотен человек, составлявших отряд графа Игнатица, назад вернулось меньше пятидесяти. Сам граф, ответственный за эту чудовищную бойню, также нашел свою смерть на поле боя.

Вид поля сражения был ужасен: всю долину перед Ферликскими Холмами усеивали трупы людей и лошадей. Немногие, еще остававшиеся в живых солдаты, израненные и истекающие кровью, слабо стонали, зовя на помощь своих товарищей. Изувеченные лошади жалобно ржали, не в силах подняться на ноги – кровавая пена, покрывала их оскаленные морды.

Медленно угасал осенний день; ночь вступала в свои права, окутывая Ферликские Холмы своим бархатным покрывалом, примиряя недавних противников, живых и мертвых. Звенящая тишина опустилась на землю – словно, сама природа, ужаснувшись чудовищности произошедшего, впала в оцепенение. Лишь одинокое печальное ржание добиваемых солдатами изувеченных лошадей – время от времени оглашало унылую долину.

Глава 7
Храм Ламии

Нульн – Имперский город на берегу Рейка.

Нарцизиа де Врис очаровала Скеллана.

Это была женщина-тайна, женщина-загадка!

Он был вынужден прятаться в катакомбах Старого Города, питаясь отбросами, в то время, как Нарцизиа – играя роль обворожительной гетеры, порхала, словно бабочка, из одних объятий в другие, смеясь, очаровывая и соблазняя своих богатых и знаменитых поклонников. Мужчины сходили от нее с ума – каждую ночь Скеллан наблюдал вечерние прогулки девушки в сопровождении актеров, торговцев, чиновников и аристократов. Нарцизию, как магнитом, притягивали люди, облеченные властью – при этом, ни один из ее поклонников не заподозрил, какая тьма скрывается за красивой оболочкой этой обворожительной красавицы. И уж, конечно, ее появление не вызывало среди скота такой паники, как появление Скеллана.

Скот, и особенно, его мужская половина – боготворили Нарцизию да Врис. Их притягивало к ней, как ночных бабочек притягивает свет одинокой свечи, горящей во мраке ночи, они слетались к девушке, угождали ей и баловали ее в надежде погреться в лучах ее славы. И хотя те, кто слишком приближался к Нарцизии, могли и весьма больно обжечься – но, разве мотылек заботится о том, что может сгореть в пламени?

Девушка была удивительно умна и осторожна, дьявольски хитра и очень разборчива в выборе источника пищи.

Скеллан быстро понял, что Нарцизиа поддерживает свои силы, беря, по чуть-чуть, от каждого из своих многочисленных поклонников: немного там, немного здесь – слишком игривый поцелуй, короткое нежное покусывание – никто из почтенных джентльменов даже заподозрить не мог, что эта очаровательная красавица использует их в качестве живых консервов. Девушка была столь очаровательна, ласкова и, казалось, настолько увлечена их шутками, что легко водила за нос всех этих напыщенных глупцов. К немалому изумлению Скеллана ни у одного из многочисленных любовников Нарцизии не возникло и тени сомнения в том, что уж больно все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Правда, люди никогда не являлись самыми разумными из живущих на земле существ.

Иногда, вампир присоединялся к игре, следуя за девушкой и ее гостем – Скеллан скрывался в тени балкона красавицы, в то время как Нарцизиа разыгрывала для него утонченный спектакль, соблазняя молодых красивых юношей и получая от них то, что было нужно ей, взамен на то, что хотели они.

Наблюдая за Нарцизией, Скеллан пришел к выводу, что она далеко не единственная представительница своего вида в этом имперском городе. Теперь, когда он знал, на что обращать внимание, выявить Ламий стало значительно проще: оказалось, что помимо Нарцизиа да Врис в Нульне обитало еще около полутора десятков ее родственниц, каждая из которых стремилась занять достойное место в иерархии Нульна с помощью своих многочисленных поклонников.

Ходьба по-прежнему давалась ему с трудом – арбалетный болт охотника на ведьм, глубоко вошедший в его тело той памятной ночью, продолжал напоминать о себе тупой ноющей болью. Этот проклятый ублюдок добавил в него серебро, поэтому, хоть Скеллану и удалось вытащить болт – плоть вампира была отравлена и, не спешила регенерировать. Поэтому, Джон Скеллан был вынужден прихрамывать, подволакивая левую ногу. Со стороны казалось, что это какой-то калека, несущий на себе печать бушующей в Империи гражданской войны.

Все свободные ночи вампир отныне посвящал исследованию мира Ламий, следуя то за Нарцизией, то – за другими девушками. Все они были удивительно красивы, будучи, несомненно, гораздо более привлекательными, чем куртизанки и прилипалы, окружавшие Конрада. Скорее, своей вызывающей красотой, они напоминали самую прекрасную женщину, которую когда-либо встречал Скеллан – Изабеллу фон Карштайн, бессмертную подругу Влада. Он и подумать не мог что, когда-нибудь, сможет снова лицезреть такие изысканные и утонченные черты.

Сумрак ночи продолжал окутывать медленно просыпающийся город, не спеша уступать свои права приближающемуся рассвету.

Занимался холодный сумрачный день – в морозном воздухе отчетливо чувствовалось приближение зимы.

Коляска прогрохотала по улице, минуя укрытие, в котором затаился Скеллан. Подковы лошади выбивали искры из булыжной мостовой, из ноздрей животного струились облачка пара.

Опасаясь быть обнаруженным, вампир прижался к стене, стараясь надежно скрыться от случайных глаз в предрассветном мраке.

Почувствовав нежить, животное шарахнулось в сторону, сорвавшись в стремительный галоп. Незадачливый возница с трудом успел подхватить поводья – с силой натягивая их в попытке справиться с разбушевавшейся лошадью, он отчаянно вопил благим матом:

– Стоп, девочка! Тпру-у!!!

Борьба продолжалась, пока экипаж не скрылся за поворотом в дальнем конце улицы.

Из густых облаков, низко нависших над городом, робко упали первые снежинки.

Скеллан продолжал осторожно красться, прячась в тени зданий, неустанно следуя за так интересовавшей его девушкой. И хотя Нарцизиа знала, что Джон находится неподалеку, он никогда не делал попыток выйти из своего укрытия в неверный свет уличных фонарей: удивительное, доселе незнакомое чувство неловкости, сковывало его. Он чувствовал себя дьявольским чудовищем, преследующим беззащитную красавицу. Скеллану приходилось постоянно напоминать себе, что эта девушка – вовсе не была невинным созданием. Нарцизиа была таким же хищником, как и он сам! Быть может, даже более совершенным.

Смутная тень давно забытых воспоминаний внезапно шевельнулась в душе вампира – этот район Нульна оказался ему знаком.

Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как он охотился на этих улицах вместе с Маннфредом. С плотоядной усмешкой вампир вспоминал, как за одну ночь они изменили город. Та ночь длинных ножей – навсегда останется в памяти скота: правящее семейство Лейбовтиц не просто сместили – их уничтожили, разорили и унизили. История гибели одного из знатнейших родов Империи давно стала легендой, а изощренные способы расправы с ними даже сейчас вызывали у Скеллана плотоядный трепет удовольствия.

Как же приятно было осознавать, что он – Джон Скеллан – заставил этот древний город содрогнуться от ужаса. После того дикого пиршества – Нульн никогда уже не вернется к прежней жизни. Тень страха, страха перед безжалостной, не ведающей усталости и покоя, силой – навсегда поселилась в потаенных уголках человеческой памяти.

Доверие к семье Лейбовтиц было подорвано – настолько, что оставшиеся в живых члены семьи решили изменить произношение своей фамилии на Лейбовиц. Незначительный нюанс – отделивший выживших от семейной трагедии. Ходили слухи, что это сделал сводный брат кого-то из погибших в той кровавой бойне, явившийся неизвестно откуда, чтобы заявить свои права на семейное наследие. А так как все мужчины рода Лейбовтиц погибли – никто не стал препятствовать претензиям этого ловкого проходимца. Среди горожан ходили туманные предположения, что юноша был изгнан семьей задолго до трагических событий, изменивших историю этого древнего рода. Имели ли они под собой почву, так и осталось загадкой, что касается Скеллана – вампир не имел обыкновения интересоваться подробностями жизни людей.

Таким образом, древнее написание фамилии правящей династии Нульна навсегда исчезло во тьме веков. Это прошло почти незамеченным и не вызвало большого сожаления у подданных – вряд ли горожане желали, чтобы что-то постоянно напоминало им о кровавом визите нежити. Вполне естественное желание скота отделить себя от мрачных времен.

Именно здесь в ту кровавую ночь Скеллан узнал, что его спутник, освободивший его из темницы Зигмаритов – не кто иной, как Маннфред фон Карштайн, первенец Влада. Вскоре, Маннфред покинул его, отправившись в Земли Мертвых в поисках мудрости Нагаша, величайшего из некромантов.

Предаваясь воспоминаниям, Скеллан продолжал незаметно следовать за Нарцизией да Врис, оказавшись, наконец, в Южном округе Нульна. Дома торговцев уступили место огромным особнякам с великолепными фасадами, украшенными витиеватыми колоннадами, капителями и пилястрами. Хозяева этих шикарных строений словно соревновались между собой в роскоши, стремясь поразить соседей изяществом стрельчатых арок и ребристых сводов, вычурностью шпилей многочисленных башен и башенок, богатством орнамента и лепнины. На одном особняке, красовались угрюмые горгульи, на другом – огромные стрекозы, атаковавшие группу людей, застывших в ужасе.

Это был гимн богатству и роскоши, безудержная ярмарка тщеславия. К тому же, на взгляд Скеллана, довольно убогая.

Занимающееся утро принесло с собой промозглый холод. Вампир поднял воротник плаща, скрыв под ним большую часть своего лица: своеобразная маскировка не более – ведь нежить не чувствительна к холоду. Любой проходящий мимо горожанин принял бы Скеллана за обычного парня, вынужденного встать ни свет, ни заря, в следующую же минуту забывая о его существовании.

Девушка остановилась у массивных железных ворот, слегка приоткрыла одну из створок и, скользнула в образовавшуюся щель. Мгновение спустя, издав еле слышный скрип, ворота захлопнулись. Кованые змеи, расположившиеся на каждой из створок, в немой угрозе обнажили свои ядовитые зубы – словно предупреждая незваных гостей хорошенько подумать о последствиях подобного визита. Впрочем, Скеллан и не собирался следовать за Нарцизией. По крайней мере, не напрямую.

Вампир расположился на другой стороне улицы, тщательно обдумывая создавшуюся ситуацию. Особняк располагался в глубине обширного парка, отгороженный от внешнего мира десятифутовой стеной, густо увитой побегами плюща и виноградовника. Преодоление подобной преграды не представляло особой сложности. Главная сложность заключалась в том, как суметь это сделать незаметно.

Откровенно говоря, терпение не было сильной стороной Джона Скеллана. Вампир еще раз внимательно огляделся вокруг. Прилегающая улица была абсолютно пустынна, исключая два экипажа, громыхающие где-то в отдалении. По обеим сторонам мостовой высились ряды стройных раскидистых лип. Липы – удивительно красивые деревья, хотя, многие недолюбливают их: суеверные глупцы считают, что они растут на безымянных могилах. Их кроны издавали тихий прерывистый шепот, создаваемый порывами ветра, запутавшегося в остатках последних пожелтевших листьев.

Скеллан мысленно поблагодарил судьбу за то, что поблизости не было собак или лошадей – животные могли выдать его присутствие. Он медленно пересек улицу и осторожно приблизился к воротам. Оказавшись вблизи, вампир с легким удивлением обнаружил, что стена особняка покрыта битым стеклом, скрытым побегами бурно разросшихся растений. Змеи, как оказалось, были отлиты из меди, быстро окисляющейся на открытом воздухе, что придало искусно сделанным фигурам таинственный зеленоватый оттенок. Скеллан прикоснулся к зубам одной из них – настолько острым, что было достаточно одного неловкого движения, чтобы получить кровоточащую ранку.

Вампир сосредоточился на своих ощущениях, стараясь уловить едва заметное благоухание изысканных духов Нарцизии среди многочисленных ароматов осеннего утра. Ему потребовалось всего лишь пара секунд, чтобы выделить запах антеннарии или кошачьей лапки, как называли ее в родных местах Джона – такой знакомый и, давно забытый запах. Лизбет когда-то говорила ему, что эта трава – отличное средство от множества недугов: она способна останавливать кровотечение, снимать боль, избавить от подагры и проблем с желудком, улучшить зрение.

Парк был наполнен негромким шелестом сухих осенних листьев, приглушенными криками воронов и, отдаленным шумом струящейся воды.

Пушистая снежинка мягко коснулась щеки вампира.

Скеллан бросил взгляд на небо – приближался первый в этом году снегопад. Следовало торопиться. Следы на свежем снегу могут выдать его.

Джон осторожно приоткрыл ворота и скользнул во внутренний двор особняка.

Находившийся в некотором отдалении особняк окружал заботливо ухоженный парк: опавшие листья были убраны, отцветшие кусты камелий и роз – аккуратно подстрижены. Даже побеги дикого винограда, густо покрывающие стены дома, не нарушали общей картины, придавая старому зданию налет таинственности и первобытности. Слева от узкой, петляющей по парку дорожки, находилось небольшое, уже покрытое тонкой корочкой льда, озерко. На его противоположном конце – располагалась небольшая беседка с крохотным причалом и вытащенной на берег лодкой. Справа – раскинулись цветочные клумбы, обрамлявшие небольшую буковую рощу, в глубине которой виднелись неясные очертания какого-то массивного строения, всем своим видом напоминающего мавзолей.

Скеллан обогнул невысокую стену, отделяющую внешнюю часть парка от цветника, и, следуя вдоль цветочных клумб, добрался до привлекшей его внимание постройки.

Группа полуразрушенных каменных надгробий, напоминавших изломанные старческие зубы, выстроилась в линию перед зданием, придавая всему архитектурному ансамблю некое подобие мрачной сардонической улыбки. На каждом из могильных камней виднелся один и тот же знак – изображение готовой к броску змеи. По-видимому, это был герб владельцев старинной усадьбы. В поле сандрика над входом в мавзолей был высечен короткий девиз: «Es liegt im Blut». «Это – в крови». Ирония, заключавшаяся в этих словах, вызвала невольную улыбку на устах вампира.

Скеллан толкнул дверь крипты. Как и следовало ожидать – она оказалась запертой.

Оставив попытки проникнуть внутрь, вампир присел на одну из могильных плит и, притаившись в тени, занялся изучением бурной ночной жизни необычного особняка и его загадочных посетителей. Они приходили поодиночке и парами – эти женщины ночи. Складывалось впечатление, что все они возвращались сюда после охоты, стремясь поделиться новостями с владельцем дома – возможно, их тайной повелительницей. Что же, скорее всего, предположения Маннфреда были не так уж далеки от действительности.

Очевидно, этот особняк выполнял функцию опорного пункта для внедрения Ламий в высшие слои общества Нульна. И снова Скеллан поразился тому, как Ламии могут жить в такой откровенной роскоши на виду у всего города, не боясь привлечь к себе внимание многочисленных охотников на ведьм и различных фанатиков, во имя Зигмара требующих уничтожать все, что не доступно их ограниченному пониманию. Их хитрость и способность пускать скоту пыль в глаза – были ошеломляющими!

Снегопад усиливался. Снежинки, тихо падающие на землю, медленно таяли. Борясь с непогодой, Скеллан плотнее закутался в свой плащ, натянув капюшон на голову так, что наружу торчал только кончик его носа.

Так или иначе, вопреки или благодаря столь раннему часу – жизнь в особняке била ключом. Две совсем юные девушки, одетые в длинные плащи, подбитые мехом, и высокие ботфорты, вышли, держась под руки, из столь заинтриговавшего Джона дома. Они что-то весело обсуждали, то и дело хихикая: пройдя по краю озерца, девушки скользнули в приоткрытые ворота и растворились в предрассветном сумраке только для того, чтобы, как предполагал Скеллан, через пару часов оказаться в постели какого-нибудь аристократа.

Вампир продолжил свое наблюдение за усадьбой.

Ночные гостьи продолжали исчезать во тьме огромного спящего города. Проходя через парк, женщины часто поворачивались, пристально смотря в ту сторону, где притаился Скеллан. Казалось, Ламии чувствовали его присутствие. Однако, тень надежно скрывала вампира от нежелательных взглядов.

Наконец, ожидание Джона было вознаграждено – Нарцизиа покинула стены особняка.

Покинув свой наблюдательный пункт, Скеллан неслышной тенью скользнул следом. Приблизившись к Ламии вплотную, вампир молниеносно выкинул правую руку, хватая Нарцизию за горло; другой рукой – он плотно обхватил ее талию, прижимая девушку к себе.

– Мой хозяин желает встречи с вашей госпожой, Ламия, – наклонившись к пленнице, прошептал Скеллан.

– В таком случае, ему следовало попросить об этом, вместо того, чтобы присылать одного из своих неуклюжих громил, – не теряя самообладания, насмешливо ответила девушка.

Раздраженный ее иронией, вампир еще сильнее стиснул горло Ламии, прекрасно сознавая, что это не причинит девушке ни малейшего вреда. Разочарование заставило Скеллана действовать жестче, чем ему хотелось бы. Вампир почувствовал, как Нарцизиа напряглась, пытаясь освободиться от его цепких объятий – несмотря на изящную внешность в силе красавица едва ли уступала своему противнику.

– Помоги устроить эту встречу, – с трудом удерживая Ламию, прорычал Скеллан.

– Госпожа не дает аудиенций простолюдинам, вампир, – голос Нарцизии прозвучал еще более насмешливо.

– Что же, для этого простолюдина, я думаю, она сделает исключение!

– Ты думаешь, мы не знаем кто ты? И кто твой хозяин? Так ты оказывается, действительно – всего лишь невежественный грубиян, не так ли Джон Скеллан?

– Но… как вы могли…? – от удивления Скеллан на мгновение потерял концентрацию, чем немедленно воспользовалась Ламия. Одним неуловимым движением девушка выскользнула из его объятий, в мгновение ока, оказавшись за спиной у изумленного вампира – нападавший и пленница поменялись местами.

Девушка привстала на цыпочки так, чтобы ее губы оказались у уха Джона Скеллана. Чуть повернув голову, вампир мог видеть удивительные глаза Ламии: один – светло-голубой, словно озеро, подернутое сверху корочкой льда, второй – темно-карий, отражающий вековую мудрость бессмертной хищницы. Это удивительное сочетание лишь усиливало привлекательность Нарцизии.

– Мы наблюдаем. Мы смотрим…, слушаем. Мы не бахвалимся, выставляя себя напоказ, в пустом стремлении получить признание нашей силы. Мы просто – наблюдаем. Тебе, наверное, и невдомек, вампир, как много можно узнать, всего лишь, внимательно смотря на окружающий нас мир. Конечно, откуда же вам знать об этом – ведь вы слишком заигрались в ваши кровавые игры. Только, где же теперь твой хозяин?

– Я мог бы убить тебя прямо здесь, голыми руками. Не стоит толкать меня на необдуманные поступки или, пожалеешь, что твоя жизнь закончилась так рано, – прохрипел Скеллан.

– Как предсказуемо – опять пустые угрозы! Кажется, тебе нужна моя помощь, чтобы твой хозяин – новый лорд Дракенхофа, если не ошибаюсь, а, ошибаюсь я крайне редко – встретился с моей госпожой. Думаешь, убив меня, ты доставишь удовольствие кому-нибудь из них? Скорее, наоборот, весь мир обрушится на твою пустую голову, вампир! Итак, почему бы тебе просто не ответить на мой вопрос? С какой стати мне помогать тебе в организации этой встречи?

– Вы неплохо устроились в Нульне, Нарцизиа, но не думайте, что эта идиллия будет длиться вечно! Не будет, даже не мечтай!

– Итак, ты опять угрожаешь мне, и, при этом, хочешь завоевать доверие и добиться поддержки? Ты просто животное, Джон Скеллан, и это – отнюдь не комплимент!

Ламия не успела договорить, как снова оказалась в руках вампира – Скеллан, трансформируясь, упал на колени. Его лицо растянулось, скулы приподнялись, челюсти вытянулись, уши заострились – таившийся внутри зверь вырвался наружу. Схватив девушку за волосы, он резко откинул ее голову назад и, вонзив клыки в горло – вырвал кусок плоти Нарцизии. Жадно вкусив ее вязкой темной крови, вампир отклонился назад, с удовольствием наблюдая, как растет и ширится ужас в глазах Ламии. Это было так возбуждающе!

– Твой вкус… восхитителен! Теперь, запомни дорогая, – ухмыльнулся Скеллан, облизывая окровавленные губы, – мой хозяин – встретится с твоей госпожой, и ты – поможешь в этом!

Нарцизиа молча кивнула.

Их силы были не равны: всего, что она хотела, девушка добивалась, разыгрывая из себя аристократку; Скеллан же, показал ей, что красавице – никогда не сравниться с чудовищем. Потребовалась всего лишь одна вспышка звериной ярости, чтобы подчинить Ламию его воле…

Нарцизиа склонила голову, признавая власть мужчины.

За городскими стенами толпа, под предводительством Мороя, громила караваны Стриганов.

Трудно было представить себе более безумной ночи. Первый осенний снег легкой патиной покрыл все вокруг, однако, вместо безмолвной белой чистоты и сурового очарования на улицах города поселилось мрачное отчаяние – отчаяние безысходности, запертой в тисках приближающейся зимы. Порывистый ветер подхватывал кружащиеся снежинки и с бессильной яростью швырял их на булыжники замерзшей мостовой.

Люди бежали по этим узким заснеженным и замерзшим улицам, подбадривая себя яростными криками, отблески факелов метались во тьме, отражаясь в черных проемах безмолвных окон. Наконец, возбужденная толпа покинула город и ворвалась в лагерь Стриган. Горожане метались по лагерю, сея хаос и разрушение, выламывая двери и разбивая окна повозок. Животная ярость охватила толпу, сменив законное желание восстановить справедливость. Худой высокий мужчина бросил горящий факел в открытую дверь одной из повозок. Он продолжал стоять у входа, глядя, как занимающееся пламя пожирает холщевую ткань тента повозки: как только из клубов дыма и пламени показались ее обитатели, задыхаясь и кашляя от удушья, горожанин ткнул вторым факелом, который он продолжал держать в руках прямо в лицо одному из несчастных. Стригане бросились вглубь каравана, в надежде спасти свои жизни. Тем временем нападавший швырнул оставшийся факел в продолжающую полыхать повозку.

Повсюду царили хаос и жестокость: горожане громили лагерь, крушили и поджигали повозки, избивая несчастных – отчаянные мольбы о пощаде только подстегивали ярость толпы, подпитывающейся страхом своих жертв. Нападавшие, рассыпавшиеся по горевшему лагерю, метались в поисках спрятавшихся, хватали их, таскали за волосы, избивая и радостно вопя от упоения кровью и легкостью победы. Один из особо распалившихся людей ткнул факелом в лицо седой сгорбленной старухи – воздух наполнился запахами горелого мяса и жженых волос, сопровождаемых пронзительным высоким воплем.

– Он здесь, Морой? Ты его чувствуешь? – прошептал Арминий обветренными губами. Облачка пара, образованные его неровным дыханием, повисли призрачным покрывалом между двумя мирами – живых и мертвых. Жестокость толпы пугала юношу, но он был обязан взять себя в руки – простолюдины не могли самостоятельно одолеть зверя. Им нужна была его помощь.

Убывающая луна, мерцавшая неровным серебристым светом, едва виднелась над крышами городских построек. Вамбург постарался игнорировать предательский холодок, проникший в его душу. Стараясь прийти в себя, юноша стер капельки пота, стекавшие по щеке, прежде чем они успели замерзнуть на морозе.