355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП) » Текст книги (страница 169)
Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)
  • Текст добавлен: 13 апреля 2017, 11:00

Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)"


Автор книги: авторов Коллектив


Соавторы: Дэн Абнетт,Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Бен Каунтер,Гэв Торп,Стивен М. Бакстер,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Майк Ли,Уильям Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 169 (всего у книги 296 страниц)

Зверолюд выскочил из кустов с душераздирающим криком. Загнанный Ваддамом, он прятался от Волков, но фон Глик проехал слишком близко от ее убежища, и паника подтолкнула ее к решительным и отчаянным действиям. Железный наконечник копья вонзился в правое бедро старого Волка. Он закричал от боли, и его конь попятился. Зверолюд не отставал, налегая на оружие, которое быстро застряло в кости, плоти и доспехе. Фон Глик кричал, бился как рыба на крючке, но сделать ничего не мог – копье оттолкнуло его назад так, что он не мог дотянуться до молота.

Шелл тревожно вскрикнул и пустил коня в галоп. Ваддам, услышав шум за спиной, обернулся и увидел ужасное зрелище.

– Кровавый Кулак Ульрика! – выдохнул он. – Господи, нет!

Древко копья переломилось, и внезапно освободившийся фон Глик выпал из седла и оказался в воде. Зверолюд кинулся вперед. Конь Шелла перепрыгнул лужу в самом узком месте, и воин поразил чудище шипом молота, убив его в долю мгновения. Он спрыгнул с коня и бросился к фон Глику, который лежал на боку с побледневшим от боли лицом. Казалось, что его красно-золотые доспехи пропитываются черной водой. Подъехал Ваддам; Шелл взглянул на него снизу вверх яростными, злыми глазами, сверкающими на худом лице.

– Он жив, – прошипел Шелл.

Ганс подъехал через поляну капища к тому месту, где Моргенштерн пытался поднять сам себя.

– Пойдем поговорим, – сказал Ганс. – Без свидетелей. Я уверен, ты не захочешь, чтобы они слышали то, что я собираюсь тебе сказать.

Моргенштерн, который служил Храму на двадцать лет дольше Ганса, выглядел кисло, но и не вздумал проявить неповиновение. Беседуя вполголоса, они пошли по поляне.

Арик подсел к Груберу на поваленное бревно.

– Ты в порядке? – спросил молодой Волк.

– А, конь с шага сбился. Подкову потерял.

– Звучит приемлемо, по-моему, – сказал Арик. Грубер взглянул на молодого человека, его худое, морщинистое лицо напряглось, но злости в нем не было.

– И что это должно означать?

Арик пожал плечами. Длинными темными волосами и аккуратной черной бородкой он напоминал Груберу самого Юргена в молодости.

– Все, что тебе угодно. – сказал Арик.

Грубер сложил руки и на мгновение задумался. Было в Арике что-то этакое, особенное. В один прекрасный день он будет вожаком, куда лучшим, чем бедняга Ганс, который старается так натужно, а все без толку – люди не любят его. Арик – прирожденный Комтур. Со временем он станет великим воином Храма.

– Я… – начал Грубер. – Я, похоже, утратил огонь, который когда-то во мне пылал. Рядом с Юргеном так легко было быть отважным…

Арик сел ближе.

– Ты самый уважаемый человек в отряде, Грубер. Все это признают, даже старые бойцы вроде Моргенштерна и фон Глика. Ты был правой рукой Юргена. Знаешь, после смерти Юргена я никак не мог понять, почему ты не стал Комтуром Отряда, когда тебе предлагали. Почему ты передал командование Гансу?

– Ганс хороший человек… жесткий, без выдумки, но хороший. Он выполняет свои обязанности. Я просто ветеран. Я был бы скверным Комтуром.

– Я так не думаю, – мотнул головой Арик. Грубер вздохнул.

– Что, если я скажу, что это из-за смерти Юргена? Как мог я занять место этого человека, Комтура, которому я присягал на верность, моего друга, в конце концов? Человека, которого я погубил?

– Погубил? – удивленно переспросил Арик.

– В тот ужасный день прошлым летом, когда стая зверолюдов набросилась на нас из ниоткуда. Мы стояли стеной, иначе бы погибли, и каждый воин в строю прикрывал соседа от вражьих ударов.

– Да, это был настоящий ад, ты прав.

– Я был рядом с Юргеном, сражаясь по правую руку от него. Я видел, как человекобык бросился на нас с огромной секирой. Я мог остановить удар, приняв его на себя, но мне не хватило духу и я замер.

– Тебе не в чем себя винить!

– Есть в чем! Я промедлил, а Юрген погиб. Если бы я не струсил, Юрген был бы сейчас с вами.

– Нет, – твердо сказал Арик. – Нам всем тогда не повезло, а Юргена призвал в свои чертоги Ульрик. Грубер глядел в лицо молодого воина.

– Арик, ты что, не слышишь? У меня нет больше внутри того стержня, который нужен истинному Волку. Я не могу сказать другим… и уж конечно я не могу ничего сказать Гансу… но как только мы бросаемся в атаку, я чувствую, как тает моя отвага. Что, если я снова застыну в губительной нерешительности? Что, если теперь Ганс поплатится за мое промедление? Может, это будешь ты? Я трус, парень, и Отряду больше нет от меня пользы.

– Да брось, ты не такой, – сказал Арик. Он пытался придумать хоть какой-то аргумент, чтобы вывести ветерана из этого мрачного состояния, но тут их беседу прервал крик. Моргенштерн вышел обратно на поляну, он кричал что-то, а следом за ним с суровым лицом шел Ганс. Ражий вояка дошел до своего коня, резкими движениями раскрыл седельную сумку, вытащил из нее три бутылки. Одна за другой они разбились о ближайшее дерево.

– Доволен? – прорычал Моргенштерн в лицо Гансу.

– Пока нет, – стоически ответил Комтур.

– Ганс! Ганс! – эхо заполонило поляну. Шелл вел в поводу коня фон Глика, старый воин ссутулившись ехал в седле, Ваддам придерживал его сбоку.

– Великий Бог Волка! – воскликнул Грубер, срываясь с места.

– Фон Глик! – Моргенштерн разом позабыл обо всех проблемах и бросился к другу, опережая встревоженного Ганса.

Раненого Волка положили на землю, и Отряд собрался вокруг, пока Каспен, плотный человек с огненной шевелюрой, учившийся у аптекаря и цирюльника, осматривал ужасную рану.

– Ему нужен нормальный хирург, – оценил он состояние фон Глика, вытирая кровь с рук. – Рана глубокая и грязная, да и потеря крови большая.

Ганс обратил лицо к небу. Приближался вечер.

– Завтра возвращаемся в Мидденхейм. С первым светом. Самый быстрый поскачет вперед и приведет хирурга с повозкой. Мы…

– Мы не возвращаемся, – сказал фон Глик слабым, но строгим голосом. – Из-за меня Отряд не должен отступать. Эта священная миссия, это предприятие – последняя возможность обрести утраченную силу нашего Отряда и отомстить за павшего вожака. Эту задачу мы выполним до конца! Я не позволю вам провалить ее!

– Но…

Фон Глик рывком поднялся и сел, содрогнувшись от боли.

– Обещай мне, Ганс, обещай мне, что мы пойдем до конца!

Ганс запнулся. Он не знал, что сказать, и набросился на Ваддама, который стоял рядом.

– Проклятый болван! Это твоя вина! Что тебе стоило поумерить свой пыл? Нет, ты никого не слушал и подставил под удар фон Глика!

– Да я…

– Заткнись! Отряд сражается плечом к плечу или погибает! Ты предал самые святые основы этого братства!

– Не вини его, – с трудом произнес фон Глик. В его глазах блестела сила, порожденная болью. – Ну, конечно, он не должен был отрываться от стаи и охотиться в одиночку, но я-то пострадал по своей вине. Я должен был оставаться настороже, должен был смотреть в оба, но утратил бдительность, как последний старый дурак, и поплатился за это.

Тишина. Ганс переводил взгляд с одного брата на другого. Воины выглядели растерянными, подавленными. Дух Отряда никогда не падал так сильно, даже после смерти Юргена. Тогда в людях оставалась хотя бы злость. Сейчас в них осталось только чувство горечи от разбитых иллюзий, боль утраты веры и товарищества.

– Ставим лагерь здесь, – наконец произнес свое слово Ганс. – Если повезет, зверолюды придут ночью, и мы покончим с этим.

Наступил рассвет, холодный и бледный. Последняя смена часовых – Шелл, Арик и Брукнер – подняла остальных. Моргенштерн разжег костер, а Каспен перевязал рану фон Глика. Старый воин был столь же холоден и бледен, как зимнее утро, и дрожал от боли.

– Не говори Гансу, насколько я плох! – прошипел он на ухо Каспену. – Жизнью своей клянись, что не скажешь!

Аншпах собрался поить лошадей и нашел Крибера. Ночью стрела с черным оперением пригвоздила шею спящего рыцаря к земле. Храмовник был мертв.

Они стояли вокруг в скорбном молчании, и никогда еще не были они так мрачны Ганс кипел от гнева. Он отъехал от группы воинов в одиночестве.

У края леса Грубер догнал его.

– Это невезение, Ганс. Наше невезение, судьба-злодейка бедолаги Крибера, прими, Ульрик, его душу. Мы не заслужили такого, да и он заслуживал лучшей смерти.

Ганс развернулся.

– Что я должен делать, Грубер? Ради Ульрика! Как я приведу этот Отряд к славе, если нам ни разу не встретилась удача? Я разрушил их капище, чтобы выманить их на нас, разозлить и вызвать лобовую атаку! Но нет! Они приходят ночью и со звериным коварством убивают нас спящими!

– Так давай сменим тактику, – предложил Грубер. Ганс пожал плечами.

– Да я не знаю, как! Я не знаю, что и предположить! Я все время думаю о Юргене и о том, как он командовал Я постоянно пытаюсь думать как он, чтобы вспомнить все его уловки и маневры. И знаешь что? Я не могу вспомнить ничего! Все те битвы, в которых мы победили… я помню их все, но планы, которые лежали в основе каждой из них, вспомнить не могу!

– Успокойся и поразмысли, Ганс, – сказал Грубер с тяжелым вздохом. – Как насчет Кернских Врат? Помнишь? Победу тогда принесло ложное отступление и удар в тыл оркам.

– Да, я помню. Правильный тактический ход.

– Точно! – согласился Грубер. – Только эта идея принадлежала вовсе не Юргену. Это Моргенштерн отличился.

– Ты прав, – сказал Ганс, и его лицо прояснилось. – И АО же самое было при осаде Альдобарда… по-моему, фон Глик предложил тогда атаку с двух сторон.

– Именно, – поддакнул Грубер. – Юрген был действительно хорошим вожаком. Он мог распознать хорошую идею среди всего бреда, который слышал. Он умел слушать людей. Отряд – это сила, Ганс Мы держимся вместе или гибнем поодиночке. И если у одного из нас появляется хорошая идея, опытный вожак знает, что не стоит быть слишком гордым, и принимает ее.

– Итак? – произнес Ганс, стараясь говорить как можно более спокойно. – Есть идеи?

Поздний зимний ветер вздыхал в вязах. Воины зябко ежились, кто-то кашлял.

– Бьюсь об заклад, я знаю… – начал было Аншпах, но его слова утонули в общем стоне.

– Давайте выслушаем его, – сказал Ганс, надеясь, что поступает правильно.

– Ну, я люблю пари, – сообщая эту «новость», Аншпах встал, обращаясь к храмовникам. – Да многие люди любят поставить пару монет на то, на се. Знаете, это шанс выиграть, выиграть что-то важное и ценное, нечто большее, чем то, что вам дает обычная жизнь. Эти твари не исключение. Они, конечно, жаждут отмщения за поруганное капище, но не так сильно, чтобы рисковать своими вонючими шкурами в лобовой атаке на тяжелую конницу. Кто поставит на них при таком раскладе? Они лучше сохранят свою жизнь. Но если мы соблазним их чем-то большим – чем-то, что оправдает их риск в случае удачи, – мы сможем выманить их Это мой план – искушение крупной ставкой. Готов спорить, он сработает.

Были кивки, были смешки. Дорф беспрестанно насвистывал. Моргенштерн скрыл отрыжку схожим по звуку хохотом. Ганс улыбнулся. В первый раз между Белыми Волками возникло легкое подобие единства, когда все их мысли были направлены на решение одной задачи.

– Но что мы им предложим? – спросил Каспен.

Аншпах пожал плечами – Я над этим работаю. У нас есть золото и серебро, можем насобирать довольно много. Может, горшок монет…

Ваддам рассмеялся.

– Ты что, серьезно? Их этим не подкупишь. Зверолюды не особо ценят золото.

– Ну а что у нас еще есть? – задумчиво скребя синюю щеку спросил Шелл.

– Вот это, – ответил Арик и поднял Знамя Весса.

– Ты с ума сошел! – вскричал Эйнхольт. Спокойный, сдержанный воин, он редко говорил что-то вообще, и уж конечно не таким тоном. Этот всплеск расшевелил всех. Арик колебался, глядя в перекошенное шрамом и презрением лицо Эйнхольта, надеясь найти в его глазах хоть каплю понимания.

– Подумай! Подумай о почете, о славе, которую они добудут среди своего гнусного племени, если захватят этот стяг Подумай о той победе, которую он будет представлять, – промолвил наконец Арик.

– А ты подумай о позоре, которым мы покроем себя, если потеряем эту штуку, будь она неладна! – напал на него Ваддам.

– А мы не потеряем, – сказал Арик. – В этом все дело. Знамя достаточно ценно, чтобы выманить их из леса…

– … и достаточно ценно, чтобы мы дрались за него до последнего. – закончил фон Глик. – Хороший план. Ганс кивнул.

– Ну, – спросил Дорф, – что, мы… просто оставим его под открытым небом?

– Слишком очевидно, – отрезал Ганс.

– Да и я его не оставлю, – жестко сказал Арик. – Это мой долг. Я не могу оставить знамя. Ганс пошел вдоль круга людей.

– Значит, Арик остается со знаменем. Остальные скрываются в засаде и ждут момента для удара.

– Арик не может остаться один, – начал Грубер.

– Это все еще будет выглядеть неестественно, – добавил Аншпах. – Кто-то должен пойти с ним.

– Я останусь, – подал голос Ваддам. В его глазах горела ярость. Ганс знал, что молодой воин страстно желал загладить свою вину.

Он уже был готов кивнуть, когда заговорил фон Глик.

– Смелое предложение, Ваддам. Но ты больно хорош в конной лавине, чтобы оставлять тебя с Ариком. Позволь мне посторожить знамя, Ганс. Я, Крибер и Арик будем неплохой компанией. Враги сочтут, что молодой знаменосец был оставлен присматривать за трупом и умирающим.

– Да, это будет куда более убедительно, – сказал Аншпах.

– Я останусь с ними, – поднялся Грубер – Они будут ожидать по меньшей мере двух человек. К тому же у меня конь охромел.

Ганс оглядел их всех.

– Согласен! За дело! Во славу Ульрика и в память Юргена!

Десять всадников взобрались в седла и тронулись через поляну, чтобы раствориться в темноте леса. Ганс задержался.

– Пусть волк бежит рядом с вами! – сказал он Арику, Груберу и фон Глику.

Арик и Грубер устроили раненого рыцаря поудобнее около разрушенного алтаря. Накрыв тело Крибера попоной, они отпустили стреноженных лошадей и разожгли костер Арик воткнул древко знамени в глинистую почву.

– Тебе не надо было оставаться, – сказал он Груберу.

– Еще как надо, – просто ответил Грубер. – Очень даже надо.

Вечер опустился на поляну, низкое небо покрылось темными завитками облаков. Косой дождь бил в землю, а промозглый ветер трепал края старого знамени и со свистом носился между деревьями.

Четверо не отходили от огня – двое живых воинов не хотели, а мертвый и полумертвый рыцари не могли. Глаза фон Глика темнели как небеса, затягиваемые тучами. «Ульрик, – бормотал он, глядя в холодное небо, – пусть они придут».

Грубер дотянулся до руки Арика и сжал ее. Это послание не требовало перевода. Ежась от холода, два человека подняли боевые молоты и встали на ноги, глядя на другой конец поляны.

– Священное пламя, Арик, брат мой, – сказал Грубер, – сейчас мы увидим битву.

Зверолюды шли в атаку.

Их было десятков восемь. Больше, чем в той битве, когда Белый Отряд попал в засаду и погиб Юрген. Невообразимо уродливые чудища были одеты в зловонные шкуры, их звероподобные головы были увенчаны мешаниной рогов, бивней и клыков, у одних была чешуя, у других – мех, у третьих – волосы; они шли, голые и мускулистые, болезненные и убогие. Они налетели с восточного края поляны – их отвратное дыхание катилось впереди них, выпученные глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, раскрытые пасти и рты с изъязвленными деснами, черными зубами и кривыми клыками исторгали потоки слюны и пены. Земля тряслась под ними. Арик и Грубер сели на коней, преградив мерзкой лавине дорогу к одинокому знамени.

– За Ульрика! – прокричал Арик, и его молот начал вращаться.

– Во имя Молотов Волка! – ярился Грубер, сдерживая коня.

– За Храм! За Храм! – донесся третий голос. Всадники оглянулись. С молотом в руке у знамени стоял фон Глик, опираясь на древко.

– За Храм! – еще раз крикнул он братьям. С яростным боевым кличем Арик и Грубер направили своих коней на стаю зверолюдов, выждав момент, и врезались в центр атакующей толпы. Молоты взлетали и падали, кровавые брызги летели в разные стороны от разбитых черепов, копыта боевых коней топтали вялую плоть. Копья и клинки десятками устремлялись к храмовникам, чтобы оборвать их боевую песнь, но клич двух Белых Волков по-прежнему звенел над поляной. Арик наслаждался битвой. Он уже почти позабыл волнение настоящей схватки. Грубер хохотал – он тоже вспомнил забытое чувство.

Фон Глик стоял рядом со знаменем, не обращая внимания на кровь, стекающую из открывшейся раны по доспехам. Первый выродок, подскочивший к нему, упал с рассеченным горлом, второму он раскроил череп, третий отлетел с развороченной грудной клеткой. Уже три трупа лежали вокруг старого Волка, – нет, четыре, пять… В битве он ничуть не уступал ни Арику, ни Груберу.

Арик махал молотом направо и налево, его серые доспехи покрылись кровавым узором, пена шла изо рта его жеребца. Вот он краем глаза увидел Грубера, увидел, как он смеется, наносит удар и…

Падает.

Ударом копья Грубера выбило из седла. Он упал среди взвывшей своры, и его молот взмыл вверх в последней атаке.

И тут грянул гром.

Вверху, где небеса разразились бурей.

Внизу, на земле, где Отряд Белых Волков врезался в стаю чудовищ.

Внутри, в сердцах Волков, где Ульрик навеки поселил имя Юргена.

Рыцари белого отряда атаковали одной шеренгой, в центре которой находился Ганс; по бокам от него скакали Ваддам и Аншпах.

– Зубы Господни, мне бы выпить! – прокричал Моргенштерн, когда они ринулись в бой.

– Ничего, обойдешься! Тебе хватит и обычной отваги! – поддел его Ганс.

Они врубились в толпу зверолюдов, которые в смятении разворачивались к неумолимому строю. Как огромные плуги, молоты воинов Храма вспахивали целину богопротивной своры, кони сбивали и топтали выродков, молоты падали так же яростно, как и тяжелые капли ливня. Молнии высвечивали моменты чудовищной бойни. Кровь и струи дождя смешивались в воздухе. Пойманные в ловушку зверолюды отчаянно бросились на конников, забыв о первых противниках. Арик подъехал по усеянной трупами земле к Груберу. Старый воин был залит кровью, но жив, и Арик помог ему подняться на ноги.

– Посмотри, как там фон Глик, и оставайся со знаменем. Дай мне твоего коня, – сказал едва отдышавшийся Грубер. Арик уступил седло старшему Волку, который тут же бросился в жестокую драку, а сам вернулся к Знамени Весса.

Фон Глик лежал около знамени, которое все еще стояло воткнутым в землю. Вокруг них лежало около дюжины мертвых зверолюдов.

– Дай… дай-ка посмотреть… – выдохнул фон Глик. Арик встал перед ним на колени и поднял его голову.

– Значит, смелый план Аншпаха сработал… – выдохнул старый ветеран. – Он будет доволен, бьюсь об заклад…

Арик начал смеяться, но увидел, что его смех никто не слышит. Фон Глик был мертв.

В гуще битвы Моргенштерн вертел свой молот и продавливал конем толпу выродков, круша черепа на обе стороны, уничтожая врагов с той же легкостью, с какой побивал репу на заднем дворе «Парящего Орла». Он раскатисто хохотал, вторя грому в небесах. Аншпах увидел это и присоединился к потехе, работая молотом не хуже других.

В центре битвы Ваддам, самый отчаянный боец, в жилах которого пела слава, одного за другим уничтожал выродков. Он уже в три раза перекрыл личный счет любого из братьев, и все еще продолжал крушить врагов, когда их копья сбросили его с коня.

В общей суматохе Ганс увидел огромного человекобыка, вожака этой толпы, выродка, который убил Юргена. Он рванулся на ненавистного зверолюда, но его молот был обременен насевшей на шип тварью. Человекобык замахнулся секирой…

Рукоять молота Грубера остановила ее. Грубер с боевым кличем встал по правую руку от Комтура, защищая его с фланга. Ганс стряхнул с молота лишний груз и, прежде чем массивная бычья голова снова повернулась к нему, обрушил свое оружие на череп человекобыка. Кровь и осколки костей брызнули в разные стороны.

– Ульрик, славим имя Твое! – крикнул радостный Ганс. Небеса разразились аплодисментами грома.

Дым поднимался от выметенной бурей поляны, дым и пар от остывающей крови. Воины Храма Волка спешивались посреди поля закончившейся битвы и вставали на колени в кровавую грязь, вознося хвалу ярым небесам. Жестокий ливень смывал кровь с их доспехов, молитва очищала души. Ни один выродок не уцелел из той банды, что пришла за Знаменем Весса.

Ганс молча шел по поляне, осматривая павших.

Фон Глик, лежащий у ног Арика. Ганс был уверен, что Арик защищал скорее тело старика, чем развевающийся стяг.

Ваддам, пронзенный четырьмя грубыми копьями, лежащий на вершине горы трупов.

– Он обрел славу, – сказал Моргенштерн. – И добился перевода в куда лучшую компанию. Попал к самому Ульрику.

– Да хранят волки его храбрую душу, – печально произнес Ганс.

Над окропленным кровью полем, вспаханным молотами и копытами, понеслись звуки, отдаленно напоминающие боевой гимн. Дорф насвистывал в одиночестве недолго – Аншпах подстроился под его ритм и запел, придавая форму и мелодию славной старой песне. Эйнхольт присоединился к ним, подхватив песню мягким низким голосом. Это была песня скорби, песня победы и потерь – одна из самых любимых песен Юргена. Через три такта все остальные присоединились к песне.

Три дня спустя они вернулись в Мидденхейм. И снова шел Дождь.

Миттерфруль был уже на носу, но Верховный Жрец оставил все приготовления в Храме и вышел, привлеченный возбужденными голосами, Он и его свита ждали на Храмовой площади, когда подъехали Белые Волки – одиннадцать гордых всадников под развевающимся Знаменем Весса и три тела благородных рыцарей, привязанных к седлам их коней.

Выстроившиеся в почетном карауле за спиной неподвижного жреца, Красный, Серый, Золотой и Серебряный Отряды, боевые стаи, которые вместе с Белыми Волками составляли силу Храма, приветствовали собратьев громким кличем.

Ганс глянул на Верховного Жреца сверху вниз, пользуясь тем, что сидит верхом на коне.

– Белый Отряд вернулся в Храм, Владыка, – сказал он, – и дух вернулся к Белому Отряду.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю