Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 156 (всего у книги 296 страниц)

– Э,… кажется, друзья, сейчас мы увидим маленькое чудо, – сказал Форстер, открывая одну за другой свои карты – выложив последней «Слугу Стриган», юноша с улыбкой ткнул в нее пальцем.

– Ах ты, сукин сын! – пробормотал Джаспер, уставившись на Мейнарда.

Разоблаченный шулер усмехнулся и молча пожал плечами. Потянувшись через стол, Брэннон схватил Мейнарда за запястья, пытаясь понять, что за хитроумный механизм, позволяющий обманщику незаметно подменять карты, спрятан в рукавах его куртки:

– Я хочу назад свои деньги! – зарычал он.

– Конечно, нет проблем, – примирительно кивнул Мейнард. – Я и не собираюсь забирать их.

– Еще бы, – возмущенно воскликнул Джаспер.

Форстер первым почувствовал легкую дрожь земли под ногами. Бросив слушать препирания остальных игроков, он положил ладонь на земляной пол, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Колебания были ритмичными – напоминающими тяжелую поступь сотен марширующих ног.

– Заткнитесь, – прошипел Шлагенер, обращаясь к остальным, и, став на колени, прижался ухом к земле.

В помещении воцарилась гнетущая тишина. Юноша продолжал внимательно вслушиваться – марширующие люди, если это, конечно, все же были люди – находились еще достаточно далеко… Три-четыре мили или, около того. Тем не менее – сама земля, как будто, протестовала против этой неумолимой, угрожающей поступи.

– Боже, Милосердная Шаллия, – дрожащими губами прошептал побледневший Мейнард.

– Как далеко? – отрывисто бросил Брэннон, торопливо убирая карты и складывая игральный столик.

– Не так далеко, как хотелось бы, – покачал головой Форстер.

Не только Шлагенер и его охранники заметили эти тревожные знаки – знаки приближающейся войны. Снаружи тюремного барака поднялась суматоха: испуганное ржание лошадей смешалось с криками людей, в спешке приводящих в порядок оружие и доспехи. В этот момент дверь помещения неожиданно открылась и, в тюремный барак протиснулся Акким Брандт собственной персоной. Вместо обычного невозмутимого спокойствия на его лице застыло выражение затравленного зверя.

– Хорошие новости, парни, – улыбнулся уголками губ командующий. – Новости от графа Мартина. Достигнута договоренность об обмене пленными. Вы – возвращаетесь домой.

Форстер внимательно всматривался в лицо Брандта, пытаясь понять, что, на самом деле, скрывается за этими словами – за время заключения юноша достаточно хорошо изучил Аккима и знал, когда талабекландец говорит искренне.

– Поднимайся, – указал Брандт на Форстера. – Следуй за мной, парень: есть кое-что, что ты должен увидеть. А вы, трое – составьте компанию нашему безрассудному герою.

Что-то было не так. Но, что?! И тут, мгновенная догадка озарила Форстера – Брандт боялся! Весь его внешний вид словно кричал об этом: опустошенный взгляд, в котором уже не было привычной уверенности; тяжелое, прерывистое дыхание, как у загнанного в ловушку зверя; порывистые, судорожные движения – движения деревянной марионетки в труппе каких-нибудь бродячих лицедеев. Да, судя по всему, граф Мартин привел войско к самому порогу своего врага. Что же, у Брандта были все основания, чтобы испытывать страх!

Талабекландский полководец повернулся и исчез за дверью. Юноша поднялся на ноги и поспешил за ним.

Свежий морозный воздух буквально опьянил Форстера – слишком долго времени он провел в душной, затхлой тюрьме. Юноша жадно вдыхал этот упоительный аромат свободы, с интересом осматриваясь вокруг.

Талабекландский лагерь напоминал растревоженный улей: солдаты заканчивали последние приготовления, заливая бивуачные костры и спеша занять предписанные позиции. Армия была готова к выступлению.

Вдалеке, в туманной дымке, маячили неясные очертания Ферликских Холмов – свобода была на расстоянии вытянутой руки.

– Спасибо, – с выражением искренней признательности обратился молодой человек к Аккиму Брандту.

– Не стоит благодарить меня, Форстер. Ты доказал, что являешься более чем достойным противником – во время той самоубийственной атаки, которую предпринял этот ваш сумасшедший идиот, Игнатиц. Ты проявил себя настоящим воином, и, я мечтал бы видеть тебя, парень, одним из моих солдат. Хочется верить, что в других обстоятельствах мы могли бы…, – Брандт осекся…

– Что же, жизнь порой преподносит нам удивительные сюрпризы, – после короткой заминки продолжил талабекландец. – Кажется, что ты оказался в дерьме, по самую шею, а на самом деле – оказывается, что тебе крупно повезло. Тебе, действительно, повезло, Форстер. Если бы на следующий день после той злосчастной атаки, Оскар Зензи не захватил в плен Якоба Шрэма – скорее всего, вы все были бы уже мертвы.

Брандт сделал паузу, ожидая вопросов, но Форстер предпочел подождать дальнейших объяснений. Акким кивнул и, невесело усмехнувшись, продолжил:

– Шрэм, конечно, ничтожество, но – ничтожество с хорошими связями. Насколько мне известно, он состоит в дальнем родстве с самой Оттилией. Граф Мартин согласился обменять всех, кто попал к нам в плен, на этого аристократического пустозвона. Что же, приятно видеть, что ваш командир преисполнен решимости вернуть свободу своим людям. В наше время редко можно встретить военачальника, относящегося к своим подчиненным так же, как если бы они были членами его семьи. Не правда ли? – Брандт повернулся и двинулся дальше вглубь лагеря.

Кто-то слегка подтолкнул Форстера в спину и, юноша, чуть запнувшись, последовал за командиром талабекландцев, петляя между догоравшими бивуачными кострами, походными палатками, коновязями и группами солдат, заканчивающих последние приготовления к выступлению. Через несколько минут Брандт, Шлагенер и их сопровождающие поднялись на небольшой холм, ограничивающий лагерь талабекландцев с юго-востока. С него открывался вид на извилистую долину, зажатую между соседними грядами, постепенно переходящую в обширную плоскую равнину. Огромное облако пыли поднималось на противоположной стороне равнины, медленно приближаясь к лагерю. Оно ширилось и разрасталось, постепенно заполняя собой все пространство, затмевая солнце, низко стоящее над горизонтом – пыль, поднимаемая ногами стирландских солдат! У Форстера перехватило дыхание при виде этого величественного зрелища. Там должно быть не меньше пяти тысяч солдат… Да нет, пожалуй – гораздо больше…

– Как говаривали в старину, самая достойная смерть, какую только может желать настоящий мужчина – пасть на поле боя, защищая свою Родину, – промолвил Акким Брандт, задумчиво окидывая взглядом противника, с которым ему вскоре предстояло сойтись в смертельной схватке. – Как глупо! Они ведь ничего не понимали, ведь так? В смерти нет ничего достойного или возвышенного. Просто на войне – хорошие парни подыхают без всяких на то причин, словно шелудивые псы… Ладно, пойдем, настала пора тебе и твоим людям вернуться домой.

Обмен состоялся примерно в четверти мили от того места, где граф Игнатиц предпринял свою роковую атаку.

Пленники возвращались домой, точнее, к своим боевым товарищам, чтобы вновь занять место в рядах доблестной армии Стирланда и иметь возможность умереть на правильной стороне истории.

Во время заключения никто из них не смел и надеяться о возвращении на Родину. Эти мечты – разновидность безжалостной пытки, знакомой каждому солдату, побывавшему во вражеском плену. Они опустошали и без того ослабевшую душу, отнимая сил больше, чем голод или страх смерти. Но сейчас – поднимаясь к вершине утеса Рамиуса – они вновь обрели надежду. Надежду увидеть родной дом…

Остатки отряда графа Игнатица вел Форстер Шлагенер. Недавние пленники шли, гордо подняв головы, не пряча глаз. Им было нечего стыдиться. Они выполнили приказ, оставшись до конца верными своему господину. Они не погибли, подобно их менее счастливым товарищам. Они выжили, несмотря ни на что! Долгие месяцы, что пришлось провести в плену, их терзали призраки прошлого, лишая сна и, доводя до безумия: оглушительный грохот пушечных залпов, отчаянное ржание искалеченных лошадей, звон стали и предсмертные хрипы товарищей по оружию. Но – они не сломались!

Теперь – они были свободны. Ну, точнее, почти свободны. Они, вырвались, наконец, из проклятой тюрьмы и, возвращались к своим, пусть и скованные по рукам, пусть еле стоящие на ногах, голодные и ослабевшие от застарелых болезней и ран… Тем не менее, они возвращались домой…

До места обмена предстояло преодолеть долгий путь, но несмотря на всю его тяжесть, Форстер радовался высокому безоблачному небу, синеющему над головой, и свежему ветру, развевающему его волосы. Про себя юноша поклялся, что никогда больше не будет жаловаться на судьбу, даже зная, что вряд ли сумеет сдержать эту клятву. Он солдат, а постоянное недовольство своей судьбой – непременный атрибут жизни солдата. Если служивый перестает жаловаться на отвратительную погоду, плохое снабжение или бездарных командиров – значит, скорее всего, он уже мертв. Форстер обернулся посмотреть на остальных солдат, бредущих вслед за ним и, невольно улыбнулся. Он впервые думал о них, как о своих солдатах…

Акким Брандт поднял руку, останавливая продвижение колонны.

На другой стороне равнины граф Мартин также вышел вперед, сопровождаемый тремя огромными псами, больше напоминающими волков, крутящимися у его ног. Мужчина двигался с уверенностью закаленного в боях воина, а не изнеженного аристократа. Неужели война так изменила графа, что, даже несколько раз видевший своего командующего вблизи Шлагенер не мог узнать его. Юноша пристальнее вгляделся в лицо приближавшегося человека – это было удивительное лицо… Лицо человека, обуреваемого демонами…

– Морр меня побери, кто это?! – пробормотал пораженный Форстер.

– В чем дело, солдат? – осведомился Брандт.

– Ничего, просто мысли вслух, – покачал головой юноша.

Брандт и Шлагенер спустились с холма и, на середине заснеженной равнины, встретились с подходившим с противоположной стороны человеком. По мере его приближения – Форстер во все глаза рассматривал эту удивительную личность.

Приближающийся человек поражал воображение. Густая черная борода покрывала его лицо от глаз до шеи. Длинные волосы волнами спадали на плечи. Весь его внешний облик дышал чудовищной первобытной силой, движения – полны небрежного достоинства человека, привыкшего повелевать. Огромные псы, следующие за хозяином, дополняли этот угрожающий внешний облик. Несомненно, этот человек – был прирожденным лидером!

– Вы человек Оттилии? – подошедший вплотную воин, смерил Аккима оценивающим взглядом.

– Это так. А, Вы? – протянул руку для рукопожатия Брандт.

– Мартин фон Кристальбах.

Акким Брандт невольно вздрогнул, при упоминании этого имени, но протянутой руки – не убрал. Прославленные полководцы обменялись крепким рукопожатием.

Граф Мартин явно был не из тех людей, которые будут сидеть в своей командной палатке и ждать, пока кто-то сделает за них всю грязную работу.

– Итак, оказывается, Вы знаете меня? – чуть насмешливо спросил Брандта Мартин. – Очень хорошо, это многое упрощает. Перейдем к делу? Я привел с собой Якоба Шрэма, а у вас, как я погляжу, – есть несколько знакомых мне лиц. Что же, я благодарен Вам за достойную заботу о них.

Один человек в обмен на шесть десятков – этот Якоб Шрэм, вероятно, очень важная птица, подумал про себя Форстер. Но тогда, и Дитрих Ягер может иметь для кого-то большую ценность.

– Жаль, что наша встреча состоялась при таких печальных обстоятельствах, – с удивительной прямотой высказал свои мысли Акким Брандт.

– Никто и не говорит, что это была хорошая война, – горько усмехнулся граф Мартин. – Или, что это плохой мир.

– Что верно, то верно, – согласился талабекландец. – У вас есть двадцать четыре часа, чтобы покинуть нашу территорию, затем – мы возобновим боевые действия.

– Двадцать четыре часа? Весьма щедро с вашей стороны, – нагнувшись, фон Кристальбах задумчиво погладил одного из псов, лежащих у его ног. – Хотя, как я догадываюсь, не вполне достаточно для этих людей, независимо от того, как вы заботились о них. Я не могу взять их с собой на марш.

Брандт обернулся и окинул взглядом группу усталых, оборванных людей, пришедших сюда вслед за ним. Форстер последовал его примеру – граф Мартин был абсолютно прав; они не выдержат этот интенсивный переход. Только теперь юноша понял, почему граф Стирландский привел на место обмена все свое войско: он готовился сражаться. Сражаться за них – своих пленных солдат! За шесть десятков измученных, но не сломленных духом человек!

– Семьдесят два часа, потом – мы начнем преследование, – после нескольких мгновений размышления над создавшейся ситуацией, согласно кивнул головой Акким Брандт. – Этого времени – более чем достаточно, чтобы вы и ваши люди покинули нашу землю.

Форстер удивленно обернулся к Аккиму Брандту – такое благородство со стороны противника юноша встречал впервые. Несмотря ни на что, талабекландец давал им шанс вернуться домой. Брандт не питал никакой вражды по отношению к любому из них: для него – это были обычные люди, просто, живущие на другом берегу реки и выполняющие приказы своего господина. И, в ближайшее время, между ними и талабекландцами не будет никакой вражды, по крайней мере, в следующие семьдесят два часа.

– Ты хороший человек и достойный противник, – протягивая руку Аккиму Брандту, воскликнул граф Мартин. – Если когда-нибудь Оттилия перестанет нуждаться в твоих услугах – знай, что в Стирланде, ты всегда будешь желанным гостем.

– Кто знает, что нам уготовано судьбой, – пожимая руку фон Кристальбаху, задумчиво промолвил талабекландец. – Жизнь солдата всегда находится на острие клинка его противников.

В этих словах не было и намека на иронию.

Подозвав одного из сопровождавших его солдат, Брандт приказал ему снять оковы, сковавшие руки пленников. Через пару минут эта нехитрая операция была закончена. Освобожденные стирландцы медленно пересекали заснеженную равнину, направляясь к своим боевым товарищам, пришедшим вместе с графом Мартином. Солдат встречали радостные улыбки и жаркие объятия сослуживцев, уже не чаявших когда-нибудь увидеть своих друзей живыми. Это был прекрасный момент! Сейчас они могли, хотя бы на короткий миг, забыть обо всех ужасах войны, забыть о том, что завтра, или, послезавтра, им придется сражаться снова и, многие из них найдут свою смерть на поле битвы. Все эмоции, желания и сокровенные мечты умрут вместе с ними, а, распростертые тела будут лежать в кровавой грязи, уставившись остекленевшими глазницами в низкое зимнее небо, и, лишь воронье будет радостно кружиться вокруг, пируя на их бренных останках.

Одинокий человек понуро брел в противоположную общему движению сторону, удивительно контрастируя с общим воодушевлением, царившим в рядах стирландцев. Он двигался словно побитый пес, получивший очередную взбучку от своего жестокого хозяина. Он был разбит, раздавлен и сломлен. Его лицо покрывала густая щетина, отросшие волосы спутались и торчали во все стороны грязными неряшливыми патлами. Плечи человека согнулись, словно под тяжестью непосильной ноши, голова была низко опущена, ноги с трудом волочились по заснеженной траве. Да, пребывание в плену не лучшим образом сказалось на боевом духе Якоба Шрэма. А его возвращение – не вызвало особого энтузиазма у людей Аккима Брандта. Якоб Шрэм – был их Дитрихом Ягером, неожиданно для себя осознал вдруг Форстер.

Помяни орка – он и появится! Дитрих Ягер, этот высокомерный сукин сын, важно прохаживался неподалеку от графа Мартина, греясь в лучах славы знаменитого полководца и, намекая непосвященным, на достаточно близкое знакомство с правителем Стирланда. Юноша презрительно сплюнул на землю – волна ненависти к этому самодовольному хлыщу захлестнула Шлагенера помимо его воли.

Подождав, когда последний пленник талабекландцев присоединится к товарищам, Форстер подошел к Аккиму Брандту и, обменялся горячим рукопожатием с человеком, еще вчера бывшим его врагом, а сегодня, – ставшим если не другом, то тем, кем юноша искренне восхищался.

– Пусть Зигмар всегда хранит тебя, мой друг, – искренне улыбнулся талабекландец.

Форстер молча улыбнулся в ответ. Повернувшись к своим бывшим охранникам, юноша кивнул им, прощаясь со своими тюремщиками, с которыми – вот удивительные зигзаги судьбы – он так близко сошелся за время плена.

– Если Вы когда-либо решите принять предложение графа Мартина, – Шлагенер вновь повернулся к Аккиму Брандту, – Надеюсь, Вы позволите мне служить под Вашим командованием! За таким командиром, я готов последовать, хоть на край света! Поверьте, я нисколько не преувеличиваю, мой друг!

Акким улыбнулся: простое выражение признательности, так естественно смотревшееся на его открытом лице:

– Если мне суждено когда-нибудь оказаться по другую сторону реки, я мечтал бы иметь такого солдата в своем отряде! А теперь, возвращайтесь к своим соотечественникам, друг мой, пока я не передумал и не оставил Вас у себя, – шутливо погрозил Форстеру талабекландец. – Знаешь Форстер, у меня такое ощущение, что нам понадобится много людей, подобных тебе, чтобы выбить армию графа Мартина с нашей земли.

– Ну, сосед, – усмехнулся Шлагенер, – если только вы сможете это сделать.

– А разве ты в этом сомневаешься, юноша? – иронично кивнул головой Акким Брандт, давая понять, что прощание слишком затянулось и, переводя разом помрачневший взгляд на приближающегося Якоба Шрэма.

Юноша старался сдерживать себя, однако, одного взгляда на этого тупицу – было достаточно, чтобы вновь вывести Форстера из себя. С этим ничего нельзя было поделать. Его злость успела утихнуть с тех пор, как Шлагенер впервые вновь увидел Ягера за спиной у графа Мартина, надувшегося, точно павлин от избытка собственной важности – пара минут в компании боевых товарищей, приветствующих его чудесное воскресение, рассеяла слепую ярость, захлестнувшую молодого человека при воспоминании о глупости и подлости этого трусливого подонка. Рассеяли, лишь затем, чтобы вспыхнуть с новой силой при очередном взгляде на этого самодовольного хлыща, имевшего наглость ожидать благодарности за их вызволение из плена. Голова Ягера была настолько пуста, что даже поверхностная оценка плачевных последствий его преступных распоряжений никак не могла проникнуть в этот атрофированный мозг. Дитрих Ягер никак не мог понять, что именно его высокомерная глупость привела к бессмысленной гибели сотен достойных солдат.

Вместо раскаяния Ягер предпочел выставить свою глупость напоказ, играя при встрече освобожденных пленников, роль благодетеля, заботливого отца, раскрывшего объятия навстречу своим блудным сынам, вернувшимся, наконец, домой.

Зигмар знает, как же Форстеру хотелось двинуть, что есть силы, по этой наглой роже, стерев приторную улыбку с пухлых губ этого тупого болвана. Новая волна бешенства накрыла юношу.

– Ты, жалкий ублюдок, – заревел Шлагенер, хватая попятившегося было в ужасе Ягера за лацканы его мундира. Юноша приподнял разом обмякшего и потерявшего всю свою спесь хлыща так, что перекошенная от страха физиономия Дитриха оказалась в нескольких сантиметрах от искаженного яростью лица Форстера:

– Лицемерный сукин сын! Как ты смеешь стоять здесь, изображая из себя лорда крови, окруженного своими благодарными вассалами?! Неужели, ты, так до сих пор и не понял, что ты натворил?!

Наконец, устав трясти Ягера, молодой человек резко отпихнул его от себя. Ошеломленный Дитрих попятился назад, пытаясь удержаться на подгибающихся ногах – в это мгновение Форстер с силой ткнул его ладонью в грудь и, потерявший равновесие Ягер, в полный рост растянулся в перемешанной сотнями ног придорожной грязи.

– Ты же не остался там, на наблюдательном пункте, посмотреть, как погибают твои люди?! Нет, конечно же, нет! – продолжал бушевать возвышавшийся над ним Шлагенер. – Ты прохлаждался в своей палатке, наслаждаясь своим чертовым вином, не так ли?! Зигмар свидетель – как же ты мне противен, жалкий червяк! Ты – тупой ублюдок, Ягер. Это было бы не так страшно, не будь ты самодовольным тупым ублюдком!

– Тот человек, является нашим врагом, – продолжил Форстер, развернувшись и ткнув указательным пальцем в сторону уходящего Аккима Брандта. – Но, он заслуживает уважения в сотню раз больше, чем ты, Дитрих! Он больше заботится о пленниках, чем ты – о своих собственных солдатах!

– Как… ты…, как ты… смеешь? – бессвязно пробормотал ошеломленный Ягер, пытаясь подняться на ноги.

– Я смею, потому что видел, как гибнут мои товарищи под ударами вражеских палашей! Смею, потому что лежал среди их еще теплых тел, видя, как вороны выклевывают им глаза! Смею, потому что ты разбираешься в военном деле, как свинья в апельсинах и, поэтому, послал всех нас на верную смерть! Тупой ублюдок! Ты послал нас прямо на их пушки! Это было безумие, но ты – набитый дурак – успешно реализовал его!

– Я сверну тебе шею! – пришел в себя Ягер: опершись на локоть он, наконец, приподнялся и уселся на землю. Лицо офицера стало сине-багровым – точно его вот-вот хватит апоплексический удар. – Как ты смеешь… неблагодарный сукин сын? Я заставлю тебя ответить за эти гнусные оскорбления.

– Неужели ты действительно настолько глуп, Дитрих?! – пожал плечами Шлагенер. – Хотя, чему я удивляюсь. Что же, тем лучше, – правая рука Форстера инстинктивно потянулась к бедру – туда, где в любое другое время висел бы его верный палаш.

– Ну, нет, заносчивый недоросль! – с ненавистью прорычал Ягер, привставая на колени. – Тебе придется сделать все по правилам! Мы встретимся лицом к лицу – как и полагается настоящим мужчинам! И я – получу извинения или сатисфакцию!

Стянув с руки измазанную грязью перчатку, Ягер швырнул ее прямо в лицо стоящему перед ним юноше.

Форстер с удивлением уставился на своего командира. Украшенная золотой вышивкой дорогая кожаная перчатка лежала между ними в придорожной грязи. Молодой человек шагнул вперед и, наступив на нее, вдавил еще глубже в густую жирную глину этот кусок кожи.

– Мы не ровны, сэр. Вы – аристократ, а я – всего лишь унтер-офицер. Между нами не может быть дуэли.

– Ну, уж нет, глупый щенок. Тебе следует преподать урок хороших манер, и я с удовольствием это сделаю, – процедил сквозь зубы Дитрих Ягер.

– Отлично, я с радостью избавлю мир от такого мерзавца как вы, сэр! – холодно кивнул в ответ Форстер.

В глубине души юноша надеялся, что кто-нибудь вмешается и положит конец всей этой бессмыслице. Наивные заблуждения молодости: стервятники слетелись, чтобы посмотреть на предстоящий спектакль.

Оскар Зензи протянул руку, помогая Ягеру подняться на ноги:

– Я буду вашим секундантом, Дитрих. Кто хочет стать секундантом этого зарвавшегося хвастуна? – бросил Зензи, обернувшись к собравшимся вокруг спорщиков солдатам.

Гробовое молчание было ему ответом.

– Хм, неужели, никто не желает?

– Я, – прорезал тишину чей-то уверенный голос.

Толпа вокруг расступилась, освобождая проход новому участнику разворачивающейся перед их глазами драмы. К величайшему изумлению Форстера это был не кто иной, как Акким Брандт собственной персоной. Лица всех присутствующих с уставились на неспешно продвигающегося через толпу талабекландца, с нескрываемым интересом изучая этого знаменитого полководца. Шлагенер невольно вздрогнул – он был уверен, что Брандт давно вернулся в расположение своего войска, как поступил бы любой другой на его месте. Увидеть Брандта здесь, пришедшего во вражеский стан, чтобы поддержать своего недавнего пленника – было знаком уважения и дружбы, находящимся за гранью понимания обычного человека. Форстер впервые подумал о том, что человек в любой ситуации способен оставаться человеком, что врагов люди, зачастую, склонны придумывать себе сами, одурманенные громкими словами о свободе, долге и чести. Ведь в других обстоятельствах, вчерашний враг способен встать рядом с тобой – плечом к плечу сражаясь с общей угрозой. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове у юноши, вынужденного вернуться к окружающей реальности.

Брандт был не один – Мейнард, Джаспер и Брэннон – все они, тоже, были здесь.

Один лишь вид Акима Брандта привел Дитриха Ягера в еще большую ярость:

– Как он смеет? – казалось, удар все-таки хватит этого хлыща. – Как смеет этот мерзавец находиться здесь?! Неужели, ты допустишь это, Оскар? – повернулся Ягер к Оскару Зензи.

– Э…, да…, – только и сумел выдавить из себя Зензи, ошарашенный неожиданным поворотом событий.

Дуэль между лицами неравного происхождения, одним из секундантов которой собирается выступить не кто иной, как вражеский офицер – неслыханное дело для приличного общества.

Однако они были не в приличном обществе – они были на войне, а у нее – свои законы. Светские манеры и приличия – хороши для мертвых, решил, наконец, Зензи после короткого размышления. В конце концов, можно позволить себе отойти от некоторых условностей в момент такого редкого затишья, неожиданно возникшего среди жестокостей длительной военной кампании.

– Все мы – люди чести, – медленно изрек Зензи, отчетливо выговаривая каждое слово. – Несомненно, вопросы чести могут решаться только между равными. Но, являясь гражданами Империи – мы все равны.

– Тем не менее, кое-кто из нас недостаточно благороден, чтобы задевать честь других аристократов, – продолжал бушевать Ягер, однако – его уже никто не слушал.

– Готовы ли вы извиниться перед этим человеком, мой друг? – обратился к Шлагенеру Брандт, игнорируя брызжущего слюной Ягера.

– Нет, – отрезал молодой человек. – Напротив, мне очень хочется убить его, – добавил Форстер без малейшего намека на иронию.

– Что же… кажется, назад пути нет, – заключил талабекландец. – Надеюсь, господа, все из вас помнят, что получивший оскорбление имеет право выбора оружия. Думаю, нет необходимости, затягивать этот вопрос. Предлагаю – решить все здесь и сейчас, – Брандт достал из-за пояса пару богато украшенных пистолетов.

При виде оружия глаза Ягера хищно сверкнули:

– Отличное предложение! Они прекрасно подойдут, чтобы решить наш маленький спор!

Он протянул руку, собираясь взять один из пистолетов, предлагаемых талабекландским полководцем.

– Делайте свой выбор, сэр, – согласно кивнул в ответ Акким Брандт.

– Этот…, хотя… нет…, вот этот…

Ягер взял второй из двух пистолетов, несмотря на то, что оба были абсолютно одинаковыми.

Брандт протянул оставшийся пистолет Форстеру:

– Один выстрел. Убейте или умрите. Если один из вас упадет – он будет считаться побежденным и, честь его соперника – будет восстановлена. Если оба противника останутся живы – все претензии друг к другу считаются утратившими силу, а, повторного вызова – не последует. Итак, господа, клянетесь ли вы следовать этим правилам дуэльного кодекса?

Оба офицера согласно кивнули.

– Что же, очень хорошо, – заключил Брандт.

Достав небольшой кожаный мешочек, он насыпал по боевому заряду в каждый пистолет, и, взяв пару свинцовых пуль, обернутых в кожаный пластырь, аккуратно зарядил оба ствола.

– Станьте спиной к спине. Стреляете по моему сигналу, – проговорил Брандт, возвращая пистолеты дуэлянтам.

Противники заняли свои места. Это было удивительно, но Форстер был абсолютно спокоен. Юноша взвел курок и, подняв руку, поднес пистолет к правой щеке, держа его дулом вверх.

– Каждый из вас сделает десять шагов вперед, – продолжал Акким Брандт. – После того, как вы сделаете последний из этих шагов, вы – разворачиваетесь и, делаете выстрел. Результат этих выстрелов, каким бы он ни был, – урегулирует все разногласия, возникшие между вами. Я надеюсь – все понятно?!

– Абсолютно, – торжественно произнес Дитрих Ягер.

– Да, – подтвердил Форстер.

– Последний вопрос, господа, вы действительно не видите возможности обойтись без дуэли? – после небольшой паузы спросил Брандт.

– Конечно, нет! – воскликнул Ягер. – Я – абсолютно прав! И не собираюсь терпеть оскорбления от этого безродного головореза!

– Хорошо, как насчет вас, Форстер? Не желаете ли вы отказаться от ваших обвинений? В этом нет ничего постыдного!

– Я делаю это не для себя, ответил молодой человек. – Я делаю это для всех тех людей, которые погибли по вине бездарных приказов капитана Ягера. Я делаю это для моих друзей и моих братьев по оружию. Я не могу запятнать их память извинениями этому человеку. Мой выстрел – отомстит за их смерть.

– Месть не приносит удовлетворения, – тихо произнес Брандт. Настолько тихо, что его мог слышать лишь Форстер.

– Может, и нет, – так же тихо ответил юноша. – Но, возмездие еще никто не отменял!

– Милорд Зензи, не хотите ли руководить проведением дуэли? Все-таки, вы являетесь секундантом одной из сторон, – обратился Акким Брандт к Оскару Зензи.

– Э…, ну… учитывая необычность ситуации…, думаю…, будет лучше…, если я доверю эту честь вам, – немного помявшись, ответил стирландский вельможа.

– Что же, очень хорошо! – кивнул Брандт. – Итак, господа, – после короткой паузы скомандовал он, – Расходитесь! Один! – начал Акким отсчет шагов. – Два…

Еще восемь секунд и, он может умереть! Это было удивительно, но мысль о смерти нисколько не тревожила Форстера. Необычная отстраненность завладела им. Шлагенер сделал еще один шаг. Окружающий мир стал медленно оживать, наполняясь красками и звуками, время замедлилось, растягиваясь, словно густая патока – каждая секунда превращалась в бесконечность. Мертвая трава приобрела ярко-зеленый оттенок, небо стало лазурным, а облака – белоснежными. Запахи обострились, став резкими и гипертрофированными: ароматы пожухлой травы и мерзлой земли, затхлые миазмы пота и экскрементов с необыкновенной силой ударили в нос Шлагенеру. Впервые юноша так явственно ощутил свою близость с окружающим миром – миром, с которым ему через пару секунд, возможно, суждено будет расстаться навсегда. Ведь он видел все это каждый день, но только близость смерти сбросила пелену, застилающую его глаза. Острая боль сожаления о возможной утрате пронзила сердце молодого человека. Он не потеряет все это! Эта мысль привела Форстера в чувство. Это его мир, живой мир, мир, потерянный для многих достойных людей из-за глупости Дитриха Ягера.

– Три…, Четыре…, Пять…, – продолжал отсчитывать Акким Брандт.

Шлагенер продолжал идти вперед, отмеривая шаги в соответствии с этим счетом.

– Шесть!

Юноша глубоко вздохнул и задержал дыхание. Краем глаза он увидел невозмутимое лицо графа Мартина – молчаливый зритель среди бушующей страстями толпы. Форстеру хотелось верить, что он разглядел что-то еще в холодном взгляде графа выборщика – веру в то, что справедливость восторжествует.

– Семь!

Молодой человек медленно выдохнул сквозь сжатые губы.

– Восемь!

Форстер закрыл глаза, концентрируясь на биении своего сердца, ощущая на своем лице нежный поцелуй ветра. Он видел все происходящее, словно со стороны, видел каждое лицо в этой огромной толпе: вот суровое лицо Аккима Брандта, чуть дальше – взволнованный Оскар Зензи в окружении других сторонников Дитриха Ягера, еще дальше – Мартин, граф Стирландский и, над всем этим людским морем, главенствует неумолимый счет.